Текст книги "Властелин колец"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 103 страниц) [доступный отрывок для чтения: 37 страниц]

– Неплохо, – толкнул его локтем Бильбо. – Если бы тебя не перебивали, рассказ получился бы просто на славу. Я пытался записывать, да где там! Мы с тобой, впрочем, еще к этому вернемся, если я не раздумаю писать свою книгу. Ты еще только–только добрался до Ривенделла, а уже, считай, привез несколько глав!

– Да, история получилась длинная, – согласился Фродо. – Но в ней, мне кажется, страницы–другой не хватает. Остается еще многое узнать, особенно про Гэндальфа.

Галдор из Гавани, сидевший рядом, услышал последние слова Фродо.

– Присоединяюсь! – воскликнул он и, повернувшись к Элронду, молвил: – Мудрые, возможно, имеют веские причины полагать, что невеличек действительно нашел в пещерах то самое Великое Кольцо, за которое веками велись битвы. Но те, кто знает меньше, склонны пока сомневаться. Почему мы не слышим доказательств? И еще один вопрос. Где Саруман?[217]217
  Имя Саруман роханского происхождения – т.е. представляет собой диалектный вариант древнеангл. searu+man (сиару+ман). Древнеангл. корень searu означает «приспособление, ухищрение», причем не обязательно в хорошем смысле (Шиппи, с. 128). Этот корень, по словам Шиппи, встречается в таких словах, как searo–net («искусно сделанные доспехи») и «коварная злоба» (searo–nipas) (ср. русское «кузнец» и «козни»). В одной из староанглийских поэм встречается фраза «sinc searwade», что означает «сокровище предало своего хозяина, сделало его злым и коварным». О принадлежности Сарумана к ордену Истари (волшебников) см. ниже прим. к этой главе, Он принадлежит к моему Ордену… О связи роханского с древнеангл. см. прим. к гл. 2 ч. 3 кн. 2, Что тебе известно об этих всадниках, Арагорн?


[Закрыть] Он изучил историю Колец, как никто другой, но среди нас его почему–то нет. Что советует делать Саруман – если, конечно, он извещен о том, что произошло?

– Твои вопросы тесно связаны между собой, Галдор, – ответил Элронд. – Я запомнил их, и вскоре ты получишь ответ на них. Но не от меня – от Гэндальфа. Я обращаюсь к нему только сейчас, ибо говорить последним – почетно, а он воистину сыграл в этой истории главную роль.

– Не правда ли, Галдор, – начал Гэндальф, – новостей, которые принес Глоин, и рассказа Фродо вполне достаточно, чтобы удостовериться: находка невеличка представляет для Врага немалую ценность? Продолжаю. Невеличек нашел в пещерах не что–нибудь, а кольцо. Давайте подсчитаем. Девять Колец – у Назгулов[218]218
  Назг – слово Черного Наречия, означающее «кольцо». Уже после выхода книги Толкин обнаружил, что слово nasc в гэльском языке тоже означает «кольцо» и одновременно «связь, обязательство» (П, с. 383, письмо к мистеру Рангу, 1967 г.).


[Закрыть]. Семь – вернулись к Врагу или уничтожены.

При этих словах Глоин беспокойно пошевелился, но смолчал.

– Судьба Трех нам известна. О каком же кольце так печется Враг? – Он помолчал и продолжил: – Большая пропасть во времени пролегла от Реки до Горы, от потери до находки. Но Мудрые заполнили эту пропасть неизвестности, хотя это заняло у нас слишком много лет. Враг шел почти вровень с нами, и мои страхи не были преувеличенными – скорее наоборот: даже я не ждал, что он так преуспеет в своих поисках. Хорошо, что до полной истины он докопался только в этом году – и, похоже, не раньше лета.

Некоторые из присутствующих без труда вспомнят, что я дерзнул когда–то проникнуть в замок Дол Гулдур, тайно проследил за обитавшим там Некромантом и понял, что страхи мои не напрасны: это был не кто иной, как Саурон, наш давний враг, облекшийся по прошествии лет в новую плоть и неуклонно набиравший силу. А некоторые вспомнят и о том, что в свое время Саруман отговорил нас открыто выступить против Некроманта, и мы ограничились наблюдением. Но когда Тень стала расти, Саруман уступил большинству, и Совет изгнал зло из Черной Пущи – как раз в тот год, когда Бильбо нашел Кольцо. Странное совпадение – если, конечно, совпадение.

Как и предвидел Элронд, мы опоздали. Саурон тоже наблюдал за нами и готовился к удару, постепенно прибирая к рукам свою прежнюю вотчину – Мордор. В этом ему немало помогла башня Минас Моргул, где обитали Девятеро – его верные слуги. Когда все было готово, он уступил нашему натиску, сделал вид, что бежит, а сам вскоре объявился в Черной Башне и открыто провозгласил себя Властелином Мордора. Тогда Мудрые созвали последний Совет, поскольку к этому времени мы уже знали, что Враг настойчиво ищет Единое. Мы опасались, что он располагает ключом к поиску, а у нас такого ключа еще не было. Но Саруман успокоил нас и повторил прежние слова: Единое–де никогда более не объявится в Средьземелье. «Плохо только одно, – сказал он. – Враг знает, что Кольцо не у нас, что оно пока не найдено. Но он думает, что потерянное можно отыскать, в то время как вы можете быть спокойны: его надежда не оправдается никогда. Я ли не изучил это дело? В Андуин Великий упало Единое, и течение унесло его в Море, пока Саурон спал вековым сном. И да останется оно там до скончания времен!»

Гэндальф замолчал, глядя на восток, на дальние вершины Туманных Гор, в глубинах которых так долго таилась гибель мира.

– Вина моя, – вздохнул он. – Речи Сарумана Мудрого убаюкали меня. Мне следовало во что бы то ни стало доискаться правды с самого начала. Тогда сейчас опасность была бы меньше.

– Вина общая, – возразил Элронд. – Если бы не твои труды и не твоя бдительность, Тьма, возможно, уже накрыла бы нас. Но продолжай!

– Сердце мое не доверяло никаким разумным доводам, – вернулся Гэндальф к своему рассказу, – и мне захотелось узнать, как попала эта вещь к Голлуму и как долго он обладал ею. Поэтому я установил за ним наблюдение – я догадывался, что он не усидит в подземелье и отправится на поиски своего сокровища. Так и случилось, но Голлум ускользнул от меня, и я не смог его отыскать. Тогда я – увы! – оставил все как есть: снова принялся выжидать и наблюдать, что, к сожалению, вошло у нас в привычку.

Шли дни, каждый заботился о своем – но вот сомнения вернулись ко мне, а с ними и страх. Откуда оно – это хоббичье кольцо? И – если мои страхи не плод воображения – что с ним теперь делать? Мне предстояло найти ответ на это. Но я никому не говорил о своих опасениях, зная, что распускать несвоевременные слухи всегда опасно – они могут попасть не по адресу. Во всех долгих войнах с Черной Башней измена всегда была нашим главным врагом.

То, о чем я рассказываю, произошло семнадцать лет назад. Вскоре после того я узнал, что вокруг Заселья собираются лазутчики Врага; даже птицы и звери выполняли иногда роль соглядатаев. Мои страхи усилились. Я призвал на помощь дунаданов, и они удвоили стражу, которую несли на границах. Тогда же я открыл свои сомнения Арагорну, наследнику Исилдура.

– Я посоветовал Гэндальфу немедленно поймать Голлума, – вставил Арагорн. – А поскольку я считал, что именно наследник Исилдура должен искупить Исилдурову вину, я пустился в эти долгие, безнадежные поиски вместе с Гэндальфом.

Затем Гэндальф поведал о том, как они с Арагорном пядь за пядью прочесали все Дикие Земли и в итоге добрались до Гор Мрака, ограждающих Мордор.

– Там до нас впервые дошел слух о Голлуме, – говорил волшебник, – и мы поняли, что он долго рыскал по тамошним темным холмам, – но мы так и не нашли его, и я потерял всякую надежду. Вконец отчаявшись, я набрел на мысль: нельзя ли испытать Кольцо самим, без Голлума? Может, оно само поведает нам, Единое оно или нет? Я вспомнил слова, сказанные на Совете, слова Сарумана, на которые раньше я едва обратил внимание. Но теперь они ясно прозвучали в моем сердце: «Девять, Семь и Три украшены каждое своим камнем. Иное дело Единое. Оно совершенно гладкое, без украшений и как будто уступает остальным по красоте, но его создатель оставил на нем знаки, которые посвященный, возможно, смог бы не только увидеть, но и прочитать». О том, что это за знаки, Саруман умолчал. Кто же может раскрыть эту тайну, кроме самого Создателя Кольца? А Саруман? Как ни велики его знания, они не явились к нему сами собой или по некоему внушению. Чьи же глаза видели эту вещь, кроме глаз Саурона? Только Исилдур мог видеть ее!

С этим я прервал поиски и поспешил в Гондор. В прежние дни членов нашего Ордена там привечали – особенно Сарумана. Он нередко наезжал туда, и Властители города всегда принимали его как дорогого гостя. Но на этот раз Наместник Дэнетор не выказал обычного радушия и с великой неохотой дал мне доступ в сокровищницу, где хранятся свитки и старинные рукописи.

«Если тебе нужны только древние летописи и анналы первых лет Города, читай в охоту, – сказал он. – Для меня прошлое не так темно, как будущее… Впрочем, это моя забота. Но если ты не мудрее Сарумана, который провел здесь немало времени, ты не найдешь ничего, что не было бы известно мне, ибо я – Хранитель гондорского Предания».

Так сказал мне Дэнетор. И все же в его сокровищнице я нашел множество рукописей, которые сегодня мало кто может прочесть, будь он хоть трижды Хранитель Предания: языки, на которых они написаны, уже забыты, письмо, которым пользовались древние люди, – тем более. Те, кто пришел в этот мир позже, пренебрегают ими, но знай, Боромир, что в Минас Тирите до сей поры хранится свиток, не читанный, как я догадываюсь, никем, кроме меня и Сарумана. Свиток этот писан рукой самого Исилдура. Ибо Исилдур не ушел в смерть прямо с поля боя, на пути из Мордора, как полагают некоторые.

– Некоторые северяне, ты хочешь сказать, – вмешался Боромир. – В Гондоре ни для кого не тайна, что он отправился сперва в Минас Анор и оставался там некоторое время, наставляя своего племянника Менелдила, прежде чем передать ему бразды управления Южным Королевством. Тогда–то он и посадил последний отросток Белого Древа – в память о брате.

– И еще он оставил свиток, исписанный его собственной рукой, – добавил Гэндальф. – Вот об этом в Гондоре, как видно, уже не помнят. Речь в этом свитке идет о Кольце, и вот что пишет Исилдур:

«Великое Кольцо отныне принадлежит Королям Северного Королевства и будет передаваться по наследству; но и в Гондоре должна сохраниться запись о нем, ибо здесь также правят потомки Элендила. Этот свиток будет храниться в Башне Минас Анор, дабы память о великих событиях наших дней вовеки не стерлась и не замутилась».

Сделав это вступление, Исилдур приступает к описанию Кольца:

«Оно было горячим, когда я впервые дотронулся до него, горячим, как уголь, и таким сильным был ожог, который я получил, что я уже не надеюсь когда–либо исцелиться полностью. Сейчас, когда я пишу сии строки, оно немного остыло и еще остывает – и, мнится мне, уменьшается в размере, однако не утеряло ни красоты, ни прежнего своего вида. Надпись, что была сначала четкой, как бы ало–огненной, выцветает и уже трудна для чтения. Выгравирована она в эльфийских рунах Эрегиона, ибо нет в Мордоре букв, которые годились бы для такой тонкой работы, но язык мне неизвестен. Мыслю, что это язык Черной Страны, ибо нет в нем ни благозвучия, ни вежества, но какое зло заключено в сих словах, мне неизвестно; однако я намерен переписать их, ибо опасаюсь, что руны померкнут и не появятся более. Полагаю, Кольцу недостает жара Сауроновой длани, которая была черна и все же обжигала как огонь, почему и убит был Гил–галад. Если нагреть золото, надпись, возможно, станет ярче, но я не хочу рисковать этой вещью, ибо не желаю причинить ей даже малейшего вреда. Это единственное из творений Саурона, которое можно назвать воистину прекрасным. Сие Кольцо – настоящее сокровище. Мое сокровище. Я дорожу им, хотя и стоило оно мне немало».

Когда я прочел это, то понял, что мои поиски закончены. Надпись, перерисованная рукой Исилдура, действительно была сделана на языке Мордора и слуг Башни. Что касается содержания, то оказалось, что оно уже известно мне. В день, когда Саурон впервые надел Кольцо на палец, Кэлебримбор, создатель Трех, понял, что происходит, и услышал, как Саурон произносит вслух это заклинание. Так открылись эльфам злые помыслы Врага.

Я сразу же покинул Дэнетора, но еще по дороге на север получил весть из Лориэна: Арагорн–де побывал там и просил передать, что он отыскал существо, именуемое Голлумом. Я немедленно поспешил им навстречу, чтобы узнать, как ему это удалось. Мне страшно было даже гадать, через какие опасности прошел Арагорн, чтобы поймать Голлума.

– Об этом нет нужды рассказывать, – молвил Арагорн. – Когда человеку приходится идти мимо Черных Ворот или ступать среди мертвых цветов Долины Моргул, смертельные опасности стерегут его за каждым камнем. Поначалу я тоже потерял надежду и повернул к дому, но по дороге случайно набрел на то, что искал: следы ног в грязной луже. След был свежий, но вел он не в Мордор, а из Мордора. Я пошел по следу вдоль Мертвых болот и наконец настиг добычу. Голлум рыскал по берегу зловонного озерца, вглядываясь в воду. Там–то, когда опустился темный вечер, я и схватил его. Мерзкое создание было сплошь покрыто зеленой слизью. Думаю, он уже никогда не воспылает ко мне любовью. Он укусил меня, но и я, признаться, не был с ним особо ласков. Все, чего я смог от него добиться, – это след зубов. Дорога домой оказалась необычайно тяжелой. Приходилось не спускать с него глаз ни днем ни ночью, гнать впереди себя на веревке с кляпом во рту, укрощать голодом и жаждой – и понемногу продвигаться к Черной Пуще… Но все же я наконец доставил его туда и сдал эльфам, как уговорился с ними раньше. Не могу описать, как я рад был от него избавиться – к тому же смрад от него шел невыносимый… Что до меня, я надеюсь никогда больше его не видеть. Гэндальф с ним впоследствии долго беседовал, хотя как он выдержал – не знаю.

– Да, я беседовал с ним долго, до изнеможения, – подтвердил Гэндальф. – И не могу сказать, чтобы зря. Например, его рассказ о пропаже Кольца полностью совпал с той историей, что Бильбо нам сегодня впервые поведал открыто. Впрочем, это мне никак не помогло; я и раньше догадывался, где правда. Но я узнал и кое–что новое: оказывается, Голлум нашел свое кольцо на дне Великой Реки, у долины Сабельников. И еще я понял, что владел он им долго. Его родичи – существа некрупные и отнюдь не долгожители. Сила Кольца непомерно продлила Голлуму жизнь. Такой силой обладают только Великие Кольца. Если тебе мало этого, Галдор, то вот и другое доказательство – о нем я уже говорил. Кольцо, которое вы видели в руке невеличка, с виду гладкое, но буквы, о которых говорил Исилдур, никуда не исчезли, и тот, у кого хватит духа подержать эту вещь в пламени, прочтет их. Я сделал это – и вот что я прочел на ободе Кольца:

Аш назг дурбатулук, аш назг гимбатул, аш назг

тхракатулук агх бурзум – ышы кримпатул! [219]219
  Черное Наречие, на котором сделана надпись на ободе Кольца, создано было Сауроном в Темные Годы ВЭ (см. прим. к гл. 2 ч. 3 кн. 2). Предполагалось, что на этом языке будут говорить все его подданные. Однако достичь ему этого не удалось. После падения Саурона в конце ВЭ Черное Наречие исчезло из употребления в Средьземелье – по крайней мере исчезло в прежней форме, так как его носители–орки подвергли его изменениям и искажениям. Придя к власти в Мордоре в ТЭ, Саурон ввел этот язык снова.


[Закрыть]

Голос волшебника изменился. В нем зазвучали угроза и сила – грубая, как необработанный камень. По солнцу, стоявшему в зените, прошла тень, и на террасе на мгновение сделалось темно. Все содрогнулись; эльфы зажали уши ладонями.

– До сей поры еще никто не осмеливался произнести даже слóва на этом языке здесь, в Имладрисе[220]220
  См. прим. к этой части, гл. 1 …это не значит, что здесь можно говорить о таких вещаx. Кроме того, поступок Гэндальфа, по всей видимости, в глазах эльфов находится на грани кощунства, так как в известном смысле Ривенделл – одно из «святых» мест Средьземелья, а Черное Наречие, как созданное Сауроном, судя по всему, должно было рассматриваться эльфами как святотатственное в самой своей сути, так как происходило из злого корня.


[Закрыть], знаешь ли ты это, Гэндальф Серый? – сурово вопросил Элронд, едва только тень минула и все перевели дыхание.

– Будем надеяться, что этого не случится и впредь, – ответствовал Гэндальф. – И все же я не прошу у тебя прощения, о досточтимый Элронд. Когда язык этот зазвучит на Западе повсюду, сомнения отпадут сами собой: перед нами – по слову Мудрых – действительно великое сокровище Врага, вобравшее в себя всю его злобу, хранящее бóльшую часть древней Вражьей силы. Из Черных Лет донеслись до нас эти слова. Такими услышали их некогда кузнецы Эрегиона и поняли, что преданы.

Отыскать их, собрать их, предать их Ему,

Воедино сковать их и ввергнуть во тьму…

Знайте также, друзья мои, что я выведал у Голлума не только это. Из него пришлось вытягивать слово за словом, и он так мямлил, что трудно было что–нибудь понять – но вскоре сомнения отпали: он был в Мордоре, и там его заставили выложить все, что он знал. Теперь Врагу известно, что Единое нашлось и долго хранилось в Заселье, а поскольку его слуги проследили Кольцо чуть ли не до нашего порога, он скоро узнает – если уже не узнал – что оно здесь.

Некоторое время все молчали; наконец Боромир нарушил тишину:

– Ты сказал, этот Голлум – тварь мелкая, но способная на крупные злодеяния? Я правильно понял? И что с ним стало? К какой смерти его приговорили?

– Он под стражей, только и всего, – ответил Арагорн. – Он много страдал. Очевидно, его пытали, и ужас перед Сауроном черной тенью запал ему в сердце. Я рад, что он под надежной охраной бдительных чернолесских эльфов. Его злоба слишком велика. Она придает ему силу, какую трудно предположить в таком щуплом, высохшем существе. Голлум может натворить еще много зла, если дать ему свободу. И я не сомневаюсь: из Мордора его отпустили не просто так, а с каким–то поручением.

– Увы! Увы! – воскликнул Леголас, и на его прекрасном эльфийском лице выразилось горе. – Настало время сообщить Совету новости, с которыми я был послан сюда. Это новости дурные, но только сейчас я вижу, какими черными они вам покажутся. Смеагол, носящий ныне имя Голлум, бежал.

– Бежал?! – вскричал Арагорн. – Да, это и впрямь скверно! Боюсь, мы еще не раз оплачем его побег. Но как могли не выполнить своего долга эльфы Трандуила?

– Это произошло не потому, что стражи презрели свою обязанность, – возразил Леголас. – Просто они были слишком добры к узнику и переусердствовали. Кроме того, мы боимся, что он получил помощь извне, а это значит, что наши действия известны кому–то лучше, чем нам хотелось бы. Мы стерегли это существо днем и ночью, как и просил нас Гэндальф, хотя задача была тяжелой. Но Гэндальф уверял, что надежда на его исцеление есть, и у нас не хватило духу запереть узника в подземельях, где он предался бы своим прежним черным мыслям.

– Со мной вы не были так любвеобильны, – заметил Глоин, сверкнув очами. Его кольнуло воспоминание о том, как он сам томился в подземельях эльфийского короля.

– Не стоит об этом, – вмешался Гэндальф. – Прошу тебя, не перебивай, мой добрый Глоин! Тогда произошло досадное недоразумение, но оно давно улажено. Если заняться распутыванием старинных распрей меж гномами и эльфами, Совет придется распустить – ты сам это понимаешь.

Глоин поднялся, отвесил поклон, и Леголас продолжил:

– В хорошую погоду мы водили Голлума в лес. Там было одно высокое дерево, стоящее особняком, и он полюбил на него забираться. Мы часто разрешали ему сидеть на верхних ветках, на вольном ветерке. Стража оставалась внизу. Однажды он отказался спускаться. Но стражи не решились лезть за ним на дерево – Голлум наловчился так крепко цепляться за сучья, что отодрать его было невозможно. В итоге эльфы остались под деревом за полночь. Но в эту самую летнюю ночь, безлунную и беззвездную, на нас неожиданно напали орки. Мы сумели их отбросить; их было много, и дрались они яростно, но, по–видимому, злодеи пришли из–за гор, и видно было, что к лесу у них привычки нет. Когда битва кончилась, мы обнаружили, что Голлум исчез, а стражи убиты или взяты в плен. У нас не осталось сомнений: вылазка орков была предпринята нарочно, чтобы освободить пленника, и он знал об этом наперед. Как его известили, мы понятия не имеем, но Голлум хитер, а у Врага нет недостатка в лазутчиках. Тем более, темные твари, изгнанные из Пущи в год гибели дракона, вернулись, и Чернолесье кишит ими, как и прежде. За пределами нашего королевства Пуща снова стала недобрым местом, хотя мы по–прежнему ограждены от зла…

Мы не сумели поймать Голлума. След его, правда, отыскался: он вел в глубь леса, на юг, вместе с орочьими следами. Но мы так и не смогли узнать, куда Голлум направился: след стал неразличим, а мы подошли чересчур близко к Дол Гулдуру, где все еще гнездится зло, и отступили – эльфы теми дорогами не ходят.

– Что ж, бежал так бежал, – вздохнул Гэндальф. – Искать его нам некогда. Пусть идет куда хочет! Но он может еще сыграть свою роль в этой истории, и никто не знает, какой она будет – ни сам Голлум, ни Саурон. А теперь я отвечу на остальные вопросы Галдора. Что думает Саруман? Что он советует делать? Об этом я должен рассказать подробнее, ибо никто еще, кроме Элронда, не слышал о том, что я вам поведаю, да и Элронд лишь вкратце. Между тем от этого зависит наше окончательное решение. Итак, последняя глава Сказания о Кольце. Пока последняя.

В конце июня я посетил Заселье, но в моей душе росла тревога, и я двинулся к южным границам этой небольшой страны, поскольку предчувствовал опасность, которая была скрыта от глаз, но, судя по всему, росла. У границ до меня дошли слухи о том, что гондорцы потерпели поражение, а когда я услышал про Черную Тень, мне показалось, что меня ударили в сердце клинком из холодной стали. Я не встретил по дороге никого, кроме нескольких беглецов с Юга. Мне показалось, что они напуганы чем–то, о чем не хотят говорить. Я повернул на северо–восток и двинулся вдоль Зеленого Тракта. Неподалеку от Бри мне повстречался путник, сидевший на обочине. Рядом паслась лошадь. Это был Радагаст Бурый[221]221
  Один из Истари – волшебников (см. ниже). Имя, как считает Джим Аллан (В.Э., с. 174), взято из человеческих языков Восточного Средьземелья, в трилогии не представленных. Если выйти за пределы Средьземелья, то нетрудно заметить, что имя Радагаст определенно славянское. Это не домысел – такое имя в числе древнеславянских имен существовало, более того, являлось именем языческого бога. Следы вероятного культа бога Радагаста сохранились, по всей видимости, в названиях некоторых мест – таких, например, как Радогощь. У А.Рыбакова в книге «Язычество древних славян» (М., 1981) говорится, что католические миссионеры оставили сведения о культе бога Радагоста у западных славян (с. 355). В древнем славянском городе Ретре было святилище этого бога, покровителя коневодов и охотников. В центре святилища стояла статуя Радагоста (Радегаста) верхом на белом коне.


[Закрыть], живший одно время в Росгобеле, неподалеку от Черной Пущи. Он принадлежит к моему Ордену[222]222
  Орден, или братство, Истари (волшебников) состоял из пяти (а возможно, и больше) Майяр(ов), посланных Валар(ами) в Средьземелье около 1000 г. ТЭ для объединения Свободных Народов и помощи им. Истари было запрещено подчинять народы Средьземелья своей воле или бороться с Сауроном при помощи силы. За ослушание Истари грозило изгнание из Ордена и из Валинора. Само слово Истари – квенийское. Поначалу Истари были приняты жителями Средьземелья за людей, пока не было замечено, что те не умирают. Волшебники были посланы в мир с благословения Эру (Единого). Согласившись на эту миссию, ангелы–Майяр(ы) воплотились в человеческие тела, не подверженные старению, однако во всем остальном не свободные от законов «низшего» мира: волшебники испытывали голод, могли страдать от холода и т.д. Истинное свое имя и облик Истари не должны были открывать никому. Точное количество волшебников, по словам самого Толкина, неизвестно (НС, с. 388–392), однако на севере видели пятерых. Из них двое были облачены в синие одежды и находились под началом Вала(ра) Оромэ (Палландо и Алатар), один – в бурые (Айвендил, посланный Иаванной), один – в белые (Курунир, он же Саруман, от Аулэ) и один – в серые (Олорин – Гэндальф – от Верховного Вала(ра) Манвэ). Истари, как и все в сотворенном мире, не были «застрахованы» от падения, от измены первоначальным целям своего пребывания в Средьземелье. Синие волшебники ушли на Восток вместе с Куруниром; последний вернулся, первые – нет. По всей вероятности, они свернули с истинного пути и, возможно, основали на востоке собственные культы. Не исключено, что здесь Толкин намекает на возможность подобного же происхождения некоторых языческих религий (ср. Радагаст Бурый, выше). Возможно, Гэндальфу намеренно приданы некоторые характерные черты скандинавского бога Одина (см. прим. к гл. 5 ч. 3 кн. 2 …он брел, устало опершись на палку…).
  Русское слово «волшебники» избрано переводчиками для передачи английского wizards, означающего «мудрый, знающий», слова, в сказках занимающего структурно то же место, что у нас «волшебник». Возможно, отдаленным аналогом слова wizard могло бы послужить русское слово «ведун». Употребляемое в других переводах слово «маг» представляется неудачным, хотя в конечном счете в русском языке «маг» от «волшебника» отличается не столько по сути, сколько по контексту, истории и этимологии. По крайней мере, wizard – персонаж сказок, как и волшебник, а маг и там и здесь – в лучшем случае фокусник, в худшем – приверженец оккультных учений, а такой оттенок смысла вызвал бы, без сомнения, у Толкина резкие возражения: слово «магия» для него было окрашено скорее отрицательно (см. прим. к этой части, гл. 7, Вот бы глянуть на зльфийское волшебство…). К тому же слово «волшебник» русского происхождения, как wizard – английского, а «маг» – заимствованное для обоих языков.


[Закрыть], но я много лет не видел его.

– Гэндальф! – воскликнул он. – А я как раз тебя ищу! Но я совершенно не знаю здешних мест! Мне сказали только, что ты обретаешься в каком–то диком краю с довольно неуклюжим названием – Заселье, кажется?

– Твои сведения правильны, – сказал я. – Но если встретишься с обитателями этого края, диким его лучше не называй. Ты уже почти в Заселье! Что тебе нужно от меня? Видимо, дело срочное? Не помню, чтобы у тебя в обычае было срываться с места по пустякам!

– Дело срочное, – кивнул он. – Дурные вести!

Тут он оглянулся, словно у кустов могли быть уши.

– Назгулы, – шепнул он. – Девятеро снова вышли в мир! Они тайно переправились через Реку и движутся на запад. Они приняли облик всадников, одетых в черное!

Я сразу понял: сердце именно об этом и предупреждало меня!

– Или Враг что–то задумал, или его заставила нужда, – продолжал Радагаст. – Но что ему понадобилось в этих далеких, пустынных землях?

– То есть? – не понял я.

– Мне говорили, что Всадники повсюду спрашивают про это самое Заселье.

– Не «это самое», а просто Заселье, – поправил я, но сердце у меня совсем упало. Ибо даже Мудрые страшатся Девятерых, когда те собираются вместе под предводительством своего страшного вожака. В прошлом он был великим королем и могущественным чародеем, а сейчас обращает против своих врагов оружие нестерпимого страха.

– Кто сказал тебе об этом и кто послал тебя? – спросил я.

– Саруман Белый, – ответил Радагаст. – И еще он просил передать, что, если тебе нужна помощь, он ее окажет. Только поспеши, а то будет поздно.

Это меня обнадежило. Саруман Белый – глава нашего Ордена. Радагаст, конечно, тоже достойный волшебник. Он мастер форм и меняющихся оттенков, он знаток трав и зверей, очень дружен с птицами. Но дело в том, что Саруман долго изучал именно обычаи и хитрости Врага, так что благодаря ему мы часто успевали предвосхитить действия Черной Силы. Именно благодаря прозорливости Сарумана удалось нам изгнать Врага из Дол Гулдура. Может, он нашел оружие против Девятерых?

– Я отправляюсь к Саруману, – сказал я.

– Тогда поспеши, – повторил Радагаст. – Я и так слишком долго тебя искал, а дни убегают быстро. Саруман просил найти тебя до Преполовения, а Преполовение – вот оно. Даже если ты поскачешь прямо сейчас, ты вряд ли успеешь опередить Девятерых – они к тому времени уже доберутся до страны, в которую направляются. А я тороплюсь в обратный путь.

С этими словами он вскочил в седло и тронул поводья.

– Постой! – опомнился я. – Нам нужна твоя помощь, да и не только твоя – любая. Сообщи о нашем деле всем зверям и птицам, которые с тобой дружат. Скажи им – пусть передают Саруману и Гэндальфу обо всем, что случается. Где нас искать, ты знаешь – в Орфанке![223]223
  Рох. «искусная работа». Слово встречается в древнеангл. текстах.


[Закрыть]

– Договорились, – ответил он и помчался так, словно Девятеро уже гнались за ним.

За Радагастом я последовать не мог: я понимал, что сейчас для этого не время. К вечеру я был уже далеко от места нашей встречи и устал не меньше своего коня. Надо было остановиться и все обдумать. Ту ночь я провел в Бри и решил, что в Заселье завернуть не успею. Никогда еще я не совершал большей ошибки!

Правда, я написал Фродо записку и поручил своему другу, тамошнему корчмарю, при случае ее доставить. Сам же я на заре отправился дальше – и, долго ли, коротко ли, добрался до Саруманова обиталища. Это далеко отсюда, на юге, в Исенгарде[224]224
  Рох. «железное кольцо».


[Закрыть], что лежит в конце Туманных Гор, неподалеку от Роханской Щели. Боромир может сказать вам, что такое Роханская Щель: это – обширная долина, разделяющая Туманные Горы и северные отроги Эред Нимраис, Белых Гор его родины. Сам же Исенгард – это стена отвесных скал, окружающих внутреннюю долину, в центре которой стоит каменная башня Орфанк. Эту башню построил не Саруман, а нуменорцы, причем очень и очень давно. Она высока, хранит множество тайн и мало похожа на рукотворную. Вход в долину – только один, через кольцо скал, окружающих Исенгард, и этот единственный вход закрыт воротами.

Я подъехал к этим воротам – к огромной арке посреди каменной стены, охраняемой многочисленной стражей – поздно вечером. Привратники ждали моего появления и сказали, что Саруман готов принять меня. Я въехал в арку. Ворота за мной беззвучно захлопнулись, и я внезапно ощутил страх – хотя и не понял его причины.

И все же я подъехал к Орфанку и поднялся по ступеням. Саруман встретил меня и проводил наверх, в свои покои. На пальце у него поблескивало кольцо.

– Значит, ты все же пришел, Гэндальф, – сказал он без улыбки.

Мне показалось, что глаза его сверкнули белым огнем, словно в душе он холодно насмехался надо мной.

– Да, – ответил я. – Я пришел к тебе за помощью, Саруман Белый.

Этот титул, казалось, рассердил его.

– Право, Гэндальф Серый? – воскликнул он с издевкой. – За помощью? Нечасто Гэндальф Серый просит помощи у других! Гэндальф Серый, столь искусный, столь многомудрый! Он бродит по всему Средьземелью, он вмешивается во все дела, даже если они его не касаются, – и вот пожалуйста: просит помощи!

Я смотрел на него и удивлялся.

– Если я не обманываюсь, – сказал я, когда он кончил, – то, что надвигается, потребует, чтобы мы объединили наши силы.

– Возможно, – согласился Саруман. – Поздно же ты об этом догадался! Сколько лет ты скрывал от меня, главы Совета, некое дело чрезвычайной важности? Вот что я хотел бы знать! И что заставило тебя покинуть свое засельское логово?

– Девятеро вышли в мир, – сказал я. – Они уже переправились через Реку. Так сказал мне Радагаст.

– Радагаст Бурый! – усмехнулся Саруман. Он больше не скрывал презрения. – Радагаст Укротитель Птиц! Радагаст Простец! Радагаст Осел! Хорошо еще, что ему хватило ума сыграть роль, которую я ему назначил. Ты здесь, а больше от него ничего и не требовалось. И ты останешься здесь, Гэндальф Серый. Пора тебе отдохнуть от путешествий! Я – Саруман Мудрый, Саруман Кольцетворец, Саруман Многоцветный!

Я поглядел на него и увидел, что его одежды, показавшиеся мне поначалу белыми, сотканы из нитей всех цветов радуги. Когда он двигался, ткань переливалась и меняла цвет, так что глаз уставал удивляться множеству оттенков.

– Белый мне больше по душе, – сказал я.

– Белый! – фыркнул Саруман. – Белый хорош только в самом начале. Белое полотно можно выкрасить. Белую бумагу можно покрыть письменами. Белый луч преломляется и становится радугой даже в обыкновенной капле воды!

– Но он перестает быть белым, – пожал я плечами. – А кто ломает вещь, чтобы узнать, что она из себя представляет, тот сошел с пути Мудрых.

– Тебе нет нужды изъясняться со мной на языке, которым ты изъясняешься со своими олухами–приятелями, – прервал он меня. – Я призвал тебя не для того, чтобы выслушивать наставления, а для того, чтобы предложить выбор.

Он встал и заговорил нараспев, словно речь была приготовлена заранее:

– Старшая Эпоха миновала, Средняя – на исходе. Занимается заря Младших Дней. Время эльфов кончилось. Близится наше время, точнее, время людей, коими мы призваны править. Но нам нужна власть, дабы устроить все по нашей воле во имя того блага, которое ведомо одним лишь Мудрым. Внемли мне, Гэндальф, мой давний друг и помощник! – Он приблизился ко мне, понизил голос и продолжал: – Я сказал – «нам», ибо, если ты присоединишься ко мне, мы будем вместе. Новая сила нарождается в мире. Наши прежние союзники, наша прежняя стратегия бессильны перед ней. У эльфов не осталось надежды. Не осталось ее и у вымирающих наследников Нуменора. А это значит, что выбор у нас, точнее, у тебя, только один. Еще не поздно объединиться с этой Силой! Это будет мудрый шаг, Гэндальф. Здесь вся наша надежда. Победа новой Силы не замедлит, и те, кто встанет на ее сторону, будут щедро вознаграждены. По мере того как Сила эта будет возрастать, возрастет и могущество ее клевретов, а Мудрым, таким как ты и я, останется только запастись терпением и научиться со временем направлять эту Силу и руководить ею. Мы не будем спешить. Мы скроем наши замыслы в глубине сердца, оплакивая, быть может, зло, совершаемое попутно, но твердо придерживаясь высших, конечных целей – Знания, Закона, Порядка: всего того, что мы до сей поры тщетно пытались насадить в этом мире, покуда наши слабые и праздные друзья не столько помогали нам, сколько мешали. Цели и планы наши не изменятся. Изменятся только средства[225]225
  Шиппи (с. 128) доказывает, что характер Сарумана, как он обрисован в трилогии, имеет определенно современные черты. «Сущность Сарумана показана через стиль и лексику, – пишет Шиппи. – Саруман говорит языком политика… В речах Сарумана можно заметить многое из того, чего современный мир научился страшиться больше всего: обмана союзников, подчинения средств целям, сознательного приятия на себя вины за необходимое убийство».
  Важно и то, какими словами Саруман пользуется. В Средьземелье никто, кроме Сарумана, по словам Шиппи, не умеет так искусно жонглировать фразами с противоречивым значением, в результате получая ноль. Этому много способствуют пустые слова вроде «настоятельный», «конечный» и самое пустое из всех – «реальный». Что значит «реальный»? Подлинный? Трезвый? Поди разбери, говорит Шиппи. Это слово из области политики и рекламы. Говорящий ничего не разумеет под ним – лишь стремится с его помощью придать убедительность своим речам. Шиппи сравнивает Сарумана с отрицательными персонажами романа друга Толкина К.С.Льюиса «Мерзейшая мощь» («That Hideous Strength») – романа о попытке темных сил завладеть миром через «современно мыслящих» профессоров Оксфордского университета (о Льюисе см. прим. к гл. 2 ч. 4 кн. 2). Саруман тем более современен, что воплощает в себе странную для Средьземелья и типичную для XX в. разновидность зла, которая, по определению Шиппи, представляет собой «смесь зла с морализированием». О современности Сарумана сказал и сам Толкин в речи, произнесенной им в Роттердаме на «Хоббичьем Обеде», данном в его честь голландскими поклонниками ВК. Речь эту он произнес на смешанном англо–голландско–эльфийском языке:
  «Прошло двадцать лет с тех пор, как я серьезно взялся за труд написания истории наших с вами почтенных предков – хоббитов ТЭ. И что же? Я смотрю на восток, запад, север, юг – и не вижу даже следов Саурона. Однако я вижу, что последователей Сарумана вокруг развелось немало. Мы, хоббиты, не располагаем волшебным оружием для борьбы с ними. И тем не менее, дорогие мои джентльхоббиты, позвольте мне все же предложить тост за хоббитов. Да переживут они всех Саруманов и да увидят вновь весеннюю зелень на деревьях!» (Цит. по: ХК, с. 228.)


[Закрыть].

– Саруман, – сказал я, – такие речи я слышал и прежде, но, как правило, из уст посланцев Мордора. Они любят кружить головы невеждам. Неужели ты зазвал меня в такую даль только для того, чтобы зря утомлять мой слух этой чепухой?

Саруман посмотрел на меня искоса и помолчал, обдумывая мои слова.

– Что ж, вижу, я не смог убедить тебя. Истинная мудрость тебе не по плечу, – вздохнул он. – Надеюсь, ты еще передумаешь. Но что, если я предложу тебе нечто лучшее?

Он подошел ко мне вплотную и положил свою длинную ладонь мне на плечо.

– Почему бы и нет, Гэндальф? – зашептал он. – Почему бы и нет? Как насчет Кольца Власти? Если бы мы смогли им завладеть, новая Сила подчинилась бы нам беспрекословно. Вот почему я зазвал тебя сюда! У меня на службе много зорких глаз. От меня не укрылось, что ты знаешь, где Сокровище. Разве я не прав? А если не прав, зачем Девятеро ищут Заселье и почему ты там околачиваешься? – При этих словах в его глазах сверкнула алчность, которой он скрыть не смог.

– Саруман, – сказал я, отступая на шаг, – Кольцо нельзя надеть на две руки сразу, и ты это знаешь не хуже моего, а потому забудь про слово «мы». Но я не выдам тебе Кольца, не надейся. Я вообще ничего не скажу тебе о нем, потому что теперь я знаю, что у тебя на уме. Ты долго был главой Совета, но теперь сбросил маску. Мне, как я понимаю, предлагается выбрать, кому подчиниться: Саурону или тебе. Я не подчинюсь никому. Что еще ты можешь мне предложить на выбор?

Взгляд Сарумана был теперь холоден и беспощаден.

– Что ж, – молвил он. – Я и не ждал от тебя мудрого ответа. Ты даже о себе не способен позаботиться. Жалея тебя, я все же дал тебе возможность помочь мне по доброй воле: это спасло бы тебя от многих бед и забот. Теперь ты останешься здесь, пока все не кончится. Это и есть твой выбор.

– Что значит – «пока все не кончится»?

– Это значит, что ты останешься здесь, пока не откроешь мне, где Единое. Уж я найду, как тебя убедить! А если Кольцо отыщется без твоей помощи, настанет время, когда Властелин Кольца сможет отвлечься от дел государственной важности и заняться делами помельче. Тогда он подыщет достойную награду упрямству и козням Гэндальфа Серого.