Текст книги "Когда под ногами бездна (ЛП)"

Автор книги: Джордж Алек Эффинджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Ты очень обяжешь меня, если примешь мой скромный дар. – Он протянул мне очередную порцию хрустиков. Люди его уровня полагают, что деньги – идеальный презент для того, кто ни в чем не нуждается. Другие посчитали бы такой подход оскорбительным.

– Мою благодарность не выразить словами …

– Не ты, а я твой должник, сын мой. Ты хорошо потрудился, а я не оставляю без награды тех, кто претворяет в жизнь мои желания.

Я не заглянул в конверт: даже некультурный идиот вроде меня знает, что такой поступок везде и всюду считается неприличным.

– Ты отец щедрости!

Сегодняшний визит проходил просто замечательно. Я понравился ему намного больше, чем во время моего первого визита – кажется, с тех пор прошла целая вечность!

– Ты должен простить меня, сын мой, я быстро утомляюсь. Водитель доставит тебя обратно. Скоро мы снова встретимся и тогда поговорим о твоем будущем.

– Клянусь зеницей своего ока, о властитель из властителей, моя жизнь в твоем распоряжении.

– Нет мощи и силы, кроме Аллаха, Великого, Могучего. – Его ответ напоминал формулу, завершавшую обмен любезностями, но на самом деле подобное восклицание обычно приберегают на случай внезапной опасности или перед каким-то серьезным испытанием. Я вгляделся в лицо старца, пытаясь найти разгадку, но он уже отослал меня. Попрощавшись, я покинул кабинет Папы и по дороге до Будайина размышлял над событиями последних дней.

Уже стемнело; у Френчи, как обычно по понедельникам, собралась порядочная толпа народу. В основном, моряки военного и торгового флота, добравшиеся сюда из порта за пятьдесят миль от нас, плюс пять-шесть туристов мужского пола, которые жаждут развлечений, но обретут нечто совсем иное, и несколько путешествующих парочек, коллекционирующих невероятные, исполненные местного колорита истории, чтобы дома пересказывать их ахающим соседям. Пришли и бизнесмены из города, которые наверняка знают о здешних нравах, но, невзирая ни на что, явились, желая выпить и поглазеть на обнаженных танцовщиц.

Моя девочка сидела между двумя матросами. Они радостно гоготали и перемигивались поверх ее головы: ребята воображали, что получили то, за чем явились в злачное место. Ясмин потягивала коктейль. На столике перед ней выстроились семь пустых бокалов. Предельно ясно, что на самом деле именно она нашла свою сегодняшнюю добычу. Френчи брал за каждую смесь восемь хрустиков, и часть отдавал той, которая заказала напиток. Моя милая уже нагрела беспечных повелителей волн на тридцать два киама, и, судя по их виду, успешно продолжит потрошить их – вечер только начинается… А ведь есть еще чаевые! Ясмин замечательно умеет их вытягивать. На такую работу просто приятно смотреть: она способна извлечь деньги у клиента быстрее всех, кого я знаю, за исключением разве что Чири.

Возле стойки оставалось несколько незанятых мест: одно у двери и еще несколько в конце бара. Не люблю торчать рядом с выходом, как какой-нибудь тупой турист. Я направился туда, где царил полумрак. На полпути передо мной выросла Индихар. – Вам будет гораздо удобнее в кабинке, господин.

Я ухмыльнулся. Моя знакомая не узнала меня без бороды, облаченного в галабийю. Она предложила потенциальному клиенту устроиться в более интимной обстановке, потому что там удобно примоститься рядышком и избавить его от лишней монеты. Как я уже говорил, Индихар – хорошая девочка, я никогда не ссорился с ней, но ответил:

– Сяду у стойки. Хочу поговорить с Френчи.

Она слегка передернула плечами, отвернулась и орлиным взглядом окинула толпу. Выделила из стада ягнят подходящую жертву – троицу неплохо выглядевших купцов, сидящих с фемой и обрезком. Где приютились две, всегда найдется место для третьей. Индихар устремилась к ним.

Помощница хозяина, Далия, подошла к новому посетителю, волоча по доске мокрую тряпку. Она пару раз махнула ей передо мной. – Пиво?

– Джин и бингара со льдом.

Она подозрительно прищурилась. – Марид? Ты?

– Как тебе нравится мой новый облик?

Она уронила тряпку и молча уставилась на меня. Так продолжалось, пока я не занервничал.

– Эй, Далия! Ты в порядке?

Она разинула рот, захлопнула его, снова открыла. Наконец обрела дар речи.

– Френчи! – завопила Далия. – Он пришел, Френчи!

Все вокруг обернулись, чтобы посмотреть на меня. Ничего не понимаю. Владелец бара поднялся со своего стула возле кассы и вразвалку подошел ко мне.

– Марид, – торжественно произнес он. – Я слышал, ты вычислил и уделал парня, который кокнул Сестер.

До меня дошло, что я теперь герой квартала.

– А, ну да. Вообще-то, он сам меня вычислил и чуть не уделал. У него здорово получалось, пока я не рассердился.

Френчи ухмыльнулся:

– Ты единственный, кто не наложил в штаны и выручил каждого из нас. Даже лучшие люди города плелись в десяти шагах позади тебя. Ты спас много жизней, Марид. С сегодняшнего дня получаешь бесплатную выпивку в моем заведении и в каждом баре на Улице. Причем, никаких чаевых. Я поговорю с девочками.

Это единственный жест, на который способен Френчи, и я оценил его.

– Спасибо! – Не успев как следует освоиться с ролью героя, я уже осознал, что иногда она может сильно раздражать.

Мы немного побеседовали. Я попытался внушить ему, что на свободе остается второй убийца, но он ничего не хотел слышать. Френчи предпочитал верить, что опасность позади. В конце концов, где доказательства? С тех пор, как погибла Никки, неизвестный ни разу не использовал сигареты в качестве орудия пытки.

– Что именно ты ищешь, шеф? – спросил он. Я перевел взгляд на сцену, где танцевала Бланка. Именно она обнаружила мертвую Никки.

– У меня есть одна улика; кроме того, я примерно знаю, что ему нравится делать со своими жертвами. – Я рассказал о модике, который нашел в сумочке у Никки, и об ожогах, порезах и кровоподтеках на телах убитых.

Френчи задумался. – Слушай, – произнес он медленно, – Кто-то тут рассказывал как раз о таком парне.

– Да ну? Пытался прижечь девочку?

Френчи покачал головой:

– Нет, нет. Когда она стянула с него одежду, увидела шрамы – точь-в-точь такие, как ты говоришь.

– Чей он клиент, Френчи? Мне надо с ней поговорить.

Он напряг память:

– Ага! Вспомнил! Мирабель.

– Мирабель?! – Я не верил своим ушам. Это была старуха, восседавшая сейчас в углу возле стойки. Она всегда там устраивается. Сколько же ей лет – шестьдесят, семьдесят, или даже восемьдесят? Полвека назад, когда Мирабель еще обладала нормальной фигурой и личиком, она работала танцовщицей. Когда миновала первая молодость, бросила развлекать полупьяную публику и сосредоточилась на тех аспектах индустрии развлечений, которые приносили хрустики гораздо быстрее. Достигнув еще более почтенного возраста, уменьшила запросы, чтобы ее не вытеснила с рынка напористая молодежь. Теперь на голове у нее красовался роскошный ярко-красный нейлоновый парик, сочный и упругий, как искусственные лужайки в европейском квартале города. Мирабель так и не накопила достаточно денег, чтобы модифицировать плоть или мозг. По контрасту с окружающими ее великолепными телесами – лучшими, которые можно купить, – ее лицо казалось даже более древним и сморщенным, чем на самом деле. Мирабель явно проигрывала соперницам, но умудрялась возмещать недостатки особой методикой работы, упирая на персональный подход и максимальное удовлетворение запросов: за сумму, равную стоимости одной порции коктейля, она предложит любому желающему терапевтический сеанс мастурбации плюс свой многолетний опыт. Причем прямо в баре, не отходя от стойки и продолжая болтать о разных пустяках, словно они с клиентом заперлись в номере мотеля. Мирабель наглядно подтверждала одну арабскую пословицу: наилучшее из благодеяний – то, которое совершают без промедления. Конечно, разговаривает во время процедуры в основном она, но если вы не разглядываете парочку в упор или не попадется несдержанный клиент, никогда не догадаетесь, что происходит.

Как правило, девочки требовали, чтобы им заказали не меньше семи-восьми стаканов выпивки, прежде чем вообще начать переговоры об интимных услугах. Но время работало против Мирабель, она не могла себе такого позволить. Если уподобить Ясмин, скажем, новенькой спортивной машине, то Мирабель тянула на полумертвое от старости искореженное такси безумного американца Билла.

Вот почему в рассказ Френчи верилось с трудом. Мирабель просто не представится случай увидеть шрамы на теле клиента, кем бы он ни был. Как она подцепит его, сидя в темном уголке бара?

– Она отвела его к себе домой, – ухмыляясь, сообщил Френчи.

– Да кто согласится пойти с ней?!

– Тот, кому нужны деньги.

– Ах ты черт! Значит, онаплатит мужикам, чтобы ее трахнули?

– Если есть круговорот воды в природе, шеф, наверное, то же самое происходит и с деньгами…

Я поблагодарил его за ценную информацию и объявил, что должен побеседовать с Мирабель. Он засмеялся и отправился к кассе. Я подсел к ветерану древнейшей профессии.

– Привет.

Ей пришлось долго разглядывать мою физиономию. Наконец она радостно воскликнула:

– Марид! – Где-то между первым и вторым слогом ее проворные пальчики уже принялись за работу. – Купишь мне выпить, милый?

– Хорошо.

Я сделал знак Далии, и та сразу поставила перед ней порцию. Барменша усмехнулась, глядя на меня; я с обреченным видом пожал плечами. Девочки и обрезки в заведении Френчи всегда просили подать вместе с коктейлем высокий стальной стакан с ледяной водой, объясняя, что не терпят алкоголь и должны запивать его, чтобы избавиться от противного привкуса. Они отхлебывали немного, а потом припадали к стакану. Клиенты жалели бедных шлюх: как им тяжело каждый вечер потреблять столько ненавистного пойла! На самом деле девочки просто выплевывали туда смесь. Время от времени Далия собирала стаканы, якобы для того, чтобы наполнить заново, и выливала содержимое. В отличие от своих подруг, Мирабель не нуждалась в подобной услуге: ей нравится спиртное, даже очень!

Должен признать, она умеет работать пальцами не хуже классного ювелира. Вот что значит практика. Я уже собрался прервать сеанс, но потом решил: «Почему бы и нет?» Любой опыт полезен.

– Мирабель, – шепнул я. – Френчи говорит, что ты встречала какого-то человека с ожогами и шрамами по всему телу. Ты можешь сказать, кто он?

– Встречала? Я?

– Парень, которого ты отвела к себе домой.

– Когда?

– Не знаю. Если найду его и хорошенько расспрошу, мы спасем много жизней.

– Правда? А мне выдадут какое-нибудь вознаграждение?

– Сотню киамов, если вспомнишь.

Мои слова подействовали, как ведро холодной воды. Старушка не видела такой суммы со времен бурной юности, а они казались далекими, как древние предания. Мирабель напряглась, лихорадочно пытаясь воссоздать облик ночного знакомца.

– Ты знаешь, – сказала она наконец, – что-то такое действительно случилось. Но, хоть убей, забыла, как он выглядит. Марид, не сомневайся, я обязательно соображу. А награда…

– Как только тебя осенит, позвони мне или скажи Френчи.

– А мне не придется с ним делиться?

– Нет. – На сцене появилась Ясмин. Она увидела меня рядом с Мирабель, заметила ритмичные движения ее руки, окинула меня исполненным презрения взглядом и отвернулась. Я засмеялся:

– Спасибо, Мирабель, мне пора.

– Уже уходишь, Марид? – спросила барменша. – Быстро ты управился, ничего не скажешь.

– Куча дел, Далия. – Я покинул гостеприимное заведение. Меня страшно угнетало сознание того, что мои лучшие друзья вроде Оккинга, Хассана и Фридландер-Бея, абсолютно уверены, что им больше ничто не угрожает. Я знал, что они ошибаются, но они не слушали. На мгновение даже захотелось, чтобы произошло что-нибудь ужасное, и люди убедились в моей правоте, но, конечно, нести потом бремя вины я не собирался.

В самый разгар ликования жителей Будайина, избавившихся с моей помощью от страха перед убийцей, я чувствовал себя таким одиноким, как никогда в жизни.

19

– На самом деле ты не желаешь этого.

Одран взглянул на собеседника. Вулф восседал в кресле – воплощенное высокомерие и самодовольство: глаза полузакрыты, губы то выпячиваются, то сжимаются в тонкую линию. Он чуть повернул голову и посмотрел на своего неотесанного подражателя по имени Марид.

– Нет, не желаешь, – повторил великий сыщик.

– Неправда! – вскричал Одран. – Да я мечтаю, чтобы все поскорее закончилось!

– Тем не менее… – Вулф поднял толстый палец и помахал им. – Ты продолжаешь надеяться на упрощенное решение проблемы, на чудодейственный метод, который избавит тебя от опасности превратиться в труп или, что для тебя еще страшнее, калеку. Если бы Никки убили чисто, без изуверской жестокости, ты без колебаний преследовал бы преступника и нашел его. А теперь ситуация, в которой ты оказался, ужасает тебя сильнее и сильнее, и ты жаждешь лишь одного: спрятаться от реальности. Посмотри, где ты сейчас находишься: скорчился в вонючем чулане какого-то нечистоплотного феллаха. Фу! – Вулф осуждающе нахмурился.

Одран почувствовал, что обречен на поражение. – Ты хочешь сказать, что я избрал неверный путь? Но ведь детектив ты, а не я! Я просто здешний мальчик на побегушках, который сидит на куче тряпья рядом с пластиковыми стаканами и прочим мусором. Ты ведь сам постоянно твердишь, что любая спица в колесе приведет муравья к его центру.

Вулф пожал плечами (то есть чуть приподнял их). – Да, я действительно так говорю. Но если неразумное насекомое проползет три четверти пути по оси, прежде чем выбрать спицу, оно рискует потерять не только время, а нечто гораздо более ценное, мой друг!

Одран беспомощно развел руками. – Я приближаюсь к цели своим некультурным и неуклюжим способом. В общем, как умею. Почему бы тебе, о эксцентричный гений, не использовать собственные способности и не объяснить мне, где искать второго убийцу?

Вулф вцепился в ручки кресла и медленно поднял свое массивное тело. Проходя мимо, он не удостоил Марида вниманием. На лице непревзойденного мастера дедукции застыло весьма озабоченное выражение. Пора навестить орхидеи.

Вытащив из розетки модик и вставив вместо него суперучилки, я обнаружил, что сижу на полу чулана, опустив голову между колен. Я снова чувствовал себя непобедимым: исчезли голод, усталость, жажда, ужас, даже гнев. Сжав губы, пригладил растрепавшиеся волосы, принял героический вид. Ну-ка, ребята, расступитесь, это работа…

Работа для меня. Да, наверное. Тут уж ничего не поделаешь.

Я бросил взгляд на часы. Уже вечер. Тем лучше: как раз вышли на прогулку местные потрошители и их потенциальные жертвы.

Хочу доказать раздувшейся от чванства книжной жабе, Ниро Вулфу, что настоящие, из плоти и крови, а не придуманные люди тоже способны шевелить своими примитивными мозгами. А еще – прожить остаток жизни без подспудного страха, что через мгновение меня начнет выворачивать наизнанку. Следовательно, надо найти убийцу Никки. Вот и все.

Я вытащил конверт и пересчитал хрустики. Пятьдесят семь с лишним тысяч киамов. Я надеялся найти, самое большее, пять кусков. Я долго сидел, не отрывая глаз от толстой пачки банкнот.

Потом убрал деньги, достал коробочку с пилюльками, проглотил без воды двенадцать паксиумов. Выходя из зловонного убежища, наткнулся на Джарира и, не проронив ни слова, покинул его дом.

Улицы здесь уже опустели, но чем ближе к Будайину, тем больше появлялось прохожих. Я миновал Южные ворота и зашагал по Улице. Во рту пересохло, хотя училки по идее должны контролировать работу эндокринной системы. Хорошо еще, что из-за них я не чувствую даже волнения, потому что… потому что на самом деле напуган до смерти. Мне повстречался Полу-хадж; он что-то бормотал, но я кивнул ему и прошел мимо, словно мы не знакомы. Наверное, тем вечером в городе проходил какой-то съезд или к нам привезли группу туристов, потому что мне вспоминаются небольшие скопления чужаков, глазеющих на живописные бары и кафе. Я даже не удосуживался обойти их, просто расталкивал стоявших на пути.

Когда я добрался до магазина Шиита, дверь была заперта. Я стоял, тупо уставившись на нее. На моей памяти заведение Хассана не закрывали никогда. Заметь такую странность обычный человек по имени Марид, он сообщил бы Оккингу и успокоился; но сейчас здесь стоял обновленный Одран и его чудо-училки. Поэтому я вмазал несколько раз по замку. Наконец он не выдержал моего натиска, и я смог войти.

Наш юный американец Абдул-Хассан, естественно, не сидел на своем обычном месте в пустом магазине. Я быстро пересек комнату, сорвал ткань, прикрывавшую вход на склад. Там тоже никого не оказалось. Почти бегом преодолев неосвещенный проход между высокими рядами деревянных ящиков с товарами, я распахнул массивную дверь и вышел в темный переулок. В стене напротив есть ворота, а за ними – комната, в которой я когда-то выторговывал свободу для Никки (жаль, она недолго наслаждалась ей). Я подошел к последнему препятствию и забарабанил по гулкому металлу. Нулевой результат. Я снова принялся отбивать кулаки. В конце концов послышался тонкий голос, сообщивший мне что-то по-английски.

– Хассан! – заорал я.

Новая порция загадочных отрывистых фраз; потом тишина, а через несколько секунд – еще несколько слов на языке неверных янки. Я поклялся, что, если переживу сегодняшнюю ночь, обязательно куплю пареньку училку арабского. Вытащив конверт с деньгами, я стал размахивать им в воздухе, вопя как пароль:

– Хассан! Хассан!

Дверь сдвинулась, в щель выглянул американец. Я вынул тысячную банкноту, сунул ему в руку, дал полюбоваться на остальные и повторил:

– Хассан! Хассан!

Мальчишка исчез, а с ним и мои хрустики. Ворота с грохотом захлопнулись.

Когда он снова их приоткрыл, я уже приготовился: сразу же вцепился в железный край и потянул, заставив парня в конце концов отпустить ручку.

Пронзительно вскрикнув, он навалился на стальную створку, но не выдержал и разжал пальцы. Я распахнул дверь и сразу согнулся пополам: поганец стукнул меня изо всех сил. К счастью, он маленького роста, и удар не попал в цель, но даже так было очень чувствительно. Я схватил его за рубашку, влепил пару хороших затрещин, стукнул головой о стену и отпустил. Абдул-Хассан мешком свалился на грязную мостовую. Я немного постоял, чтобы отдышаться. Училки работали отлично: сердце билось ровно, словно я только что отплясывал на вечеринке, а не дрался. Перед тем как отправиться дальше, я склонился над мальчишкой и вытащил зажатые в кулаке деньги. Как часто говорила моя мама: «Никогда не бросай вещи где попало».

На первом этаже – ни души. Я решил запереть за собой стальные ворота, чтобы ни американец, ни другие доброжелатели не сумели подкрасться сзади, но потом передумал: что, если придется быстро сматываться! Прижимаясь к стене, стараясь идти бесшумно, я медленно и осторожно двинулся к лестнице, которая вела наверх. Без моих училок я бы сейчас нашептывал разные красивые фразы на ушко прекрасной незнакомке на каком-нибудь романтическом языке за многие километры отсюда. Я вытащил коробку с приставками и задумался. Обе розетки загружены не полностью, можно нацепить еще штуки три, но я ведь, кажется, обзавелся всем, что пригодится в критической ситуации. Вообще-то, оставалась еще черная училка, воздействующая на центр наказания. Вряд ли когда-нибудь я соглашусь подключить такую страшную штуку; с другой стороны, если придется столкнуться лицом к лицу с чудищем вроде Хана, имея при себе только хлебный нож, я скорее стану разъяренным диким животным, чем визжащим от бессилия, страха и боли царем природы.

В комнате на втором этаже я застал двух человек. В углу, рассеянно улыбаясь и сонно протирая глаза, стоял сам хозяин. Он выглядел так, словно его отвлекли от приятного времяпрепровождения.

– А, Одран, мой племянник.

– Хассан…

– Тебя впустил паренек?

– Я дал ему тысячу киамов и избавил от ответственности. Потом избавил и от денег.

Хассан тихонько рассмеялся:

– Как ты знаешь, я привязан к мальчишке, но он американец.

Непонятно, что хотел сказать Шиит: то ли «он янки, значит, тупой», то ли «этого добра навалом, я в любой момент достану другого».

– Он нам не помешает.

– Очень хорошо, о обладатель многих достоинств, – согласился Хассан.

Он опустил глаза на Оккинга, распростертого на полу. Ноги и руки лейтенанта были привязаны нейлоновыми веревками к кольцам, вделанным в стены. Совершенно очевидно, что Шиит так забавлялся и раньше. Причем довольно часто. Тело, конечности и лицо Оккинга покрывали ожоги от сигарет и длинные порезы, из которых сочилась кровь. Не знаю, кричал он или нет, – училки заставили меня сосредоточиться на Хассане. Но одно очевидно: он еще жив.

– В конце концов, ты добрался до легавого, – констатировал я. – Наверное, жалеешь, что у него нет розетки. Ты ведь любишь использовать свой особый модик, правда?

Хассан поднял брови.

– Да, тут уж ничего не поделаешь… Но зато у тебя целых два разъема. Я предвкушаю удовольствие, которое ты скоро подаришь мне, сынок. Кстати, должен поблагодарить тебя за то, что порекомендовал полицейского. Я ведь, честно говоря, не сомневался, что мой сегодняшний гость и вправду безмозглый болван, которого он изображал. Но ты постоянно твердил, что он скрывает важную информацию. В конце концов я подумал, что не могу рисковать: а вдруг ты прав?

Я нахмурился, и, посмотрев на распростертого на полу Оккинга, мысленно пообещал себе, что потом непременно ударюсь в истерику.

– С самого начала, – произнес я спокойно, словно обсуждал стоимость партии таблеток, – я вообразил, что у нас орудуют два убийцы-модика. Мне и в голову не приходило, что вторым преступником окажется заурядный маньяк. Какой же я идиот: из кожи вон лез, пытаясь перехитрить суперсовременного профессионала международного класса, а злодей-то у нас – местный старикашка-пакостник! Господи, сколько времени потрачено впустую, Хассан! Стыдно брать деньги у Папы за такую паршивую работу! – Естественно, произнося свою речь, разглядывая извивающееся тело, с печалью и укоризной покачивая головой, – в общем, изображая добросердечного, умудренного опытом сержанта полиции, который пытается урезонить слабонервного жлоба, собравшегося прыгнуть с небоскреба, – я незаметно подбирался все ближе и ближе к Шииту. Поверьте на слово: это гораздо труднее, чем кажется!

– Ты больше не получишь от Фридландер-Бея ни киама. – Казалось, он искренне опечален моей судьбой.

– Может быть, да, а может, нет, кто знает? – Я медленно приближался к нему, не отрывая взгляда от пухлых коротких пальцев, сжимающих обычный дешевый кривой арабский нож. – Я не замечал, что происходило прямо у меня под носом! Ты работал на русских.

– Конечно, – раздраженно отрезал Хассан.

– Ты похитил Никки.

Он удивленно посмотрел на меня:

– Нет, мой племянник, ее забрал Абдулла, а не я.

– Но он действовал по твоему распоряжению.

– По приказу Богатырева.

– Абдулла выкрал ее из виллы Сейполта.

Шиит молча кивнул.

– Значит, когда я в первый раз разговаривал с немцем, девочка еще оставалась там. Ее, живую и невредимую, держали где-то в доме. Сейполт собирался переправить ее. Потом, когда я влез к нему, чтобы выведать правду, он уже стал трупом.

Хассан уставился на меня, то и дело пробуя лезвие пальцем.

– После смерти Богатырева ты замучил ее и сунул тело в мешок для мусора. Потом прикончил Абдуллу и Тами, чтобы себя обезопасить. Кто заставил Никки написать записку?

– Сейполт, о мой проницательный друг.

– Значит, единственный, кто может раскрыть твою причастность к убийствам – Оккинг.

– Не считая тебя, конечно.

– Разумеется. Ты отличный актер, Хассан. Ты сумел полностью обдурить меня. Если бы я не нашел случайно твой самодельный модик, – он оскалился, словно зверь, застигнутый врасплох, – не обнаружил другие улики, которые выдавали связь Сейполта с исчезновением Никки, я не имел бы ни единой зацепки. Вы в паре с немецким наемником Ханом поработали идеально. Я и не подозревал ничего, пока не понял, что любые мало-мальски важные сведения шли исключительно через тебя. Подумать только, преступник маячил совсем рядом, требовалось лишь увидеть его. В конце концов, я просто не мог не сообразить – это ты, твои проклятые короткие, жирные, неуклюжие пальцы…

Я придвигался все ближе и ближе. Нас разделяло не больше трех метров. Еще шаг… И тут Шиит разрядил в меня обойму маленького белого пластикового игломета. Целая армада колючек пронзила воздух. Последние два заряда попали мне в бок, чуть пониже левой подмышки. Я почти не почувствовал их, словно ранили кого-то другого. Знал, что потом будет по-настоящему больно, а какая-то часть рассудка, неподконтрольная училкам, задалась вопросом: отравлены иглы, или они просто острые кусочки металла, которые рвут мышцы в клочья. Впрочем, очень скоро ответ мне поскажет собственное тело.

Меня охватило отчаяние. Я забыл про парализатор и, в любом случае, не собирался состязаться в меткости с Шиитом… Уже падая, сумел выхватить черную училку и вогнал ее в розетку.

Как описать свои ощущения? Ты привязан к креслу, и зубной врач дрелью вгрызается тебе в нёбо; ты ощущаешь, что вот-вот забьешься в припадке эпилепсии, а он не начинается, и ты страстно желаешь, чтобы пришли долгожданные муки, потому что вечно находиться на грани еще страшнее. Глаза слепит нестерпимо яркий свет, в уши бьет непереносимо громкий шум, тело раздирают наждаком шайтаны, в нос лезет непередаваемо мерзкая вонь, тошнотворная гадость забила рот… Ты готов умереть, лишь бы избавиться от этого.

Готов растерзать любое живое существо, оказавшееся рядом.

Я схватил Хассана за руки и вонзил зубы в его горло. В лицо брызнула горячая влага; помню, я еще подумал, какой у нее замечательный вкус… Шиит взвыл от боли и страха; он стал бить меня по голове, но не в силах был оторвать от себя охваченного бессмысленной яростью, отчаянием и паническим ужасом зверя, в которого я превратился. Он извивался в моих руках, мы вместе свалились на пол. Шииту удалось отползти в сторону. Он вскочил, вставил новую обойму в игломет, нажал на спуск, вгоняя в мое тело заряд за зарядом. Я снова прыгнул, опять вцепился ему в глотку, разрывая плоть, выдавливая пальцами глаза. Теперь алая жидкость заструилась по запястьям: теплая кровь врага… Хассан издавал дикие вопли, но их почти перекрывал мой надсадный животный рев.

Черная училка безжалостно истязала меня, словно едкой кислотой разъедая мозг.

Даже поединок, высвободивший всю первобытную страсть и ненависть, не принес мне ни капли облегчения, не избавил от бесконечной, монотонной пытки. Я кусал, грыз, драл тушу, которую некогда называли Шиитом.

Очнулся я на больничной койке одиннадцать дней спустя, до предела накачанный транквилизаторами. Я узнал, что терзал Хассана, пока его не покинула жизнь, и продолжал калечить даже мертвого. Он сполна заплатил за гибель Никки и остальных, но по сравнению с тем, что сделал я, страшные преступления Шиита казались невинными детскими играми. Я превратил труп в бесформенную груду мяса и костей, так что полиции с большим трудом удалось установить личность покойного.

То же самое я сотворил с Оккингом.