Текст книги "Бег по вертикали"

Автор книги: Джозеф Гарбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

6

Пожарная лестница есть в каждом многоэтажном офисном здании. Обычно они бетонные, но встречаются и стальные. Все зависит от типа здания. Дейву досталась бетонная.

Лестничный колодец напомнил ему фильм про тюрьму «Кэгни и Рафт», снятый примерно в 1939 году. Стены здесь были безликими, однообразными, серыми. Их холодную монотонность нарушали лишь изолированные трубы и стоящие через каждые пять этажей красные шкафы с пожарными шлангами.

Сама лестница была достаточно широкой, чтобы по ней могли пройти три человека в ряд. Она шла от крыши здания до первого этажа – геометрически безукоризненная бетонная спираль. На каждом этаже располагалась бетонная площадка размером семь на двенадцать футов, и такая же – на полпути между двумя этажами. Пятьдесят этажей, сто площадок, двенадцать ступеней от одной площадки до другой. Никаких ориентиров, кроме эмалированных металлических табличек с номерами этажей.

На каждой площадке лестница поворачивала на сто восемьдесят градусов. Двенадцать ступенек, поворот. Двенадцать ступенек, поворот. Если бежать слишком быстро, начнется головокружение.

«Головокружение… Если у тебя боязнь высоты, тебе лучше не смотреть через перила и в лестничный колодец.

Дейв прикусил губу. Щель между пролетами была достаточно широка для человека. Если тебе хочется найти легкий выход, достаточно всего лишь выйти на пожарную лестницу, пересечь площадку, перебраться через холодные железные перила и…

«Да, у нас тобой нынче на редкость бодрое настроение».

Верхние пять этажей здания принадлежали юридической фирме «Хоув и Хаммель». Гарри Хэйлвелл, старший партнер фирмы и адвокат Дейва, занимал непомерно большой угловой кабинет на сорок восьмом этаже. Как и Дейв, Гарри тоже был ранней пташкой и убежденным бегуном. Они частенько появлялись на углу Пятидесятой и Парк-авеню одновременно, только Гарри бежал с севера, из своего дома в Мюррей-Хилл, а Дейв – с противоположной стороны.

Дейв считал Гарри не только своим адвокатом, но и другом. Пять лет назад, на свадьбе Дейва и Хелен, Гарри был дружком жениха, а его жена Сьюзен – подружкой невесты. Их семейства по меньшей мере раз в месяц, а то и чаще вместе проводили вечер где-нибудь в городе. Однажды они вместе съездили в отпуск на Гавайи; впрочем, Гарри большую часть времени провел на пляже с прижатой к уху трубкой мобильника.

Если кто и мог сейчас помочь Дейву, так это Гарри. Гарри Хэйлвелл с его острым умом и обезоруживающей вкрадчивостью был первоклассным юристом. Более того, он был одним из тех редких, безоговорочно порядочных людей, которых и политики, и финансовые воротилы называют «честными посредниками». Гарри приглашали разрешать конфликты между профсоюзами и администрацией, между бизнесом и правительством, а иногда и между народами. Каким бы сильным ни было противоречие, Гарри всегда ухитрялся найти компромисс, который обе стороны находили справедливым.

Казалось, что Гарри знает всех – и его все знают. У него были самые разные клиенты, от магнатов, входящих в список «Форбса», до главарей мафии. На свете не было проблемы, которую Гарри Хэйлвелл не мог бы уладить.

«Хочется верить, что он способен и на то, чтобы помочь клиенту, которого внезапно кто-то заказал».

Дейв взбежал по лестнице, перескакивая через две-три ступеньки, как будто он тут бегал всю жизнь, – и у него отлично получалось. До сорок восьмого этажа он добрался, даже не запыхавшись.

Дейв толкнул пожарную дверь. Та не шелохнулась.

Дейв потряс ручку. Дверь была заперта. При пожарной тревоге все двери в здании должны были открываться автоматически. Либо что-то разладилось, либо ребята Рэнсома хорошо знали свое дело.

«Пожарные двери – односторонние. Они открыты изнутри, но заперты снаружи. Слишком уж много в этом городе сорвиголов».

Подумаешь, проблема. Может, Дейв и не мог воспользоваться своей платиновой карточкой «Америкэн экспресс», чтобы откупиться от неприятностей, но это не значило, что он не может ею воспользоваться вообще ни для чего. Его инструкторы – не в центре подготовки особых частей в Форт-Брэгге, а другие, из тех, которые никогда не представляются по фамилии, – учили его, наряду с прочими мало согласующимися с законом умениями, как отжимать замки.

Защелка щелкнула. Дверь отворилась.

Несколько секунд спустя Дейв уже был у кабинета Гарри. Дверь кабинета была приоткрыта. Внутри горел свет. Дейв слышал приглушенный голос Гарри, разговаривающего по телефону.

Дейв постучался и вошел. Гарри, еще не снявший спортивный костюм, растянулся в кресле. Ноги он забросил на захламленный обеденный стол, который использовал как рабочий. За спиной у него стояли книжные шкафы, заваленные кипами бумаг, подшивками документов и потрясающе беспорядочным собранием старинных безделушек, попавших сюда неведомыми путями за тридцать с лишним лет карьеры Гарри.

Адвокат поднял взгляд на Дейва, приподнял бровь и произнес в трубку:

– Да. Да. Я понимаю. Да, конечно. Не волнуйтесь, Конгресс передумает. Я поговорю с Бобом, и, полагаю, мы сумеем найти общий язык. Нет, не думаю. Да, конечно. В самом деле. А сейчас я должен заняться другим делом. Конечно. Да, я сожалею, что не смог прийти на день рождения Челси. Надеюсь, она получила мой подарок? Вот и отлично. Да, конечно. Не за что. Да, до свидания.

Гарри положил трубку на место и вздохнул:

– О-ох!

Сперва он нахмурился, потом поднял взгляд и улыбнулся.

– Опять это время года! Слушания на тему распределения ассигнований из бюджета. Казалось бы, за двести лет практики законодательная и исполнительная ветви власти должны бы были научиться взаимодействовать.

Гарри указал на серебряный кофейник от Тиффани.

– Дэвид, кофе будешь?

– С удовольствием. Мне он сейчас не помешает.

– Присаживайся и рассказывай, что привело тебя ко мне в это кошмарное время.

Гарри приподнял кофейник, посмотрел на него и скривился.

Дейв пододвинул себе стул. Он попытался найти подобающий способ сказать то, что следовало сказать, но не сумел и просто выпалил:

– Гарри, я понимаю, что это бред, но Берни только что пытался убить меня.

Хэйлвелл снова приподнял брови. Он вынул пробку из кофейника и заглянул внутрь.

– Надеюсь, ты шутишь?

– Отнюдь нет. И он был не один. Там было еще два человека – настоящие головорезы, Гарри.

Хэйлвелл встряхнул кофейник и нахмурился.

– Хм. Похоже, я выглушил его за какие-нибудь полчаса. Это вредно для сердца – пить столько кофе. Головорезы, говоришь? Ну, похоже, они оказались не очень компетентными, ведь так? Раз ты…

Он умолк, держа кофейник в руках и вглядываясь в лицо Дейва. Дейв кивнул.

– Гарри, это не шутка. На сорок пятом этаже сейчас лежит труп. Возможно, два. У меня неприятности.

Гарри снял ноги со стола. Он встал и шепотом вопросил:

– Ты что, серьезно?

Дейв снова кивнул.

– Но как ты… э-э… управился так хорошо?

– Чистой воды везение, Гарри. Старые рефлексы и везение. Не был бы я в такой хорошей форме – уже превратился бы в покойника.

Брови Гарри взлетели на предельную высоту, зависли там на несколько секунд, потом сошлись на переносице.

– Ну… ладно. Вот так так…

– Мне нужна помощь.

Гарри улыбнулся своей самой отработанной профессиональной улыбкой, от которой его клиенты всегда начинали чувствовать себя лучше.

– И ты ее получишь. Но сперва выпей кофе. И я с тобой.

Он вышел из-за стола.

– Каковы бы ни были эти… неприятности, Дейв, мне кажется, что порция кофеина пойдет на пользу нам обоим.

И с этими словами он прошел мимо Дейва к двери. У него не было времени как следует продумать следующее свое действие, иначе Дейв не заметил бы краем глаза несущееся по дуге увесистое серебро.

Дейв дернулся влево. Кофейник врезался в спинку стула, пройдя в каком-нибудь дюйме от черепа Дейва. Он вырвался из руки Гарри и покатился по ковру.

– Гарри! Какого черта!..

Дейв вскочил. Гарри с искаженным, красным лицом пятился к двери.

– Ты покойник, Эллиот! Покойник!

Дейв застыл с открытым ртом. В желудке у него разрасталось что-то едкое и холодное.

– Гарри…

Но Гарри повернулся и бросился бежать.

7

До нынешнего момента Дейв действовал на интуиции и немалой удаче. Теперь ему был нужен план.

Рэнсом – профессионал, равно как и его люди. Значит, в вестибюле должны быть люди, наблюдающие за лифтами и пожарными лестницами. Рэнсом описал своим, как выглядит Дейв и во что он одет. В это время в вестибюле пусто. Если он попытается покинуть здание, люди Рэнсома сразу же его засекут.

О том, чтобы найти телефон и позвать на помощь, речь тоже не шла. Дейв не мог позвонить ни другу, ни жене, ни брату. Он не мог даже позвонить в полицию. Во всяком случае – прямо сейчас. До того, как он узнает, почему – почему, почему, почему! – его босс, его лучший друг и еще несколько человек, которых он даже не знает, желают его смерти.

Потому что, если они желают его смерти, они могут желать смерти и другим людям. А Дэвид Эллиот не собирался втягивать никого из тех, кто был ему дорог, в неприятности.

Кроме того, он может справиться и сам. Во всяком случае, некоторое время. А может, и довольно длительное. В конце концов, когда-то его хорошо учили – на удивление хорошо. Похоже, его тело не забыло уроков, которые давно отверг разум.

Это его пугало. Пугало даже больше, чем Берни. Или Гарри. Или Рэнсом. Или стук пуль, врезающихся в стену рядом, совсем рядом с укрытием.

Похоже, в его шкуре все эти годы жил человек, которым он едва не стал. И никто – ни Рэнсом, ни кто-либо другой – не страшил Дейва больше, чем этот человек.

Дейву нужно было укрытие – чтобы спрятаться, поразмыслить и составить план. И он, кажется, знал, где его найти.

Сейчас он находился на сороковом этаже, в рабочей зоне «Сентерекса», обиталище самой нижней прослойки работников корпорации. В этой части корпоративного замка на стенах не было дорогих картин. Большая часть этажа была отведена под лабиринт отдельных кабинок, занимаемых младшими бухгалтерами, мелкими клерками и прочими рабочими пчелками. Они работали строго с девяти до пяти. Сейчас весь этаж наверняка был пуст.

Кроме того, на сороковом этаже располагался кафетерий для сотрудников, комната с белыми стенами, со столами, покрытыми жаростойким пластиком, и выводком торговых автоматов. Дейв прошел мимо, потом притормозил и вернулся обратно. Ему нужна была в кафетерии одна вещь. Точнее, даже две…

Он сунул украденную купюру в разменный аппарат. В окошке выдачи звякнули четыре монеты по двадцать пять центов. Дейв запихнул две из них в кофейный автомат. В раздаточное устройство шлепнулся картонный стаканчик. Автомат рыгнул и выплюнул в стаканчик коричневую жидкость, над которой поднимался пар. Дейв взял стаканчик.

Чертовщина! Да тут же кипяток!

Дейв глотнул кофе. Тот был обжигающим, чересчур горячим, и…

«Ох, ну и дрянь! Боже мой, мы не пили такого паршивого кофе с армейских времен. Если бы я работал в этом месте, я бы подал жалобу в Агентство по защите окружающей среды!»

Дейв нерешительно сделал второй глоток. «Не-е, вкуснее он не станет, и ты его не хочешь».

Дейв прошел к стойке, на которой хранились специи и столовые приборы. Он подумал было, не добавить ли в кофе субстанцию подозрительного цвета, именуемую «Заменитель сливок», но решил не рисковать. Вместо этого он выбрал из утвари две чистые стальные вилки и столовый нож. Потом он быстро вернулся в коридор.

«Ну и где это? Обычно она располагается сразу за углом и…»

Дверь, выкрашенная желтовато-белой краской, была изрядно обшарпана. В ней были установлены два замка; один – стандартный, используемый во всех дверях «Сентерекса», а второй – мощный засов, открываемый обычным ключом. Рядом с дверью висела серая табличка с рельефной надписью: «Комната 4017. Телефонная комната».

Засов – это проблема. Дейв поджат губы, вспоминая давние уроки, и принялся орудовать вилками.

Глава 2
СТАРЫЙ ОМУТ

1

В каждом деле и в каждой организации найдется по меньшей мере один крупный администратор, который, сколь бы ни были хороши его подчиненные, всегда уверен: они недостаточно компетентны, но их можно подтянуть до нужного уровня. Без труда. В один момент. Для этого требуется лишь небольшой тренинг, небольшое стимулирование, небольшое воздействие правильно мотивирующей учебной программы.

Да, но какая из них – та самая? Ведь их так много!

Подобные администраторы в глубине души знают, что «та самая» программа действительно существует. Это волшебный эликсир, который, будучи найденным, превратит, словно при алхимической трансмутации, серых корпоративных трутней в непревзойденных эффективных работников. Эту одну-единственную несложную вещь, этот философский камень, вероятно, можно найти в какой-нибудь книге, или на видеокассете, или в компьютерной программе, или, скорее всего, она станет результатом трехдневного семинара, организованного какой-нибудь компанией со странным названием, размещенной (неизбежная деталь) в Северной Калифорнии.

Ну да неважно. Где бы это ни было и что бы это ни было, оно существует, и стоит лишь однажды отыскать его, оно окажет на персонал такое же воздействие, как на Билли Бэтсона слово «Шазам!»: раскат грома, удар неземной молнии – и он уже капитан Марвел![5]5
  Речь идет о герое комиксов, скромном парне Билли Бэтсоне, который при помощи волшебного слова «Shazam», составленного из первых букв имен античных богов и мифологических героев – Соломона, Геракла, Атланта, Зевса, Ахилла и Меркурия (в латинском написании), – превращался в капитана Марвела, непобедимого борца со злом.


[Закрыть]

На несчастье Дэвида Эллиота, в «Сентерексе» главным приверженцем данной догмы по совместительству являлся глава руководства, Бернард Леви. Энтузиазм Берни в отношении последнего писка моды в сфере эффектных управленческих теорий был неиссякаем. Берни воспринимал их – все вместе и каждую в отдельности – с религиозным пылом. Хуже того: в очередной раз возродившись в качестве верховного жреца той или иной теории корпоративной эффективности, он настаивал, чтобы вся его административная верхушка присоединилась к нему в качестве новообращенных.

За шесть лет своего пребывания на сорок пятом этаже Дейв подвергался наставлениям доброй дюжины мотивационных колдунов, управленческих мессий и поведенческих гуру. Ему приходилось сидеть на бесконечных семинарах выходного дня, организованных профессорами бизнес-школ, которые на время обрели популярность, нежиться вместе с коллегами в горячих ваннах в Эзаленском институте и потеть вместе с ними в саунах в Аспенском институте. Он бегал трусцой бок о бок со своим пыхтящим, красным от усилий боссом в «штурмовом учебном лагере» под названием «В поисках совершенства», а год спустя помогал спускать его с горы, когда во время устроенного «Внешними границами» «приключения по созданию команды» Берни растянул себе лодыжку. В другой раз Берни запер всех своих управленцев в комнате без окон в Аризонском университете, потребовав, чтобы они весь день молча набирали на компьютерных клавиатурах идеи «мозгового штурма». Еще был некий «Росомаший управленческий семинар», программа которого, насколько мог судить Дейв, сводилась к тому, чтобы рассесться в конференц-зале и рычать про свое страстное желание сожрать еще бьющиеся сердца конкурентов «Сентерекса».

Всего несколько месяцев назад Берни воспользовался услугами самозваного «организационного психолога». Этот тип, который, как и большинство любимых Берни знахарей, базировался в Калифорнии, явился в Нью-Йорк, дабы подвергнуть руководящую верхушку «Сентерекса» нескончаемому режиму тестов осознания и эллиптических сессий вопросов и ответов.

Дейву запомнилась только одна из этих сессий, на которой он узнал кое-что новое о себе – или, если на то пошло, обо всем.

Психолог заставил Дейва отвечать на ряд вопросов по принципу свободных ассоциаций.

– Ваш любимый цвет?

– Зеленый.

– Какого-нибудь конкретного оттенка?

– Изумрудно-зеленый.

«Зеленый, как бутылка».

– Ваша любимая машина?

– Та, которую я вожу? «Мерседес».

– Нет, та, которую вам хотелось бы водить.

– «Порше».

– Изумрудно-зеленый «порше»?

– Нет, пожалуй, желтый.

– Желтый – сексуальный цвет. Вам это известно?

– Нет, но я не удивлен.

– Если бы вам предстояло возродиться в облике животного, какое животное вы выбрали бы?

– Морскую выдру.

– Почему?

– Ну, они просто плавают вместе с приливом – и все.

– А в виде какого животного вы возродитесь, как вы полагаете?

Дейв не ответил.

– Ну же, мистер Эллиот. В виде какого животного вы перевоплотились бы в результате вашей судьбы – или, так сказать, вашей кармы?

Дейв покачал головой.

– Понятия не имею. Мне нравится бегать. Возможно, я воплотился бы в какого-нибудь оленя или что-то подобное.

– Ага, то есть в дичь, а не в охотника.

– Ну, можно сказать и так.

Но ответ, сложившийся в уме у Дейва – насчет кармы, которой он страшился, – не имел ничего общего с травоядными.

– Вам свойственно фантазировать?

– Да.

– О могуществе?

– Кто же об этом не фантазирует?

– О достижении?

– Конечно.

– Я не имею в виду материальное благосостояние.

– Я понимаю.

– И о каком же достижении вы фантазируете? Что является вашим венцом мечтаний?

Дейв, не задумываясь, выпалил:

– Марк Твен.

И покраснел.

Психолог был озадачен.

– Марк Твен? Не могли бы вы пояснить поподробнее?

Дейву сделалось не по себе. Он никогда ни с кем не делился своими мечтами насчет Марка Твена – даже с Хелен, которая все равно бы этого не оценила. На самом деле он даже себе в них почти не сознавался. Запинаясь, Дейв пробормотал:

– Достижение, о котором я мечтаю… ну… мне хотелось бы написать книгу… книгу про Марка Твена. На самом деле мне хотелось бы написать монографию об его жизни и творчестве. Вот об этом я мечтаю.

– Написать бестселлер?

– Нет, не обязательно. Но… было бы неплохо, если бы она получила успех, верно?

– Это очень интересно, мистер Эллиот. Большинство деловых людей вашего уровня фантазируют о спорте – они мечтают купить бейсбольную команду, стать чемпионом Ассоциации гольфа Америки, совершить кругосветное плавание и тому подобное. Но вы, мистер Эллиот, вы мечтаете совершенно о другом. Вы мечтаете войти в научную литературу. Это в высшей степени необычно.

Дейв давным-давно согласился с тем, что это и вправду в высшей степени необычно.

2

Давным-давно жил молодой человек, который мечтал стать юристом, но верх его мечтаний был иным. Стать юристом – это была лишь ступень по дороге к вершине. В конечном итоге он желал быть политиком. Сенат, губернаторский дворец, член кабинета, возможно, даже… Кто знает, как высоко он может взойти?

Ему нужна была докторская степень престижного юридического колледжа, предпочтительно полученная в Гарварде или в Колумбийском университете. И ему нужны были достаточно хорошие оценки, чтобы стать судьей в Верховном суде – или хотя бы в Апелляционном. Потом он несколько лет поработает в правительстве штата, заведет нужные связи, завяжет взаимоотношения с нужными людьми. После этого он будет готов баллотироваться на какую-нибудь должность. Сначала в Законодательном собрании штата. Потом повыше. Он просто создан для общественной жизни.

Он улыбался, придумывая остроты, которые он будет отпускать во время телевизионных дебатов. Он уже видел свое улыбающееся лицо в газетах, на предвыборных плакатах, на обложках журнатов… он видел, как стоит в свете прожекторов, на помосте, на трибуне… гордый, и благородный, и справедливый, и популярный, и энергичный, и пользующийся уважением, и настоящий лидер… и, конечно же, защитник интересов народа. Это обязательно. Даже прежде всего. Его будут называть «совестью Сената» или как-нибудь еще в этом же духе. В точности как Джимми Стюарт в том старом фильме, он станет человеком, который…

Все это, конечно же, были мечты. Они помогали ему не заснуть во время работы – он работал на заводе по производству алюминия, расположенном милях в двадцати от университета, на вывозе опасных отходов, за семьдесят пять центов в час. В промежутках между лекциями и домашними заданиями, тренировками в КПОР и работой, необходимой, чтобы платить за обучение, он обычно умудрялся заполучить четыре часа сна по выходным. На выходных он отсыпался.

Он целился на диплом с отличием. И почти добился его, но не совсем.

Он был не против КПОР. Тренировки по-своему помогали ему бездумно расслабиться, а задания там были несложные. Единственное, что он имел против Корпуса подготовки офицеров резерва – в том году в него записалось куда больше американских парней, чем когда бы то ни было, – так это необходимость общаться с мужланами, сынками богатых родителей и студентами-прикладниками, которым на самом деле нравилось играть в солдатиков. Но это был незначительный недостаток, легко перекрываемый стипендией, которую выплачивал Корпус, и, по здравом размышлении, уверенностью в том, что список воинских отличий – в идеале, с парочкой наград – это важный плюс для подающего надежды молодого политика.

Да, свои награды он получил, все путем. В том числе – «Бронзовую звезду» за отвагу.

Но к тому времени все эти медали оказались никому не нужными, как и прекрасный послужной список. Он распрощался со всеми своими мечтами о политике еще до начала работы трибунала. Дэвид Эллиот отказался от стремления к общественной жизни и к политическому влиянию и решил, что он хочет прожить жизнь с максимальным комфортом и даже процветанием, насколько это ему удастся. Но главным в его мечтах было – невзирая на комфорт и невзирая на процветание – пройти по жизни как можно тише, не оставляя никаких следов.

Воспоминания о деревне Май-Лай по-прежнему живы в памяти армии. Четыре или пять сотен мирных жителей – сколько именно, так толком и не установили – были методично перебиты мальчиками из третьей роты. Шла война, а жертвы были ни в чем не повинными и безоружными мирными жителями, так что тут были соблюдены все освященные временем традиции. Пытки. Изнасилования. Снятые скальпы. Общепринятые военные обычаи.

В прессу просочилось достаточно, чтобы власти оказались в неловком положении. Но лейтенант Дэвид Эллиот поставил их в еще более неловкое положение.

Потому, когда подошло время трибунала, они решили действовать медленно, осторожно, в обстановке полнейшей секретности.

Затянувшиеся судебные процедуры привели к тому, что у Дейва не осталось ничего, кроме времени. Его держали под замком на базе, запретив общаться с внешним миром. За исключением его ежедневных тренировок – некоторые назвали бы их чрезмерными, – его единственным развлечением оказалось чтение.

Дейв никогда не был особо страстным читателем. Школа проследила, чтобы он потребил обязательную программу, включающую тщательно подобранные книги, призванные показать, что чтение – скучное занятие или, во всяком случае, должно быть скучным. В колледже из-за лекций и работы в ночную смену у него не оставалось времени ни на что, кроме учебников. Ну а последующая карьера, сопряженная с неафишируемым вооруженным конфликтом, не оставляла времени на чтение на досуге.

Однако же на протяжении всех этих месяцев до суда Дейву особо нечем было заняться, кроме чтения. Он читал все, что подворачивалось под руку: по большей части это были затрепанные тома из комнаты отдыха казармы для холостых офицеров.

Из всего прочитанного особое впечатление на него произвели два абзаца. Первый принадлежал Хайрему Улиссу Гранту, переименованному позднее из-за ошибки канцеляриста в Вест-Пойнте в Улисса С. Гранта. Второй – Марку Твену.

Вот что было в первом абзаце, написанном незадолго до смерти величайшим, быть может, генералом, какого только порождала Америка, и уж точно менее всего желавшим того: «Опыт доказывает, что человек, препятствующий войне, в которую вовлечена его страна, – будь та правой или неправой, – не занимает завидного места ни в жизни, ни в истории. Лично для него было бы лучше, если бы он выступал не только в защиту войны, но и в защиту чумы и голода, чем препятствовал войне, которая уже началась».

А вот что сказал во втором старый добрый Сэм Клеменс: «Патриотизм есть патриотизм. Кличка фанатизма не может его унизить; его ничто не в силах унизить. Пускай он политическая ошибка – хоть тысячу раз ошибка, – на него это не повлияет; он почетен – всегда почетен и всегда благороден – и обладает привилегией держать голову высоко поднятой и смотреть народам в лицо».

С тех пор Дэвид Эллиот читал и перечитывал Марка Твена.