Текст книги "Тихие воды (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

  И, да, когда принесли чай вместе с молоком и сахаром на импровизированном подносе, именно Хан передал его по кругу и, перехватив взгляд Резника, чтобы узнать, идти ему или остаться, отнес свою кружку в сторону комнаты. и сел на стул с прямой спинкой возле двери.

  – Я… я не знаю, – сказал наконец Сперджен, – что вы хотите, чтобы я сказал.

  «Правда», – ответил Резник.

  – Но о чем?

  «Все.»

  Сперджен попробовал свой чай, добавил еще сахара и оставил его в покое.

  "Мистер. Сперджен…”

  – Я сказал тебе правду.

  «О Джейн? Вы не знали, что с ней случилось?

  «Конечно, нет.»

  – И вы давно ее не видели?

  Сперджен покачал головой.

  «Сколько? Пятнадцать лет? Десять?»

  «Десять, что-то в этом роде. Десять. Точно не помню».

  «Что случилось, – спросил Резник, – что ты перестал с ней видеться?»

  «Полагаю, мы просто разошлись, ты же знаешь, как это бывает. А потом, конечно же, я женился на Луизе».

  – Значит, ваша жена знала ее?

  "Нет. Они никогда не встречались».

  – Тогда странно, – мягко сказал Резник, – что она так отреагировала.

  На мгновение Сперджен закрыл глаза. «Луиза говорила, что я все время говорил о Джейн. Она сказала, что я сравнивал их двоих. Это охотилось на ее разум. Я полагаю, поэтому, когда она услышала, что случилось…

  Наклонившись вперед, Резник отставил чашку чая в сторону. – У вашей жены не было другой причины так ревновать?

  – Я же сказал тебе, я не видел Джейн…

  «В десять лет.»

  «Верно.»

  – И не разговаривал с ней.

  «Нет.»

  "Мистер. Сперджен, – Резник чуть повысил голос, передвигаясь на стуле, – вам не кажется, что пришло время прекратить все это?

  Когда Сперджен снова заговорил, его голос был таким тихим, что и Резнику, и Хану пришлось напрячься, чтобы расслышать. «Когда я впервые встретил Луизу, я все еще переживал за Джейн. Я не думаю, что я даже понял это в то время, но это было правдой. Первая любовь, я полагаю, это то, что вы сказали бы. Но я вообще не поддерживал с ней связь, не знал, где она, я даже не надеялся услышать о ней снова. И вот через пару месяцев после свадьбы пришла открытка. От Джейн. Не знаю, как она узнала, но узнала и прислала эту открытку, пожелав мне удачи. Поздравляем. Конечно, я должен был сразу же показать его Луизе, но я этого не сделал. Возможно, была какая-то вина, смущение, что угодно». Сперджен все время крутил обручальное кольцо на руке. «Так легко попасться на лжи». Он посмотрел Резнику в глаза. «Луиза нашла карту почти год спустя; Я не выбросил его. Она… то, как она вела себя, было несоразмерно. И она не забыла. Даже сейчас.

  «Скажи мне, – сказал Резник, – что было написано на карточке».

  Сперджен отвернулся. «Поздравления и удачи, со всей моей любовью, Джейн». Он колебался. «Тогда внизу она написала: „Хотел бы я, чтобы это был я“.

  – Ты не ответил? – спросил Резник.

  Сперджен покачал головой. – Я заправил свою постель. И кроме того, не было обратного адреса».

  «Попозже».

  «Мне жаль?»

  «Адрес Джейн, вы узнали позже, какой он был».

  «Что ты говоришь?»

  – Я хочу сказать, мистер Сперджен, что если бы вы каким-то образом не связались с Джейн Петерсон, она бы никогда не позвонила вам в «Дрейхорс» на Ньюмаркет-роуд, всего в десяти минутах езды от здесь, в тот день, когда она исчезла. Ровно за неделю до того, как ее нашли мертвой.

  Сорок три

  По пути Фарон почти не разговаривал. Без макияжа лицо, выглядывающее из окна мини-кеба, казалось даже моложе своих девятнадцати лет. Хокстон, Хаггерстон, Хакни, Бетнал Грин, Лондон Филдс: все ее амбиции заключались в том, чтобы уйти от этого, а не вернуться назад.

  Для Грабянски это было чуждо. В тот момент, когда он прошел – где? – Угол Хайбери? Стэмфорд Хилл? – в ту минуту, когда он пересек эту неопределимую границу между Севером и Востоком, он почувствовал, что соскальзывает в мир, которого он не знал и которого если не боялся, то, по крайней мере, опасался. Обувь со скидкой и восстановленные велосипеды, модные часы и сшитые на заказ костюмы, лайкра в сорока пяти стилях по цене 14,95 метра, рубленая селедка, дешевое карри, бейглы с соленой говядиной, вяленая соленая рыба, свиное мясо. рысаки, свиные хвосты в мешочке по 99р. Должна быть стена, подумал Грабянски; наверное был.

  Водитель повернулся и сказал через плечо, и Фарон ответил ему. Уже недалеко.

  Грабянски где-то читал, вероятно, во время Whitechapel Open, что в этой части Лондона живет больше художников, чем во всем остальном городе, вместе взятом. Студии в домах, старые пекарни, пивоварни, которые закрылись слишком рано для бума; студии в арках под железнодорожными путями, которые все еще пересекались от Стратфорда и Бромли-бай-Боу до Уиллесден-Джанкшн и Кенсал-Грин. Слоан бывал здесь раньше большинства из них, он тоже не был его родным домом, к югу от той реки, но именно здесь он написал свои первые серьезные картины после окончания художественной школы, именно здесь, если годы, проведенные в Штатах, были забыты... в основном они были – он остался.

  Такси подъехало к ряду высоких зданий с плоским фасадом и широкими каменными ступенями, ставшими гладкими в центре от эксплуатации и времени.

  Грабянски велел водителю подождать и вышел вслед за Фароном на широкий тротуар. Собака без ошейника, которая раньше обнюхивала мусорные баки, сложенные внутри низкой стены, вместо этого подошла и обнюхала их. Рассеянно Фарон погладил его по голове.

  «Который из?» – спросил Грабянски.

  Она указала. «Конец.»

  Там были ступеньки вниз в подвал, ступеньки вверх. Мусорные ведра в стороне, пространство перед входом было заполнено пластиковыми и бумажными обломками случайных прохожих, старой дымовой трубой, которую кто-то засыпал землей, но в которой ничего не росло, несколько бутылок и одна или две банки.

  Поднявшись, Фарон позвонил. Через некоторое время они услышали музыку, а затем шаги, быстрые и тяжелые, на лестнице. Слоан отдернула засов и распахнула дверь, глядя наружу. Он был одет в тот же комбинезон, в котором Грабянски видел его раньше, тот же вопрос в его сильных голубых глазах.

  – Какого хрена ты его привел? – спросил Слоан.

  Осторожно Фарон открыла глаза. – Он спросил меня, – сказала она.

  Слоан фыркнул и провел рукой по лицу. Грабянски он сказал: «Теперь ты здесь, я думаю, тебе лучше войти внутрь».

  Последним звуком, который Грабянски услышал перед тем, как Слоан захлопнула дверь, был стук каблуков Фарона по тротуару, когда закрылась дверца кабины.

  На каком-то этапе весь верхний этаж был обнажён, очищен до штукатурки и досок, от штукатурки до грубого кирпича. Краска была в пятнах и размазана по полу и самой дальней стене. На металлических полках было свалено множество кистей, мастихинов и красок, пачки бумаги, высыпавшиеся из коричневых, неплотно перевязанных папок, книги, иллюстрирующие работы других художников, каталоги, коллекция пластинок с погнутыми и порванными обложками. Два четырехфутовых динамика, приподнятые над полом на кирпичах по обеим сторонам комнаты, воспроизводили хриплый, аритмичный звук, который, по мнению Грабянски, мог быть чем-то вроде абстрактного джаза, но ничего подобного он раньше не слышал.

  Холсты разных размеров хаотично прислонены друг к другу вдоль стен; на мольберте у дальнего окна стояла незаконченная работа маслом, которую Грабянски признал в стиле Уильяма Стотта из Олдема. Однажды Грабянски украл один, небольшой морской пейзаж, у частного коллекционера в Лидсе.

  Над всем этим возвышался, постоянно привлекая внимание Грабянского, один огромный холст, шире и выше, чем размах двух мужских рук, вытянутых и связанных внутри отдельно стоящей деревянной рамы. Пылкая и кричащая, краска толстым слоем лежала цветными листами, ярко-красными и пурпурными, перекрывающимися кристально-синим. Ближе можно было увидеть места, где более ранние попытки были соскоблины и замазаны, соскоблины и замазаны, пробиты, выдолблены и избиты ближе к видению художника.

  «Что?» Слоан закричала сквозь шум.

  Грабянски не отрывал глаз от холста. «Это ваше.»

  «Конечно, это, черт возьми, мое!»

  – Я имею в виду, что это не копия.

  «Я знаю, что Вы имеете ввиду.»

  «Это потрясающе».

  «Это дерьмо».

  Как разбивающаяся поверхность воды, музыка остановилась. Слоан подошел ближе к холсту, потом отошел.

  «Что с этим не так?» – спросил Грабянски.

  – Что случилось, – сказал Слоан, – так это то, что уже не тысяча девятьсот пятьдесят девять. А теперь почему бы тебе не сказать мне, зачем ты здесь, чтобы я мог продолжить?

  Когда Грабянски сказал ему, Слоан неторопливо подошла к окну и выглянула наружу. «Почему, – сказал он, подходя к проигрывателю, – я должен залезать так далеко в нос Эдди Сноу?»

  Грабянски пожал плечами. «Удовольствие от этого? Соревнование?"

  Слоан посмотрела на него. «Деньги?»

  «Это тоже.»

  Слоан опустила звукосниматель, и комнату снова наполнил какофонический звук Чикагского художественного ансамбля.

  Сорок четыре

  – Вы не будете возражать, сэр, если мы сделаем быструю фотографию?

  Резник проинформировал Колина Пресли, старшего местного офицера уголовного розыска, о своем предстоящем визите, и теперь второй звонок в штаб-квартиру Кембриджа обеспечил комнату для допросов с магнитофоном, парковкой для автомобилей, использованием столовой. Короткая прогулка Линн по Фронт-стрит не дала никаких результатов, кроме того факта, что жизнь Спердженов станет проще и опрятнее, если им найдётся хорошая экономка или помощница по хозяйству. Даже дети, которые убирали за собой, помогали. Теперь Хана отправили в Дрейхорс с поляроидом Питера Сперджена в поисках подтверждения того, что это был человек, который постоянно звонил туда и время от времени пользовался их телефоном.

  Резник и Линн сидели в комнате для допросов, высоко в задней части здания, и смотрели, как Сперджен снова и снова протирает линзы своих очков желтой тканью. После всех отступлений и обмана Резник полагал, что смена обстановки на что-то более официальное может быстрее развязать язык Питеру Сперджену.

  «Ваше прежнее отрицание, – сказал Резник, – каких-либо продолжающихся отношений с Джейн Петерсон…»

  «У нас не было отношений…»

  – Или узнать о ее смерти…

  Сперджен обхватил голову руками.

  «О, Боже, – подумала Линн, – он совсем сойдет с ума».

  «Я готов принять, – сказал Резник, – все это было вызвано непосредственным стрессом ситуации. Но теперь я хочу, чтобы мы были ясны. Это расследование убийства. Любые дальнейшие попытки сбить нас с пути, каким-либо образом помешать этому расследованию будут рассматриваться очень серьезно».

  Никакой реакции, кроме неопределенного трепета рук.

  "Мистер. Сперджен, ясно?

  «Да.» Слабо. – Да, да, конечно.

  – Тогда расскажи нам в свободное время все, что сможешь, о себе и Джейн.

  Сперджен снова надел очки на лицо, снова наполовину снял их, вернул на место; Резник потянулся через стол и убрал их, последнюю опору, оставшуюся у Сперджена.

  – Это… это правда, – наконец начал Сперджен, – то, что я сказал вам о карте. Приходит так, как это произошло, из ниоткуда».

  Резник ободряюще кивнул, даже улыбнулся. «Когда мы с Джейн впервые встретились, это был первый день в колледже, первый вечер. Мы только начали говорить. Следующее, что мы собирались вместе, идя стабильно. Это просто казалось, я не знаю, естественным, естественным поступком».

  «И это продолжалось все время, пока вы были здесь, – спросил Резник, – в университете?»

  Сперджен кивнул. «Да.»

  – Никаких мелких происшествий, – сказала Линн. – Никаких ссор?

  «Не на самом деле нет.»

  «Идеальная пара.»

  – Так все говорили.

  «Итак, что случилось?» – спросил Резник.

  Сперджен закашлялся, заерзал, прочистил горло. «В конце… после выпуска Джейн поехала в Эксетер, чтобы пройти годичный курс PGCE, получить сертификат преподавателя, а я остался здесь и начал работать над некоторыми исследованиями. Сначала мы виделись каждые выходные, вплоть до рождественского вакуума. Это было тогда, когда Джейн сказала, что было бы неплохо, если бы мы немного отступили, это было выражение, которое она использовала, дав себе возможность подумать о том, что происходит».

  «Что происходило?» – спросил Резник.

  "Я не знаю. Что касается меня, ничего, я все еще чувствовал то же самое».

  «Она встретила кого-то другого, – сказала Линн.

  «Нет. Я имею в виду, да, может быть. Я не знаю.»

  – Она не сказала?

  Сперджен ответил не сразу. «Она сказала, что мы должны быть достаточно зрелыми, чтобы уважать частную жизнь друг друга».

  – Она встретила кого-то другого, – снова сказала Линн.

  «Как вы думаете, – сказал Сперджен, – я мог бы выпить? У меня во рту очень сухо».

  Резник кивнул Линн, которая соскользнула со стула и вышла из комнаты.

  Глаза Сперджена без очков были беспокойными и бледными. «После Пасхи она перестала писать. Не звонил. Я поехал в Эксетер на поезде, и она отказалась меня видеть. Я не мог этого понять, она просто не слушала доводов. Как только я вернулся, я написал письмо за письмом. Если я звонил, она не отвечала на мои звонки».

  – И она не дала тебе никаких объяснений?

  Сперджен снова покачал головой. "Она отказалась. В упор. Я не знал, что делать».

  «Что ты сделал?»

  «Я погрузился в свои исследования, уехал, нашел работу в издательстве. Мне повезло. Я справился, попал. Ладно, подумал я, я забуду ее, я сделаю это».

  – А ты? Забыть ее?"

  «Конечно, нет.»

  Снаружи послышался легкий звон, который Резник уловил, а Сперджен, возможно, нет; Линн вернулась и должна была прислушаться к двери, услышав разговор в достаточной степени, чтобы понять, что ей следует оставаться на месте.

  «Я занял немного денег и начал свой собственный бизнес. Маленькая пресса, знаете ли, специализированные издания. Все прогнозы показывали, что есть все шансы, что через пару лет я смогу выйти на уровень безубыточности, вернуть долг и после этого начать двигаться вперед. Не так все вышло». Сперджен вытер рот рукой. – Часть денег я занял у Луизы, ну, я полагаю, у ее семьи. К тому времени мы были вместе, помолвлены, и это казалось вполне естественным. Я помню, как после свадьбы ее отец произносил эту речь, как его дочь собиралась сидеть по правую руку от следующего лорда Вайденфельда, следующего Алана Лейна. Чуть более четырех лет спустя я разорился, практически обанкротился. Семья Луизы почти не разговаривала с ней, разве что клеветала на меня, говорила ей, какой дурой она была, бросившись на такого дурака, как я».

  Он сделал паузу, и Линн проскользнула обратно в комнату с очками и кувшином мутной воды.

  Сперджен подождал, пока она сядет. «Примерно тогда Джейн снова связалась со мной. Она увидела что-то в одной из газет о банкротстве фирмы, всего лишь параграф, но этого было достаточно, чтобы помочь ей найти меня. Она позвонила как-то днем, в воскресенье, мне повезло, что я взял трубку. „Здравствуйте, – сказала она, – это Джейн Петерсон“, и какое-то мгновение я не знал, кто это. Я даже не узнал ее голос».

  Он налил себе воды из кувшина и выпил.

  «Мы договорились встретиться в Кембридже, в книжном магазине Хефферса в центре города. Если бы кто-нибудь увидел меня, увидел нас, сказал бы что-нибудь Луизе по любому поводу, что ж, у меня была бы веская причина быть там. Вот такой вот балкон, который огибает лавку с трех сторон, и там я стоял, я хотел быть уверен, что увижу ее, когда она войдет. Наверное, я боялся не узнать ее, но, конечно, когда она вошла в дверь, я знал, кто она.

  «Мы поехали в Грантчестер и сели в этом открытом, ну, чайном месте, кафе, прямо ото всех, в тени деревьев. Мы сидели целую вечность, пили чай, яблочный сок, Джейн рассказывала мне о своей жизни. Об Алексе, каким он был параноиком, собственником. И – она не сказала мне этого сразу – как он ее бил. Где бы никто не увидел. Я мог бы… Если бы я мог наложить на него руки, клянусь, я бы его убил.

  Сперджен резко откинулся на спинку стула, закрыв глаза. Резник и Линн обменялись быстрым взглядом.

  «Мне интересно, на что это должно было быть похоже, – сказал Резник, не желая, чтобы его отвлекали слезы, – увидеть кого-то, кого ты любил снова после стольких лет».

  Сперджен открыл глаза. – Это было чудесно, – просто сказал он. «Это было так, как будто мы никогда не были врозь; как будто она никогда и не уезжала».

  – Но ты был, – сказала Линн. «Она была замужем. Вы оба были женаты.

  "Я знаю. Я сказал ей оставить его. После того, что он сделал…

  – А ваша жена? – спросила Линн. «Луиза?»

  «Это было кончено».

  – А дети?

  Сперджен провел пальцами по волосам. «Я бы оставил их в один момент, всех их. Дети вряд ли заметят, Луиза будет рада. Что касается ее родителей, то они будут в восторге, в восторге».

  – Что она сказала на все это? – спросил Резник. «Джейн?»

  «Она надеялась, когда она пришла ко мне, надеялась, что я спрошу ее, я мог видеть это. Вот что она хотела знать, если я все еще чувствую то же самое».

  «И она, – спросила Линн, – чувствовала к тебе то же самое?»

  – Да, да, я уверен, что она это сделала. Но она испугалась. Боится Алекса. Просто в ужасе от того, что он сделает, если узнает, что мы хотя бы виделись, разговаривали, не говоря уже ни о чем другом.

  – Так как же ты оставил его? – сказал Резник. «После того первого случая? Вы бы сказали, что было – что бы вы сказали? – понимание?"

  – Она собиралась очень серьезно подумать о том, что мы сказали. Конечно, легко не будет, мы это понимали. У нее были все эти проблемы с Алексом, и мне пришлось много работать, чтобы выплатить все свои долги. Мы договорились, что будем поддерживать связь, насколько это возможно, строить планы».

  – И ты это сделал?

  "Это было сложно. Иногда месяцами не было возможности поговорить. Казалось, он следит за каждой минутой ее времени. И из-за всей обиды, которую Луиза накопила на Джейн, я не осмеливался рисковать, чтобы она позвонила мне домой.

  – Когда вы начали использовать ломовую лошадь для звонков? – сказала Линн.

  "Да. Я пытался быть там в определенное время, иногда она звонила, а иногда нет».

  «И это продолжалось, – сказал Резник, – не месяцы, а годы?»

  «Да.»

  – И все это время вы ждали, когда Джейн уйдет от мужа и будет жить с вами?

  «Да.»

  «Тебе никогда не приходило в голову, – сказала Линн, – что она могла тянуть тебя за собой?»

  "Конечно, нет. Она была влюблена в меня, мы были влюблены. Все было так же, как прежде».

  Настала очередь Резника налить и выпить немного воды. «Расскажите нам об этом в последние несколько месяцев», – сказал он.

  «Джейн была почти на грани разрыва с Алексом. Она не могла продолжать так вечно, что-то должно было случиться. И я думаю, помощь в организации этой дневной школы помогла, придала ей импульс. Но она все еще боялась сказать ему это в лицо. Так что мы договорились, что она напишет ему, опубликует это в тот же день и просто уйдет. Я подъезжал и забирал ее посреди дневной школы, и мы просто уходили. Оставайся в отеле. В любом месте. Что касается Луизы, то я был в командировке, Восточная Англия, Халл, это путешествие, которое я совершаю каждые несколько месяцев. Она не ждала меня до конца недели. Он сложил руки, одну над другой. „Это было бы так“.

  «За исключением того, – сказал Резник, – что это не так».

  Сперджен вздохнул. «Она не писала письмо. Об этом мы и спорили в тот день. Она обещала, что сделает это, как только мы уедем, но каждое письмо, которое она писала, плакала. Она даже набрала его номер, но потом не дозвонилась. К среде она говорила, что должна вернуться и встретиться с ним лицом к лицу. Она думала, что сможет сделать это сейчас, после того, как побыла со мной. Я пытался отговорить ее от этого, но она уже приняла решение. Она пойдет и увидит его, скажет ему, что уходит от него и почему, а затем вернется ко мне».

  – Это было в среду, говоришь?

  – В среду утром, да.

  – И она вернулась в тот день?

  «Да.»

  – Ты ее водил?

  – Только до Грэнтэма. Остаток пути она хотела проделать на поезде. Она сказала, что будет лучше всего дать ей возможность обдумать, что именно она собирается сказать, очистить свой разум.

  – Ты не думал, что должен быть с ней? – спросила Линн. – Что, может быть, вам стоит сразиться с ним вместе?

  "Да, конечно. Но это было не то, чего хотела Джейн. Она не хотела об этом слышать. Она хотела, чтобы я остался в Грэнтэме и ждал ее там. Я забронировал номер в отеле; она собиралась успеть на поезд обратно в тот вечер. Она так и не пришла.

  «Итак, что ты сделал?» – спросила Линн.

  "Что я мог сделать? Я ждал и ждал. Пошел на станцию ​​и встречал каждый поезд на следующий день».

  – Что, по-вашему, произошло? – спросил Резник.

  «Сначала я подумал, что Алекс, должно быть, держит ее там насильно, против ее воли. Но потом, когда я еще не слышал, я подумал, так или иначе, он уговорил ее передумать. Так что я пошел домой. Я не мог думать, что еще делать. Потом, когда я включил телевизор и это было во всех новостях, я не знал… мне не с кем было поговорить, я даже не мог узнать, станете ли вы, полиция, когда-нибудь свяжу ее со мной. А потом, когда я увидел, что ты идешь по тропинке…

  Резник кивнул и сделал паузу. – Как вы думаете, что произошло? он спросил. – Как вы думаете, что случилось с Джейн?

  Сперджен не колебался. – Он убил ее, не так ли? Алекс. Убил ее и бросил… бросил в канал».

  Нет способа остановить слезы, возвращающиеся сейчас, и они даже не пытались.

  Офицер в форме присматривал за комнатой для допросов, пока Резник и Линн суетились в столовую.

  «После почти часа, проведенного с ним, – сказала Линн, – я могу понять привлекательность такого парня, как Петерсон. Хоть что-то о нем.

  – Даже если для этого придется время от времени отправляться в аварийную и аварийную ситуации?

  Она энергично замотала головой. «Нет, не это. Но Сперджен… Слишком просто говорить себе, что ты влюблен в какую-то фантазию. Особенно ту, которую почти никогда не увидишь. Зрелище проще, чем цепляться за то, что у тебя есть, трудная жена и куча взбалмошных детишек, нуждающихся в хорошей сортировке. Нет, он ничто. Провал, насквозь».

  – Значит, он тебе за это не нравится?

  «Если бы я этого не видел, мне бы не понравилось, что он завязывает шнурки на собственной обуви».

  Резник все еще смеялся, когда к ним спешил Хан с фотографией Сперджена в руке. – Его, сэр, без сомнения.

  Резник кивнул. – По крайней мере, эту часть он не отрицает. Но есть еще кое-что, так что не тратьте усилия на то, чтобы присесть. В Грэнтэме забронирован номер в гостинице, нам нужно знать, сколько дней Джейн Петерсон провела там со Спердженом. Что еще можно нарыть. Мы с Линн бросим Сперджена на милость его жены, нам не на чем его удержать, и я сомневаюсь, что он все равно будет бегать. Потом мы вернемся и посмотрим, что скажет сам Петерсон».

  – Верно, сэр. Хан уже задавался вопросом, когда у него в следующий раз появится возможность позвонить Джилл, чтобы перекусить; думая также о том, что, несмотря на все разговоры о том, что Линн подала заявку на перевод, потому что она до сих пор работала с Резником, он не мог сказать, что в последние дни это было заметно.

  Сорок пять

  Эдди Сноу развернул бумажную салфетку, вытер пальцы, снова сложил салфетку и подобрал то, что осталось от четвертьфунтовой тарелки средней прожарки с беконом и швейцарским сыром. Они были в закусочной Эда, не в той, что в Хэмпстеде, мимо которой часто проходил Грабянски, а в которую иногда заходил, а в той, что на Олд-Комптон-стрит в Сохо, может быть, в оригинале, Грабянски не знал. Стиль был ретро пятидесятых-начала шестидесятых, школа американского граффити , красное и хромированное, пуфы, рок-н-ролл на музыкальном автомате, яблочный пирог.

  «Экспорт редких произведений искусства на Ближний Восток, – сказал Сноу, – кто-нибудь может подумать, что вы пытаетесь продать оружие Саддаму в самый разгар гребаной войны в Персидском заливе».

  Грабянски потягивал соломинку бананового молочного коктейля; это был отличный коктейль, сливочный и густой, но требовалось сильное всасывание, чтобы поднять его через соломинку. – Там какая-то беда, Эдичка, ты хочешь сказать?

  «С такой линией всегда есть проблемы. В противном случае вы думаете, что все остальные не стали бы этим заниматься?

  Грабянски кивнул. – Думаю, да.

  «Это как заниматься сексом с одной и той же женщиной спустя слишком много лет: независимо от того, насколько вы можете быть увлечены, как сильно вы ее хотите, с каждым разом все труднее».

  Грабянски отодвинул молочный коктейль в сторону. «Итог», – сказал он.

  "Нижняя линия? Заявки на транзит товаров, предварительные счета-фактуры, импортно-экспортные лицензии, грузоперевозки, таможня и акцизы. Еще четыре недели. Возможно, шесть».

  «Шесть?»

  – Снаружи восемь.

  Грабянски покачал головой и уставился на свой брошенный хот-дог.

  «Что?» – сказал Сноу. «У вас проблемы с хранением? Я думал, ты решил все это?

  «У меня есть, у меня есть, просто…»

  «Прошло много времени с тех пор, как первоначальная работа была сделана».

  «Верно.»

  «Задолго до того, как вы увидите какое-либо денежное вознаграждение за свой труд».

  «Точно.»

  Сноу отложил несъеденную часть булочки, наклонился к официанту в белой форме, стоявшему по другую сторону стойки, и заказал диетическую колу.

  «Джерри?»

  «Нет, спасибо. Нет я в порядке.»

  «Хорошо хорошо.» А когда ему принесли кока-колу и он проглотил достаточно, чтобы вызвать отрыжку, он сказал: «Та самая проблема с денежным потоком, ваша, она тренировала мой разум».

  Грабянски ждал. Коробка играла Рики Нельсона. «Бедный маленький дурак». Кто скажет, подумал Грабянски, он или я?

  Сноу понизил голос, но лишь немного. – Этот твой талант входить и выходить из мест без предупреждения. Есть несколько вещей, которые я мог бы сделать, если бы меня поместили в целости и сохранности, где никому и в голову не пришло бы искать их, пока им не скажут».

  «Какие вещи?» – спросил Грабянски.

  «Добросовестность. Документы. Ничего сложного.

  «И эти места, к которым вы хотели бы, чтобы я получил доступ…»

  «Музейные кабинеты, архивы. По большей части низкий уровень безопасности».

  Грабянски вытащил меню из кетчупа и горчицы.

  – Что ты говоришь? – спросил Эдди Сноу.

  – Вы имеете в виду помимо того, сколько? Грабянски подумал, что, в конце концов, он может заказать пирог. Почему бы и нет à ля режим?

  Резник нашел Хелен Сиддонс в баре на первом этаже Forte Crest, сидящей в сером кресле напротив низкого столика Джека Скелтона, который выглядел наказанным еще до того, как Резник появился, и когда он это сделал, принял вид человека, который был пойман, когда мочится в собственную ногу.

  Резник поднял руку в знак приветствия и направился к длинному бару, переставив табуретку в дальний конец и, когда бармен заметил его, заказал большую водку со льдом. Он думал, что, возможно, его ждет настоящая драка.

  Теперь Сиддонс наклонилась к Скелтону, понизив голос, прежде чем внезапно откинуться на спинку стула и указать на него сигаретой с красным концом в правой руке. – Ты что, думаешь, Джек? Резник услышал и «жалкую суку-жену». Вскоре после этого, не махнув рукой и не сказав ни слова в сторону Резника, Скелтон встал и ушел.

  Резник задавался вопросом, должен ли он пойти туда, где сидела Хелен Сиддонс, или она подошла бы к нему; он все еще размышлял, когда она потушила сигарету и с мрачным лицом направилась в его сторону.

  Она снова загорелась, как только села. – Скотч, – сказала она, не удосужившись взглянуть на бармена. "Большой. Ни воды, ни льда».

  – Итак, Чарли, – сказала она, – как дела? И прежде чем он успел ответить: «Что случилось, Чарли? Что происходит почти с каждым мужчиной в гребаном мире? В ту минуту, когда вы теряете интерес, они убеждаются в том, что у вас есть кусок золота».

  Первую половину виски она выпила натощак, остальное равномерно и потребовала еще. Резник задавался вопросом, как долго она была там, началась ли эта конкретная сессия в обеденное время и просто лилась потоком.

  – Эта твоя женщина, Чарли, как ее зовут?

  «Ханна».

  «Хм, хорошо, пообещай мне это; пообещай мне вот что насчет тебя и милой Ханны…

  Резник подождал, пока она глубоко затянется сигаретой.

  – Обещай мне, что если она когда-нибудь захочет уйти, если когда-нибудь наступит день, когда она захочет уйти и покончить с этим, обещай, что отпустишь ее. Божьих благословений, Чарли. С Богом и до свидания. Никаких этих хныканий и нытья, ты-самое-важное-что-в-моей-жизни. Правильно?"

  «Правильно.»

  – Я серьезно, Чарли.

  «Я знаю.»

  Ее рука была на его колене. «Ты и я, Чарли, тебе это никогда не приходило в голову?»

  «Нет.»

  Она запрокинула голову и рассмеялась. «Господи, Чарли! Последний честный человек».

  Резник задавался вопросом, что такого в ней такого, из-за чего это прозвучало почти как оскорбление. – Я хотел спросить тебя… – начал он.

  «Что я здесь делаю полураздраженный? Победа или беда?» Она наклонила голову вперед, пока он не смог избавиться от никотина и виски в ее дыхании. «Этому маленькому хныкающему коротышке, которого компьютер изрыгнул для нас, Дэвиду Уинстону Алоизиусу Джеймсу пять лет за попытку изнасилования, за исключением, конечно, того, что он отсидел не более трех лет, мало того, что он получил еще два ареста за нападение, еще одно обвинение в непристойном разоблачении, которое было отклонено судом, угадайте, что он аккуратно засунул под матрас своей кровати, вместе с порнографией, которой больше, чем на верхней полке среднего газетного киоска, и десятком носовых платков, воняющих спермой?

  Резник не мог догадаться.

  «Еврокарта Миранды Конуэй с приложенной фотографией».

  – Вы привели его?

  «Что вы думаете?»

  «Заряжено?»

  «Еще нет.»

  – Что он говорит о карте?

  – Говорит, что нашел, как ты думаешь?

  – Есть что-нибудь еще, связывающее его с девушкой?

  – Давай, Чарли, чего ты хочешь? Любовные письма? Длина веревки?

  Резник пожал плечами. – Кто-то, кто видел их вместе ранее тем вечером. Она пробыла в Уорксопе не так уж и долго, но точно не опускала голову. Люди знали, кто она такая.

  Сиддонс закурил новую сигарету от окурка последней, запрокинул голову и выпустил дым в воздух. «Чарли, он соответствует профилю, у него есть удостоверение личности с фотографией, и мы можем поместить его здесь, в городе, за четыре дня до того, как вы утверждали, что его выловили из канала».

  Вместо прямого ответа Резник рассказал ей, что они узнали о Джейн Петерсон и Питере Сперджене. Она с интересом выслушала, задумалась и попросила большой кофе, черный, два сахара.