Текст книги "Дядя Сайлас. В зеркале отуманенном"

Автор книги: Джозеф Шеридан Ле Фаню

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 59 страниц)

Глава XI
«Летящий дракон»

Я огляделся. Дом, и сам по себе весьма живописный, в окружении вековых деревьев выглядел еще загадочнее. Весь пейзаж дышал стариною, уединением и разительно отличался от парижского блеска и суеты, к которым я уже начал было привыкать.

Минуты две изучал я великолепный старинный горельеф. Затем перешел к более внимательному осмотру самого здания. Внушительные размеры и основательность постройки отвечали скорее моим представлениям о старинном английском постоялом дворе, в каком могли бы остановиться на ночлег кентерберийские паломники {164}, нежели о веселой французской гостинице. Исключение составляла разве что круглая башенка над левым крылом дома: заостренная форма ее крыши, пожалуй, напоминала о замках Франции.

Войдя в гостиницу, я сообщил, что моя фамилия Беккет и что для меня оставлена здесь комната. Я был принят со всею предупредительностью, на какую только может рассчитывать английский милорд с бездонным, само собою разумеется, кошельком.

Комната, куда отвел меня хозяин, была обшита темными дубовыми панелями, обставлена унылою и давным-давно вышедшею из моды массивною мебелью и казалась мрачноватой. Здесь был широкий очаг и над ним тяжелая каминная доска с резными щитами, в коих при желании можно было обнаружить сходство с гербами на наружных стенах дома. Все это выглядело весьма любопытно, но располагало к меланхолии и в целом производило впечатление даже гнетущее. Я подошел к двухарочному окну с каменной колонною посредине, из которого открывался вид на небольшой заросший парк и старый замок, в изобилии украшенный старыми башенками – точно такими же, как я описал выше. Деревья обступали замок с трех сторон.

Как-то грустно было смотреть и на замок, и на парк: здесь царили разор и запустение, а призрак былого великолепия, витавший над всем, придавал особую мрачность открывавшемуся из окна пейзажу.

Я спросил хозяина, что это за замок.

– Шато де ла Карк, месье.

– Как жаль, что он так заброшен, – заметил я. – Или, лучше сказать, как жаль, что владелец его так небогат.

– Может, и жаль, месье.

– Вот как? – Я вопросительно взглянул на хозяина. – Его, стало быть, здесь не очень-то любят?

– Не стану отвечать ни да ни нет, месье, – сказал он. – Я просто имел в виду, что неизвестно еще, как бы он распорядился богатством.

– Кто же он? – осведомился я.

– Граф де Сент-Алир.

– Что? Граф? Вы уверены? – взволнованно спросил я.

Теперь уже настала его очередь глядеть на меня с недоумением.

– Совершенно уверен, месье. Это граф де Сент-Алир.

– Часто ли видят его в этих краях?

– Не очень, месье. Он подолгу бывает в отъезде.

– Он что же, беден?

– Я плачу ему за наем вот этого дома. И деньги-то, признаться, невелики, но он их, похоже, ждет не дождется, – насмешливо улыбаясь, отвечал хозяин.

– Однако, судя по всему, что я слышал, не может же он быть совсем без средств, – настаивал я.

– Говорят, он игрок, но за это не ручаюсь; знаю только наверное, что он не богат. Как-то, месяцев семь назад, умер его родственник из захолустья. Тело привезли сюда, в замок, и графу пришлось раскошеливаться и хоронить его на Пер-Лашез, как того желал покойный. Граф от расстройства просто занемог; хотя, говорят, по смерти родственника ему перепало приличное наследство. Впрочем, деньги, кажется, вообще не идут ему впрок.

– Он ведь уже старик?

– Старик? Он вечен. «Вечный жид» – его тут все так величают; вот только в кармане у него не всегда наберется пять монет. Однако же, месье, он не унывает, недавно взял себе молодую красивую жену.

– И что она? – торопил я.

– А что она? Она, значит, графиня.

– Неужели это все, что можно о ней сказать? Есть же у нее какие-то достоинства?

– Ах, достоинства! Есть, месье; и три из них несомненны.

– Какие же?

– Молодость, красота и – бриллианты.

Я рассмеялся. Хитрый старик, видимо, меня поддразнивал.

– Вижу, мой друг, – сказал я, – вам не хочется…

– Ссориться с графом, – закончил он. – Это верно. Видите ли, месье, у нас с ним всегда найдется парочка способов, чтоб друг другу насолить. Но, как вы понимаете, лучше, ежели каждый будет заниматься своими собственными делами и не трогать соседей.

Итак, не было смысла продолжать расспросы, по крайней мере, сейчас. Возможно, хозяину и впрямь нечего сказать. Если же я в этом усомнюсь – всегда можно достать из кошелька несколько наполеондоров. Не исключено, что их-то он и хочет выудить.

Хозяин «Летящего дракона» был сухой загорелый старик с военной выправкой и, судя по всему, весьма неглупый. Как я узнал впоследствии, он служил у Наполеона еще во времена первых итальянских походов {165}.

– Ну, хорошо, – сказал я. – Хотя бы на один вопрос вы, наверное, можете ответить, не рискуя нарушить добрососедских отношений. Дома ли граф?

– Сдается мне, у него много домов, – отвечал он уклончиво. – Впрочем… Впрочем, сейчас, как мне кажется, он должен быть в Шато де ла Карк.

С еще большим интересом я взглянул в окно: извилистые парковые дорожки вели к замку, стоявшему в обрамлении темной листвы.

– Я видел его нынче в Версале; он проезжал в своей карете, – сказал я.

– Очень может быть.

– Значит, его карета, лошади и слуги располагаются в замке?

– Карету, месье, он держит здесь, а слуг нанимает по мере надобности. Ночует в замке вообще один только дворецкий. Для госпожи графини, верно, не жизнь, а сплошное мучение.

«У-у, старый скряга, – думал я, – хочет пыткою вытянуть у нее бриллианты. Несчастная девочка! Ревность, вымогательство – вот с какими демонами сражается бедняжка!»

Произнесши сию речь перед самим собою, рыцарь вновь устремил взгляд на крепость недруга и вздохнул украдкою – вздох его полнился тоскою, решимостью и страстью.

Как глуп я был тогда! И все же – если взглянуть на людей с небесных высот – много ли умнее делаемся мы с годами? Одна иллюзорная мечта сменяет другую, но мы все те же безумцы, что и прежде.

– Ну что, Сен-Клер, – сказал я, когда слуга вошел и принялся разбирать мои вещи. – Нашлась ли для тебя здесь постель?

– А как же, месье: на чердаке, с пауками и – par ma foi! [170]170
  Ей-ей ( фр.).


[Закрыть] – с кошками и совами. Но мы неплохо уживаемся. Vive la bagatelle! [171]171
  Здесь: Сущая безделица! ( фр.)


[Закрыть]

– Вот как? Я не знал, что дом так переполнен.

– Здесь в основном слуги тех господ, которые успели устроиться в Версале, месье.

– А скажи-ка, что ты думаешь о «Летящем драконе»?

– О драконе? Что я думаю об этом огнедышащем чудовище? Говорю как на духу, месье: этот зверюга – само исчадие ада; к тому же, если люди не врут, в доме все время творится какая-то чертовщина.

– Что ты имеешь в виду? Привидения?

– Если бы, сэр. Привидения! Нет, здесь, пожалуй, похлеще будет. Здесь, месье, случалось так, что люди исчезали прямо на глазах у полдюжины свидетелей. Пропадали, точно сквозь землю проваливались!

– Ты шутишь, Сен-Клер? Расскажи-ка поподробнее об этих чудесах или что там такое было.

– А то и было, месье, что бывший шталмейстер {166}покойного короля – ну того, помните, которому отрубили голову в революцию, – получил разрешение от императора вернуться во Францию и жил месяц в этой гостинице, а под конец взял и исчез прямо на глазах у шестерых свидетелей, вполне достойных людей. Другой, русский, из дворян, очень видный, шести футов с лишком, стоял посреди комнаты в первом этаже со стаканом водки в левой руке и недопитою чашкою кофея в правой и как раз описывал семерым вполне заслуживающим доверия господам последние минуты жизни Петра Великого – и точно так же исчез! Ботинки его остались на полу, где он стоял; господин справа от него нашел, к своему удивлению, в руке своей чашку кофею, а господин слева – стакан с водкою…

– Которую он в замешательстве проглотил вместе со стаканом, – предположил я.

– Отнюдь нет. Стакан хранился в доме три года как реликвия; его разбил кюре, беседовавший с мадемуазель Фидон в комнате хозяина; а вот о русском дворянине не было с тех пор ни слуху ни духу. Parbleu! Когда мы будем уезжать из этого «Летучего чудища» – дай нам Бог выбраться через дверь! И все это, месье, рассказал мне форейтор, который нас сюда привез.

– Ну, стало быть, это чистая правда! – торжественно заключил я; однако на самом деле мне было не до веселья; на меня начинала давить мрачность окружающего пейзажа и моей комнаты. Незаметно мною овладели недобрые предчувствия, и шутка моя прозвучала натянуто.

Глава XII
Колдун

Трудно представить себе зрелище более впечатляющее, нежели этот костюмированный бал. Среди гостеприимно распахнутых салонов и гостиных сверкал грандиозный коридор Большой зеркальной галереи. В ней, по случаю fête [172]172
  Празднество ( фр.).


[Закрыть], было зажжено не менее четырех тысяч свечей, и их сияние, отраженное и умноженное зеркалами, было поистине ослепительно. Величественная анфилада комнат заполнилась масками во всевозможнейших костюмах. Не забыта была ни одна зала; каждый уголок дворца оживлялся музыкою, голосами, буйством красок, сверканием драгоценностей, неудержимым веселием забавных сценок, какие всегда в избытке и как бы невзначай случаются на хорошо устроенном маскараде.

Никогда прежде не доводилось мне видеть ничего даже отдаленно сравнимого с этим бесподобным праздником. В черной маске и домино, я неспешно продвигался по комнате, то и дело задерживаясь послушать живую беседу, удалую песенку или шуточную речь; не забывал я в то же время и глядеть по сторонам, дабы случайно не разминуться с черным домино с белым крестиком на груди.

У всех дверей я замедлял шаг и присматривался к маскам особенно внимательно, как и было уговорено; маркиз, однако, еще не пришел. Пока я прогуливался, лениво забавляясь всем происходящим, в одном из салонов повстречались мне золоченые носилки, или, вернее, китайский паланкин, убранный с кричащею пышностью, принятой в Небесной империи. Его несли на золоченых шестах четыре разодетых китайца; еще один, с палочкою в руке, шествовал впереди, другой позади, а сбоку двигался худощавый, небольшого роста человек с окладистой черной бородою и в высокой феске, в каких обыкновенно изображают дервишей. Его ниспадающее с плеч пестрейшее одеяние было расшито золотыми и черными иероглифами; талию перехватывал широкий золотой пояс, на котором проступали красные и черные знаки – по всей вероятности, каббалистические. Красные чулки и расшитые золотом туфли с загнутыми по-восточному носами виднелись из-под полы его платья. Смуглое лицо было недвижно и торжественно, пышные, насупленные брови черны, под мышкою он нес примечательную книгу самого загадочного вида, в другой руке держал гладкую блестящую палочку черного дерева. Он шел, опустив голову и глядя в пол. Китаец, шедший впереди паланкина, размахивал палочкою вправо и влево, расчищая путь; паланкин был наглухо занавешен со всех сторон, и вся процессия являла зрелище замечательное и таинственное. Я немало заинтересовался.

И был посему весьма доволен, когда носильщики опустили свой груз в непосредственной близости от меня.

Тотчас же и носильщики, и китайцы с золочеными палочками хлопнули в ладоши и в полнейшей тишине принялись исполнять престранный танец: на первый взгляд, неистовый, однако, по-видимому, тщательно продуманный; они строжайше соблюдали последовательность позиций и фигур. Вскоре кругом танцующих послышался смех и хлопанье ладоней в такт.

Танец еще не закончился, когда на мое плечо легла чья-то рука; обернувшись, я увидел наконец черное домино с белым крестиком.

– Я рад, что нашел вас именно сейчас, – сказал маркиз. – Это, кажется, самая интересная компания на балу. Вам непременно нужно поговорить с колдуном. Около часа назад я набрел на них в другом салоне и задал вопросы оракулу. Ответы просто изумили меня: они были завуалированы, но все же стало совершенно ясно, что ему досконально известно о делах некоторых моих соотечественников – людей в высшей степени осторожных, – кроме них самих, о делах этих могли знать разве человека два или три. Я был потрясен до глубины души; и все, кто задавал ему вопросы, были, я видел, также удивлены, иные даже напуганы. Кстати, я приехал с графом и графинею де Сент-Алир.

Он кивнул на тщедушную фигурку, тоже одетую в домино. Это был граф.

– Идемте, – сказал маркиз. – Я вас познакомлю.

Я с готовностью, как вы догадываетесь, последовал за ним.

Маркиз представил меня, весьма изящно намекнув на услугу, счастливо оказанную мною графу в «Прекрасной звезде»; граф рассыпался в любезностях и под конец, к вящему моему удовольствию, объявил:

– Графиня здесь неподалеку, через один салон, болтает со своей доброй приятельницей, герцогиней д’Аржанзак. Я скоро приведу ее сюда и познакомлю вас, она тоже выскажет вам признательность за помощь, мужественно оказанную нам в такой неприятный момент.

– Вы положительно должны поговорить с прорицателем, – сказал маркиз графу. – Уверен, что это вас позабавит. Я, признаться, был поражен: никак не ожидал подобных ответов! Право, не знаю, что и думать.

– Вот как! Ну что ж, можно попробовать.

Втроем приблизились мы к паланкину со стороны, где стоял чернобородый.

Молодой человек в испанском платье, который только что имел беседу с оракулом, проходя мимо нас, говорил своему приятелю:

– Превосходная мистификация! Кто же сидит в этом паланкине? Он решительно всех знает.

Граф, в маске и домино, важно проследовал вместе с нами к паланкину. Зрители стояли плотным кольцом, но китайцы с палочками следили за тем, чтобы середина оставалась свободною. Один из них – тот, что шел впереди процессии, – приблизился к нам с протянутою рукою.

– Что, деньги берете? – осведомился граф.

– Золото, – ответствовал китаец.

Граф положил монету в протянутую ладонь; то же пришлось сделать и нам с маркизом, поскольку, сопровождая графа, мы тоже вступили в крут.

Колдун стоял возле паланкина, держась рукою за край шелковой занавески; голова его была опущена, так что длинная иссиня-черная борода лежала на груди; другою рукою он опирался на свою черную палочку. Глаза его, как и прежде, глядели в пол, лицо казалось совершенно безжизненным. Право, я не встречал в другом лице или фигуре столь совершенной недвижности, разве что у покойников.

Первый вопрос графа был:

– Женат я или холост?

Прорицатель быстро отогнул край занавески и обратил ухо к китайцу в богатых одеждах, сидевшему на носилках; затем, отворотившись, опустил занавеску и отвечал:

– Женат.

Те же действия предваряли все его последующие ответы, так что чернобородый оказывался уже не пророком, а медиумом. Казалось, он говорил от лица персоны более значительной, чем он сам.

Последовали еще два-три вопроса, ответы на который позабавили маркиза, но я их смысла не понял, так что мало что знал об обстоятельствах графа.

– Любит ли меня жена? – спросил он игриво.

– Сколько ты того заслуживаешь, – был ответ.

– Кого я люблю более всего на свете?

– Себя.

– Ах, это одинаково верно для всех! Ну, а кроме меня самого, есть ли на свете нечто, любимое мною более моей супруги?

– Ее бриллианты.

Граф растерянно хмыкнул.

Маркиз рядом со мною рассмеялся.

– Верно ли, – решительно произнес граф, поворачивая разговор на другое, – что в Неаполе только что произошло сражение?

– Нет, то было во Франции.

– Вот как, – граф с усмешкою оглянулся на окружающих. – Позвольте узнать, между какими державами и по какому прискорбному поводу?

– Между графом и графинею де Сент-Алир – по поводу документа, подписанного ими двадцать пятого июля тысяча восемьсот одиннадцатого года.

Как пояснил мне впоследствии маркиз, то была дата подписания их брачного контракта.

Граф на минуту словно остолбенел; даже маска, казалось, не могла скрыть, что щеки его залиты пунцовой краской.

Впрочем, никто, кроме нас с маркизом, не знал, что вопросы задает сам граф де Сент-Алир.

Граф, похоже, не находил, о чем бы еще спросить; а возможно, и сожалел уже, что согласился вступить в столь неприятные переговоры. Маркиз, по счастью, вызволил его из затруднения, шепнув:

– Взгляните, кто идет – вот там, справа.

С той стороны, куда указывал маркиз, надвигалась на нас долговязая фигура. Человек был без маски, его обширное бледное лицо пересекал шрам. Иными словами, то была безобразная физиономия нашего знакомца Гаярда. Полковник нарядился в костюм капрала Императорской гвардии; левая рука его была подвязана наподобие культи, а пустой снизу рукав подколот к груди. Впрочем, лоб и нос заклеены были отнюдь не маскарадным липким пластырем; как раз в этом месте трость моя оставила след, которому суждено отныне красоваться среди более почетных боевых шрамов.

Глава XIII
Удивительные прорицания оракула

На миг я позабыл, что маска и домино надежно охраняют меня от цепкого взора старого служаки, и готовился уже к потасовке. Впрочем, я быстро опомнился. А граф при виде громогласного капрала в синем мундире, белой жилетке и белых гетрах предусмотрительно ретировался. Надобно признать, что в капральском обличье наш Гаярд оказался столь же шумлив и хвастлив, как и в своей натуральной форме драгунского полковника. Уже дважды его чуть было не выставили из дворца: сначала он слишком самозабвенно превозносил подвиги Наполеона Великого, а в другой раз едва не вступил врукопашную с прусским гусаром. По правде сказать, он бы наверняка устроил здесь не одну кровавую драку, когда бы здравый смысл не подсказывал ему, что преждевременное и принудительное – с дюжими жандармами по бокам – удаление с празднества (которое он, бесспорно, призван украшать) вряд ли поможет ему достигнуть цели. Ибо Гаярд явился в Версаль в надежде встретить здесь некую богатую вдовушку, которая, как он полагал, питала к нему нежные чувства.

– Деньги! Золото! Эх, господа! Какие деньги, какое золото мог, по-вашему, скопить простой солдат, ваш покорный слуга, когда у него осталась одна-единственная рука, да и та занята все время саблею, так что нечем ему сгребать богатства наголову разбитого врага.

– Не брать с него золота, – сказал прорицатель. – Он уплатил за все своею кровью.

– Браво, господин пророк! Брависсимо! Могу ли я, mon sorcier [173]173
  Мой колдун ( фр.).


[Закрыть], вопрошать, не теряя времени? – И начал зычным голосом, не дожидаясь ответа.

Пятым или шестым вопросом прозвучало:

– Кого я преследую?

– Двоих.

– Ха! Двоих? Кто же они, по-вашему?

– Один – англичанин. Не ищи с ним встречи, он убьет тебя. А еще – француженка, вдова; не ищи и ее – она плюнет тебе в лицо.

– Вы, я вижу, не выбираете выражения, господин вещун; видно, уверены, что в этаком наряде вас никто не тронет. Ну что ж, продолжим! Так для чего же я их преследую?

– Вдова ранила твое сердце, англичанин – голову. Как видишь, они и по отдельности оказались сильнее тебя; смотри, чтобы твои домогательства не свели их вместе.

– Ну да?! Это каким же образом?

– Англичанин – рыцарь, защищает дам; однажды он уже вколотил это тебе в голову. Вдова, разобравшись что к чему, может выйти за него замуж. Она прикинет, что до полковничьих погон ты дослуживался немало лет, а англичанин так молод.

– Вот встречу его, собью с него спесь! – пообещал полковник и выругался, после чего осведомился, несколько сбавив тон: – Где она?

– Достаточно близко, чтобы принять итог вашей встречи близко к сердцу.

– Клянусь честью, господин пророк, вы правы! Премного вам благодарен! Прощайте! – Он вытянул шею по-гусиному и, озираясь, удалился, гордо неся свои шрамы, а заодно и белые гетры, жилетку и медвежий кивер.

Я все пытался разглядеть человека, сидевшего в паланкине. Наконец, когда занавеска подольше оставалась отодвинутою, мне это удалось. Наружность оракула показалась мне весьма незаурядною. Одет он был, как я уже говорил, на китайский манер и очень богато. Черты лица показались мне крупными и тяжеловатыми, и весь он в целом являл гораздо более внушительную фигуру, чем стоявший снаружи переводчик; голову он держал очень низко склоненною, глаза были закрыты, подбородок упирался в вышивку на мантилье; лицо его выражало полнейшее равнодушие ко всему происходящему. В его облике как бы в увеличенном виде повторялась каменная недвижность посредника, который осуществлял его связь с суетным внешним миром. Лицо показалось мне сперва кроваво-красным, но это впечатление, как я заключил, создавалось благодаря свету, проникавшему через красный шелк занавесок. Все это я узрел почти мгновенно; рассматривать подробнее было некогда: круг как раз освободился, и маркиз сказал:

– Вперед, друг мой!

И я шагнул вперед. Приблизившись к колдуну, как все окрестили человека с черною палочкою, я искоса взглянул через плечо: не рядом ли граф; он, к счастью, стоял в нескольких ярдах от меня. Любопытство маркиза к тому времени тоже оказалось удовлетворено; они с графом беседовали, по-видимому, уже о другом.

Я почувствовал некоторое облегчение, ибо оракул, кажется, имел склонность выдавать тайны самым неожиданным образом, а мои тайны вряд ли пришлись бы графу по душе.

Я задумался: мне хотелось испытать пророка. Последователь Англиканской церкви наверняка rara avis [174]174
  Редкая птица ( лат.).


[Закрыть]в Париже, решил я и спросил:

– Какую религию я исповедую?

– Прекрасную ересь, – тотчас же ответил оракул.

– Ересь? Как же она зовется, скажите на милость?

– Любовь.

– Вот как! В таком случае я, по всей вероятности, поклоняюсь многим богам?

– Одному.

– Ну, а без шуток, – продолжал я, все пытаясь направить разговор в более безопасное русло, – затвердил ли я на память хоть одну молитву?

– Да.

– И вы можете ее повторить?

– Подойдите ближе.

Я приблизился и подставил ухо.

Опустив занавеску, человек с черною палочкою медленно и отчетливо прошептал слова, кои – надо ли говорить! – я тотчас узнал:

– «Возможно, нам не суждено уже больше свидеться. Ах, когда бы я могла вас позабыть! Ступайте же! И прощайте! Ступайте, умоляю вас!»

Я вздрогнул.

Боже праведный! Возможно ли? Я мог поклясться, что лишь двое на свете слышали эти слова: я и графиня, шепнувшая их мне на прощанье.

Я взглянул в безучастное лицо говорившего. Оно не выражало ровно ничего; казалось, его нисколько не занимало, какое впечатление производят на меня ответы.

– Чего хочу я более всего на свете? – спросил я, едва сознавая, что говорю.

– Блаженства.

– А что мешает мне его достичь?

– Черная вуаль.

Все ближе и ближе! Судя по ответам, ему до мельчайших подробностей известен мой краткий роман, о котором не подозревает даже маркиз! И это при том, что сам я надежно скрыт под маскою и домино, так что меня бы не узнал и родной брат!

– Вы говорите, я влюблен. А любим ли я в ответ?

– Спроси сам – и узнаешь.

Я говорил тише, чем прежде, и стоял совсем близко от чернобородого, чтобы ему не приходилось повышать голос.

– Любит ли меня хоть кто-нибудь?

– Тайною любовью, – был ответ.

– Велика ли та любовь?

– Чрезмерна.

– Как долго она продлится?

– Покуда не облетят лепестки розы.

Роза – еще один намек!

– Тогда наступит тьма, – вздохнул я. – А до той поры мою жизнь озаряет прекрасный свет.

– Свет фиалковых глаз.

Любовь, пускай она и не в полном смысле вероисповеданье (вопреки тому, что объявил оракул), несомненно, сравнима с суеверием. Как будоражит она фантазию, как усыпляет рассудок; какими доверчивыми мы делаемся, поклоняясь любви!

Относись эти прорицания к постороннему, я бы лишь от души посмеялся. Но речь шла обо мне, и слова оракула произвели на меня сильнейшее впечатление. Страсть моя разгоралась, я сделался как безумный.

Исполнитель замечательной шутки – если это была шутка – махнул палочкою в мою сторону, ясно дав понять, что разговор окончен; возвращаясь в круг зрителей, я все не мог оторвать взгляд от китайцев: они теперь казались окруженными ореолом тайны. Внезапно чернобородый властно поднял руку, как бы подавая условный знак тому, кто с золотою палочкой в руках возглавлял процессию.

Предводитель стукнул палочкою оземь и провозгласил:

– Великий Конфу умолк на час.

Тотчас же носильщики высвободили где-то на верху паланкина бамбуковые шторы, упавшие с резким стуком, и закрепили их снизу. Затем чернобородый, в высокой феске и с черною палочкою, принялся проделывать какие-то движения, напоминавшие пляску дервиша. Вскоре к нему присоединились двое с золотыми палочками и, наконец, четверо носильщиков, которые образовали внешний круг; танцоры торжественным хороводом обходили паланкин, пляска их мало-помалу убыстрялась, извивы тел делались все более странными, неожиданными, исступленными; стремительность танца все возрастала, покуда они не замелькали мельничным колесом, – тогда, среди общего рукоплескания и изумления, странные эти актеры смешались с толпой и спектакль, во всяком случае на время, завершился.

Маркиз д’Армонвиль стоял неподалеку и задумчиво глядел в пол. Когда я приблизился, он сказал:

– Граф ушел искать свою жену. Жаль, что она не говорила с пророком: забавно было бы понаблюдать при этом за графом. Пойдемте, пожалуй, и мы – я попросил его представить вас графине.

С бьющимся сердцем последовал я за маркизом д’Армонвилем.