Текст книги "Бег по вертикали"

Автор книги: Джозеф Гарбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Джозеф Гарбер
Бег по вертикали

Посвящается Стиву Орсмену по прозвищу Сорока, куда лучшей птице, чем те, что встречаются в этой книге

Несогласие, беспорядки, раздоры, насилие, великое множество смертоубийств, недовольство, страхи… злокозненные замыслы… многочисленные грабежи, воровство, разбой, ложь, злословие, смятение и волнения… великие беды, ненависть и гнев… обман, предательство, пожары, прелюбодеяния… война, зависть, ненависть, злоба… в общем и целом все и всяческие пороки.

Воган. Альманах предсказаний на 1559 год

С биологической точки зрения человек, чем бы еще его ни договорились считать, лишь самая опасная добыча…

Уильям Джеймс

ПРОЛОГ

И мы помчались вскачь. Душа, Как свиток свернутый, спешит Полней раскрыться на ветру.

Р. Браунинг.

Последняя верховая прогулка вдвоем

(Перевод П. Карпа)

Двое юношей верхом.

Один из них, Дэвид Эллиот, повыше; он темноволос, худощав и долговяз. Взгляд карих глаз серьезен, но на губах играет легкая улыбка. Другой, тот, что пониже, – Тэфи Уэйлер – коренаст, словно бульдог. На нем выцветшая футболка, а волосы у него огненно-рыжие, и в голубых глазах прыгают чертики.

Дейв – из Индианы. Тэфи родился и вырос в Нью-Йорке. Они встретились в Сан-Франциско – куда же еще податься летом, как не в Сан-Франциско? Теперь они – закадычные друзья.

В сентябре Тэфи начнет работать в некрупной компании по производству электронного оборудования, находящейся неподалеку от Сан-Хосе, в конторе под названием «Хьюлет-Паккард». Мало кто в Нью-Йоркском университете слыхал о такой. Дейв, пройдя программу штата Индиана по подготовке офицеров резерва, поступает на службу в армию. Он должен явиться в начале августа. И его наверняка пошлют во Вьетнам.

Эта поездка – их последнее совместное путешествие. В конце лета их ждет взрослая жизнь.

Сегодня же они находятся высоко в горах Сьерры, в двух с лишним сотнях миль к востоку от Сан-Франциско. Вчера они миновали перевал, забрали своих лошадей и вьючного мула у человека с дубленой кожей, поджидавшего их в грузовичке-пикапе, и поехали на запад, в сердце гор.

Здесь, на каменистом склоне в девяти с лишним тысячах футов над уровнем моря, их лошади стали тяжело дышать. Тропы тут нет; склон крутой. Под ногами у них гранит, серый с черными прожилками. Лошади то и дело наступают на кусочки белого кварца, такие яркие на солнце, что на них больно смотреть.

Время от времени Дейв проводит рукой по нелепым усикам, которые он отпустил за это лето. Парень гордится своими усами, думая, что с ними он выглядит старше. Но это не так.

Тэфи хитро поглядывает на него.

– Пообещай мне одну вещь, дружище. Обещай, что к присяге ты пойдешь с усами.

– Никаких усов. Я буду коротко стрижен и чисто выбрит, весь из себя молодой американец.

– Ой, фу!

– Сам такой. Лучше дай хлебнуть. У меня от споров с тобой в глотке сохнет.

Тэфи вытаскивает из седельной сумки банку тепловатого «Баллантайна». Он передает ее Дейву вместе с открывалкой. Дейв вскрывает пиво и быстро подносит его к губам, ловя пену. Потом он приподнимает соломенную шляпу с обвислыми полями и вытирает пот носовым платком, одним из шести, врученных матерью.

– Далеко еще? – интересуется Дейв.

Тэфи ухмыляется, приподняв уголок рта.

– Согласно моим источникам, мы должны уже быть там. Правда, источники были в стельку пьяны, когда рассказывали об этом месте.

Дейв фыркает.

Двое юношей едут дальше.

Они добираются до места почти на закате, в дивный час, когда небеса сияют, а над священной горой царит тишина. Юноши одолевают небольшой холм и смотрят вниз. У Дейва захватывает дух. Красота такая – только что сердце не останавливается.

– Это совершенство, – шепчет Тэфи. – Как они и сказали, это совершенство. Ну что, прав я был или нет?

Дейв не отвечает. Он полностью поглощен представшей перед ним картиной: небольшая долина, всего раз в пять-шесть больше стадиона штата Индиана.

Долина представляет собою почти безукоризненный круг, с трех сторон окаймленный крутыми, обрывистыми белыми скалами. Дальний край долины порос хвойными деревьями, а в ее центре – маленькое озеро, зеленое, словно изумруд, зеленее зеленой бутылки. Его пересекают мягкие вечерние тени. Все вокруг недвижно. Воздух пьянит, словно вино. Дейв ощущает нечто такое, чего никогда не испытывал раньше и не ждет впредь. Он испытывает духовный подъем. Он целен.

Внезапно с неба со свистом оперенной стрелы рушится краснохвостый ястреб. Его когти смыкаются на тельце какого-то зверька. Ястреб издает пронзительный победный клич и молнией уносится из виду. Все это происходит в доли секунды – и вот лишь блестящее перо кружит в воздухе, отмечая его путь.

Лошадь Дейва нервно пятится. Дейв похлопывает ее по шее.

– Ну что, дружище, разобьем лагерь у озера?

– Идет, – отзывается Дейв.

На самом деле он не обращает никакого внимания на слова Тэфи. Он зачарован, погружен в грезы. Шангри-Ла, волшебный остров Бали-Хай, Авалон, Небесная Армения, страна Оз, Страна чудес, Барсум – у каждого есть свой тайный уголок для грез. И эта долина – его уголок. Красота этого места околдовала юношу и безраздельно завладела им. Дейв знает, что никогда не забудет эту долину, знает, что до конца жизни, какие бы неприятности ни происходили, воспоминания об этом мгновении и этом месте будут приносить ему утешение и покой.

Этот миг – лучший в его жизни; никогда ему не пережить ничего сопоставимого с этим. И до конца своих дней Дейв будет вспоминать его с тоской. Юноша знает это – и чувствует печаль.

ЧАСТЬ 1
СКВЕРНЫЙ ДЕНЬ НА РАБОТЕ

Хотя во всех прочих делах обман гнусен, в делах войны он похвален и славен, и тот, кто побеждает своих врагов хитростью, достоин похвалы не менее того, кто побеждает их силой.

Макиавелли. Государь

Глава 1
КАК ДЕЙВ ПОТЕРЯЛ РАБОТУ

1

В день своего исчезновения Дэвид Эллиот проснулся, как и обычно, ровно без пятнадцати шесть. Двадцать пять лет назад в одном жарком зеленом местечке он научился этому фокусу – просыпаться в точности тогда, когда хочет. Теперь это стало одной из его привычек.

Дейв выскользнул из-под тонких простыней из дорогого магазина. Он безучастно взглянул на правую сторону кровати, где лежала его жена Хелен, свернувшись в клубок. Радиочасы «Панасоник» на ее тумбочке были установлены на восемь двадцать. К тому времени, как Хелен встанет, дабы начать свой более культурный деловой день, он давно уже будет в кабинете, по уши в работе.

Дейв зашел в гардеробную и сгреб с полки свои кроссовки, спортивный костюм, носки и повязку на голову. Затем, неслышно подойдя к длинному, низкому, чересчур современному комоду – последнему плоду навязчивого стремления Хелен к переоформлению интерьера, Дейв нашарил в ящике поясную сумку и сунул в нее свернутую смену нижнего белья, бумажник, ключи и золотые наручные часы «Ролекс Президент».

Наведавшись в гостевой санузел, чтобы облегчиться и почистить зубы, Дейв прошел на кухню. На кофеварке «Тошиба» горел зеленый огонек. Электронный дисплей таймера показывал пять сорок восемь. Дейв перелил кофе в большую фарфоровую кружку с изображением сорока семи ронинов – память о посещении храма Сэнга-кудзи во время деловой поездки в Токио. Потом он вытряхнул гущу из сеточки кофеварки, засыпал молотый кофе в резервуар и выставил таймер на четверть девятого. Хелен нуждается в утренней чашке кофе не меньше, чем он. А может, и больше – спросонья Хелен весьма недружелюбна и начинает вести себя хорошо лишь к тому моменту, как входит в свою галерею на Лексингтон-авеню.

Дейв глотнул горячего крепкого кофе и вздрогнул от удовольствия.

Что-то мягкое скользнуло по его пижамным брюкам. Дейв наклонился и почесал кота под подбородком.

– Bon matin, ma belle,[1]1
  Доброе утро, красавчик (фр.).


[Закрыть] – сказал он, зная, что все коты владеют французским в совершенстве.

Кот, которого звали Апач, выгнул шею, потянулся и замурлыкал.

Хелен терпеть не могла это имя. Она не раз настаивала, чтобы Дейв назвал кота как-нибудь иначе. Вторые браки несут с собой куда больше компромиссов, чем первые. Дейв это знал и понимал, что ему следовало бы исполнить просьбу жены. Но имя кота есть имя кота: оно не имеет ничего общего с желаниями кошковладельца. И потому после пяти лет брака Дейв по-прежнему называл кота Апач, в то время как Хелен (которая, будучи блондинкой, привыкла, чтобы все было так, как хочет она) ледяным тоном именовала его «этот кот».

Апач неслышным шагом отправился на утренний обход владений.

– Aurevoir,[2]2
  До свидания (фр.).


[Закрыть] Апач, – прошептал Дейв, тем самым хоть немного утоляя свое чувство чести, запятнанное излишне многими уступками.

Предаваясь неуместным размышлениям о том, как далеки коты от пресловутого кошачьего коварства, Дейв добыл из ящика на двери квартиры утренний номер «Нью-Йорк тайме». Следующие несколько минут он сидел за столом, смакуя кофе, и листал газету. Он не читал ее вдумчиво. Его утренний ритуал просматривания свежей прессы был лишь поводом насладиться первой за день чашкой кофе.

Дойдя до раздела деловых новостей, Дейв заметил, что бессознательно похлопывает себя по груди. Он скривился. Лукавый, язвительный внутренний голос – Дейв всегда считал его своим ангелом-хранителем – прошептал: «Ты по-прежнему ищешь сигареты. Ты уже двадцать лет как бросил курить, а тело все еще требует утреннюю дозу никотина. Возможно, тебе стоило бы вернуться к табаку».

– Доброе утро, мистер Эллиот. Чудный денек для пробежки.

Привратник считал, что это входит в его обязанности – заверить любого проживающего в доме любителя бега трусцой, что каждый божий день – «чудный денек для пробежки».

– Доброе утро, Тэд. Что сегодня пишут про Литву? Предки Тэда эмигрировали в США в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Но, с точки зрения Тэда, это было не далее чем вчера. Когда заходила речь о земле его предков, он был ревностным националистом. Дейву казалось, что за три года, прошедшие с тех пор, как они с Хелен приобрели квартиру, не было дня, когда Тэду не нашлось бы что сказать про Литву.

– В «Ньюс» или «Тайме» ничего, мистер Эллиот. Но я получаю газеты из Вильнюса – ну, по электронной почте. Они обычно приходят в среду-четверг. Так что я дам вам знать, что происходит сегодня.

– Отлично.

– К слову: а что это у вас с рукой?

Тэд указал на перебинтованную левую ладонь Дейва.

– Это меня укусил один служащий.

Тэд озадаченно моргнул.

– Вы надо мной смеетесь.

– Ничуть. Я… ну, то есть наша компания купила какую-то исследовательскую организацию на Лонг-Айленде. Вчера я ездил ее осматривать. Один из… работников выразил свое неудовольствие новой администрацией. – Дейв лукаво усмехнулся. – А ведь это даже не было враждебное поглощение!

Тэд хохотнул, отворяя входную дверь.

– Вы небось это выдумали?

– Вовсе нет. Это очень в духе корпоративной жизни: укусить руку, кормящую тебя.

Тэд снова хохотнул.

– Пожалуй, мистер Эллиот, я рад, что я всего лишь привратник. Желаю вам приятно провести день.

– И вам того же, Тэд. До завтра.

– До завтра, мистер Эллиот. Всего хорошего.

По субботам и воскресеньям Дейв во время пробежки отправлялся сперва на запад, по Пятьдесят седьмой улице до Пятой авеню, а потом на север, до Центрального парка. В эти дни бегать было одно удовольствие. На улицах было куда меньше опасных психов – или так казалось, – и бегущий мог сосредоточиться на беге. А лучше всего было то, что по выходным из Колумбийского университета приезжал Марк и бежал бок о бок с отцом. Марк, его сын – его и Энни, – был предметом особой гордости Дейва. Пробежка с Марком была для Дейва лучшим событием всей недели – тем, чего он ждал с наибольшим нетерпением.

Дейв взял себе за правило всякий раз приглашать Хелен присоединиться к их пробежкам на выходных. Она ни разу не приняла приглашение. С точки зрения Хелен, поту бегуна недоставало аристократического лоска; она выбирала шикарный пот, источаемый в дорогих фитнес-центрах под руководством еще более дорогих личных тренеров.

Ну да неважно. Марк был с ним, и пробежка превращалась в удовольствие, хоть в дождь, хоть в жару.

А вот в будни бегать было далеко не так приятно. Куда бы ты ни направлялся во время пробежки, приходилось постоянно быть начеку. Некоторых кварталов следовало избегать. Переулки представляли собою зону риска. И только совсем безбашенный человек мог пробегать под мостами и эстакадами. Кроме того, люди благоразумные не бегали до рассвета. Во время утренней пробежки даже человек вроде Дейва Эллиота, не имеющий ни единого врага, временами настороженно оглядывался через плечо.

В будний день маршрут Дейва пролегал к востоку, по Пятьдесят седьмой до Саттон-плейс, а потом на север, по Йорк-авеню до пешеходного моста через Ист-Ривер-драйв. Дейв бежал по дорожке вдоль Ист-Ривер до конца Девяностых улиц. Оттуда он снова сворачивал к югу, возвращаясь по своим следам. Перейдя мост во второй раз, он бежал на запад до Парк-авеню, а потом на юг, до угла Пятидесятой и Парк-авеню.

Обычно в офис он входил в самом начале восьмого.

Как вице-президент компании, Дейв имел право на определенные привилегии и наслаждался ими. Его апартаменты, расположенные на сорок пятом этаже и обставленные с дорогой сдержанностью, включали восемьсот квадратных футов рабочей площади, а также гардеробную, скромный бар со спиртными напитками и настоящую ванную комнату с ванной и душем.

Дейв любил горячую воду. Пока он дважды намыливался с ног до головы, ванная заполнилась паром. Еще стоя под душем, Дейв взял с полки над краном бритву «Жилетт» и баллончик с пеной для бритья. Он никогда не пользовался при бритье зеркалом – уж даже и не помнил, сколько времени. Еще одна привычка, приобретенная на войне. На войне, которую он и хотел бы, да не мог забыть.

7.20

Дейв Эллиот, обернув вокруг пояса полотенце, вышел из ванной в кабинет. Стоящая на тумбочке красного дерева рядом с таким же письменным столом кофеварка – «Тошиба», родная сестра кофеварки домашней, – трижды пискнула, сообщая, что кофе готов. Дейв перелил кофе в кружку шоколадного цвета. Кружку украшал угловатый выпуклый рисунок с серебряной каймой – логотип корпорации «Сентерекс».

Дейв глотнул кофе и вздохнул. Жизнь без кофе так ужасна, что о ней и думать не хочется.

Он заметил, что акварель над шкафчиком, черт побери, висит криво! Раз в одну-две недели какой-то стирающий пыль вандал из команды ночных уборщиков перекашивал несчастную картину. Это был незначительный повод для раздражения, но повод того сорта, который со временем злит все сильнее и сильнее.

Дейв поставил чашку на медную подставку с отчеканенным логотипом «Сентерекса» и поправил картину: Хуа Юн, изображение спящего тигра, датируется первым десятилетием восемнадцатого века, очень милая и очень ценная вещь. Одна из лучших привилегий, сопряженных с работой на «Сентерекс». Президент компании, Берни Леви, куда более сообразительный, чем большинство важных шишек, не доверял приобретение дорогостоящих произведений искусства ни дорогим дизайнерам, ни, что еще хуже, женам служащих. Вместо этого он требовал, чтобы помещения в штаб-квартире фирмы украшали качественные вещи, исключительно работы настоящих мастеров. Потому приемную на сорок пятом этаже украшал собою секстет пастелей Леоноры Френи. В коридорах можно было наткнуться на работы Ороско, Бекмана, Барлаха и Энсора. На стенах разнообразных кабинетов посетитель мог обнаружить Пикассо, Мюнха, Томаса Эйкинса (в кабинете старшего юрисконсульта, конечно же), чрезвычайно ценного Матисса и потрясающего абстракциониста Уистлера. Сам Берни питал особое пристрастие к Камилю Писарро и с гордостью выставил два его полотна маслом в зале заседаний совета директоров. Конечно же, Берни – поскольку это был Берни – никогда не признавал, что «Сентерекс» приобретает произведения искусства ради эстетики. Напротив, когда гости хвалили коллекцию компании, Берни похвалялся тем, сколько все эти картины стоят и сколько наличных могла бы получить компания, если бы их продала. Но Берни лгал. Он никогда не продал бы коллекцию «Сентерекса», ни единой вещи из нее. Для этого он слишком сильно ее любил.

Дейв отступил на шаг, разглядывая тигра. Как он – достаточно ровно висит?

Теперь немного музыки. Дейв включил стереосистему. Из динамиков мягко полились начальные такты Большой мартовской симфонии Дин Шанде. Дейв мимоходом задумался о том, отчего это американские ценители музыки совершенно не знают китайских романтиков.

Поскольку ответа на этот вопрос он не знал, а музыкальная политика волновала его не больше обычной, Дейв выбросил эту мысль из головы. Вместо этого он снова взял чашку и сделал еще глоток. Господи, до чего же хорошо!

Дейв почти всегда приходил в контору первым. Во всяком случае, первым из руководства. Берни Леви, капитан этого корабля, появлялся не раньше восьми, поскольку его лимузин выезжал из Шот-Хиллз, штат Нью-Джерси, ровно без десяти семь. Остальные руководящие работники являлись в промежутке от четверти девятого до без пятнадцати девять – в зависимости от того, на какой поезд из Гринвича, Скарсдейла или Дарьена они успевали, или, что еще важнее, от того, приходил ли поезд вовремя. Первые секретари пунктуально появлялись в половине девятого.

Потому Дейв знал, что он может в соответствии со своей неизменной утренней привычкой побездельничать у себя за столом, восседая почти голышом (за исключением полотенца), понаслаждаться второй за день чашкой кофе и полистать «Уолл-стрит джорнал».

Несколько мирных минут спустя, прихватив третью чашку кофе, Дейв неторопливо направился в гардеробную: решать, что надеть.

На сегодня он выбрал легкий желтовато-коричневый костюм – ближе даже к цвету хаки. Хотя гнусная влажная погода, свойственная прошедшему лету, уже закончилась, конец сентября выдался теплым. Шерстяным костюмам Дейва предстояло повисеть на вешалках еще несколько недель.

Надев брюки, подпоясавшись и натянув удобные, мягкие – перчаточной кожи – туфли от Белли, Дейв развернул свежую, накрахмаленную рубашку. Надев ее, он после некоторого размышления взял с вешалки бледно-желтый галстук с повторяющимся голубым узором. В дверь гардеробной было встроено зеркало в человеческий рост. Дейв задвинул дверь на три четверти и взглянул на себя.

«Что, так и не научился завязывать галстук без зеркала?» – поинтересовался его ангел-хранитель.

Дейв придирчиво оглядел себя. Неплохо. Очень даже неплохо. Талия не изменилась со времен колледжа. Сорок семь лет, но но виду не скажешь. Эй, красавчик, ты никак собираешься жить вечно? Дейв утвердительно кивнул. Ежедневные пробежки, два раза в неделю занятия на тренажерах, курение лишь изредка, и то не сигареты, а дорогие сигары, диета, о которой даже Хелен худого слова не сказала бы, потребление алкоголя – очень умеренное…

– Дейви!

Оклик донесся из кабинета – вопросительный голос Берни Леви. Его резкий бруклинский выговор ни с чем не спутаешь. Дейв взглянул на свой «Ролекс». Семь сорок три. Видно, сегодня утром на дорогах свободно. Президент и председатель правления «Сентерекса» явился в контору намного раньше обычного.

Дейв накинул пиджак, повел плечами, поправил галстук, слегка сместившийся влево, и, прихватив чашку, открыл дверь гардеробной.

– Я здесь, Берни. Что такое?

Берни стоял спиной к гардеробной. Дейв увидел пистолет, лишь когда Берни развернулся.

2

В джунглях существует две разновидности времени: долгое и медленное. Долгое время – это то, в котором ты обычно живешь. Ты сидишь под деревом, или в какой-нибудь хижине с крышей из пальмовых листьев, или в палатке, или, может, крадешься на цыпочках в колонне по одному в какой-нибудь глуши – и ничего не происходит.

Вторая разновидность – это медленное время. Раздается резкий металлический щелчок – кто-то дослал патрон в ствол АК-47. Потом выстрелы, взрывы, крики, вокруг свистят пули, и все целую вечность целятся в тебя. А потом, после нескольких часов всеобъемлющего ужаса и такой же ярости, стрельба прекращается, ты возвращаешься из ада и смотришь на свой «Таймекс».

И что же? С тех пор как ты смотрел на часы в последний раз, прошло всего пять минут.

Медленное время. Стрелки часов вязнут в патоке. Мужчины плачут оттого, что секунды идут так медленно. Эти мужчины – MACV-SOG.[3]3
  MACV (Military Assistance Command Vietnam) – Командование военной помощи Вьетнаму. SOG (Study and Observation Group) – Группа изучения и наблюдения; эта расшифровка была «крышей» для военных операций в Северном Вьетнаме, Лаосе и Камбодже (разведка, диверсии, психологическая война). Настоящая расшифровка SOG – Special Operation Group, Особая оперативная группа. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]

На их нарукавных нашивках оскаленный череп в зеленом берете. Они – сильнейшие из сильных, храбрейшие из храбрых. Их ничем не смутишь. Они смотрят на часы. Они плачут.

Однажды днем, когда в воздухе еще витал запах пороха и нагретой латуни, первый лейтенант Дэвид Эллиот положил свой «Таймекс» в корпусе из вороненой стали на трухлявый пень, загнал в свой автоматический кольт сорок пятого калибра полную обойму – и разнес часы вдребезги.

Пистолет в руке Берни Леви казался нелепо крохотным. Берни был на пять дюймов ниже Дейва и на двадцать фунтов тяжелее. Руки у него были большие и мясистые. Пистолет чуть ли не терялся в этой ручище. Пистолет был никелированный.

«Маленький калибр, – прошептал ангел-хранитель Дейва. – Двадцать пятый? Возможно, двадцать второй. Недостаточно останавливающей силы. Впрочем, на этом расстоянии, может, и хватит».

– Берни, зачем тебе…

Берни выглядел измученным. Глаза у него были красные и запавшие, как будто он слишком долго не спал. Лицо, некогда по-ястребиному чеканное, с возрастом оплыло. Подбородок дрожал от каких-то чувств, которые Дейв не мог распознать. «Сколько ему? Вроде бы шестьдесят три?» Дейв подумал, что ему следовало бы лучше помнить возраст Берни.

– …пистолет?

Глаза у Берни были пустые, веки полуопущены. Как у рептилии – холодные, пустые. В них вообще ничего не было. Дейв ожидал что-то увидеть в них. Но что – сам не знал.

– Во имя Господа, зачем?

Берни чуть шевельнул рукой, поднимая пистолет. «Боже милостивый, он же собирается спустить курок!»

– Берни, ну отзовись же ты!

Берни шевельнул губами, поджал их, потом расслабил. Дейв увидел, как у него напряглась рука.

– Берни, ты не можешь так поступить! Даже ничего не сказав! Берни, ради бога…

У Берни дернулись плечи. Он облизал губы.

– Дейви, это… если бы только у меня был выбор!.. Ты не знаешь, Дейви… Берни Леви винит себя, и Бог его не простит. Дейви, Дейви, ты не представляешь, как мне тяжело!

Как ни странно, Дейв чуть не рассмеялся. Чуть.

– Никак тебе от этого хуже, чем мне? Ты это хочешь сказать, Берни?

Берни вздохнул и поджал губы.

– Ты вечно подшучиваешь, Дейви, вечно умничаешь.

Рука, сжимающая пистолет, снова напряглась.

Медленное время. Кофе – не кипяток, но достаточно горячий. Он целую вечность летел в лицо Берни, в его широко раскрытые глаза. Кофе плеснул прямо в них. Берни взвыл. Дейв сделал шаг вперед, другой, третий, его левая рука опустилась и выпрямилась. Это длилось несколько часов – он шел прямо на дуло пистолета.

Дейв схватил и вывернул руку Берни, скривившись от боли в забинтованной кисти. Его колено въехало Берни в пах. У Берни вырвался звук наподобие того, какой издает проколотая шина. Пистолет выпал у него из руки. Дейв поймал его на лету. Берни согнулся; его голова была на уровне пояса Дейва. Дейв ударил его рукоятью пистолета по затылку. Сильно. Дважды.

Берни упал на пол и замер. Дэвид Эллиот стоял над ним, жадно хватая ртом воздух, ожидая, пока время вернется в обычное русло, и отчаянно желая узнать, что ему, черт побери, делать дальше.

В корпоративной офисной жизни есть свои волнующие моменты. В ней есть злодеи и герои, победы и поражения, есть и яростные схватки. Дружба завязывается и рвется, звучат резкие слова, вспыхивают яростное соперничество и открытая вражда. Однако все конфликты административных работников располагаются в политической, а отнюдь не в физической плоскости. Бизнесмены стреляют друг в друга только на экране телевизора, да и то лишь в самых дурацких программах.

Все эти мысли, в самом сжатом виде, пронеслись в голове у Дэвида Эллиота, пока он пытался отдышаться. Он быстро обдумал последние несколько минут, но так и не нашел никакой зацепки, позволявшей понять, отчего вдруг его босс, человек, которого Дейв считал своим другом, внезапно поднял на него заряженное оружие.

Если, конечно, это не была дурацкая шутка.

Шутка? Ну-ну…

У Дейва заныло под ложечкой. Он посмотрел на пистолет. Маленький браунинг. Не игрушка. Никаких тебе накладок из слоновой кости на рукоятке. Дейв вынул обойму. Восемь патронов. Дейв оттянул затвор. Из патронника выпал патрон и покатился по полу. Дейв подобрал его. Экспансивные пули с полостью в головной части, двадцать пятый калибр.

Не шутка.

И что теперь? Что могло заставить Бернарда Леви, которого Дейв считал самым уравновешенным руководителем на свете, поднять пистолет на одного из своих подчиненных?

Ничего. Подобной причины просто не существовало. Еще вчера утром, незадолго до того, как отправиться в поездку на Лонг-Айленд, осмотреть их новое приобретение, Дейв сидел в кабинете у Берни и просматривал вместе с ним маркетинговые отчеты. Это была прекрасная встреча, теплая и сердечная, и в конце концов Берни одобрил все рекомендации Дейва.

На той встрече не прозвучало ни единого недоброго слова. Ни намека.

Может, что-то раньше? Маловероятно. Дейв руководил несколькими из двух десятков отделений «Сентерекса». Руководил он хорошо, и результат всегда был именно такой, как и ожидался. Тут никаких причин для конфликта не было.

Нет, они с Берни не всегда были единодушны. Берни был дельцом старой школы, монументальным руководителем многопрофильной корпорации. Он был выходцем с улиц Бруклина, сыном иммигрантов. Не имея за душой ничего, кроме энергии, чутья на удачные возможности и нюха на удачные покупки, Берни построил «Сентерекс» с нуля.

Берни до сих пор совершал покупки. Он просто не мог удержаться. Они были для него словно воздух. Берни обожал находить компании поменьше – иногда минимально прибыльные, иногда нет, – которые можно было купить задешево, а потом улучшить. Некоторые он сохранял как часть портфолио «Сентерекса». Некоторые продавал, но всегда с прибылью. Все это соответствовало его представлениям о совместной финансовой деятельности. Время от времени кто-нибудь из администрации «Сентерекса» не соглашался с мнением Берни касательно объектов предполагаемой покупки и спорил с ним. Дейв и сам решительно возражал против намерения Берни приобрести «Лаборатории Локьера» и еще более решительно – против его желания возложить ответственность за финансовую операцию на него, Дейва, как только сделка будет заключена.

Но неужели из-за этого стоило бы убивать человека? Да нет, конечно!

Может, тут кроется что-то личное? Может, Дейв сделал за пределами офиса что-то такое, что обидело Берни, оскорбило, унизило или было воспринято как предательство? Маловероятно. Берни жил очень уединенно, почти не показываясь на публике. Дейв ни разу не встречал его в компаниях. Хотя их с Берни отношения были более чем просто дружелюбными, они ограничивались пределами их сорок пятого этажа.

И вот теперь Берни пытался убить его. Без всякого объяснения. Просто пистолет и печальный голос Берни: «Берни Леви винит себя, и Бог его не простит».

– Черт возьми, Берни, – произнес Дейв шепотом, хотя говорил исключительно сам с собою, – если уж тебе захотелось кого-нибудь застрелить, стрелял бы в кого-нибудь выдающегося, а не в такого заурядного тупицу, как я!

Заурядного… Дейв Эллиот знал себе цену, знал в точности, кто он такой, знал, что он – самый обычный человек, искренне преданный обычной предсказуемости обычной жизни. Да, конечно, когда он был молод – мальчишка, только-только покинувший ферму в Индиане, – он желал большего, чем стоило бы желать мальчишке с фермы. Он жаждал подвигов, вознаграждаемых медалями и славой. Но вскоре он узнал, что за такие вещи приходится платить. И вот теперь, много лет спустя, он был самым что ни на есть заурядным типом. Да черт возьми, даже не заурядным – он был строчкой из статистики. Что такое среднестатистический высокооплачиваемый управленец? Дэвид П. Эллиот, вот что это такое. Два брака, один развод, от религиозного рвения далек, в финансовых вопросах консервативен, в общественных – придерживается умеренных взглядов, этнический полукровка, хорошая физическая форма, любит футбол, скучает на бейсболе, читает меньше, чем следовало бы, смотрит телевизор больше, чем следовало бы, занудно моногамен, слегка ханжа, однако время от времени подвержен искушениям, работает в среднем по пятьдесят шесть часов в неделю, беспокоится о состоянии дел на фондовой бирже, жалуется на налоги, не склонен к азартным играм, не принимает наркотики и не боится ежегодного медосмотра. Отпуска проводит в заурядных местах. Общается с заурядными знакомыми. Твердо придерживается кодекса заурядности. Он уже двадцать пять лет как посвятил себя заурядности. Он сознательно избрал этот путь, не желая от жизни ничего, кроме заурядности. Именно такой смысл он вкладывал в слово «благо». Он, черт подери, всего лишь заурядный человек, и ничего более!

«Так почему, Берни, ты пытался меня убить?»

Дэвид Эллиот, заурядный человек, не мог найти ответа на этот вопрос.

Дейв посмотрел на часы. Семь сорок пять ровно. Две минуты. Медленное время закончилось. Дейв понял, что ему остается лишь одно – идти за помощью. Возможно, с Берни случился какой-то приступ. Какое-нибудь повреждение мозга или…

«Или что угодно! – огрызнулся его циничный ангел-хранитель. – Это к делу не относится. Друг мой, ты только что огрел пистолетом по голове руководителя компании, оцениваемой в восемь миллиардов долларов, и уложил его на дорогущий ковер своего кабинета. У тебя, просто по определению, появились проблемы, далеко выходящие за пределы твоей компетенции как бизнесмена. Кроме того, позволь тебе заметить, что ты приложил Берни преизрядно. А вдруг он не просто отрубился? Если он, например… А, черт!..»

Дейв сунул пистолет в карман пиджака. Он вышел из кабинета, глубоко вздохнул и побежал рысцой по длинному, застеленному ковром коридору, соединяющему его угловой кабинет с прочими. Дейв надеялся, что кто-нибудь из коллег-администраторов придет пораньше. Или какая-нибудь секретарша. Или девушка, дежурящая в приемной. Или хоть кто-нибудь.

Дейву удалось добрался до приемной в конце коридора. В приемной, прямо за углом, стояли двое мужчин с холодными глазами. Едва лишь завидев его, каждый из них запустил руку за пазуху.

Время Дейва Эллиота снова замедлилось.