Текст книги "Последние обряды (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

  Джон Харви

  Последние обряды

  Первая глава.

  Прошло двенадцать лет с тех пор, как она его видела. Не то чтобы она не хотела, не писала ему достаточно часто, по крайней мере, в первые дни, прося его передумать. Фезерстоун, Хаверигг, Уондсворт, Скрабы. Умоляю его, достаточно близко. Со временем он справится с этим, думала она, чувствуя то же, что и он.

  Сначала она все равно ездила, в дальние путешествия, иногда на машине, чаще на поезде. Не нарушать его слова, а только быть рядом, быть рядом с ним, разделять что-то из той же атмосферы, того же воздуха. Издалека она наблюдала за посетителями у ворот: жены, любовники, принарядившиеся, со специальной прической и обновленным макияжем; другие были обременены, обременены, тащили детей, которые прятались, сутулились и шаркали в обуви. Выходя, она смешалась бы с ними, если бы могла, выхватывала обрывки их разговоров для себя. Затем она внезапно перестала идти; вместо этого она писала ему регулярно, первого числа каждого месяца. Ее ритуал. Семейные сплетни, мелочи о детях. Она убедила себя, что не имеет значения, что он никогда не отвечал.

  Иногда вечером, когда она стояла наверху в одиночестве, глядя на крыши других домов, замечая, как свет падает на их края непосредственно перед тем, как упасть, она пыталась вспомнить, как он смотрел на нее, что-то яркое, вспыхивающее для миг в аспидно-серых глазах.

  Жизнь. После стольких ожиданий это вылетело из уст судьи почти до того, как она услышала или правильно поняла. Это слово: жизнь.

  Она все еще могла видеть лицо своей матери, тихий вздох боли, как будто воздух вырвался изнутри, бледная кожа сморщилась, погрузилась внутрь. Она снова почувствовала, как в ее венах поднимается собственная паника. Жизнь, так он сказал? Как будто давал, а не отнимал. Срок не менее двадцати пяти лет. Ей хотелось тогда крикнуть, повернуть все вспять, короткие дни суда, фотоматериалы, вещественное доказательство А, вещественное доказательство Б, подведение итогов. Начни снова. Нет: дальше, дальше назад.

  На мгновение, когда она прислонилась к тяжелым деревянным перилам галереи, он повернул к ней голову, наклонился вверх. И она прочла это на его лице, распределение вины. Именно в этот момент и затем офицеры с обеих сторон двигали его вперед и назад. Гнев, даже чувство вины – больше всего она чувствовала от него стыд. Не для себя или того, что он сделал, а для нее.

  Два

  Резник проснулся без четверти шесть, моргнул от света, который уже многообещающе просачивался сквозь занавески, и решил позволить себе еще пятнадцать минут. Переплевшись у изножья кровати, невозможно сказать, где кончается один и начинается другой, средняя пара его четырех кошек, Майлз и Пеппер, дышала как один. Бад, самый худощавый из странно усыновленного помета, лежал, почти не касаясь головой подушки Резника, прикрывая одной лапой глаза, и тихонько похрапывал. Диззи, пренебрегая удобствами домашней жизни, патрулировал соседские сады, выискивая из живой изгороди полевок, полевых мышей, птиц, изредка медлительную крысу, однажды молодую белку, несколько раз кролика. Трофеи, которые он протащит через кошачий люк и с должными церемониями уложит у ног Резника, с горящими глазами, гордо выгнув спину.

  Однако сегодня утром, когда Резник, наконец, проковылял босиком из спальни в душ, из душа в спальню, вниз по широкой лестнице в коридор и на кухню, не было тел, ожидающих его в засаде, ни мертвых, ни умирающих.

  Друг Резника, электрик, которого он знал по польскому клубу, установил на кухне второй комплект динамиков, и, наполнив чайник и включив в нем газ, Резник прошел в гостиную и вытащил старый альбом. с полки, шершавый винил, обложка с репродукцией картины Анри Руссо «Трапеза льва » – возможно, не совсем Диззи, этот большой кот, пожирающий свою добычу среди гигантских цветов, но достаточно близко, чтобы Резник мог видеть семью сходство.

  Это была пластинка Thelonious Monk Plays Duke Ellington, одно из первых произведений современного джаза, которое он когда-либо слышал или имел; этот странный звук фортепиано, столь знакомый сейчас, настойчивый, но отрывочный, Монк с красноречивой неуверенностью выслеживает мелодии Дьюка.

  Вернувшись на кухню, он открыл банку Choosy со вкусом курицы и разлил содержимое по четырем цветным тарелкам. Кофе в зернах он время от времени менял, его нынешним фаворитом была смесь French Roast и Mocha, купленная в Белом доме на Парламентской террасе. Он высыпал горсть блестящих зерен в руку, наслаждаясь сильным запахом, прежде чем пересыпать их в элегантную кофемолку Krups, которую Ханна купила ему на Рождество.

  Ханна; о, Ханна.

  Четырехкратный повтор трели из четырех нот, перетасовка кистей Кенни Кларка на малом барабане, и Монк весело поплыл в «I Let a Song Go Out of My Heart».

  Что случилось с Ханной? Ханне и себе? Когда он в последний раз чувствовал побуждение взять телефон и набрать номер, который до сих пор знал наизусть? Одна из кошек ткнулась ему в ногу и замурлыкала; кто-то счастлив хотя бы тем, что Резник реже ночевал вдали от дома, что его присутствие ранним утром было все более и более гарантированным.

  Он нарезал немного черного ржаного хлеба и положил его под гриль. Варенье из чернослива или мармелад? Он подумал, что варенье из чернослива. Была книга, которую он начал читать – по крайней мере, перечитывал по частям – «Говорящий джаз: устная история». Джеки Феррис, сержант отдела искусства и антиквариата Двора, прислала его в подарок по завершении дела, над которым они работали вместе. Фрагменты записанного разговора идеально подошли для тех десяти минут, которые он позволил себе посидеть в кресле перед тем, как отправиться на работу.

  Участок, в обязанности которого входила охрана полиции Резнику, прекрасно располагался на окраине центральной части города, располагаясь на линии фронта между более бедным, преимущественно рабочим районом Рэдфорда и бывшим частным поместьем более богатого среднего класса Парк. . К востоку от Алфретон-роуд располагались студенческие квартиры Лентона, а к западу – сам город с расцветающими клубами и пабами и вездесущими толпами людей, жаждущих как можно лучше провести время.

  Комната уголовного розыска находилась на первом этаже, кабинет Резника был отгорожен в дальнем углу, столы отделения были забиты телефонами, клочками бумаги, запачканными кружками, справочниками, изжеванными шариковыми ручками, печатными бланками, клавиатурами, дисплеями.

  Кевин Нейлор, один из четырех детективов-констеблей в команде, с телефоном, зажатым между подбородком и плечом, изо всех сил пытался успокоить пожилую женщину, которая спустилась тем утром и обнаружила широко открытую входную дверь, телевизор, камеру, микроволновую печь. , и сто пятьдесят фунтов, которые она держала в старой жестяной банке из-под печенья Хантли и Палмер, пропали. «Да», – сказал Нейлор, и «Да, конечно», и «Да», и «Да, я понимаю», попеременно используя карандаш HB, чтобы делать заметки в блокноте и размешивать чай.

  Шэрон Гарнетт рассеянно теребила распущенный локон волос, просматривая список известных правонарушителей в поисках возможного соответствия между адресом в Рэдфорде и именем, которое она наполовину услышала в переполненном баре. У боковой стены Карл Винсент, с аккуратно отвернутыми наручниками на запястьях, сверял данные об украденных прошлой ночью машинах с одним из офицеров информации на Центральном вокзале.

  Все, что можно было показать о Бене Фаулзе, – это недоеденный кусок бекона посреди его стола. Резник отбросил искушение на задний план.

  Грэм Миллингтон, служивший его сержантом дольше, чем они могли себе представить, завис рядом с дверью в кабинет Резника, выпятив грудь и ощетинившись усами. Горностай, подумал Резник, страстно желая поохотиться на кролика.

  «Доброе утро, Грэм».

  Миллингтон хмыкнул.

  “Много активности.”

  «Да».

  – Значит, нормальная ночь?

  «Было ли это, педерастия!»

  Резник сел за свой стол, откинувшись на спинку стула. – Тогда лучше позволь мне в этом разобраться.

  «Знаешь, этот клуб раньше принадлежал Джимми Питерсу…»

  «Золотое что-то такое».

  «Это было в прошлом месяце. Разукрасила себя фиолетовой краской и несколькими увеличенными фотографиями той Дженнифер Олбран из телика, подбоченившейся ногами, называющей себя Горячей точкой. Недалеко от цели прошлой ночью, по любой дороге.

  «Беда?»

  «Скорые помощи мчатся по Алфретон-роуд, как будто это была Третья мировая война».

  «И?»

  «Полдюжины увезли в Королевский, кровоточащие по всему А и Е. Одно серьезное, колото-резаное ранение лица и шеи, коснись и отправляйся в реанимацию. Еще до десятка медики оказали помощь на месте. Так сказать. Джимми Питерс воет и скрежещет зубами из-за поврежденной обивки и разбитого стекла на тысячу фунтов».

  «Вероятно, удвоить эту сумму со страховки».

  «И остальные.»

  – В любом случае, что случилось с его охраной? Джимми не открыл бы двери без пары мускулов в блестящих куртках и армейских ботинках.

  "В самой гуще. Свиньи в дерьме».

  Резник сделал вдох и медленно выдохнул. Почему, когда на чем-то удавалось зажать крышку, где-то ее срывало? «Хорошо, – сказал он, – есть идеи, с чего все началось?»

  Миллингтон фыркнул. "Сделайте ваш выбор. Единственное, с чем, кажется, соглашается большинство людей, это то, что эта группа парней пришла около двух, уже несколько листов на ветер. Одному из них приглянулся чужой счет. Остальное можешь догадаться».

  Резник покачал головой. – Эти ребята, Грэм, черные или белые?

  «Как снегопад».

  – А девушка?

  «Девушка тоже была белой. Не те, с кем она была.

  Поднявшись на ноги, Резник подошел к окну и посмотрел сквозь заляпанное стекло. Выросший в городе, его преследовали расовые беспорядки, преследовавшие его детство. Заставили его испугаться, стыдиться.

  – Цвет, – сказал Миллингтон, – это то, о чем ты думаешь? Расизм, что за этим стоит.

  «Я ошибся?»

  "Может быть нет. Не совсем. Только мне кажется, что в этом есть что-то большее.

  «Продолжать.»

  Миллингтон покачал головой. "Я не уверен. Не могу указать пальцем на это. Но то, как они отвечали на вопросы, их больше всего привлекало…»

  – Шифти?

  «Скорее наоборот. Не терпелось рассказать, как это было, начало, глава и кровавый стих. Все, кроме того, кто нанес настоящий удар ножом. Пара их сейчас в камерах, охлаждает пятки. Марк Эллис и Билли Скэлторп. Не то, чтобы было много смысла держать их. Пустая трата времени и денег».

  – Значит, без оружия?

  «Не к тому времени, когда мы были на месте происшествия. Волшебно исчез». Миллингтон стряхнул что-то с одного края усов. – У меня там сейчас Бен Фаулз, он берет показания у Питерса, сотрудников его бара и пары охранников. Посмотрим, сможет ли он придумать что-нибудь свежее.

  – А парень из реанимации?

  «Уэйн. Уэйн Ферадей. Я сам сейчас там.

  Резник усмехнулся. – Значит, у Паркера будет поздний завтрак?

  «Случаться.»

  «Принеси нам бутерброд, Грэм, яйцо и колбасу, обильно под коричневым соусом».

  Когда Резник снова сел за свой стол, он услышал, как радостный свист Миллингтона снова нападает на песенник Петулы Кларк.

  Три

  Убежденная, что она не сможет заснуть, Лоррейн ушла почти в тот же момент, когда ее голова коснулась подушки. Она не проснулась, пока Дерек не коснулся ее плеча пальцами, так что, когда она моргнула, он увидел, что он стоит над ней и улыбается.

  «Здравствуй, сонная голова».

  – Который сейчас час?

  «Пятнадцать минут девятого.»

  "Что? Никогда». Отбросив одеяло, она села. «Я наложил, что случилось с сигнализацией? Почему ты никогда не будил меня?

  – Подумал, что прививка пойдет тебе на пользу.

  Лорейн протиснулась мимо него, потянувшись за халатом, висевшим за дверью.

  «Тебе не нужно торопиться. Есть мешки времени. Он последовал за ней по лестничной площадке, остановившись только тогда, когда она повернулась к двери ванной.

  «Что ж?» – сказала Лоррейн.

  «Хорошо что?»

  – Как ты думаешь, я мог бы уединиться или как?

  Дерек отступил назад, и она закрыла дверь, отодвинула засов и села на унитаз, склонив голову к коленям. Она была несправедлива к нему, она знала.

  В последние недели он был прекрасен. Присматривала за детьми, приносила и носила, готовила еду, ходила по магазинам, Лоррейн в больнице все часы, пока ее мать задерживалась. А потом, внезапно, когда все закончилось и Лоррейн, несмотря на все предупреждения, онемела, он вмешался, чтобы заняться организацией похорон, крематорием, цветами, всем.

  Она встала и посмотрела на себя в зеркало, ей не понравилось то, что она увидела. В шкафчике была пачка Нейрофена, и она приняла две, проглотив их водой. Она могла слышать детские голоса снизу, затем голос Дерека, который призывал их к тишине.

  Они были встревожены, она знала: Сандра, которой было одиннадцать, беспокоилась из-за того, что сидела в машине по дороге в часовню, когда все пялились, беспокоилась о том, что ей придется делать во время службы, что ей надеть; Шон, 9 лет, хотел знать, почему его лучший друг не может пойти с ним, что будет есть потом, что случилось с телом его няни, когда гроб покатился по платформе обратно в пламя. Вот что бывает, не так ли, мама? Нэн сгорает в огне.

  Вчера Дерек отвез их к своей сестре, чтобы помочь им отвлечься. Что, конечно же, означало, что Морин, как обычно, их испортит.

  Морин была достаточно хороша, подумала Лоррейн, хотя и слишком любила себя; немного, ну, слишком вспыльчивый. Она была на несколько лет старше Лоррейн и не имела собственных детей; она хорошо зарабатывала, управляя собственным магазином подержанной дизайнерской одежды, достаточной, чтобы позволить себе уборщицу три раза в неделю, воск и маникюр раз в месяц и, конечно же, мобильный телефон. Иногда Лоррейн ловила себя на мысли, что не ревнует ли ее к деньгам Морин, ее кажущейся свободе, прежде чем решить, что нет, не ревнует.

  Когда через полчаса Лоррейн появилась на кухне, на ней был черный костюм, который она купила в Ричардсе на открытие магазина Морин, черные колготки и туфли на низком каблуке. Она подошла прямо к плите, подняла чайник, проверила его вес на наличие воды и отнесла к раковине.

  – Я сделаю это, – сказал Дерек, наполовину вставая со своего места.

  «Нет нужды.»

  «Тост?»

  «Нет, спасибо.» Она поймала себя на злобной резкости в тоне и улыбнулась, смягчаясь. "Мне жаль. Я не знаю, что со мной. Да, я бы хотел тост, это было бы здорово.

  Шон вбежал из другой комнаты, Сандра погналась за ним, и они вдвоем неаккуратно затормозили по эту сторону кухонного стола.

  – А теперь вы двое, – сказал Дерек, – ведите себя прилично.

  – Это Сандра, она била меня.

  «Я не был.»

  – Только потому, что я не позволил ей…

  «Привет!» – сказал Дерек. «Привет! Успокойтесь сейчас. Я не хочу это слышать. Достаточно.»

  – Это для нас, папа? – сказал Шон, глядя, как Дерек начал намазывать маслом тост.

  – Мама, – сказала Сандра. – Дядя Майкл будет там? На похоронах?

  Взгляд, быстрый и неловкий, скользнул между Дереком и Лоррейн.

  – Я не уверена, милый, – сказала Лоррейн. «Я ожидаю этого. Я надеюсь, что это так. А теперь почему бы вам обоим не пойти вместе?

  – Да, продолжайте, вы вдвоем. Дерек махнул ножом в сторону двери. – Вернитесь в другую комнату и дайте нам немного покоя.

  – О, папа…

  – И посмотри, как ты осторожен с этой одеждой. Вы не хотите попасть в беспорядок сейчас, мы скоро уйдем.

  – Мама… – сказала Сандра, расширив глаза. «Этот топ, он в порядке?»

  Лоррейн смотрела на свою дочь, которой было не так уж далеко за двенадцать, и она вскочила, начав набирать вес. Сандра надела свою бутылочно-зеленую юбку, надев ее для разнообразия с незавернутым поясом, свои почти новые блестящие синие сандалии, светло-серую толстовку CK, которую она купила на рынке на свои карманные деньги. Шон был одет в черные джинсы, кроссовки, чистую белую футболку Umbro с синей тесьмой вокруг воротника и на рукавах. Он выглядел так, словно одолжил немного геля у своей сестры, прежде чем расчесать волосы.

  – Отлично, – сказала Лоррейн. «Ты выглядишь действительно идеально. Я горжусь тобой."

  Шон попытался ущипнуть сестру за руку, пока они протискивались через дверь, и Сандра быстро удержала его ногой по голени.

  – Запомните, что я сказал сейчас, – крикнул им вслед Дерек и повернулся к Лоррейн с тарелкой тостов с маслом. Лоррейн стояла там со слезами, катившимися по ее лицу.

  Дерек слегка коснулся ее руки по пути к раковине. – Я все еще не уверен, знаешь ли. Насколько это хорошая идея. Майкл." Лоррейн вытерла глаза. – Она была его матерью. – Да, – сказал Дерек. – Как будто твой отец был его отцом, я полагаю?

  Движение по автомагистрали было медленным, медленнее, чем обычно думал Эван, даже с учетом того факта, что они едва выехали из Лондона. По правде говоря, они были всего в миле от Северной кольцевой дороги. – Ты посмотришь на это? – сказал он, повернув голову к Уэсли, который безучастно сидел, прикованный наручниками к пленнику на заднем сиденье.

  Уэсли что-то буркнул, не обращая особого внимания. Он был занят подсчетом своих денег, сколько, как он мог реально сказать, осталось после ежемесячной проверки счетов, производя расчеты в уме. Буквально на днях в пабе Джейн снова говорила ему о том, что платить два разных лота арендной платы за две отдельные квартиры, каждая размером с почтовую марку, не имеет смысла. Уже нет. Что с ним, что он спал у нее дома три или четыре ночи в неделю, а Джейн оставалась с ним на выходные, когда он не исполнял обязанности в тюрьме. Но даже объединив весь их доход, Уэсли беспокоился, получить то место, о котором говорила Джейн, будет нелегко; мезонет, может быть, что-то в одном из тех старых домов, которые были разделены вокруг Кэмбервелла, Колдхарбор-лейн, Брикстон-Хилл.

  – Видишь, что я имею в виду? – повторил Эван.

  «Что?»

  «Все эти машины, нос к хвосту. Посмотрите, во сколько только что попал один человек. Ни одного пассажира. Одна машина, один водитель. Вы представляете, что делаете это каждый день, утром и вечером. Сумасшедший. Кошмар."

  – Да, – сказал Уэсли. «Правильно.» Надеясь, что этого достаточно, чтобы Эван заткнулся; неплохой парень, подумал он, но, Господи, разве он не из тех, на кого можно ругаться? Даже если бы они могли найти, где арендовать жилье, подумал Уэсли, это не совсем то, что нужно Джейн. На самом деле, в ее реальности, он знал, что она думала о пятипроцентном авансе, думала об ипотеке, думала о всех девяноста минутах плюс пенальти после дополнительного времени.

  – А ты, Престон? – спросил Эван, кивнув в сторону заключенного. – Движение – у вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу?

  Судя по тому, как Престон продолжал сидеть, тупо глядя в окно машины, сложив одну руку на коленях, а другую, ту, что была прижата к Уэсли, покоилась рядом с ним, Эван предположил, что это не так.

  Двенадцать лет приговора, думал Уэсли, по крайней мере еще двенадцать, он не считал общую ситуацию с транспортом первой в списке беспокойств этого человека.

  Эван Донахи, 27 лет, только три года в тюремной службе, и Уэсли Уилсон, на два года старше его, но с опытом на один год меньше, вдвоём назначены для сопровождения Майкла Престона, осужденного за убийство первой степени убийство своего отца Мэтью в 1986 году и в настоящее время отбывающий пожизненный срок, на похороны своей матери, Дейдре, туда и обратно в тот же день, когда начальник тюрьмы неохотно согласился на визит из соображений сострадания.

  Четыре

  Бен Фаулз был последним новобранцем в отряде Резника. Местный воспитанник из Киркби-ин-Эшфилд, Фаулз был привлечен к работе, когда Марк Дивайн, жертва жестокого нападения, был вынужден досрочно уйти в отставку из-за плохого состояния здоровья.

  Фаулзу было двадцать шесть лет, и он как раз находился в пределах требуемого для силового состава роста – пять футов восемь дюймов. Открытый молодой человек с подходящим мировоззрением, амбициозный, в разделе «Хобби» в анкете он читал о скалолазании, музыке и футболе. Когда он не пробирался по выходным, держась за руку, взбираясь на какую-нибудь глыбу чистого гранита в Пик-Дистрикт, энергия Фаулза была поровну разделена между игрой в группе под названием Splitzoid и изнурением лодыжек своих противников в оживленной и агрессивной среде. режим полузащиты, впервые предложенный Нобби Стайлзом, а в последнее время выдвинутый на передний план такими игроками, как Дэвид Бэтти и Пол Инс. После головокружительных дней испытаний в Честерфилде, Мэнсфилде и Ноттс-Каунти Бен теперь практиковал этот особый вид мастерства для запасов Хеанор-Таун.

  «Splitzoid, – спросил Грэм Миллингтон, – что это за группа?»

  «Ну, – объяснил Фаулз, – раньше мы играли трэш-метал с примесью даба, верно, но теперь мы больше увлекаемся трип-хопом и гэриджем с оттенком техно на стороне. Может быть, нам стоит изменить имя, чтобы оно соответствовало новому имиджу, Сережа, как ты думаешь?

  Ответ Миллингтона остался незарегистрированным.

  Фаулз дал ему бесплатные билеты на предстоящий концерт в пабе на кольцевой дороге Дерби, а Миллингтон пообещал связаться с женой, узнать, что у Мадлен в календаре. У него была мысль, что это могут быть репетиции « Карусели » ; если бы это не была ее ночь открытого доступа в университете – в настоящее время она занимается исследованием магического реализма и романов середины века, если Миллингтон не сильно ошибается.

  Джимми Питерс был предпринимателем старой закалки, несостоявшимся рок-н-рольщиком со стенокардией и лицом, похожим на скомканную бумагу. Он занялся менеджментом, когда гастролирующий американский певец – незначительная знаменитость с двумя хитами, вошедшими в топ-50, – схватил гитару Питерса во время ночного выступления в Боут-клубе и швырнул ее в Трент. Джимми Питерс понял намек. В течение шести месяцев он руководил большим количеством групп, чем мог сосчитать на пальцах, и был готов получить лицензию на свое первое помещение. Уберите надувные шары и бороду, и родился недорогой Ричард Брэнсон.

  – Итак, Джимми, – сказал Бен Фаулз уже не в первый раз, – с того места, где вы стояли, вы не могли видеть, как именно началась драка?

  Питерс нахмурился и закатил глаза.

  – Но это были те, кто опоздал… Фаулз по привычке проверил свою записную книжку. «…Эллис и его товарищи, они были теми, кто начал это?»

  – Если бы я сказал тебе однажды…

  – И ты знал их? Они были чем? Завсегдатаи?»

  Петерс закурил свежий Silk Cut от кусочка старого. Пепел блестел на бархатных лацканах его пиджака. «Они могли быть здесь один или два раза, трудно уследить». Он оглядел интерьер, потрепанный и запачканный при дневном свете. У входа в туалет уборщица вяло подтирала шваброй и слушала местное радио по маленькому приемнику, прислоненному к ведру. «Большинство ночей там людно, – сказал он с надеждой, – люди приходят и уходят».

  – А члены, Джимми?

  «Хм?»

  "Все члены. Условием вашей лицензии должно быть то, что напитки подаются только членам клуба в нерабочее время.

  Питерс улыбнулся. «Члены и их гости».

  «Должным образом авторизован».

  – Не Эллис.

  «Незначительная оплошность. Небольшая неровность. Сгоряча, это может случиться. Ну, ты поймешь. Питерс отмахнулся от лица дымом. „У меня были переговоры с заинтересованными лицами; это больше не повторится“.

  Фаулз сам переговорил с служащим у дверей – ходячая реклама «Вандербра» в черном платье с эффектом «прятки», серебристых босоножках на танкетке и бритоголовом вышибале с явным пристрастием к стероидам из «Голд Стандарт Секьюрити». Ни то, ни другое не последовало. В отличие от тех, кто столкнулся друг с другом, когда начался скандал: все они читали по одному и тому же сценарию и хорошо отрепетировали. Слишком много пить. Сгоряча. Никаких тяжелых чувств. Рукопожатия со всех сторон.

  Ну, не совсем так. Только не с одним из членов домашней команды, занимающим желанное место на высокотехнологичной больничной койке, с несколькими тысячами фунтов оборудования, отслеживающими каждый его кашель.

  «Этот парень, которого зарезали…»

  «Уэйн».

  «Да, Уэйн. Он постоянный член, верно?

  Питерс кивнул.

  – Насколько вам известно, нет причин, по которым кто-то может на него напасть?

  Питерс сделал вид, что задумался. Уборщица переключила станции и слушала «Женский час» – оживленную дискуссию о пользе фолиевой кислоты на ранних сроках беременности. – Нет, – наконец сказал Питерс. – Ничего, что приходит на ум.

  – Он не стал бы ввязываться во что-то рискованное? Вышел за рамки?

  Дым заволок глаза Питерса. «Не его сцена. Студент, я полагаю. Знаешь, зрелый. Кларендонский колледж. Исследования средств массовой информации. Однажды привел свою маму, на какой-то юбилей.

  Фаулзу было достаточно. «Если ты о чем-нибудь думаешь, ты или кто-нибудь из персонала…» Выйдя на улицу, он глубоко вздохнул, прежде чем отправиться обратно на станцию. Ближе к бордюру виднелись темные пятна, там, где засохшая и не смытая кровь.

  – Он будет жить, – объявил Миллингтон, вернувшись из больницы и просунув голову в дверь кабинета Резника. «Не выгляди так красиво, заметьте. Видела, лучше пришивала к ним кардиганы, которые мать жены сшила на Рождество.

  – Что он может сказать об этом?

  «Уэйн? Не так уж и много. Та же пряжа, что и у всех, плюс-минус. Понятия не имею, кто использовал против него клинок.

  – И ты до сих пор не веришь?

  «Как это случилось, да. Просто что-то еще не подходит, и у меня расстройство желудка. Я имею в виду, почему он? Уэйн. Если это просто разврат, не более того, почему он несет на себе основную тяжесть? О, и вот… – Несмотря на то, что сэндвич с яйцом и колбасой был завернут в два бумажных пакета, из него сильно вытекал жир, когда он передал его Резнику в руку, – … тебе это понадобится. Я разомну, если хочешь? Кружка чая, чтобы запить его.

  – Верно, Грэм.

  Но когда через несколько минут Резник забрел в комнату отделения, он обнаружил, что Миллингтон склонился над экраном своего дисплея, а не над чайником.

  «Вот, взгляните на это в виде резюме».

  Резник сосредоточился на строках слегка прерывистого текста. Уэйн Ферадей закончил незаконное и злонамеренное бросание полукирпичей в движущийся поезд с намерением поставить под угрозу безопасность его пассажиров путем более обычного захвата транспортных средств без согласия по двум обвинениям, связанным с незаконным владением и продажей контролируемого препарат, средство, медикамент.

  «Оба обвинения сняты», – сказал Миллингтон. «Недостаточно доказательств. Теперь, почему это звонит в колокол?»

  – Но вы думаете, что это объясняет то, что произошло? Что-то связанное с наркотиками?

  – Может быть, Уэйн обсчитал кого-то из своих запасов. Задолжал по платежам. Перешел на чужую территорию. Это будет не в первый раз».

  Лицо Резника стало кислым. – Я просто надеюсь, что ты не прав. Потому что если да, то это не будет последним».

  Не более чем через час Марк Эллис стоял в очереди с двумя своими приятелями в «Бургер Кинг» в своей новой кожаной куртке и свежих пластырях на одной стороне лица и на костяшках правой руки. Тупые чертовы копы! Что они знали? Он чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы посмеяться над одной из шуток Билли Скэлторпа, хотя уже слышал ее дважды.

  За стойкой он пошутил с рыжеволосой девчонкой, которая обслуживала, заказал воппер с сыром и двойную порцию картофеля фри, луковые кольца, яблочный пирог и большую колу. Он был уже на полпути к дверям, а Скэлторп все еще торговался из-за своего заказа, когда два чернокожих юноши встали рядом с ним.

  «Голоден», – сказал тот, что слева от него, в бейсболке Redskins вывернутой наизнанку.

  «Хм?»

  – Голоден, да?

  – Что, черт возьми, тебе за дело?

  – Вот, – сказал юноша с другой стороны, залезая внутрь своей серебристой куртки на молнии. «Съешь это.»

  И он сильно прижал конец ствола автоматического пистолета к щеке Эллиса и нажал на курок.

  Пять

  Лоррейн стояла на мощеной площадке между розарием и входом в часовню крематория, а вокруг нее небольшие группы мужчин и женщин, мрачно одетых, вели бессвязную беседу. Она даже не знала, кто они все такие.

  Она достала из сумки салфетку, тихонько высморкалась, потянула за воображаемую нить у шва толстовки Сандры и покачала головой Шону, чтобы он не пинал бледный гравий двора. Затем приближалась сестра Дерека Морин, широкая улыбка больше подходила для свадьбы, чем для похорон.

  – Как дела? Хорошо?" Она оставила пятно коралловой помады на щеке Лоррейн, когда обняла ее. «Хороший наряд, сдержанный, как раз подходящий для этого случая. Я люблю это. Хотя ты мог бы прийти ко мне, конечно. Я бы нашел кое-что для тебя, особенное. И цена хорошая». Она снова обняла ее. «Семья.» На самой Морин было черное платье с круглым вырезом, средней длины, с глубоким разрезом на юбке спереди и сзади.

  Дерек и Морин немного сбились в кучу, и несколько человек подошли к Лоррейн, чтобы сказать ей, какой великой леди была ее мать, и пожать ей руку. Мужчина с багровыми венами на лице и слезящимся глазом наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку и сжать ее руку. – Она хорошо справилась, Дейдра, – сказал он низким голосом, как будто между ними было что-то особенное и заботливое. «Висит так же, как и она. Справляется. После того, что этот ублюдок – простите за мой язык – сделал с вашим отцом. Он был замечательным человеком, твой папа, упокой господь его душу. Джентльмен, но мне не нужно вам об этом говорить.

  – Вот викарий, – сказал Дерек, когда хрупкая фигурка, преждевременно облысевшая, ярко подпрыгнула к ним с протянутой рукой и улыбалась.

  Но глаза Лоррейн теперь были торжественно устремлены на середину, на пару открытых железных ворот, через которые должна была въехать повозка, везущая ее брата.

  Эван никогда не понимал, как он мог свернуть не туда. Но где-то между чтением карты Уэсли и его собственными инстинктами они оказались на неправильной стороне Трента и направились на восток. Он чувствовал, как невыраженный гнев Майкла Престона жжет ему в затылок, когда он разворачивал машину в разворот. Сохраняйте спокойствие, вот что сказал бы его отец, сохраняйте спокойствие и делайте все возможное. – Все в порядке, – сказал он через плечо, – сейчас десять минут, максимум пятнадцать.

  В зеркале глаза Престона были пустыми и пристальными. Пот собрался у основания шеи Эвана.

  – Мы тебя доставим, не волнуйся.

  – Давай, любимый… – голос Дерека терпеливый и понимающий.

  – Нет, подожди… – Лоррейн сбросила его руку со своего плеча и быстро покачала головой. – Скажи им, что им придется подождать, пока он не придет.