Текст книги "Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Мне кажется, вполне разумно предположить, что все названия, содержащие слоги «кад», «сед» и «седрик», восходят к названию Кадиса, которое, в свою очередь, происходит от имени Кадма – мифического носителя внешней культуры. Почему бы и нет? Подобные связи живут столетиями. И поныне кади – высокопоставленный судья, знаток мусульманского права. Слово «кадди» происходит от французского «кадета» – представителя младшей генеалогической линии в аристократических семействах. Еще одно французское слово «кадо» (cadeau) в переводе означает «подарок, плата, мзда». Я практически незнаком с семитскими языками, но готов побиться об заклад, что древние евреи (и прочие семиты) возводили слог «кад» к названию таких городов как Вавилон, Тир и так далее. Так почему бы этим богатым и таинственным чужестранцам (которые приплывали на кораблях и привозили с собой всякие диковинки) не увековечить в своем имени название родного города Кадиса? Получается, что они были представителями народа Кадма – легендарного носителя знаний и посланца богов. Для низко развитых островитян, продолжавших жить в каменном веке, приезжие финикийцы и сами, наверное, выглядели богоподобными. Они появлялись в роскошных одеяниях из тирренского пурпура, приносили с собой своих богов, их изображения до сих пор можно видеть на ранних британских украшениях из металла. Некоторые финикийские гости задерживались в Британии, их гены продолжали жить в крови местной детворы, а их родные названия просочились в названия английских городов и деревень. Я бы не удивился, если б узнал, что именно они принесли на острова идею христианства еще до того, как она пустила корни в Риме.

Ни в одном из источников я не нашел даже намека на подобную теорию. Наверное, предполагается, что тысячелетняя связь с Западом начисто вытравила память о единственном ярком и цивилизованном народе, пришедшем с Востока. Лично я в это не верю – и сама английская земля доказывает мою правоту.

ЧЕЙЗУ

Сомерсет, 25 мая 1959 г.

(от Элейн С.)

Пишу в качестве постскриптума к тому письму, которое отправила Элизабет в субботу. На выходных Джон прочитал мне то, что написал в последнее время, и я хочу поделиться впечатлением. На мой взгляд, его стиль заметно улучшился. Он тут в очередной раз перечитывал винаверовские заметки по поводу Мэлори, а после этого заявил: «Мэлори сократил и переделал на свой лад французов, так почему я не могу так же поступить с ним самим?» Версия Стейнбека постепенно обретает жизнь, и мне хотелось бы, чтоб Вы это узнали. Он сам рассматривает написанное как черновой набросок – так сказать, заготовки, из которых потом создаст окончательный вариант текста. «Но почему же ты не поставил в известность своих друзей?» – удивилась я. Ответом мне был возмущенный взгляд! Понимаете, процесс идет – роман эволюционирует. Другое дело, что происходит это медленно. Но в любом случае я считаю, что вы оба оказали неоценимую помощь и сильно продвинули вперед эту эволюцию.

ЧЕЙЗУ

Сомерсет, 8 июня 1959 г.

Я все время думаю об Э. О. Знаете, за все время нашего сотрудничества – а это долгие годы! – вряд ли найдется хоть один момент, который не был бы омрачен какими-то проблемами. Бедняжка Элизабет наверняка не раз мечтала, чтобы мы все оказались в аду с переломленным хребтом. Насколько для нее было бы проще, если б мы просто занимались своим делом – писали, отсылали ей куски текста и получали взамен деньги или же уведомления об отклонении рукописи, – а главное, не втягивали бы ее в подробности нашей личной жизни. Подозреваю, что она ужасно от нас устала. К тому же ее не может не заботить, что все это уже вошло в привычку. Мы без всякого зазрения совести взваливаем свои беды на ее плечи, причем всегда одни и те же беды! Не удивлюсь, если в один прекрасный день она вдруг взбунтуется. Ведь что получается: вместо прекрасных завершенных рукописей она получает сплошные извинения и отговорки, а еще претензии и недовольные гримасы, а еще бесконечные счета и убытки. Писатели – проклятое племя. Если о них и можно сказать что хорошее, так это то, что они все-таки не актеры (те еще страшнее). Однако, боюсь, это служит слабым утешением для литературного агента. Вот интересно, как давно кто-нибудь из клиентов Элизабет интересовался ее делами и чувствами (и случалось ли такое вообще)? Нет, что ни говори, а это неблагодарная работа. По мне, так лучше завести дома пяток ядовитых змей, чем связаться с одним писателем. Ведь непосредственное написание текста представляет собой наименьшую из проблем. А вот все терзания и метания автора, его ошибочные суждения (которые к тому же что ни день меняются), те страсти, которые кипят в его душе – вот на что тратится больше всего времени и сил. Думаю, если б все вышеперечисленное подлежало опубликованию вместе с текстом – вот тогда бы мир понял, что и почем в этих книгах. Телевидение в этом отношении более счастливый вид творчества, ибо – в силу свой специфики – избавлено от подобной маеты. Что касается рукописей, го они выматывают всю душу.

Возвращаясь к Мэлори – вернее, к моей интерпретации его интерпретации – хочу выразить надежду, что этим дело не кончится, и что основной текст выйдет в сопровождении интерпретации (то бишь пояснения) уже моей интерпретации. Я продолжаю писать, несмотря на все сложности, возникающие в ходе работы. Что меня раздражает больше всего, так это вопиющая абсурдность большей части повествования. Две трети материала вообще не имеют никакого смысла – так, детский лепет в темноте спальни (если Вы когда-нибудь проводили лето в скаутском лагере, то поймете, о чем я). Сначала у меня просто руки чесались повыбрасывать всю эту ерунду из текста. Но затем я вспомнил бесконечные прения в нашем конгрессе, слушания по делу Сакко и Ванцетти… или же разглагольствования о «превентивной войне» и нашей политической платформе, а также расовые проблемы, которые никак не удается уладить… и внутригосударственные отношения, и движение битников – и тогда мне стало ясно, что весь наш мир построен на абсурде. В рамках этой схемы рыцарские странствия выглядят ничуть не глупее того, что происходит в современном мире. Очевидно, бессмыслица заложена в самой человеческой природе. Попробуйте проанализировать поведение людей с точки зрения здравого смысла, и Вы убедитесь в моей правоте. Раскритиковав в пух и прах все человечество, я оглянулся на собственную жизнь и увидел, что и сам-то не слишком отличаюсь от порицаемого мною большинства. Я тоже принадлежу к той же самой глупой породе и барахтаюсь в той же луже, что и все человечество. Склонность к бессмысленным поступкам у меня в крови, и тут уж ничего не поделаешь. Однако, открылось мне, абсурд этот тоже имеет смысл. Он напоминает откровения дельфийских пифий, которые под воздействием наркотических воскурений несли всякую околесицу. И лишь потом, задним числом, их предсказания приобретали некую осмысленность.

Сейчас я пишу главу о Гавейне, Ивейне и Мархальте. Мне пришлось изрядно покорпеть над образами этих парней. Дело в том, что у Мэлори концы не сходятся с концами. Просто какое-то нагромождение ненужных деталей, невыполненных обещаний и неоконченных сюжетов. Взять хотя бы тот же белый щит – он появляется, а затем исчезает, так больше и не всплыв на протяжении романа. К чему он был, для чего? Непонятно… Хочется верить, что мне удалось вдохнуть немного жизни в этот эпизод (боюсь только, что совсем немного). Со временем я чувствую себя все более свободно в рамках повествования. Правда, здесь тоже требуется чувство меры. Необходимо сохранять уважение к материалу, ибо, отвергая какие-то сюжеты, вы отвергаете и действующих персонажей.

В творческой среде существуют люди двух типов. Основная масса вообще предпочитает не задумываться. Они глубоко убеждены, что золотой век человечества миновал и возврата к нему нет. Эти люди приспособились к существующему положению вещей и пытаются его сохранить – по принципу «как бы хуже не вышло». Но время от времени среди нас попадаются люди, которые верят в совершенствование, верят в прогресс. И пусть таких людей немного, и борьба их чаще всего не эффективна – но все же это представители совсем иной породы. Смех и слезы – и то, и другое вызывает сокращение мелких лицевых мышц. И в этом смысле они не так уж отличаются друг от друга: оба служат проявлением чувств, оба исторгают соленую влагу из глаз, и оба дарят нам в конце концов облегчение. Известно, что марихуана вызывает у людей немотивированный смех, а побочным эффектом алкоголя являются пьяные слезы. И тем не менее оба стимулятора сопровождаются похмельем. Когда мы читаем, что «рыцарь настолько расстроился, что без чувств упал наземь», не принимайте это за поэтическую гиперболу. Я думаю, именно так все и было – рыцари падали в буквальном смысле слова. Тогда так было принято, от них этого ждали, и они вели себя традиционным образом. Господи, знали бы Вы, сколько поступков я совершал в своей жизни исключительно из потребности соответствовать чужим ожиданиям (интересно, а бывало ли когда-то иначе?)

Даже странно, какие порой возникают неожиданные ассоциации. С месяц назад, когда я обдумывал замысел книги, мною была сделана короткая запись в рабочем блокноте. Сейчас мне хотелось бы ее воспроизвести:

«Когда я читаю о расширяющейся вселенной, новых звездах и красных карликах, о звездных вспышках, исчезновении старых солнц и нарождении новых – то есть узнаю все те новости, которые доносят до нас световые волны, до меня вдруг доходит, что все эти события и явления имели место быть многие миллионы лет назад. И тогда я начинаю думать, а что там происходит сейчас? Откуда мы знаем, что все эти процессы, оставшиеся в далеком прошлом, вдруг не изменились самым радикальным образом? Вполне возможно, что той действительности, которую ежедневно регистрируют наши мощные телескопы, давным-давно не существует. Все эти жуткие катаклизмы исчезли вместе с самими звездами задолго до того, как наш мир сформировался. И Млечный Путь – не более чем воспоминание, долетевшее до нас на крыльях света».

ЭРО

Сомерсет, июнь 1959 г.

Увы! Я вынужден с Вами согласиться – Артур был полным простофилей. Глядя на то, что он вытворяет, так и хочется завопить: «О, нет, только не это! Неужели опять! Смотри в оба, болван – у него же в кармане пушка!» Ну, точь-в-точь, как старых фильмах, когда наш любимый герой намеревается по собственной глупости угодить в ловушку мерзкого злодея. С Артуром у меня было полное ощущение дежавю. Мало того, глупость начинала расползаться, захватывать даже весьма сообразительные персонажи. Взять хотя бы Моргану: как может эта женщина – достаточно умная и даже коварная, чтобы замыслить убийства короля, – так вот, как может она веселиться и заниматься своими делами, даже не убедившись, что ее план приведен в исполнение? Что поделать, это литература. Вспомните, если хотите, Иегову из Нового Завета. Этакий Бог, который – подобно новичку на «Дженерал моторс» – не может найти себе занятия. Он раз за разом совершает ошибки, злится и в ярости ломает свои игрушки. Или другой пример – злополучный Иов. Так и кажется, что литература не может обойтись без воплощенной глупости. Ведь посмотрите, ум и сообразительность здесь почти исключительная прерогатива отрицательных персонажей. Поневоле задумываешься: а может, в самой человеческой природе заложено неприятие ума, и потому все хорошие герои традиционно глупы? А ум почти автоматически приравнивается к злу? Удивительно, но факт.

У меня такое чувство, что в описаниях странствий Гавейна, Ивейна и Мархальта я достиг значительных высот. Во-первых, сама история получилась намного лучше других, а во-вторых, это я ее открыл. Можно сказать, что Мэлори заронил зерно – посеял этот эпизод и позабыл о нем. А я наткнулся на него и подобрал. История и так-то не маленькая, а я еще ее удлинил. Пусть Вас это не пугает, я разбил ее на три отдельные части. Так или иначе, а я получил огромное удовольствие, пока ее писал.

Я не устаю удивляться отношению Мэлори к женщинам. Он их очень не любит, в особенности тех, которые не желают быть просто предметом домашней обстановки. И вот еще: неприязнь к карликам – здесь уже попахивает патологическим страхом перед мужественностью. Однако же мы знаем, что в пятнадцатом веке люди отнюдь не являлись сплошь простофилями. Мы знаем – из переписки Пастонов и прочих источников, – что тогдашние люди были достаточно энергичными и вполне могли о себе позаботиться. Человек пятнадцатого столетия так же мало похож на персонажей Мэлори, как какой-нибудь герой вестерна на реального человека с Дикого Запада. Просто и в том, и в другом случае мы имеем дело с проявлением почти детской тоски по минувшим временам, когда жизнь была проще, а великие мира сего могли позволить себе роскошь не быть самыми умными. В ситуации Мэлори нашелся же какой-то ушлый злодей, который чуть не полжизни продержал гениального писателя в тюремной камере. И даже не дал ему возможности предстать перед судом. И дело здесь не в каких-то преимуществах. Просто некоторые облеченные властью люди не желали, чтобы скандальный аристократ маячил у них перед глазами. В то время, когда Мэлори писал свой роман, мир уже не был юным и невинным. Напротив, он был достаточно старым и греховным. И циничным. И уж тем более не является юным и невинным современный мир, в котором процветают вестерны и дешевое чтиво. Неужели же будущее нашей литературы связано лишь с Микки Спиллейном и иже с ним? Не могу поверить!

Вчера после обеда ходил на Крач-Хилл, где бригада местных школьников ведет раскопки под руководством специалистов из Британского музея. Я собственными глазами видел неолитическую стоянку, поверх нее – поселение железного века, а венчает все древнеримский храм. Обитатели неолита создали потрясающую систему стен и защитных сооружений. Сколько ж надо было затратить труда, чтобы переместить всю эту землю и массивные камни! Это просто фантастика! И весь Сомерсет буквально усеян такими постройками. Создать подобное могло только достаточно крупное сообщество и к тому же прекрасно организованное. Чтобы свернуть горы голыми руками, требуются тысячи и тысячи людей. Масштабы строительства и его последовательность указывают на то, что оно продолжалось на протяжении многих поколений. Причем совершенно очевидно, что строительство подчинялось единому плану – достаточно четкому и логичному, который не менялся с приходом новых людей. Просто удивительно!

ЭРО

Сомерсет, июнь 1959 г.

Элейн ушла в церковь, а у меня вовсю кипит работа. Перед уходом она сказала: «Джон, нельзя так обращаться с людьми! Ты пристаешь к Элизабет с невозможными просьбами. Если так дальше пойдет, то она предпочтет тебе другого клиента. Того, который будет просто писать и отсылать ей свои истории».

И она права. Как клиент я всегда был для Вас сплошной головной болью. Слава Богу, что я приношу Вам хоть немного прибыли – в качестве компенсации за подобные неудобства.

Как бы то ни было, а я решил, что будет совсем неплохо написать Вам письмо и сказать, что я осознаю, как много Вы для меня делаете. А уж начав Вас удивлять, решил идти до конца и отправить совсем необычное письмо: на сей раз в нем не будет ни многословных объяснений, ни жалоб, ни извинений. Как Вам такое предложение, Элизабет?

Вместо того хочу поделиться одним открытием, которое сделал совсем недавно. Оказывается, артуровский цикл (как и весь укоренившийся фольклор) – это не что иное, как смесь серьезных откровений и детской, почти идиотической, чепухи. И обе составляющие одинаково важны. Если вы оставляете глубинный смысл, а всю ерунду выбрасываете, что-то при этом теряется. Это своеобразная «дрим-стори», полная непреходящих, универсальных грез, некоторые из которых сохраняют бессознательность сновидений. Отлично, сказал я себе, почему бы не добавить в это обширное собрание грез и мои собственные фантазии? Именно так я и поступил.

День уже клонится к вечеру, и доложу Вам, это был восхитительный день – полный плодотворной работы и неожиданных радостей (может, мои восторги и не вполне оправданны, но менее приятными они от этого не становятся). На первый взгляд история кажется безумной, но я уверен: где-то и для кого-то она обретает смысл и значение.

Но что же я все время – уже столько месяцев! – говорю только о себе да о себе. Как Вы-то поживаете? Вы счастливы, довольны? Был ли у Вас уже отпуск в этом году? И удалось ли выехать в Сэг-Харбор? Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы Вы приехали сюда и поселились в «Байере», там очень приятно. Вы бы увидели все своими глазами, прочувствовали бы это место. Поверьте, Вы бы не смогли противиться его очарованию, оно бы само просочилось в Вашу душу. Раньше я не писал об этом, но на самом деле я давно уже пытаюсь внушить Вам эту мысль – заронить зерно идеи, чтобы оно со временем вызрело в неожиданное решение. В одно прекрасное утро Вы проснетесь и почувствуете, что нужно приехать сюда. Каюсь, иногда я веду с Вами мысленные диалоги – даже сказал бы, баталии, – пытаясь переубедить и заразить своим энтузиазмом. Так и слышу, как Вы говорите: «Глупости! С какой стати мне ехать? Это немыслимо дорого и, кроме того, я не люблю деревню». – «Вовсе не глупости, – возражаю я, – и не так дорого, как вы думаете. К тому же, это не совсем деревня и, уж конечно, не забытая Богом глушь. На самом деле это вполне обитаемое место, и в нем присутствует какая-то благодать. Здесь так приятно отдохнуть после праведных трудов. И здесь есть что-то такое, что здорово прочищает и открывает глаза». Вы: «Лично я на свои глаза не жалуюсь. Не вижу смысла ехать». А я: «Но здесь есть нечто еще, что, как мне кажется, имеет непосредственное отношение к вам, Элизабет. Мне хотелось бы, чтоб вы сами это увидели и почувствовали. Что-то исключительно важное. Не знаю, как объяснить… Я сам это понимаю лишь на уровне чувств». Тут Вы, подобно норовистому пони, вскидываете голову (сколько раз я видел этот жест!) и меняете тему разговора. «Так вы не хотите даже подумать?» – спрашиваю я. «Нет!» – «А я все равно от вас не отстану! В этом месте действительно ощущается какая-то сила, и она полностью изменит ваше восприятие». – «Вот уж к чему я не стремлюсь! Оставьте меня в покое, Джон». – «Вы не понимаете! Здешние места – не просто заливные луга с изгородями. Здесь скрыто гораздо большее. У этой земли есть множество голосов, и она говорит с вами». – «Ах, отстаньте, пожалуйста!» – «Нет, не отстану, милая Элизабет! Я подожду, пока вы заснете, и тогда нашлю на вас целую армию здешних, сомерсетских фейри. Они будут кружить вокруг вас, как стая комаров, и жужжать, жужжать…» – «Я их прихлопну газетой».

ЭРО

Сомерсет, июль 1959 г.

Работа продвигается бодро и весело. Но посылать пока ничего не буду – пусть накопится достаточно материала, чтоб я смог продемонстрировать свои достижения (скажу по секрету, что сам я очень доволен). Выработал также отличный план по увязке отдельных глав, однако тоже не хочется хвастать заранее. Я и так только и делаю, что болтаю. Одно могу сказать точно: если все будет идти так же, как сейчас, то уже к октябрю я смогу с легким сердцем вернуться домой, зная, что закончить работу смогу где угодно. Роман начинает приобретать некую округлость и завершенность форм. В моем мозгу роится миллион различных идей, которые еще требуют своего оформления. Мне это не мешает, я всем доволен. И вообще хочу сказать: вот такая жизнь по мне!

Так, теперь несколько слов для Чейза. Боюсь, моя просьба его не порадует: он ведь все уже объяснял мне раньше. Но я хочу, чтобы все его соображения были сведены в одном письме. Итак, в начале июля я (вернее, мы) собираемся поехать в Уэльс, и мне нужно, чтобы Чейз подробно расписал предполагаемый маршрут. Я хочу заранее с ним ознакомиться и как следует запомнить – так, чтобы всегда иметь возможность с ним сверяться.

Я рад, что Ширли понравилось «Тройное странствие» (глава, между прочим, так и называется). Уверяю Вас, что Ланселот получается еще лучше. Наконец-то мне удалось проникнуть в эти двери!

А теперь хочу рассказать интересный случай из серии местных чудес (здесь действительно время от времени происходят подобные вещи). Итак, позавчера я писал про одного ворона – он является действующим лицом в моем романе и большим другом Феи Морганы. А вчера часов в восемь утра я сидел за письменным столом и вдруг услышал громкие звуки за дверью – то ли карканье, то ли кваканье. Сначала я подумал, что это какая-то гигантская лягушка забрела к нам на крыльцо. Элейн спала наверху, так эти звуки ее разбудили. Она выглянула в окно и увидела огромного ворона, который что-то клевал у меня под дверью и при этом громко каркал. Это была просто чудовищная птица, мы такого раньше никогда не встречали! Ну, и что Вы по этому поводу думаете? Предвижу Ваш скептицизм. Ей-богу, не стал бы Вам даже и рассказывать, если б Элейн Правдивая собственными глазами не видела этого монстра.

ЧЕЙЗУ

Сомерсет, 3 июля 1959 г.

(от Элейн С.)

Вчера ездили в Дорсет прокатиться по Плаш-Фолли (это еще один пункт в нашем списке топонимов). Поездка получилась замечательная. Дело в том, что Джон отправляет одного из своих рыцарей в странствие по сельской местности, а потому ему требовались кое-какие географические детали. Я рассматриваю это как еще один плюс нашего пребывания в Англии. Мы добрались до Дорчестера, а затем поднялись на Мэйден-Касл. Это огромный укрепленный холм, относящийся примерно к 2000 г. до н. э. Верхушка у него плоская, а на склонах располагаются восемь глубоких рвов. Полагаю, он мог служить защитой для чертовой прорвы народа. Мы постояли наверху, полюбовались Дорчестером. Между прочим, оттуда хорошо просматриваются контуры древнеримского городища. Стены его давно снесены, а по периметру насажены деревья. Получились четыре тенистых променада, которые так и называются – «Аллеи».

Мы также съездили в Керн-Аббас, посмотреть на местную достопримечательность – Дорсетского Великана. Он представляет собой изображение огромного мужчины (ростом в несколько сот футов), вырезанное на склоне мелового холма. В одной руке он держит занесенную вверх дубинку и вид имеет самый устрашающий. Великан изображен обнаженным, с внушительным фаллосом. Джон утверждает, что у наших предков он считался символом плодородия. А мне кажется, что фигуру вырезали для того, чтобы пугать до смерти местных дам. Представляю, как они возвращаются домой и заявляют своим мужьям: «Только, пожалуйста, не говори мне, что вы собираетесь сражаться с этими!»

Прочитали Ваше письмо, в котором Вы пишете о Бодмин-Муре и Карлионе на Уске. Собственно, я вожу его с собой – вместе с нарисованной Вами картой и другими нашими путеводителями. Джон сразу же загорелся, хочет в ближайшее время посетить оба места.

Поскольку сейчас самый сезон для малины и клубники, то в Девоншире мы досыта наелись топленых сливок. Я узнала рецепт, и теперь, когда кто-то из соседей угощает нас молоком, я готовлю это блюдо дома. Все достаточно просто. Молоко надо вылить в неглубокую посуду и поместить в теплое место, например, на плиту. Затем, по прошествии времени, я переставляю кастрюльку на пол – он у нас на кухне каменный, и выдерживаю еще несколько часов. Потом снимаю поднявшиеся сливки и ставлю в холодильник. Подавать лучше всего с ягодами. Вкуснотища неимоверная! Я здесь не расстаюсь со своей поваренной книгой – называется «Кулинарные рецепты Констанс Спрай», уже научилась вполне прилично готовить индийское карри. Все ингредиенты мы заказываем в лондонском универмаге «Бомбей Импариум». Собираемся по осени устроить карри-вечеринку.

Надеюсь завтра получить рукопись. Я разговаривала с нашей машинисткой, миссис Уэбб. Она как раз перепечатывала то место, где подруга одного из рыцарей стирает его белье и развешивает на просушку на кустах крыжовника. Все это происходит вечером, после чего они проводят ночь в лесу. Миссис Уэбб улыбнулась и спросила, известно ли мне, что в Англии детей находят не в капусте, а под кустами крыжовника. Я, естественно, этого не знала. Джон тоже – и очень развеселился, услышав эту историю.

ЭРО И ЧЕЙЗУ

Сомерсет, 13 июля 1959 г.

Естественно, я так и не делаю записей. Каждый день обещаю себе, но все руки не доходят. Зато я многое обдумал. Собираюсь заново переписать начало главы о Ланселоте. Мне кажется, теперь я знаю, как это должно выглядеть. А после Ланселота планирую вернуться к началу романа, кое-что переделать. Надеюсь, теперь все получится. Время покажет.

Чейз, очень благодарен Вам за работу по Мэйден-Каслу. Я все еще мучаюсь сомнениями относительно названия. Главным образом потому, что имею на сей счет мексиканский опыт – видел, как там все происходило. Испанцы приехали, услышали какие-то ацтекские названия и переиначили на свой, испанский лад. Таких примеров сотни. Взять хотя бы Куэрноваку – сейчас это переводится как «коровий рог». А изначально ацтеки называли это место «Куанахуатль», что означало «орлиное место». Вот пожалуйста – созвучие названий в некоторой степени сохранилось, а смысл полностью исказился. Однако тогда людям было важнее, как звучит имя, нежели что оно обозначает. И я подозреваю, что первая часть названия Мэйден-Касл сохранилась из какого-то более древнего языка (скорее всего, индоевропейского), утратив на протяжении веков первоначальное значение.

Все это очень интересно, но не более того. В настоящее время меня больше увлекает работа над «людьми» в этих историях. Очень рад, Чейз, что мое «Тройное странствие» Вас немного развлекло. По крайней мере, это как-то оправдывает появление в повествовании трех дам. Мое видение Ланселота сильно изменилось с тех пор, как я вплотную занялся его приключениями. Теперь этот образ стал больше осмысленным, и даже потянулись какие-то ниточки к дальнейшим приключениям с Граалем. С этой историей тоже проблемы. Вообще в европейской традиции всегда первостепенное значение придавалось самому Граалю, а поиски его рассматривались постольку поскольку. Но мне кажется, что процесс поиска очень интересен и важен. Я намереваюсь сосредоточить внимание именно на нем, а Грааль будет фигурировать просто как цель поиска. И вот еще что: в этой части я надеюсь избежать долгого подготовительного этапа. Довольно бесконечных обсуждений и полевых исследований. Вы получите уже готовую вещь – как свершившийся факт. Слишком много у меня в прошлом пробных прогонов. Теперь я уже все знаю, понимаю и намереваюсь писать.

ЭРО

Сомерсет, 25 июля 1959 г.

Вчера, уже после того, как получил Вашу телеграмму, я отослал Вам самую первую часть «Ланселота». Этот шаг видится мне достаточно благоразумным. Если даже текст потеряется по дороге, то в качестве страховки у меня остается копия – она бледненькая, но тем не менее вполне читаемая. Да и в конце концов у меня еще никогда ничего не терялось. Напишите, как Вам понравится рукопись. У меня такое чувство, будто текст наконец-то начинает принимать желаемые очертания. Вы сами увидите, как в ходе работы авторская позиция постепенно меняется. Теперь я не боюсь вставлять свои объяснения в особо темных местах. А кое-где приходится что-то выкидывать – там, где идет совсем уж бессмысленный текст (либо он был таковым изначально, либо стал со временем). И если повествование порой принимает несколько нереальный оттенок, что из того? У нас вся жизнь такова, что порой смахивает на сон. Многие люди проводят большую часть жизни в полусне и гордо именуют это реальностью. Там, где возможно привязать текст к современности – если ситуация одинаково верна и для того, и для нашего времени, – я, сообразуясь с собственными представлениями, так и поступаю. И поскольку вся история видится мне несколько декоративной, то я пытаюсь придать ей сходство со средневековой живописью. Ввожу некий официоз, но стараюсь делать это не слишком часто. Гораздо больше сил у меня уходит на то, чтобы «оживить» героев. В этой первой части (которая еще далека от завершенности) Ланселот пока не столкнулся с проблемой двойственности своей натуры. Ему еще только предстоят нравственные испытания. Вот почему мне так дорог этот персонаж: жизнь устраивает ему проверку на моральную прочность, Ланселот ее не выдерживает, но при этом остается честным, благородным человеком.

Элизабет, Вас беспокоит возможное влияние Винавера на мою работу. Не знаю, я, конечно, не уверен, но мне кажется, что профессор Винавер первый бы мне поаплодировал. Он вовсе не такой закосневший книжный червь, как Вам видится. И он лучше других знает, каким изменения уже подвергалась эта история. Я почти уверен: Винавер бы одобрил то, что я делаю. А если даже и нет, это уже ни на что не повлияет – я слишком далеко продвинулся на своем пути, и обратной дороги нет. Я научился доверять своему творческому воображению и теперь получаю подлинное удовольствие от самого процесса работы. Кстати, Вы не находите, что меня следует похвалить за анализ чародейства? Он и сам по себе неплох, и к тому же демонстрирует совершенно новый подход к проблеме. Насколько мне известно, раньше никто не рассматривал вопрос с этой точки зрения.

Охотно принимаю Ваши рекомендации относительно распорядка. Я и сам решил двигаться дальше с того места, где сейчас нахожусь, и только по окончании работы снова вернуться к началу романа. В этом первом наброске я также намереваюсь по возможности отсечь все боковые ответвления сюжета и сосредоточиться на главной линии. Тристан – уже совершенно иная история. Ею можно будет заняться и позже. Сейчас я занят взаимоотношениями трех персонажей – Ланселота, Гвиневеры и Артура. Посмотрю, что можно вытянуть из этого треугольника, не изменяя основного содержания романа. И знаете, будь моя воля, я бы назвал книгу именем Ланселота, а не Артура. Он мой парень, я его понимаю. А сейчас начинаю понимать и Гвиневеру. Надеюсь, через этих двух персонажей я приду и к пониманию Артура.

ЭРО

Сомерсет, 28 июля 1959 г.

Сегодня выдался на редкость тяжелый день. Наверное, отчасти я сам виноват – принял неверное решение относительно формы и необходимости сокращений. Этот чертов Мэлори, похоже, просто помешался на сопутствующих схватках, а странствие как таковое отходит у него на десятый план. К тому же он неоправданно много внимания уделяет бредовой идее об излечении страждущих толп при помощи куска окровавленной тряпки. В результате все перемешалось, и уже неясно, кто что делает и зачем. Он начинает рассказывать о том, как Ланселот поменялся доспехами с сэром Кэем, а затем совершенно об этом забывает. Что касается меня, то я вынужден раскапывать все эти несуразности, как-то их исправлять или же, на худой конец, выкидывать из текста. Примерно три из восьми приключений заслуживают всяческой похвалы, но это совсем не те приключения, которые нравятся сэру Мэлори. Чертовски трудная работа. До сих пор мне удавалось поддерживать интерес к повествованию на должном уровне, и я не желаю терять читателей по вине Мэлори. Надо что-то с этим делать, вот только что? Пока не знаю. Но уверен: если буду продолжать упорно трудиться, то найду выход из ситуации. Я просто обязан это сделать! Надо искать какое-то простое решение. Как правило, оно же является и самым верным. Но вот пока добьешься этой простоты, все зубы обломаешь.