Текст книги "Когда под ногами бездна (ЛП)"

Автор книги: Джордж Алек Эффинджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

20

Перед выходом из госпиталя меня напутствовал доктор Еникнани, добродетельный турок. Мне здорово досталось от Хассана, но, к счастью, я не помнил, что произошло. Порезы, ушибы, засевшие во мне иглы не представляли особой проблемы для медиков. Доктора просто починили мою бренную плоть и, словно мумию, запеленали с ног до головы. На сей раз никаких строгих неприветливых санитаров – за каждой мелочью следил компьютер. Врач вводил программу: перечень наркотиков, дозировка, максимальное количество, которое мне разрешается. Чтобы принять очередную порцию, достаточно нажать на кнопку. Если я требовал добавки слишком часто, попросту ничего не происходило. Но когда проявлял терпение, компьютер сам отмеривал соннеин прямо в капельницу. Я провалялся почти три месяца, а когда наконец вышел на волю, мой зад оставался гладким, как у младенца. Вот было бы здорово – раздобыть хоть один такой автоматический впрыскиватель! На черном рынке наркотиков произойдет настоящая революция. Правда, кое-кто в результате потеряет работу, но такова уж цена прогресса.

Я лечился так долго не из-за ран и прочих физических увечий, которые получил, пока делал суповой набор из Хассана. По правде говоря, подобными травмами в наши дни занимаются в отделении неотложной помощи, и через несколько часов пациент спокойно обедает или танцует с какой-нибудь красоткой. Подлинную проблему для врачей представлял мой мозг. Я совершил и увидел слишком много жутких вещей; Еникнани и остальные доктора боялись сразу избавить меня от черной училки и блокирующих чувства приставок, понимая, что в незащищенный рассудок хлынет поток убийственной информации, и я чокнусь, как паук на роликовой доске.

Нас, – то есть, два бездыханных и одно полумертвое тело, – обнаружил мальчишка-американец, и тут же вызвал полицию. Я поступил в госпиталь, а здесь никто из высокооплачиваемых, высококвалифицированных специалистов не пожелал рисковать репутацией и положением, взяв на себя ответственность. «Как поступим, коллеги? Извлечь обучающие программы или оставить их? В первом случае пациент рискует навсегда потерять рассудок; однако во втором они начисто сожгут оба полушария». А пока они совещались час, другой, третий, центр наказания не переставал пытать меня. Я снова и снова отключался, но, как вы понимаете, в бреду мне мерещилась отнюдь не Хони Пилар…

Сначала они вытащили черную училку; остальные не тронули, чтобы создать некое подобие эмоциональной комы. Врачи шаг за шагом, медленно и осторожно, возвращали меня к полноценной жизни; могу с гордостью заявить, что сейчас моя башка работает как прежде, а спецучилки я держу в коробке, на случай, если когда-нибудь захочется вспомнить бурную молодость.

На сей раз посетителей у меня не было вовсе. Очевидно, мои приятели, в отличие от их героического друга, не страдали потерей памяти. Во время вынужденного безделья я отрастил бороду и длинные волосы. Наконец однажды утром доктор Еникнани решил меня выписать:

– Дай Бог нам никогда больше не встретиться.

Я пожал плечами. – С сегодняшнего дня собираюсь посвятить себя какому-нибудь спокойному маленькому бизнесу, скажем, продаже фальшивых древних монет туристам. Хватит с меня. Не желаю больше никаких забот и неприятностей.

Турок улыбнулся:

– Никто их не хочет, однако они подстерегают нас на каждом шагу. Нельзя просто спрятаться от тягот жизни. Помните самую короткую суру в Благородном Коране? Одно из первых откровений, ниспосланных Аллахом своему пророку: «Скажи: «Прибегаю к Господу рода людского, от наущения сатанинского злого, что вселяет искушение в сердца рода людского, из джиннов и рода людского»? [29]29
  Из суры 114 «Род людской» (в пер. Б.Я. Шидфар); самая короткая сура в Коране – 112 «Единобожие».


[Закрыть]

– От сатанинского наущения, смертоносных лезвий, парализаторов, иглометов и пистолетов, – решил уточнить я.

Еникнани медленно покачал головой:

– Ищущий нож – найдет нож; ищущий Бога – найдет Бога.

– Ладно, – сказал я устало. – Когда выйду отсюда, начну новую жизнь. Проще простого – надо только изменить привычки, образ мыслей, отбросить к чертовой матери многолетний опыт…

– Вы смеетесь надо мной, – печально сказал он. – Но когда-нибудь вам придется всерьез задуматься над тем, что сегодня кажется шуткой. Я молю Аллаха, чтобы истина открылась не слишком поздно.

Доктор оформил бумаги на выписку. Итак, я опять стал самим собой, снова свободен как птица и волен шагать куда пожелаю, хотя идти-то мне в принципе некуда.

Я отказался от квартиры; единственное, что у меня осталось, – сумка с целой кучей денег. Вызвав такси, я отправился к Папе. Уже второй раз я приезжал без предварительной договоренности, но теперь, по крайней мере, имелась уважительная причина: в отсутствие Хассана не с кем созваниваться насчет встречи. Слуга узнал меня; более того, его обычно невозмутимое лицо на мгновение оживилось. Я теперь знаменитость. Когда политики и секс-бомбы ласково треплют тебя по плечу, это ровно ничего не значит, но уж если узнает лакей, можно смело считать, что твое лестное мнение о собственной персоне хоть в чем-то справедливо.

Меня даже освободили от процедуры ожидания. В коридоре появился один из Булыжников, молча повернулся и зашагал впереди. Я последовал за ним. Так мы добрались до кабинета. Я подошел к его величественному столу. Фридландер-Бей сразу встал; он так старательно улыбался, что, казалось, кожа вот-вот не выдержит и порвется. Папа поспешил навстречу, взял мое лицо в ладони и поцеловал.

– О сын, возлюбленный сын мой, – вскричал он. У него не хватало слов, чтобы выразить переполнявшую сердце радость.

Зато я был немного растерян. Как следует вести себя в подобной ситуации? Кто я – неприступный супергерой или простой парнишка, который по воле случая стал защитником квартала? По правде говоря, я хотел поскорее получить разбухший от хрустиков конверт, убраться отсюда и навсегда забыть о старом негодяе. Папа сильно затруднял мою задачу: он чмокал меня снова и снова.

Наконец даже такой ярый приверженец арабских традиций, как Фридландер-Бей, понял, что пора заканчивать. Он отпустил мою зацелованную физиономию и, словно за стенами крепости, укрылся за своим грандиозным столом, опять став неприступно далеким. Кажется, сегодня не стоит ждать совместной трапезы и приятных разговоров за чашкой кофе, причем я услаждал бы слух хозяина дома рассказами об истерзанных трупах, а он объяснял, какой я молодец. Папа долго разглядывал меня, не говоря ни слова. Словно из-под земли возникли Говорящие Булыжники и расположились за моей спиной: один слева, другой – справа. Это напоминало наше первое свидание, только сейчас мы находились в роскошном дворце, а не в грязном мотеле. Неожиданно из супергероя я превратился в ничтожного слизняка-неудачника, который, скажем, попался при попытке обчистить прохожего и теперь томится в ожидании приговора. Не знаю, каким образом Папа сумел внушить мне подобные мысли. Наверное, один из секретов магической силы, которой он обладает. Мне ведь до сих пор неизвестны его истинные планы, с ужасом подумал я.

– Ты хорошо потрудился, достойный сын мой, – произнес Фридландер-Бей задумчиво. В его голосе слышались неодобрительные нотки.

– Благодаря могуществу Аллаха, твоей мудрости и дару предвидения, я преуспел в своем начинании, – сказал я.

Папа кивнул. Он привык к тому, что его упоминают наравне с Богом.

– Прими наш скромный дар в знак благодарности. – Один из Булыжников сунул мне конверт, и я взял его.

– Благодарю тебя, о шейх.

– Восхваляй не меня, но Аллаха в Его бесконечной щедрости.

– Святые слова. – Я положил деньги в карман. Что ж, прием окончен?

– Многие из моих друзей расстались с жизнью, – размышлял вслух Папа, – я потерял также немало ближайших помощников. Следует позаботиться, чтобы в будущем подобное никогда не повторилось.

– Да, о шейх.

– Мне нужны надежные люди на ключевых постах, преданные соратники. Меня охватывает стыд, когда я вспоминаю, каким доверием облек Хассана.

– Он был шиитом, о шейх.

Фридландер-Бей махнул рукой.

– Тем не менее… Настало время восстановить разрушенное. Твоя работа еще не закончена, сын мой. Нам надо построить новую систему безопасности.

– Я сделаю все, что в моих силах, о шейх. – Мне очень не нравилось направление, которое приняла беседа, но я бессилен что-либо изменить.

– Лейтенант Оккинг умер и отправился в свой рай, иншалла. Его пост займет сержант Хаджар, человек, которого я хорошо знаю и не должен опасаться. Я хочу учредить новую важную должность посредника между моими будайинскими друзьями и городской администрацией, который станет наблюдать за действиями властей.

Никогда еще не чувствовал я себя таким маленьким и одиноким.

– На это место я избрал тебя.

– Меня, о шейх? – спросил я дрожащим голосом. – Но я не могу! Неужели ты действительно решил…

Он кивнул:

– Да будет так.

Ярость заставила меня забыть обо всем на свете. Я подскочил к нему и, вне себя, заорал:

– Пошел ты со своими погаными планами! Сидишь тут за огромным столом и играешь чужими судьбами, спокойно наблюдаешь, как убивают моих друзей, суешь свой «скромный дар» бедным людям, и тебя ни капли не волнует, что потом с ними случится, лишь бы денежки, не переставая, текли в твои карманы! Ты… Не удивлюсь, если окажется, что за агентом немцев Оккингом и Хассаном, работавшим на русских, скрывался один и тот же хозяин – ты!

Губы Фридландер-Бея сжались в тонкую полоску, и я сразу заткнулся, сообразив, что совершенно случайно попал в точку.

– Значит, я прав, да? – сказал я тихо. – В действительности тебя совершенно не беспокоило, что здесь происходит. Ты играл за обе стороны, а не стоял в середине, потому что ее не существовало. Был только ты, поганый живой скелет. Да в тебе вообще нет ничего человеческого! Ты не способен любить, ненавидеть, жалеть. Несмотря на твои молитвы и поклоны, ты пуст, как глиняный истукан. В горсти песка больше чувств, чем в тебе!

Самое странное, что Булыжники никак не мешали мне – не оттащили от стола, не превратили лицо в кровавое месиво. Они застыли как вкопанные. Очевидно, Папа знаком приказал им не прерывать мои излияния. Я сделал еще один шаг, и уголки губ Папы чуть приподнялись. Трогательная гримаса-улыбка на морщинистом, иссохшем лице старца-патриарха. Я застыл на месте, словно натолкнулся на невидимую стену.

Барака… Особая аура, которая окружает усыпальницы, мечети, а также святых и праведников. Я не в силах тронуть даже волосок на его бороде, и Папа прекрасно понимал это.

Он неторопливо вытащил из ящика стола какое-то серое пластиковое устройство, свободно уместившееся на ладони.

– Ты знаешь, что здесь, сын мой?

– Нет.

– Часть тебя. – Он нажал на кнопку, и ужас, превративший меня в дикого зверя, заставивший разорвать в клочья Хассана и Оккинга, вновь, словно раскаленная лава, затопил мозг…

Я очнулся, лежа на ковре у ног Папы, свернувшись в клубок.

– Прошло только пятнадцать секунд, – кротко отметил он.

Сжав зубы, я окинул его взглядом. – Так ты хочешь заставить меня слушаться?

Папа опять продемонстрировал свою гримасу-улыбку. – Нет, сын мой. Возьми. – Он бросил мне пульт, и я поймал его на лету. – Мне нужны любовь и доверие, а не страх.

Барака.

Я сунул коробочку в карман. Папа кивнул. – Да будет так, – снова сказал он. Вот и все. Я превратился в легавого. Говорящие Булыжники молча надвинулись на меня. Чтобы не задохнуться в их каменных объятиях, пришлось отступить. Так, шаг за шагом, они вытеснили меня из кабинета в приемную, а оттуда в коридор, пока, наконец, я не оказался за дверью дома. Мне даже не дали ничего сказать.

В итоге я, во-первых, стал намного богаче, а во-вторых, превратился в жалкую пародию на полицейского под началом бравого лейтенанта Хаджара. Перед таким финалом бледнели самые жуткие наркотические кошмары, когда-либо рожденные моим рассудком.

Каково главное свойство слухов? Правильно: быстрота распространения. Наверное, новости дошли до каждого жителя квартала еще когда я в счастливом неведении лежал на больничной койке, наслаждаясь общением со своим лучшим другом – соннеином. Хейди в «Серебряной ладони» отказалась меня обслуживать. В «Кафе Солас» Жак, Махмуд и Сайед упорно разглядывали пыльный воздух сантиметрах в десяти над моей головой и спорили о том, сколько чеснока нужно класть в приправу. Я заметил, что к Полу-хаджу по наследству от покойного Хассана перешел его американский мальчишка. Надеюсь, им суждена долгая счастливая жизнь вдвоем…

В конце концов, я отправился к Френчи. Далия положила передо мной салфетку. Она чувствовала себя очень неуютно.

– Как дела?

– В порядке. А ты еще разговариваешь со мной?

– Ну конечно, Марид, мы ведь старые друзья. – Однако она кинула напряженный взгляд в сторону кассы.

Я тоже повернул голову. Хозяин заведения медленно поднялся со своего стула и вразвалку подошел к нам.

– Я не хочу тебя здесь видеть, Одран, – сказал он мрачно.

– Послушай, Френчи, когда я поймал Хана, ты сказал, что в твоем баре с меня не возьмут ни гроша до конца жизни.

– Верно, а потом ты разодрал на куски Хассана и Оккинга. И тот, и другой – дерьмо собачье, но то, что ты устроил… – Он отвернулся и сплюнул.

– Но ведь Шиит убил…

Френчи оборвал меня. Повернувшись к Далии, он свирепо прорычал:

– Еще раз обслужишь этого ублюдка – вылетишь с работы. Ясно?

– Ага. – Она переводила испуганный взгляд с меня на Френчи.

Он посмотрел на меня:

– Теперь вали отсюда.

– Можно мне побеседовать с Ясмин?

– Говори и выметайся. – Он повернулся ко мне спиной и быстро зашагал прочь, словно спешил убраться подальше от какой-то дурно пахнущей мерзости.

Ясмин сидела в кабинке рядом с очередным парнем. Я проигнорировал клиента и подошел к ней.

– Ясмин, – начал я, – мне надо…

– Лучше уходи, Марид, – заявила она ледяным тоном. – Я знаю, что ты сделал. И насчет твоей паршивой новой работы тоже. Ты продался Папе. Поступи так другой, я бы ни капельки не удивилась, но ты, Марид… Сначала я не поверила. Но ведь люди не выдумывают? Гнусности, которые про тебя рассказывают – правда?

– Меня заставила училка, Ясмин! Ты не представляешь, что она со мной сотворила! В конце концов, ты ведь сама хотела, чтобы я вставил розетки…

– А легавым ты тоже стал из-за нее?

– Ясмин…

Господи, неужели с ней сейчас говорю я – человек, который выше всего ценит собственное достоинство, ни в чем не нуждается и ничего не ждет от жизни, одинокий скиталец, бесстрастно созерцающий царящую вокруг мерзость, ибо видел столько, что утратил способность ужасаться… Как долго я тешил себя похожими сказками? И вот я, как мальчишка, умоляю ее…

– Убирайся, Марид, или мне придется позвать Френчи. Я работаю.

– Можно потом позвонить тебе?

Она поморщилась:

– Нет, Марид. Нет.

Пришлось уйти. Мне и прежде доводилось оставаться в одиночестве, однако с подобной ситуацией я сталкивался впервые. Наверное, такой развязки следовало ожидать, но, как оказалось, общий бойкот перенести гораздо тяжелее, чем страсти, через которые пришлось пройти. Мои собственные друзья – теперь уже бывшие – решили, что проще вычеркнуть имя Марида Одрана, выбросить его из своего повседневного существования, чем посмотреть правде в глаза. Они отказывались признаться даже себе, что подвергались страшной опасности и однажды угроза может вернуться. Они упрямо продолжали делать вид, что искренне убеждены: окружающий мир, средоточие радости и здоровых удовольствий, подчиняется десятку-другому элементарных заповедей, которые перечислены в какой-то мудрой книге. Их и учить-то не надо; достаточно сознавать, что они есть, и душевный покой обеспечен. А я, как бельмо на глазу, постоянно напоминал, что никаких правил на самом деле нет, и ни одной твари земной нигде и никогда не спастись от слепой прихоти судьбы. Они не хотели слышать о жестокой реальности и в итоге пришли к нехитрому компромиссу. Я стал козлом отпущения, местным злодеем, принял на себя и почести, и хулу. Поручим это Одрану, Одран заплатит за все, да пошел он к такой-то матери, несчастный сукин сын!

О'кей, пусть будет так. Я ворвался к Чири, скинул со своего законного места у бара какого-то молодого негра. Ко мне сразу подошла пьяненькая Мирабель.

– Где я тебя только ни искала, Марид, – с трудом произнесла она.

– Не сейчас, Мирабель! Я не в настроении.

Чирига переводила взгляд с меня на негра, который напряженно размышлял, стоит затевать разборку или нет.

– Джин и бингара? – спросила она наконец, подняв брови. – Или тэнде?

Мирабель примостилась рядом. – Ты должен выслушать меня, Марид.

Я посмотрел на Чири: трудный выбор… В конце концов, заказал водку.

– Я знаю, кто он, – объявила Мирабель. – Ну, тот парень, которого я когда-то привела домой, весь в шрамах; ты ведь искал его? Абдул-Хассан, мальчишка-американец. Понимаешь? Наверное, Шиит его так изукрасил. Я же обещала, что вспомню. Теперь с тебя причитается! – Она тщетно пыталась выпрямиться. Старушка ужасно гордилась собой.

Я взглянул на Чири; она ответила чуть заметной усмешкой.

– Перебьемся, – сказал я.

– Перебьемся, – отозвалась она.

Негр еще ошивался рядом. Он недоуменно оглядел нас и вышел из клуба. Я сэкономил парню целую кучу денег.