Текст книги "Цирк мертвецов"

Автор книги: Джон Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Просто дедушка гордится тобой, – сказал Джин, и добавил, чуть усилив голос. – Как и я.

– И Сандра, твоя мама, тобою бы гордилась, – сказал Натан Бёрк. Луи отвернулся, и они не увидели, как задрожали его губы, а в глазах заблестели слёзы.

Рэй опоздал почти на час. Он шёл по залу, глядя прямо вперёд, Джин почувствовал, что выражение чрезвычайной самоуверенности, написанное у него на лице, согласуется с уверенностью его движений – Джин подозревал, что Рэй был настолько самоуверен, потому что немного выпил, и теперь легко мог вспылить или разозлиться.

– Лучше поздно, чем никогда, как говорится, – пошутил Рэй и резко сел рядом с Луи, он не сразу посмотрел в глаза Джина. – Очень рад тебя видеть, Джин. Пап, ты отлично выглядишь, – сказал он и похлопал отца по плечу. – С днём рождения!

– Спасибо, Рэй.

– Кстати, – сказал Рэй, обращаясь к Джину. – Мелани не смогла прийти. Но она просила передать привет.

Натан Бёрк посмотрел на Рэя, а потом на Джина:

– Мелани? Что за Мелани?

– Подруга.

– Наша общая подруга, – сказал Рэй. Она переехала сюда из Лас-Вегаса. Там они и познакомились с Джином.

Натан Бёрк повернулся к Джину:

– Когда это ты был в Лас-Вегасе?

– Пару месяцев назад. По делам.

Тут все замолчали, потому что слегка раздражённый официант подкатил к ним тележку и начал расставлять первые блюда. Натан Бёрк и Луи заказали жареную грудинку, Джин заказал бифштекс. Все трое заказали печёной картошки с кислой подливкой и по половине порции шпината со сметаной.

– Мне салат «Цезарь», – сказал Рэй официанту, но не посмотрел ему в глаза. – И принесите-ка мне бокал красного вина.

Джин сказал:

– Рэй, забудь о вине.

– Почему бы тебе не перестать заботиться обо мне? Откусывая грудинку, Натан Бёрк сказал: – Джин рассказал нам, что ты пытаешься бросить пить.

– Это так, я пытался. Но не смог, – сказал Рэй, отворачиваясь от Луи и инстинктивно почувствовав, что тот разочарован. – Завтра я начну всё с начала.

Луи сказал:

– Но ты можешь начать и сегодня, пап.

– Я не хочу начинать сегодня. Я хочу расслабиться и отпраздновать день рождения своего отца одним бокалом вина. Лады? А теперь отстаньте вы все от меня.

Натан Бёрк положил нож и вилку и выпрямился.

– Этот ужин должен быть радостным событием, – строго и с уверенностью сказал он. – Если Рэй хочет выпить стакан вина с салатом, это его выбор. Ясно? Давайте поговорим о чём-нибудь другом.

Джин сглотнул, но промолчал. Его внимание было приковано к входу в ресторан, где около кассы стоял официант и что-то тихо говорил распорядителю, который был похож на человека, пытающегося сдержать свой гнев.

Луи поглядел на отца, он старался не выглядеть разочарованным.

– Как там съёмки, пап? Рэй повернул голову:

– Съёмки?

– Твоего фильма. Ты говорил, что там ещё не доделали одну часть.

Прежде чем Рэй успел ответить, похожий на сову официант снова возник рядом с их столиком с салатом «Цезарь», который он, слегка поклонившись, поставил на стол. Он повернулся, чтобы уйти и тут Рэй спросил его: – А где моё вино?

– Прошу прощения. – В голосе официанта зазвучало удовлетворение. – Но я не могу подать вам алкогольные напитки.

– Ты что такое говоришь? Ты что, хочешь сказать, что не можешь выполнить мой заказ? – На лице Рэй отразилось раздражение. – Почему?

– Потому что они помнят, что произошло в прошлый раз, – сказал Джин. – Распорядитель согласился впустить нас только потому, что я пообещал ему, что ты не будешь пить.

Рэй посмотрел на сына:

– И ты веришь этому дерьму, Луи? Мой брат решает, когда мне можно пить, а когда нельзя.

– Не устраивай сцен, пап. Пожалуйста. Просто забудь сегодня вечером о выпивке. Она тебе не нужна.

Рэй казался пристыженным. Он поднял голову и улыбнулся, подумав о чём-то другом.

– Ну и семейка! Посмотрите-ка на этих четверых. Натан Бёрк сказал:

– А что с нами не так?

– Мы одни. Вот это плохо, – сказал Рэй, и его улыбка мало-помалу превращалась в гримасу. – С нами нет ни одной женщины. А почему так произошло? – Он посмотрел на Луи. – Где твоя мама? Почему её здесь нет?

– Она умерла. Она умерла пьяной два года назад, – сказал Луи. – И ты точно так же помрёшь, если не бросишь пить.

Повисла долгая тишина. Джин спросил:

– Зачем ты так, Рэй?

– Что зачем?

– Зачем ты вспомнил Сандру?

– Это моя бывшая жена. Могу я вспомнить свою бывшую жену? Могу я пожелать, чтобы она сейчас была здесь? Или это запрещено? Или мне нужно твоё разрешение, чтобы скучать по ней?

Натан Бёрк покачал головой: – Нет, Рэй, тебе не нужно ничьё разрешение.

– Отлично. Спасибо, пап. А тебе как, Луи? Ничего, что я скучаю по твоей маме?

– Всё в порядке. Конечно, – сказал Луи и встал, собираясь уходить. – Я тоже по ней скучаю.

Джин спросил:

– Ты куда?

– Да у меня завтра с утра репетиция.

– Если ты так по ней скучаешь, – сказал Рэй, обращаясь к Луи, но глядя на отца, – то почему же ты так боишься говорить о ней?

Не обращая внимания на вопрос, Луи пожал руку Джину, и наклонился поцеловать дедушку в щёку.

– Увидимся, дед.

– Позвони мне.

– Хорошо, – сказал Луи. Он повернулся и пошёл к выходу, но, сделав два шага, остановился и повернулся на сто восемьдесят градусов. Теперь его отец смотрел прямо на него. – Я не боюсь говорить о своей маме. Я говорю о ней со своим психиатром и теми, с кем я близок. Но не с тобой, папа.

Рэй отвернулся и пожал плечами:

– Может быть когда-нибудь и поговоришь.

Луи развернулся и пошёл к выходу, но около стола заказов его остановил высокий стройный человек с аккуратно причёсанными чёрными волосами. Они поздоровались и о чем-то коротко поговорили, а когда Луи быстро отвернулся и пошёл прочь, на подвижном лице мужчины внезапно появилось выражение жестокости и беспомощного гнева.

Джин сказал:

– Какой-то знакомый парень. Да, Рэй? Рэй пожал плечами:

– Похож на менеджера.

– Нет. Это сын Мори Геллера, – сказал Натан Бёрк.

– Чей?

– Мори Геллера. У него был магазин «Мировая мода» на углу Голливудского бульвара и Кауэнги.

– Точно! – воскликнул Джин. – Ронни Геллер. Я с ним в средней школе учился.

Джин попросил официанта принести счёт, Рэй встал и, извинившись, вышел в туалетную комнату. Запершись в кабинке, он быстро достал коробочку с граммом кокаина, который он купил ещё в студии. Это был лучший кокаин в городе, чистый «перуанский пух», если верить перекупщику, который продал его. И Рэй до сих пор ждал момента, чтобы попробовать его, зная, что как только он вдохнёт одну дорожку и этот сумасшедший ползущий мир поглотит его, он будет не в состоянии остановиться, как нельзя остановиться после одного глотка выпивки.

Он высыпал порошок на помятую десятидолларовою бумажку и внезапно подумал, что он до сих пор ничего не выпил и если сейчас ему хватит храбрости просто высыпать этот кокаин, то, скорее всего, завтра он проснётся и будет целый день трезв. Почти минуту Рэй сидел на стульчаке и пялился на чёрно-белый кафельный пол, ведя с собой молчаливый спор. В конце концов, он пришёл вот к чему: больше всего на свете он хотел, чтобы его собственный сын уважал его, он знал, что ему никогда не вернуть веру и чувство защищенности, которые он не смог дать Луи в детстве, и знал, что это случится теперь только в том случае, если он сначала научится уважать себя сам.

– И я высыпал порошок, – рассказал Рэй Мелани на следующий день, позвонив ей из студии. – Это первое.

– Мои поздравления.

– Думаю, что на этот раз у меня получится.

– Ну, а как прошла вторая часть ужина?

– Отлично.

– Наверное, хорошо, что меня там не было.

– Ты права.

– Кстати, просто интересно – моё имя вообще упоминалось?

– Вскользь.

– Он до сих пор уверен, что я знаю, кто убил Бобби.

– Наверное. Мы не говорили об этом.

– Ну, а что думаешь ты, Рэй?

– Ну, знаешь, как говорят «Анонимные алкоголики», тебе метают только твои собственные секреты.

– Продолжай.

– Знаешь, Мелани, пообещай, что никому не скажешь. По-моему, ты не сможешь промолчать.

– Итак, это означает, что либо я не знаю, либо знаю, и рассказала кому-то.

– На самом деле ты не рассудительный человек.

– Ага! Никогда не думала об этом.

– Ну так как же всё-таки? Мелани засмеялась:

– Решай сам.

Рэй не знал, что после того, как он ушёл из «Массо-Фрэнк», а его отец и Джин всё ещё сидели в своей кабинке, тихо разговаривали и потягивали кофе, к ним подошёл Ронни Геллер. Он излучал какую-то отчаянную решимость и сначала извинился, что прерывает их разговор. Потом он рассказал о том, как он встретился с Луи, когда недавно летел из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, и что он видел его в бродвейском мюзикле Сэма Шепарда «Зуб преступности».

Геллер сказал:

– Я его увидел сегодня вечером и понял, что вы все вместе. Сколько времени прошло, Джин? Лет двадцать пять?

– Ну, где-то так, – ответил Джин.

– Луи рассказал мне, что произошло с твоей невестой. Мне очень жаль, – сказал Геллер, и на его лице выразилось приличествующее таким случаям сочувствие. – Ужасная трагедия.

Джин внимательно посмотрел на Геллера. Потом без всякого выражения сказал:

– Спасибо, что подошёл, Рон.

Геллер был от природы разговорчив, и, когда его резко прервали, он полез за бумажником. Из него он достал новенькую визитку и положил её рядом с рукой Джина:

– Вот мой телефон. Звякни мне как-нибудь. Поболтаем о старых временах.

Геллер повернулся и пошёл обратно к бару. Джин расписался на квитанции и положил копию в свой бумажник. Казалось, что он собирается уходить.

– Ты готов?

– Через минутку, – ответил Натан Бёрк, взял салфетку и промокнул верхнюю губу. Другая его рука была на коленях, и даже сквозь ткань он чувствовал сложенное письмо в переднем кармане брюк. – А что будешь делать с домом?

Джин тихо кивнул:

– Продам. И может, попутешествую немного.

– Куда поедешь?

– На Карибское море. Всегда хотел побывать на Ямайке, – тихо ответил Джин. – Мы с Элис хотели там провести медовый месяц.

Натан Бёрк по-доброму улыбнулся:

– Она была очаровательной девушкой.

– Ты ей нравился, пап.

– Она мне напоминала твою мать, – сказал Натан Бёрк и подмигнул Джину. – В мелочах – как она курила и как закрывала глаза, когда смеялась. У неё, как и у Моны, был высокий голос. – Натан Бёрк слегка отклонился в сторону и опустил руку в карман брюк. – Твоя мама хотел провести медовый месяц на Кубе, но я не мог позволить себе этого и, как последний зануда, повёз ей на Ниагарский водопад. Если бы я мог заново всё сделать, то я бы одолжил наличных. Паршивое получилось начало. – Теперь голос Натана Бёрка звучал скорее тоскливо, чем печально, он поднял руку и показал Джину письмо, которое сжимал в кулаке. – Я это письмо вчера получил. Я не знал, стоит ли говорить тебе.

– От кого оно?

– От твоей мамы.

Джин не ответил, он уставился на голубую настольную лампу, по абажуру которой были нарисованы розовые и жёлтые маргаритки. Потом он посмотрел в глаза отцу: «Можно я прочитаю его?»

– Давай я тебе его почитаю, – ответил Натан Бёрк и стал искать очки, руки его дрожали.

Дорогой Натан,

С днём рождения. Я пишу тебе…

Голос Натана Бёрка упал до нечленораздельного шёпота, чёрные буквы расплылись перед его глазами, в которых блеснули слёзы.

– Наверное, тебе лучше самому прочитать, Джин.

Натан Бёрк положил письмо на стол, Джин отвернулся на пару секунд, пытаясь скрыть растерянность. Потом взял письмо и стал читать его вслух ровным, но отстранённым голосом.

«Дорогой Натан, с днём рождения. Я пишу тебе это письмо после того, как всё утро разглядывала старые фотографии, те фотографии, которые были сделаны во время нашей совместной жизни в Лос-Анджелесе. И не знаю почему – наверное, из-за твоего семьдесят пятого дня рождения – сразу же после завтрака я пошла в подвал и достала коробки с напоминаниями о моей прошлой жизни.

Если ты обратил внимание на местоимение „наш“ перед словом „подвал“, значит, понял, что я живу с кем-то. Мы вместе последние семь лет. Его зовут Стэн, и у него своя компания, занимающаяся строительством бассейнов, – прибыльный бизнес в этих лесах. Если ты посмотрел на марку, то увидел, что я живу в Тусоне, штат Аризона.

Прямо сейчас на кухонном столе, за которым я пишу это письмо, прямо передо мной лежат несколько фотографий. На первой ты и мальчики на фоне песочного замка, который вы построили на берегу в Саита-Монике. Вы все трое глядите в объектив и широко улыбаетесь. Мои мужчины! Мои большие сильные мужчины!

Сложно поверить, что уже через пять лет я уеду, у меня будет другая жизнь, вокруг меня будет не то, ради чего действительно стоит жить, не моя семья, а другие люди, подозрительные типы с нелегальными связями, которым я вскоре надоем. Я сбежала. Я совершила ошибку и до сих пор расплачиваюсь за это. Вот она – правда.

Не могу понять, Натан. Почему я не поняла, что моё место с вами?»

Джин положил письмо и посмотрел на отца, тот тихо кивнул.

– Я помню тот день на пляже. Я тогда в первый раз увидел людей, занимающихся виндсёрфингом. Я хотел бы тоже заняться этим, но мама меня не пустила.

– Это было опасно, – сказал Натан Бёрк. – Да и ты не очень хорошо плавал.

– Мама хорошо плавала.

– Она занималась многими видами спорта. Теннисом, плаванием, софтболом, ты и сам знаешь, – сказал Натан Бёрк. – Она была прирожденной спортсменкой.

Джин кивнул, но ничего не ответил. Он представил себе мать. Она выходила из океана в сплошном белом купальнике, и лямочки упали с её плеч. Отец завернул её в полотенце и легко поцеловал в щёку. Хотя ни один из них и не улыбался.

Вспомнив об этом, Джин взял письмо и стал читать дальше вслух, понимая, что что-то в его воспоминании было не так, было в нём что-то неуловимо и невыразимо грустное.

Вот твоя фотография, Натан. На самом деле там я и ты, она была сделана в «Коконат Гроув» в седьмую годовщину нашей свадьбы. Мы сидели в первом ряду на концерте – догадайся кого? Правильно, на концерте Эрты Китт. [164]164
  Eartha Kitt (p. 1928, США) – известная танцовщица, певица (хит-сингл «It Just An Old-Fashioned Girl», бродвейский мюзикл «New Faces Of 1952») и актриса («St Louis Blues», 1958).


[Закрыть]И вот на ней мы смотрим друг на друга, наши лбы почти соприкасаются, и из-за вспышки мы улыбаемся, словно звёзды кино. А почему бы нет? Мы могли бы быть и звёздами кино, потому что тем вечером Генри Фонда поздоровался с тобой, словно со старым приятелем, а не как с владельцем книжного магазина, в котором продаются газеты его родного города.

– Она ненавидела книжный магазин. – Очень тихо вставил Натан Бёрк. – Она считала, что я должен заниматься чем-нибудь другим.

– Например, чем?

– Она думала, что я мог бы заниматься кино. Она говорила: «Ты целые дни разговариваешь со знаменитостями. Попроси у кого-нибудь из них пристроить тебя на работу». Как будто, если Генри Фонда или Джон Хьюстон щелкнули бы пальцами, на следующее утро я бы уже работал на «Эм-Джи-Эм» [165]165
  MGM – сокр. от Metro-Goldwyn-Mayer, «Метро-Голдуин-Майер» – американская кинокомпания.


[Закрыть]. И что бы я делал? Работал бы чернорабочим? Нет, спасибо. Это не для меня. К тому же мне нравился магазинчик. Там я чувствовал себя хорошо.

– И мне нравился. И Рэю, – сказал Джин. – Мы все комиксы бесплатно читали.

– Она хотела, чтобы я втихаря продавал порнушные журналы. Я не мог этого сделать, – сказал Натан Бёрк и покачал головой. Он немного помолчал, а потом дотронулся до руки Джина: – Давай, читай дальше.

А вот и моя фотография, на ней только я. Наверное, ты её помнишь. Она, как бы сказать… пикантная. Я на ней голая, то есть абсолютно голая. Я стою около окна в гостиной в нашем новом доме и пью кока-колу прямо из банки. Мы только что занимались любовью на диване, ты меня застал врасплох, когда я выходила из кухни. Утро понедельника – ты по понедельникам поздно уходил на работу, а мальчишки были в школе.

У меня на голове – воронье гнездо, но всё равно я хорошо получилась на этой фотографии, я улыбаюсь и выгляжу довольной. А помнишь, как мы эту плёнку печатали? Ты не хотел нести её в обычную студию проявки, потому что боялся, что тебя арестуют за порносъемки, как будто бы изображённая на ней обнажённая женщина, да не просто обнажённая женщина, а твоя жена, стоящая в своей собственной гостиной, – это порнофотография. В конце концов, я стала у всех спрашивать, и Мори Геллер дал мне адрес лаборатории, где её проявят и не зададут лишних вопросов. Теперь это кажется глупостью, но я понимаю, что тогда тебе нужно было быть осторожным.

Но прежде чем я опишу последнюю фотографию, я расскажу тебе то, что ты должен знать. Я знала о том, как ты живёшь последние двадцать пять лет, с тех пор как мы последний раз виделись в Лос-Анджелесе, когда мы вместе провели странный и непонятный день в «Никербокере». Понимаешь, я несколько раз разговаривала с Рэем, но не лично, а по телефону.

Джин остановился и поднял голову. На его лице выразилось полное недоумение. Натан Бёрк спросил:

– Ты что, не знал?

– Нет.

– Я тебе не верю, Джин. Ты с братом очень близок, да Рэй и не смог бы долго держать это в секрете.

Джин усмехнулся:

– Ты прав.

– Читай дальше, пожалуйста.

Я позвонила ему после того, как вышел «Умоляя о моей любви», который мне очень понравился. Я так и не верила, что он стал сценаристом, пока не увидела его имя на экране. Я очень удивилась и испытывала страшную гордость. Его номера не было ни в одном из телефонных справочников Лос-Анджелеса, так что я позвонила в Ассоциацию писателей и выдумала ucmovuio. Я сказал, что мы когда-то давно дружили или что-то в таком духе, и они дали мне его номер в Беркли.

Он был потрясён, услышав мой голос, и разозлился, действительно разозлился, он повесил трубку прежде, чем я договорила. Через несколько дней я позвонила снова, и мы минут двадцать разговаривали. Я ему ничего о себе не рассказала, сказала только, что живу на Восточном побережье, как оно тогда и было, а он никогда и не пытался узнать большего.

Я спросила, стоит ли мне звонить Джину, и он сказал, что нет.

Натан Бёрк спросил:

– Ты не хотел с ней разговаривать?

– Тогда нет.

– Почему?

– Потому что она бросила нас.

– Ты мог бы её простить.

– Я был не готов.

Рэй рассказал мне о своей жене, о том, что у неё были проблемы с выпивкой, о том, что и у него были проблемы с выпивкой. Конечно, я изумилась, узнав, что она убила человека и села в тюрьму. Когда она умерла, он позвонил мне и выплакался. Я приходила на похороны, но Рэй не увидел меня и так никогда и не узнал, что я была там.

На кладбище я видела Джина и твоего внука (потом Рэй рассказал мне, что тебя там не было, потому что ты оправлялся после сердечного приступа). Несомненно, Луи – симпатяга, но меня беспокоит, что он решил стать актёром. Это грубое ремесло. Я бы отговорила его от выбора этой профессии, но я знаю, что меня не было рядом, когда моим двум сыновьям был нужен совет.

Через год после похорон мы со Стэном приехали в Лос-Анджелес на Аквараму, это национальный съезд строителей бассейнов, и пока он выпивал в отеле, я взяла машину и проехала по знакомым местам. Я припарковала машину напротив нашего дома и стала думать о тех годах, которые мы провели вместе, о хороших и не очень временах. Я просидела там почти час и всё ждала, что ты выйдешь, но ты так не вышел.

И знаешь, это лучше, что мы помним друг друга по фотографиям. Понимаешь, о чём я? Мы немолоды больше, хотя я думаю, что ты и в старости очень даже ничего.

Но, хватит! Вот она, четвёртая, и последняя, фотография. Это снимок поляроидом Джина и Рэя, он был сделан на вечеринке четвёртого июля около дома Джина в каньоне Топанга. Они оба кажутся счастливыми и слегка пьяными, рука Джина – на плече Рэя. Рядом (она случайно попала в кадр) стоит очень симпатичная женщина, но её лицо слегка затемнено. Я знаю, что это Элис, невеста Джина. Рэй прислал мне эту фотографию вместе с длинным письмом после того, как самолет разбился. Он сказал, что Элис была замечательной девушкой, – я в этом и не сомневаюсь, я вижу, что она красива, – и что он никогда раньше не видел своего брата таким счастливым. Ему казалось, что чёрная полоса в жизни семьи закончилась и что в конце концов хоть один из вас нашёл хорошую девушку. Мне невероятно больно, что всё закончилось так, как закончилось. Я хочу, чтобы Джин был счастлив, и думаю, что в глубине души он это знает.

– Она звонила мне, – сказал Джин, отрываясь от письма. – Рэй спросил у меня, может ли он дать ей мой номер, и я сказал, что да.

– Значит, ты всё-таки говорил с ней? – Джин кивнул, а Натан Бёрк прошептал: – Не могу поверить что вы, ребята, скрыли это от меня.

– Мы не думали, что ты хочешь об этом знать, – осторожно сказал Джин. – Ты злишься?

– На тебя и Рэя? Нет, конечно, – ответил Натан Бёрк и покачал головой. – Я просто растерян. Она что-нибудь говорила обо мне?

– Она спросила, как ты себя чувствуешь, и я сказал, что хорошо. Я сказал ей о том, какой ты замечательный папа. Думаю, что Рэй сказал ей то же самое. Это был короткий разговор, и большей частью – слёзы.

– Ты плакал? – взволнованно спросил Натан Бёрк.

– Нет. Она.

– Она хотела, чтобы ты простил её.

– Она не просила об этом.

– Она не позвонит мне, – тут же горько ответил Натан Бёрк. – Я в этом уверен.

– А если позвонит, то ты станешь с ней разговаривать?

– Нет.

– Никогда?

Натан Бёрк не ответил. Потом он знаком попросил Джина читать дальше.

Нат, я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Ты думаешь, что, говоря о мальчиках, я хочу вернуться обратно в твою жизнь, но это не так. Мне нет пути обратно после того, что я сделала, мальчики стали мужчинами, и я ничего не знаю об их жизни. Но, вспоминая о тех днях, которые мы вместе провели в Лос-Анджелесе, я знаю, что вела себя так, как будто любила тебя, но больше чувствовала себя твоим другом или соседом по комнате. Это была не твоя ошибка, нам нужно было поговорить, но было уже слишком поздно, как поздно и сейчас, просто моя любовь остыла, вот и всё. Я не хочу огорчать тебя, я просто хотела объяснить тебе, что произошло, или мне казалось, что произошло, тридцать пять лет тому назад.

Я хочу, чтобы я осталась в твоей памяти как на той фотографии, где я голая стою в гостиной и пью газировку, я твоя и только твоя (все передряги ещё впереди). Я хочу остаться в твоей памяти именно такой – девочкой с хорошей фигурой, девочкой, которая любила тебя и бросила до того, как ты успел понять, какая она на самом деле.

И ещё раз поздравляю с днём рождения!

Мона

Потом, когда они вышли из «Массо-Фрэнка» и пошли вверх по Голливудскому бульвару, Джин понял, что ему не безразличны лица прохожих, плывущие в вечерней толпе, лица робких существ, выбравшихся из своих молчаливых и одиноких комнат, каждого из которых беспокоило что-то своё. Эти апатичные, ничего не выражающие лица теперь казались ему суровыми и решительными, в их холодных беспристрастных глазах светилось подозрение. Только стайки весёлых, одетых в цветную одежду подростков, одурманенных наркотиками, не внушали ему беспокойства, граничившего с безумием.

На углу Голливудского бульвара и Лас-Пальмас Натан Бёрк остановился напротив «Дома любви». На дверях висел замок и было приколочено объявление о том, что дом продаётся.

Джин сказал:

– Они снесут дом. И всё закончится.

– Всё закончится? – Натан Бёрк с удивлением посмотрел на сына. – Не понял?

– Ларри Гавана в тюрьме. Остальные мертвы. Конец эпохи.

– И теперь жизнь продолжается. Ты это имел в виду?

– Нет, не это.

– Этот угол был моей жизнью, – заорал Натан Бёрк, стащил с ноги ботинок и с бешенством стукнул три раза в дверь. Глядя на эту вспышку гнева, прохожие только слегка улыбались с почти восхищённым изумлением. – Ублюдки! Чёртовы ублюдки! Джин обнял его за плечо:

– Успокойся, пап.

– Она была твоей матерью. И они украли её у меня! – продолжал орать Натан Бёрк, ругательства сыпались у него изо рта одно за другим. И вдруг, наклонив голову, так горько заплакал, что Джин абсолютно растерялся. – Джин, отвези меня домой. Я хочу домой.

По дороге обратно на Map Виста Джина больше волновало состояние духа его отца, поэтому он почти не слушал новости, которые каждые час передавали на обычной радиоволне. Но когда он услышал имя Лесли Ван Хоутен из «Семьи» Мэнсона, прибавил звук:

– Несмотря на то что Ван Хоутен выразила глубокое раскаяние по поводу своего участия в убийствах Тейт-ЛаБьянка и то, что она является образцовой заключённой, сегодня ей в третий раз было отказано в условно-досрочном освобождении. На слушаниях она сказала: «Каждое утро я просыпаюсь с мыслью о том, что я разрушитель прекрасного, то есть жизни, а жить, понимая это, и есть самое сложное на свете». Помолчав, она добавила: «И именно так мне и надо – просыпаться каждое утро и осознавать это».

Высадив отца, на чьем унылом лице уже высохли слёзы, Джин решил вернуться домой по 101-й трассе, больше известной как шоссе Тихоокеанского побережья. Наверное, было бы быстрее, если бы он поехал по автостраде Вентура и въехал бы в Топанго со стороны долины, но машин в этот час было мало, да он и не спешил. Однако он сильно удивился, увидев указатель на Зума Бич и поняв, что пролетел после поворота на каньон Топанго уже пять миль. Но вместо того, чтобы развернуться и поехать обратно по 101-й трассе, Джин въехал на пустынную пляжную стоянку и выключил фары.

Его взгляд блуждал между спасательной вышкой, горизонтом и океаном, плоским и чёрным, – он почувствовал дуновение солёного ветра и услышал шум волн, набегающих на берег. Посмотрев направо, он увидел закусочную, квадратное бетонное здание, выкрашенное в розовый цвет, с комнатами отдыха и душевыми кабинками по бокам.

В средней школе, когда он уже был взрослым и мог кататься на сёрфе, Джин с приятелями иногда сбегал с уроков, и они ехали на север по 101-й трассе на Зума Бич, по дороге покупая упаковку кока-колы и кварту рома. Тогда в закусочной стоял музыкальный автомат, заряженный последними хитами, Джин особенно любил песенку Бобби Фримена «Do You Wanna Dance», она-то сейчас и звучала по радио.

– Случалось, мы танцевали с официанткой, – как-то ночью рассказал Джин Элис, когда они сидели в машине на той же стоянке. – Она была распутной мексиканской девчонкой, и у неё уже был ребёнок. После своей смены она валялась с нами на песке, пила ром с колой и заигрывала. Она была влюблена в моего приятеля, Мэтта Роува, и как-то днём он трахнул её на заднем сиденье своего «шеви».

– А где был её ребёнок?

– Да где угодно. Может, и вместе со своей мамочкой-шлюхой.

– А ты трахался с ней?

– Нет. Я ей не нравился.

– Ты вообще трахался с кем-нибудь на пляже? – спросила его Элис. – Не считая сегодня.

Джин сказал ей правду, он рассказал про вечеринку на этом пляже или на очень похожем на него, когда он и Барбара Вестбрук, его подруга в том семестре, сбежали от компании и занимались любовью прямо на жестком мокром песке рядом с океаном.

– Ты был девственником?

– Нет.

– А кто был у тебя первой?

– Шлюха.

– А как всё случилось?

– Я трахался с ней в мотеле на Сансете. Я и пара других ребят. Я знаю, что организовал это всё Ларри Гавана. Его папаша был гангстером, – сказал он, не упомянув о том, что Ларри тоже был на той вечеринке на пляже, этакое напоминание о печали среди всеобщего веселья. Когда оказалось, что Барбара Вестбрук забеременела, именно Ларри помог сделать аборт. – Это было довольно паршиво.

– Тебе была безразлична шлюха. Как такое могло случиться?

– Мне важна ты.

– Поэтому у нас все так хорошо.

Джин зажёг спичку, чтобы увидеть, который час. Он чувствовал странное головокружение, как если бы у него поднималась температура. Было за полночь, по радио зазвучала песня Everly Brothers «All I Have to Do Is Dream» [166]166
  «Мне нужно только помечтать».


[Закрыть], вступительные аккорды последовали сразу же за шумом двигателей самолёта, летящего на запад, самолёта, которого было ещё не видно над тёмной неспокойной водой.

Сначала раздался низкий призрачный шум, звук становился всё сильнее и сильнее, отдаваясь громом в лёгких Джина, отражаясь от его позвоночника, дрожа в окружавшей его темноте. Лавина звука заставила Джинна почувствовать одновременно спокойствие и ужас; а когда призрачно-бледный серебристый фюзеляж появился на чёрном бархатном заднике ночи прямо над самой поверхностью океана, он испытал невероятный восторг.

 
Когда бы я ни захотел тебя,
Всё, что мне нужно, – это только помечтать.
 

Самолёт и лица пассажиров в иллюминаторах приближались с ужасающей скоростью. Это были обычные люди: туристы, бизнесмены, путешественники, сплоченные тайной, купившие билеты в путешествие, покрытое тайной, которое закончится на туманном склоне где-то посередине Америки.

И тут Джин увидел её, она медленно (как казалось) шла по проходу, светлые волосы были разобраны надвое и мягко касались её милых плеч. Никогда ещё лицо Элис не было столь прекрасно и спокойно.

Тот пассажир, которого она искала, оказался молодым парнем, сидящим в проходе, она встала на колени так, чтобы можно было говорить, глядя прямо в его бледно-зелёные глаза. Она что-то сказала, и парень засмеялся. А она в ответ тоже рассмеялась. И прежде чем он понял это, Джин тоже рассмеялся и так сильно смеялся сквозь слёзы, что, казалось, не остановится никогда.