Текст книги "Тихие воды (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

  «И как она шаталась? Как будто она была пьяна? Как будто она была ранена? Ударил?"

  "Плач. Расстроена. Когда она услышала его тормоза, она подтянулась, знаете ли, немного встряхнулась. Водитель позвал, с ней все в порядке? И она сказала, да, с ней все в порядке, и поспешила уйти».

  "Какой путь? Вернуться в парк?

  Дивайн покачал головой. – На Дерби-роуд, в сторону города.

  – Мы знаем, который это был час? – спросила Линн.

  – Да, – сказала Дивина. «Он считает, что посмотрел и на свои часы, и на часы на приборной панели. Семь тридцать ровно. Сразу после этого ему позвонили, забрать кого-нибудь из Квинса. Развернулся и сразу пошел вниз. Это в его журнале. Я проверил."

  Мысли Резника метались. – Хорошо, вот Джейн. Она оставляет Сперджена в Грэнтэме и садится на поезд, полностью намереваясь поговорить с Алексом, рассказать обо всем этом деле, обо всем этом деле. В кебе с вокзала, взвинченная, взволнованная, скорее всего испуганная, между ними была история насилия, помнишь, он ее раньше бил. Но когда она доберется до двери…

  «Она не может смириться с этим, – сказала Линн. – Она не может смотреть ему в лицо.

  "Правильно. Но уверены ли мы, почему? Это потому, что она боится Алекса, или потому, что передумала?

  – Мы не знаем, – сказала Линн. – Да и какое это имеет значение? В настоящее время. Для нас, я имею в виду.

  «Вероятно, это определяет, что она будет делать дальше».

  «Как насчет того, чтобы она позвонила ему», – предложила Дивайн.

  «Муж?» сказала Линн.

  «Нет, этот тип в Грэнтэме. Что бы она ни говорила, он может сказать, что она в правильном состоянии. Подожди там, говорит, я сейчас приду и заберу тебя.

  «И вот они, – сказал Резник, – спорят об этом, туда-сюда, туда-сюда».

  «Дело не только в том, что она боится своего мужа, – сказала Линн, – дело не только в этом. Это хуже. Она поняла, что совершает ошибку. Вот из-за чего все эти слезы, говорит она Сперджену, после того как он все это время держал его в подвешенном состоянии, в конце концов, она не собирается с этим мириться. Она не любит его. Она недостаточно любит его. И он всю ночь пытается убедить ее, что она неправа; что она все еще делает. И это не приносит никакой пользы».

  Ревнивый муж, думал Резник, жестокий человек, отвергнутая любовь: он не слушал. Услышал только то, что ожидал услышать.

  – Пошли, – сказал он, обеспокоенный медлительностью автоматических дверей. – По дороге позвоним в Кембридж.

  Дивайн стояла рядом с машиной, а Линн садилась за руль. «Я не думаю, босс, – сказал он, – что я мог бы пойти с вами?»

  «Извини, Марк, – сказал Резник, забираясь внутрь. – Не боюсь». Он поднял руку, и когда он закрыл дверь, Линн отстранилась.

  Было темно достаточно для синих огней аварийных транспортных средств следует рассматривать с некоторого расстояния, бесконтрольно по плоскому английской сельской местности. Униформе офицер остановил их на краю деревни и проверили их полномочия; другой помахал им над только поодаль на Фронт-стрит и посоветовал им припарковаться. Колин Пресли стоял в уровне проезжей части с воротами номер двадцать семь; сам нелогичный блеске света дом. Когда DS повернулся к ним, Резник признал слишком хорошо на его лице.

  – Дети… – начал он.

  Но, к счастью, Пресли покачал головой. «С соседом. Безопасно."

  – А жена?

  Луиза сидела в центре кухонного стола, почти на том месте, где Резник видел ее в последний раз; тот беспорядочный цвет, который ей когда-то удавался, теперь исчез.

  «С тобой все впорядке?» – спросил Резник, как из-за употребления этого слова, так и из-за всего остального.

  Медленно ее голова наклонялась вверх, пока она не остановила его глазами. «Я только удивлен, что у него хватило мужества сделать это».

  Рядом с ее локтем лежала карточка, разорванная на мелкие кусочки и частично сожженная, почти до неузнаваемости, хотя Резник был уверен, что знает, кто ее написал и что на ней написано.

  – Сэр, – мягко сказала Линн. Она стояла в дальнем дверном проеме, и он последовал за ней в гостиную и постоял рядом с ней, глядя на сад в направлении огней.

  Они вместе пошли туда, мимо капусты, ржавых качелей, санитаров, офицеров в форме и, наконец, полицейского хирурга, который очень хотел, чтобы тело было осторожно опущено на землю, что и произойдет, когда «Место преступления» будет закончено. со своей видеоаппаратурой, своими фотографиями.

  Питер Сперджен висел на самой верхней из ветвей, отрезок узкой веревки был привязан к стволу, а затем снова к его шее. Его ноги были расставлены под странными углами, как у человека, который отчаянно пытался взобраться на что-то и потерпел неудачу.

  Сорок восемь

  Три недели спустя семья, устроившая пикник на окраине Лотон-Форест, нашла сверток женской одежды и одеяло, густо залитое кровью, закопанные в подлеске, где копал их лабрадор. Последние дни жизни Питера Сперджена становились на свои места.

  Вечером в четверг он забронировал номер в мотеле Little Chef на автомагистрали A1, к югу от Баутри. Администратор и горничная подтвердили, что он был один. Джейн, по-видимому, уже была мертва. Ее тело лежало в багажнике универсала или, возможно, на заднем сиденье, накрытое одеялом и окруженное коробками с книгами, набитыми учеными сносками и приложениями. Анализ интерьера Vauxhall дал образцы волос Джейн и ее крови. Что Сперджен сделал в тот день, кроме убийства Джейн, так и не было ясно установлено. Резник представил, как они едут куда-нибудь в уединенное и тихое место, чтобы продолжить свой спор, он слышал, как голоса звучали все громче и громче, слова Джейн становились все более ранящими, более окончательными; видел отчаяние на лице Сперджена, первый бешеный удар – но чем? Домкрат, железные перила, лопата? Оружие еще не нашли.

  Невероятно, но в пятницу Сперджен поехал на север, в Халл, и заехал к некоторым из своих клиентов, университетскому книжному магазину и другим, получив небольшое количество заказов. Что он подумал? Что, если бы он вел себя как обычно, все остальное ушло бы? Той ночью он остановился в той же гостинице, которой обычно пользовался, а в субботу отправился в долгое и извилистое путешествие на юг, которое проведет его через Бригг и Кейстор, вниз через Линкольнширские холмы и, наконец, снова на восток – Слифорд, Ньюарк-он-Трент. Джейн всегда позади него, всегда заполняет его голову, холодная, голая, мертвая.

  Было ли решение опустить ее тело в стоячую воду канала сознательной попыткой связать ее убийство с убийством других, переложить вину? Или это, наконец, казалось единственным идеальным местом? Думал ли он, что она утонет и исчезнет или просто всплывет? Сколько он вообще думал? Резник видел ноги, затекшие, ломающие поверхность воды, туловище, туловище и руки; всплеск, когда Сперджен наконец отпустил.

  – Боже, – сказала Ханна, прижимая Резника к себе. – Как он мог?

  «Я не знаю, – сказал Резник.

  Но, конечно, он сделал; они оба сделали, глубоко внутри.

  Через месяц после первого ареста Алоизиус Джеймс был освобожден из-под стражи без предъявления дополнительных обвинений. В настоящее время он подает в суд на компенсацию, и, несмотря на все усилия отдела по расследованию серьезных преступлений, никаких дополнительных подозреваемых не установлено.

  Фарон еще раз зашел к Грабянски как к посыльному. Эдди Сноу хотел встретиться с ним в том новом месте, знаете, Ладброк Гроув, итальянский, раньше был пабом.

  Не все ли, подумал Грабянски? – Есть что отпраздновать? он спросил.

  Фарон пожал плечами. – Одна из сделок Эдди.

  – Ты будешь там?

  «Может быть.» Она посмотрела на него и сделала то же самое глазами.

  Грабянски коснулся рукой ее щеки. – Не надо, – сказал он. «Найди оправдание, что угодно. Просто не уходи».

  Эдди Сноу был одет в красную шелковую рубашку, черный кожаный жилет, узкие белые брюки и сшитые вручную сапоги. Внизу в баре он заказал шампанское и сунул в карман Грабянски конверт, полученный им от продажи двух произведений английского импрессионизма в Бахрейн. В ресторане, окруженном ослепительно-абрикосовыми стенами, ели каменного краба с сельдереем, бараньи котлеты с тимбале из баклажанов. Сноу был в экспансивном настроении, рассказывая о прошлом своей звукозаписывающей компании и премьере крю в Шабли. Пока они ждали эспрессо, он перегнулся через стол и дал Грабянски второй запечатанный конверт.

  «Что, – сказал Грабянски, тщательно формулируя, – вы ожидаете, что я буду делать с этим?»

  Эдди усмехнулся в ответ. – Как насчет того, чтобы сунуть его в архивы «Сэра Джона Соуна», где-нибудь в пыльном месте, где его удобно было бы найти в следующий раз, когда они будут проводить обыск.

  Без обслуживания счет, должно быть, стоил Сноу значительно больше сотни фунтов. Может быть, больше. Джеки Феррис и Карл Винсент ждали в машине без опознавательных знаков через улицу.

  «Я еду в эту сторону, – сказал Грабянски, – автобус 31, верно?»

  – Ты и твои автобусы, – рассмеялся Сноу. – Немного кровавого жеманства, тебе не кажется? Он помахал на прощание и прошел квартал, прежде чем повернуть голову на то, что, как ему показалось, было звуком такси. Зачем ходить, если можно ездить? Только это было не такси.

  Резник прочитал в газете о британском арт-дилере по имени Текрей, который был арестован на основании ордера Интерпола за попытку контрабанды картины малоизвестного английского художника Герберта Далзейла в Японию. Что еще более важно, отдел искусств и антиквариата совершил налет на помещения в Ноттинг-Хилле, Хэмпстеде и Хакни в связи с всемирным рэкетом, связанным с ложной аутентификацией и продажей поддельных картин. Эдди Сноу был среди тех, кто помогал Скотленд-Ярду в расследовании. Несколько дней спустя Резник также получил сообщение от сестры Терезы с просьбой встретиться с ним в городе после того, как она закончила свою еженедельную работу на местном радио.

  – Есть интересные звонки? – спросил Резник. Они сидели в фуд-корте и пили кофе из бумажных стаканчиков.

  «Семьдесят двухлетняя женщина ухаживает за своей девяностотрехлетней матерью и задается вопросом, не имеет ли она права на небольшую помощь? Другой пенсионер, желающий, чтобы я помолился за его кошку, чтобы она получила милостивое освобождение. Две женщины, судя по их голосу, каждой из них не больше двадцати, обе в отношениях с мужчинами, которые их бьют. Он любит меня, сестра, что мне делать?»

  Всего два, подумал Резник?

  Тереза ​​открыла свою сумку и дала ему открытку и пакет. Карта была из Лиссабона, белые здания спускались к настоящему синему морю. Таковы пути праведности , писал Грабянски. Я всегда думал, что они отправились в Сент-Айвс .

  – Посылка, – сказала Тереза, – она для тебя.

  Это был компакт-диск Оркестра Дюка Эллингтона, записанный в 1968 году и содержащий «Сюиту Дега».

  «Возможно, – сказала Тереза, – я могла бы прийти и послушать ее как-нибудь. Боюсь, орден не видит необходимости в том, чтобы у нас было что-то большее, чем маленькое радио „Робертс“.

  «Было бы приятно, – сказал Резник. И это было.

  Казалось, Грабянски недолго задержался в Лиссабоне. Как-то утром, осторожно пробравшись в гостиную, Мириам Джонсон остановилась на своем медленном пути и уставилась: два украденных Далзейла снова стояли на стене.

  Только после ее смерти, к счастью, через какое-то время в будущем, стал обсуждаться вопрос о том, были ли это подделки. Между тем, когда обрадованная Мириам Джонсон сообщила Резнику об их чудесном возвращении, а Резник передал эту новость сестре Терезе, Тереза ​​не в первый раз задумалась о том, что Господь действительно действует таинственным образом.

  Резник и Ханна говорили о кошках. В результате он стал оставаться у нее дома меньше в будние дни, больше в выходные, а когда он это делал, он платил тринадцатилетнему сыну ближайшего соседа, чтобы тот приходил и прислуживал животным. – Подними их, – сказал ему Резник. «Погладьте их, поднимите немного шума. Но не большой черный. Он достанет тебя за пальцы, если ты не будешь осторожен.

  В течение половины срока Ханны они сели на поезд «Евростар» до Парижа, и Резник понял, глядя на афишу возле Северного вокзала, что опоздал на Милта Джексона на два дня. Вместо этого они пошли к певице Ди-Ди Бриджуотер, радостно исполнявшей ее версии мелодий Горация Сильвера.

  Уже более шести месяцев; если бы они не были осторожны, это был бы год. Ханна время от времени думала о своем бывшем любовнике-ирландце, время от времени размышляла о других любовниках, которых у нее никогда не было, но большую часть времени казалась довольной.

  А Резник…?

  Однажды ночью, более чем напившись после ужина с друзьями, возбужденные, он и Ханна начали заниматься любовью на лестнице, продолжили на отшлифованном полу, а затем наполовину на кровати, наполовину над кроватью. Ханна с запрокинутой головой, широко раскрытыми глазами, пальцами, вцепившимися в его спину, разрывая кожу. «Обними меня, Чарли! Держи меня!"

  Он не слышал, по крайней мере, последнего слова; не раньше, чем его потное лицо рядом с ее, она прокричала это ему в ухо.

  Он сидел внизу, в расстегнутой рубашке, в трусах-боксерах, с босыми ногами. Ханна подошла и села напротив него, подтянув ноги на стуле.

  «Чарли…»

  «Каждый день, – сказал он, – в большинстве случаев, так много из того, с чем мне приходится иметь дело, исходит от этого».

  «Тот?»

  «Люди имеют власть друг над другом, используя их. Подчинение. Повредить." Он посмотрел на нее, на красоту в ее глазах. „Это не игра“.

  Она подошла к нему, села на пол, обхватив руками его ноги и положив голову ему на бедро. – Чарли, – сказала она через некоторое время, – тот факт, что я могу сказать это тебе, что я могу спросить тебя... Эта фантазия – вот и все, фантазия – я никогда не смогла бы показать этого, выставить себя таким образом, если бы Я не доверял тебе. Абсолютно. Это показывает, насколько безопасно я чувствую себя с тобой, как мы близки, разве ты не понимаешь?

  Резник наклонился и погладил ее по волосам, коснувшись пальцами тонкой линии ее спины, но все же нет, он не видел.

  – Я возвращаюсь наверх, – сказала Ханна, вставая на ноги. – Ты скоро встанешь, да?

  Резник кивнул, но не пошевелился; он не двигался до тех пор, пока гораздо позже, на негнущихся ногах, он подошел к окну, чтобы отдернуть шторы, и к тому времени первые лучи дня растянулись над парком.