Текст книги "Звери Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 18. МЫ ОХОТИМСЯ ВБЛИЗИ ПОСТОЯННОГО СТОЙБИЩА

Я внимательно следил за водой.

– Сейчас появится, – прошептал Имнак.

Во время охоты он никогда не задумывался, но мог благодаря огромному опыту безошибочно чувствовать скрытые ритмы погони.

Ледяная вода не колыхалась. Местами в ней плавали потемневшие обломки льдин. В половине пасанга за нами начинался каменистый берег.

Над постоянным стойбищем курился легкий дымок.

Кроме меня в просторной, сшитой из шкур лодке умиаке сидело еще пять человек. В длину судно достигало двадцати футов, в ширину – футов пять. Самое интересное, что натянутые на раму шкуры были шкурами табуков, а не слинов.

Ледяная вода не колыхалась.

Обычно на весла сажают женщин. В этот раз в лодке сидели одни мужчины. Брать на такие дела женщин считается опасным. Даже рабынь.

– Совсем скоро, – прошептал Имнак.

Часто бывало так, что умиаки или маленькие одноместные кайаки с охоты не возвращались.

– Приготовьтесь, – приказал Имнак.

Ледяная вода не колыхалась.

Я крепко стиснул в руках длинный гарпун. Древко почти все состояло из дерева, лишь перед самым наконечником оно переходило в кость. Наконечник на таких гарпунах ставят подвижный. После того как он погружается в тело животного, его можно развернуть, дернув за гарпунный трос. В результате образуется тяжелая, незаживающая рана.

Неожиданно вода в десяти футах от лодки забурлила, и вертикально вверх взмыло блестящее тело гигантского, многотонного черного кита ханжера.

– Давай! – крикнул Имнак.

Я изо всех сил метнул гарпун.

Древко на четыре фута ушло в блестящий черный бок. Уложенный кольцами гарпунный трос с шелестом разворачивался, вытягиваясь вверх. Наконец чудовище застыло на плавниках, возвышаясь над нами огромной сорокафутовой башней. Трос, словно тоненькая ниточка, связывал его и нашу лодку.

– Осторожнее! – крикнул Имнак.

Монстр с хрипом выдохнул воздух и с оглушительным плеском рухнул в воду. Лодка едва не перевернулась. Все тут же промокли. Парка начала замерзать прямо на теле. Четверо мужчин принялись кожаными ведрами вычерпывать ледяную воду. Все потонуло в непроглядном тумане. Тяжелое дыхание чудовища сгущалось в густой пар. На мгновение я увидел изучающий нас маленький черный глаз.

– Сейчас нырнет, – сказал Имнак. Когда он вытянул руку, лед с хрустом посыпался с его парки. Он и еще один охотник принялись тянуть за трос, пытаясь максимально приблизиться к киту.

Остальные похватали копья с фиксированными наконечниками, предназначенные не для метания, а для нанесения ударов.

Я вытянул руку и прикоснулся к холодному, скользкому боку. Кит Ханжера относится к виду зубастых китов.

Имнак и другие краснокожие принялись тыкать, словно иголками, в тело кита. Блестящая черная плоть содрогнулась. На мгновение мне показалось, что лодка уже не выровняется. Кит захрипел.

– Держи! – приказал Имнак.

Я схватил трос, стараясь, чтобы лодка не отошла от чудовища и охотники могли продолжать свое дело.

Затем голова монстра ушла под воду, плавники напряглись и вытянулись вверх.

– Бросай! – скомандовал Имнак.

Я тут же швырнул трос в воду.

Кит исчез.

– Будем ждать, – спокойно произнес Имнак. – А потом начнем сначала.

Я посмотрел на утихшую воду. Мы будем ждать, а потом начнем сначала.

Черная ледяная вода казалась застывшей. Даже не верилось, что где-то там, внизу, плавает раненое чудовище, связанное с нами тоненькой ниткой троса. Ветер уже разогнал клубы пара, порожденного дыханием кита.

На расстоянии половины пасанга от нас простирался каменистый берег. Отсюда был виден дымок, курившийся над постоянным стойбищем.

Я промерз до костей. Хорошо бы вернуться и попить горячего базийского чая.

Глава 19. Я НАКАЗЫВАЮ АРЛИН

Я взглянул на Арлин. Обнаженная девушка лежала на полу чума и слизывала лед с моих сапог. Сжимая сапог двумя руками, она осторожно выкусывала куски льда, а потом вылизывала застрявшие в шерсти льдинки.

Рабыня подняла голову. Изо рта у нее торчали клочья шерсти с сапога.

– Продолжай, – приказал я.

Девушка вернулась к своему занятию, а я подумал: «До чего же удивительная вещь – женский ротик. С маленькими зубками, нежными губами и мягким, теплым языком». Вначале Арлин прогрызала ледяную корку, потом разогревала лед своим дыханием и только после этого вылизывала льдинки. Закончив со вторым сапогом, она положила их на сушильную полку и подползла на коленях ко мне.

– Можно задать вопрос, господин?

– Да.

– Зачем мы пришли на север?

– Мне так захотелось.

– И все?

– Тебе мало? А ну-ка расстели шкуру! За такую наглость тебя не мешает хорошенько проучить.

– Слушаюсь, господин, – пролепетала девушка.

Глава 20. СВАДЕБНЫЙ ЧУМ. МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ В СВАДЕБНЫЙ ЧУМ

– Айа! Айа! – пела женщина.

Я откусил здоровенный кусок мяса. Напротив меня сидел, скрестив ноги, Имнак. Лицо его было вымазано жиром, он пытался прожевать рыбий пузырь и время от времени утирался рукавом.

Свадебный чум был полон народу. Собралось не менее сорока человек.

Имнак, я и наши рабыни пришли на север слишком рано. Несколько недель мы прождали в пустом стойбище. Наконец, в самом начале осени, в стойбище приехали несколько семей. Люди заселили свои брошенные на сезон чумы. Как оказалось, мы могли добраться сюда вместе с ними. Поторопившись, я ничего не выиграл. Все это время мы охотились, ловили рыбу, развлекались с рабынями и ждали.

– Я думал, Карджук придет в постоянное стойбище, – сказал Имнак. – Поэтому я и пошел с тобой на север. Но Карджук не появился.

– Теперь стойбище полно людей, – заметил я.

– Это верно, – кивнул краснокожий.

– Где Карджук? – спросил я.

– Может быть, теперь он придет, – сказал Имнак.

– А если не придет?

– Значит, Карджук не придет.

С каждой неделей я становился все более нетерпеливым.

– Давай на него охотиться, – предложил я Имнаку.

– Его не могут найти ледяные звери, – сказал краснокожий. – Нам тут делать нечего.

– Что же мы будем делать? – спросил я.

– Ждать, – пожал плечами охотник.

Мы ждали.

Барабаны краснокожих охотников похожи на огромные блюда. Они очень тяжелы И имеют рукоятки. Управляться с таким инструментом может не каждый. Барабан держат в одной руке, палку – в другой. Рама изготавливается из дерева. На нее натягивают шкуру табука. Крепится шкура при помощи сухожилий. Любопытно, что бить надо не по шкуре, а по раме. Возникает очень необычный звук. Барабан, который держал в руке поющий человек, достигал двух с половиной футов в диаметре. Охотник бил в барабан и пел песню. Всех слов я не понял, но песня была о природе. Что-то о дующих летом теплых ветрах. К песням краснокожие относятся так же, как к инструментам и резным фигуркам. Они считаются собственностью поющего. На севере не принято исполнять чьи-либо песни. Каждый должен придумать свои. Считается, что любой человек способен придумать и спеть песню точно так же, как любой человек должен уметь охотиться и вырезать по кости. Песни краснокожих просты и незамысловаты, но иногда бывают по-настоящему прекрасны и берут за душу. Поют, разумеется, и мужчины и женщины. А вот вырезают, как правило, только мужчины. Женский нож уло имеет полукруглое лезвие и предназначен для нарезания мяса, выделывания шкур и чистки сухожилий. Для резьбы по кости он не пригоден. Кроме того, резьба требует значительной физической силы. А вот поют женщины наравне с мужчинами. Они поют про свадебные наряды, про любимых мужчин, про свое искусство разделывать табуков.

Потом барабан перешел к другому охотнику. Он исполнил песню про изготовление кайака. Смысл ее сводился к заклинаниям, обращенным к шкуре, сухожилиям и дереву, из которых краснокожий строил свою лодку. Он умолял их не подвести в решающую минуту. Следующий исполнитель спел песню, посвященную слину. В ней он желал животному всегда подплывать поближе, чтобы его можно было достать гарпуном. Затем я услышал песню про негодяя, который отправился на охоту и улегся спать, а потом разодрал сапоги о камни и всем их показывал, уверяя, что излазил всю округу, но добычи не нашел. По поведению собравшихся я понял, что герой этой песни находится в чуме. Во всяком случае, один парень явно растерялся. Затем он вскочил и исполнил песню про предыдущего исполнителя, который не умел делать стрелы. Потом опять пели женщины, одна про собирание птичьих яиц, другая – про то, как хорошо увидеть родственника, который давно считался потерянным.

Вообще песнопение занимает исключительно важную роль в жизни краснокожих. Даже самые простые песни исполнены для них загадки и прелести. Согласно их по говорке, никто не знает, откуда берется песня.

– Спой, Имнак! – попросил Акко.

– Спой, Имнак! – подхватил Кадлук.

– Нет, не хочу, – замотал головой охотник.

– Имнак никогда не поет, – вступила в разговор Поалу, очевидно забыв о болтающихся на шее шнурках.

– Давай, Имнак, – настаивал Акко. – Спой нам!

– Я не умею петь, – повторил охотник.

– А ты попробуй! – загудели остальные.

К моему огромному удивлению, Имнак поднялся и выскочил из свадебного чума.

Я последовал за ним. Так же поступила и встревоженная Поалу.

– Я не могу петь, – сказал краснокожий, глядя в свинцовую даль моря. Во мне нет песен. Я как лед на камне, на котором не растут цветы. Ни одна песня не прилетела ко мне, и ни одна песня не зародилась в моем сердце.

– Ты можешь петь, Имнак, – произнесла Поалу.

– Нет, – упрямо повторил Имнак, – петь я не могу.

– Однажды, – сказала Поалу, – ты обязательно споешь в свадебном чуме.

– Нет, – отвернулся к морю охотник. – Петь я не умею.

– Имнак! – укоризненно произнесла девушка.

– Иди в чум, – проворчал краснокожий.

Поалу развернулась и пошла в чум. Свадебный чум отличался от остальных большими размерами. Всего же стойбище состояло из дюжины подобных чумов. Несмотря на то, что общее число краснокожих охотников превышало полторы тысячи, жили они маленькими, разбросанными группами. Летом они собирались вместе по случаю перехода стада Танкреда через ледник Акса, но почти сразу же от главного стойбища отделялись небольшие группы людей, предпочитающих охотиться на отдаленных пастбищах. В конце лета краснокожие возвращались на свои обычные места. Всего насчитывалось около сорока стойбищ, расстояние между которыми составляло несколько дней пути. Стойбище Имнака находилось примерно в середине.

Охотник задумчиво глядел на волны.

– Однажды мне показалось, что я могу придумать песню, – сказал он. – Мне хотелось петь. Мне очень хотелось петь. Я думал, что у меня получится. Я хотел спеть про то, как прекрасен наш мир, про огромный океан, про горы, звезды и бескрайнее небо.

– Почему ты не спел? – спросил я.

– Мне показалось, что неведомый голос произнес: «Как ты смеешь слагать песню? Как ты смеешь петь? Я – великий океан. Я – горы и море. Я звезды и бескрайнее небо! Ты думаешь, что все это можно вместить в маленькую песню?» Я очень испугался. С тех пор я никогда не пытался петь, – закончил Имнак.

– Нет ничего плохого в том, чтобы петь, – сказал я.

– Кто я такой, чтобы слагать песни? – вопросительно посмотрел на меня охотник. – Я маленький человек. Никто.

Я решил не отвечать.

– Лучше даже не пытаться.

– Думаю, ты не прав, – возразил я. – Надо попробовать. Пусть даже ничего не получится.

– Я очень маленький, – сказал Имнак. – Я не умею петь. Ни одна песня не сидит на моем плече. Ни одна песня не просит, чтобы я ее пропел.

Из свадебного чума донесся взрыв смеха. Над северным морем загорались звезды. Наступала полярная ночь.

Останки огромного кита ханжера валялись на берегу. Большая часть туши была уже отрезана. Кости тоже почти все растащили.

– Сушилки забиты мясом, – заметил я.

– Да, – кивнул охотник.

Две недели назад благодаря невероятной удаче мы загарпунили синего кита. Два кита за один сезон – неправдоподобное охотничье счастье. Обычно кита удается поднять раз в два, а то и в три года.

– Это хорошо, – произнес Имнак. – Значит, зимой людям не придется выходить на лед.

Солнце почти скрылось за горизонтом. Из свадебного чума доносился хохот.

Полярная ночь не означает непроглядную тьму. На небе висят горианские луны, ярко горят звезды. Конечно, если небо затянет тучами, из чума лучше не выходить. Тогда не остается ничего другого, как слушать завывания ветра и хруст снега под лапами случайного зверя.

– Не помню, чтобы в сушилках было так много мяса, – сказал Имнак.

– Неудивительно, что люди так радуются, – ответил я.

Помимо китов, удалось завалить нескольких слинов и наловить рыбы. Кроме того, охотники заготовили большие запасы сушеного мяса табука.

Когда солнце окончательно скроется за горизонтом, наступит полярная ночь. Она продлится почти полгода. Мне будет очень не хватать солнца.

– Думаю, еды на зиму хватит, – сказал Имнак. – Мы можем спокойно встречать тьму.

Я посмотрел на ломящиеся от мяса сушильные полки. Некоторые из них были подняты на высоту двадцать и более футов, чтобы до лакомства не добрались слины.

– Если Карджук не придет, я отправлюсь его искать, – сказал я. – Пусть даже мне придется входить ночью на лед.

– Оставайся в стойбище, – посоветовал Имнак.

– Ты можешь со мной не ходить, – сказал я.

– Не делай глупостей, Тэрл, который со мной охотится, – покачал головой краснокожий.

– Оставайся с друзьями, которые веселятся в свадебном чуме, – сказал я.

– Не думай плохо о моем народе, – сказал Имнак. – Сейчас они поют и смеются, но жизнь. часто обходится с ними очень сурово.

– Прости меня, – произнес я.

– В свадебном чуме нет ни одного человека, кроме самых маленьких детей, который бы не пережил сезона плохой охоты. Дети об этом ничего не знают, и мы им не рассказываем.

Краснокожие охотники даже по горианским меркам дают детям большую волю. Они крайне редко на них ворчат и почти никогда не поднимают руку. Детей в стойбищах краснокожих всегда защищают и берегут. Жизнь сама их научит. А пока пусть будут детьми.

– В свадебном чуме нет ни одного человека, кроме детей, кто бы не видел, как люди умирают с голода. Как правило, в этом нет ничьей вины. Бывают болезни, бывает непогода. Случается, что снег заметает дыхательные лунки спинов. – Имнак говорил очень спокойно. – Бывают несчастные случаи. Кайаки переворачиваются, проваливается лед. – Он посмотрел мне в глаза. – Ты не думай, что мой народ легкомысленный. Пусть немного посмеются. Не презирай их за то, что они радуются полным мяса сушильным полкам.

– Прости меня, друг, – произнес я.

– Я не сержусь, – сказал он.

– Ты – великий охотник.

– Я ужасный охотник, – покачал головой Имнак. – Хотя однажды я убил шесть слинов за один день.

Краснокожий улыбнулся.

– Давай вернемся в свадебный чум, – предложил я.

Глава 21. АРЛИН

– Давайте выключим свет! – радостно предложил Акко.

Предложение было встречено с большим энтузиазмом.

– Что они делают? – растерянно спросила подающая вареное мясо Тимбл-Барбара.

– Сейчас узнаешь, – ответил я.

Глядя на остальных, я сбросил с себя всю одежду. Говорящие животные: Поалу, Арлин, Тимбл-Барбара и Тистл-Одри – разделись уже давно.

Свадебный чум разогрелся от ламп и множества тел. В жилищах краснокожих тепло даже в самые лютые морозы. Разве что под утро, когда гаснут светильники и расходятся гости, температура падает до нулевой отметки. Бывает, что для того чтобы хлебнуть водички из ведра, приходится проламывать корочку льда. Но закутавшимся в шкуры людям все равно тепло, ибо мало кто спит в одиночку в чумах краснокожих. На ночь охотники укладываются на специальные платформы. Спать на них гораздо теплее, чем на полу, где оседает холодный воздух.

Одна за другой начали гаснуть лампы.

Имнак пристально смотрел на Поалу. Арлин, Барбара и Одри растерянно переглядывались.

– Что происходит? – не выдержала Барбара. – Если погасить все лампы, мы ничего не увидим.

Погасла последняя лампа. Кто-то затянул дыру в потолке.

– Пошли по кругу! – радостно скомандовал Акко. – Никто ни к кому не прикасается! Пошли!

Я неуверенно побрел по чуму. В конце концов, это часть культуры краснокожих.

Снаружи уже стемнело. В чумах, к слову сказать, нет окон. С ними гораздо труднее сохранить тепло.

После команды Акко никто не проронил ни слова.

Я слышал, как испуганно всхлипнула Барбара. Бояться, собственно говоря, было совершенно нечего. Разве что кто-то, кого она не знает, нащупает ее в темноте.

– Готовы? – крикнул Акко. – Ловим!

Женщины весело завизжали, мужчины принялись шарить в темноте руками.

Я изо всех сил пытался хоть что-нибудь разглядеть.

Сладострастно охнула пойманная женщина.

– Тихо! – прикрикнул Акко.

Рядом со мной шла ожесточенная борьба. Затем женщину повалили на пол. Она отчаянно сопротивлялась, пока удивленный таким поведением мужчина не треснул ее пару раз по голове. Спустя несколько минут она начала стонать от наслаждения. Я вытянул руку и попытался нащупать извивающуюся в грязи девушку. На ее горле оказались шнурки рабыни. Это была либо Тимбл, либо Тистл. Во всяком случае, не Поалу, ибо волосы девушки были распущены, а Поалу завязывала их в узел.

Судя по звукам, попались еще несколько женщин. Неожиданно на меня налетела обнаженная девушка. Не удержавшись, она упала на пол. В следующую секунду я был уже на ней.

Девушка очень быстро поняла, что сопротивляться бесполезно, и задрожала от вожделения.

Когда снова зажгли лампы, я увидел под собой мокрое от пота лицо Барбары. Я уже знал, что это она, по шнуркам на горле и по реакции ее тела.

– Ты овладел своей рабыней, господин! – сказала она. – Ты овладел ею, лишив ее достоинства.

– Ты знала, что это я?

Девушка нежно поцеловала меня в губы.

– С самой первой секунды. Я ведь уже не раз бывала в твоих объятиях. Нет двух мужчин, которые сделали бы это одинаково.

– Наверное, – кивнул я и осмотрелся.

Женщины посмеивались, мужчины тоже. Поалу выбиралась из-под Имнака. Подозреваю, что они схитрили. Тистл-Одри и Арлин смущенно посмотрели на меня, все еще лежа под поймавшими их охотниками.

– Объявляю пир! – провозгласил Акко.

Пойманные женщины должны были обслуживать своих победителей.

Спустя некоторое время игра повторилась. Всего, с перерывами на еду, в нее сыграли пять раз.

Во второй и третий раз мне достались женщины краснокожих охотников. На четвертый я ухватил за шею Одри и швырнул ее на пол. Она была очень хороша. С ней я не торопился. Когда лампы зажгли в пятый раз, подо мной оказалась Арлин.

– Приветствую тебя, бывший агент моих врагов, – произнес я.

– Приветствую тебя, господин, – откликнулась девушка.

– Ты знала, что это я?

– Может ли девушка сказать правду?

– Да.

– Конечно. С самой первой секунды.

– И как же ты меня распознала? – поинтересовался я.

– Неужели ты думаешь, что девушка не узнает прикосновения своего господина? А вот ты меня узнал? – нахально спросила она.

– Конечно, – ответил я.

– По шнуркам на горле?

– Я бы узнал тебя и без них.

– Но как? – настаивала рабыня.

– По тому, как я тебя ощущаю.

– Господин узнает свою рабыню на ощупь, – произнесла Арлин.

– Естественно, – кивнул я.

– Мне казалось, что все невольницы одинаковы, – сказала Арлин.

– Нет, – покачал головой я. – Каждая рабыня неповторима.

– Неужели это возможно? – недоверчиво произнесла девушка.

– Ошейник, – сказал я, – освобождает женщину от всех запретов и снимает с нее все комплексы и ограничения. Попав в рабство, она становится самой собой и получает наконец возможность полностью раскрыть свои способности.

– Ты считаешь, что женщины от природы рабыни?

– Абсолютно и безоговорочно убежден, – твердо заявил я, – Хотя это противоречит тем принципам, в которых тебя воспитывали. Иначе как объяснить то, что многие женщины, на весь мир прославившиеся умом и образованностью, дома становились тайными рабынями своих мужей?

– Не знаю.

– Ты, конечно, не тайная рабыня.

– Нет, – рассмеялась она, – Я безраздельно и открыто принадлежу тебе и буду принадлежать любому, кому ты пожелаешь меня продать или подарить.

Вокруг нас начали собираться люди…

– Ты меня поймал, теперь пришло мое время тебя кормить, – заметила Арлин.

– По-твоему, меня интересует только еда? – насмешливо спросил я, поднимаясь с пола.

– Никогда так о тебе не думала, – улыбнулась рабыня.

Я отвел ее в самый угол чума, где нам никто не мешал, и снова уложил ее в грязь.

– До меня, – прошептала девушка, – ты поймал Тимбл.

– Ну и что? – спросил я.

– Ее ты тоже сразу узнал?

– Конечно.

– А Тистл? Это сучку ты тоже узнал с первого прикосновения?

– С первой же секунды.

– Пусть лучше она не попадается мне на глаза! – воскликнула Арлин.

– Вы друг друга стоите, – усмехнулся я.

– Я ее побью, – сказала рабыня.

– Не уверен, – заметил я. – Тистл – сильная девочка.

– Будет ужасно, если она со мной справится, – нервно заломила руки Арлин. – Я не переживу, если мне придется называть ее госпожой.

Среди рабынь весьма распространены драки, после которых побежденная девушка обязана называть победительницу «госпожой» и выполнять все ее требования. Обычай, конечно, жесток, но с его помощью поддерживается дисциплина и порядок.

– Ты и Тистл – два сапога пара, – сказал я. – Наверное, поэтому ты ее так ненавидишь.

– Она так и старается попасться тебе на глаза, – проворчала рабыня.

– Ревнуешь? – усмехнулся я.

– Ты – мой господин, а не ее, – сказала Арлин.

– Вы смотрите, поосторожнее, – предупредил я. – А не то Тимбл с вас обеих шкуру спустит.

– Хорошо, господин, – поспешно произнесла Арлин. Тимбл она боялась как огня.

Я огляделся. Тимбл-Барбара и Тистл-Одри кормили мясом охотников. Поалу ухаживала за Имнаком.

– Поалу опять выпало обслуживать Имнака, – заметил я.

– Пятый раз подряд, – улыбнулась Арлин. – Уверена, что они схитрили.

– Конечно, – кивнул я.

– Имнак мошенник, как и все мужчины, – заявила рабыня.

– Поосторожнее с такими высказываниями, – нахмурился я. – Не забывай, что ты находишься на Горе.

– Разве рабыням запрещено говорить правду?

– Наоборот, – раздраженно бросил я.

– Значит, ты не должен возражать, если я признаю объективную истину, что все мужчины – мошенники.

– Выходит, не должен, – невольно усмехнулся я.

– Какой ужас, что такие прелестные создания, как я, попадают в лапы мошенникам, – нахально заявила девушка.

– Не вижу в этом ничего ужасного.

– Потому, что ты сам – мошенник.

– У всех бывают слабости, – миролюбиво сказал я.

– Я же у тебя не первая рабыня? – спросила Арлин.

– Конечно нет, – ответил я.

– Наверное, много девушек стали жертвой твоей похоти?

– Да уж не ты одна, – проворчал я.

– Ты. – негодяй, но я восхищаюсь твоими деяниями.

– Смелое признание для землянки, – заметил я.

– Я уже не землянка, – возразила Арлин. – Я – горианская рабыня.

– Верно, – произнес я, схватил ее за волосы и резко повернул голову девушки. Видеть ее классический профиль доставляло мне огромное удовольствие.

– В мужчинах меня возбуждает не слабость, а сила, – сказала она.

– Уверен, что на свете найдется немало мужчин сильнее меня, – пожал я плечами.

– Физическая сила – лишь малая часть того, что я имела в виду, хотя и она играет большую роль. – Арлин помолчала, потом лукаво улыбнулась и спросила: – А вот скажи, господин, тебе со мной интересно?

– Да, – ответил я.

– Разве может быть интересно с рабыней? – удивилась она.

– Дурацкий вопрос, – поморщился я. – Все мужчины мечтают иметь рабынь. Это заложено в их природе. Поэтому рабыни интересны им сами по себе. Кроме того, рабство делает их еще привлекательнее.

– Разве свободные женщины не так интересны?

– Все интересны, – сказал я. – Но, раз уж мы заговорили об интересе, давай подойдем к этому вопросу объективно. Все хорошее, что было в тебе раньше, когда ты являлась свободной женщиной, осталось при тебе. Но сейчас ты стала еще интереснее, потому что на шее у тебя висит ошейник. Рабство генетически показано женщине, ибо только оно несет ей подлинное освобождение. Нельзя быть свободным, идя наперекор собственной природе. Отсюда и проистекает глубокая и непреходящая ненависть свободных женщин к рабыням. Они понимают, что вы уже обрели свою женственность и счастье, между тем как для них все так и осталось на уровне бесплодных разглагольствований. Свободные женщины вас ненавидят, а в глубине души, хотя это и трудно объяснить, отчаянно вам завидуют. Бойся свободной женщины, – заключил я.

– Хорошо, – пролепетала рабыня. – Я буду очень их бояться.

– Свободные женщины проявляют по отношению к рабыням невиданную жестокость.

– Мне действительно страшно, господин, – содрогнулась Арлин.

– Кстати, – сказал я, – возвращаясь к нашей теме, тебе самой стало интереснее жить после того, как ты стала рабыней?

– В тысячу раз, господин! – радостно воскликнула девушка. – Теперь, когда я смотрю на мужчин, я представляю, как они могут ко мне прикоснуться. Мне никогда не пришло бы в голову даже подумать об этом. Я очень остро ощущаю свою беспомощность и беззащитность перед мужчинами.

– А в сексуальном отношении? – спросил я. – Стали ли мужчины тебе интереснее?

– Конечно! В тысячу раз! – Глаза Арлин возбужденно заблестели. – Теперь я знаю, что могу доставить им наслаждение. И очень этого хочу. Будучи свободной, я не могла позволить себе упасть перед мужчиной на колени и попросить его о ласке. Теперь я делаю это с радостью. Рабство высвободило мою сексуальность. – Она посмотрела на меня с неожиданным укором. – Это твоих рук дело! Что мне теперь остается? Я тебя ненавижу! – Арлин вцепилась мне в руку. – Поласкай меня! Я тебя умоляю!

Я с любопытством взглянул на распростертую подо мной женщину.

– Ты сделал из меня рабыню! – выкрикнула она. – Ты сделал из меня рабыню!

– Конечно, – спокойно сказал я.

– Поласкай меня, – прошептала Арлин.

– Ты об этом просишь?

– Да, господин. Арлин, твоя рабыня, умоляет о ласке. Ну, пожалуйста, господин! – захныкала девушка.

– По-моему, тебе пора кормить меня мясом, – сказал я.

– Нет, только не это! – застонала Арлин.

– Ладно, мясо подождет, – сжалился я.

– Спасибо тебе, господин! – радостно воскликнула девушка.