Текст книги "Когда под ногами бездна (ЛП)"

Автор книги: Джордж Алек Эффинджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

5

Я выяснил один любопытный факт.

Это знание никак не стоит мучений, которые я пережил за сегодняшний ужасный день, но все же ему найдется местечко в копилке моего выдающегося мозга. Оказывается, лейтенанты полиции как правило не проявляют никакого энтузиазма, когда им сообщают об убийстве за полчаса до конца дежурства.

– Твой второй труп меньше чем за неделю, – меланхолично отметил Оккинг, прибыв на место происшествия. – Учти, если мечтаешь о комиссионных, зря стараешься. Как правило, мы стремимся отвратить граждан от подобной практики.

Я взглянул на его вытянувшееся, усталое лицо. Принимая во внимание, что сейчас глубокая ночь, сказанное можно с натяжкой оценить как своеобразный юмор легавых. Не знаю точно, откуда Оккинг родом – должно быть из какого-нибудь прогнившего, выродившегося европейского государства или из Северо-Американских Федераций, – но он умудрялся прекрасно уживаться с разношерстными группировками, находившимися под его юрисдикцией. Он говорил по-арабски, пожалуй, хуже любого, кого мне приходилось слышать (обычно мы беседуем с ним по-французски), однако находил общий язык со всеми жителями Будайина – представителями разных течений ислама, святошами и теми, кто пренебрегает религиозными обязанностями, арабами и людьми других национальностей, богатыми и бедными, добропорядочными и ступившими на путь порока. С каждым лейтенант обходился одинаково, элегантно и ненавязчиво создавая впечатление сочувствия и понимания. Поверьте, я по-настоящему ненавижу фараонов. Масса жителей Будайина боится, не доверяет или попросту не любит их; я ненавижу. Когда я был еще совсем маленьким, матери пришлось заняться проституцией, чтобы получить пропитание и крышу над головой. Я до боли четко помню, в какие игры играли с ней полицейские. Это происходило в Алжире много лет назад, но для меня легавые всюду одинаковы. За одним-единственным исключением в лице лейтенанта Оккинга.

Медицинский эксперт, обычно демонстрировавший стоическую бесстрастность, при виде Тамико не удержался от еле уловимой гримасы отвращения. Ее убили примерно четыре часа назад, заявил он. Он узнал кое-что о преступнике по отпечаткам пальцев на шее и другим уликам. Убийца имел короткие толстые пальцы, а у меня они тонкие и длинные. Вдобавок, у меня имелось алиби: сохранилась выписка из госпиталя со штампом, где указано время, когда мне оказали первую помощь, а также рецепт.

– О'кей, дружок, – сказал Оккинг в своей обычной манере гробовщика-остроумца. – По-моему, тебе можно позволить разгуливать по нашему мирному кварталу: смертельной угрозы для жителей ты не представляешь.

– Что думаешь? – спросил я, указывая на распростертое тело. Оккинг пожал плечами:

– Кажется, у нас объявился какой-то маньяк. Сам знаешь, шлюхи сплошь и рядом заканчивают вот так. Неотъемлемая часть их профессии, вместе с макияжем и тетрациклином. Подруги убитой стараются не думать о случившемся, поскорее выбросить страшный случай из головы. А напрасно, потому что псих, который укокошил Тами, наверняка расправится с кем-нибудь еще; так мне подсказывает опыт. Прежде чем мы его поймаем, он может пришить двух, трех, пятерых, десятерых… Расскажи друзьям о том, что увидел. Попробуй заставить их прислушаться. Пусть об этом знает любой из здешних жителей. Добейся, чтобы представители шести или восьми разных полов, обитающие в нашем квартале, четко уяснили, что им следует избегать интимных встреч с мужчиной плотного телосложения, ростом примерно пять с половиной футов, с короткими толстыми пальцами и явным пристрастием к садистским забавам. Да, чуть не забыл: эксперт обнаружил, что, когда наш таинственный незнакомец бил, прижигал и душил Тами, он познал высший экстаз… Следы семени найдены в трех ее природных отверстиях.

Я добросовестно постарался разнести новость по Будайину. Каждый разделял мое невысказанное убеждение: человек, убивший одну из Сестер, из преследователя превратится в объект охоты. Тот, кто изберет Черных Вдов в качестве добычи, сам станет жертвой неутомимых дам. Селима и Деви сейчас начнут попросту отлавливать всех, кто хоть немного подходит под описание убийцы, руководствуясь нехитрым расчетом, что один из них окажется тем, кого они ищут. Не думаю, что Вдовы воспользуются ядовитыми клыками, по крайней мере сразу. Я на собственной шкуре почувствовал, как им нравятся… назовем это предварительными ласками.

На следующий день у Ясмин был выходной, и часа в два я позвонил ей. Моя подруга не ночевала дома; где она провела время, разумеется, не мое дело. Я с удивлением отметил, что меня все-таки мучает ревность, ну совсем немного… Мы договорились в пять пообедать вместе в нашем любимом кафе. Там можно сидеть на террасе и наблюдать за происходящим на Улице. В двух кварталах от Ворот у нас еще довольно спокойно, даже похоже на обычную городскую жизнь. Это местечко хорошо подходит для того, чтобы стряхнуть с себя заботы, расслабиться. Я ничего не сказал Ясмин о событиях прошлого дня, иначе мы проговорили бы до обеда, а чтобы успеть вовремя, ей требовалось не меньше трех часов.

Моя подруга почему-то решила изменить своему обыкновению – заняв столик, я успел заказать выпивку только дважды. Она появилась минут через пятнадцать после условленного времени, хотя обычно опаздывает на сорок – сорок пять. Я ждал ее не раньше шести и собирался до ее прихода влить в себя не меньше четырех порций, потому что проспал всего четыре часа, причем меня мучали ужасные кошмары. Мне требовалось солидная доза спиртного, хороший сытный обед и добрая мамочка в лице Ясмин, чтобы держала меня за руку и слушала мое хныканье о том, как обидели ее мальчика.

– Мархаба! – она весело приветствовала меня, плавно скользя между металлическими столиками.

Я махнул Ахмаду, обслуживавшему нас, он осведомился, что желает выпить дама, и принес меню. Пока Ясмин изучала список блюд, я изучал ее. Воздушные, словно черное облако, волосы волной падают на плечи, легкое хлопчатобумажное летнее платье в европейском стиле – желтое с белыми бабочками. Вокруг загорелой смуглой шеи – серебряная цепочка, с которой свисает миниатюрный серебряный полумесяц. Она выглядела такой волнующе-красивой… Очень не хотелось тревожить ее сейчас.

– Ну, как прошел день, Марид? – произнесла она, чуть улыбаясь.

– Тамико убита, – выпалил я, чувствуя себя ужасным недотепой. Наверное, можно было найти массу способов сказать об этом, не оглушая страшным известием сразу.

Ясмин широко раскрыла глаза и прошептала формулу, отвращающую зло.

Я сделал глубокий вдох. Потом поведал обо всем, начиная с утреннего визита Сестер и энергичной разминки, последствия которой ощущал и сегодня. Описал, что сделал за сутки, как меня отпустил Оккинг и, наконец, как, одинокий и измученный, я добрался до дома.

По ее гладкой щеке, нарушив тщательно наложенный румянец, медленно сползла слезинка. Несколько секунд она сидела молча, не в силах произнести ни слова. Не понимаю, что ее так расстроило; я проклинал себя за неловкость.

– Прости, что не была с тобой вчера, – сказала она наконец. Ясмин не сознавала, как крепко сейчас сжимает мою руку. – Я встречалась с клиентом, Марид, каким-то парнем из клуба. Он несколько недель подряд специально приходил, чтобы увидеть меня, и в конце концов предложил две сотни. Вроде неплохой человек, но…

Я поднял руку. Не хочу ничего слышать. Мне нет дела до того, как девочка зарабатывает на жизнь. Но, конечно, мне самому хотелось прошлой ночью лежать с ней рядом. Чтобы в перерывах между кошмарами утешаться в ее объятиях.

– Давай просто забудем, хорошо? Хочу потратить остаток полтинника на обед, а потом хорошенько прогуляемся.

– Ты правда думаешь, что все закончилось?

Я пожевал губу.

– Да, не считая истории с Никки. Хотел бы я знать, что значит этот оборвавшийся звонок. Не понимаю, как она могла сбежать и подставить меня из-за несчастных трех кусков. Понимаешь, в Будайине никогда нельзя на сто процентов полагаться на верность друзей, но я в свое время вытащил девочку из нескольких очень неприятных ситуаций и думал, что такого она точно не забудет.

Ясмин еще шире распахнула глаза и неожиданно засмеялась. Я не понимал, что она нашла забавного в моем положении. Лицо еще выглядело ужасно – распухшее, покрытое кровоподтеками и синяками; страшно болели ребра. События прошлого дня не давали никаких поводов для веселья.

– Вчера утром я встречалась с Никки.

– Серьезно?

Я вспомнил, что моя чернокожая подруга тоже видела беглянку часов в десять, и та сказала, что пойдет искать Ясмин. Раньше я не видел связи между визитом Никки в клуб Чириги и последовавшим исчезновением.

– Она выглядела ужасно взвинченной и испуганной, – сказала Ясмин. – Призналась, что бросила работу и вынуждена уйти от Тами. Только не объяснила почему. Сказала, что постоянно названивает тебе, но никто не отвечает.

Естественно: я тогда валялся на полу, совершенно отключившись после избиения.

– Сунула мне конверт и просила обязательно передать тебе.

– А почему Никки не оставила его у Чири? Это избавило бы меня от массы физических и моральных страданий.

– Ты что, не помнишь? Она у нее раньше работала. Год, или чуть больше. Чирига поймала ее на том, что она обсчитывает клиентов и крадет чаевые у девочек.

Я кивнул: действительно, они обычно избегали друг друга. – Значит, Никки зашла к Чири только чтобы узнать, где найти тебя?

– Я стала ее расспрашивать, но она не ответила. Твердила только одно: «Обещай, что непременно передашь это Мариду».

Я надеялся, что таинственное послание поможет мне разыскать Никки. Хотелось бы вернуть свои хрустики. Я взял конверт и надорвал его. Внутри лежали три тысячи киамов и написанная по-французски записка:

«Милый Марид!

Я очень хотела сама отдать тебе деньги; много раз звонила, но никто не отвечал. Оставляю письмо у Ясмин, но если ты так и не получишь его, то никогда не узнаешь об этом и навеки меня возненавидишь. Не знаю, когда мы снова увидим друг друга… Сейчас я в полном смятении, все так переменилось!

Я поселюсь у одного старинного друга нашей семьи, богатого коммерсанта из Германии: помню, когда я была еще застенчивым, погруженным в себя маленьким мальчиком, он постоянно приносил мне подарки. Теперь, после того, как я стала… в общем, тем, кем стала, уважаемый бизнесмен пожелал проявить еще большую заботливость. Я всегда относилась к нему с симпатией, Марид, хотя не могу его полюбить. Но жить у такого человека неизмеримо приятнее, чем терпеть общество Тамико.

Немецкого джентльмена зовут герр Люц Сейполт. Он владелец великолепного особняка в пригороде; попроси водителя отвезти тебя (мне пришлось списать адрес) к Байт иль-Симсаар иль-Альмаани Сейполт, и он доставит тебя к нашей вилле.

Передай мою любовь Ясмин и всем остальным. Когда выдастся возможность, я навещу наш квартал, но, думаю, сначала с наслаждением освою роль хозяйки имения. Уверена, что ты, как никто другой, поймешь меня, Марид: в конце концов, бизнес есть бизнес, муш хайк? (А ты, спорим на что хочешь, воображал, что я так и не выучила ни слова по-арабски!) С любовью и благодарностью, Никки».

Я вздохнул и протянул письмо моей спутнице. Вспомнив, что она не знает французский, перевел текст.

– Надеюсь, она будет там счастлива, – произнесла Ясмин, когда я сложил бумагу.

– Стать игрушкой какого-то тупого денежного мешка из Нового Рейха? Никки?! Ей требуется свободная, бурная жизнь не меньше, чем мне и тебе. Просто сейчас, очевидно, в шоу нашей принцессы настал момент появиться «сладенькому папику». Она вернется.

Ясмин улыбнулась:

– Согласна, но только когда сама решит, что настало подходящее время. Девочка заставит престарелого немца заплатить за каждую проведенную с ней минуту!

Мы оба рассмеялись, а потом официант принес выпивку для Ясмин, и мы заказали обед.

Завершив наш маленький пир, мы лениво болтали, потягивая шампанское.

– Каким адом казалась жизнь вчера, – воскликнул я, – а сегодня все стало на свои места. Я возвратил деньги, правда, отдам тысячу за просрочку. Как только уйдем отсюда, разыщу Абдуллу и покончу с долгом.

– Да, конечно, – подхватила Ясмин. – Но даже тогда не всебудет по-прежнему, Марид. Убита Тами, и этого уже не изменить.

Я нахмурился:

– Черная Вдова – проблема Оккинга. Если ему понадобится мудрый совет знатока, лейтенант знает, где меня найти.

– Ты правда хочешь узнать у Деви и Селимы, за что они так избили тебя?

– Еще бы! Можешь поспорить на свои пластиковые грудки, милая! А Сестры пусть приготовят убедительное объяснение!

– Наверное, как-то связано с Никки.

Я согласился, хоть и не представлял, какое отношение ее история имеет ко мне.

– Да, чуть не забыл. Давай заглянем по дороге к Чири. Я должен ей за пилюльки: прошлой ночью она разрешила попользоваться ее запасами.

Ясмин посмотрела на меня сквозь стекло бокала.

– Похоже, мы вернемся домой очень поздно, – тихо произнесла она.

– А когда придем, не сможем найти постель.

Она широко взмахнула рукой: утрированно-пьяный жест.

– На черта тебе кроватка? Трахать ее, что ли?

– Ну нет, – сказал я. – Для этого у меня есть более подходящий объект.

Ясмин смущенно хихикнула, словно мы вернулись к самому началу наших отношений и впереди первая ночь любви.

– Какой модик мне включить сегодня?

Я с трудом перевел дыхание, завороженный ее красотой и непоказным, естественным обаянием. Я сам будто заново переживал миг первой встречи.

– Мне они не нужны, – тихо произнес я. – Хочу любить тебя.

– Ох, Марид. – Она сжала мою руку. Мы замерли, не отрываясь смотрели в глаза друг другу, вдыхали сладковатый аромат оливковых деревьев, слушали, как заливаются соловьи, щебечут дрозды. Казалось, так будет вечно… но неожиданно я вспомнил, что меня ждет Абдулла. Нельзя забывать о подобных вещах: арабы говорят, что одна ошибка умного человека равна ошибкам тысячи глупцов.

Однако перед тем, как уйти, Ясмин пожелала поискать какого-нибудь совета в книге. Я сказал, что Коран никогда не служил мне опорой в жизни.

– Да нет, – пояснила Ясмин, – я не имела в виду Несомненное Писание. – Она вытащила миниатюрное устройство размером с пачку сигарет. Электронный аналог древнего сборника предсказаний «Ицзин».

– Держи, – она протянула прибор мне, – включи эту штуку и нажми на букву «Г».

На китайскую мудрость я полагался еще меньше, но моя подружка страстно верила в судьбу, в Момент Бытия, в непознанную реальность и подобную ерунду. Я сделал все, как она сказала: послышалась дребезжащая музыка, и тоненький женский голос пропищал:

«Гексограмма восемнадцать. Знак Ку. Восстановление того, что разрушено. Изменения в пятой и шестой линиях».

– Теперь «Т» – толкование, – сказала Ясмин.

Я ткнул в нужную кнопку, устройство снова исполнило свою невзрачную мелодию и объявило:

«Толкование:

Восстановление того, что разрушено, принесет огромный успех.

Пересечение великой воды подарит удачу.

Выждать три дня перед началом дела.

Выждать три дня перед завершением дела.

То, что разрушено, можно восстановить ценой огромных усилий. Не бойся опасности – пересечения великой воды. Успех зависит от предвидения; приступая к делу, прояви осторожность. Следует опасаться повторного разрушения достигнутого; завершая дело, прояви осторожность.

Сильнейший и мудрейший ведет за собой людей, окрыляет их, заставляя воспрянуть духом».

Я взглянул на Ясмин:

– Надеюсь, хоть ты что-то поняла, потому что для меня подобный набор слов – как стеклянный глаз для верблюда.

– Ну еще бы, – полушепотом произнесла Ясмин; ее глаза горели. – Давай дальше. Нажми «Л» – линии.

Я молча повиновался. Дьявольское устройство продолжило вещать:

«Шесть на пятом месте означает:

Восстановление того, что разрушил отец.

Действия, заслуживающие восхищения.

Девятка наверху означает:

Он не служит царям и принцам.

Ставит перед собой более высокие цели».

– О ком говорит твоя машинка, Ясмин? – спросил я.

– О тебе, милый, о ком же еще!

– Ладно, что дальше делать?

– Выясни, во что изменяющиеся линии превращают гексограмму. Ага, появилась еще одна. Значит, «И» – изменения.

«Гексограмма сорок семь. Знак К'ун. Подавление».

Я нажал на «Т» – толкование.

«Подавление. Успех. Упорство и стойкость.

Могучий муж приносит успех.

Здесь нет вины.

Когда объясняет, никто не верит.

Могучий муж сохраняет стойкость и уверенность при всех превратностях судьбы, и это упорство становится залогом грядущего успеха. Сила, которая поборет судьбу. Следует ожидать, что какое-то время ему не дадут власть, а советы отвергнут. Во время тяжелых испытаний важно сохранять стойкость и уверенность в себе, и много не говорить.

Если он слаб перед лицом тяжелых испытаний, останется под голым деревом и скорбь его многократно увеличится. Слабость – внутренняя болезнь, заблуждение, которое необходимо преодолеть любой ценой».

Все. Оракул сказал свое слово.

– Теперь мы можем идти? – брюзгливо осведомился я.

Ясмин завороженно разглядывала стол, очевидно проникая взором в какое-то иное измерение, где царствуют законы китайской премудрости.

– Тебе предназначен великий удел, Марид! – пробормотала она.

– Точно, – согласился я. – Но самое интересное – способна ли твоя говорящая книга, скажем, угадать мой вес? Какая польза от подобной игрушки? Я даже не пойму, если чертово устройство вздумает послать меня подальше.

– Нужно во что-то верить, Марид, – очень серьезно сказала моя подруга.

– Слушай, Ясмин, я стараюсь. Честное слово! Сейчас нам выдали какое-то предсказание? Машинка говорила про мое будущее?

Она сдвинула брови:

– Нет, не совсем, Марид. Назови это отголоском момента, частью которого мы все являемся. Из-за того, каков ты по своей сути, по мыслям, чувствам, поступкам, из-за того, что уже сделал и собираешься предпринять, ты мог получить только гексограмму восемнадцать, и никакую другую, с изменениями в тех двух линиях. Если попробуешь снова, получишь другой результат, потому что первая гексограмма изменила Момент и общая схема уже иная. Понимаешь?

– Наложение, правильно?

Она озадаченно посмотрела на меня.

– Да, что-то в таком роде.

Я рассчитался с Ахмадом. Стоял теплый, приятный вечер; предстоит замечательная ночь. Я встал, расправил плечи.

– Пойдем разыщем Абдуллу. Бизнес есть бизнес, черт бы его побрал.

– А потом? – Она улыбнулась.

– Дело есть дело, дорогая. – Я взял ее за руку; мы отправились к Хассану.

Смазливый американец до сих пор восседал на табуретке, уставившись куда-то в пространство. Интересно, он способен мыслить, или это некое электронное приспособление, реагирующее на звук шагов либо шуршание киамов? Парнишка поднял на нас глаза, улыбнулся и проворковал что-то по-английски. Сильно сомневаюсь, что большинство завсегдатаев магазина Шиита свободно изъясняются на языке янки. Его заведение не предназначено для обслуживания туристов; тут хранятся отнюдь не обычные сувениры… Мальчик наверняка чувствовал себя абсолютно беспомощным: ни слова по-арабски, нет даже училки. Конечно, он и был беззащитным, а следовательно, зависел от хозяина, то есть от Хассана. Зависел во многом, очень многом…

Я знаю несколько элементарных английских выражений и сумел бы разобрать пару слов, говори он помедленней. Могу сказать: «Как найти туалет?», «Биг Мак, пожалуйста», «Пошел на…» – ну и, наверное, все. Я уставился на американца, а тот – на меня. Потом по его лицу медленно расползлась улыбка. По-моему, я ему понравился.

– Где Абдулла? – спросил я по-английски.

Парнишка моргнул и прощебетал нечто совершенно непонятное. Я помотал головой, в знак того, что ни черта не разобрал. Абдул-Хассан горестно опустил плечи. Он попробовал объясниться по-испански, но я снова показал, что не понимаю.

– Где сахиб Хассан?

Мальчик ухмыльнулся и отстучал новую порцию коротких отрывистых фраз, но на сей раз догадался ткнуть пальцем в сторону занавеса. Замечательно: наконец-то мы нашли общий язык!

– Шукран, – поблагодарил я его, направляясь вместе с Ясмин в конец помещения.

– You're welcome, – неожиданно отозвался он.

Я поразился: Абдул-Хассан уже знал, как звучит по-арабски «спасибо», но что сказать в ответ, не выучил. Тупой молокосос! В одну прекрасную ночь лейтенант Оккинг наткнется на его тело где-нибудь в глухом переулке. Или, с моим особым везением, его найду я.

На складе хозяин, то и дело заглядывая в счет, проверял количество ящиков. На них стояло множество надписей, но только адрес магазина указан по-арабски, остальные пометки сделаны на каком-то европейском языке. Внутри могло храниться что угодно – от электрических пистолетов до засушенных человеческих голов. Хассана совершенно не заботило, что именно он продает и покупает, лишь бы получать прибыль. Пожалуй, он идеальный пример умелого торговца по Платону.

Шиит услышал шелест раздвигаемого занавеса и приветствовал меня, словно блудного сына. После отеческих объятий заботливо спросил:

– Сегодня ты чувствуешь себя лучше?

– Да, хвала Аллаху.

Он переводил взгляд с Ясмин на меня. Кажется, Шиит знал ее как одну из девиц, работающих на Улице, но вряд ли он лично знаком с моей подругой. Я решил, что не стоит представлять ее Хассану. В принципе, это нарушение этикета, но при определенных обстоятельствах такое допускается. Он протянул руку:

– Прошу, выпей чашку кофе вместе со мной!

– Да будет вечно обильным твой стол, Хассан, но мы только что пообедали, а я хочу побыстрее найти Абдуллу. Если помнишь, за мной числится долг.

Хассан сдвинул брови:

– Да, да, верно. Милый Марид, проницательный друг мой, я не видел нашего знакомого уже несколько часов. Думаю, он предается развлечениям в другом месте. – Судя по его неодобрительному тону, забавы Абдуллы входят в число запретных для мусульман.

– Однако деньги у меня с собой, и я желал бы выполнить свои обязательства.

Хассан сделал вид, что погрузился в размышления о том, как помочь мне.

Наконец произнес:

– Ты, конечно, знаешь, что часть их предназначена мне.

– Да, о мудрейший.

– Тогда можешь оставить у меня всю сумму, а я, как только увижу Абдуллу, отдам то, что ему причитается.

– Отличное предложение, о мой дядюшка [8]8
  Уважительное обращение к старшему или покровителю.


[Закрыть], но я хотел бы получить от него расписку. В тебе никто не смеет усомниться, но, в отличие от нас с тобой, Абдулла и я не связаны узами любви.

Хассану не очень-то понравился такой вариант, но он не стал возражать.

– Думаю, ты найдешь Абдуллу за стальными воротами. – Он повернулся ко мне спиной и продолжил работу. Потом, не глядя на нас, добавил:

– Твоя спутница должна остаться здесь.

Я вопросительно посмотрел на Ясмин; она пожала плечами. Я быстро прошел помещение склада, пересек проулок и постучал по металлу. Несколько секунд пришлось подождать, пока мою личность разглядывали в потайное отверстие, убеждаясь в том, что я свой. Наконец раздался щелчок. Передо мной возник высокий, тощий, как скелет, бородатый старик по имени Карим.

– Что тебе здесь нужно? – спросил он ворчливо.

– Спокойствие, о шейх. Я пришел отдать долг Абдулле абу-Зайду.

Дверь захлопнулась прямо перед носом. Спустя некоторое время их снова открыл сам Абдулла.

– Давай их скорее сюда. Мне как раз нужны деньги.

За его спиной я смог разглядеть несколько человек, с жаром предающихся какой-то азартной игре.

– Я принес все, что должен, Абдулла, – сказал я, – но ты выдашь мне расписку в получении. Не хочу, чтобы потом говорили, что я не заплатил причитающегося.

Он разъярился:

– Ты смеешь воображать, что я могу так поступить?

Я в ответ обжег его взглядом:

– Расписку. Потом получишь долг.

Абдулла пару раз обругал меня, потом нырнул в комнату, торопливо нацарапал ее на клочке бумаги и показал мне.

– Давай сюда полторы тысячи, – прорычал он.

– Сначала бумагу.

– Гони мои деньги, поганый кот, которого кормят девки!

В моем воображении возникла соблазнительная картина: я с размаху бью его ребром ладони по переносице, превращаю наглую жирную харю в кровавое месиво…Какое прекрасное зрелище!

– О господи, Абдулла! Позови сюда Карима. Эй, Карим! – Когда снова подошел седобородый старик, я сказал ему:

– Сейчас я передам тебе банкноты, а Абдулла документ, которую держит в руке. Ему отдашь киамы, мне расписку, хорошо?

Старик заколебался, словно такая операция показалась ему немыслимо сложной. Потом медленно кивнул. Обмен произошел в полной тишине. Я повернулся и, не говоря ни слова, зашагал к магазину Шиита.

– Сын шлюхи! – выкрикнул Абдулла мне вслед. Я улыбнулся. Вообще-то у мусульман подобное ругательство считается страшным оскорблением, но поскольку сказанное, увы, было истиной, меня его слова по-настоящему не задели. И все же, из-за Ясмин и нежелания нарушать приятные планы на вечер, я позволил Абдулле перейти предел допустимого. Обычно такое не проходит безнаказанно. Я твердо пообещал себе, что скоро заплачу и этот долг. У нас в Будайине очень вредно для здоровья заработать репутацию человека, покорно сносящего хамство и поношения.

Проходя мимо Хассана, я сказал:

– Ты можешь забрать свою долю у Абдуллы. Советую поторопиться, потому что сегодня ему, кажется, крупно не везет в игре.

Шиит кивнул, но промолчал.

– Я рада, что дело закрыто, – сказала Ясмин.

– Ну, не больше меня, наверное. – Я аккуратно сложил расписку и сунул ее в карман джинсов.

Мы отправились к Чириге; я подождал, пока она закончит обслуживать трех молодцов в форме морских офицеров Калабрии.

– Чири, – произнес я, – мы спешим, но я хочу отдать тебе хрустики.

Отсчитал семьдесят пять киамов и положил на стойку. Чири не шелохнулась, даже не посмотрела на деньги.

– Ясмин, ты сегодня просто красавица, моя милая. Марид, это за что? За пилюльки, которые ты взял прошлой ночью? – Я кивнул. – Знаю, ты очень стараешься держать слово, всегда возвращать долги, соблюдать вашу выспреннюю ерунду с кодексом чести, и так далее. Но возьми часть бумажек обратно: я не собираюсь обирать тебя по уличным ценам.

Я ухмыльнулся:

– Чири, ты рискуешь оскорбить правоверного.

Она рассмеялась:

– Ну и правоверный из тебя, клянусь своей чернокожей задницей! Хорошо, тогда угоститесь за счет заведения. Нынче бизнес идет бойко, хрустики так и порхают. Девочки в хорошем настроении, я тоже.

– У нас сегодня маленький праздник, Чири, – произнесла Ясмин.

Они обменялись каким-то таинственным жестом. Может быть, во время операции по перемене пола каким-то путем передается и специфически-женское, почти сверхъестественное умение говорить друг с другом без слов? Так или иначе, Чири все уловила. Мы взяли бесплатную выпивку и поднялись.

– Желаю вам хорошо провести сегодняшнюю ночь, – сказала чернокожая амазонка.

Семьдесят пять киамов давно исчезли. Честно говоря, я не понял, как и когда хозяйка клуба взяла их.

– Ква кери, – произнес я, когда мы выходили на улицу.

– Ква керини йа квонана, – отозвалась Чири. Потом, на одном дыхании, – О'кей, которая из вас, ленивых толстожопых шлюх, должна сейчас танцевать на сцене? Кэнди? Отлично, сбрасывай свои тряпки и за работу! – Она казалась счастливой. Мир вокруг снова в полном порядке.

– Мы можем по дороге заскочить к Джо-Маме, – предложила Ясмин. – Я не видела ее уже пару недель.

Джо-Мама – гигантская во всех отношениях дама почти шести футов ростом, весом примерно три-четыре сотни фунтов, обладательница уникальной, периодически меняющей цвет шевелюры. Повинуясь какому-то таинственному циклу, она становилась белобрысой, рыжей, темноволосой и жгучей брюнеткой, потом светлой шатенкой; затем краски постепенно темнели, пока в один прекрасный день Джо-Мама, словно по мановению волшебной палочки, снова не превращалась в блондинку. Она принадлежала к типу несгибаемых, сильных женщин: в ее баре никто не осмеливался затеять скандал, а там в основном сшивались греческие моряки торгового флота. Джо-Мама жила по собственным заповедям и могла со спокойной совестью вытащить пушку или золингеновский перфоратор и создать вокруг картину полного умиротворения в виде груды окровавленных тел. Я уверен, что такая, как она, не моргнув глазом, за пару секунд справилась бы с двумя Чиригами одновременно, не прерывая процесс приготовления «Кровавой Мери» для очередного посетителя. Джо-Мама или любила тебя всей душой, или так же страстно ненавидела; не знаю никого, кому бы пришелся по вкусу второй вариант. Мы зашли в ее заведение; хозяйка приветствовала нас в своей обычной манере. Она говорила очень громко, быстро, проглатывая слова, и постоянно отвлекалась.

– Марид! Ясмин!

Далее последовала какая-то фраза на языке древних эллинов: она забыла, что никто из нас не понимал ее. По-гречески я знаю еще меньше слов, чем по-английски, а их я выучил, ошиваясь в заведении Джо-Мамы. Могу, скажем, заказать узо и рецину, сказать «калимера» (привет) и обозвать кого-нибудь «малакой» (что-то вроде мудака).

Я старательно сжал Джо-Маму в объятиях. Она такая обильная, что даже нам вдвоем с Ясмин не обхватить ее. Мы сразу же стали слушателями истории, которую она рассказывала какому-то посетителю. «…И вот наш Фуад стремглав бежит ко мне и хнычет: „Эта черная сука меня обчистила!“ Мы с тобой прекрасно знаем, что ничто так не возбуждает несчастного, как возможность быть обворованным негритянской блядью». Джо-Мама вопросительно посмотрела в мою сторону, я согласно кивнул. Фуад – невероятно худой парень, который питает слабость к чернокожим шлюхам. Его никто не любит, но используют на подхвате, а простак мечтает хоть кому-то понравиться, и бегает по чужим делам целые ночи напролет, пока не натыкается на девицу, которую избирает объектом своей любви на текущую неделю. «Я спрашиваю, как он умудрился опять попасться. Я – то не сомневалась, что теперь он узнал все приемы на собственном горьком опыте. Господи, даже Фуад не может быть таким кретином, как… как Фуад. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать… Он отвечает: „Она работает официанткой в „Старом Чикаго Большого Ала“ [9]9
  Имеется в виду Чикаго 20-х годов, времени жизни знаменитого гангстера Аль Капоне.


[Закрыть]. Я расплатился за выпивку, а когда девка принесла сдачу, она протерла поднос губкой и держала его высоко, чтобы я хорошо разглядел деньги. Когда я брал киамы, пришлось подвинуть их к краю подноса, и нижняя бумажка прилипла к мокрой поверхности“. Тогда я схватила идиота за уши и стала трясти его. „Фуад, Фуад, – говорю я ему, – ведь это самый заезженный трюк! Ты, наверное, видел его миллион раз, если не больше! По-моему, то же проделала с тобой Зейнаб год назад“.

Несчастный скелетина кивает, а его адамово яблоко прыгает вверх и вниз, вверх и вниз; вы только послушайте, что он ответил, только послушайте: „Да-а-а, но ведь все прошлые разы тибрили бумажки в один киам. А тут – десятка!“ Как будто дело в цифре на хрустике!» Джо-Мама начала смеяться: так вулкан издает глухой рокот, прежде чем взорвется в полную силу. Когда раздались первые раскаты, бар задрожал, зазвенели бутылки и стаканы, и мы, сидя у стойки, ощутили вибрацию, как при землетрясении. Хохот Джо-Мамы обладает большей разрушительной силой, чем стул в руках обычного смертного.