Текст книги "Разум и чувства"
Автор книги: Джоанна Троллоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
5
Маргарет стояла у окна в коридоре Бартон-коттеджа, глядя в темноту сада. Считалось, что она давно уже в постели: на ней была старая футболка и байковые пижамные штаны, и она старательно проделала все необходимые вечерние ритуалы – несколько раз хлопала дверями, закрывала и открывала кран в ванной и желала всем доброй ночи, – чтобы убедить остальных, будто ложится; на самом же деле пробралась к окну на площадке второго этажа, чтобы еще немного посмотреть, что происходит в домике на дереве.
Домик освещало мягкое пламя свечей в стеклянных банках, и этого света было достаточно, чтобы она могла разглядеть Эда и Элинор, которые сидели, прижавшись друг к другу, закутанные пледом. Она не видела их лиц, но время от времени в щелях мелькали то блестящие волосы Элинор, то сверкающие бокалы с вином, которое захватили с собой влюбленные. Высунувшись из окна, Маргарет слышала их шепот, чередовавшийся со взрывами смеха. Похоже, они были очень счастливы.
Маргарет гордилась тем, что способствовала этому счастью. За ужином оба прямо-таки сияли; Эд стал совсем другим человеком – по его словам, он был уверен, что Элинор отошьет его с уничижительной отповедью, и разволновался настолько, что его едва не стошнило. Слушая его, Маргарет поняла, что хочет еще усилить ощущение радости, царящее за столом, и вдруг, неожиданно для себя самой, сказала:
– Почему бы вам не забраться в мой домик на дереве? Там теперь много места.
Элинор широко улыбнулась в ответ.
– О, Магз! Ты правда разрешаешь?
А Эд поглядел на нее так, словно она вручила ему дорогой подарок, потом встал со стула, крепко ее обнял и объявил:
– Ты просто умница, Маргарет Дэвшуд, ты это знаешь?
И вот теперь, стоя у окна, Маргарет испытывала не только глубокое удовлетворение, но и новое для себя чувство – что она сделала нечто одновременно полезное и приятное. Она вспоминала, как встала из-за стола и пошла за корзинкой, а Белл положила туда бутылку вина и бокалы, и запечатанную пачку шоколадных бисквитов, и пару яблок, и кусок сыра, и как потом они все длинной процессией вышли в сумеречный сад и помогли Эду с Элинор взобраться на дерево по приставной лестнице, которую тоже сделал Томас. Марианна поставила свечи в банки из-под варенья, а Белл вытащила из-за дивана старый ковер, и они передали их наверх, в домик, и оставили жениха и невесту наедине друг с другом и с их будущим, – и с кольцом, которое, как оказалось, Эд прятал в кармане брюк.
Кольцо было не с бриллиантом, сказали ей, а с аквамарином. Маргарет решила, что это неважно: главное, что камень сверкал, а Элинор при виде него заплакала, но совсем не так, как обычно плакали члены их семьи. Элинор смотрела на кольцо у себя на руке, целовала Эда и смеялась. Маргарет показалось, что за этим ужином Эдвард говорил больше, чем когда-либо за все время их знакомства: он рассказал, как, будучи еще школьником, сблизился с семьей Люси, потому что это оказались милые и приветливые люди, которые не шпыняли его за малейшую провинность, в отличие от матери и сестры, что Люси показалась ему красивой, потому что у него не было других знакомых девушек… «Только полный придурок мог так подумать», – сердито перебила его Маргарет, а Эд засмеялся и сказал: «Придурок – правильное слово, Магз». Он говорил, как расстраивался от того, что мать заставляет его получать образование в чуждой ему сфере, как дошел до предела и чуть было не совершил ошибки, о которой жалел бы до конца своих дней.
Маргарет прищурилась, чтобы получше разглядеть, что творится в домике на дереве. Ей показалось, что она видит руку Эдварда на плече у Элинор, видит их головы совсем близко друг к другу… Похоже, все складывается к общему удовольствию. И не только потому, что Элли наконец получит то, чего так долго ждала, – наверняка Эдвард, пребывая в столь радужном настроении, не откажется выполнить просьбу Маргарет и научит ее водить автомобиль. Они же будут одной семьей – куда ему деваться?
– Ты не замерзла? – спросил Эд.
– Я слишком счастлива, чтобы мерзнуть.
– И я тоже. Чувствую себя словно в раю – в этом домике Магз, рядом с тобой… Я до сих пор не могу поверить в свою удачу. Не верится, что ты сказала «да».
– Ты прекрасно знал, что я это скажу.
– Вовсе нет! Я был в ужасе.
– Но все-таки положил в карман кольцо.
– Я хотел доказать тебе, что говорю серьезно, доказать, что ты – моя единственная. Что мне нужна только ты. Если, конечно, ты согласишься.
– Я согласилась, – улыбнулась Элинор.
– Как раз в это я и не могу поверить!
Элинор подвинулась к нему ближе, так что теперь ее левое плечо оказалось точно под его рукой.
– А я не могу поверить в то, что натворила Люси.
– Нам обязательно говорить о ней?
– Ты должен удовлетворить мое любопытство.
– И что ты хочешь знать?
– Почему, – сказала Элинор, – она вышла за Роберта, хотя прекрасно знала, что он… – Элинор запнулась. Эдвард наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
– Гей, – закончил он.
– Да.
– Он с самого детства это знал. Помню, как-то раз, когда ему было лет семь, Роберт вышел к завтраку в ожерелье Фанни и в ее летней шляпе с огромным пером. Представляешь, родители и глазом не моргнули! Стали всем говорить, что он – очень своеобразная личность. Именно так: очень своеобразная.
– Так что, ваша мать не знает?..
Эдвард взял руку Элинор в свою и повернул так, чтобы камень на кольце засверкал в огне свечи.
– Я не в курсе, знает она или нет. Собственно, если и да, мама все равно никогда этого не признает. И не станет обсуждать. Она предпочитает считать его неординарным человеком.
– Значит, он не может с ней об этом поговорить?
Эдвард поднес ее руку к губам и поцеловал.
– С ней вообще ни о чем нельзя поговорить. Кроме денег, акций, процентов и цен на недвижимость…
– Бедняга Роберт!
– Ему наплевать. Он живет своей жизнью и выкачивает из нее деньги, когда ему надо.
– Но Люси, – сказала Элинор, – Люси ведь знает, что он гей, должна знать!
– Ей это безразлично, – ответил Эдвард.
– Но как она может мириться с тем, что муж просто использует ее в качестве прикрытия…
– Прекрасно может, – равнодушно произнес он.
Элинор повернулась и посмотрела в его лицо, на котором плясали тени.
– Но…
– Элли, – сказал Эд, – не надо судить других людей по твоим прекрасным и абсолютно справедливым стандартам. Люси – это Люси. Если у нее есть возможность, она обязательно доставляет окружающим неприятности: чего стоят хотя бы сообщения, которыми она бомбардировала меня, угрожая рассказать матери, что мы с ней «единое целое» – это ее слова, – так что мне приходилось писать ей в ответ, повторяя «не надо, пожалуйста, не надо». Боже, Элли, в ту ночь я был в стельку пьян, и это, конечно, сыграло ей на руку. В общем, она получила то, к чему так давно стремилась, пускай и не от того брата, на которого ставила первоначально. Она не стоит наших переживаний. Люси наложила лапу на немалые деньги, а у Роберта появилось прикрытие, так что он снова может вертеть нашей матерью, как ему вздумается. Они заключили сделку. На взаимовыгодных условиях. Роберт и Люси страшные эгоисты: в этом они друг друга стоят. Будут жить каждый своей жизнью, а то и наслаждаться тем, как забавно подшутили над остальными. А я – к счастью, к моему бесконечному счастью, – смогу жениться на тебе!
– Но…
– Я хочу поцеловать тебя, Элли, хочу…
– Подожди, – сказала Элинор. – Последний вопрос.
– Какой?
– Как ты узнал, что больше ничем не обязан Люси?
Эдвард расхохотался.
– Ты не поверишь! – воскликнул он. – По электронной почте.
– По электронной почте?
– Да. – Он поглядел на Элинор, а потом наклонился к ее губам. – Она прислала e-mail, – продолжал он, почти касаясь ее губ своими, – и сообщила, что не может выйти за меня, потому что влюбилась в другого человека. И этим человеком, по чистой случайности, оказался мой брат-гей. Интересно, она правда рассчитывала, что я поверю в ее бредни?
– Похоже, ей было все равно.
Эдвард взял Элинор за подбородок и приподнял ее лицо.
– Мне наплевать, – сказал он, – наплевать и на нее, и на Роберта, и на всю мою семью, и вообще на всех вокруг. Ты даже не можешь представить, насколько! Единственный человек на свете, который меня интересует, очаровательная Элинор с моим кольцом на пальце, – это ты!
– Что? – переспросила миссис Феррарс, держа трубку на отлете, словно та могла ее укусить.
Фанни Дэшвуд, звонившая матери из своей недавно отремонтированной гостиной в Норленд-парке, повторила еще громче:
– У меня плохие новости, мама. Ты сидишь?
– Стоя я лучше слышу, – отрезала миссис Феррарс, словно разговаривала со слабоумной. – Тебе это прекрасно известно.
– Мама, – сказала Фанни, – речь о Роберте.
– Что случилось? – немедленно встревожилась миссис Феррарс. – Он заболел?
– Нет, мама, – ответила Фанни, – ничего подобного. Он совершенно здоров. Но он… женился! Ты можешь в этом поверить?
Повисла долгая пауза, миссис Феррарс явно задумалась.
– Полная чушь, – наконец ответила она.
– Это правда, мама.
– Если бы Роберт женился, – твердо заявила миссис Феррарс, – либо он, либо Мортоны уведомили бы меня. Он всегда мне все говорит.
– Мама, – на тон выше сказала Фанни, – он женился не на Тэсси Мортон.
– А должен был.
– Нет, в том-то и дело, он женился – бог мой, мама! – Роберт женился на Люси Стил!
Миссис Феррарс опять замолчала. Потом переспросила:
– На ком?
– На Люси Стил. Той, зубастой, у которой сестра. Мама, ты должна ее помнить. Она собиралась выйти за Эдварда.
Миссис Феррарс издала приглушенный вскрик.
– Ты все выдумываешь!
– Нет, мама, не выдумываю. Они поженились в Девоне, дома у Люси. С бухты-барахты.
– Но почему? – простонала миссис Феррарс. – Почему?
– О, мама, этого никто не знает. Роберт всегда поступал так, как ему хочется.
– Как он мог так поступить со мной! – вскричала миссис Феррарс. – Как мог так поступить со своей матерью?
– Дело не в тебе, мама, – раздраженно сказала Фанни, – дело в семье. И в отцовских деньгах.
Миссис Феррарс удалось немного взять себя в руки.
– Нет уж, – гораздо более решительным тоном заявила она, – они и пенни не получат.
Фанни слабым голосом возразила:
– Ты же не всерьез, мама.
– О нет, очень даже всерьез.
– Ты так не сможешь. Ты обожаешь Роберта. И все прощаешь ему.
Неожиданно миссис Феррарс спросила:
– А почему она не вышла за Эдварда? После всей этой шумихи…
– Потому что вовремя сориентировалась. Она прекрасно понимает, что Роберт – твой любимчик.
– Она права, – заметно смягчившимся голосом сказала миссис Феррарс. – Я всегда считала, что с Робертом иметь дело куда приятнее. Он такой милый – да ты и сама знаешь.
– Значит, ты прощаешь его?
– Я этого не сказала, Фанни.
– Уверена, ты простишь Роберта. И Люси с его помощью быстренько проложит себе дорожку в нашу семью, так что, не успеешь оглянуться, у нее уже будет карт-бланш на переделку дома в Норфолке…
– Не надо завидовать, Фанни, – перебила дочь миссис Феррарс. – Я всегда была против соперничества между братьями и сестрами: тебе это прекрасно известно. Ты получила свою долю, и даже более того. Я не думаю, что, будучи хозяйкой такого поместья, как Норленд, ты имеешь основания оспаривать передачу твоему брату какой-то фермы в Норфолке.
– Мама, я не говорила… не имела в виду…
– В любом случае, – оборвала Фанни мать, – дом нуждается в ремонте. И, должна сказать, довольно давно.
Фанни вскрикнула и изо всех сил швырнула телефон о стену. Миссис Феррарс посмотрела на свою трубку, потрясла ее, словно пытаясь сообразить, что произошло, а потом решительно стала набирать номер Роберта.
Сэр Джон Мидлтон был в своей стихии. Погода наладилась, думал он, дом был полон гостей – Билл Брэндон и Эбигейл Дженнингс вернулись и снова заняли свои спальни, по крайней мере, на выходные, бедняжка Марианна почти поправилась, а ее сестра вовсю крутит роман со своим мистером Ф. Мало того, его сына приняли в школу, где когда-то учились он и его отец – Мэри страшно гордилась, что малыша зачислили, в его-то возрасте, так что сэру Джону пришлось даже остудить ее пыл, напомнив, что ему еще предстоит показать себя в учебе, – и он подписал весьма выгодный новый контракт с дистрибьютором из Северной Индии, так что Джонно с его добродушной, хоть и не очень чувствительной натурой пребывал в полнейшей уверенности, что жизнь наконец налаживается.
Особенно он был рад видеть в Бартон-парке старину Билла. Казалось, прошли долгие месяцы с тех пор, как он был здесь в последний раз. Наверняка все это время он был занят своими ненормальными в Делафорде, не говоря уже о безумной дочери своей бывшей возлюбленной.
Сэр Джон покачал головой. Бедный старина Билл, любит он возиться с этими несчастными. Но, похоже, только это и делает его по-настоящему счастливым. Неудивительно, что все это сказалось на нем не самым лучшим образом: постарел и совершенно утратил чувство юмора. Правда, в этот раз все было совсем по-другому. Можно было подумать, что Билл почти расслабился.
В последний вечер, когда они все собрались за ужином – девять человек за одним столом, хотя в идеале сэр Джон предпочел бы удвоить их количество, – и когда девушки принялись рассказывать Биллу, что вытворили Роберт Феррарс и Люси Стил, Билл хохотал наравне со всеми. Марианна оказалась великолепной актрисой: она так забавно изображала Люси Стил, старую миссис Феррарс и Фанни Дэшвуд, пререкающихся между собой, что под конец все просто валились с ног от смеха. Вечер удался, совершенно точно. Сэр Джон искренне надеялся, что их вечера будут такими и дальше. Он не только хорошо повеселился сам: Мэри тоже заметно ожила. Позже, ночью, она проявила к нему неожиданную благосклонность и вела себя – даже не верится! – как настоящая соблазнительница. При этой мысли он улыбнулся и наклонился вперед, чтобы прочесть сообщение, появившееся на экране компьютера.
В дверь кабинета постучали.
– Войдите, – крикнул сэр Джон.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла знакомая фигура, замотанная в шали.
– Джон но?
– Эби, дорогая!
– Я не помешала?
– Помешала. Как обычно. Ты ведь знаешь, я человек занятой.
– Всего две минутки, Джонно!
Он махнул рукой в сторону стула, стоящего по другую сторону рабочего стола.
– Ладно, садись. Кофе не предлагаю, чтобы ты не засиделась.
Эбигейл опустилась на стул.
– Мне надо выговориться…
– Прошу.
Миссис Дженнингс поправила свои шали и шарфы. Потом склонилась к нему.
– Прошлым вечером, дорогой, мы так здорово повеселились! Всегда бы так. Эти девочки такие забавные, правда? Билл словно десяток лет сбросил, и это при том, что Марианна пока не отвечает ему взаимностью. Между прочим, могла бы немного пококетничать: в конце концов, она почти совсем оправилась, и нечего ей…
– Эби! – предупреждающим тоном перебил ее сэр Джон.
– Извини, дорогой. Прошу прощения. Собственно, я хотела сказать, что, к моему стыду, мне было смешно, когда они передразнивали эту маленькую проныру, Люси Стил. Представь, Джонно, только что она сидела у меня в гостиной, сетуя на безденежье и превознося свою великую любовь к Эдварду, и вдруг на тебе – сбегает с его собственным братом! А сразу после этого заявляется ее сестрица: она, мол, отдала Люси все свои сбережения, боясь, что та оставит влюбленных без копейки, а теперь не может купить билет на самолет, чтобы воссоединиться со своим пластическим хирургом, который устраивает вечеринку у себя на вилле на Ибице или где-то в тех краях. В общем, я не удержалась и по своей глупости и добросердечию…
– Эби, – снова перебил сэр Джон, – вы можете рассказать мне это в любое время. Конечно, вам кажется, что я почти не работаю, но…
Миссис Дженнингс покачала головой.
– Я безнадежна, дорогой мой. Понимаю. Но мы уже подошли к сути дела. А суть вот в чем – по-твоему, Эдвард Феррарс действительно любит Элинор?
Сэр Джон в недоумении уставился на нее.
– Я в этом уверен на все сто.
– Хорошо, – кивнула Эбигейл, – мне надо было это знать. Потому что, видишь ли, он ведь просто обожал Люси!
– Вовсе нет.
– Мой дорогой Джонно, она разбила ему сердце!
Сэр Джон встал, многозначительно глядя на тещу.
– Полная чушь! – твердо произнес он.
Поколебавшись секунду, Эбигейл поднялась со стула вслед за ним.
– Он просто пытался поступить по совести, – сказал сэр Джон. – Чувствовал, что обязан ее семье – оно и понятно, с учетом того, какая у него мать. Вот и все.
– Но она говорила…
Сэр Джон подошел к двери кабинета и широко ее распахнул.
– Ну-ка, вон отсюда, Эби!
– Ухожу, ухожу, дорогой.
Миссис Дженнингс, переваливаясь, двинулась к выходу, но остановилась на пороге и сказала, словно пытаясь оправдать себя:
– Я стараюсь думать о людях только хорошее, Джонно.
Он склонился к ней и твердо произнес:
– Тогда не трать свое время на худших представителей человеческого рода, Эби, – и вытолкал из кабинета.
Эдвард валялся на диване в Бартон-коттедже. Весь день он провел в Делафорде с Биллом Брэндоном: осматривался на новом месте и знакомился с людьми, так что в Бартон вернулся с непривычным чувством удовлетворения и даже немного удивляясь тому, что нашлось-таки место, полностью соответствующее его потребностям и ожиданиям. И вот теперь, улегшись на подушки и свесив ноги с подлокотника, Эдвард дожидался, когда Элинор вернется с работы из Эксетера.
Он не помнил, когда в последний раз испытывал такие чувства, и испытывал ли вообще, не мог до конца поверить своему счастью. Все вокруг словно купалось в солнечном свете, а стоило ему подумать об Элинор, как все его существо наполнялось восторгом. Он лежал, разглядывая едва заметную трещину на потолке и крошечного паучка, ползущего вдоль нее, и размышлял о том, что если это и есть счастье, то хорошо бы разлить его по бутылочкам и раздавать в качестве лекарства всем нуждающимся.
– Черт, ты, кажется, расстроен, – со смехом сказала Марианна, внезапно появившись на пороге.
Эдвард повернул голову и помахал ей.
– Страдаю как никогда, – в тон ей ответил он. – Разве не видно?
Она протянула ему телефонную трубку.
– Тебе звонят.
Он рывком поднялся и сел.
– Мне? На ваш домашний номер?
Марианна скорчила гримасу.
– Мой братец Джон. Хочет с тобой поговорить.
– Ой…
Марианна поднесла телефон к уху и сказала:
– Джон, я его нашла. Он в тяжких трудах – валяется на диване. Передаю.
Эдвард взял трубку из ее рук и неохотно ответил:
– Джон?
Голос Джона Дэшвуда на другом конце провода прозвучал до смешного напыщенно:
– Полагаю, Эдвард, сейчас немного поздно пытаться тебя вразумить…
– Поздно, это точно, – весело отозвался Эдвард, – да и ни к чему, потому что я никогда, ни разу в жизни не был так…
– Эдвард, – царственным тоном перебил его Джон.
– Что?
– Твоя мать в полном отчаянии. А сестра полагает, что ее предали – с полным на то основанием. Удивительно, что они еще держатся, причем стойко.
Эдвард снова поглядел на паучка.
– Надо же, – только и сказал он.
– Вообще-то, Эдвард, я рассчитывал на более развернутый ответ. Твои мать и сестра…
– Извини, Джон, – заметил Эдвард, – но тебе надо звонить Роберту, а не мне.
Джон Дэшвуд, пытаясь успокоиться, сделал глубокий вдох.
– Ты хоть понимаешь, Эдвард, что ваша мать ни разу не упоминала твоего имени с тех пор, как все это началось?
Эдвард прицелился в паука из воображаемого пистолета и выстрелил.
– Значит, на фронте без перемен, – произнес он.
– Эдвард! – закипая, воскликнул Джон.
Ответа не последовало. Эдвард поднялся и встал у окна, глядя на дорогу. Вот-вот на ней должна была появиться машина Элинор.
– Ты еще здесь? – спросил Джон.
– Да.
– Ты можешь меня выслушать?
– Конечно.
– Я и твоя сестра – мы с Фанни – считаем, что ты мог бы сделать что-то, чтобы сгладить этот конфликт. Не только ради себя, но и ради вашей матери.
– И что ты предлагаешь?
– Ты мог бы ей написать. Извиниться за то, что так ее расстроил.
– С какой стати?
– С такой, что она всегда желала своим детям только добра. И очень огорчена поведением сыновей в последнее время.
Эдвард провел ладонью по волосам. Не веря собственным ушам, он спросил:
– Так вы хотите, чтобы я написал матери и извинился за Роберта?
– Ну, тебе это только на руку…
– Нет.
– Эдвард!
– Нет. Никогда и ни за что. Я сожалею из-за этой дурацкой истории с Люси, но я настолько, настолько уверен в Элинор, что мне абсолютно наплевать на мнение всех вокруг. Я не раскаиваюсь. И не сомневаюсь. Может, когда-нибудь я и соберусь высказать это матери, если, конечно, она станет слушать, но я точно не буду слать ей письма с извинениями за чужие провинности. Тебе ясно?
– Ты совершаешь большую ошибку, – натянуто заметил Джон.
– Не такую большую, как моя мать! – выкрикнул Эдвард в ответ.
Мгновение оба молчали. Потом Джон с преувеличенной торжественностью сказал:
– Мне придется поставить об этом в известность твою сестру.
– Ну-ну, – усмехнулся Эдвард. – Интересно, каково это: быть под каблуком сразу у двух баб?
На другом конце линии воцарилась шокирующая тишина. И тут в долине показалась оранжевая машина, и Эдвард почувствовал, как его сердце, словно птица, воспарило в небеса.
– Пока, – равнодушно сказал он в трубку, – пока, – и швырнул ее на продавленные подушки дивана.
Марианна сидела на холме, с которого открывался вид на Алленем, обхватив руками колени, а рядом, опираясь локтем на землю и не сводя с нее глаз, устроился Билл Брэндон. Распущенные волосы Марианны колыхал легкий ветерок, перебирая их прядку за прядкой; Билл смотрел, как они взлетают и снова ложатся ей на спину.
От его глаз не укрылось, что Марианна не выглядела ни напряженной, ни расстроенной. Она смотрела на старый особняк с его причудливыми старинными трубами и аккуратными живыми изгородями в парке с выражением мечтательного спокойствия, но никак не страсти. Билл удивлялся тому, как до странности комфортно ощущал себя рядом с ней: молчание не причиняло им неудобства, поэтому он не торопился прерывать его, не спешил спрашивать, что она чувствует, глядя вниз, на долину, где раскинулось поместье, с которым она успела познакомиться и которое надеялась узнать еще лучше.
В конце концов, один тот факт, что Марианна пригласила его на прогулку, уже был удивителен. Конечно, Белл пока не отпускала ее никуда одну, а он очень кстати бродил по саду, дожидаясь Эдварда, так что она подошла, посмотрела ему прямо в глаза и сказала, что хочет прогуляться и взглянуть на Алленем – может, он согласится составить ей компанию?
Увлеченные дружеской беседой, они миновали лес, перешли дорогу, и он, в своей обычной ненавязчивой манере, предложил сделать передышку, чтобы Марианна немного отдохнула, прежде чем карабкаться на холм. Билл предложил взять сброшенный Марианной свитер, она отказалась, он спокойно сказал: «Не глупи», – и взял его, а она повернулась к нему и звонко рассмеялась. И вот теперь они сидели на жесткой колючей траве, устилавшей вершину холма над Алленемом, в умиротворенном молчании, на расстоянии вытянутой руки.
Это все равно расстояние, думал Билл, но совершенно другое. И я не собираюсь нарушать дистанцию, потому что не хочу ее торопить. Кроме того, мне и этого более чем достаточно: лежать здесь и видеть, как она смотрит на тот дом, уже ничуть не переживая. Нет, ей не все равно – на это я не смел и надеяться, – но она больше не страдает.
Словно прочитав его мысли, Марианна вдруг повернулась и посмотрела Биллу в глаза.
– Все в порядке, – сказала она.
– Точно?
Марианна кивнула.
Он спросил:
– Это что-то вроде проверки? Твое возвращение сюда?
– Пожалуй, – снова кивнула она.
– И как, ты прошла?
Она развернулась и села так, чтобы видеть его лицо, но тут же перевела взгляд на траву.
– Первая любовь… – медленно произнесла она.
Билл помолчал, а потом попросил ее:
– Расскажи мне о ней.
Марианна едва заметно улыбнулась.
– Мне кажется, с ней ничто не сравнится.
– Нет, – задумчиво ответил Билл, – но это не значит, что она останется лучшей. Просто первая любовь не повторяется.
– Потому что она первая.
– А у нас еще нет опыта, чтобы не нырять в омут с головой.
Она заметила печально:
– Именно это мне понравилось больше всего.
– И мне.
Она бросила на него короткий взгляд.
– Правда?
Он сорвал лютик и покрутил его между пальцев. Потом обреченно сказал:
– Я тоже этого хотел: с головой погрузиться в свои чувства.
– Серьезно?
– Я не хотел видеть, что она на самом деле за человек. Не хотел этого знать. Я видел в ней воплощение своей мечты, своей страсти.
– Надо же…
Марианна уважительно кивнула головой.
Он улыбнулся ей в ответ.
– А ты?
– Со мной было точно так же.
– Возможно, – мягко произнес Билл, – мы не были так уж неправы. Мы же не специально выбрали себе неподходящих людей, мы поступали так под влиянием сильных страстей.
Билл поглядел на Марианну, а потом подмигнул.
– Мы оба стали жертвами красоты.
Марианна пересела к нему поближе, подвинувшись на жесткой траве.
– Элинор сказала, Уиллз просил мне передать, что я в нем не ошибалась. Он действительно любил меня. И продолжает любить.
Билл вгляделся в ее лицо.
– Элиза знала, что со мной будет другим человеком. И жизнь ее сложится по-другому. Гораздо лучше.
Марианна спросила:
– А ты смог бы жить с ней?
– По крайней мере, я бы попытался.
– Я тоже. Вот только боюсь, это убило бы меня.
– О да. Жертвовать собой хорошо только поначалу.
Она протянула руку и взяла лютик из его пальцев.
– По-моему, я кое-что начинаю понимать.
– И что же?
– Что счастливая жизнь – это не только… Не знаю, как сказать.
– Счастливая жизнь, – одобрительно повторил он.
– Да. У тебя вот счастливая жизнь.
Билл серьезно посмотрел на нее и кивнул.
– Может быть.
Марианна отвела взгляд.
– Я точно знаю, – сказала она.
Он встал с земли и протянул ей руку.
– Вставай. Пора возвращаться домой.
– Билл…
– Нет, – перебил он. – Ни слова больше. Не сейчас.
Марианна поднялась и вдела лютик в дырочку для пуговицы на кармане его рубашки. А потом привстала на цыпочки и поцеловала Билла в щеку – коротко и легко.
– Я была счастлива с тобой сегодня, – сказала она.
