Текст книги "Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

– Но я же помню, она говорила о каких-то королевах! – настаивала Гвиневера.

– Ах, мадам, я думаю, для деревенской простушки любая женщина – королева. Это как в случае с великанами – их присутствие украшает рассказ, а уж были они там на самом деле или нет, дело десятое…

– Так те колдуньи не являлись королевами? – продолжала допытываться Гвиневера.

– Видите ли, мадам, там, где дело касается ворожбы, любая женщина становится королевой… или, по крайней мере, таковой себя считает. Уверен: в следующий раз, когда эта девчушка возьмется пересказывать свою историю, она и себя саму произведет в ранг королевы. А вы не считаете, милорд, – обратился он к королю, – что в последнее время у нас в королевстве развелось слишком много чертовщины? По мне, так это дурной знак. Коли люди ходят к колдуньям и всяким гадалкам – добра не жди. Может, следует принять какой-нибудь закон против них?

– Такой закон уже существует, – отвечал Артур. – Правда, отвечать вся эта публика должна не перед нашим судом, а перед церковным. Считается, что подобные дела находятся в ведении святой церкви.

– Но я слышал, будто некоторые из монахинь и сами балуются черной магией!

– Значит, придется намекнуть об этом его преосвященству.

Однако королева Гвиневера не дала себя сбить с интересной темы.

– Я так полагаю, – молвила она, – что в своих странствиях вы спасали девиц целыми дюжинами.

Говоря это, она ненароком коснулась руки Ланселота, и он почувствовал, как опаляющий жар пробежал по всему телу. От неожиданности рыцарь задохнулся. Он намеревался что-то ответить, да так и остался сидеть с открытым ртом.

Королева же, словно ничего не заметив, продолжала допытываться:

– Ну, сознайтесь, сколько девиц вам довелось спасти?

Сэр Ланселот с трудом ворочал пересохшим языком.

– Ну, пожалуй, несколько наберется, мадам. Девиц везде хватает.

– И что, все они расплачивались с вами своей любовью?

– Если они и намеревались, то не смогли этого сделать. Я был под вашей защитой, миледи.

– Как это?

– Очень просто. С тех пор, как я – с разрешения милорда Артура – объявил вас своей прекрасной дамой и поклялся служить вам до конца жизни, никакие другие дамы не смеют претендовать на меня.

– И вас это устраивает?

– Вполне, мадам. Я военный человек и вынужден довольствоваться рыцарской любовью. У меня нет ни времени, ни желания думать о каких-то других чувствах. Надеюсь, вы остались довольны мною, миледи. Как вы и хотели, я всех своих пленников посылал к вам.

– О, да, – вмешался король Артур, – никогда еще мы не видели столько плененных рыцарей. Вы, должно быть, основательно прочесали несколько графств?

Гвиневера искоса взглянула на сэра Ланселота и вновь легонько прикоснулась к его руке. И снова рыцарь ощутил, как от этого взгляда по телу его пробежала дрожь. Да что же такое с ним творится?

– Коли уж мы заговорили на эту тему, – продолжала тем временем королева, – то я хочу упомянуть одну несчастную даму, которую вы так и не смогли спасти. Во всяком случае передо мной она предстала в виде обезглавленного тела (кстати, уже не в лучшем состоянии), а ее муж выглядел наполовину безумцем.

– О, да, мне до сих пор стыдно за тот случай, – вздохнул сэр Ланселот. – Я взялся опекать эту даму, и вот – не сумел ее защитить. Я не мог опомниться от стыда и огорчения! Наверное, потому и поступил столь жестоко с ее супругом. Надеюсь, вы освободили этого человека от его бремени?

– Не совсем, – отвечала королева. – Честно говоря, мне хотелось поскорее избавиться от него – покуда тот ужасный смрад не достиг небес. И я отослала несчастного ревнивца к папе в Рим. Боюсь, это было не самое лучшее решение – к тому времени, как он туда доберется, его ноша навряд ли станет лучше выглядеть или пахнуть. Зато он почти наверняка утратит всякий интерес к женскому полу и сможет заделаться святым отшельником. Если прежде не сойдет с ума.

– Я вот думаю, – сказал король, приподнимаясь на локте, – что нам надо выработать некую систему. Слишком уж вольными правилами руководствуются странствующие рыцари. К тому же в своих попытках навести порядок они часто противоречат и мешают друг другу. Да и вообще, доколе королевское правосудие будет вершиться руками случайных людей, которые не всегда заслуживают доверия? Простите, мой друг, я не вас имел в виду. Но, на мой взгляд, уже настало время, когда от короны ждут порядка и четкой организации.

Королева поднялась с лавки.

– Ну, теперь-то, милорды, вы позволите мне вас покинуть? – спросила она. – Я знаю, вам требуется обсудить ряд важных вопросов, которые могут оказаться малоинтересными и даже утомительными для женских ушей.

– Конечно, миледи, – улыбнулся Артур. – Ступайте к себе, отдохните.

– О, нет, сир. Об отдыхе говорить пока рано. Если я сегодня не заготовлю рисунков для вышивания, то завтра мои дамы и не прикоснутся к работе.

– Но, моя дорогая, сегодня же праздник! – возразил король.

– Видите ли, милорд, я привыкла каждый день давать им понемногу работы. К сожалению, они ленивы, а некоторые из дам настолько бестолковы, что того и гляди забудут, как держать иголку в руках – если им ежедневно о том не напоминать. Так что, милорды, прошу меня простить.

И королева с достоинством покинула комнату. Легкий ветерок, вызванный ее движением, донес до Ланселота слабый незнакомый аромат, вселивший в его душу трепетное волнение. Бедняга Ланселот! Естественно, что он не знал (да и не мог знать) этого запаха, ведь он принадлежал самой Гвиневере – его источала ее нежная золотистая кожа. Несколько мгновений спустя, когда королева уже вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице, у сэра Ланселота случилось нечто вроде видения: он по-прежнему сидел на лавке перед камином, но каким-то иным, внутренним зрением увидел себя со стороны – будто он вскочил с места и последовал за Гвиневерой. С ее уходом комната показалась рыцарю пустой и темной, словно королева унесла с собой частицу тепла и света. Сэр Ланселот внезапно почувствовал себя опустошенным и смертельно уставшим. У него едва слезы не навернулись на глаза – так ему стало скверно.

– Ах, что за королева! – тихо проговорил Артур. – И какая роскошная женщина! А ведь Мерлин пытался отговорить меня от женитьбы на ней. Все ссылался на какие-то туманные пророчества. Это был чуть ли не единственный случай, когда я разошелся во мнениях со своим наставником. Ну, что ж… Жизнь доказала, что я не ошибся в выборе. Гвиневера показала всему миру, какой должна быть королева. Вы не находите, мой друг, что в ее присутствии все прочие женщины меркнут?

– Да, милорд, – отвечал Ланселот, и по какой-то неведомой причине – возможно из-за долгого, утомительного пиршества – он вновь почувствовал, как сердце сжимают тиски смертельной тоски и одиночества.

Король между тем рассмеялся.

– Ах, как это по-женски, – сказал он, – ссылаться на важные мужские дела, когда мужчины тебе смертельно надоели. Ну, надеюсь, мне никогда и не придется выслушать правду. А у вас действительно измученный вид, мой друг! Вас не лихорадит? Может, вы именно это и имели в виду, когда говорили о старых ранах?

– Нет, милорд. С ранами все в порядке – как вы и подумали. Однако вы правы: этот пир утомил меня до смерти. Я бы лучше снова отправился в странствие, питался дикими ягодами, спал на голой земле и ежедневно сражался с рыцарями. Право, это отняло бы у меня меньше сил.

– Оно и заметно, – сказал Артур. – Вот что, мой друг. Давайте-ка отложим все государственные дела до следующего раза. А сейчас отправляйтесь в постель. Вы остановились в прежних покоях?

– Нет, милорд, на сей раз мне достались покои получше. Сэр Кэй освободил для меня несколько чудесных комнат над северными воротами. Он сделал это в память о том приключении, отчет о котором мы, с Божьей помощью, выслушаем завтра. А сейчас я с благодарностью воспользуюсь вашим разрешением и удалюсь.

Ланселот опустился на одно колено и запечатлел поцелуй на руке короля.

– Доброй ночи, мой дорогой друг, мой законный повелитель! – сказал он и, тяжело ступая, вышел из комнаты.

Спотыкаясь, словно слепец, он начал спускаться по каменным ступенькам. Но не успел миновать и двух лестничных пролетов, как из темноты появилась королева Гвиневера. В лунном свете, падавшем из узкой бойницы, он смутно различал ее лицо. Гвиневера молча взяла его за руку и повела в темную комнату. Войдя, она заперла за собой тяжелую дубовую дверь и лишь потом заговорила.

– Со мной произошло нечто удивительное, – тихо сказала она. – Пока я спускалась по лестнице, я была абсолютно уверена, что вы последовали за мной. Настолько уверена, что даже не стала оглядываться, дабы убедиться в своей правоте. Я чувствовала, что вы стоите за моей спиной. И потом, когда я подошла к своей двери, я пожелала вам спокойной ночи. Не странно ли?

Ланселот видел в темноте очертания ее тела и ощущал аромат, исходивший от Гвиневеры.

– Миледи, – молвил он, – в ту минуту, как вы покинули комнату, мне и самому показалось, будто я вышел вслед за вами. Я словно бы смотрел на себя со стороны.

Их тела качнулись навстречу друг другу, и Ланселоту показалось, что он услышал щелчок – точно ловушка захлопнулась. Губы их встретились и слились в долгом поцелуе. Сердца у обоих бешено колотились, словно стремились вырваться из грудной клетки и соединиться воедино. Не в силах справиться с нахлынувшим головокружением, сэр Ланселот наконец вырвался из объятий и слепо побрел вниз по лестнице. По щекам его катились слезы.

В те времена имя сэра Ланселота славилось по всему христианскому миру, ибо все люди, независимо от их сословия и звания, почитали его как достойнейшего рыцаря на земле.

ТАК ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О БЛАГОРОДНОМ РЫЦАРЕ СЭРЕ ЛАНСЕЛОТЕ ОЗЕРНОМ.

Приложение

Свой роман «Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола» Джон Стейнбек написал, основываясь на «Винчестерской рукописи» сочинения Мэлори. Однако эта работа больше, нежели простая литературная обработка, поскольку Джон многое добавил к исходному содержанию. Роман писался в 1958–1959 гг. в английском графстве Сомерсет и остался незаконченным; Джон не правил и не редактировал текст.

Ниже приводятся отрывки из переписки Стейнбека, из которых следует, что он подготовил два наброска отдельных частей книги. Письма адресованы Элизабет Отис, которая являлась литературным агентом Джона с 1931 г. и до самой его смерти в 1968 г., и мне (первые обозначены аббревиатурой ЭРО, вторые – ЧЕЙЗ). Письма позволяют проследить, как шла работа над романом, они содержат некоторые размышления Стейнбека и его идеи относительно книги. Джон не закончил своего «Короля Артура» и не сообщил, что и каким образом ему помешало это сделать (если допустить, что нечто действительно ему помешало).

Что очевидно, так это огромный и неподдельный интерес к данной теме. В письмах автор делится своими планами и надеждами, описывает, как происходила работа над книгой.

Чейз Хортон

ЭРО

Нью-Йорк, 11 ноября 1956 г.

Я намерен немедленно приступить к «Смерти». Хотелось бы, чтобы пока это осталось между нами – до тех пор, пока я не закончу. Книга полна старинной магии.

ЭРО

Нью-Йорк, 19 ноября 1956 г.

Я с головой ушел в своего Мэлори. Получаю огромное удовольствие. Пока мне неизвестно, что происходит в мире, хочу предпринять попытку. В любом случае собираюсь попробовать.

Теперь что касается метода. Здесь у меня есть некоторые сомнения. Помнится, когда я сам впервые прочитал эту книгу, примерно в возрасте Луиса, она меня совершенно очаровала. Мне вообще нравились старинные, вышедшие из употребления слова. Но я совершенно не уверен, что современные дети отнесутся к ним таким же образом. Все-таки они более привычны к визуальному изображению, а не звуку. Собираюсь написать пробный образец, в котором не стану выбрасывать все архаичные выражения, а попытаюсь заменить их на хорошо известные, привычные слова. Что же касается необычного грамматического строя Мэлори, то планирую перевернуть его предложения, ибо в таком виде они не воспринимаются читающей публикой.

Вот чего я точно делать не буду. Прежде всего, не буду ничего подчищать в тексте. Да, Пендрагон действительно хитростью отнял жену у герцога Корнуолльского, так оно и было. Думаю, дети не только понимают подобное, но и способны его принять – если только над ними не успели поработать моралисты, те самые, которые пытаются при помощи умолчаний уничтожить реальность. Да, тогдашние мужчины имели женщин, и я намереваюсь оставить все, как есть. Помимо этого, я собираюсь сохранить все заголовки – и книги, и отдельных глав – в том виде, в каком они созданы Мэлори и Кэкстоном. Полагаю, должно получиться забавно.

Когда некоторая часть работы будет выполнена, я думаю предпослать ей короткое вступительное эссе, в котором расскажу о собственной заинтересованности в этом цикле. Расскажу, каким образом возник этот интерес и куда он двигался, а именно: в глубь научных изысканий, а затем снова наружу, к моей книге. Там же я намереваюсь изложить свою точку зрения на роль Мэлори – попробую оценить, какое влияние его труд оказал на наш язык, наши поведенческие стереотипы, мораль и этику.

У меня такое чувство, что работа пойдет очень быстро – если только мне не будут сильно мешать. Но почему-то кажется, что я легко преодолею все помехи. Ведь по прошествии всех этих лет у меня накопилось очень много знаний.

Есть и еще одно, чего мне не хотелось бы делать. В этой истории, как и в каждом поэтическом произведении, немало темных мест. То есть я хочу сказать, что их нельзя понимать буквально. Так вот, я не собираюсь их искусственно прояснять и делать буквальными. Я слишком хорошо помню, какое наслаждение самому мне доставляло ломать голову и строить догадки.

В отношении названия. Мне неизвестно, как выглядела обложка Кэкстона, но на титульном листе написано:

«Рождение, жизнь и деяния короля Артура, а также его благородных рыцарей Круглого Стола, их удивительные приключения и подвиги, обретение Святого Грааля и в конце плачевнейшая смерть Артура и его расставание с этим миром и всеми его обитателями».

Скорее всего, я сохраню первую часть этого длинного названия и озаглавлю свою книгу «Деяния короля Артура». Во введении я обязательно поясню свое решение – процитирую титульную страницу кэкстоновского издания. Однако прошу заметить, что книга моя в большей степени посвящена описанию деяний, чем смерти.

В любом случае все это подлежит обсуждению. Сейчас главное решить, справлюсь ли я вообще с этой работой. А лучший способ узнать – приступить к написанию.

Имеется ли у Вас издание Кэкстона? Мне бы очень хотелось, чтобы Вы – по прочтении моей версии – сравнили их и дали свои рекомендации.

Далее, как Вы относитесь к кандидатуре Чейза на роль ведущего редактора? Мне кажется, он очень заинтересован этой темой, к тому же обладает немалыми знаниями, что может оказаться весьма полезным, когда я потерплю провал. Всегда хорошо иметь человека, с которым можно посоветоваться. И он мог бы написать вступительное слово к моей книге. Дайте знать, что Вы об этом думаете.

ЭРО

Нью-Йорк, 3 декабря 1956 г.

Работа над историями о короле Артуре продвигается быстро и успешно. Это что касается текущего положения дел и перспектив. Я нахожу себя чрезвычайно подготовленным во всем, что касается артурианского цикла. Я немного владею англосаксонским, ну и, естественно, как и все, прочитал немало книжек на древнеанглийском и среднеанглийском языках. Сам не знаю, почему я написал «как все». На самом деле я обнаружил, что таких людей очень и очень мало.

Тем не менее в Винчестерской рукописи мне встречается множество мест, где я улавливаю лишь общий смысл. Подозреваю, что у этих слов есть особое значение. Сложность заключается в том, что хороших словарей по древним языкам не найти. Ну ничего, у меня есть библиотека и Фанни, работающая над этим вопросом. Так что надеюсь на этой неделе получить некоторые материалы.

Мой энтузиазм к работе постоянно растет. Я сравниваю Кэкстона с Винчестерским манускриптом и нахожу множество различий. Кэкстон не только отредактировал текст, но во многих случаях изложил его по-своему. Хотя книжка вышла в свет всего через несколько лет после смерти Мэлори, заметно, что ее язык значительно отличается от Винчестерского экземпляра. Лично я вижу тому по крайней мере две причины. Во-первых, Кэкстон был печатником, издателем и уж во всяком случае городским человеком. В отличие от него, Мэлори – типичный деревенский житель, к тому же нередкий обитатель тюрьмы. Кроме того, Винчестерская рукопись – результат трудов монахов-переписчиков. А посему я полагаю, что она гораздо ближе к исходному тексту Мэлори. Так или иначе, я больше опираюсь на эту рукопись, чем на Кэкстона. Если уж и редактировать текст, то я предпочитаю делать это самостоятельно. Кроме того, в Винчестерском варианте я обнаружил совершенно очаровательные нюансы, которые Кэкстон не счел нужным сохранить.

В ближайшее время, собственно, как только я завершу «Мерлина», мы обязательно встретимся и обсудим мой метод. Не сомневаюсь, что мы придем к нужному решению.

ЭРО

Нью-Йорк, 2 января 1957 г.

Сегодня днем получил Ваше письмо. Очень благодарен за предостережение относительно гонки, которую я устроил. Я и сам не знаю, куда так спешу. Полагаю, это сродни некоему голоду или одержимости. На самом деле я и сам уже убедился, что это не та ситуация, где надо гнать лошадей во весь опор. Здесь требуется много читать и много думать, а я не слишком быстр, когда дело доходит до размышлений.

Хочу сказать, что я с Вами полностью согласен – Артур не герой. Полагаю, это же утверждение верно в отношении Иисуса и Будды. Возможно, столь заметные символические фигуры не могут быть героями. В противном случае нам было бы очень затруднительно отождествлять себя с ними. Вот, кстати, хорошая тема для размышлений. Что же касается его талантов как воина, так и правителя, я вполне допускаю, что Мэлори вовсе не считал их столь уж необходимыми. Вот кровь, происхождение – да, это важно. Ну, и помазание, конечно. При наличии этих двух элементов личные способности человека (или их отсутствие) не являлись решающим фактором. И, напротив, никакие таланты не могли обеспечить возвышение при отсутствии должного происхождения. Можно также отметить, что в те времена нравственные законы не имели абсолютного значения. Взять хотя бы короля Гарри VIII: по человеческим законам он, несомненно, убийца, но как король таковым не считается. Нам трудно принять подобное мировоззрение, но тем не менее для той эпохи оно являлось реальностью.

В следующий понедельник я собираюсь в город. Хочу посетить Моргановскую библиотеку и потолковать с тамошним персоналом. Да и на воздух надо время от времени выбираться.

ЭРО

Нью-Йорк, 3 января 1957 г.

Я все читаю и читаю. Это – как слушать давно знакомую музыку.

Удивительное впечатление производят эти книги. Кое-где мелькнет одна-другая стоящая идея, а так в основном рассуждения кучки ученых. Причем сами же выскажут какое-нибудь мнение, а затем – словно испугавшись – начинают отрицать или нивелировать собственные высказывания. По завершении книги (если я когда-нибудь ее закончу) мне бы хотелось высказать кое-какие свои соображения по поводу Легенды. По-моему, во всей этой головоломке отсутствует некий важный кусочек, без которого целостная картинка никак не складывается. Вы только подумайте: столько маститых ученых потратили кучу времени на то, чтобы установить, существовал ли на самом деле Артур. И при этом они упускают из вида единственно верную истину – что Артур существует снова и снова. Коллингвуд установил, что был некогда такой Урсус, или Медведь, который на древнем кельтском языке звучал как Артус. Таким образом, опираясь на мнение Ненния, это имя он переводит на латынь как Ursus horribilis. Однако, помилуйте Ursus horribilis – это ведь медведь гризли, а, насколько мне известно, за пределами Северной Америки этот зверь не водится. Вы видите, моя дорогая, как я увяз во всем этом! Теперь-то я понимаю, как человек при желании может застрять на этой теме и долгие годы проводить в спорах с другими специалистами по поводу слова «медведь» и его кельтского аналога.

Число двенадцать видится мне вполне оправданным, если говорить о количестве последователей какого-либо человека или принципа. От символики тут никуда не деться. И не имеет ни малейшего значения, что собой на самом деле представлял Святой Грааль – чашу, доставленную с Голгофы, или же гэльский котел, который позже всплывает у Шекспира, – поскольку и то, и другое служит воплощением принципа вечной (вернее, вечно возобновляемой) жизни. Подобные вещи неминуемо рано или поздно встают на свои места. Но меня больше волнует связка – та непрерывная нить, посредине которой и находится недостающий фрагмент головоломки.

Не менее захватывающе наблюдать, как растет мастерство Мэлори в ходе написания книги. Если в первых главах нашему взору предстают несвязные предложения, перепутанные события и персонажи, то по мере продвижения манера изложения становится гладкой, диалоги приобретают остроту и убедительность, а герои из сухих символов превращаются в живых людей – это при том, что сам автор сознательно старается сохранять символику. И все, я уверен, благодаря тому, что Мэлори учится писать. Он постепенно превращается в большого мастера, и процесс этот происходит у нас на глазах. Это видится мне чрезвычайно интересным и поучительным, а потому в своей книге я не собираюсь ничего менять. В процессе совершенствования я намереваюсь следовать за Мэлори, и глядишь – чем черт не шутит – может, и сам чему-нибудь научусь. Это может оказаться увлекательным занятием, если только мне удастся избавиться от ощущения спешки, которое пока лишь нарастает внутри меня. Это стало настоящим проклятием, и главное – зачем, во имя чего? Может, все дело в том, что я написал слишком много книг – вместо одной, главной? Увы, у Мэлори было одно важное преимущество передо мной. Он слишком часто сидел в тюрьме, а там, как известно, торопиться некуда (ну, за исключением тех нечастых случаев, когда он стремился сбежать).

ЧЕЙЗУ

Сэг-Харбор, 9 января 1957 г.

Я все продолжаю читать, причем очень медленно. Буквально шевелю губами при чтении. Элейн успевает проглотить четыре книги за то время, пока я осиливаю одну. Но тут уж ничего не поделать. В любом случае я получаю удовольствие, и ничто не может мне помешать.

В следующий понедельник собираюсь в Нью-Йорк. На той неделе хочу пообедать с Адамсом из Публичной библиотеки – в четверг, либо, если он не сможет, в среду или пятницу. Он собирается привести с собой доктора Бюлера (Вы, наверное, слышали это имя в связи с работами по Средневековью и Ренессансу). Адаме говорит о Бюлере: «К своему предмету он относится почти сладострастно». Как бы то ни было, они оба – полезные и отзывчивые люди. Я надеюсь, Вы тоже сможете к нам присоединиться. Я бы предложил встретиться в «Колони-бар» в следующий четверг, 17-го, где-то в половине первого. Сможете прийти? Если выяснится, что им это время не подходит, то я перезвоню и сообщу Вам. Мне бы очень хотелось, чтобы Вы тоже присутствовали на встрече.

У меня появилось множество наметок, но это все большей частью смутные догадки. Ну, и оставим в таком виде. Я считаю, что нет ничего опаснее, чем надуманные теории плохо информированных ученых. Полагаю, что для Мэлори это тоже не имело бы особого значения. Не могу даже передать, как я благодарен за присланные книги. Однако мне понадобится много времени, чтобы их прочитать. Я позвоню, когда буду в городе.

ЧЕЙЗУ

Нью-Йорк, 18 февраля 1957 г.

Нет, право, Ваши благодарности мне – это просто смешно. Вы вкладываете во все это столько ума и души, что я никогда не смогу с Вами рассчитаться. А ведь в будущем нам предстоит еще больше трудиться. Слава Богу, что нам обоим нравится эта работа…

В ближайшее время, когда буду в состоянии – а это не так уж далеко, – я намереваюсь отказаться от всего и посвятить себе выработке общей схемы романа, чтобы увидеть, что меня ждет в будущем.

Хочу поделиться своими наблюдениями. Наш Мэлори был человеком, который очень аккуратно обращается со словами. Он нигде не пишет «французские книги» – только «французская книга». Другими словами, ему не нужна была целая библиотека, и у нас нет никаких свидетельств, что он таковой пользовался. Он нигде не ссылается на аллитеративную поэму на английском языке или же на Гальфрида Монмутского. Мэлори был не ученым, а писателем-романистом – точно так же, как Шекспир был драматургом. Нам известно, откуда Шекспир черпал свои знания по английской истории – слишком явные прослеживаются параллели, – но вот откуда взялись его Верона, его Венеция, Падуя, Рим и Афины? По непонятным причинам утвердилось мнение, будто эти два великих человека, Мэлори и Шекспир, ничего не читали и не слушали. Предполагается, что все свои знания они впитывали из окружающей среды – мимоходом, не прикладывая особых усилий. Я читал «Мабиногион» тридцать лет назад, но это не помешало мне в «Благостном четверге» рассказать о несчастном рыцаре, который сделал себе жену из цветов. А где-то в другом месте я привожу историю о человеке, который повесил мышь за воровство. И это я! А ведь Мэлори и Шекспир по части памяти дадут мне сто очков вперед.

И еще: мне хотелось бы немного поработать над существующей гипотезой о том, «Смерть Артура» имела своей целью выразить политический протест.

Когда Шекспир хотел в своих произведениях выступить против короны, то он, будучи умным человеком, нападал не на современников Тюдоров, а на какую-нибудь из прежних династий. Причем выбирал такие, к которым Елизавета – сама происходившая от валлийского выскочки – относилась не слишком хорошо. И правильно, ибо прямое нападение на королевскую власть равносильно самоубийству. Правило это действовало как при Шекспире, так и во времена Мэлори. Теперь давайте посмотрим, как бы Вы себя чувствовали на месте Невилла, герцога Уорика в эпоху правления Генриха IV. Ведь такой король мог творить что угодно.

Позвольте рассказать одну историю из моей жизни. Когда появился в продаже мой роман «Гроздья гнева», многие люди ужасно разозлились. И тогда мой друг помощник шерифа Санта-Клары сказал следующее: «Никогда не заходи в номер отеля один. Веди поминутные записи; если покидаешь ранчо, то только в обществе одного-двух друзей; но в особенности никогда не оставайся в отеле один». – «Почему?» – спросил я. «Может, я подставляюсь под удар, – сказал он, – но ты должен знать: парни готовят против тебя дело об изнасиловании. Ты заходишь один в гостиницу, туда же заходит какая-нибудь дамочка, разрывает на себе одежду, царапает лицо и начинает орать благим матом. А тебе потом придется доказывать, что ты ни при чем. Пойми, твою книгу они не тронут, но есть и более простые пути».

Это было ужасное ощущение, Чейз, особенно, потому что я знал: такое срабатывает. После такого никто никогда бы не поверил моей книге. И я последовал его совету. До тех пор, пока накал страстей не спал, я никуда не ездил в одиночестве. А ведь подобная ситуация – не наше изобретение.

Конечно же, рыцарь-узник чувствует себя несчастным, но ему, по крайней мере, не приходилось мучиться сознанием собственной вины. И здесь, по-моему, таятся корни всех историй о рыцарях, силою колдовства взятых в плен. Еще совсем недавно мы наблюдали, как одно только подозрение в принадлежности к коммунистам могло разрушить жизнь человека. Причем часто случалось, что обвинение исходило от заведомого лжеца, и все равно это ничего не меняло – человек погибал. Если это так легко сделать в наше время, то что же тогда говорить о пятнадцатом веке!

Нам известно, по какой причине оказался в тюрьме Сервантес. Но что мы знаем наверняка о Мэлори?

Чейз, я хочу сказать, что никогда прежде мне не доводилось встречать человека, который бы получал от работы такое же удовольствие, как Вы. Нас с Вами снедает один и тот же огонь. Если нам удастся успешно завершить нашу работу, то мы соберем камыш и устроим маленький костерок в вестибюле факультетского клуба. Ведь действительно здорово, не правда ли? И я во всем нахожу параллели с нашим собственным временем.

ЧЕЙЗУ

Флоренция, Италия, 9 апреля 1957 г.

Люди постоянно спрашивают меня, когда я планирую завершить свой роман. Я, проявляя осторожность, отвечаю: через десять лет. Однако масштабы работы таковы, что мне начинает казаться, будто это весьма приблизительная оценка.

По-моему, я уже писал Элизабет, что доктор Винавер прочел начало присланного ему романа Мэлори и был поражен, насколько грубым и приблизительным является его переложение. Винавер любезно предложил мне любую посильную помощь. Это действительно очень грубое переложение. Я бы сам сделал лучше.

ЭРО

Флоренция, Италия, 19 апреля 1957 г.

На ближайшее время у меня назначена встреча и совещание с профессором Сапори, который является крупнейшим авторитетом по средневековой экономике и к тому же удивительным человеком. Я также намереваюсь по возможности скоро увидеться с Беренсоном, который знает здесь все и прорицает даже полет малой птицы.

Так что, как видите, я тоже не сижу без дела. Я поистине ошеломлен тем огромным количеством усилий, которые предпринимает Чейз. Он выполняет просто фантастическую работу. Передайте, что я очень ценю его помощь и обязательно вышлю то, что удастся здесь накопать. Если он заинтересовался процессом по возмещению, то может найти ряд полезных ссылок в Моргановской библиотеке, но я скоро завершу сбор материалов во Флоренции и в Риме. Полагаю, в конце работы мы станем обладателями поистине удивительной библиографии. Я все более проникаюсь духом того времени. Если Чейз еще не читал «Купца из Прато» Ирис Ориго, изданного Джонатаном Кейпом в 1957 г. в Лондоне, пусть обязательно посмотрит, ему понравится. Это подборка писем Пастонов из Тосканы. Она составлена на основе анализа ста пятидесяти тысяч писем одного купеческого дома, существовавшего в Прато в XIV – начале XV в. Великолепная вещь! Если Чейз не сможет найти книги, я вышлю ему копию, она у меня есть. На самом деле, думаю, будет правильным отправить к нему все книги, которые собраны у меня дома, – естественно, после того, как я их прочитаю. Похоже, к тому моменту, как мы закончим работу над романом, мы станем владельцами внушительной библиотеки. Не могу сказать, что я сильно счастлив по этому поводу.

ЭРО И ЧЕЙЗУ

Рим, Италия, 26 апреля 1957 г.

У меня были с собой письма из американского посольства и от графа Бернардо Ручелаи из Флоренции, старого друга здешнего смотрителя. Поэтому приняли меня очень хорошо. Хотя архивы – это самая проклятое место на свете. Акры и акры неисследованной информации. Просто невозможно оторваться. У меня есть несколько конкретных вопросов, и Информационное агентство Соединенных Штатов собирается прислать своего человека, чтобы он посмотрел, существуют ли в наличии нужные мне материалы. Между прочим, Чейз, наша библиография перекрывает все, найденное во Флоренции и здесь. Может, я и не смогу найти то, что хочу, но в любом случае попытаться не вредно. Особенно учитывая, что никто не копал в этом направлении тут или во Флоренции.