Текст книги "Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса"

Автор книги: Джозеф Стиглиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

Последствия

Тог факт, что люди систематически поступают иррациональным образом, приводит к ряду последствий. Умно действующие фирмы могут найти выгодные для себя возможности и умело воспользоваться иррациональностями. Финансовый сек юр понял, что большинство людей не читают или не могут понять того, что написано мелким шрифтом в договорах, заключаемых при открытии кредитных карт. После получения кредитной карты человек начинает пользоваться ею, в результате чего банк получает огромные платежи. Но, несмотря на значительные комиссионные расходы, большинство заемщиков не будут искать кредитные карты с более выгодными для них условиями. Отчасти это происходит потому, что они считают, что при переходе на другую карту их обманут так же или даже еще сильнее. В этом смысле люди, возможно, действительно ведут себя рационально. Специалисты, работающие в секторе недвижимости, знали, что большинство людей не понимают сущности всех взимаемых с них платежей и операционных издержек и считают, что они могут доверять брокерам по недвижимости, а еще больше ипотечным брокерам. Эти специалисты знали и то, что их обман не будет обнаружен еще долгое время после выдачи кредитов. Даже если их мошенничество и будет выявлено, последствия этого будут незначительными, а главное – в любом случае, пока дела шли хорошо, они получали хорошие деньги.

Такие системные иррациональности также могут приводить к макроэкономическим колебаниям. Избыток иррациональности порождает пузыри и становится основой для экономических бумов; иррациональный пессимизм приводит к возникновению периодов экономического спада. В период избыточного иррационализма люди недооценивают риски. Они вели себя таким же образом и в прошлом, и почти наверняка, когда воспоминания об этом кризисе ослабнут, они будут поступать точно так же и в будущем. Когда цены активов начнут расти, люди будут брать для их покупки деньги под залог до тех пор, пока банки позволят им это делать, и такое поведение может способствовать надуванию кредитного пузыря. Так как проблемы подобного рода вполне предсказуемы, государство может принять соответствующие меры по стабилизации экономики, используя для этого приемы денежно–кредитной, фискальной и регулирующей политики30.

При этом важную роль исполняет правительство: оно должно не только предотвратить эксплуатацию иррационального поведения отдельных людей, но и помочь им принимать более обоснованные решения. Рассмотрим описанную выше ситуацию, в которой человек принимает решение о том, какую сумму ему следует откладывать на старость. Одним из открытий современной поведенческой экономики – направления, изучающего упомянутые систематически встречающиеся иррациональности, – является вывод о том, что на принимаемые людьми решения может влиять формулировка вопросов и манера, в которой они были заданы. Поэтому, если работодатель предоставляет работнику на выбор три различных варианта взносом в пенсионный фонд, скажем, 5, К) или 15%, при этом очень важно, как эти варианты представлены. Если работодатель говорит, например: «Мы будем вычитать 10% из вашей заработной платы в качестве вашего пенсионного взноса, если вы не заявите о своем желании платить пенсионные взносы по другой ставке. Пожалуйста, сообщите нам, если вы хотите, чтобы величина вычета составляла 5 или 15%». При таком подходе большинство работников уйдут с этой встречи, согласившись на предложение работодателя. Вариант, на который они согласятся, называется отчислениями по умолчанию. Таким образом, заранее продумав, какая сумма по умолчанию наиболее подходит для работников в различных условиях и ситуациях, затем можно побудить большинство этих людей принять нужное решение31.

Очевидно, очень важно, чтобы те, кто выступают в качестве таких пастырей, направляющих людей по соответствующему пути, не руководствовались при этом корыстными целями: у работодателя, управляющего собственным пенсионным фондом, возможно, есть стимул получить от работников более высокие платежи. Когда фирмы узнают о том, как люди приходят к тому или иному выбору, неудивительно, что они пытаются воспользоваться этим знанием.

Хотя правительство США не стало использовать знания в области человеческой психологии для предотвращения злоупотреблений, весной 2008 года оно предприняло согласованные усилия, чтобы использовать эти знания для выхода из рецессии. Кейнс утверждал, что инвесторов можно лучше всего описать, если исходить из того, что они мотивированы животными чувствами: у них возникает «спонтанное побуждение к действию, а не к бездействию, причем оно не является результатом определения средневзвешенных количественных показателей, умноженных на количественно выраженные значения вероятностей»32.

Если это так и если можно было бы изменить общий дух того времени, то можно было и вывести экономику из психического состояния депрессии, и добиться появления в ней оптимистичных настроений и даже приподнятости, вызванных ощущением того, что худшее осталось позади. Вполне вероятно, мотивированная именно таким образом33 администрация Барака Обамы через пару месяцев после инаугурации начала свою кампанию «зеленых ростков», благодаря чему в экономике появились признаки оживления. И реальная основа для надежды действительно была: во многих областях возникло ощущение того, что свободное падение закончилось; темпы снижения замедлились, или, если воспользоваться математическим языком для описания происходящего, вторая производная стала положительной.

Экономисты уже давно подчеркивают ту важную роль, которую играют ожидания в отношении будущих действий: убеждения могут повлиять на реальность. Действительно, во многих областях экономисты разработали модели, в каждой из которых есть множество равновесий и для каждой из которых характерно наличие самореализуемых ожиданий. Если участники рынка считают, что в ближайшем будущем произойдет череда банкротств, они будут устанавливать высокие процентные ставки, чтобы компенсировать возможные потери; установление высоких процентных ставок, в свою очередь, только способствует тому, чтобы число банкротств действительно возросло. И наоборот, если участники рынка считают, что число банкротств будет незначительным, они не будут закладывать высокие риски в кредитные процентные ставки, что способствует повышению выживаемости потенциальных банкротов34.

В данном случае администрация и Федеральная резервная система надеялись, что оптимистичные убеждения станут доминирующими. Если люди поверили бы, что дела идут на лад, они начали бы более активно потреблять и инвестировать, и если так считало бы достаточно большое количество людей, ситуация действительно бы улучшилась. Но ожидания должны быть основаны на реальности. Будет ли улучшение настолько заметным, чтобы оправдать надежды и чаяния общества? Если нет, то впереди нас ждет разочарование, которое приведет к дальнейшему снижению активности и усилению первоначального убеждения в том, что экономика страны в течение длительного времени будет находиться в состоянии спада. В рассматриваемом здесь случае для беспокойства были веские причины. Даже если бы заемщики погасили все взятые ими кредиты, даже если бы американцы были настроены более оптимистично в отношении будущего, реальное положение дел указывало на то, что пузырь, как и иррациональный оптимизм, который поддерживал потребление до 2008 года, был слишком раздутым35.

После прорыва пузыря многие домохозяйства и банки понесли большие убытки. Даже теперь, после того как период свободного падения закончился и наметился незначительный рост, уровень безработицы остается высоким и даже продолжает расти в течение длительного времени. Экономисты могут прибегать к семантическому каламбуру – утверждать, что если темпы роста стали положительными, то рецессия закончилась. Но для большинства американцев, как я уже отметил выше, рецессия закончится только тогда, когда в стране будет достигнут уровень полной занятости, а размер заработной платы начнет снова расти; оптимизм, основанный лишь на признаках окончания свободного падения и технического прекращения рецессии, не будет устойчивым, даже если американцам будут постоянно говорить о том, что жить стало лучше. Несоответствие между надеждами и реальностью может даже привести их в состояние еще большей подавленности. Поэтому все разговоры о начавшемся подъеме экономики срабатывают лишь в течение какого‑то времени. Такой настрой может даже способствовать временному повышению цен на рынке акций. Он может вызвать кратковременный рост потребления. Но пока нет достаточных оснований для того, чтобы заявить о том, что выход из глубин Великой рецессии 2008 года уже произошел.

Макроэкономические сражения

В соборе традиционной экономической теории есть много часовен, посвященных особым проблемам. В каждой из них служит свой священник и даже используется собственный катехизис. Война идей, которую я описал выше, проявляется в виде множества боев и перестрелок, которые ведутся на каждом направлении. В этой и в следующих трех частях этой главы я описываю четыре таких направления, связанные с четырьмя разбираемыми здесь темами: макроэкономикой, денежно–кредитной политикой, финансами и инновациями.

Макроэкономика изучает изменения объемов производства и уровня занятости и пытается понять, почему для экономики характерно наличие колебаний, периоды неустойчивости с высоким уровнем безработицы и неполная загрузка имеющихся мощностей. На ход сражений, ведущихся на арене экономических идей, как правило, влияет любопытное взаимодействие между эволюцией мышления, происходящей в научном мире, и реальными событиями. Как было показано выше, после Великой депрессии был достигнут консенсус в том, что рынки не являются саморегулирующимися, но крайней мере, в течение довольно продолжительного времени они это свойство не проявляют. (В данном случае не имеет значения, что рынок может в конечном итоге через 10 или 20 лет вернуться к полной занятости, если оставить его без вмешательства и позволить ему действовать самостоятельно.) Для большинства экономистов тот факт, что уровень безработицы может вырасти почти до 25% (как это произошло в 1933 году), был достаточным свидетельством того, что рынки не являются эффективными. Хотя за последние четверть века специалисты в области макроэкономики основное внимание уделяли моделям, в которых рынки являются стабильными и эффективными, мы надеемся, что этот кризис все‑таки заставит их пересмотреть свои основные допущения.

Выше я описал, как экономисты отказались от кейнсианской экономической науки, сместив акценты с безработицы на инфляцию и рост. Но Для этого перехода была и другая, более концептуальная по своей природе основа. Микроэкономика, уделяющая основное внимание поведению фирм, и макроэкономика, занимающаяся поведением экономики в целом, за годы после Ксйнса разошлись в разные стороны и стали отдельными дисциплинами. В них стали применяться разные модели, и полученные с их помощью выводы также оказались разными. Если модели категории «микро» показывали, что такого понятия, как безработица, просто не может быть, то в кейнсианской макроэкономике безработица была краеугольным камнем. В постулатах микроэкономики подчеркивалась эффективность рынков; в макроэкономике – нерациональное использование ресурсов в периоды рецессий и депрессий. К середине 1960–х годов и специалисты по микроэкономике, и их коллеги, занимающиеся макроэкономикой, поняли, что наличие такой дихотомии свидетельствует о неудовлетворительном состоянии дел36. Обе стороны хотели предложить единый подход.

Представители одного научного направления, оказавшего заметное влияние на формирование политики дерегулирования, которая сыграла заметную роль в нынешнем кризисе, утверждали, что правильным для макроэкономики является микроэкономический подход на основе конкурсного равновесия. Это научное течение, базирующееся на неоклассической модели, иногда называют «Новой классической школой» или «Чикагской школой», потому что некоторые из ее основоположников преподавали в Чикагском университете37.

Поскольку они считали, что рынки всегда эффективны, то утверждали, что не следует беспокоиться об экономических колебаниях, например, с их точки зрения нет причин волноваться по поводу нынешнего кризиса: фактически всего лишь происходит подстройка экономики к шокам (таким, как технологические изменения), воздействующим на нее извне. Этот подход порождал серьезные политические рекомендации – минимизировать роль правительства в экономике.

Хотя представители этой школы базировали свои аналитические исследования на неоклассических моделях (Вальраса), они воспользовались еще более значительным упрощением: стали исходить из допущения, что все люди одинаковы. Такой подход назывался моделью «репрезентативного агента». Но если все люди одинаковы, не может быть никаких кредитов и займов: такие операции при этом условии стали бы простым перекладыванием денег из левого кармана в правый. Не может быть и никакого банкротства. Хотя я утверждал выше, что для понимания современной экономики решающее значение имеют проблемы несовершенной информации, в модели упоминаемой здесь школы не может быть информационных асимметрий, при возникновении которых один человек знает что‑то, чего не знает другой. Любая информационная асимметрия здесь будет восприниматься как явно выраженная шизофрения, так как она вряд ли соответствует другим допущениям, связанным с полной рациональностью. Их модели ничего не могут сказать по поводу других важных вопросов, которые играют заметную роль в текущем кризисе: что будет, если банкирам дадут дополнительный триллион долларов или два? В этой модели банкиры и работники являются одними и теми же людьми. Темы для политических дебатов здесь, как предполагалось, просто исчезают. Например, при применении модели репрезентативного агента исключается любое обсуждение вопросов распределения. В некотором смысле мнения о ценностях (в том числе и мнение о том, что распределение доходов не является важным) изначально заложено в саму формулировку сущности их анализа.

Многие (что кажется абсурдным) свои выводы представители этой школы получают на основе этих и других предельных упрощений, используемых при применении их моделей. Я уже упоминал в главе 3, что государственные расходы, приводящие к образованию дефицита, не стимулируют экономику. Этот вывод является следствием допущений, которые еще более нереальны, чем то, что рынки являются совершенными38, (а) Считается, что «репрезентативный агент» знает, что в будущем ему нужно будет заплатить налоги, и потому сегодня он откладывает деньги на покрытие этой статьи расходов. Это означает, что снижение потребительских расходов полностью компенсирует увеличение государственных расходов, (б) Кроме того, предполагается, что эти расходы не приводят непосредственно к каким‑то положительным результатам, выгодам. Например, строительство дороги приносит доход сегодня, но, с другой стороны, может побудить какую‑нибудь фирму расширить масштаб своего бизнеса, так как благодаря появлению этой дороги ее затраты на доставку товаров на рынок снизились39.

Они приводят и другой пример, утверждая, что пособия по безработице не являются необходимыми, поскольку люди на самом деле никогда не бывают безработными (когда они не работают, они наслаждаются отдыхом), и в любом случае они при желании всегда могут занять деньги, чтобы выровнять уровень своего потребления. Что еще хуже, по их мнению, пособия по безработице являются вредными, поскольку проблема заключается не в нехватке рабочих мест (для тех, кто хочет работать, рабочие места есть всегда), а в недостаточных усилиях по их поиску, и поэтому страхование на случай безработицы лишь усугубляет этот вид «морального риска».

Другое научное направление, где лидерами выступают новые кейнсианцы, выбрало другой подход, пытаясь примирить макроэкономику с микроэкономикой. Проблема, по их мнению, была вызвана применением упрощенных микроэкономических моделей и множества нереальных допуще которые я описал в начале этой главы40.

ний,Исследования, проведенные на протяжении последних трех десятилетий, показали, что неоклассическая модель, на основе которой проводят свои анализы представители чикагской школы, была просто ненадежной.

С их точки зрения, как Великая депрессия, так и нынешняя Великая рецессия являются свидетельствами неэффективности рынков, причем настолько явными, что пропустить их или игнорировать совершенно невозможно. Но сбои рыночного механизма наблюдались и в другие времена, и хотя их было труднее обнаружить, они тем не менее реально происходили. Рецессии напоминают верхушку айсберга и выступают как сигналы о том, что под поверхностью скрыты более глубокие проблемы. Существовало достаточно доказательств того, что именно так оно и было во время последнего кризиса. Так как истинно слабым местом в современной экономике является не кейнсианская макроэкономика, а стандартная микроэкономика, представители экономической профессии столкнулись с вызовом – нужно было разработать положения такой микроэкономики, которая согласовывалась бы с макроэкономикой.

Экономическая наука, как я уже отмечал выше, должна, как предполагается, давать прогнозы. Если это верно, то подходу чикагской школы необходимо поставить плохую оценку: она не предсказала возникновение данного кризиса (а как она могла это сделать, если в ее лексиконе нет таких терминов, как пузыри или безработица?), и она мало что может сказать о том, что нужно делать после того, как он случился, за исключением отрицания рисков дефицита государственного бюджета. Их рецепт всегда предельно прост: надо лишь держать государство подальше от того, что происходит.

Нынешний экономический спад не только дискредитировал макрошколу совершенных рынков, но и активизировал дебаты в рамках новокейнсианских подходов. Например, представители новокейнсианской экономической науки относятся главным образом к двум основным течениям. Одно из них согласно с большинством неоклассических допущений, но с одним важным исключением. Его представители исходят из предположения о том, что заработная плата и цены являются жесткими, то есть, например, они не снижаются при наличии избыточного предложения рабочей силы (безработице). Следствие такого допущения было очевидным: если бы только заработная плата и цены были более гибкими, экономика была бы эффективной, а ее участники вели бы себя в соответствии со стандартной неоклассической моделью41. Представители этого течения разделяли некоторые опасения чикагской школы, связанные с инфляцией, и уделяли мало внимания проблемам, связанным с финансовыми структурами.

Сторонники другого течения, возможно, более приближенного к взглядам самого Кейнса, считают, что проблемы, имеющиеся на рынке, являются более глубокими. Снижение заработной платы фактически приводит к усилению экономического спада, так как потребители сокращают свои расходы. Дефляция или даже замедление темпов инфляции по сравнению с ожидаемыми может привести фирмы к банкротству, так как получаемых ими доходов не хватает для платежей по кредитам. С этой точки зрения, проблемы, возникающие на финансовых рынках, отчасти обусловлено тем, что долговые контракты не индексируются с учетом уровня цен.

С другой стороны, эта проблема возникает и из‑за того факта, что в периоды экономической стабильности компании и домохозяйства получают стимулы для того, чтобы брать на себя более высокие риски, в частности, увеличивать свою долговую нагрузку. Но, когда они это делают, экономика становится все более хрупкой, более уязвимой для шоковых воздействий. Как мы уже видели, при использовании большого кредитного рычага даже незначительное снижение стоимости активов может привести к масштабному краху42.

Политические рецепты, предлагаемые различными ветвями новой кейнсианской школы, значительно отличаются друг от друга. Представители одной из ветвей считают, что политика, направленная на поддержание стабильности заработной платы, сама по себе является частью проблемы, другие полагают, что такой подход помогает стабилизировать экономику. Одни беспокоятся по поводу дефляции, другие выступают в ее защиту. Одни уделяют больше внимания вопросам хрупкости финансовой системы, таким как кредитные плечи банков, в то время как другие эти аспекты игнорируют.

В преддверии нынешнего кризиса во многих политических кругах доминирующую роль играли чикагская школа и кейнсианские школы, базирующиеся на концепции жестких заработных плат и цен. Сторонники чикагской школы утверждали, что правительству ничего не надо делать по той простой причине, что, чем бы оно ни занялось, оно, вероятно, будет действовать неэффективно, поскольку частный сектор будет противодействовать влиянию правительства, и если какой‑то эффект от принятых правительством мер и будет иметь место, то он окажется отрицательным. Конечно, они могли указать примеры, когда правительство что‑то делало неправильно и частный сектор действительно сводил на нет все правительственные усилия, как это было в том случае, когда рост сбережений был частично компенсирован увеличением государственных расходов. Но их решительные выводы о том, что правительство всегда действует неэффективно, были основаны на результатах, полученных при помощи искаженных моделей, которые лишь приблизительно отражали реалии и не подкреплялись статистическими данными и историческим опытом. Представители кейнсианской школы, придерживающиеся концепции жестких заработных плат и цен, соглашались с более активной ролью правительства, хотя и делали это с оглядкой на консервативные подходы. По их мнению, требовалось более гибко подходить к ставкам заработной платы, добиться ослабления роли профсоюзов, а также применять другие меры, направленные на ослабление защиты интересов работников. Это был еще один пример подхода «обвини жертву»: именно работников обвиняли в возникновении безработицы. Хотя в некоторых странах защита работающих, возможно, действительно обрела чрезмерный масштаб, ее роль в возникновении безработицы была самой минимальной, а если говорить о нынешнем кризисе, то, если бы не грамотные действия профсоюзов, все могло быть гораздо хуже.