Текст книги "Цирк мертвецов"

Автор книги: Джон Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10 – Следующее письмо от Элис

Дорогая Элис!

С тех пор как я писала тебе, случилось много нового. Подробное описание займёт слишком много времени. Поэтому я расскажу тебе только о самом главном. Самое важное – я знаю, что ты мне не поверишь, Элис, но всё же – мы собираемся изменить мир. Мы – это Чарли, я и все, с кем мы вместе живём в пустыне.

Ты помнишь Чарли? Я о нём писала в двух последних письмах. Тот парень из Беркли с жидкими волосами и неправдоподобно тёмными глазами. Итак, оказалось, что этот забавный коротышка в помятых широких голубых брюках – сам Бог. Да, Элис, он – Б-О-Г!

Если ты не веришь мне, спроси у Денниса Уилсона из Бич Бойз или у Папы Джона Филлипса из The Mamas The Papas, у красавчика-актёра Уоренна Битти или у любого знаменитого актёра или музыканта, которые бывали у нас, когда мы с Чарли и девочками жили в Лос-Анджелесе. Целый месяц мы даже жили у Денниса Уилсона: глотали наркотики и играли в покер нагишом, эдакая стайка падших ангелов, которая занималась сексом, стоя на четвереньках, а Он наблюдал за этим с ножом в кармане. Господи, что это был за сумасшедший месяц!

Помнишь, как в старших классах все девчонки сходили с ума по сердцеедам из «Американской Эстрады» вроде Бобби Риделла, Томми Сэндза или по The Everly Brothers [104]104
  Группа образована в 1955 г. в США: Дон Эверли (англичане произносят «Иверли») – гитара, вокал; Фил Эверли – гитара, вокал. Одна из старейших поп-соул-групп.


[Закрыть]. Знаешь что, Элис? Они ничем не отличаются от Джимми Бэскомба или Билли Хейза или любого другого парня из Сидар-Рапидз. Ну, ладно, может быть, они богаче и симпатичнее, но они точно так же плачут, и у них точно так же идёт кровь из ран, как у всех.

Совсем недавно я видела, как богатый человек плакал и истекал кровью, а ещё я видела, как знаменитость не могла говорить от страха. И знаешь, кого она боялась? Чарли. Маленького, уродливого, тщедушного Чарли, в котором едва ли было больше пяти футов росту. Бога.

Итак, самые важные четыре пункта:

1. Мы собираемся изменить мир.

2. Чарли – Бог.

3. Известные люди тоже плачут, и из ран у них идёт кровь.

4. Секс – это хорошо. Чем больше секса – тем лучше.

Однажды в июле Чарли отвёз меня в Голливуд и оставил на углу улицы. Он велел мне заработать денег. Он одел меня как школьницу: белая накрахмаленная блузка, мини-юбка из шотландки, подростковые чулки и ботинки Mary Jane. За полтора часа я заработала 450 долларов.

Как стемнело, я на попутках решила добраться до ранчо Спана, где мы тогда жили. Я ехала на пяти машинах и заработала ещё 300 долларов. Знаешь, Элис, как смешно введут себя мужчины, если сказать им, что ты хочешь показать им свою грудь или попу. Когда я ехала на последней машине, я задрала юбку, и шофёр ласкал меня, а мы мчались по автостраде Вентура со скоростью восемьдесят миль в час. Когда я вышла, ОН заплатил МНЕ пятьдесят баксов. Запомни это.

Я знаю, ты думаешь, что то, чем я занимаюсь, – это плохо. Ни тебя, ни меня не воспитывали для этого. Но позволь мне спросить у тебя кое-что: может ли быть плохим что-то, если Бог так не считает? Ответ: не может. Знаешь, что плохо? Не дарить любви. Чарли говорит: «Ад начинается там, где люди перестают любить». Как странно, что иногда тебе приходится ранить кого-то, чтобы подарить любовь другому. А ещё иногда приходится убивать людей.

Я знаю, ты, должно быть, думаешь, что это странно – то, что я пишу тебе письма, ведь мы никогда не были особенно близки, мы были едва знакомы, если уж быть до конца честной. Я немного волнуюсь, что ты сочтёшь меня беззаботной или же просто сумасшедшей. Но это не так. Кстати, сейчас я счастлива, как не была счастлива никогда в жизни.

Я рассказала Чарли о тебе, о том, как ты выглядишь, о том, как ты ходишь, о твоём росте и приблизительном весе, о том, как ты загорала летом, и о том, как все ребята из шкуры вон лезли, когда ты была на озере. Достаточно было посмотреть, как бугрилось у них в плавках, чтобы понять, насколько твой купальник возбуждал их.

Чарли сказал, что я должна позвать тебя к нам. Я сказала, что позову, хотя и знаю, что этого никогда не произойдёт. Сказать по правде, я не хочу, чтобы ты была рядом. Ты не похожа на тех девчонок, что живут здесь. Ты никогда не путешествовала в одиночестве и не спала в лесу на мокрых листьях. Ты никогда не кричала от ужаса, так, что сердце было готово вырваться из груди, никогда не переступала границы закона, как мы. И ты никогда не раскрывала себя. Ты слишком много держала в себе и плакала так, что тебя никто не слышал.

Элис, будь честной сама с собой. Когда ты последний раз делила свою жизнь с кем-то? Действительно делила?

Хотела, чтобы он узнал, кто ты на самом деле, объяснила бы ему, что единственное, что тебе нужно, – это любовь и что ради этой любви ты забудешь про всё на свете? У меня есть эта любовь.

С любовью, Элис

Глава 11 – В воздухе с Луи – и Другая Элис

Хотя они уже тридцать минут были в воздухе и их самолёт плавно летел над облаками, глаза Луи были всё ещё закрыты; он не слышал ничего, кроме громкого стука своего сердца, который отдавался в ушах и перекрывал шум голосов в салоне первого класса. Несколько дней тому назад, когда он рассказал психотерапевту о своем страхе перед полётом, она спросила его, не испытывает ли он подобное, выходя на сцену.

– Постоянно, – ответил он. – Но как только я произношу первые слова роли, он пропадает.

Врач улыбнулась. Это была плотно сбитая женщина лет пятидесяти с крупными чертами лица и серьезными, редко мигающими голубыми глазами.

– Значит, когда ты становишься кем-то другим, играя роль, ты расслабляешься?

– Да.

– Это проще, чем быть просто Луи?

– Я в ладу с самим собою.

– Но ты ведь боишься, – сказала врач и как-то странно посмотрела на него. – И не только летать, ты боишься многих вещей.

– Я боюсь, что этот чёртов самолёт разобьётся.

– Я понимаю. Но самолёт не разобьётся.

– Вы этого не знаете, – не глядя ей в глаза, произнёс Луи. – Это случается сплошь и рядом.

– Это не так, Луи. Такое не часто случается.

– Это произошло с моим дядей. Так погибла его невеста.

– Да, я знаю, – ответила женщина. – Но с тобой всё будет в порядке, – заверила она его. – У тебя в жизни сейчас интересный период – радуйся ему.

– Могу я принять ваш заказ, мистер Бёрк?

Услышав свою фамилию, Луи открыл глаза. Подтянутая стюардесса с короткими светло-рыжими волосами и дерзким выражением лица стояла возле его ряда. Она смотрела на него, её брови чуть-чуть приподнялись.

– Извините, что разбудила вас.

– Я не спал по-настоящему, – ответил Луи, сел в кресле и взял меню, засунутое в карман кресла перед ним. – Я просто пытался расслабиться.

– Мне куриное пикатто [105]105
  Куриное пикатто – куриное филе, фаршированное ветчиной, сыром, корнишонами, с душистой горчицей «Дижон».


[Закрыть]или жареную грудинку, – сказал человек, который сидел рядом с ним у окна. Это был загоревший мужчина лет под сорок, одетый в джинсы и помятую хлопчатобумажную рубашку с серебристыми застёжками вместо пуговиц. Очки от солнца были сдвинуты на макушку. – Не заказывай рыбу. Она как картон.

Луи попросил жареную грудинку.

– Отличный выбор. – Стюардесса слегка подмигнула Луи, записывая заказ. – Бокал превосходного шампанского к обеду?

– Нет, спасибо.

– Вино?

– Диетическую колу, если есть.

– Мистер Геллер?

– А мне ещё одну двойную порцию водки, – ответил сосед Луи, и, когда стюардесса отошла от него, он протянул ему руку: – Ронни Геллер.

– Луи Бёрк.

– Бёрк? В самом деле? Мне казалось, что я узнал тебя, – произнёс Геллер и откинулся назад, чтобы посмотреть прямо в покрасневшее лицо Луи. – Я видел тебя в «Зубе преступности» позапрошлым вечером. Ты играл превосходно.

– Спасибо.

– Мне нравится Шепард. Мне нравится театр. Когда бываю в Нью-Йорке, смотрю всё, что могу. Пока не сниму себе шлюху. – Голос Геллера зазвучал более заинтересованно. – Что ты делаешь в Лос-Анджелесе?

– Я лечу на кастинг.

– О, здорово! – сказал Геллер, и наступила неловкая тишина. Луи спросил его, занимается ли он шоу-бизнесом. – Конечно, нет! Смеёшься? Я торгую спортивной одеждой. «Геллер Казуалз». Она висит во всех крупных магазинах. Хотя половина ребят, с которыми я учился в старших классах, стали агентами по рекламе или писателями.

– Мой отец – писатель. – Да?

– Рэй Бёрк.

– Рэй Бёрк. Знакомое имя. Подожди-ка секундочку, – очень тихо сказал Геллер. Повисла пауза.

– У твоего папы случайно нет брата по имени Джин?

– Есть.

– Шутишь? – Геллер выглядел изумлённым. – Мы учились в одном классе. Он был отличным парнем. Спокойный и упрямый, очень упрямый. В последнем классе он встречался с Барбарой Вестбрук. Рыжеволосая, с огромными сиськами. – Геллер отхлебнул из стакана. – Как он поживает?

– Да не очень, – ответил внезапно погрустневший и повзрослевший Луи. – Он хотел сыграть свадьбу, а его невеста умерла пару месяцев тому назад.

Геллер посмотрел прямо в глаза Луи.

– Ужасно. Мне очень жаль, – мрачно сказал он. – От чего она умерла?

– Она погибла в авиакатастрофе, – ответил Луи, и Геллер подпрыгнул на месте, словно бы его ударило током. – Она была стюардессой. Джин думает, что пилот злоупотреблял алкоголем.

Шум вокруг них прекратился, у кого-то с колен соскользнул журнал «Тайме», а стюардесса, наливавшая имбирное пиво в пластиковый стаканчик, пристально посмотрела в затылок Луи. Её рука дрожала, она старалась не дать воли воображению.

Луи закрыл глаза, но на лице его застыло выражение крайнего возбуждения. Геллер тихо спросил его:

– Как ты?

– Всё нормально.

– Точно?

– Всё будет в порядке, когда мы приземлимся.

– Значит, через три часа.

Луи открыл глаза и выдавил из себя улыбку. Но его продолжал мучить какой-то первобытный страх, которому он не мог противостоять.

– Извините меня, – проговорил он. – Я до смерти боюсь летать.

– Да я понял, – сухо ответил Геллер. – Не переживай, этот самолёт не разобьётся. И знаешь почему?

– Почему?

– Потому что мы с тобой должны ещё многое обсудить. Вот почему, – сказал Геллер и взглянул на часы. – Сейчас два часа по Западному побережью. Я вздремну часок. Мы продолжим наш разговор после ланча.

Геллер достал одеяло и подушку с багажной полки, закрыл глаза, и совсем скоро Луи услышал его тихое сопение, воздух выходил через нос, издавая тихий ясный звук.

Через какое-то время Луи достал из-под своего сиденья кожаный рюкзак, который он купил несколько дней назад в «Блумингдейла». Внутри лежал последний номер «Роллинг Стоун», ежедневник, сборник пьес Теннесси Уильямса и сценарий «Прохладных небес», телевизионного проекта – он должен был проходить пробы на роль ведущего завтра утром. Взяв сценарий, он нагнулся застегнуть рюкзак и поймал на себе пристальный взгляд женщины, которая задумчиво смотрела на него через приоткрытую занавеску, отделяющую пассажиров первого класса от тех, кто летел вторым. Это была довольно миловидная женщина под сорок, одетая в вельветовые брюки и джинсовую куртку, из-под которой выглядывал лёгкий голубой джемпер с круглым вырезом.

Луи смотрел на неё до тех пор, пока она не опустила глаза, отпивая глоток из своего стакана, тогда он тоже отвернулся от её любопытного взгляда и углубился в изучение роли. В течение следующего часа он дважды оглядывался, и оба раза на лице женщины была написана такая глубокая и искренняя печаль, что он приписал это действию алкоголя.

– Мой отец торговал в розницу. Женской одеждой. У него был магазин на Голливудском бульваре под названием «Мировая мода». Он знал твоего деда, – рассказывал Геллер Луи, в то время как их самолёт медленно двигался по тусклому небу. Ланч закончился, и до посадки в Лос-Анджелесе оставалось меньше часа. – Он всегда покупал у него журналы.

– У него была лучшая подборка журналов в городе. Геллер кивнул:

– Да, я знаю. А теперь там устроили этот чертов бордель. Твой дед, наверное, в бешенстве.

– По-моему, ему всё равно, – соврал Луи, вспоминая бесконечные тирады деда с жалобами на «извращенцев и прочих негодяев», которые заполонили бульвар, отпугивают туристов и убивают очарование тихих голливудских дней тридцатых, сороковых и пятидесятых годов. – Как бы там ни было, сейчас он на пенсии. И не думаю, что он был там хоть раз за последние пять лет.

И это тоже была ложь, потому что в последний раз, когда они говорили по телефону, дед рассказал ему, что несколько дней назад завтракал в «Массо-Фрэнке». «Закончив, я вышел на улицу, и что я увидел? Шлюх, стоящих на моём углу, чьи юбки лишь слегка прикрывали интимные места. На углу Ната, – сказал он с обречённой усмешкой. – Я захотел всё разрушить».

– «Дом любви»! Вот именно, – сказал Геллер, и его энергичный голос вновь вернул Луи в настоящее. Я слышал, что он принадлежит Ларри Гаване, сыну Джека Гаваны.

Луи согласно кивнул, но промолчал, подчёркивая своё безразличие. Его стала утомлять чрезмерная дружелюбность Геллера, казавшаяся ему напускной, в первую очередь именно поэтому он и начал врать. Но за маской безразличия Луи скрывалось предчувствие чего-то дурного, возникшее, когда он услышал имя Джека Гаваны, имя, которое, когда он рос, его отец и его дядя Джин всегда произносили с осторожностью, а дед его никогда не упоминал. Вокруг этой загадочной личности была какая-то тайна, которую Луи не знал, тайна, как-то связанная с исчезновением его бабушки в 1950 году, когда его отцу было всего восемь лет.

Явно гордый собой, Геллер продолжал рассказывать о своём отце и его магазине на Голливудском бульваре. По сравнению с бродвейскими и другими магазинами, расположенными по соседству, магазин Мори Геллера влачил жалкое существование до конца 1950-х, пока не начал торговать оптом раскрашенными вручную мексиканскими рубашками и блузками, которые Мори покупал на фабрике в городе Мехико, принадлежащей немцу по имени Лютер фон Ланг.

– Все считали его нацистом, – рассказывал Геллер. – Но моему отцу было всё равно. Благодаря этому он смог заплатить за наш дом в Брентвуде. В шестидесятых годах страсть по Мексике закончилась, и он перешёл на замшу. «Дом замши Геллера». В семидесятые у него было пять магазинов, в том числе один в Сан-Франциско. Я мог бы сменить отца и встать во главе всего дела, но я предпочёл всё сделать по-своему. – Тут Геллер улыбнулся. – Ты, наверное, именно поэтому стал актёром, не хотел соперничать с папой. Я прав? А твоя мама где? Чем занимается?

– Моя мама умерла, – слегка раздражённо ответил Луи. – Она покончила жизнь самоубийством. Два года назад. Она напилась до смерти.

Жалость, с которой Геллер посмотрел на Луи, была даже оскорбительна.

– Мне очень жаль, – сказал он наконец с ноткой сочувствия в голосе.

– Ничего. У нас были просто хорошие отношения. Не волнуйтесь по этому поводу, – сказал он и щелчком открыл папку с текстом, которая лежала у него на коленях. – Я, пожалуй, почитаю свою роль.

– Да, да, конечно, – ответил Геллер. На его лице появилось выражение официальности. – Когда кастинг?

– В понедельник.

– У тебя талант. Всё будет отлично.

Луи пожал плечами. Кастинг беспокоил его меньше, чем то время, которое он должен будет провести в Лос-Анджелесе с отцом. Он уже разозлился на Рика Хирша, директора проекта. Секретарь Хирша забронировала ему номер в отеле «Бербанк Хилтон», который находился прямо через улицу от студии, но тут позвонил отец и настоял на том, чтобы они вместе остановились в отеле «Беверли-Хиллз».

– Соглашайся. Пообщаемся, – сказал отец за несколько дней до отлета Луи. – Мы не виделись шесть месяцев.

– Пап, мы постоянно разговариваем по телефону.

– Слушай, я горжусь тобой. Я хочу тебя увидеть. Тебе понятно, Луи?

– Мне понятно, – ответил Луи. – Но я больше не ребёнок. Это не…

– Не что…

– Забудь.

– Нет уж. Скажи мне, что хотел сказать. Луи вздохнул.

– Увидимся, когда я прилечу, – сказал он, подождал немного и мягко опустил трубку на рычаг.

– Мы почти дома, – сказал Геллер, глядя в лицо Луи, в то время как их самолёт медленно делал круги над океаном, готовясь зайти на посадку с запада. – Я же говорил, что всё будет хорошо.

– Мы ещё не сели.

Геллер не ответил. Крылья самолёта выровнялись, и с лёгким щелчком показались шасси. Когда колёса коснулись земли, женщина, сидевшая прямо напротив Луи в салоне второго класса, быстро спрятала свой журнал в сумку и проверила, на месте ли талоны на получение багажа. Затем она тихо поблагодарила Господа за удачный перелёт и попросила Его помочь ей беспрепятственно выйти из здания аэропорта с чемоданом. То, что в нём лежало последние шестнадцать лет, всё это время было спрятано на заросшем сорняками дворе её старого дома, который она унаследовала после смерти родителей, но до первой недели июля, когда она решила поселиться в Сидар-Рапидз навсегда, она редко там бывала.

Женщина, а звали её Элис Макмиллан, – стояла правее и чуть позади Луи, беспокойство её постепенно исчезало, а толпа несла их к выходу. Конечно же, ни один из них не знал, что в ноябре 1965 года, за год до рождения Луи, она, его отец и его дядя Джин вместе побывали в ночном клубе на концерте Бобби Фуллера. Той же ночью Элис впервые увидела Шарон Тейт и первый раз коснулась её кожи.

В конце прохода Луи с удивлением увидел шофёра, который держал табличку с его именем, напечатанным большими голубыми буквами. Их глаза встретились, и Луи назвал себя.

Шофёр взял багаж:

– Добро пожаловать в Лос-Анджелес, мистер Бёрк. Машина припаркована рядом с вокзалом.

– Я не заказывал лимузин.

– С почтением от мистера Уильяма Морриса. «Счастливый парень, – подумала про себя Элис Макмиллан, глядя на Луи, выходящего на улицу, освещенную лучами солнца. – Такой симпатичный, и у него вся жизнь впереди, ещё не прожитая. Какой счастливый парень!»

Восьмого октября 1969 года, в ночь перед арестом, Чарли Мэнсон с мрачной улыбкой рассказывал Элис Мак-миллан то, что он не рассказывал ещё никому. Он рассказал ей о своей маме и о том дне, который они провели вместе, когда его мать вышла из тюрьмы штата Западная Виргиния в 1942 году, отсидев два года за вооружённое ограбление. Ей было двадцать четыре года, а Чарли только что исполнилось восемь.

У Кэтлин Мэнсон никогда не было приличной работы, и до лета 1942 года она проводила очень мало времени со своим единственным сыном, мальчиком, который с трудом умел читать и думал только о развлечениях. Она бросала его на недели, а иногда и на месяцы и колесила по стране, следуя влечению своего беспокойного сердца.

– Я рос в Кентукки или с бабушкой или с Бетти – тёткой по материнской линии, – рассказывал Чарли Элис Макмиллан. В Долине Смерти было чуть за полночь, они сидели в легковушке, припаркованной на маленьком холме с видом на ранчо Баркера. – Когда моя мать вышла из тюрьмы, я жил с Бетти. Было воскресенье. Обычно она приезжала за мной вместе с мужчиной, который был старше её, говорила, что этот нервный тип – мой дядя, и мы ехали в какой-нибудь вшивый отель, где я сидел под дверью, подслушивая, как они пьют, трахаются и колются.

Но в этот раз она была одна, она приехала на ослепительно новом «Бьюике» с откидным верхом. Я знал, что это не её машина, но это было не важно, ведь мы были одни. Ты понимаешь, о чём я, Элис?

– Да, Чарли. Очень хорошо понимаю.

– Стояло лето, и мы доехали прямо до Панама Спрингз, курорта на озере Лоррейн у Голубого хребта. В магазинчике по дороге она купила мне плавки, комиксы, колоду карт, чтобы играть в казино и джин рамми. На пляже и впрямь было очень много народа, но мы всё-таки нашли местечко прямо рядом с водой.

Элис сказала что помнит, как они с мамой ходили на пляж.

– Помню, что она стеснялась своей фигуры. Мы обе были толстыми.

– Сейчас ты отлично выглядишь, – сказал Чарли.

– Спасибо, Чарли.

– Если бы это было не так, я не спал бы с тобою.

– Я знаю.

– Мне нравится, что мои девушки в отличной форме. У моей мамы были худые ноги, но хорошая грудь, – сказал Чарли и слегка изменил положение, чтобы видеть огоньки машин, спускающихся по извилистой горной дороге к восточному краю Голер Уош. – Она носила цельный купальник, который был настолько тугим, что, когда она раздвигала ноги, я мог видеть то место, которым она зарабатывала деньги. А ещё я видел там волоски, курчавые волоски. Я помню это.

– Странно, что она их там не брила, – сказала Элис.

– Ты забыла о тюрьме, – сказал Чарли. – Это на свободе ты можешь брить лобок, а ещё ты можешь танцевать на кухне или открывать счёт в банке. Я знаю, что такое тюрьма.

– Я знаю, что ты знаешь, Чарли.

– В тот день она была ласкова со мной, – продолжал рассказывать Чарли, всё ещё глядя на приближающиеся огоньки. – Она играла со мной в воде, а когда мы вылезли, то намазала меня кремом от загара, чтобы я не сгорел. На обед она купила мне хот-дог и сладкую вату, а мужчин, которые хотели познакомиться с ней, она прогоняла. Я хотел, чтобы этот день длился вечно, потому что знал, что как только мы уйдём с пляжа, мы пойдём туда, где она остановилась, и знал, что там её будет ждать мужчина.

– Которому и принадлежала машина.

Чарли кивнул, его влажные глаза смотрели в долину, а ничего не выражающее лицо было лишь маской, скрывающей внутреннюю боль.

– Ты можешь увидеть меня на пляже?

– Да, Чарли. Я вижу.

– Какого цвета у меня плавки?

– Они бело-голубые в наклонную полоску.

– Что ты ещё видишь?

– Я вижу маленького мальчика и его маму. Они лежат рядом на спине, и у них обоих на животах дрожат капельки воды.

– Ты видишь вьющиеся волоски внизу её купальника?

– Да.

– У меня встаёт, когда я думаю об этом. Это, наверно, неправильно.

– Почему?

– Потому что это моя мама.

Элис вытянула руку и коснулась его паха.

– Мне нравится, когда он напрягается.

– Может быть, я захочу ощутить там твои губы во время своего рассказа.

– Конечно, Чарли. Всё, что захочешь.

Несколько секунд Чарли молчал. Потом Элис увидела, как он дважды моргнул, кривовато и печально улыбнулся, губы его исказила боль.

– Обсохнув, мы стали играть в джин рамми. Думаю, она мне поддавалась, – сказал он; вдали появилось ещё большее число фар, теперь по меньшей мере пять машин двигались по пустыне с запада по извивающейся змеёй трассе. – Мы играли в карты, плавали, смеялись и болтали, пока не стало прохладно. Я сказал, что не хочу, чтобы она уезжала, что я скучал по ней, когда она была в тюрьме. Она сказала, что тоже скучала по мне. Я заплакал.

Рука Элис всё ещё лежала на коленях Чарли. Она с удивлением увидела, как по его щеке скатилась слеза и скрылась в бороде. Она спросила:

– Ты любил её, Чарли?

– Да, любил. Я очень любил её в тот день. Я не хотел, чтобы он кончался.

Элис наклонилась и поцеловала Чарли в щёку:

– Поплачь, Чарли. Это нормально.

– Мама отвезла меня в гостиницу «Шерман» в Лексингтоне, штат Кентукки. Это было уродливое шестиэтажное здание посреди дороги. Её номер находился на втором этаже. – Теперь взгляд Чарли стал холодным, слёзы высохли, а в голосе зазвучала ярость. – Посреди комнаты стояла железная кровать, на которой спал её чернокожий приятель Джо Чарльз. Под кроватью стояли два чемодана: его и её и мешок, набитый вшивыми бумажками.

– Деньгами, которые он украл.

– Он и его сообщник, Уайти, который жил в соседней комнате. Их обоих застрелили во время ограбления банка в Акроне, штат Огайо. Но это случилось год спустя.

– А сколько времени ты пробыл с мамой?

– В тот раз – две недели, и мы втроём спали в одной кровати. Ночью, когда Джо Чарльз думал, что я сплю, он трахал мою маму, а потом отсылал её в соседний номер к Уайти.

Элис, отвернувшись с гримасой отвращения на лице, сказала:

– Маленький мальчик не должен видеть свою маму в таком положении.

– Когда она уходила, Джо Чарльз пользовался мной. Он трахал меня в задницу. Он говорил, что, если я расскажу матери, он убьёт меня. И я ему верил, – откровенно рассказывал Чарли без стыда. – Он трахал меня в рот. Он просто использовал меня так же, как он использовал мою мать. Но это был последний раз, когда я сосал чей-то член. В исправительном доме негр попытался опустить меня, но я просто ударил его ногой в рёбра, и на этом всё закончилось. Быстро пронёсся слух, что Чарльз Мэнсон не шестёрка.

Элис сказала:

– Я трахалась только с одним негром, музыкантом, которого я встретила на фестивале в Монтерее. Я тогда приняла большую дозу ЛСД.

– Я не хочу об этом слышать, – сказал Чарли.

– Ладно. Я всё равно почти ничего не помню. Чарли улыбнулся. Его рука ласкала её грудь.

– Ты хорошая девушка, Элис.

– Я знаю. Я раньше думала, что это не так, но теперь я думаю иначе.

– Никто из нас не плохой, – сказал Чарли, вглядываясь в темноту. – Я, ты, Джо Чарльз, Уайти, моя мать. Никто из нас. Мы просто делаем то, что должны.

Элис показала на таинственные огоньки фар, ползущие по склону:

– Машины приближаются, Чарли.

– Я вижу.

– Они приехали за нами?

– Быть может.

– Что ты будешь делать?

– Спрячусь, наверное.

– А что случится, если они найдут нас?

– Не знаю, – ответил Чарли. Он закрыл глаза, на лице его появилось новое выражение безмятежности.

– Это уже не важно. В тюрьме или нет, я уже осуждён на пожизненное заключение.

Когда Луи добрался до отеля «Беверли-Хиллз», у дежурного его ждала записка от Уильяма Морриса с просьбой позвонить Джереми Платту, его представителю на Западном побережье. Ещё его ждала записка от отца, в которой говорилось, что он на встрече и будет в отеле часов в пять вечера.

– Он забронировал двухместный номер, – сказала секретарша, худощавая молодая женщина в темных очках, которые как будто увеличивали её глаза. – Он расположен на втором этаже и выходит окнами в сад.

Казалось, Луи рассердился, услышав это.

– То есть вы хотите сказать, что у меня нет своей комнаты?

– Вы заказывали её, да. Но ваш отец подумал, что так будет удобнее.

– Лучше дайте мне отдельный номер.

– Я понимаю, – ответила женщина с преувеличенным смущением. – Наверное, вам лучше обсудить…

– Я не собираюсь ни с кем это обсуждать, – ответил Луи, теряя самообладание. За номер платит Эн-би-си, а не мой отец.

– Это находится вне зоны моей компетенции.

Девушка пошла за менеджером, который оказался высоким мужчиной лет сорока, у которого на лице было написано непонятное раздражение. С лёгким французским акцентом он объяснил Луи, что плательщик поменялся и теперь счёт оплачивает «Коламбия Пикчерз», компания его отца.

– Если хотите, мы можем всё вернуть обратно, – сказал он, глядя в пространство над головой Луи. – Но это может занять час-два. Это значит, что придется дозваниваться до «Коламбии» и получать их согласие, что я с радостью сделаю.

– Не могу поверить, что он сделал это, – сказал Луи. Затем на его лице расползлась снисходительная улыбка. – Хорошо, к чёрту. Я поживу с ним.

Менеджер вручил Луи ключ.

– Приятно провести время, – сказал он, а когда Луи повернулся и пошёл по коридору, менеджер и секретарша обменялись тяжёлыми взглядами, в которых не было и следа фирменной приветливости.

Луи ещё не кончил раскладывать вещи, как в его комнате зазвонил телефон. Звонил дядя Джин из дома его деда в Map Висте.

– Добро пожаловать домой, – сказал он, перекрикивая телевизор, по которому транслировали бейсбольную игру. – Когда прилетел?

– Только что. Как дедушка? – взволнованно спросил Луи. – Как он себя чувствует?

– Он смотрит телевизор. Хочешь поговорить с ним?

– Конечно.

Две недели назад Натан Бёрк по пути в аптеку оступился и порвал себе все связки правого колена. Врач наложил ему гипс, и он решил пройти ежегодное медицинское обследование. Результаты, полученные через неделю, выявили странное увеличение в крови красных клеток. Были проведены другие анализы, в том числе колоноскопия и биопсия, которая выявила медленно прогрессирующий рак, почему доктор и порекомендовал щадящие методы лечения.

– До тех пор, пока это не начнёт вас беспокоить, я не вижу необходимости хирургического вмешательства, – сказал врач Натану Бёрку. – Учитывая ваш возраст. Если опухоль будет расти такими же темпами, как сейчас, вы без проблем проживёте до девяноста лет.

– А уж тогда-то точно помру, – мрачно возразил Натан Бёрк и рассказал доктору, что до сих пор способен испытывать оргазм. – Об этом-то вы и не спросили.

– Ещё одна причина оставить всё как есть, – ответил врач и велел Натану Бёрку прийти на приём через шесть месяцев.

– Ну и как поживает мой внук? – спросил Натан Бёрк грубым и усталым голосом. – Слышал, что ты собираешься стать большой звездой.

– Да нет. Я просто участвую в кастинге в пилотном проекте.

– А, пилота. Это хорошо. Джон Уэйн играл пилота в «Выше всех» [106]106
  «Высокий и сильный» / «Выше всех» – «The High and the Mighty», 1954 – фильм режиссёра Уильяма Уэлмана.


[Закрыть].

– Нет, не такого пилота. Я хочу стать ведущим новостного блока, который пойдёт следующей осенью. Я там буду играть полицейского.

– Не понял, но не важно. Твой отец мне объяснит, – ответил Натан Бёрк. – Когда увидимся?

– В понедельник, по пути в аэропорт.

– Отлично. Смотришь игру?

– Нет.

– Что с тобой случилось? Включи телевизор. «Дод-жерс» только что сравняли счёт.

Повисла короткая пауза. Во второй комнате приглушённо зазвонил телефон. Вставая, Луи сказал:

– Я встретил в самолете парня. Он сказал, что его отец знает тебя. Какой то-то Геллер. По-моему, Мартин.

– Мори Геллер! «Мировая мода». Он был идиотом, – сказал Натан Бёрк. – Слушай, твой дядя хочет поговорить с тобой.

– Позови отца, – сказала трубка голосом Джина. – Я хочу поговорить с твоим отцом.

– Его нет. Он на встрече. Слушай, у меня звонит другой телефон, – сказал Луи. – До вечера!

Луи быстро повесил трубку и пошёл в соседнюю комнату, телефон звонил из-под кучи утренних газет и мятой одежды с пола рядом с туалетным столиком. Пока он добирался до аппарата, из кармана рубашки выпал флакончик и покатился по коврику. Он был до половины заполнен белым, похожим на пудру порошком. Луи знал, что это кокаин.

– Алло?

– Луи?

– Да.

– Это Джереми Пратт от Уильяма Морриса. Ты получил мою записку?

– Я только собирался позвонить вам. – Луи подобрал флакончик и положил его на тумбочку рядом с пустой бутылкой из-под текилы. – Я только что вошёл в номер.

– Ага, значит, осматриваешься. Ты готов к завтрашнему дню?

– Даже слишком.

– Я долго рассказывал про тебя главной по кастингу. Я сказал ей, что ты именно тот, кто нужен. – В голосе Джереми Пратта звучало полное доверие. – Для тебя это станет колоссальным прорывом.

Луи немного помолчал, а потом пробормотал что-то насчёт того, что он постарается сделать всё возможное, но его мысли были далеко, он думал о своём отце и что произойдёт ночью, если тот напьётся или будет под кайфом.

– А что насчёт сегодняшнего вечера? – спросил Джереми Пратт, пытаясь пробиться в сознание Луи. – Какие планы?

– Я собираюсь поужинать с отцом.

– Очень жаль. Я знаю одну девушку, которая мечтает познакомиться с тобой. Джессика Санти. Ты знаешь, кто это?

– Что-то знакомое.

– Она играет Энджи во «Влюблённых мошенниках» [107]107
  Сrooked Hearts


[Закрыть], -сказал Джереми. – Она видела твою фотографию у меня в офисе и влюбилась. Давай сегодня вечерком выпьем где-нибудь вместе.

– Мне бы не хотелось, – сказал Луи дружелюбно, но твёрдо. – Спасибо за приглашение, но я лучше сегодня часов восемь посплю.