Текст книги "Сомнительные ценности"

Автор книги: Джоанна Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

– Нет, спасибо. Моя машина здесь, и я тоже следила за тем, сколько и чего пью.

– Очень благоразумно, – одобрила Линда, взметнув ворохом своих юбок. – Ничто так плохо не отражается на фигуре, как алкоголь! Посмотрите на Фелисити Финли.

– Линда! – прошипел Хэмиш. – Тише!

Не обращая на него внимания, его жена как ни в чем не бывало подплыла к этой самой Фелисити и к ее мужу и расцеловалась с ними на прощание.

Катриона искала момента, чтобы поблагодарить Хэмиша за картину, но, не успела она рта раскрыть, как он отрывисто пожелал ей спокойной ночи и отошел, чтобы распрощаться с хозяевами дома. На протяжении всего вечера единственными знаками внимания с его стороны были грубая выходка за столом в начале и подмигивание в конце.

Испытывая разочарование и опустошенность, по дороге домой Катриона увещевала себя: «Элли скажет: «Я же тебе говорила – ты для этого не создана!» И, черт побери, может быть, она права!»

ГЛАВА 5

На следующее утро Катриону разбудил телефонный звонок. Ей снилось, будто она снова девочка, снова на острове и, догоняя сестру, карабкается по черным мокрым камням, выступившим из-под воды во время отлива. Обе девочки хохотали, потому что их ноги то и дело соскальзывали с гладких валунов размером с огромные мячи, путались в водорослях, не давая им быстро двигаться вперед. Они знали, что уже опаздывают домой и их ждет нагоняй, но, несмотря на это, хихикали и поддразнивали друг друга, чувствуя себя по-детски счастливыми и беззаботными. Смех Марии становился все громче и пронзительнее, пока не превратился в надсадный визг телефона… И только тогда Катриона поняла, что это действительно звонит телефон, стоящий на столике рядом с ее кроватью.

– Алло, – спросонья ее голос звучал хрипло и сердито. Ее сон был таким реальным, она так радовалась, что снова дома, и чувствовала себя такой счастливой…

– Я тебя разбудил? – Это был Хэмиш. – Прошу прощения.

– Нет, все нормально. Где ты? – Катриона села на постели, стряхивая наваждение сна. В этот момент она почувствовала, что предпочитает реальность.

– В машине. Еду на виллу, нужно забрать оттуда кое-какие бумаги.

– Я не очень хорошо тебя слышу. – Катриона окончательно проснулась. Голос Хэмиша казался звучащим откуда-то издалека.

– Плохой сигнал. Сегодня во второй половине дня я вернусь в город. Ты будешь дома?

– Думаю, что да. – Ее сердце начало стучать и подпрыгивать от счастья, как это было во сне.

Она была безгранично рада тому, что он позвонил, но не очень хорошо понимала, как себя вести.

– У меня нет никаких определенных планов, – неуверенно добавила Катриона.

– Зато у меня есть, – недвусмысленно заявил он. – ОЧЕНЬ определенные планы. Я буду у тебя около пяти. Не одевайся.

Она была уверена, что и на расстоянии он почувствовал, как она вспыхнула.

– Тогда я просто останусь, как есть, – сказала Катриона, завертываясь в покрывало.

– М-м-м! Я бы пообещал думать о тебе, но у меня будет ленч с приятелями, и, боюсь, это может стать заметно.

– Слышимость ужасная – ты сказал, опасно?

– Домысливай сама, Иезавель. До свидания.

Шипение и треск в трубке сменились тишиной.

Катриона чувствовала себя до абсурда благодарной и счастливой. После вчерашнего вечера она вбила себе в голову, что больше он не захочет с ней встречаться, и эта мысль повергала ее в ужас. Во время обеда у Невисов он был так холоден, так отстранен, если не считать того момента, когда вдруг полез к ней под юбку, но потом и этот жест стал казаться ей скорее проявлением неуважения, даже презрения: «Я знаю, что могу получить тебя, если захочу, но я не хочу!» Теперь же ей стало легко и спокойно, как в детстве, когда кто-то погладит по голове и пообещает, что все будет хорошо.

И только позже, занимаясь скучной домашней работой, Катриона начала анализировать свои чувства. Почему она должна испытывать благодарность? Благодарность – принижающее, ограничивающее чувство. До сих пор в отношениях с другими мужчинами она никогда не испытывала ничего похожего. Смешно быть благодарной за то, что тебя хотят. Любовь не нуждается в том, чтобы говорить «спасибо». И тем не менее, она чувствовала себя внутренне благодарной Хэмишу за то, что он готов уделить ей несколько часов своего драгоценного времени. Должно быть, это еще один отрицательный аспект связи с женатым мужчиной – Благодарность в дополнение к Угрызениям совести. Большое Б в сочетании с большим У.

Когда он приехал, Катриона с несвойственной ей робостью подошла к двери – так угнетало ее сознание того, что она впускает мужчину, пришедшего сюда с одной-единственной четко определенной целью, причем мужчину, одни часы на руке которого стоили больше, чем все ее скромное достояние, не считая, разумеется, квартиры, но и та не принадлежала ей до полной выплаты ссуды. Она так нервничала и дрожала от страха, что у нее едва хватило сил, чтобы повернуть замок.

– Ты насквозь промок! – воскликнула Катриона.

Все ее страхи мгновенно улетучились, едва она увидела его, с потерянным и несчастным видом стоявшего на коврике около двери. Волосы Хэмиша и верхняя часть плаща потемнели от влаги.

– Там проливной дождь, – уныло улыбаясь, сообщил он, переступая порог. – А я не хотел оставлять машину поблизости на случай, если кто-нибудь ее узнает.

Катриона захлопнула за ним дверь.

– Еще бы, ее трудно не узнать, – согласилась она.

Черный ягуар последней модели, на котором ездил Хэмиш, носил запоминающийся номер ХМ-100. В этом автомобиле вряд ли можно было путешествовать инкогнито.

В ту же секунду, когда щелкнул замок, он схватил ее в объятия и поцеловал долгим, жадным, изучающим поцелуем, развеявшим малейшие сомнения, которые еще могли оставаться у Катрионы.

– Ты промочишь весь холл! – рассмеялась она, когда у нее появилась возможность вздохнуть.

Ее лицо и верх шелковой блузки уже стали влажными.

– Тогда пойдем и поскорее промочим спальню, – предложил Хэмиш, торопливо стаскивая плащ. – Целый день я старался не думать о тебе и вместо этого воображал твою белоснежную спальню со старомодной кроватью и вышитыми льняными простынями.

Спальня находилась как раз напротив холла.

– Что ж, насчет белого ты не ошибся, – усмехнулась Катриона, показывая ему дорогу. – Что касается льна, то позволь представить тебе мою подругу Полли Эстер. – Жестом фокусника она показала на синтетическое белое покрывало. – Работающим девушкам некогда гладить льняные простыни.

С довольной улыбкой осмотрев комнату, Хэмиш сдернул и небрежно швырнув на пол шелковый галстук с маркой «Пако Рабанне». Затем повернулся к ней и, ухватив за полы вышитого индейского жилета, который она надела поверх блузки и джинсов, привлек к себе.

– Какое племя трудилось, чтобы создать такой изумительный наряд? Ориноко?

Крутанувшись, Катриона выскользнула из объятий Хэмиша, оставив в его руках жилет.

– Так ты сможешь лучше разглядеть его. А я пока сварю какао.

– Не так быстро, вертушка Кэт!

Катрионе не удалось проскользнуть мимо него к двери. Издав радостное восклицание, Хэмиш сгреб ее в охапку, бесцеремонно повалил на постель и начал расстегивать пуговицы на блузке. Не прошло и двух минут, как девственно белая и ровная поверхность кровати начала походить на изъезженный горнолыжниками склон. Вскоре покрывало было отброшено в сторону вместе со сдержанностью, и вслед за ним на покрытый зеленым ковром пол полетели брюки, рубашки и индейский жилет. Но потом, когда они затихли, прильнув друг к другу в блаженной истоме, Катриона подобрала покрывало и набросила его на их разгоряченные тела.

– Бр-р-р, – поежилась она, вжимаясь в плечо Хэмиша. – Мне следовало включить отопление. Просто обычно мне не приходится раздеваться средь бела дня.

– Рад это слышать, – сказал он, обнимая ее. – У меня тоже нет такой привычки. Однако во всем есть хорошая сторона: мне нравится, как этот холод действует на твои соски.

Его ладонь легла на ее грудь, нащупывая отвердевший сосок. Вскоре за рукой последовали губы, и они опять были вместе, гладя, лаская и целуя друг друга и сливаясь воедино под белым колышущимся покрывалом.

– Господи, я так и не поблагодарила тебя за картину! – воскликнула Катриона, когда их дыхание опять выровнялась и она удобно устроилась, вжав бедра в полукружье его живота. Она встревоженно шевельнулась в кольце его рук. – Это была великолепная идея, но вряд ли я смогу оставить эту вещь у себя.

– Почему же нет? – с обидой и удивлением спросил Хэмиш. – Я считал, что она будет напоминать тебе о доме. Я уже предвкушал, что сегодня увижу ее на стене в твоей гостиной.

– Мне очень жаль. Она все еще завернута в бумагу, – призналась Катриона. – Она… слишком дорогая. Я не могу позволить тебе тратить деньги таким образом. Это ставит меня в дурацкое положение.

– Что ты имеешь в виду?

Испытывая неловкость и смущение, Катриона чуть-чуть отодвинулась от него.

– Ну, как будто меня покупают. А я не хочу ничего в награду за… ты понимаешь, за что. – Она сделала неопределенный жест в сторону постели и их обнаженных тел.

Лицо Хэмиша потемнело от гнева и он в свою очередь отпрянул от нее.

– Я не плачу за ЭТО! – резко произнес он. – Я купил картину, потому что увидел, как много она для тебя значит. Мне не хотелось, чтобы ею владел кто-нибудь другой, кто не будет дорожить ею так, как ты. Это всего лишь скромный подарок, напоминание о нашей первой встрече. Ты должна оставить ее у себя, иначе она просто пропадет, превратится в заурядное украшение стен, вроде репродукции Ван-Гога или картинки с летящими утками!

Катриона прикусила губу. Ей не хотелось обижать его, но, с другой стороны, она еще не до конца пришла к согласию сама с собой. Наступила напряженная тишина.

– Хорошо, я оставлю картину у себя – на память, как ты и предложил, – наконец сдалась она. – Большое спасибо.

И все-таки, как много значит в любви, если никогда не нужно говорить «спасибо», мрачно подумала Катриона.

– Не нужно благодарить меня, – как будто читая ее мысли, предостерег Хэмиш. – Просто повесь ее и иногда бросай на нее взгляд. – Он потянулся к ней и привлек к себе. Подождав, когда она устроится поудобнее, Хэмиш продолжал: – А теперь я могу наконец кое о чем спросить тебя.

Катриона дотронулась до волос на его руке, казавшихся совсем темными на фоне белой кожи.

– Мне казалось, что мы уже без слов сказали это друг другу, – мягко произнесла она.

– Я согласен, что с наиболее насущным вопросом повестки дня мы уже покончили, – серьезно, как будто он проводил деловое совещание, ответил Хэмиш, – но теперь пора перейти к пункту «Разное». Я хочу, чтобы в следующую пятницу ты вместе со мной поехала в Лондон. Мы проведем там вечер, остановимся в каком-нибудь роскошном отеле, сходим в театр, в ночной клуб, куда захочешь. Что ты на это скажешь?

Катриона была взволнована. Неискушенная девушка с острова, сидящая в ней, подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши. Она всего лишь дважды была в Лондоне, один раз со школьной экскурсией, второй – на уик-энде с коллегами из того банка, где она раньше работала. Тогда она посмотрела с галерки «Отверженных», побывала в пиццерии на Пикадилли, в диско-клубе возле Лестер-сквера и провела ночь во второразрядном отеле где-то на окраине. И хотя у нее появлялся повод еще раз благодарить Хэмиша, перед идеей совместной поездки в Лондон невозможно было устоять.

– Да. О, да! – сказала Катриона. – Потрясающе! – Она еще сильнее прижалась к нему и закрыла глаза. – Тебе ведь еще не надо уходить, правда? – сонным голосом пробормотала она. – Пожалуйста, скажи, что тебе еще не нужно уходить.

– Пока еще нет, – прошептал Хэмиш, касаясь губами ее волос.

Он думал о том, что они пахнут, как осенние цветы, впитавшие в себя всю мощь летнего солнца. Она была нежной, теплой, спелой, но в то же время сохранившей какую-то нетронутость, как диковинный, еще висящий на дереве плод. Хэмишу хотелось быть тем, кто сорвет его, попробует, будет обладать им и наслаждаться его сладостным вкусом… Катриона была трофеем, призом, золотым яблоком, которого жаждет любой мужчина, но только ему, Хэмишу Мелвиллу, она будет принадлежать…

– Линда сказала, что это вы застукали нас в субботу вечером. – Лицо Брюса, протянувшего Катрионе стакан джина с тоником, выражало одновременно укор и досаду.

Ее рука дернулась, и блестящая жидкость потекла по пальцам девушки.

– Я… гм-м… Да. – Она поспешила поставить стакан на поднос, чтобы не закапать стол, и с виноватой улыбкой лизнула палец. – Прошу прощения. – Было не совсем ясно, просит ли она прощения за то, что проникла в их тайну, или за то, что расплескала джин.

– Мы – то есть Линда и я – как бы это сказать… знаем друг друга уже некоторое время, – неуклюже продолжал Брюс, потягивая джин и откидываясь на спинку стула. Он сидел за своим рабочим столом, и это давало ему некоторое чувство превосходства, в котором, учитывая обстоятельства, он нуждался, как никогда раньше. – Но, как вы понимаете, мы не можем часто встречаться, поэтому приходится… э-э… использовать любую возможность. – Брюс широко ухмыльнулся, как бы желая внушить Катрионе, что отныне она становится наперсницей и соучастницей их веселых и невинных эскапад. – Если Хэмиш узнает, будет скандал.

Катриона взяла свой стакан и отпила глоток. Холодная, пахнущая лимоном жидкость слегка обожгла ей горло.

– Да, наверно, – уклончиво согласилась она.

Брюс беспокойно зашевелился в своем кресле.

– В общем-то Линда уверена, что если он узнает, то немедленно с ней разведется.

– В таком случае меня удивляет, зачем она это делает, – неосторожно заметила Катриона. – В конце концов, ей есть что терять.

– О да, есть. – По лицу Брюса было ясно, что он объясняет безрассудство Линды исключительно своей неотразимой притягательностью. – Но ведь он же не узнает, не так ли?

– Во всяком случае не от меня, – вдруг выпалила Катриона. – Ведь именно это вас беспокоит? – В глазах Брюса промелькнуло облегчение. – Неужели вы всерьез думали, что я скажу ему? Почему?

– Нет, я не думал. Это Линда. Видите ли, она вас совсем не знает.

– Если бы она оказалась на моем месте, разве она сказала бы Фелисити? – с неожиданной резкостью спросила Катриона. – Уверена, что нет.

– Нет, конечно, но у нее более широкие взгляды, – отеческим тоном произнес Брюс. – Я бы сказал, современные, городские взгляды.

«А я – всего лишь деревенская дурочка», мысленно продолжила Катриона и вознегодовала.

– А вы? – осмелев, поинтересовалась она. – Вы не стыдитесь того, что обманываете Фелисити?

Брюс пожал плечами.

– В общем-то нет. Мои отношения с Линдой никоим образом не угрожают нашему браку.

Катриона умирала от желания узнать, что значат отношения с Линдой для самого Брюса. Было ли это просто острое наслаждение опасностью? Или он получал удовольствие при мысли, что водит за нос самого богатого человека в Эдинбурге?

Но вместо того, чтобы спросить об этом, Катриона переменила тему.

– Вы не станете возражать, если меня не будет на работе в пятницу после обеда? – внезапно спросила она.

Брови Брюса взлетели от изумления.

– Это что, шантаж?

Катриона, засмеявшись, покачала головой.

– Мне и в голову не пришло, что это можно так расценить. Просто мне понадобился длинный уик-энд.

– Вот как? Невинный или?.. – лукаво спросил Брюс.

– Благоразумный, – парировала Катриона. – Обязуюсь не ставить под удар репутацию банка.

– Если так, пожалуйста, – кивнул Брюс, допивая джин. – Желаю хорошо провести время.

– Спасибо. Кстати, я очень рада, что вы санкционировали заем Каррузерсов, – спокойно добавила она, – несмотря на то, что в дело замешан отец нашего президента.

– Вы проверили условия продажи?

– Да. Право собственности сохраняется на полезные ископаемые, так что если только на участке Каррузерсов вдруг не отыщется нефть или золото, им больше не придется иметь дело с Лохаберами.

– А разрешение на строительство уже получено?

– Да, и оно начнется со дня на день.

– Отлично. Кажется, дела идут хорошо. Если у Каррузерсов хватит ума, то они должны непременно пригласить старого графа на обед, как только откроют свое заведение.

– По каким признакам вы можете заключить, что у вашего мужа кто-то есть? – вдруг спросила Фелисити.

Они с Элизабет Николсон стояли на обочине поля для гольфа, ожидая своей очереди. В выходной день Мюррейфилдский гольф-клуб был заполнен игроками, главным образом женщинами. Стоял солнечный весенний день. Подстриженная трава была еще по-зимнему желтой, но кое-где уже проглядывали зеленые островки.

У Элизабет от любопытства задергался нос.

– Уже не помню, Флик. Расскажите мне обо всем, – вложив в свой тон максимум участия, предложила она. – Что заставило вас задать этот вопрос?

– Об этом легко догадаться. Брюс ведет себя как-то странно. – Фелисити чересчур старательно протирала мячик голубым полотенцем. – Он целует меня с таким видом, будто его мысли блуждают где-то очень далеко.

Элизабет издала смешок, больше похожий на собачий лай.

– Разве большинство мужей ведет себя иначе?

– Но до сих пор и не замечала за Брюсом ничего подобного, – с сомнением произнесла Фелисити. – Может быть, я идиотка, но до сих пор нам вдвоем всегда было спокойно, даже легко. А теперь я отчетливо чувствую напряженность. До вас не доходили никакие слухи? Вы ведь всегда держите руку на пульсе.

Сжав губы, Элизабет передернула плечами. Ей не очень-то льстила мысль, что ее считают признанной сплетницей.

– Нет, я ничего не слышала. А вы кого-нибудь подозреваете?

– Я подумываю о Катрионе Стюарт. Вы ее знаете, это новая служащая, которую он нанял. Она очень хороша яркая, умная, соблазнительная. Собственно говоря, меня бы не удивило, если бы он ею увлекся.

– Но это было бы совершенно непрофессионально, не так ли? Брюс всегда производил на меня впечатление человека весьма щепетильного и осторожного в делах такого рода.

– Это правда, – согласилась Фелисити. – Но сейчас у него опасный возраст – кризис середины жизни, ощущение, что его время уходит.

– Да. Мой муж всегда называл это мужской менопаузой. К несчастью, дожив до критического возраста, он не сделал паузу, а остановился навсегда! – Перехватив взгляд шокированной Фелисити, она опять рассмеялась: – Не обращайте внимания на мои шутки, Флик, просто у меня такой стиль. Но вернемся к Брюсу – ваши подозрения, наверно, основаны на чем-то еще, кроме ощущений?

– Да. Например, вчера на обеде у леди Невис он извлек из кармана прозрачные черные трусики. Я все гадаю, где он их взял, – призналась Фелисити. – Это была шутка, розыгрыш, и он сделал вид, будто снял их с Линды Мелвилл, но, разумеется, это не так. Но это и не мои – я никогда не ношу черное белье.

– Почему? – заинтересовалась Элизабет. – А я ношу. Это так удобно.

– Элизабет Николсон – вдова в черных кружевах, – хихикнула Фелисити.

– Лучше быть вдовой, чем обманутой женой, – парировала ее приятельница. – Но где же Брюс мог взять эти трусики?

Фелисити уныло вздохнула.

– Понятия не имею. Даже не знаю, какое предположение мне более отвратительно – что он снял их с какой-нибудь рыжеволосой красавицы или что сам зашел в магазин дамского белья и купил.

– Возможно, ни то, ни другое. Может быть, он получил их в качестве шуточного подарка на Рождество.

– И держал в кармане своего вечернего костюма, дожидаясь случая, когда они пригодятся? – с сомнением покачала головой Фелисити. – Как-то в это не верится!

– Случаются и более странные вещи, – невозмутимо заметила Элизабет. – А почему бы вам не спросить его прямо? Или, еще лучше, пригласите эту рыжеволосую на обед и посмотрите, как они будут себя вести. – Прищурившись, она посмотрела на поле. – Они покончили с последней лункой. Я не помню, сейчас ваша очередь или моя?

– Моя, – твердо заявила Фелисити и решительно шагнула вперед.

Как обычно, после еженедельной партии в сквош Элисон и Катриона зашли в бар спортклуба. Там было еще несколько посетителей, поэтому они устроились на высоких табуретах возле стойки и, сблизив головы, заговорили вполголоса.

– Когда ты пойдешь в клинику? – спросила Катриона.

– В пятницу. Я ужасно нервничаю, а Джон вообще похож на разъяренного медведя. Приходи к нам в пятницу вечером, все узнаешь. Нам необходимо с кем-нибудь поделиться.

– Мне ужасно жаль, Элли, но, честное слово, в пятницу я не могу. В любой день, но только не в пятницу.

Катриона искренне расстроилась, она знала, какое значение придает ее подруга этому дню.

Элисон немедленно вскинулась.

– Ага! Что такое? Срочная работа?

– Я еду в Лондон.

– В пятницу вечером? Значит, это не работа.

– Да, это не связано с работой.

Элисон прищурилась:

– Это Хэмиш, не так ли? Вот почему ты напускаешь такую таинственность. Думаешь, я не одобрю – и ты права, я этого не одобряю.

Катриона в ответ только улыбнулась. Даже осуждение Элисон не могло охладить радости, с которой она предвкушала эту поездку.

– Интересно, знает ли Джон, что он женат на Старой Матушке Гусыне? – с ехидной улыбкой начала она – и тут же прикусила язык.

– Он знает, что женат на той, кто была бы счастлива стать Матушкой Гусыней! – отчеканила Элисон. – Мне только очень жаль, что моя лучшая подруга в числе первых не узнает, суждено ли мне все-таки стать матерью, а вместо этого будет мотаться черт знает с кем и неизвестно где.

Страшно сожалея о своей бестактности, Катриона попыталась исправить положение.

– Извини меня, Элли. Мне правда очень жаль. Жаль, что я так сказала, жаль, что я не могу прийти в пятницу, и жаль, что ты не одобряешь моего выбора. Но я совершенно не раскаиваюсь в том, что еду в Лондон, и в том, что чувствую себя очень счастливой. Впрочем, меня не будет здесь всего один день. Как насчет того, чтобы встретиться не в пятницу, а позже? Разумеется, мне хочется как можно скорее узнать, что скажет доктор насчет твоих труб и прочих сложных частей тела.

– Скорее всего, мне посоветуют перестать волноваться и почаще выглядывать из окна, смотреть, не летит ли аист, – хмыкнула Элисон. – Но есть шанс, что они предложат что-нибудь более конструктивное. О’кей, раз так, приходи вечером в субботу, Кэт, обменяемся новостями. Ты расскажешь мне о том, как это делается in flagrante, а я – о том, как in vitro. И будем надеяться, ни одна из нас не будет раскаиваться в своем выборе!

– Бывают моменты, когда я начинаю понимать, как хорошо иметь много денег, – со счастливой улыбкой признала Катриона двумя днями позже, усаживаясь в нанятый Хэмишем для поездок по Лондону роскошный «роллс-ройс» с обитыми светлой кожей сиденьями и шофером в униформе.

Только что они из ложи первого яруса посмотрели «Сансет бульвар», что, несомненно, обошлось Хэмишу в несколько сот фунтов, поскольку билеты на этот спектакль распродавали за несколько месяцев вперед, и теперь направлялись в ресторан «Кваглино», попасть в который без предварительной записи могли лишь очень знаменитые или очень богатые люди. Расстояние между театром «Адельфи» и рестораном вполне можно было пройти пешком, однако в этот прохладный вечер верхом роскоши было использовать лимузин с его кондиционером и встроенным холодильником, тем более что машина все равно находилась в их распоряжении.

– Как жаль, что не все и не всегда могут так жить, – добавила Катриона, глядя, как Хэмиш удобно устраивается рядом с ней.

– Это компенсация за предшествующий воскресный день, когда надо было отогревать твои замерзшие пальчики в твоей ледяной мансарде, – фыркнул Хэмиш, который в предыдущее воскресенье все-таки настоял на том, чтобы она включила отопление.

– По-моему, тебе удалось отогреть не только замерзшие пальчики, – возразила Катриона, убедившись, что стеклянная перегородка, отделявшая их от шофера, плотно закрыта. – Кстати, в данный момент твои руки еще не так сильно замерзли, чтобы мне нужно было их отогревать.

Последнее замечание было вызвано тем, что рука Хэмиша скользнула под ее шелковую бордовую юбку и, забравшись повыше, туда, где кончались чулки, которые на сей раз Катриона предпочла колготкам, нащупала голое тело.

– За время знакомства с вами, Хэмиш Мелвилл, я уже неоднократно убеждалась в том, что вы всего лишь грубый бабник, постоянно дающий волю рукам. – Изобразив возмущение, Катриона решительно отвела его руку в сторону. – Пусть лучше эта холодная рука достанет ту симпатичную зеленую бутылочку, которую мы открыли по дороге сюда.

– Если ты предпочитаешь выпить…

С обиженной миной на лице Хэмиш потянулся вперед, чтобы открыть дверцу холодильника. Потом, когда он никак не мог разлить шампанское в узкие высокие бокалы, они оба зашлись от смеха, а «роллс-ройс» тем временем спокойно катил вниз по Шафтсбери-стрит.

Поглощенные своими делами, они не обратили внимания на стоявшую у обочины пару. Пока высокий мужчина с вьющимися каштановыми волосами и открытым приятным лицом безуспешно пытался поймать такси, его спутница, пожилая дама, которая, несмотря на все протесты зеленых, была одета в норковое манто, заметила садившихся в «роллс-ройс» Хэмиша и Катриону и с интересом наблюдала всю сцену с шампанским. К счастью, подпольные маневры Хэмиша остались вне поля ее зрения. Квинни Невис в обществе своего старшего сына тоже посетила лондонский театр.

– Ты видел, Роб?! – задыхаясь от переполнявших ее эмоций, воскликнула она. – Ты видел, кто отъехал в «роллс-ройсе»?

Ее сыну наконец удалось остановить такси. Роб Гэлбрайт давно привык к слабостям своей матери.

– Наверно, принцесса Диана с Майклом Виннером? – наугад предположил он, подводя леди Невис к машине. Дав указания водителю, он уселся рядом с матерью. – Или Ферджи опять вышла в свет вместе с принцем Эндрю?

– Ни то ни другое, – отмахнулась леди Невис. – Кое-что гораздо более интересное. Хэмиш Мелвилл, который, судя по его виду, готов был целовать ноги Катрионе Стюарт.

– Неужели? – воскликнул Роб. – Как же ты пришла к таким сенсационным выводам? И объясни, ради Бога, кто такая Катриона Стюарт?

– Это было видно. А Катриона Стюарт – одна из новых служащих твоего отца. Говорят, очень способная. Занимается управлением частными вкладами, но, по-моему, слишком красива для такой должности.

– Я не верю своим ушам, – хмыкнул Роб, делая вид, что рвет на себе волосы. – Уж не намекаешь ли ты, что там, где есть красота, нет места благоразумию? Какая-то сексуальная дискриминация.

Леди Невис была непоколебима.

– Я просто говорю, что она слишком соблазнительна, чтобы отдавать ее на растерзание беспардонным клиентам «Стьюартса». Ты же знаешь, как могут себя вести эти богатые разбойники. Когда они чего-то хотят, то считают само собой разумеющимся, что им нельзя отказать, а Катриона, хотя и выглядит как светская женщина, выросла на ферме, на острове Скай. Она совершенно неопытна в таких делах. В прошлую субботу она у меня обедала. Трудно себе представить более обаятельную девушку, но уж очень она… свежа. Ах! – Леди Невис испуганно прижала руку ко рту. – Это моя вина – за обедом я посадила ее рядом с Хэмишем Мелвиллом. Хотя, честно говоря, тогда я не заметила, чтобы между ними что-нибудь происходило. Мне не нравится, что сегодня я видела их вместе. Не к добру это.

Роб изумленно поглядел на мать и покачал головой.

– Не понимаю, почему ты так говоришь. Это ведь на редкость лакомый кусочек для ваших торговок сплетнями. Мне только очень жалко эту – как ее? – Катриону Стюарт. Хэмиш Мелвилл, вне всякого сомнения, продувная бестия.

Леди Невис бросила на сына обиженный взгляд.

– Я вовсе не торговка сплетнями! Но почему приятные молодые холостяки, вроде тебя, позволяют, чтобы женатые боровы уводили у них из-под носа всех мало-мальски хороших девушек, вот что мне хотелось бы знать?

– Если эти девушки такие хорошие, почему они соблазняются боровами? Ты не задумывалась над этим? – спросил Роб.

Его мать понимающе улыбнулась.

– Представь себе, задумывалась. Просто привлекательность не всегда идет рука об руку со здравым смыслом. Вот если бы ты не был таким милым, у тебя хватило бы здравого смысла, чтобы провести этот вечер с какой-нибудь юной красавицей, а не со своей ворчливой старой матерью. И что бы я тогда делала?

– Я напомню тебе об этом, когда ты в следующий раз приедешь в Лондон. Придется тебе самой о себе позаботиться.

В Лаверокбэнке Линда Мелвилл устраивала ужин-совещание для своего благотворительного комитета. Леди (а их было пятеро) благополучно расправились с копченой семгой, тушеными цыплятами со спаржей и, хотя вначале хором возражали против этого блюда, с рисом по-японски. Заодно они покончили с повесткой дня, за исключением пункта «Разное».

– Послушайте, Минто, – обратилась Линда к прислуживавшему им величавому дворецкому с седыми нависшими бровями, – принесите-ка нам к кофе бутылочку «Старого кюре». Мы заслужили по рюмочке ликера после того, как славно потрудились.

– Насколько мне известно, мистер Мелвилл приберегал ее к скачкам, мадам, – почтительно пробормотал Минто.

– Чепуха. До тех пор вы раздобудете еще одну, и мистер Мелвилл ничего не узнает, не так ли? – твердо сказала Линда, весело подмигивая сидящей рядом Фелисити Финли. – Если мистер Мелвилл предпочитает проводить сегодняшний вечер в Лондоне, развлекаясь Бог знает как и Бог знает с кем, то одна бутылка французского ликера – достаточно скромная цена за такое удовольствие.

– Вы хотите сказать, что он не сообщил вам, зачем едет? – с изумлением спросила Фелисити.

– О, разумеется, он сказал, что обедает в Сити с какими-то финансовыми партнерами, но я ни на мгновение ему не поверила, – беззаботно пожала плечами Линда. – Меня это не волнует, коль скоро завтра он вовремя встретит меня в Гатвике. Мы собираемся навестить нашего сына.

Фелисити выглядела озабоченной. Она до сих пор не разрешила загадку черных трусиков и даже хотела проконсультироваться по этому поводу с Линдой, но постеснялась.

– Мне совсем бы не понравилось, если бы Брюс мне солгал, – сдавленным голосом произнесла она.

– Хотите сказать, что верите всему, что он вам говорит? – фыркнула сидящая напротив Виктория Монкрайф.

Виктория цеплялась за свое членство в комитете, хотя порой ей казалось, что она сама может быть объектом благотворительности, такие сражения ей приходилось выдерживать с высокородным Чарльзом по поводу каждого чека.

– Теперь я не доверяю даже своему адвокату, – продолжала она, – несмотря на то, что он получает деньги, чтобы быть на моей стороне. В наше время все мужчины – лживые гадины.

– Что ж, вас можно понять, у вас сейчас трудное время, – сочувственно произнесла Фелисити. – Но у меня никогда не было оснований подозревать Брюса в измене. Для этого он слишком осторожен, не говоря уже обо всем остальном.

В глубине души она пожелала себе, чтобы это оказалось правдой.

– О’кей, в таком случае, что же он делает сегодня вечером? – невинно поинтересовалась Линда, поглядывая, как Минто, на лице которого было написано выражение уныния и покорности судьбе, разбивает печать на пресловутой бутылке французского ликера. – Точнее, что он вам сказал о том, что будет делать?