Текст книги "Властелин колец"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 103 страниц) [доступный отрывок для чтения: 37 страниц]

Кто–то полз вверх по стволу. Фродо слышал тихое шипение – словно кто–то втягивал и выпускал воздух сквозь сжатые зубы. Вдруг почти у самого настила зажглись два бледных глаза, замерли и, не мигая, уставились вверх – но тут же скрылись; по стволу скользнула какая–то тень, и все исчезло. В следующее мгновение на флет легко вскарабкался Халдир.

– Тут кто–то был, но кто – не знаю, – шепнул он. – Я таких тварей еще никогда не видел. Но это был не орк. Я дотронулся до ствола, и он сразу метнулся прочь. Я было подумал, что это кто–то из вас, хоббитов, но вам до него далеко: слишком ловок и лазает, как белка. Я не стрелял: он мог бы подать голос, а нам нельзя рисковать. Орки еще близко. Только что здесь прошел довольно большой отряд. Они переправились через Нимродэль – да будут прокляты их поганые ноги, осмелившиеся осквернить ее! – и двинулись вниз по течению: там есть старая дорога. Видимо, они шли по запаху – мы видели, как они рыщут у берега там, где вы останавливались. Втроем мы не могли вступить с ними в бой, а потому зашли вперед, изменили голоса и направили их по ложному пути, в глубь леса. Орофин поспешил к нашим – предупредить. Из Лориэна ни один орк живым не выйдет. Завтра, еще до вечера, мы выставим у северных границ большой отряд. Вы же, как только рассветет, отправитесь на юг.

На востоке занимался неяркий день. Сквозь желтую листву маллорна просочились первые лучи рассвета, и хоббитам показалось, что к ним на флет заглянуло прохладное летнее утро. В просветах качающихся ветвей виднелось бледное голубое небо. Раздвинув листья, Фродо выглянул и увидел внизу долину Кэлебранта: она лежала перед ним как на ладони – светло–золотой лиственный залив, слегка волнующийся на ветру.

Совсем еще ранним, зябким утром Отряд тронулся в путь, возглавляемый теперь Халдиром и его братом, Румилом.

– Прощай, милая Нимродэль! – воскликнул Леголас.

Фродо оглянулся. За серыми стволами мелькнула белая пена водопада.

– Прощай, – повторил он за Леголасом.

Ему вдруг показалось, что нигде и никогда больше он не услышит такого дивного пения бегущей воды. А она все струилась и звенела, и многоголосье ее сплеталось в бесконечно изменчивую, неповторимо прекрасную музыку.

Они вернулись на дорогу, идущую вдоль Серебряной, и некоторое время шли на юг вслед за быстрым потоком. На тропе ясно читались следы орочьих ног. Вскоре Халдир свернул и остановился на берегу, в тени деревьев.

– Там, за рекой, выставлены посты, – сказал он. – Напрасно вглядываетесь! Все равно не увидите.

Он свистнул по–птичьи – и из кустов, густо закрывавших противоположный берег, выступил одетый в серое эльф; капюшон его был откинут, и волосы в лучах утреннего солнца отливали золотом. Халдир умело перебросил через реку моток серой веревки. На том берегу моток был пойман, и конец веревки закрепили вокруг большого дерева, росшего у самой воды.

– Кэлебрант набрал силу – видите? – обернулся к Отряду Халдир. – Тут глубоко для такого быстрого течения, а вода холодная. Здесь, на окраине леса, мы в реку не входим – только если нет иного выбора. Но и мостов сейчас в Лориэне не строят: времена такие, что надо быть настороже. Приходится переправляться иначе. Смотрите!

Халдир закрепил свой конец веревки и легко, как по тропинке, перебежал на тот берег и обратно.

– Меня такой способ устроит, – сказал Леголас. – Но остальные этим искусством не владеют. Им придется плыть?

– Зачем же? – откликнулся Халдир. – У нас есть еще два мотка. Одну веревку мы натянем на уровне плеч, другую – на уровне пояса, и чужеземцы легко перейдут – если, конечно, будут соблюдать осторожность.

Когда переправа была наведена, все один за другим перешли на тот берег – одни медленно, с опаской, другие – более смело. Из хоббитов отличился Пиппин: он прошествовал по веревке увереннее всех и придерживался только одной рукой – но и он не мог смотреть вниз и шел, впившись глазами в противоположный берег. Сэм, наоборот, судорожно вцепился в ненадежные перила и еле полз, не отрывая подошв от веревки и поглядывая на стремительно несущуюся прозрачную воду, так, словно внизу разверзлась горная пропасть.

Спрыгнув на землю, он облегченно вздохнул:

– Век живи – век учись! Верно говорил мой Старикан. Он, правда, имел в виду садоводство, а не что другое. Чего он не подозревал – так это что мне придется спать в гнездах и бегать по веревкам, словно я не хоббит, а паук! Таких штучек даже мой дядя Энди не откалывал!

Когда весь Отряд переправился, эльфы отвязали веревки и две из них смотали. Румил, оставшийся на том берегу, забрал третью, махнул рукой на прощание и, с мотком на плече, отправился назад, на свой пост у Нимродэли.

– Вы ступили на землю Наита Лориэнского, друзья, – объявил Халдир. – Мы иногда называем ее Клин, так как она подобна острому клину, вбитому между Великим Андуином и Серебряной. А некоторые любят сравнивать ее с наконечником копья… Чужестранцам тайны заповедного Наита заказаны. Поистине, мало кто удостаивался чести ступить на этот берег! А теперь, по нашему уговору, я завяжу глаза гному Гимли. Остальные пока могут идти так – во всяком случае до Эгладила, древесного города у слияния рек. Там наши жилища.

Гимли принял слова Халдира без восторга.

– Со мной уговора не было, – сказал он мрачно. – Я не случайный бродяга и не пленник, чтобы идти с повязкой на глазах. И я не соглядатай. Мое племя никогда не имело дела ни с кем из Вражьих слуг. Мы не сотворили никакого зла эльфам. Я такой же предатель, как Леголас или любой другой из нашего Отряда!

– Не сомневаюсь, – осторожно сказал Халдир. – Но таков закон, а я над законом не властен. Я и так много на себя взял, дав тебе переправиться!

Но гнома было не так–то просто переупрямить. Он расставил ноги, встал поустойчивее и положил ладонь на рукоять топора.

– Я пойду вперед только с открытыми глазами, – заявил он. – А если мне не разрешат, я вернусь к себе, в свою страну, хотя бы мне и грозила гибель на пути. В Королевстве Даина никто не заподозрит меня в двуличии!

Халдир посуровел.

– Вернуться ты уже не можешь[271]271
  Чтобы попасть в Лориэн, членам Отряда приходится пересечь две реки – Нимродэль и Серебряную. Первую они переходят сами, не встретив препятствий, и чувствуют, как в душу к ним сходит радость, а горе и усталость отступают. Через вторую реку они переправляются с помощью эльфов и с их разрешения, и вернуться обратно сами уже не могут. Это приводит на память некоторым исследователям древнеангл. поэму «Перл», которую Толкин перевел на современный английский. В этой поэме отец, потерявший дочь, во сне переносится в неизвестную страну, где его скорбь изглаживается, а печаль забывается. Бродя по этой стране, он подходит к берегу реки, за которой видит свою дочь, и дочь разговаривает с ним. Но при попытке перейти реку он просыпается: за той рекой лежит небесный край, и живые не могут сами перейти к умершим. Так путь к Раю оказывается «двухступенчатым». Между Небесами и земной явью существует некоторая промежуточная ступень – еще не Небо и уже не земля. Одновременно – из параллелей между «Перлом» и ВК – мы можем предположить, что Лориэн – что–то вроде аналога Неба, а междуречье – аналог той самой «промежуточной ступени». Шиппи (с. 165) обращает внимание на запрет касаться воды в реке Серебряной, что не имеет очевидных рациональных объяснений. «Отряд как бы проходит через смерть, – говорит Шиппи и продолжает: – Человек, настроенный везде видеть только аллегории… наверное, продолжил бы эту мысль, отождествив воды Нимродэли с водами крещения, а Серебряную – со смертью». Однако торжественности этого объяснения <<безнадежно>> мешает Сэм Гэмги с его шуточками, банальностями типа «век живи – век учись» и т.д., не давая ни читателю, ни критику возможности углубиться в дебри символов слишком далеко.


[Закрыть], – сказал он, сдвинув брови. – Всякий, кто ступил на эту землю, должен предстать перед Владыкой и Владычицей. Отпустить пришельца или задержать его – решают они. А если ты все же попробуешь переправиться – знай, что вдоль реки расставлены часовые. Они пристрелят тебя прежде, чем ты их заметишь.

Гимли выхватил топорик. Халдир и его спутники натянули луки.

– Ох уж эта мне гномья жестоковыйность! – пробормотал Леголас.

– Ну, ну, полегче, – вмешался Арагорн. – Пока я – ваш вожатый, вы будете делать то, что скажу я. Разве справедливо выделять гнома из остальных членов Отряда? Да еще так грубо? Мы все завяжем себе глаза, и Леголас в том числе. Вряд ли это скрасит нам дорогу, но так будет лучше.

Гимли внезапно расхохотался.

– Хороши же мы будем! И что? Халдир поведет нас на веревочке, как собаки водят слепых? Послушайте, мне для полного счастья хватит и одного Леголаса! Завяжите глаза мне и ему – и дело с концом!

– Я – эльф, а мы в эльфийском лесу! – вскипел в свой черед Леголас.

– «Ох уж эта мне эльфийская жестоковыйность!» Так, Леголас? – нахмурился Арагорн. – Нет уж! Пусть между нами не делают никаких различий. Завязывай нам глаза, Халдир!

– Я потребую возмещения за каждую шишку и каждый сбитый палец, – провозгласил Гимли, когда ему надевали повязку.

– Тебе не придется требовать возмещения, – возразил Халдир. – Вы останетесь довольны. Тропы у нас прямые и ровные.

– Увы безумию наших дней! – поморщился Леголас. – Все мы – враги одного Врага, но я почему–то должен идти по эльфийскому лесу с повязкой на глазах! А в лесу этом светит веселое солнышко и листья блестят, как золото!

– Может, ты и прав, – сказал Халдир печально. – Видно, воля Черного Властелина действует и в нас самих! Ни в чем она так не заметна, как в отчуждении, когда оно проникает в ряды его врагов! Но в мире за пределами Лориэна почти не осталось ни веры, ни чести – нигде, кроме Ривенделла. Мы не можем на свой страх подвергать наш край опасности. Лориэн – остров среди моря напастей. Наши руки отвыкли от лютен и сдружились с тетивой. Реки долго были нам защитой, но теперь надеяться на них нельзя, ибо Тень продвинулась слишком далеко на север. Мы окружены. Некоторые поговаривают о том, чтобы уйти, но, кажется, мы уже опоздали. Горные перевалы на западе заволокло мглистыми туманами зла, пустынные земли к востоку от нас кишат слугами Саурона. Ходят слухи, что и южный путь, через Рохан, стал теперь небезопасен. А устье Андуина стережет Враг… Даже доберись мы до Моря – нам нет убежища на берегу. Правда, говорят, что Гавани Высших эльфов еще существуют, но они слишком далеко, на северо–западе, за страной Невеличков. Наши Владыки, может, и знают, где это, но я – нет.

– Ты же видишь нас, а остальное несложно и додумать, – сказал Мерри. – Между прочим, к западу от моей страны, Заселья, вроде были какие–то Гавани.

– О счастливый народ! – вскричал Халдир. – Жить близ Моря! Много лет утекло с тех пор, как мои соплеменники в последний раз вдыхали морской ветер, хотя память о нем жива в наших песнях. Расскажи мне о Гаванях! У нас еще есть время – дорога неблизкая.

– Я там не был, – смутился Мерри. – Я до этого раза вообще никогда из дому не уходил. А если бы я знал, что творится в мире, я бы, наверное, так дома и остался – просто духу не хватило бы.

– Неужели ты не пожелал бы увидеть дивный Лотлориэн? Мир и вправду полон опасностей, и в нем много темного, но много и прекрасного. Нет такого места, где любовь не была бы омрачена горем, но не становится ли она от этого только сильнее? Некоторые из нас поют в песнях, что Тень отступит и в Средьземелье вновь воцарится покой. Но я не верю, что мир когда–нибудь станет прежним и что солнце засияет по–старому. Для эльфов покой может стать в лучшем случае передышкой, которая даст им возможность без помех достичь Моря и покинуть Средьземелье. Увы! Я так люблю Лотлориэн! Как жить, если вокруг не растут маллорны? И есть ли они за Великим Морем? Об этом никто не знает…

Разговаривая так, они вместе с остальными осторожно пробирались по лесным тропам. Халдир вел, второй эльф замыкал цепочку. Земля мягко ложилась под ноги, спотыкаться было не обо что; вскоре, привыкнув, гости Лориэна пошли увереннее, уже не боясь ушибиться или упасть. Фродо ощутил, что, как только ему завязали глаза, слух и все другие чувства резко обострились. Он различал в смешанном лесном аромате запах деревьев и примятой травы; на разные голоса переговаривались листья; справа шумела река, с неба доносилось тоненькое пересвистывание птиц. Иногда на лицо и руки падали теплые солнечные лучи – это значило, что тропа проходила через поляну.

Надо сказать, что, едва ступив на другой берег Серебряной, Фродо ощутил странную уверенность в том, что переправился не через реку, а через время[272]272
  В сказках об эльфах часто подчеркивается, что время в эльфийской стране не то, что в землях человеческих. Как правило, у эльфов время течет медленнее, а иногда и вовсе стоит на месте. Толкин использует традиционные мотивы по–новому не только в этом случае: так, например, эльфы, особенно лориэнские, – прекрасные стрелки из лука, и в то же время в англ. языке есть выражение «выстрел эльфа» (elf–shot), которое означает что–то между сглазом и сатанинским искушением. Почему время в Лориэне течет так замедленно? Толкин этого не объясняет, и вложенные в уста Леголаса слова о том, что эльфы–де иначе воспринимают время, не проливают света на этот вопрос – почему тогда замедление времени сказывается и на остальных членах Отряда? С некоторой натяжкой изнутри трилогии этот феномен можно объяснить действием Кольца Галадриэли. Однако время не просто течет в Лориэне медленнее; создается впечатление, что здесь вообще нет прошлого, – на холме Керин Амрот Арагорн одновременно находится в прошлом, настоящем и, как можно догадаться по некоторым намекам, в будущем.


[Закрыть] и попал в один из уголков Старших Дней. Ему казалось, что он ступает по земле мира, которого больше нет. И уверенность эта крепла с каждым шагом, приближавшим их к сердцу Наита. В Ривенделле было совсем иначе – правда, там жила Память о прежних днях, о древних эпохах, но и только; в Лориэне же прежние времена смешивались с нынешними, и живущие здесь воочию лицезрели давно ушедшие дни. Обитатели Лориэна видели Зло и были о нем наслышаны; они познали печаль и с тех пор боялись внешнего мира и не доверяли ему. На границах Леса выли волки… Но в сам Лориэн Тень не могла проникнуть: доступ туда был ей закрыт.

Отряд шел весь день, пока в лицо не повеяло холодком и не зашептались над головой листья под первым порывом ночного ветра. Тогда путники остановились на ночлег – и в эту ночь спали прямо на земле, ничего не опасаясь; к тому же проводники не разрешили им снять повязки даже на ночь, а с завязанными глазами на дерево было не взобраться. Утром они снова двинулись в путь, никуда не спеша и не суетясь. В полдень сделали привал; Фродо почувствовал, что деревья кончились и вокруг раскинулась залитая солнцем поляна. Внезапно со всех сторон послышались голоса.

Оказалось, что навстречу двигался большой отряд эльфов. Эльфы шли совершенно бесшумно – вот почему Фродо услышал их, только когда они приблизились. Они спешили к северным границам – отразить возможное нападение из Мории; кроме того, они сообщили Халдиру кое–какие новости, часть которых тот пересказал. Орки, перешедшие за Нимродэль, были схвачены и почти все уничтожены; остатки бежали на запад, в горы, но эльфы выслали за ними погоню. Кроме того, в лесу было замечено странное существо: оно передвигалось согнувшись, касаясь руками земли, как зверь, и в то же время на зверя было не похоже. Схватить его не удалось, а стрелять в него разведчики не стали, не зная, добрая это тварь или злая. Существо шмыгнуло вдоль берега Серебряной и пропало ниже по течению.

– Это еще не все, – продолжал Халдир. – Владыка и Владычица Галадримов велели мне снять с ваших глаз повязки. Да, да! Это относится и к гному Гимли! Такое впечатление, что Владычица знает каждого из вас по имени и знает, куда и зачем вы идете! Должно быть, прибыли свежие вести из Ривенделла…

Первым он снял повязку с Гимли и, низко поклонившись, произнес:

– Не гневайся! Смотри на нас отныне глазами друга, и да радуется твое сердце, ибо со времен Дьюрина ты – первый гном, который увидел деревья Наита Лориэнского!

Когда дошла очередь до Фродо и повязка упала с его глаз, он огляделся – и замер, не дыша. Они стояли на просторной поляне; слева круглился холм, покрытый травой, и трава на нем зеленела так, как могли зеленеть только весенние луга Старших Дней. Холм венчала двойная корона деревьев. Внешнее кольцо составляли белоснежные, безлистые и прекрасные в своей наготе неизвестные великаны; внутреннее – гигантские маллорны, одетые в светло–золотой убор. В середине, возвышаясь над остальными подобно могучей башне, стояло одно–единственное дерево; высоко среди его ветвей белел флет. Зеленые склоны холма и трава у подножия деревьев были усеяны маленькими звездчатыми цветками, золотившимися на солнце. Среди них на тонких стебельках покачивались другие – белые, светло–зеленого оттенка; они искрились в густой траве, словно капли росы. Над холмом синело небо, послеполуденное солнце обливало кроны яркими лучами, и деревья отбрасывали длинные зеленые тени.

– Вот он, Керин Амрот![273]273
  Синд. «холм Амрота». Амрот – см. Нимродэль, прим. к этой главе, выше.


[Закрыть] – торжественно проговорил Халдир. – Некогда это было сердце древнего эльфийского государства. Перед вами – курган Амрота, где в прежние, счастливые времена был его дом. Здесь, в невянущей траве, вечно цветут зимние цветы – желтый эланор и белый нифредил[274]274
  Эланор – синд. «солнечная звезда», нифредил – «бледное острие». Нифредилы – часть герба Лутиэн. Эти цветы расцвели в Дориате в миг ее рождения (см. прим. к гл. 11 ч. 1 кн. 1). В письме к Э.Роналд (16 ноября 1969 г., П, с. 312) Толкин пишет: «…В этих цветах заключен свет, какого уже никогда не будет ни в одном из земных растений и какого не передаст ни один рисунок. Без этого света нифредил был бы простым подснежником, только более нежным, чем обычные, а эланор – чем–то вроде очного цвета (разве что немного больше по размеру), с солнечно–золотистыми и звездно–серебряными цветами на одном стебле».


[Закрыть]. Здесь мы ненадолго задержимся, а к вечеру будем в городе Галадримов.

Все бросились в благоухающую траву; но Фродо остался стоять, не в силах прийти в себя от восхищения. Ему казалось, что он сделал шаг в окно, распахнутое в давно исчезнувший мир. Он видел, что на этом мире почиет свет, для которого в его языке слов не находилось. Все, на что падал взгляд, было четким и словно очерченным одной линией, как будто каждую вещь задумали и создали только что, прямо на глазах; и вместе с тем каждая травинка казалась неизмеримо древней. Цвета были знакомые – золотой, белый, синий, зеленый; но все они были такими свежими, так золотились, белели, синели и зеленели, что Фродо казалось, будто он видит их впервые и только сейчас придумывает им названия – новые и достойные удивления. Зимой здесь невозможно было бы оплакивать весну или лето. Ни в чем, растущем на этой земле, не было ни болезни, ни уродства, ни изъяна: на землю Лориэна порча не проникала[275]275
  См. выше. По–видимому, все дело в действии Кольца Галадриэли, о котором, однако, подробно не говорится.


[Закрыть].

Фродо обернулся и увидел, что рядом стоит Сэм; верный слуга ошеломленно оглядывался и вовсю тер глаза, словно надеялся проснуться.

– И это все днем! При солнце! – пробормотал он. – Я думал, эльфам полагаются луна и звезды, а тут день, и тоже эльфийский! Я о таком никогда не слышал. Знаете, какое у меня чувство? Будто я внутри песни – понимаете?

Халдир посмотрел на них и, похоже, понял все – и высказанное и невысказанное.

– Вы ощутили власть Владычицы Галадримов, – улыбнулся он. – Не хотите ли подняться со мной на Керин Амрот?

Легким шагом он направился к холму. Фродо с Сэмом последовали за ним. Фродо шел и глубоко дышал; прохладный ветерок колыхал живые цветы, овевал лицо, и хоббиту казалось, что он попал в мир, где нет времени, где ничто не увядает, не меняется и не становится уделом забвения. И когда он, Фродо, странник из далекого Заселья, покинет эту страну и уйдет своим путем, ничто не изменится – он останется здесь, на траве, среди эланоров и нифредилов дивного Лотлориэна, и вечно будет подниматься на вечный холм.

Они ступили в кольцо белых деревьев; тотчас же подул южный ветер, и ветви вздохнули. Фродо остановился – с ветром до его слуха донеслось дыхание Великих Морей, шум прибоя у давным–давно исчезнувших берегов и крик морских птиц, каких нет больше в Средьземелье.

Халдир ушел вперед; он уже взбирался на флет. Фродо хотел последовать за ним, случайно коснулся ствола рядом с лестницей – и подивился: никогда еще он так не чувствовал дерева, не замечал, как шершава и упруга кора, не ощущал, что в глубине ствола таится жизнь. Прикосновение показалось ему удивительно приятным – но он любовался деревом совсем не как лесничий и уж конечно не как плотник: это была радость от общения с мыслящим, живым, чувствующим существом – таким же, как и он сам.

Когда Фродо взобрался на обширный настил, Халдир взял его за руку и повернул лицом к югу.

– Взгляни сперва туда! – предложил он.

Фродо посмотрел – и увидел в отдалении еще один холм, а может, и не холм, а могучую рощу невиданно высоких деревьев, целый город, состоящий только из зеленых башен; но что это было на самом деле, холм или роща, хоббит сказать не мог. От этого холма – или рощи – исходил почти неразличимый для глаза свет и какая–то невидимая сила – та самая, что властвовала над всем Лориэном. Фродо внезапно понял, что ему хочется превратиться в птицу и полететь в этот зеленый город, обещавший сердцу мир и покой. Он перевел глаза на восток и увидел лориэнские леса, а за ними – светло блестящую ленту Андуина. Но за рекой свет мерк; там лежали обычные, знакомые земли – плоская пустынная равнина, подернутая туманом, бесформенные холмы и пугающая черная стена вдали. Казалось, солнце, светившее над Лотлориэном, не имело власти рассеять тьму, скопившуюся за мрачным всхолмьем.

– Это форпосты южного Чернолесья, – заметив, куда он смотрит, сказал Халдир. – Холмы, покрытые черным ельником. Деревья там душат одно другое, и ветви у них постепенно гниют и отсыхают. В глубине этих ельников, на скале, возвышается Дол Гулдур. Одно время там скрывался Враг, и его долго никто не мог опознать. Мы боимся, что сейчас крепость вновь стала обитаемой. Мощь ее возросла семикратно. В последнее время над ней часто висит низкая черная туча. Отсюда, сверху, хорошо видно противоборство двух сил. Невидимая брань ведется уже и теперь, но свет проникает в сердце тьмы, а тайна света Врагу не ведома – пока не ведома. – Он повернулся и быстро спустился вниз; Фродо и Сэм последовали за ним.

У подножья холма Фродо увидел Арагорна; тот стоял молча и неподвижно, словно сам превратился в дерево. В руке он держал маленький золотистый эланор. Глаза Бродяги светились. Казалось, он погрузился в какое–то светлое воспоминание; Фродо посмотрел на него и понял, что тот заново переживает событие, случившееся здесь раньше, в давние годы, и навеки удержанное вечно длящейся памятью Лориэна. Арагорн и сам, казалось, перенесся в то мгновение. Суровых лет, оставивших на его лице неизгладимый отпечаток, как не бывало: он вновь был юн, высок и светел ликом. Внезапно Фродо почудилось, что он облачен в белое. «Сын короля», – подумалось Фродо. И вдруг с уст Арагорна слетели слова на эльфийском языке – но того, с кем он говорил, Фродо не видел.

– Арвен ванимелда, намариэ![276]276
  Кв. «Арвен прекрасная, прощай!»


[Закрыть] – произнес Арагорн, вздохнул и, очнувшись от забытья, с улыбкой посмотрел на Фродо. – Мы – в сокровенном святилище эльфийских владений, – молвил он. – Здесь когда–то осталось мое сердце, и здесь оно пребудет, если в конце темных дорог, на которые мы с тобой ступили, не воссияет свет. Идем!

Взяв хоббита за руку, он вместе с ним пошел прочь от холма Керин Амрот – чтобы в этой жизни больше уже сюда не вернуться.

Глава седьмая.
ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛИ

Солнце уходило за горный кряж; в лесах сгущались тени. Отряд продолжал путь. Вокруг плотной стеной сомкнулись сумерки: там, в чаще леса, день уже кончился. Из–за стволов на тропу выступила ночь, и эльфы зажгли свои серебряные светильники.

Вдруг впереди открылась новая поляна, и над головой раскинулось бледное вечернее небо, проколотое ранними звездами. Широкая полоса травы, на которой не росло ни единого деревца, полумесяцем охватывала глубокий ров, погруженный в мягкую вечернюю тень; но край рва еще зеленел, словно отсвечивая памятью о только что скрывшемся солнце. На дальней стороне поднималась огромная зеленая стена, окружавшая высокий зеленый холм, а на холме высились маллорны – таких великанов путешественники еще не видели даже здесь, в Лориэне. В сумерках они высились над зеленой стеной, как живые башни. На ярусах ветвей, среди непрестанно трепещущих листьев, мерцали бесчисленные огоньки – зеленые, золотые, серебряные. Халдир повернулся к Отряду.

– Добро пожаловать в Карас Галадон![277]277
  Синд. «город деревьев». Первоначально это название было взято из языка Лесных эльфов, затем по созвучию было переделано на синдаринский лад.


[Закрыть] – провозгласил он. – Перед вами – город Галадримов! Здесь живут Владыка Кэлеборн и Галадриэль[278]278
  В течение жизни Толкин несколько раз переписывал историю Галадриэли и Кэлеборна, и ни один из вариантов нельзя считать окончательным. Наиболее последовательная концепция была разработана уже после написания ВК. По этой версии, Кэлеборн – один из тех эльфов–Телери (см. прим. к гл. 1 этой части), что никогда не покидали Средьземелья. Галадриэль встретила Кэлеборна в Дориате, королевстве Тингола, отца Лутиэн (см. гл. 11 ч. 2 кн. 1), откуда они вместе перебрались в Линдон, что лежит к югу от залива Льюн, а оттуда прибыли в Эрегион, где вместе с Кэлебримбором (см. прим. к гл. 2 этой части) основали эльфийское королевство – Остролистию (Эрегион). Сама Галадриэль родилась в Валиноре. Отцом ее был Финарфин, самый мудрый из сыновей Индис и Финвэ – предводителя эльфов–Нолдор(ов) в их путешествии из Средьземелья в Аман (см. прим. к гл. 1 этой части). Таким образом, Галадриэль была в родстве с Феанором – сыном Финвэ от его первой жены Мириэль, умершей вскоре после рождения сына. Галадриэль была величайшей из Нолдор(ов), за исключением разве что самого Феанора. Однако она превосходила последнего мудростью. По обычаю Нолдор(ов) Галадриэли при рождении было дано два имени: отец назвал ее Артанис («благородная жена»), мать, обладавшая, как и все женщины Нолдор(ов), даром прозрения, – Нервен («дева–муж»). Галадриэль действительно ни в чем не уступала эльфам–мужчинам. Третье ее имя – Алтариэль, что на кв. означает «сияющая гирлянда». В переводе на синд. это звучит как Галадриэль. Именем этим она была обязана своим удивительным волосам; говорили, что в их пряди вплетен свет деревьев Валинора. Возможно, именно волосы Галадриэли внушили Феанору мысль создать Сильмарилы и заключить в них свет деревьев. Известно, что Феанор просил Галадриэль подарить ему прядь ее волос, но получил отказ, так как Галадриэль не любила Феанора, – она видела, что в его душе растет тьма. Когда же разыгралась трагедия, описанная в Сильм. (см. прим. к этой части, гл. 1, Сильмарил), и Феанор порвал с Валар(ами), соблазнив вступить на свой путь и других Нолдор(ов), гордость увлекла на этот путь и Галадриэль. Ее ввела в искушение мысль о Средьземелье, так как она мечтала о том, чтобы править землями и народами по собственному усмотрению, без оглядки на Валар(ов), оставаясь свободной от их опеки. Видя тень, омрачившую сердце Феанора, Галадриэль не успела вовремя заметить, как та же тень завладела и ее собственным сердцем. Таким образом, Галадриэль присоединилась к мятежу Нолдор(ов) и вопреки воле Валар(ов) покинула Валинор. Вместе с ними понесла она на себе и проклятие (см. прим. к гл. 11 ч. 3 кн. 2, Феанор), хотя была против преступлений, совершенных Феанором на пути в Средьземелье и навлекших на него это проклятие (Феанор пролил кровь эльфов–Телери, отобрал у них корабли и потом эти корабли сжег). Однако гордость удержала ее от раскаяния. В конце Старшей Эпохи, после победы над Морготом, Валар(ы) простили мятежников, но гордость снова заставила Галадриэль остаться в Средьземелье. В чуть более ранней версии говорится, что Галадриэль, как одна из предводителей мятежа, не получила прощения вместе с остальными в конце ПЭ, после победы Валар(ов) над Морготом; таким образом, ко времени прибытия Фродо в Лориэн у Галадриэли не было причин не считать свое изгнание вечным. Ближе к концу жизни Толкин старался свести участие Галадриэли в мятеже к минимуму, даже скорее к нулю. По новой версии, Галадриэль вместе с Кэлеборном, который оказывается в этом варианте одним из эльфов–Телери, что жили на побережье Валинора, сражается против Феанора на стороне Телери. «Грех» Галадриэли, закрывающий ей путь обратно, сводится в этом варианте к недоразумению.
  Так или иначе, в свое время Кэлеборн (его имя, звучащее на диалекте Телери как Тэлепорно, представляет собой слияние корней «серебро» и «высокое, тонкое дерево» в отличие от корня галад-, означавшего скорее мощное, крепкое дерево) и Галадриэль вместе с Кэлебримбором стали основателями Эрегиона, хотя Кэлеборн не мог простить гномам того, что одно из их племен участвовало в уничтожении эльфийского королевства ПЭ, Дориата, и не желал соседства с гномьим королевством – Морией. Однако Галадриэль искала союза и дружбы между расами. Когда же над эльфами Эрегиона и Кэлебримбором возымел влияние Саурон, Галадриэль, расставшись на время с Кэлеборном, покинула Остролистию (между 1350 и 1400 гг. ВЭ) и перебралась в Лориэн. Узнав о предательстве Саурона, Кэлебримбор раскаялся и спешно прибыл в Лориэн просить у Галадриэли совета. Решено было спрятать Эльфийские Кольца Власти; у Галадриэли осталось Белое Кольцо – Нения. Кольцо помогло Галадриэли усилить Лориэн и сделать его еще более прекрасным. Началась война с Сауроном, в ходе которой Кэлебримбор попал в плен и был убит, даже под пыткой не выдав местонахождения Трех Колец. Благодаря вмешательству Нуменора Саурон потерпел в этой войне поражение, а Галадриэль покинула Лориэн и воссоединилась с Кэлеборном в Имладрисе. После этого они долго в мире и благоденствии жили на побережьи Белфаласа, на юге, в месте, которое после стало называться Дол Амрот, так как, по одной из версий легенды, Амрот, король Лориэна, часто навещал их там. Однако в ТЭ Амрот пропал без вести, и Кэлеборн с Галадриэлью вернулись в Лориэн, находившийся в опасности.
  Один из друзей Толкина, католический священник о. Р.Муррэй, заметил как–то, что образ Галадриэли невольно вызывает в воображении образ Девы Марии – особенно если смотреть на Галадриэль глазами Фродо и Сэма. В письме Р.Муррэю от 2 декабря 1953 г. (П, с. 171) Толкин в известной мере соглашается с ним, говоря, что «с Ней <<Девой Марией>> связаны все мои скромные представления о красоте – как простой, так и окруженной ореолом славы». Однако, замечает он далее, образ Галадриэли может служить лишь зеркалом для Святой Девы, но никак не Ее прообразом, так как на самом деле Галадриэль далеко не безгрешна, – она изгнанница и терпит наказание от Валар(ов) за свою гордыню. Здесь мы опять встречаемся с излюбленным приемом Толкина: тот или иной образ или эпизод прозрачно намекает на образ (эпизод) из христианской или иной парадигмы; при этом смысл и значение толкиновского образа не меняется, однако он обретает новую глубину.
  КД высказывает предположение, что образ Галадриэли навеян образом Прапрапрабабушки из сказок Джорджа Макдональда (1824–1905), писателя–сказочника и христианского священника, друга Льюиса Кэррола, одного из немногих писателей, которых Толкин отчасти признавал своими учителями и литературными предшественниками.
  Может быть, это кому–то покажется неожиданным, но история Галадриэли и других эльфов–изгнанников построена на основе древнеангл. христианских преданий и уж во всяком случае им не противоречит – так считает Шиппи. Известна легенда о св. Михаиле (которой Толкин как специалист по средневековью не мог не знать), в которой говорится, что эльфы – не кто иные, как особая разновидность ангелов и существуют в действительности. Согласно этой легенде, ангелы вовсе не представляют собой две враждующие партии – одна за Бога, другая против. В этой войне были и неприсоединившиеся, утверждает легенда. Те из «неприсоединившихся», кто склонялся к Люциферу, заключены были в особые темницы до Судного Дня. Те же, кто склонялся больше к Богу, но в открытую борьбу с силами зла не вступил, – посланы были с Небес на землю как бы в изгнание, причем одни пребывают в Земном Раю, другие – в различных местах Земли, населенных людьми. Здесь они должны «претерпеть некоторые муки» до конца мира, после чего они будут прощены и возвращены на Небо. Этих «нейтральных» изгнанников можно иногда видеть. «Часто люди видят их в больших количествах; по виду похожие на женщин, они танцуют и играют в темноте. Они зовутся эльфами и часто приходят в города; день обычно проводят в лесах, ночь же – на высоких холмах. Это – злосчастные духи, изгнанные с Небес. И в Судный День многие из них обрящут покой», – говорит легенда.


[Закрыть], Владычица Лориэна. Но с этой стороны входа нет. Придется обогнуть стену, а это путь неблизкий, поскольку город велик.

По ближнему краю рва шла дорога, мощенная белым камнем. Огибая стену, путники замечали, что зеленое облако крон слева от них уходит все выше в небо, – пока глазам наконец не открылся весь холм целиком, усыпанный звездами огней. Впереди показался белый мост, перекинутый к большим воротам, выходящим на юго–запад. Концы стены далеко заходили друг за друга; внешний виток спирали кончался воротами. На створках, высоких и мощных, сияло множество светильников.

Халдир несколько раз стукнул в ворота и произнес какое–то слово; ворота бесшумно отворились, и путники вошли. Фродо поискал глазами привратников, но никого не увидел. По коридору между внешней и внутренней стеной спирали шла тропа; пройдя по ней, пришлецы вступили в древесный город. Улицы этого города казались пустынными, не было слышно и шагов – но воздух звенел от доносившихся сверху голосов, а со склонов холма лилась песня, звеня, как ласковый дождь в густой листве.

Много тропинок и много лестниц пришлось им оставить позади, прежде чем они добрались до верхних ярусов холма и оказались посреди широкой лужайки, у мягко шумящего фонтана, подсвеченного серебряными светильниками. Светильники висели на ветвях деревьев, окружавших серебряный бассейн с бьющей вверх белоснежной струей. На дальнем конце лужайки стояло дерево – великан из великанов, самый огромный маллорн среди всех маллорнов Карас Галадона. Гладкий, словно обтянутый серым шелком ствол воздвигся над головами пришельцев, как замок. Чтобы увидеть нижние ветви, приходилось запрокидывать голову. Крепкие, могучие сучья высоко распростерлись над поляной; вверху клубились темные грозовые облака листьев. К стволу была приставлена широкая белая лестница, а рядом на траве сидели три эльфа. Завидев пришельцев, эльфы вскочили; Фродо заметил, что все трое отличаются высоким ростом и облачены в серые кольчуги. С плеч стражников ниспадали белые плащи.

– Здесь живут Кэлеборн и Галадриэль, – благоговейно произнес Халдир. – Они желают, чтобы вы взошли наверх для беседы с ними.

Один из стражников протрубил в маленький рог; на чистый звонкий призыв сверху ответило еще три рога.

– Я поднимусь первым, – сказал Халдир. – За мной пусть идет Фродо, а следом Леголас. Остальные – как им угодно. С непривычки путь может показаться долгим, но по дороге можно отдохнуть.

Много флетов насчитал по пути Фродо: одни возникали справа, другие слева, третьи лепились к стволу так, что лестница проходила насквозь. Медленное, долгое восхождение закончилось на головокружительной высоте, у обширного талана, напоминавшего палубу корабля. На талане был выстроен дом – такой и на земле, у людей, почитался бы дворцом. Вслед за Халдиром хоббит переступил порог и оказался в овальном чертоге; ствол маллорна, сузившийся к вершине, пронизывал зал посередине, словно мощная колонна.

Чертог был залит мягким светом; стены отливали зеленью и серебром, потолок – золотом. Множество эльфов собралось в высоком зале Лориэна, ожидая прибывших. У ствола на двух тронах, под пологом живых ветвей, восседали Кэлеборн и Галадриэль. Приветствуя гостей, они встали, как заведено было у всех эльфов, даже у могущественнейших властителей и королей; оба были очень высокого роста, причем Галадриэль не уступала Кэлеборну. Облачены они были в белое. Прекрасными и суровыми показались гостям Владыки Лориэна. Волосы Галадриэли струились по плечам, как темное золото, волосы Кэлеборна сияли, как серебро. Оба, и Владыка, и Владычица, казались бы юными, если бы не их очи, сверкавшие, как звездные лучи, глубокие, как бездонный родник, хранившие память бесчисленных лет, оставленных позади.

Халдир вывел Фродо вперед, и Владыка Кэлеборн приветствовал его по–эльфийски. Галадриэль не произнесла ни слова, но взгляд ее остановился на Фродо и долго не отпускал его.

– Сядь рядом со мной, Фродо из Заселья! – пригласил Кэлеборн. – Беседа начнется, когда подойдут остальные.

Кэлеборн учтиво приветствовал входящих, каждого называя по имени:

– Привет тебе, Арагорн, сын Араторна! Тридцать и восемь лет минуло за пределами нашей страны с тех пор, как мы приветствовали тебя здесь впервые. Вижу, что годы эти легли тяжким бременем на твои плечи. Но конец близок, каким бы он ни был. Отложи заботы и отдохни!

Дай тебя обнять, о сын Трандуила! Наши северные братья – редкие гости в Лориэнских лесах!

Здравствуй, Гимли, сын Глоина! Много воды утекло с тех пор, как дети Дьюрина в последний раз приняты были в Карас Галадоне. Но сегодня закон, столь долго тяготевший над нами, нарушен. Да будет это знаком, что мир помрачился не навечно, что лучшие дни не за горами и что дружба наша возобновится!

Гимли поклонился в пояс.

Когда гости сели, Кэлеборн еще раз оглядел их всех по очереди.

– Вас восемь, – поднял он брови. – В посланиях, которые мы получили, говорилось, что в поход выступило девятеро. Но может, Совет изменил свое решение и нам не успели сообщить об этом? Дом Элронда далеко, меж нами сгущается тьма, а в этом году тени стали еще длиннее.

– Нет, Совет не менял своего решения, – проговорила Владычица. Голос ее был ясным и мелодичным, хотя и необычно низким. – Девятым вышел Гэндальф Серый, но наших границ он не пересек. Скажите же нам, где он, ибо я желала говорить с ним. Доколе он не пересечет пределов моей страны, мне не дано видеть, что с ним сталось: его окружает серый туман, и пути его, как и пути его мыслей, от меня скрыты.

– Увы! Гэндальф Серый рухнул в бездну, и его взяла Тень, – опустив голову, сказал Арагорн. – Он остался в Мории: судьба не позволила ему выйти наружу.

Изо всех углов зала послышались горестные и недоуменные восклицания.

– Злые вести! – молвил Кэлеборн, и лицо его затуманилось печалью. – Таких горестных известий мы не получали еще ни разу за все долгие годы, хотя и они полны были скорбей и разочарований.

Он повернулся к Халдиру и спросил у того по–эльфийски:

– Почему мне об этом ничего не сказали?

– Мы не говорили с Халдиром о наших делах, – ответил за него Леголас. – В первую ночь мы слишком устали и к тому же спасались от погони, а потом, на дивных лориэнских полянах, память о нашем горе на время притупилась – и нам не хотелось ее тревожить.

– И все же горе наше велико, и утраты нам ничто не возместит, – опустил голову Фродо. – Гэндальф был нашим проводником, провел нас через Морию и спас от неминуемой смерти, а сам упал в подземную пропасть и погиб.

– Поведайте нам об этом! – молвил Кэлеборн.

Тогда Арагорн заговорил и рассказал обо всем, что приключилось на перевале через Карадрас и в последующие дни; он поведал о Балине и о найденной книге, о битве в Зале Мазарбул, об огненной расселине и узком мосте через бездну и, наконец, о явлении Неведомого Ужаса.

– То была некая злая сила, пришедшая из Древнего Мира, я в этом уверен, ибо прежде ничего подобного не видел, – развел он руками. – В этом существе соединились мрак и огонь – страшный, неведомый огонь!

– Это был один из Балрогов Моргота, – молвил Леголас. – После Того, кто восседает на троне в Черной Башне, Балроги – самые страшные враги эльфийского рода!

– Воистину, я узрел на мосту в Мории того, кто является нам лишь в самых черных кошмарах и кого мы зовем Погибелью Дьюрина, – тихо проговорил Гимли. Его глаза были полны ужаса.

– Увы! – воскликнул Кэлеборн. – Мы давно подозревали, что под Карадрасом дремлет Ужас. Если бы я знал, что гномы вновь растревожили Морийское Зло, я и тебе, и всем, кто с тобой идет, запретил бы пересекать наши северные границы[279]279
  У Кэлеборна были причины недолюбливать гномов: он присутствовал при том, как гномы Ногрода разорили эльфийское королевство ПЭ – Дориат, убили короля эльфов Тингола, отца Лутиэн Тинувиэль (см. прим. к гл. 11 ч. 1 кн. 1) и захватили Сильмарил.


[Закрыть]. Не знай я Гэндальфа, я заподозрил бы, что ему после долгих лет впервые изменила мудрость, ибо только безумец без крайней нужды направит свой шаг прямо в ловушку Мории!..

– Такое суждение было бы чересчур поспешным, – сурово возразила Галадриэль. – За всю свою жизнь Гэндальф не совершил ни одного случайного или необдуманного поступка. Те, чьим вожатаем он был, не знали его мыслей и не могут отвечать за него. Ведомых винить не за что. Не раскаивайся, о мудрейший, что допустил в Лориэн гнома! Если бы наш народ скитался в изгнании вдали от Лотлориэна – кто из Галадримов, будь он сам Кэлеборн Мудрый, оказавшись вблизи, удержался бы, чтобы не бросить взгляд на свою древнюю вотчину, даже если бы она превратилась в логовище драконов? Темна вода Келед–зарама, и холодны ключи Кибил–налы, и что могло быть прекрасней многоколонных залов Казад–дума в дни Старшей Эпохи, прежде чем пали могучие властители каменных чертогов?

Она посмотрела на Гимли, стоявшего насупившись, с потемневшим лицом, и улыбнулась. Услышав имена, произнесенные на гномьем наречии, гном поднял глаза и встретился взглядом с Галадриэлью, и ему почудилось, что он проник в самое сердце давнего врага – и обнаружил там любовь и понимание. На лице гнома отразилось изумление; и вдруг он улыбнулся в ответ, неуклюже встал и, поклонившись по–гномьи, торжественно проговорил:

– Но еще прекрасней живая трава Лориэна, а Владычица Золотого Леса затмевает красотой все бриллианты подземелий!