Текст книги "Разум и чувства"
Автор книги: Джоанна Троллоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
3
Сэр Джон Мидлтон частенько называл себя «ископаемым» – а то и «ископаемым вдвойне».
– Только подумайте, – сообщал он каждому, кто готов был его слушать, – кто в наше время получает в наследство поместье, пусть даже такую развалину, как мой Бартон! Мало того, к нему прилагается еще и титул – можете себе представить! Просто какой-то каменный век! Оказывается, от титула даже невозможно отказаться – он будет со мной до моего смертного часа. Я так и умру сэром Джоном Мидлтоном, баронетом. Это же кошмар!
Его отец, старший сэр Джон, родился в поместье, которое и завещал – вот только без всякого денежного подкрепления на его содержание – своему сыну Сердцем поместья, находившегося в Девоне, был элегантный особняк в стиле Уильяма и Мэри; [5]5
В истории английского искусства – переходный историко-региональный стиль от английского барокко к стилю королевы Анны, английского классицизма с элементами барокко. Совпадает с временем правления герцога Вильгельма III Оранского и его супруги королевы Марии (1689–1702). Другое название – стиль Марии. – Прим. ред.
[Закрыть]располагалось оно в лесистой долине реки Экс, к северу от Эксетера. Во времена детства младшего сэра Джона дом постепенно приходил в упадок, так что он привык не замечать ни ведер, расставленных там и сям по коридорам в местах наиболее сильных протечек, ни сырости, ни сквозняков, ни даже перебоев с горячей водой, поступавшей в ванные из допотопного котла в подвале, который пожирал не меньше угля, чем средних размеров фабрика, при этом почти не давая тепла.
Отец сэра Джона не обращал внимания на подобные мелочи: его детские годы пришлись на начало Второй мировой войны, так что его было не напугать плохой погодой, несъедобной пищей или сквозняками. Он унаследовал ровно столько денег, чтобы продолжать жить в Бартон-парке, наблюдая за его постепенным разрушением, и предаваться своей единственной страсти: охоте. Он отстреливал и ловил на крючок все, что бегало по лесу или плавало в реке, предпочитал оружейную и буфетную, где хранилась дичь, всем остальным помещениям в доме, и, после того как жена – что было весьма предсказуемо – ушла от него к владельцу строительной компании из Бристоля, пустился во все тяжкие, тратя последние деньги на охотничьи вылазки в Испанию – пострелять бекасов, или на Карибы – ловить акул. Смерть – притом такая, о какой он мог только мечтать, – настигла его на сафари в Кении, во время охоты на крупную дичь; в результате его сын унаследовал то, что осталось от Бартон-парка, вкупе с титулом и полным набором ружей фирмы «Пурди и сыновья», находящихся в прекрасном состоянии и надежно запертых в специальном железном шкафчике.
От ружей младший сэр Джон пришел в полный восторг. Он увлекался охотой не меньше отца; все его друзья были подписчиками «Охотничьего сезона», а в морозильниках у них не переводились фазаны, которых их жены уже отказывались готовить, однако детство и отрочество, проведенные в Бристоле, в доме отчима, заведовавшего строительством, наложили на него заметный отпечаток.
С юных лет сэру Джону внушали, что роскошь идти в жизни своим путем напрямую зависит от наличия денег. Деньги – отнюдь не зло, регулярно напоминал пасынку Чарли Крофт, деньги – это смазка, помогающая вертеться колесикам повседневной жизни. Верх глупости – считать, что без денег можно обойтись; тот, кто так думает – настоящий осел. Деньги – твой тыл, и они должны работать на тебя.
– Так что если ты хочешь сохранить старый сарай, который завещал тебе отец, и который я, – говорил Чарли Крофт, – будь моя воля, без колебаний снес бы и построил на его месте нормальные, теплые и пригодные для жилья коттеджи, потому что места там просто великолепные, – то тебе придется зарабатывать на его содержание.
А потом, глядя пасынку в глаза, добавлял:
– И знаешь, мне будет интересно посмотреть, как ты справишься.
Лет до тридцати сэр Джон не особенно заботился о том, чтобы вдохнуть в Бартон-парк новую жизнь. Отслужив – как и отец – свой срок в армии, он кое-как устроился в трех комнатах, расположенных непосредственно над допотопным котлом в подвале, и поступил на работу исполнительным директором в небольшую компанию, занимавшуюся изготовлением насосов для опреснительных установок. Он прекрасно понимал, что получил место лишь потому, что его родословная и титул могли помочь в привлечении иностранных клиентов, закупавших продукцию компании. Тем не менее он неплохо справлялся со своими обязанностями, а в выходные бродил по полям с ружьем или устраивал свои, быстро сделавшие его местной знаменитостью, вечеринки: гости являлись к нему одетыми так, будто ехали в Арктику, и предавались старинным аристократическим забавам вроде бега по анфиладам гулких пустых залов Бартон-парка и разжиганием огня в очагах – с таким ощущением, будто они незаконно проникли в заброшенный замок.
Удача улыбнулась сэру Джону в тот момент, когда он, несмотря на природный оптимизм и веру в собственные силы, совсем было отчаялся в своих попытках хоть на миллиметр сдвинуть проект «Бартон-парк» с мертвой точки. Во время затеянной им на вечеринке очередной эксцентричной игры – на этот раз поиска сокровищ – он заметил на широком подоконнике в одной из бартонских зал миниатюрную девичью фигурку, съежившуюся и шмыгающую носом. При ближайшем рассмотрении она оказалась очень хорошенькой барышней по имени Мэри Дженнингс, которая приехала на вечеринку с одним из приглашенных молодых людей, но тот забыл о ней, увлекшись флиртом с другой привлекательной особой. Мэри, замерзшая и несчастная, хотела сразу же уехать в Эксетер, а оттуда в Лондон, но понятия не имела, как выбраться из поместья.
Он снял ее с подоконника, обнаружил, что под старым одеялом, в которое она укуталась, – «Бог ты мой, как только вам в голову пришло заворачиваться в такое, на нем же спит мой пес!» – на ней было надето очаровательное, но крайне легкомысленное шифоновое платьице, расшитое блестками, поспешно сопроводил в наиболее обжитую из комнат над котельной и снабдил там стаканчиком бренди, а также самым приличным из своих старых, но дорогих шерстяных свитеров.
Мэри Дженнингс оказалась, выражаясь старомодным языком, богатой наследницей. Отец ее некогда основал компанию, выпускавшую одежду для сельских жителей, – в 1960–1970 годах ее продукция пользовалась огромным спросом у членов многочисленных организаций вроде «Ассоциации сельских землевладельцев», так что после своей смерти мистер Дженнингс не только оставил жене роскошный пентхаус в Лондоне, но и приличное состояние, поделенное между ней и двумя их дочерьми. Мэри Дженнингс приехала в Эксетер с мужчиной, который бросил ее, и осталась там с другим, который ее спас. Мэри Дженнингс с Портман-сквер превратилась в леди Мидлтон из Бартон-парка, а компания «Вест Кантри Клозинг» переехала с фабрики в Хонитоне, некогда выбранной мистером Дженнингсом из-за относительно недорогой рабочей силы, в конюшни и амбары, которым хозяин уже много лет не мог найти применения.
Совершенно неожиданно у сэра Джона обнаружился дар предпринимателя. Теща, разделявшая его жизнерадостный настрой и любовь к их, теперь уже общей, компании, с восторгом следила за тем, как он ее модернизировал. Сэр Джон нанял нового дизайнера, взялся изучать технологии, позволявшие выпускать более прочные и ноские ткани, начал печатать яркие, броские каталоги, приглашая своих друзей, их детей и собак в качестве моделей. За три года оборот компании увеличился в два раза, за пять лет – в три. В Бартон-парке появилась новая крыша и центральное отопление, устроенное по последнему слову техники. За те же пять лет сэр Джон и леди Мидлтон произвели на свет четырех малышей и зажили на широкую ногу, за что хозяин отнюдь не считал нужным оправдываться.
– Мои друзья, – заявил он как-то журналисту из эксетерского «Экспресса», – называют меня Роберт-грабитель – из-за цен на наши товары. Но сам ясчитаю их оправданными, и практика это подтверждает. Спросите у немцев: они обожают мои ткани. И японцы тоже. Можете проверить по каталогам заказов.
В то утро сэр Джон работал у себя в офисе, перестроенном из старого каретного двора, с ярким, слегка театральным модерновым освещением, когда к нему пожаловала теща. Он обожал ее до такой степени, что без стеснения выставлял свои чувства напоказ, и радовался от души, когда она решала задержаться в Бартоне подольше. У них были одинаковые вкусы, она полностью передала в его руки руководство компанией, мало того – одарила очаровательной женой, которая никогда не вмешивалась в деловые вопросы и ничего не имела против его неуемной тяги к развлечениям, пока интересы детей оставались на первом месте и от нее не требовали отчета о тратах на них или на ее собственный гардероб.
– Ужасно, – выдохнула Эбигейл Дженнингс, врываясь к нему в кабинет в облаке шарфов и шалей, – ужасно ветрено сегодня утром. Осень не за горами; это чувствуется даже при моем природном, так сказать, утеплении. – Она осмотрела зятя с головы до ног.
– Веселенький вид, Джонно.
Сэр Джон воззрился на свои вельветовые брюки цвета терракоты и изумрудный свитер.
– Слишком кричащий?
– Вовсе нет. Ты выглядишь великолепно. Особенно по сравнению с этой новой модой, которую так насаждают в Лондоне, – все только серое и черное. Мерзость! Как на похоронах. Джонно, дорогой, у тебя есть минутка?
Сэр Джон посмотрел на экран компьютера.
– У меня совещание по телефону с Гамбургом и Осакой через четверть часа.
– Обещаю уложиться в десять минут.
Он широко улыбнулся.
– Прошу, садитесь!
Эбигейл втиснулась в модное кресло датского дизайнера, которое Мэри выбрала для офиса, и размотала пару-тройку шарфов, после чего многозначительно произнесла:
– Видишь ли, произошло нечто из ряда вон выходящее.
– Что именно?
– Понимаешь, Джонно, я вчера была в Эксетере: угощала обедом крестницу покойного мужа. И ее сестру. Очаровательные девчушки. И очень благодарные. Люси и Нэнси Стил; их мать была…
– Эбигейл, десять минут.
– Прости, прости, дорогой! Думаю, все дело в возрасте; одна мысль цепляется за другую, а та за следующую, и так без конца…
– Эби! – снова воззвал к теще сэр Джон.
Эбигейл слегка наклонилась вперед – насколько позволяли ее объемистый живот и многочисленные подбородки.
– Джонно, у тебя есть родственники в Сассексе?
Сэр Джон в недоумении воззрился на нее.
– Нет. Да. Ах да, конечно, есть. Двоюродные, по отцу. Где-то в окрестностях Льюиса. В поместье – в таком же древнем и бестолковом, как Бартон, ну или вроде того.
Эбигейл подняла вверх пухлую руку, унизанную бриллиантовыми перстнями.
– Дэшвуды, дорогой. Это их фамилия. Люси и Нэнси прослышали о них от кого-то из своих кавалеров – уж не вспомню, от кого именно, сам знаешь, какова нынешняя молодежь! Но это жуткая история, честное слово, просто кошмар!
– Вы не могли бы рассказывать побыстрее?
– Ну конечно. – Эбигейл положила ладонь на краешек огромного, оборудованного по последнему слову рабочего стола сэра Джона – самой современной модели и из настоящего дуба. – Их четверо, мать и три дочки, две уже взрослые, а младшая еще в школе. Кто-то у них там умер, в том числе и отец, и вот, по каким-то ветхозаветным законам касательно наследования, вся семья оказалась без средств к существованию и практически на улице. Им совершеннонекуда податься.
Сэр Джон нарисовал на листке бумаги, лежащем перед ним на столе, кружок, потом добавил к нему усы и улыбку. Уже понимая, что природная добросердечность все равно возьмет верх, он все же, запинаясь, пробормотал:
– Может, они могли бы снять жилье?
– Джонно, не смей рассуждать как все вокруг! – твердо заявила Эбигейл. – Четверых членов твоей семьи, еще не оправившихся от потрясения после кончины их мужа и отца, выгоняют на улицу, отлучают от того единственного жизненного уклада, который им привычен. В то время как ты, насколько мне известно, не испытываешь недостатка в недвижимости. Согласен?
Помолчав мгновение, сэр Джон сказал:
– Знаете, я, кажется, вспомнил Генри Дэшвуда. Отличный малый. Немного не от мира сего, но вполне достойный человек. Стрелять не умел ну совсем. Как-то раз приезжал поохотиться на куропаток, в январе, тысячу лет назад. Значит, это его вдова и дочки?
– Именно.
Сэр Джон пририсовал к кружку уши. Потом, с неожиданной решимостью, заявил:
– Эбигейл, вы правильно сделали, что пришли ко мне. Да, абсолютно правильно.
Он снова улыбнулся ей во весь рот.
– У меня возникла идея. Займусь ею, как только переговорю с заказчиками. Отличная идея, о да!
Первой приближающуюся машину заметила Элинор. Она специально дожидалась у окна, опасаясь, что Фанни может перехватить их гостя и увлечь к себе логово, чтобы попытаться отговорить его делать им свое загадочное предложение, ради которого он ехал из самого Девона. Хотя он был, похоже, человеком весьма волевым – по крайней мере, именно волевым, пускай и добродушным, он казался по телефону, – мало кому удавалось противостоять Фанни, если она пускала в ход весь свой арсенал убеждения.
Поэтому, когда зеленый «Рендж Ровер» сэра Джона показался на подъездной аллее, Элинор бросилась из кухни к парадной двери, чтобы лично приветствовать его и со всей искренностью поблагодарить за то, что он приехал повидаться с ними, а заодно дать понять, что новомодные переделки, затеянные нынешней хозяйкой Норленд-парка, о которых напоминали, в том числе, гигантские наклеенные на картон образцы дорогих обоев, не без умысла расставленные непосредственно при входе, ни в коем случае не говорят о вкусах, склонностях и предпочтениях остальной части семейства Дэшвудов. Элинор торопливо распахнула обе створки парадной двери, стремясь как можно скорей провести сэра Джона через холл в их собственную, сохранившуюся в неизменном виде, гостиную. Только когда он уселся у камина, в котором Белл заблаговременно развела огонь, рядом со столиком, где в вазе стояли астры, сорванные с клумбы в отсутствие Фанни, она наконец смогла вздохнуть спокойно. Сэр Джон напомнил Элинор персонажа из диккенсовских романов – определенно положительного: он оказался широкоплечим, румяным, с широкой улыбкой и в одежде жизнерадостных цветов. Он по-родственному тепло с ней расцеловался, достал из багажника машины ноутбук и бутылку шампанского и прошел за Элинор в дом, ни на минуту не прекращая говорить:
– Знаешь, а я ведь помню твоего отца. Отличный парень. Только стрелять не умел. Надо же, какая красота! Посмотрите только на этот пол! У нас в Брайтоне не так роскошно, хотя Мэри, конечно, была бы не против; правда, ваш дом не такой старинный. Тебе понравится наша библиотека. Я ею страшно горжусь. Боже праведный, вот это лестница! Наверняка вы, когда были маленькие, скатывались по перилам. Жуткое дело – особенно когда внизу мраморный пол. В Бартоне Мэри застелила холл ковром из морских водорослей, на резине, чтобы наша мелочь не свернула себе шеи. Я говорил «пускай», но она настояла на своем. Будучи с вами в родстве, смею заметить, что ты, дорогая, чудо как хороша! Честное слово! И я слышал, что обе твои сестры…
– Гораздо красивее меня, – быстро закончила Элинор.
– Не может быть! Просто не может. Мне не довелось познакомиться с твоей матерью, однако, по словам вашего отца, она была настоящей красавицей.
– И остается по сей день, – сказала Элинор. Она распахнула перед ним двери гостиной и отступила в сторону, пропуская гостя вперед. – Судите сами.
Белл, Марианна и Маргарет поднялись с кресел, в которых сидели, дожидаясь их появления, все с приветливой улыбкой.
– С ума сойти, – выдохнул сэр Джон. – Глазам своим не верю. Такое впечатление, что наступило Рождество, сразу за несколько лет. Нет, честно! Вы все просто потрясающие!
– И вот, – сказал сэр Джон чуть позже, напившись чаю и съев три лепешки, которые Белл собственноручно испекла этим утром, – я объявил Мэри, что семья – это семья, а мы с ней и так катаемся как сыр в масле.
Он уютно расположился в кресле, где некогда сиживал Генри, с чашкой чая в руке.
– Как сыр в масле, – повторил он. – Мы живем в прекрасном месте, нанимаем людей на работу, у нас достаточно средств на образование детей, и на дорогие поездки, и вообще на респектабельную жизнь. А Белл, спросил я Мэри, что есть у нее? Ни денег, ни мужа. Осталась вдовой, с тремя дочками на руках. Сама понимаешь, сказал я Мэри, кровь не водица. Никогда себе не прощу, если родственники моего старика будут перебиваться с хлеба на воду, в то время как нас ждет шале в Мерибеле на Рождество. Нет уж, спасибо,сказал я ей. Это не по мне.
Он одним глотком допил чай и поставил чашку на ближайший столик.
– И тогда мы решили так. Я не могу допустить, чтобы вы остались без жилья, в то время как Бартон-коттедж стоит пустой. Никак не могу. Девочки могут поучаствовать в нашем бизнесе, правда? – Он подмигнул Марианне. – Ты будешь великолепно смотреться в каталоге.
– Ненавижу фотографироваться, – хмуро заметила Марианна. – Я из тех, кто верит, что камера крадет твою душу.
Элинор шикнула на сестру:
– Эм, прошу тебя!
– Ой, только послушайте! – воскликнул сэр Джон и разразился хохотом. – Это же надо!Разве она не прелесть?
Он повернулся к Маргарет.
– Будь-ка хорошей девочкой и передай мне мой ноутбук.
Она медленно пересекла комнату и протянула ему ноутбук. Потом встала у сэра Джона за спиной, наблюдая, как он возится с кнопками.
– Может быть, вам помочь?
Он усмехнулся, не отрывая глаз от экрана.
– Чертова машина!
– У меня получится быстрее.
– Ну вот! – громогласно объявил сэр Джон. – Готово! Фотографии!
Маргарет наклонилась к экрану.
– Как это называется? – продолжал громыхать сэр Джон. – Слайд-шоу! Слайд-шоу вашего нового дома. Бартон-коттедж. Прелестное место. Вам должно понравиться.
Все четверо медленно выстроились полукругом за спинкой его кресла. После еще нескольких раундов щелчков и восклицаний на экране наконец появилось фото очень маленького, только что построенного домика на холме, в обрамлении деревьев.
– Но, – разочарованная, вскричала Марианна, – он же новый!
– Новехонький, – с удовлетворением кивнул сэр Джон. – Получить разрешение было сущим кошмаром, но я-таки добился своего. Хотел сдавать его на лето, отпускникам.
– Очень симпатичный, – слабым голоском пролепетала Белл.
– Место идеальное, – сказал сэр Джон. – Потрясающие виды, новая ванная, кухня, кладовая, вся техника. – Он перевел взгляд на Марианну. – Вы мечтали о вьющихся розах над дверьми?
– И соломенной крыше…
– Марианна, прошу тебя! Ты такая неблагодарная!
– Вовсе нет, – вмешался сэр Джон. – Девочка честно сказала, что думает. Конечно, после вашего нынешнего дома это совсем не то. Я понимаю. – Он опять посмотрел на экран. Там сменяли друг друга живописные виды лесистой долины – очень красивой и зеленой.
– Итак?
Белл намеренно не стала смотреть на дочерей.
– Нам очень нравится, – решительно заявила она.
– Но мам…
– Никаких «но». – Белл по-прежнему не поднимала глаз на детей. Ее взгляд был устремлен на следующий снимок, с крутым холмом, взбегающим вверх, к затянутому облаками небу. – Нам будет там очень хорошо. Домик выглядит чудесно. Такие… пейзажи.
Элинор откашлялась.
– А где именнонаходится Бартон? – спросила она сэра Джона.
Он хохотнул.
– В окрестностях Эксетера.
– Эксетера…
– Что за Эксетер? – спросила Маргарет.
– Это такой город, дорогая. Очень красивый исторический городок в Девоне.
– Между Дартмуром и Эксмуром, – с гордостью добавил сэр Джон.
– Я даже не знаю, где этот Девон, – трагически провозгласила Марианна.
– Там очень красиво, – с нажимом произнесла Белл. – Восхитительно.Это недалеко от Корнуолла.
Все три дочки уставились на нее.
– Корнуолл!
– Только не в эту даль…
Элинор, пытаясь скрыть дрожь в голосе, пробормотала:
– Мне осталось доучиться всего год…
– А моя музыка! – вскричала Марианна. – Как быть с музыкой?
Маргарет заткнула пальцами уши и зажмурила глаза.
– Только не вздумайтеговорить, что переведете меня в другую школу.
Белл улыбнулась сэру Джону.
– Элинор изучает архитектуру. Она прекрасно рисует.
Он улыбнулся ей в ответ.
– Я помню, Генри упоминал, что вы тоже художница. В Бартоне вы сможете писать с натуры.
– Вообще-то я больше занималась портретом, но да, конечно смогу.
– А Элинор, – громко перебила Марианна, – рисует здания. И где же она найдет зданияв Девоне?
– Дорогая! Прошу, прекрати. Ты ведешь себя грубо.
Джон Мидлтон снова широко улыбнулся – на этот раз Марианне.
– Совсем не грубо. Она просто откровенна. Я ценю откровенность. Мои дети будут от нее без ума – им нравятся необычные люди. У нас их четверо. Энергии столько, что хоть электростанцию подключай – хватит на целый город.
Он захлопнул крышку ноутбука и повернулся к Белл.
– Итак, – сказал сэр Джон, – решено? Я могу быть уверен, что вы с девочками приедете к нам и поселитесь в Бартон-коттедже, за плату, которая, обещаю, не будет для вас обременительна?
Маргарет вытащила пальцы из ушей и открыла глаза. Не скрывая своего разочарования, она всплеснула руками.
– А как же мои друзья?
– Позвольте, – окликнула Белл с порога гостиной, – ненадолго вас потревожить.
Фанни и Джон Дэшвуд, которые смотрели по телевизору новости, попивая вино, оба вздрогнули в своих креслах.
– Белл! – сказал Джон, скорее с удивлением, чем с радостью.
Он протянул руку и убавил звук телевизора, но выключать его совсем не стал. Фанни осталась сидеть в прежней позе, с бокалом в руке. Джон медленно поднялся.
– Выпейте с нами, – автоматически пригласил он, неопределенно махнув рукой в сторону бутылки, стоящей перед ними на серебряном подносе.
– Не думаю, – вмешалась Фанни, – что она задержится так надолго.
Белл ответила улыбкой. Она сделала несколько шагов к центру гостиной – чтобы не стоять бедной родственницей в дверях и в то же время иметь возможность быстро ускользнуть.
– Ты совершенно права, Фанни. Мне нужно всего пару минут. Сегодня днем у нас был гость.
Фанни продолжала смотреть на свой бокал. Не поворачивая головы, она сказала:
– Рада, что вы наконец собрались поставить нас в известность.
Белл, улыбаясь, обратилась к Джону.
– Ты не мог бы все же выключить телевизор?
Джон бросил короткий взгляд на Фанни. Она нетерпеливо махнула рукой. Он снова взялся за пульт и направил его на экран.
– Благодарю, – сказала Белл. Она заранее решила, что будет улыбаться во что бы то ни стало. Плавным жестом она скрестила руки на груди.
– Я собиралась вам сообщить, что мы больше не будем обременятьвас, оставаясь в Норленде. Нам предложили жилье. Один мой родственник.
Джон, потрясенный, уставился на мачеху.
– Господи боже!
Фанни мягко поинтересовалась:
– Надеюсь, недалеко отсюда?
– Вообще-то… – Белл сделала эффектную паузу, наслаждаясь моментом.
– Вообще-то что?
– Мы переезжаем в Девон, – с удовлетворением закончила она.
– В Девон!
– В окрестности Эксетера. В коттедж – он находится в поместье. Кстати, оно почти не превосходит Норленд – ну, разве что немножко. Хозяин поместья – мой родственник. Двоюродный. Сэр Джон Мидлтон.
Джон почти неслышно возразил:
– На самом деле, он мойродственник. Кузен Дэшвудов.
Белл сделала вид, что не слышит. Она в упор глядела на Фанни.
– Так что до конца месяца мы съедем от вас. Как только найдем школу для Маргарет и все утрясем.
– Но я же обещал подыскать вам жилье! – оскорбленным тоном воскликнул Джон.
– Очень мило с твоей стороны, но, как видишь, оно само нас нашло.
– Какая удача, – вымолвила Фанни.
– О да. Просто удивительно.
– Тем хуже для вас, – отрезал Джон.
– О чем ты?
– Вы не должны были принимать подобных решений, не посоветовавшись со мной.
– Но ты же не хотел со мной разговаривать, – удивилась Белл.
Фанни твердо произнесла:
– Милый, они и так прожили у тебя в доме все лето, абсолютно бесплатно, да еще и пользовались огородом – ты не забыл?
Джон посмотрел на жену.
– Действительно, – с облегчением согласился он.
– Значит, мы друг друга поняли, – звонко отчеканила Белл. – Больше никаких недоговоренностей. Вы позволили нам некоторое время пожить в нашем собственном доме, а теперь мы нашли себе другое жилье и вскоре переезжаем. Чудно! Я арендовала Бартон-коттедж на весь год и буду рада, если вы заглянете к нам, когда окажетесь в тех краях.
Взгляд Фанни был направлен в окно.
– Я никогда не езжу в Девон, – сказала она.
Белл остановилась у дверей.
– О да, я знаю. Но может, вы все-таки нарушите традицию. Кстати, очень странно, что вы ни разу не навестили Эдварда в Плимуте. Вам так не кажется?
Фанни стремительно развернулась к ней.
– Эдварда? А он тут при чем?
Белл уже стояла на пороге гостиной.
– Ну как же, – беззаботно откликнулась она, – очень даже при чем! Дорогуша Эдвард. Такой славный. Обещал заехать в Бартон. Я его специально пригласила – посмотреть наш коттедж. Он ответил, что с удовольствием заглянет.
С этими словами Белл взялась за ручку и закрыла за собой дверь с негромким, но отчетливым торжествующим хлопком.
