Текст книги "Последние обряды (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

  Ранее в кабинке, ожидая прихода доктора и наложения швов на запястье Уэсли, Эван спросил его, не следует ли им заранее согласовать версию событий.

  «События, Эван? Только одно событие, о котором кто-то расскажет Джеку, это то, что мы потеряли нашего пленника. Хорошо? Что касается остального, то говорить будешь ты, верно? До сих пор у тебя это неплохо получалось». А Уэсли отвернулся к стене.

  Благодарность, подумал Эван, после того, как я выскочил на эту чертову автостраду, рискуя жизнью и здоровьем, остановив кого-то, чтобы доставить тебя в больницу, вместо того, чтобы гнаться за Престоном по полям. Он полагал, что это тоже было неправильно.

  – Хорошо, – сказал Резник, занимая столик в углу столовой для посетителей. «Скажи мне, что случилось.»

  И, конечно же, Эван. Каждое движение было настолько подробно, что группа еще не покинула часовню, когда Шарон прибыла и скользнула на свободное место.

  К тому времени, как Эван закончил, его голос был чуть громче шепота, а выражение восприимчивого слушателя Резника, казалось, застыло и застыло на его лице.

  – Только одно, э-э, Эван, – сказала Шэрон, нарушая молчание. – Прежде чем посадить заключенного в машину для последней части пути, вы его не обыскали или что-то в этом роде?

  Эвану удалось выглядеть обиженным. «Конечно. Мы сделали. Уэсли держал его в наручниках, и я ощупал его».

  «Погладил его».

  – Хорошо, это был не обыск с раздеванием, я согласен. Но тогда я не видел в этом необходимости. Но это было тщательно, я проделал правильную работу».

  «И все же у него был клинок, – сказал Резник.

  «Да.»

  «Лезвие бритвы».

  «Да.»

  – Когда ты обыскивал его. Тщательно."

  Из глаз Эвана выступили слезы. – Ладно, Эван, – сказал Резник, поднимаясь на ноги.

  «Если нам нужно будет поговорить с вами снова, мы свяжемся с вами».

  Солнце было на удивление ярким для такого позднего дня и наклонялось к ним под крутым углом, когда они пересекали автостоянку, заставляя Шэрон щуриться, пока она выуживала свои солнцезащитные очки из сумки.

  «И что он сделал?» – спросила Шэрон. «Этот Майкл Престон».

  «Задушил его отца голыми руками, а затем на всякий случай ударил его домкратом по голове».

  Шэрон молчала, пока они не подошли к машине.

  Они сворачивали на кольцевой развязке Дерби-роуд, следуя за парой зеленых городских автобусов, когда она спросила Резника, что еще он знает о Престоне.

  "Суровый мужчина. Злодей. Отец управлял букмекерской конторой, одной из немногих оставшихся независимых. Сейчас захвачено, как и все остальное. Престон начал немного коллекционировать для него. Получил вкус. Окончил вооруженное ограбление. Пара почтовых отделений, строительные общества и тому подобное. Отсидел немного, но не так много, как следовало бы. Помнится, он мне нравился из-за высокооплачиваемой работы, но у него было алиби, и никто не был готов бросить его туда.

  Шэрон ухмыльнулась. – Виноват, однако?

  «Как грех». Резник рассмеялся.

  – То, что он сделал сегодня, Престон, ты бы не сказал, что это не в его характере?

  Резник покачал головой. «Похоже, он в значительной степени контролировал ситуацию. Он крут, конечно. Раньше был."

  – Странно говорить о ком-то, кто убил своего отца.

  Резник кивнул. «Это было импульсивно, иррационально… совсем не в его обычном поведении».

  «Двенадцать лет внутри, это меняет человека».

  Резник кивнул. «Такой мужчина, как Престон, делает его жестче».

  Они проезжали мимо Трех пшеничных снопов и собирались проехать по железнодорожному мосту по эту сторону Лентонской зоны отдыха. Резник мельком увидел команды в белом, мужчины и женщины, играющие в боулинг; дети на каруселях и качелях; Азиатские семьи сидят абстрактными кругами на траве, женщины с детьми, мужчины вдалеке, играющие в карты.

  – Все еще видишься с твоей дамой? – спросила Шэрон.

  – Ммм, – неуверенно сказал Резник. «Вроде, как бы, что-то вроде. Оба были немного заняты в последнее время. Вы знаете, как это бывает.»

  Ханна Кэмпбелл жила в одном из викторианских домов с террасами в конце набережной, выходящей на площадку для отдыха с другой стороны. Шэрон встречалась с ней уже несколько раз, официально и неформально, и она ей очень нравилась, ей нравилось с ней разговаривать, она была более непринужденной, чем большинство учителей, которые у нее были в школе. «Хороший компаньон для Резника», – подумала она, задаваясь вопросом, почему они никогда не чувствовали себя вполне непринужденно в обществе друг друга. Тем не менее, может быть, они были такими, и вообще, кто она такая, чтобы судить об этом? Поставь другие половинки моих отношений бок о бок, подумала Шэрон, включая один ранний печальный брак, и тебе хватило бы на баскетбольную команду и еще немного. Слишком много мускулов и слишком мало мозгов, вот к чему это привело; слишком много заботы о хороших грудных мышцах и тонусе мышц. Зато великолепное тело – о Боже! – гормоны на подъеме, против которых трудно устоять. Но прямо сейчас она была привязана к волейболу, женской лиге и прокладывала себе путь в одинокой жизни.

  – В любом случае, сколько времени уже прошло, – спросила она, – у вас с Ханной?

  «О, – сказал Резник, – должно быть, год или больше».

  – Ты не знаешь?

  – Не совсем, нет. Что было не совсем правдой.

  Шэрон рассмеялась. – А как вы относитесь к годовщинам и тому подобному?

  Резник покачал головой. Ханна удивила его каре ягненка на ужин, шампанским, набором из трех компакт-дисков Стэна Гетца, обзор которого она видела в « Гардиан», открыткой с изображением картины чернокожего американского художника по имени Уильям Х. Джонсон, на которой она d написано Двенадцать месяцев, два дня, кто считает? С любовью, Ханна. На следующий день он пошел к одному из прилавков на рынке и купил большой смешанный букет цветов, но к тому времени было уже слишком поздно.

  Шэрон свернула направо с Дерби-роуд и спустилась вниз по склону на автостоянке полицейского участка. – Что ты думаешь? – спросила она, задвигая машину на свободное место. – Престон, ты думаешь, мы его поймаем?

  Резник покачал головой. – Спроси меня завтра в это же время. Отстегнув ремень безопасности, он выскочил из машины. – Он профессиональный преступник, опасный – никто не дурак. Если он все еще здесь, а не сбежал, нам лучше схватить его и побыстрее.

  Девять

  Адрес Лоррейн Джейкобс находился в той части города, которую Карл Винсент еще плохо знал, в новостройке, спрятанной к западу от Хакнелл-роуд. Дома с тремя и четырьмя спальнями стоят в стороне от холмистого лабиринта извилистых улиц, обсаженных недавно посаженными деревьями; некоторые дома начинали выглядеть ветхими, они больше не носили глянцевого блеска трехцветных брошюр, украшавших офисы агентов по недвижимости. Что ж, размышлял Винсент, так близко к центру города могло бы быть и хуже.

  Дом Джейкобов имел номер двадцать четыре и располагался в конце одной короткой улицы, от которой под прямым углом отходила другая, спускавшаяся по крутому склону на юго-запад. Его расположение означало больший, чем обычно, палисадник, окруженный лужайкой с низкими кустами по краям и высокой живой изгородью, отделяющей его от дома номер двадцать два. Одна дорожка, мощеная, вела к входной двери, другая, покрытая гравием, вела к гаражу на дальней стороне. Через частично приподнятую дверь гаража Винсент мог видеть нижнюю половину «фольксвагена-поло» синего цвета. В десяти-пятнадцати метрах от гаража был металлический забор, а за ним, как это ни казалось маловероятным, простор открытого пространства, более или менее обычного поля, на котором стояла пара лошадей, сгорбившись, паслись, изредка помахивая хвостами. на то, что, как предположил Винсент, было назойливыми мухами.

  Он подошел к входной двери и позвонил в звонок.

  Ответившая женщина была одета в белое хлопчатобумажное платье, расшитое кое-где голубыми цветами; розовое полотенце было обернуто вокруг явно мокрых волос, а ее ноги были босыми. «Может быть, тридцать семь, – подумал Винсент, – тридцать восемь; кому-то за сорок, и она особенно хорошо выглядит, хорошо заботится о себе.

  "Г-жа. Джейкобс?

  Лоррейн взглянула на карточку ордера в руке Винсента.

  – Детектив-констебль Винсент, отдел уголовного розыска.

  «Могу я чем-нибудь помочь?» Несколько капель воды стряхнули с выбившейся пряди волос и упали на рукав Лоррейн.

  После того, как последний гость ушел и стало ясно, что Дерек намеревался причинить ей боль и молчать, Лоррейн нашла практически нетронутую бутылку нераспечатанного Шардоне и занялась уборкой остатков странного, странного дня. Сейчас Дерек с детьми уехал куда-то на его машине, скорее всего, вывозя пустые бутылки на свалку.

  «Всего несколько вопросов».

  «О чем?» Одной рукой она потянула за конец полотенца и, когда оно освободилось, покачала головой, так что ее волосы, все еще влажные, поднялись, а затем медленно упали на шею и плечи.

  «Твой брат.»

  «Что насчет него?»

  – Насколько я помню, он сегодня был на похоронах вашей матери?

  «Да, но …»

  – А потом?

  «Мы все вернулись сюда, семья и друзья. Майкл оставался до тех пор, пока ему… пока ему не пришлось вернуться. Она вызывающе посмотрела на Винсента. „Назад в тюрьму“.

  – И это был последний раз, когда вы его видели?

  «Да.»

  "Г-жа. Джейкобс, ты уверен?

  Лоррейн плотнее закуталась в халат. – Слушай, о чем все это? Румянец поднялся от основания ее горла. «Что-то случилось? Если что-то случилось с Майклом, я хочу знать.

  – Ваш брат скрылся, миссис Джейкобс. Он напал на охранявших его офицеров и скрылся».

  Винсент не мог сказать, радость это или страх заставили глаза Лоррейн сиять.

  Когда через десять минут Дерек вернулся с детьми, вместо жены он обнаружил в гостиной Карла Винсента. Винсент не слишком праздно смотрит на семейные фотографии на полке над камином.

  «Кто ты?» Дерек хотел знать.

  Пока Винсент представлялся, в комнату вошла Лоррейн, одетая в синие джинсы и свободную серую толстовку, с заколотыми волосами. – Майкл уехал, – сказала она.

  «Что?»

  «Убежал, сбежал, нарылся. Спроси его, он знает».

  – Вы двое, – сказал Дерек детям, вошедшим вслед за матерью, – поднимитесь ненадолго наверх и дайте нам поговорить.

  – Папа, – пожаловалась Сандра. – Ты никогда нас ни к чему не подпускал.

  – Дядя Майкл, – сказал Шон, обращаясь к Винсенту, – он избил охранников? Он? Их двое как было здесь? Он кого-то убил?»

  "Вне! Вы оба, уходите. Сандра, забери его отсюда.

  Не удосужившись спросить никого, не хотят ли они присоединиться к ней, Лоррейн стояла у стойки с напитками, наливая себе крепкий джин.

  – Он кого-нибудь обидел? – спросил Дерек.

  – По-моему, довольно сильно порезал одного из офицеров, – сказал Винсент. – Он сейчас лечится в Королеве.

  «Резать?» – повторил Дерек. – У него был нож?

  – Очевидно, лезвие бритвы.

  Дерек метнул взгляд в сторону Лоррейн, и Карл Винсент не мог его не заметить. – Вы оба ничего об этом не знаете? – спросил Винсент. – Как он мог достать лезвие?

  – Нет, а зачем нам? – сказала Лоррейн. Она отнесла свой напиток к дивану и села, двое мужчин всю дорогу наблюдали за ней.

  – Я полагаю, он пошел в ванную, например, – сказал Винсент, – пока был здесь?

  – Думаю, да.

  – Сомневаюсь, что там есть лезвия, – сказал Дерек. «Я пользуюсь электрическим, пользуюсь годами».

  – Я тоже, – сказала Лоррейн почти со смехом. Сколько она откладывала, подумал Винсент? Постоянная привычка или просто напряжение похорон? – Какая разница, – спросила Лоррейн, – откуда Майкл это взял? Если только ты не думаешь, что кто-то из нас подсунул его ему в руку.

  – А ты? – легкомысленно спросил Винсент.

  «О, да. Конечно.» Лоррейн выпила еще немного джина с тоником. – На самом деле мы с Дереком все спланировали.

  – Тогда ты узнаешь, где он сейчас. Винсент улыбнулся, подыгрывая. «Майкл.»

  Лоррейн улыбнулась ему в ответ поверх бокала. «Вверх по лестнице. Под кроватью.»

  – Лоррейн, ради всего святого… Моя жена не говорит серьезно, – сказал Дерек. «Это был трудный день. Надеюсь, ты понимаешь…»

  – О да, – сказал Винсент. "Да, конечно. Тем не менее, я должен спросить вас обоих, было ли что-нибудь, сказанное Майклом сегодня, что могло натолкнуть вас на мысль, что он собирается сбежать?

  Голова Дерека начала поворачиваться к Лоррейн, но он сдержался и вместо этого посмотрел в пол; Лоррейн продолжала смотреть на Карла Винсента поверх своего стакана. – Что за штука? спросила она.

  – Что угодно, лишь бы заставить вас думать, что он собирался сделать что-то подобное.

  – Ничего, – ответила Лоррейн, пожалуй, слишком быстро. «Конечно, не мне. Дерек, он ничего тебе не сказал, не так ли?

  – Сомневаюсь, что за все время мы обменялись больше чем дюжиной слов.

  – Значит, между вами и мистером Престоном, – спросил Винсент, глядя на Дерека, – вы не были в том, что вы бы назвали дружескими отношениями?

  – Я бы так не сказал.

  – Не так ли, Дерек? Лоррейн повернулась на диване, вытянув свободную руку, чтобы удержаться на ногах. "Действительно? Ну, конечно, это только потому, что ты слишком вежлив – Дерек ведет себя вежливо, видишь ли, по-джентльменски. Довольно большой поклонник старомодных добродетелей, Дерек, стоящий сзади и открывающий двери, всегда идущий по внешней стороне тротуара, так что… Почему именно это, Дерек, я забыл? Чтобы защитить меня от любого, кто захочет стащить мою сумку из проезжающей машины или мотоцикла, или это как-то связано с тем, чтобы не забрызгаться?»

  Теперь лицо Дерека вытянулось, тонкие губы плотно сжаты; его руки, как заметил Винсент, были сжаты в кулаки на бедрах, костяшки пальцев побелели. Это был человек с небольшим костяком, жилистый; если бы кто-то сказал, что он был спортсменом в молодости, скорее всего, на средней дистанции, Винсент не удивился бы. Наверное, еще играли летом в теннис, ходили купаться с детишками.

  – Видишь ли, он не любит обижаться, – говорила Лоррейн, – Дерек. Ни к кому. И не особенно для меня, это такое деликатное время. Похороны, а потом снова встреча с Майклом после всего этого времени…» Сменив позу, Лоррейн скользнула вперед по подушкам дивана, высокий стакан дрожал в ее руке, пока Винсент быстро не наклонился вперед и не взял его, высвобождая из ее пальцев. установив его на пол.

  Запустив руку в волосы, Лоррейн посмотрела на Винсента долгим взглядом. – Правда – ты хочешь услышать правду – в том, что Дерек ни капельки не любит Майкла, никогда не любил. Никогда не."

  – Это неправда, – воскликнул Дерек, на мгновение взглянув на Лоррейн, а затем отведя взгляд. – Это просто неправда.

  «Конечно, это правда. Что с тобой? Неужели ты не можешь признаться в одной гребаной эмоции, даже если это означает признать, что ты ненавидишь чью-то внутренность?» Лоррейн наклонилась к нему, нетерпеливая и живая; яркость, которую Винсент заметил в ее глазах раньше, вернулась.

  «Я никого не ненавижу».

  – О, Дерек. Лоррейн нагнулась и взяла свой стакан. – Ты можешь держать его запертым внутри, но это не значит, что его там нет, он гноится. Вся эта злая воля булькает у тебя внизу, в животе, растет…

  Прежде чем она успела закончить, Дерек вскочил на ноги и направился к двери. Улыбаясь на лице, Лоррейн высоко подняла свой бокал, поднимая тост за него по дороге. Шаги стихли, затем прекратились. Винсент чувствовал, как тикают часы на стене, как опасно наклоняется стекло в руке Лоррейн. Где-то в доме хлопнула дверь.

  Десять

  До тех пор, пока два года назад он не попал в объятия Хелен Сиддонс, непосредственный начальник Резника, Джек Скелтон, был евангелистом в деле чистоты и благочестия, здорового тела – здоровый дух. «Этот человек, – как однажды сказал коллега Резника Рег Коссолл, – не просто думает, что он святее Иисуса Христа; он думает, что если бы он стартовал с места, то смог бы проехать на нем полторы тысячи метров».

  Но роман с Сиддонсом разорвал жизнь Скелтона. Его дочь уже сошла с рельсов среди детей-подростков по всему миру, а его жена Элис начала выпивать и кричать на публике, а не в уединении их четырехкомнатной квартиры. Со своей стороны, Сиддонс пыталась разорвать отношения, и, когда Скелтон так просто не отпускал ее, бросила его. Заброшенный режим фитнеса, личная жизнь превратилась в предмет столовых сплетен, Скелтон стал приходить на работу все позже и позже, а иногда и вовсе. Только шестое чувство выживания в сочетании с некоторыми неофициальными советами коллег спасло его от пропасти.

  В его возрасте, немногим меньше положенных ему по закону тридцати лет службы, Скелтон никогда не собирался возвращать ту подтянутую стройность, которая была у него когда-то; но излишки жира, которые некоторое время висели у него на животе и оттягивали лицо, исчезли, его рубашки снова стали хрустящими и белыми, костюмы чистые и выглаженные, каждая скрепка и клочок бумаги на его столе знали свое точное место.

  Когда в тот вечер Резник постучал и вошел в кабинет суперинтенданта, казалось, будто ничего не случилось, что сбило бы жизнь Скелтона с курса; за исключением того, что они оба знали, что это так.

  – Господи, Чарли, почему они нам ничего не сказали?

  «Сэр?»

  – Тюремная служба, отпустила домой кого-то с досье Престона на день, можно было подумать, что у кого-то хватило бы ума сообщить нам об этом. Поднимите трубку телефона, факс, отправьте чёртово электронное письмо – это век связи, по крайней мере, нам так говорят – но нет, ничего, ни гребаного слова. Я полагаю, им даже не пришло в голову просить о помощи.

  Резник пожал плечами. «Вероятно, знал, что скажет штаб, низкий приоритет, нехватка персонала, позаботьтесь о своих».

  – Еще могли спросить.

  «Может быть.»

  – Черт возьми, Чарли, подумай, сколько часов это будет стоить нам сейчас. Как будто у нас недостаточно забот из-за разгорающейся кровавой войны на полигоне. В любом случае, что нового обо всем этом? Эта стрельба и то, что произошло в клубе, это то, о чем мы думаем?»

  – Похоже на то.

  – Мне нужен отчет, Чарли. Шеф кричал по телефону.

  Резник кивнул. Не было ничего лучше небольшой активности СМИ для возбуждения интереса сверху.

  Скелтон отодвинул стул от стола и полез в боковой ящик. – Другое дело – я вытащил файл Престона.

  – Это было твое дело.

  «Престон и трое его приятелей, – продолжал Скелтон, – угнали фургон с зарплатой в Кимберли. Новый супермаркет. Один из охранников возомнил для разнообразия заработать свои деньги. Мягкий ублюдок. Забил себя до полусмерти железным прутом.

  – Это был не Престон?

  Скелтон покачал головой. "Мороз. Фрэнк Фрост. Такого рода бессмысленное насилие было гораздо больше его отличительной чертой. Но Престон был посредником; он собрал команду, выложил ее. Организовать, он мог это сделать. И то, что у него было, кроме букмекерской конторы его старика, – лучшего места для отмывания денег трудно было найти.

  Расправив шов своих серых брюк, Скелтон снова скрестил ноги. «Подсадил его на это. Дважды. Три раза. Он и его напарники. Ближе всего мы подошли, уговорили Джерри О'Коннелла сказать, что он напрямую снабжал Престона оружием, что было более или менее правдой. Пару дней спустя О'Коннелл порезался, бреясь, наложил около тридцати швов, пока хирург не перестал считать. Тяжелый случай амнезии, О'Коннелл, после этого.

  – И Престон ушел.

  «Наглый ублюдок. Подошел ко мне и Регу Коссоллу в боковом баре „Борлейс Уоррен“, говорит, что он слышал, что бедняга Джерри О'Коннелл попал в неприятную маленькую аварию, и не хотели бы мы скинуть что-нибудь на сбор, который он собирает, пошлите О'Коннеллу немного цветы может быть. Купи ему неделю в Скеги. Выздоровление».

  Резник улыбнулся. «Я вижу, что Регу это нравится».

  «Был близок к тому, чтобы ударить Престона головой тут же. Сказал ему, что он был настолько полон дерьма, что неудивительно, что каждый раз, когда он открывал рот, именно это и выливалось наружу. Престон рассмеялся ему в лицо и бросил десятку на стойку, сказав Регу, что следующий раунд за ним. Все еще смеялся, когда он вошел в дверь. Скелтон вытащил из кармана пачку „Силк Кут“, достал сигарету и покрутил ее между пальцами, прежде чем снова запихнуть обратно, пододвигая пачку к углу стола и подальше от соблазна. «В следующий раз, когда я увидел его, Престон, он сидел за прилавком букмекерской конторы, все было закрыто, сидел там с бутылкой виски между ног, на две трети пустым; его старик был в гараже на заднем дворе с включенной головной печкой.

  «Вы, должно быть, спрашивали себя, почему он не сбежал, не попытался уйти?»

  Скелтон сощурил глаза, вспоминая. «Когда мы добрались туда, казалось, что Престон ждал нас. – Что-нибудь из ваших рук? Я спросил его, и он повернулся ко мне и сказал: «Лучшая работа за день, которую я когда-либо делал. Только я должен был сделать это давным-давно. И это было так, в значительной степени. Я похлопал его по плечу и сказал, что он арестован, и все, что он сделал, это взял еще один длинный ремень на скотче, а затем поднялся на ноги, вытянув обе руки. Это было примерно столько, сколько он когда-либо говорил об этом снова, на суде или раньше. Ну, ты знаешь, ты был рядом.

  Резник кивнул. – Для некоторых из них да.

  «Насколько нам удалось выяснить, – сказал Скелтон, – его отец изменял ему, деньги он отмывал; сдерживая, откачивая сверху. Майкл опередил его с этим, и это был результат. Правда это или нет, скорее всего, мы никогда не узнаем. Не то, чтобы это имело значение, не для нас. Он пошел за это, и этого достаточно».

  «До сих пор», – сказал Резник.

  – Есть что-нибудь визуальное? – спросил Скелтон.

  «Один, неподтвержденный. Станция Лестер, примерно в начале часа пик. Без пятнадцати пять. Есть лондонский поезд, отходит из Лестера ровно через час.

  – Мы проинформировали Метрополитен?

  «Фотография и описание отправлены по факсу».

  Скелтон скрестил руки одну на другой. «Все, что мы можем сделать».

  Резник кивнул. «Я ставлю часы у сестры. Только на сегодня. Если Престон ищет место, где можно спрятаться, оно может быть там. Ранее там был Карл Винсент, какая-то ссора между сестрой Престона и ее мужем…

  – Лоррейн, – сказал Скелтон, вспоминая. – Это ее имя?

  "Да. Звучит так, как будто она и ее брат были довольно близки.

  «После того, что случилось со стариком, – сказал Скелтон, – трудно представить, что она снова встретит его с распростертыми объятиями».

  – Семьи, – с сожалением сказал Резник, – кто скажет?

  – Что ж, – Скелтон поднялся на ноги, показывая, что собрание окончено, – сорок восемь часов, Чарли. Вы знаете, что делать. Если он к тому времени не приползет домой, вряд ли когда-нибудь приползет. Нет причин думать, что Престон будет чем-то отличаться от остальных.

  Кевин Нейлор сидел в одиночестве перед ничем не примечательным «фордом Сьерра», примерно в семидесяти метрах от дома Джейкобсов. Бен Фаулз прикрывал бока и тыл с выгодной точки поля, которую он делил с парой призрачных лошадей и каких-то невидимых существ, которые время от времени пугали его, копошась в траве у его ног. Небо над головой никогда не было совершенно темным, горя тусклым оранжевым пятном городов, луна представляла собой приглушенный белый завиток, затененный медленными облаками.

  У Нейлора на коленях лежал бинокль, и время от времени он наводил его на окна верхнего этажа, где шторы были задернуты далеко за полночь. Большинство других домов были такими же. С часу дня ни одна машина не проехала. Хороший, законопослушный район, подумал Нейлор, все рано легли спать, думая о чистых мыслях. Было трудно сидеть там в темноте, немного ерзая, чтобы избежать судороги, чтобы его собственные мысли не блуждали там, где Дебби свернулась калачиком в их постели дома, одна ее рука слегка сжимала ее противоположное плечо, другой отдыхал, достаточно невинно, между ее ног. Если повезет, она все еще будет там в ранние часы, и он сможет прокрасться под одеяло, не разбудив ее; не просыпаясь, пока не почувствовала, как он прижимается к ней.

  В поле Фаулз проверил положение стрелок своих часов и еще раз проверил, уверенный, что они остановились. На дне фляжки в боковом кармане его анорака осталась не более чем глоток кофе, и он прожил последние часы. Он пытался спеть все старые песни Clash, которые только мог вспомнить, беззвучно выкрикивая тексты про себя, и теперь он приступил к The Jam. Песни, которым он научился у своих старших братьев. Он оборвался на движении назад вдоль линии забора, у небольшой рощицы: просто лиса, пробирающаяся почти грациозно из одной помойки в другую.

  В третьем часу ночи наверху вдруг зажегся один из огней, и оба мужчины мгновенно насторожились, но не так много минут спустя он снова погас; скорее всего, один из детей, подумал Нейлор, проснувшись от сна и нуждаясь в сонливой моче.

  К тому времени, когда их сменили, из-за теней домов уже поднимался ложный рассвет, а над садами и аккуратно подстриженными живыми изгородями клубился низкий серебристо-серый туман. Слишком скоро гул машин, который так и не стих до конца, ускорит их переход в новый день.

  11

  Когда рано утром Лоррейн скользнула обратно в постель, Дерек слегка застонал и пошевелился, повернувшись к ней, одной рукой обхватив ее тело. Лишь постепенно она оттолкнула его. После этого она лежала, не в силах уснуть, слушая почти непрерывное монотонное дыхание Дерека. С момента их ссоры перед полицейским, когда она позволила алкоголю и языку взять над собой верх, ни она, ни Дерек не говорили о том, что произошло. И Шон, и Сандра ходили вокруг них как на иголках, неестественно тихие, осознавая, как это обычно бывает с детьми, что происходит что-то важное, но не понимая, что именно.

  Лоррейн выбралась из-под одеяла и надела тапочки и халат. Снаружи пробивался свет. Она поставила чайник кипеть и заварила чай. После вчерашней выпивки у нее не так сильно болела голова. Она попыталась представить себе Майкла и то, где он находится – где-то прячется, голодный и холодный, в отчаянии, – но ясной картины у нее в голове не возникло. Она вспомнила выражение его глаз, когда он обнимал ее. Гнев и что-то, что она не хотела признавать. – Ты не любишь его, не так ли? Дерек. Даже если вы когда-либо любили его, вы его больше не любите. Я могу сказать."

  Потом в комнату ворвался сам Дерек, а Майкла увели, и она не знала, когда сможет увидеть его снова. Она все еще не знала. Он мог быть в сотне метров от дома или меньше; он мог быть за сотню, тысячу миль отсюда. Она не знала.

  Она услышала шаги Дерека наверху лестницы. Поскольку его старый Saab испустил дух, Резник не хотел заменять его чем-то новым. Нуждаясь в транспорте, он либо брал машину в автопарке станции, либо пользовался одним из многочисленных городских такси; В такие утра – ясное и ясное, небо бледно-голубое – он предпочитал пони Шэнка.

  Прогуливаясь по Дендрарию, слева от него возвышались розарии, Резник понял, что думает о Престоне. Хотя он не мог вспомнить точную статистику, он знал, что каждый год скрывается около девятисот заключенных. Знал также, что здравый смысл подсказывал, что большинство из тех, кто не был пойман в течение первых нескольких дней, остались на свободе. Удивительно небольшому количеству удалось покинуть страну, еще несколько изменили свою личность и зажили спокойной, законопослушной жизнью; большинство ушли в подполье и в свое время возобновили ту же преступную деятельность, что и раньше. Если их и ловили, то чаще всего это была случайность, простое стечение обстоятельств или потому, что их арестовывали за какое-то новое преступление.

  Преобладающее отношение полиции, как предположил Скелтон, заключалось в том, что мы сделали свою работу один раз, стащили, попробовали и убрали: если они снова выберутся, не нам; зачем тратить энергию, ломать наши яйца, делая все это снова?

  Резник дождался просвета в утреннем потоке машин и пересек Уэверли-стрит, выйдя на кладбище и на извилистую тропинку, которая должна была привести его через череду богато украшенных викторианских надгробий к Каннинг-серкус и Альфретон-роуд.

  Он хотел знать о побеге кое-что. Был ли он просто оппортунистическим или спланированным? И если второе, то кто помог и почему?

  Он остановился в гастрономе посреди Цирка, чтобы выпить кофе и яблочный датский, и пронес их через и вверх по пологим ступеням на станцию.

  Миллингтон был в нескольких шагах от него, въезжая с задней автостоянки и ожидая Резника у подножия лестницы.

  «Доброе утро, Грэм».

  «Да. Для некоторых. Проехал мимо больницы, решил посмотреть, как формируется список раненых.

  «И?»

  «Эллис, удачливый ублюдок, пуля прошла насквозь, даже не задев вену. Повреждение челюстной кости, ничего серьезного. Какой-то пластический хирург работает над ним прямо сейчас, латает ему лицо кожей с задницы. Миллингтон рассмеялся: «Говори его зад по-настоящему. Но он будет жить. Может быть, даже жаль.

  Резник бросил на него взгляд, но ничего не сказал.

  – Что до остальных, – не обращая внимания, продолжил Миллингтон. – Ферадей вышел из реанимации, судя по всему, он чувствует себя хорошо.

  – А парень из тюремной службы Уэсли?

  «Хорошо подлатан, сегодня уезжает».

  Миллингтон толкнул дверь в комнату уголовного розыска и отступил назад, пропуская Резника. Шэрон Гарнетт и Карл Винсент сидели за своими столами; Нейлор и Фаулз отсыпаются после явно потраченной впустую ночи на наблюдение.

  – Шэрон, – сказал Резник, – как ты ладишь с той женщиной из «Бургер Кинга», если она успела хорошенько разглядеть одного из подозреваемых, когда они пробегали мимо нее?

  Шэрон скривилась. «Прошелся по всем вероятным лицам в Центре. Не узнал ни одного».

  «Стоит попробовать ее снова?»

  – Я так не думаю.

  Резник вздохнул. – А как насчет других свидетелей? Есть что-нибудь?

  – Я просматривал показания, – сказал Винсент. – Есть несколько человек, с которыми, возможно, стоит поговорить еще раз. По крайней мере, мы должны получить больше информации о машине.

  «Хорошо, продолжайте работать над этим. Это все, что мы можем сделать». Почти одновременно зазвонили два телефона, и Гарнетт и Винсент подошли, чтобы ответить.

  – Как насчет Престона, Грэм? Какие-нибудь Новости?"

  Миллингтон покачал головой. – Ничего у сестры прошлой ночью. Тихо, как в поговорке. Был один отчет, пришедший с опозданием, выглядел полезным, парень пытался зафрахтовать частный самолет, аэропорт Толлертон. Когда мы проверили это, это был просто какой-то парень из Трента Уотера, исполнительный директор, который собирался слетать на Гернси, чтобы немного отдохнуть и расслабиться. Я не сомневаюсь, что устал носить с собой бумажник.