Текст книги "Цирк мертвецов"
Автор книги: Джон Кей
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Голос Лонга зазвучал громче:
– Мне надо?
– Да. – Элис посмотрела на Лесли. – Так ведь, Лес? Лесли пожала плечами:
– Не знаю. Думаю, да, – робко улыбнулась она Элис и ушла, не попрощавшись.
Элис проводила Лонга до его побитого ржавого «Фольксвагена». Он удивился, когда она сказала ему, что уедет из Лос-Анджелеса через несколько месяцев, самое позднее – в сентябре. Все уедут в пустыню к северу от Долины Смерти, где они будут ждать окончания войны между расами, которая, как думает Чарли, кончится к концу года. Именно поэтому он и поехал в город окончательно договориться о продаже огромной партии наркотиков, которая и профинансирует их поездку.
– Ты понравился Чарли. Да и девчонкам тоже, – скромно улыбнулась она ему, когда он сел за руль. – Они все сошли с ума от зависти, когда я сказала им, что у тебя большой член.
– Спасибо за комплимент.
– Но это так.
Лонг повернул ключ зажигания.
– Лесли рассказала мне о том любительском видео, которое вы сделали, – сказал он Элис, прямо глядя ей в глаза, но не улыбаясь. – Я хотел бы его как-нибудь посмотреть.
Элис побелела:
– Какое видео?
– Порнографию. Элис покачала головой.
– Извини, – с лёгким неудовольствием сказала она. – Но я не понимаю, о чём ты говоришь.
– Лесли сказала…
– Лесли – выдумщица.
– Точно так же Чарли сказал про тебя.
Элис смотрела на Лонга, плотно сжав губы. Он с волнением посмотрел на неё и завёл мотор. Не попрощавшись и ничего не сказав, включил первую передачу и вылетел за пределы ранчо.
Через два дня, встав посреди ночи пописать, он почувствовал острую боль и увидел густую мочу, по цвету напоминающую крахмал. Естественно, он понял, что подхватил венерическое заболевание, как оказалось, опасную разновидность гонореи, и три раза ходил в бесплатную клинику Лос-Анджелеса и пил антибиотики, прежде чем симптомы исчезли.
– Мы в последнее время замечаем новую разновидность, – последний раз рассказала доктор, угрюмая женщина приблизительно сорока пяти лет. – Военные принесли её из Вьетнама, и она распространяется повсюду. Вся эта свободная любовь, конечно, чудесно, но иногда приходится потом расплачиваться. Будьте осторожны.
В конце июля Лонгу позвонила Элис Макмиллан. Это удивило Лонга, потому что его номера не было в телефонной книге Голливуда и, насколько он помнил, он никому не давал его на ранчо. Она счастливым голосом сообщила ему, что Чарли хочет с ним встретиться в конце недели.
– В субботу или воскресенье, как тебе удобно. Он хочет, чтобы ты раскрутил его песни.
– Я не смогу. У меня другие планы, – сказал Лонг и объяснил, что одна из групп, которую он продюсирует, квинтет Figglefuck, открывал концерт The Jefferson Airplane в Сан-Диего.
– Чарли расстроится.
– Как-нибудь в другой раз.
– Так не делают. – О чём ты?
– Ты газеты сегодня читал? – Голос Элис зазвучал холоднее.
– Нет. А что?
– Там рассказывается о парне, которого закололи в каньоне Топанга. Его звали Гарри, – сказала Элис. – Он был музыкантом, гитаристом, который иногда играл с Нилом Янгом в «Коралле». Он иногда приезжал на ранчо и трахал девчонок. И меня трахал, как и ты. Он сказал, что может помочь Чарли заключить контракт со звукозаписывающей студией. Но он ни черта не сделал. Теперь он мёртв.
Изумлённый Лонг сказал:
– Я никогда не обещал помочь Чарли заключить контракт со звукозаписывающей компанией.
– А Чарли думает, что обещал.
– Он ошибается. Повисла пауза.
– Неужели? Ладно, постараюсь замять это, – ответила Элис, и повисла ещё более длинная пауза, после чего она тихо сказала «до свидания».
Тем днём Лонг отключил свой телефон, а на следующее утро уехал из квартиры на Карлтон Уэй, не оставив нового адреса. Следующие две недели он жил в удушливой маленькой комнате в гостинице св. Франциска на Голливудском бульваре, уехав оттуда утром 10 августа, тем утром, когда актриса Шарон Тейт, стилист по прическам Джей Себринг и ещё три человека были зарезаны в холмах к северу от Сансета.
Так как Лонг был малозаметной, почти таинственной фигурой на подпольной музыкальной сцене, его отсутствия в течение последующих двенадцати месяцев никто и не заметил, за исключением групп, которые он продюсировал и людей, в основном женщин, у которых он одолжил деньги.
Элис почувствовала, как напряглись мышцы руки, когда она подняла трубку телефона и набрала номер телефона Криса Лонга. Последний раз они разговаривали шестнадцать лет назад; услышав его голос – испуганный и отупевший от наркотиков и выпивки, она изо всех сил постаралась сдержать нахлынувшую волну возбуждения.
– Привет, Крис. Это Элис.
– Элис? Какая Элис? Элис Макмиллан.
– Не знаю я никакой Элис Макмиллан.
– Нет, знаешь, – возразила Элис. – Ранчо Спана. Лето 1969 года. Вспомнил?
Повисла пауза. Элис ждала, наслаждаясь замешательством Лонга. В конце концов он спросил:
– Как ты нашла меня?
– А ты как думаешь? Через Чарли.
– Фигня. Чарли сидит в грёбаной тюрьме.
– Конечно, сидит. Он там сидит с теми людьми, которые хорошо знают тебя, Крис. С твоими наушниками.
Ещё одна пауза. В голосе Лонга зазвучала паника:
– Чего ты хочешь, Элис?
– Чего я хочу? – Голос Элис звучал спокойно и почти непринужденно. – Знаешь, Крис, я думаю, что хочу сделать тебя богатым.
Через шесть часов она увидела его заострившееся лицо, они посмотрели друг на друга, словно старые знакомые, и Элис рассказала Лонгу, что Чарли отправил её и Сьюзен Аткинс на его квартиру в тот день, когда он уехал.
Она сказала:
– Нам было приказано убить тебя.
– А ты бы сделала это?
– Может быть.
Лонг уставился на Элис, ответившую ему немигающим взглядом. Она сидела, скрестив ноги, на кровати со сбившимся покрывалом в номере мотеля «Тропикана». Напротив неё на обычном деревянном стуле сидел Лонг, время от времени взглядывая на Эдди Корнелла, который топтался на страже в дверях и покачивался из стороны в сторону с холодным и отрешенным выражением лица.
Лонг сказал:
– Давай лучше о фильме. Элис достала сигарету:
– Что ты хочешь знать?
– Где он?
– Здесь.
– Где? – Лонг оглядел фальшивый уют комнаты. – Здесь?
– Нет.
– А где?
– Недалеко. В безопасном месте. – Элис подожгла сигарету и бросила обгоревшую спичку в металлическую пепельницу, стоящую на столике. – Не переживай.
Лонг сказал:
– Никто не нервничает, Элис. Но прежде чем отдать деньги, Эдди сначала должен увидеть плёнку.
Элис передёрнула плечами:
– Ну, как знаете.
– «Как знаете», – насмешливо повторил Эдди. – Дайте мне подумать.
Лонг повернулся к Эдди:
– В чём дело, Эдди?
– В чём дело? Я скажу тебе, в чём дело. – В его голосе зазвучала злость, а на лбу начала пульсировать жилка. – Мне не нравится сидеть в этой дыре. Я сюда пришёл не на встречу. Я пришёл заключить сделку.
– Мы и заключаем сделку, Эдди.
– Вы опоздали на два часа, – сказала Элис и стряхнула пепел с сигареты.
– Нет. Он опоздал на два часа, – сказал Эдди, кивая головой в сторону Лонга. – Мистер осторожность.
– Заткнись. Я не обману, – сказал Лонг, оборачиваясь к Элис и ища поддержки.
– Ладно, в таком случае ты похож на обманщика. Элис сказала:
– Шестнадцать лет тому назад он обманщиком не был.
– Неужели? Думаю, ты его тогда хорошо обработала, – сказал Эдди, Лонг попытался встать, но Эдди силой заставил его сесть обратно на стул.
– Да, мы неплохо потрахались.
– Ты делала всё, что говорил тебе Чарли.
– Да, – удовлетворённо ответила Элис. – Так всё и происходило.
Элис небрежно затушила сигарету. Но когда она поглядела на Лонга, губы её дожали:
– В чём дело, Крис? Ты мне сказал, что это нормальный парень!
Оглянувшись на Эдди, Лонг сказал:
– Полегче, приятель. Ты её пугаешь.
Эдди не обратил внимания на Лонга. В улыбке, которой он наградил Элис, сквозил гнев.
– Можно мне тебя кое о чём спросить? – спросил он. – Если я сейчас попрошу тебя отсосать мой член? Что ты на это скажешь?
Элис секунду изучала Эдди, потом скинула ноги с кровати и встала. Казалось, она была испугана и не могла поверить тому, что услышала.
– Это была ошибка, Крис. Прости, – сказала она и взяла свою сумку. – Я ухожу.
– Никуда ты не уйдёшь, – сказал Эдди.
– Идите вы к чёрту, мистер.
Элис направилась к двери, но не успела она сделать и одного шага, как Эдди ударил её по лицу так, что она полетела на пол.
– Я хочу эту плёнку, и я получу её сейчас, – сказал он, вставая на четвереньки и пальцами сдавливая ей горло.
– Хватит, Эдди. Хватит, – спокойно сказал Лонг. Эдди с изумлением поглядел на Лонга:
– С каких это пор ты говоришь мне что делать?
– Притормози.
– Иди на хуй.
Лонг встал и достал серебристый пистолет из кармана своей кожаной куртки.
– Убери от неё свои руки, – серьёзно сказа он и прицелился в голову Эдди, – или я вышибу тебе мозги.
Повисла пауза, лицо Эдди пересекла улыбка.
– Ладно. Я её отпущу. Но ты отвечаешь за всё. Хорошо.
Всё очень хорошо, – сказал он, вставая и отступая на шаг назад. – Расслабься.
– Отдай ей деньги. – Голос Лонга зазвучал настойчивее. Эдди взглянул на Лонга и увидел, как напряглись мышцы у него на подбородке.
– О чём ты говоришь?!
– Дай ей деньги, и она принесёт фильм. – Лонг искоса взглянул на Элис. Слёзы бежали по её щекам, смешиваясь с кровью, запёкшейся у неё на губах. – Так ведь? Ты ведь не кинешь нас?
– Нет, – ответила Элис и громко зарыдала.
Эдди опустил руку в карман. Он вытащил толстую стопку денег и кинул её на кровать.
– Десять штук. Остальное она получит, когда вернётся обратно.
Всё еще продолжая целиться в голову Эдди, Лонг заставил Элис подняться на ноги и велел ей пойти в ванную и вымыть лицо.
Элис взяла свою сумку и ушла в ванную, закрыв за собой дверь, Лонг и Эдди остались стоять друг напротив друга в маленькой комнате. Спокойные выражения их лиц ничем не выдавали того, что творилось у них внутри. Они стояли так около минуты, потом Эдди кивнул в сторону пистолета и спросил:
– Может, ты опустишь его вниз?
Лонг не ответил, прислушиваясь к звуку спущенной воды и потом к звуку воды, льющейся в раковину. Сам того не желая, он припомнил свой разговор с Эдди в «Ревеллс», разговор, вспоминая о котором он даже сейчас чувствовал обиду. Эдди сказал: «Я сегодня утром пересмотрел твоё дело. Хотел убить время и освежить в памяти. И знаешь что? Я заметил то, чего не замечал раньше. Лонг – это твоё ненастоящее имя. На самом деле тебя зовут фон Ланг. Ты просто чёртов фриц.»
– Ну да, Эдди.
– А знаешь, что я ещё нашёл? Оказывается, у твоего отца есть судимость, – сказал Эдди и поведал о том, что нашёл отчёт об аресте Герберта фон Ланга летом 1959 года, документ на двенадцати страницах. Фон Лангпризнавал, что его брат Лютер, дядя Криса, был нацистом – работал в Треблинке, как выяснилось во время Нюрнбергского трибунала, – и что во время ареста он жил в Мехико-Сити. – Но, думаю, ты и сам это всё знаешь. – Тут Эдди издал два глупых смешка, но Лонг промолчал, хотя его раздражение нарастало, пока Эдди припарковал свой новенький «Камаро» рядом с мотелем «Тропикана». Он нашёл свободное место под номером десять и потушил фары. – Хочешь знать, что случилось с твоим дядей?
– Я знаю, что случилось с ним, Эдди. Его застрелили напротив здания главпочтамта в Мехико, – ответил Лонг. Его мать вырезала статью из «Тайме», сложила и спрятала, а Крис нашёл её через несколько недель в столе, куда он залез в поисках сигарет и мелких денег.
– Ты не хочешь вспоминать о дяде-фашисте?
– Я и не вспоминал, Эдди. Вплоть до сегодняшнего дня.
Через пятнадцать минут после того, как Элис зашла в ванную, Лонг позвал её, но она не отозвалась.
– Какого чёрта? – спросил Эдди.
– Не знаю.
Из-под двери был виден горевший свет, и он всё ещё слышал звук льющейся воды.
– Может, она сбежала?
Лонг быстро посмотрел на Эдди, во взгляде его сквозила неуверенность.
– Конечно, нет. Да и как?
– Через окно.
– Она не сделает этого.
Не слушая того, что дальше говорил Лонг, Эдди вышиб панель рядом с дверью в ванную. Просунув в дырку руку, он быстро открыл дверь.
– Пусто. Что я тебе говорил? – заорал Эдди. – И что теперь, осёл?
– Только это.
– Что?
Лонг поднял пистолет. Он улыбался, но в глазах было пусто.
– До свидания.
Элис Макмиллан услышала звук выстрела за секунду до того, как её автомобиль выехал с парковки и пристроился в хвост в правом ряду, чуть не столкнувшись с автобусом, идущим на запад по Голливудскому бульвару. Хотя её сердце стучало, она с улыбкой поймала себя на мысли, что ей всё равно, чья жизнь только что оборвалась в комнате номер десять: было не важно, кто это был, Лонг или Корнелл, потому что тот, кто выжил, будет искать её, как и полиция.
Как сказал Чарли ей в ночь перед арестом: «Даже если ты ни в чём не виновата, они будут искать тебя, словно стая псов-полукровок, пока твоя шкура не загорится, словно бумага. Мы живём на оккупированной территории, сестра, в безликом мире, в котором нет надежды, и нас либо посадят, либо просто расстреляют. А если ты будешь одна, может, ты и справишься, так что просто иди и будь настороже и не смотри на трупы, развешанные на деревьях».
Элис ехала по Западному Голливуду, и на лице её застыло что-то среднее между отвращением и покорностью. Элис снова попыталась понять, как же она попала под влияние Чарли, как он стал частью её самой, как будто до этого она существовала только наполовину, и как слишком поздно она поняла, что это сумасшествие. Не имеет значения, что то, что он делал, было неправильно, и он проповедовал смерть, а не жизнь и сам это лучше всех знал. Единственное, что было важным, – то, что он разделил её боль и чувствовал то же самое, что и она, и что ей был нужен кто-то, кто бы заботился о ней.
Глава 18 – Всё, что они хотели
На следующее утро после возвращения из Лас-Вегаса, сё ещё ощущая на лице пыль пустыни, Джин стоял у открытого окна кухни и читал «Лос-Анджелес Таймс», полностью погрузившись в изучение заглавной статьи, посвященной убийству Эдди Корнелла. Не сказать, что это сильно удивило или шокировало его. Напротив, он ощущал какое-то смутное чувство удовлетворения, какое-то восстановление баланса, словно наконец произошло то, что должно было случиться.
Все знали – в отделении и за его пределами, – что Эдди был скверным полицейским, который брал взятки, бездушным человеком, который работал на мафию, нагло и не скрываясь, действуя по обе стороны закона. У него было бесчисленное количество врагов – гангстеры, сутенёры, наркоторговцы, полицейские, бывшие полицейские, бывшие любовницы – и все они хотели, чтобы Эдди исчез с лица земли. Джин и сам мог назвать пару имён подозреваемых и назвал бы, если бы его спросили, – правда, с некоторой опаской.
Дочитав статью, Джин положил газету и несколько секунд смотрел в окно, вслушиваясь в шум трепещущих на ветру листьев, его лицо было бесстрастно. Повинуясь внезапно появившейся мысли, он схватил телефонную трубку и позвонил Мелани Новак в Лас-Вегас, но продиктовал автоответчику только своё имя и номер телефона. Не дождавшись ответного звонка, после полудня он позвонил в «Дезерт-Инн», но ему сказали, что не могут её позвать, потому что она сейчас работает.
– Попросите её позвонить мне. Это очень важно, попросил Джин оператора и ещё раз продиктовал свой номер. – Если она хочет, я сам оплачу разговор.
Через полчаса Джина, спящего на прохладном кожаном диванчике, разбудил телефонный звонок. Он схватил трубку:
– Алло!
– Мисс Новак хотела бы, чтобы вы больше ей не звонили, – говорил хриплый и недовольный мужской голос. – Ясно?
– Кто это?
– Отстаньте от неё, мистер Бёрк. Она так хочет.
– Я хочу услышать это от неё.
– Не будь придурком. – Напряжение в голосе мужчины нарастало. – Леди в тебе не заинтересована. Пока!
Джин повесил трубку на рычаг и стоял сонный и униженный. На нём всё ещё был халат и тапочки, он вышел на улицу и спустился по кирпичным ступенькам к почтовому ящику, большому и желтому, который Элис нашла на блошином рынке в Редондо Бич. Внутри, кроме обычных счетов и предложений завести новые кредитные карточки, лежал толстый конверт в манильской бумаге, на котором в правом верхнем левом углу было чётко напечатано имя и адрес его брата. Внутри, как догадался Джин, были заключительные главы «Последней надежды», сценария, который Рэй писал для «Коламбия Пикчерз».
– Вот и оно. То, что они собираются снимать, – сказал Рэй Джину в пятницу. – Клюнули-таки!
Джин сказал, что он думал, Рэй уже закончил со сценарием.
– Я закончил. Но потом я решил продать его другим и внёс изменения. Работал, как негр. А они заплатили мне за ещё одну правку. – Джин удивился, когда Рэй, скорее всего пьяный, заплетающимся языком сказал, что Луи собирается участвовать в кастинге на роль ведущего в «Прохладных небесах». – Слышишь? Мой сын будет телевизионной звездой, – сказал он, очевидно очень довольный этим. – Чертовски здорово, да?
– Да, – согласился Джин.
– Съёмки начнутся в сентябре, именно тогда, когда и мой сценарий пойдёт в работу. Он снял дом в каньоне Бичвуд, – сказал Рэй. – Но он не хочет встречаться со мной до тех пор, пока я не перестану пить.
– Я его понимаю.
– Ну да. Я тоже.
Джин, старясь казаться незаинтересованным, упомянул имя Мелани Новак и спросил брата, слышал ли он о ней когда-нибудь.
– Нет. А что? Кто она?
– У неё была своя секретарская служба. Она работала дома в Восточном Голливуде. Служба называлась «У Мелани»
– «У Мелани», – задумавшись, повторил Рэй и через секунду сказал: – Да, я вспомнил. Была такая. А что?
– Она жила этажом ниже Бобби Фуллера, в том самом доме на Сикамор-авеню. Она была дома в ту ночь, когда он умер.
Голос Рэя прозвучал глухо и умоляюще:
– Мы снова пришли к этому. Вымысел и действительность из альманаха Джина.
Ещё Джин хотел рассказать, что Мелани была алкоголиком и сейчас сумела справиться с этим, но решил не раскрывать её тайн. Правда, их тропинки с лёгкостью могли пересечься в 1967 году, после того как Рэя во второй раз арестовали за вождение в нетрезвом виде и суд обязал его посетить девяносто встреч «Анонимных алкоголиков» или отправиться в тюрьму.
– Джин?
– Да?
– Я хочу поделиться этим с кем-нибудь. Я пришлю тебе сценарий. Я хочу услышать, что ты по этому поводу думаешь.
– А если я решу, что это – говно? Я могу тебе об этом сказать?
– Ну, конечно.
Джин закрыл ящик, отвернулся от затенённой деревьями улицы и пошёл по направлению к входной двери. Он не прошёл и половины пути, как его плечи напряглись, а вспышка страха – как знак опасности – пронзила его живот и согрела шею. Назовите это интуицией, шестым чувством полицейского, но он был абсолютно уверен, что за ним следят.
Джин медленно повернулся. С другой стороны улицы был припаркован тёмно-голубой «Быоик-Регал», которого раньше он здесь не видел. За рулём сидела женщина, она отвернулась от Джина, открыла дверцу, вышла из машины и, вздрогнув, остановилась у переднего крыла автомобиля, легко облокотившись на капот.
С того места, где он стоял, она не показалась сонному Джину хоть сколько-нибудь знакомой. За тридцать, обычный рост и вес, гладкие и прямые каштановые волосы, которые неплохо было бы помыть, – обычная женщина с опущенными вниз глазами, овал её лица наполовину скрывала тень от толстой ветки, нависшей над улицей.
Джин вернулся к тротуару. Их разделяли не более десяти футов, он смотрел на неё, а она смотрела в землю. Они молчали несколько минут, за которые мысль Джина успела приобрести очертания: это лицо в профиль в окне другой машины, более старой иномарки с вмятиной на переднем левом крыле.
– «Вольво», – громко произнес Джин, и женщина подняла голову. – Зелёный.
– Да.
– Ты была за рулём зелёного «Вольво».
– Я сказала «да». – Женщина отошла от машины и остановилась посреди улицы. Она с любопытством разглядывала Джина. – Ты знаешь меня? Ты знаешь, кто я?
В голове Джина кружились всевозможные идеи, он почувствовал, что руки его вспотели. Он ответил тише:
– Я видел тебя в Сидар-Рапидз. Твоя машина была припаркована рядом с домом Элис.
– Я была помехой. Или стала бы помехой, войдя в дом.
– Ты сказала, что знала её.
– Да, я знала её, – сказала женщина и замолчала, когда между ними проехала машина, побитый старый «Фольксваген», солнечный луч отразился от его разбитого оконного стекла. Он проехал мимо, исчез за поворотом, и женщина снова обернулась к Джину:
– Меня зовут Элис. Элис Макмиллан.
Джин понял, что женщине очень хотелось увидеть его реакцию, но его лицо по-прежнему ничего не выражало, он попытался волевым усилием скрыть страх и не выказать удивления. Постепенно выражение лица женщины смягчалось, на губах заиграла невинная улыбка, её щёки порозовели, но это не могло обмануть Джина.
– Элис когда-нибудь говорила обо мне? – сказала женщина и пошла вперёд. Расстояние между ними сокращалось.
– Нет, не говорила.
Казалось, ответ удивил женщину.
– Ни разу? – Голос её звучал низко.
– Ни разу. Но я знаю, кто ты.
– Знаешь?
– Я читал твои письма, – ответил Джин, пытаясь представить себе её летом 1969 года, одного из падших ангелов Чарли, наивную и обвиняющую себя во всех смертных грехах дитя цветов, которая была вполне готова участвовать в ужасной драме, разыгравшейся в жарком августе. – Что ты здесь делаешь?
– В Лос-Анджелесе?
– Нет. Здесь. Около моего дома.
– Я попала в беду, – произнесла женщина почти извиняющимся голосом, в котором слышался надрыв, а глаза молили о помощи. – Мне нужна твоя помощь.
О чём она рассказала? За два часа она рассказала историю настолько странную, что не поверить ей было невозможно. И едва она закончила и Джин перестал ощущать застоявшийся яблочный запах её дыхания, он попросил её повторить всё ещё раз.
Элис Макмиллан переспросила:
– С самого начала?
– Да, – ответил Джин. Они сидели у него в гостиной, день уже почти кончился, и неяркий свет падал только на его блокнот, в котором он делал пометки.
– Только не торопись.
– Постараюсь.
– У нас куча времени.
– Если ты ещё жив.
Она родилась в Сидар-Рапидз, штат Айова, и, как и Элис Ларсон, чьей полной противоположностью она являлась, была единственным ребёнком в семье. Но на этот раз Элис рассказала о братике по имени Арлен, который родился мертвым, с пороком сердца, за шесть недель до срока.
– Его похоронили в крошечном гробике, – рассказывала Элис, поднимаясь и начиная ходить по комнате, равномерно покачивая бёдрами. – Вот в таком. – Она показала на маленькую прямоугольную жестяную коробочку, стоящую на полочке над камином, в которой лежали мелкие деньги. – Мне тогда было восемь лет. Мой отец не пошёл на похороны. Он был пьян. Я точно должна рассказывать всё это ещё раз?
– Так я лучше всё пойму.
– Лучше бы ты хорошо понял всё с первого раза, – ответила Другая Элис. Она остановилась рядом со стеклянным дверями, с видом на задний двор и поросший кустарником холм невдалеке. В доме было очень тихо. – В миле отсюда, рядом со старой дорогой на Топангу, есть мотель. В шестьдесят восьмом я трахалась с парнем, который жил там. Я украла у него часы и отдала Чарли.
Другая Элис повернулась и поглядела на Джина. Её губы были плотно сжаты. Он спросил:
– Почему твой отец не пошёл на похороны Арлена?
– Я же сказала, он был пьян.
Её отец, Бойд Макмиллан, мастер по ландшафту, работал в отделении строительства парков и зон отдыха. Ещё он водил группы скаутов и до весны 1970 года на общественных началах тренировал Малую лигу, пока Другая Элис не появилась в ночных новостях, выпятив челюсть и показывая фак камере.
Она рассказывала Джину:
– Я стояла возле здания суда вместе с Цыганкой и Писклёй и просто переругивалась с журналистами. Им нравилось, когда мы так вели себя.
Вскоре после этого Бойд Макмиллан потерял свою работу. Его жена, мать Другой Элис, стала сильно пить. Как-то вечером, возвращаясь из винного магазина в своём тяжёлом «Олдсмобиле», она потеряла управление, переехала сплошную полосу, снесла бетонное заграждение и упала в канаву.
– Следующие семь недель мама провела в больнице. Она ходила с палочкой до 1982 года, когда умерла от рака печени. Мой папа умер следующей весной от сердечного приступа. Им обоим было под шестьдесят.
На этот раз она рассказала, что отец трахнул её, когда ей было четырнадцать лет и она была девственницей. Сначала она была сверху, потом он был сзади, а его большие мужские руки скользили по её гладкой попке. Это продолжалось ночь за ночью вплоть до тех пор, пока Элис не ушла из дома.
– Тебе интересно?
– Не особо.
– Думаешь, я лгу?
– Нет.
– Я не лгу.
Желая услышать продолжение рассказа и глядя ей прямо в глаза, Джин спросил:
– Когда ты в первый раз увидела её?
– Кого?
– Элис.
– Самый первый? В Делано-Парке, глядя, как мой отец готовит поле к игре Малой лиги. Она играла в сторонке с матерью. У неё был резкий смех, не так ли?
Джин медленно кивнул головой и сказал:
– Да, был.
– Я даже помню, что на ней было надето. Широкие брюки, розовая майка, розовая шляпа от солнца с обвисшими полями и белые сандалии из искусственной кожи.
– Сколько ей было?
– Лет восемь-девять, наверное.
– А первый раз ты заговорила с ней… Другая Элис громко вздохнула:
– Я же уже рассказала тебе.
– Тихо.
– К чёрту. Сам ты тихо. Давай поговорим о Крисе Лонге. Может, он где-то рядом, ищет меня, хочет убить, а ты записываешь мою чёртову биографию. Какой же ты тупой полицейский!
– Бывший полицейский.
– Тупой бывший полицейский, – повторила Элис и улыбнулась.
Джин смотрел ей прямо в глаза, пока она не мигнула, и неожиданно сам перенесся мыслями в недавнее прошлое. Он вспомнил, как, пытаясь найти Мелани Новак, он первый раз, испытывая любопытство и уважение, пришёл на встречу «Анонимных алкоголиков» в Голливуде. Она проходила в маленьком подвальчике церкви на углу Юкки и Гувера. Основным рассказчиком в тот вечер был тощий татуированный моряк из Глендейла, с квадратной головой и большим родимым пятном на шее, который сравнивал свою жизнь с трёхуровневой игрой.
Он говорил: «Все здесь присутствующие находятся на нижнем уровне, мы двигаем кусочки и считаем это большим делом, мы всё понимаем просто: жена, дети, работа, всё это часть придуманного нами самими грандиозного плана. И знаете что? Это совершенно не значит, что всё – фигня, потому что Бог на третьем уровне смотрит на нас и смеётся. Видите, ни один из нас не пьёт, – это чудо, – значит, Он предпринял правильные шаги, и всё, что нам теперь остаётся, это благодарить Его и радоваться. Знаете, что я говорю каждое утро, как только просыпаюсь? Я говорю: „Интересно, что произойдет сегодня?“ Всегда ищите что-то, друзья мои».
Тут Джин снова подумал о Крисе Лонге. Его имя дважды всплывало в папке, посвященной делу Бобби Фуллера, оба раза в связи с Мелани Новак. Там ничего не говорилось об отце Лонга, о самоубийстве или о дяде – фашисте. Тайная часть жизни его семьи, так же как и незаметная жизнь полицейского стукача, была собрана в другой папке. Той, которую позже детективы найдут в его печальной, тускло освещенной квартире.
– Его мать работала библиотекарем, – донёсся с кухни голос Элис, которая пошла взять пива из холодильника. – Или говорила, что работает в библиотеке. Не знаю. Но Крис постоянно читал книги. Он был чертовски симпатичным. В школе он получил первое место в штате за сочинение о своем отце. Он назвал его «Смерть науки». По-моему, классное название. – Другая Элис вернулась с кухни, позёвывая и прижав к щеке банку «Coors», обошла столик и подошла к книжному шкафу. Она внимательно посмотрела на фотографии в рамках, и лицо её озарила мягкая, но не совсем искренняя улыбка. На одной из них Элис Ларсон стояла на берегу океана, закрыв глаза, и ветер трепал её волосы. – Господи, как же она хороша в купальнике!
Джин встал с дивана и встал позади Другой Элис, молча глядя на картинку. А потом тихо сказал:
– Спроси меня, что я больше всего любил в Элис. Другая Элис медленно обернулась, на её лице застыло выражение спокойствия и собранности: – Что?
– Спроси меня.
– Что ты больше всего любил… в Элис?
– Не то, о чём ты подумала, – ответил Джин. – Не её живость, не её ум или душевные качества и огромную доброту. Я любил её больше всего не поэтому. Больше всего я любил в ней то, что не мог увидеть, ту тайну, что исчезла из моей жизни с её смертью.
– А если бы ты знал всё? – спросила Элис. – Что тогда?
– Она бы больше не была Элис. Она была бы просто…
– Обыкновенной. Как я.
Другая Элис сказала Джину, что хочет принять душ. Она сказала, что для неё очень важно быть чистой и если ей не удается помыться хотя бы раз в сутки, она чувствует себя вывалявшейся в грязи. Когда она была хиппи, всё было по-другому. В пустыне, с Чарли, песок и грязь забивались в каждую складку, а она, словно дикое животное, неделями обходилась без ванны.
– Я ненавижу себя прежнюю, – сказала она, идя за Джином, который включил верхний свет и показал ей, где ванная. – Но я больше не такая.
Джин на секунду замешкался, удивлённый твердостью, звучавшей в её голосе. И, отвернувшись, сказал:
– Пойду поищу что-нибудь чистое.
– Отлично, – ответила Другая Элис. И, глядя на Джина, идущего по коридору, спросила вдогонку: – В твоём доме не было женщины с тех пор, как она умерла, так?
Джин обернулся, но не был удивлён или огорчён:
– Нет, не было.
Прежде чем залезть в ванну, она проверила, сняла ли серьги, и стянула через голову свитер, обнажив тонкую талию и большие груди. Джин отвернулся, и она сказала:
– Что-то говорит мне, что я не должна быть здесь. Направляясь в спальню, Джин сказал, что в её словах есть смысл.
– Но иногда важно быть там, где тебя не должно быть.
В верхнем ящике шкафа Элис Джин нашёл новые помятые брюки цвета хаки и небесно-голубую майку с нарисованной на спине парочкой улыбающихся дельфинов, выпрыгивающих из зелёной морской воды. Он сложил найденную одежду около двери в ванную и моргнул, потому что прикосновение и сам запах одежды Элис навеяли на него мрачные воспоминания, обычно переходившие в злость и даже в ярость, которая казалась безграничной.
«О Элис! Вернись в мои объятья! – хотелось ему закричать, вспомнив миг нежности, миг, который никогда больше не повторится. – Почему тебя нет рядом?»
Джин сидел в гостиной, верхний свет не горел, и в полумраке он чувствовал себя одиноким. Он знал, что есть время передумать и не идти до конца, а выставить её, как только она помоется. Что она сказала, когда они сидели во дворике и курили, а соседская кошка ходила вокруг стульев и точила о них коготки? Она сказала, что в школе мечтала о том, чтобы каждый парень в её классе хотел бы трахнуть её.
– Мне хотелось быть похожей на твою Элис, – сказала она. – Хотелось, чтобы люди поворачивали головы и жадно провожали меня взглядом. Я хотела, чтобы меня замечали, ходили за мной, выслеживали. Мне хотелось быть желанной.
Она сказала, что все девушки Мэнсона хотели того же: Сьюзен, Пискля, Патриция, Цыганка, даже Лесли, которая была самой красивой. И именно восхищение и чувственность Чарли открывала их сердца, поддерживала их измученные души и делала их орудиями в его руках.








