Текст книги "Сомнительные ценности"
Автор книги: Джоанна Макдональд
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
– Кто же я, по-твоему, Роберт Максвелл? Разумеется, все абсолютно… – Раздался щелчок, и в трубке воцарилась тишина.
Роб установил телефон на место и подошел к зеркалу, чтобы продолжить неравную борьбу с галстуком. Он думал о неожиданном звонке и терялся в догадках, что же такое мог изобрести Андро. Никогда нельзя быть уверенным, что на уме у хитрого, неискреннего актера, однако сейчас Роб готов был биться об заклад по двум пунктам – во-первых, избранный Андро путь не будет прямым и честным, и, во-вторых, его план наверняка связан с какой-то женщиной.
– Ей-Богу, пора мне купить галстук с готовым узлом и не мучиться, – наконец пробормотал Роб, с ожесточением глядя на плод своих усилий. Перекошенный узел придавал легкомысленно-небрежный оттенок его в остальном безукоризненному облику. – Пусть это считается дурным тоном, но, по крайней мере, он аккуратно выглядит!
Дождавшись момента, когда, по ее мнению, супруги Финли уже должны были вернуться домой со скачек, Катриона набрала номер их телефона. Она пришла к заключению, что то жалкое состояние, в котором она сейчас пребывает, вызвано стремительно развивающейся болезнью – СДО, как назвала это явление ее мать, и есть только одно целительное средство, чтобы от нее избавиться. Средство, которым Катриона твердо решила воспользоваться, даже если для этого ей придется прибегнуть ко лжи.
Ей ответила Фелисити.
– Катриона! Куда вы сегодня исчезли? Я так надеялась поговорить с вами. Вы здоровы?
– Да, все нормально, спасибо, Фелисити. И еще раз спасибо за вчерашний вечер.
– Вы должны обязательно прийти к нам еще раз, просто поужинать, чтобы я сама могла как следует поболтать с вами. – Фелисити с трудом верилось, что еще два дня назад она ощетинивалась при одном упоминании имени Катрионы.
– Спасибо, с удовольствием. В любой день. А сейчас нельзя ли мне Коротко переговорить с Брюсом?
Сердце Катрионы начало биться быстрее, как будто выделившийся в кровь адреналин должен был смягчить ту ложь, которая сейчас слетит с ее уст. Она терпеть не могла подобных уловок, но чувствовала необходимость прибегнуть к обману.
– Привет, Катриона. Что такое? Что случилось? – грубовато спросил Брюс. У него был неудачный день. Ему не удалось побыть наедине с Линдой, поэтому он был даже рад, когда после пятой скачки Хэмиш вдруг прорычал, что с него довольно, и велел Минто складываться. Брюс не мог знать, что Хэмиш пришел в такое расположение духа, когда понял, что Катриона больше не появится.
– Я-то в порядке, а вот моя мама – нет. Нельзя ли мне взять отпуск на несколько дней и съездить домой?
– Почему бы и нет? Она что, тяжело больна?
– Честно говоря, пока что я толком ничего не знаю, но очень волнуюсь. Выеду завтра пораньше и увижу все своими глазами. Могу ли я в случае чего задержаться на несколько дней?
– Оставайтесь столько, сколько потребуется. Может быть, все еще не так страшно, как кажется на расстоянии.
– Надеюсь, что так. Большое спасибо, Брюс. Как только выясню, я с вами свяжусь.
– Хорошо. Я предупрежу Джона и Дональда, чтобы взяли на себя ведение ваших текущих счетов.
Стало быть, Элисон узнает, что я уехала, и удивится, почему я ей ничего не сказала, упрекнула себя Катриона. Ладно, теперь уже ничего не поделаешь. Потом, когда вернусь, я обязательно все улажу.
Целое столетие она обдумывала, как ей поступить с Хэмишем. В конце концов она все же решила, что не может уехать, не поставив его в известность, и, поскольку главной ее целью было вернуть браслет, Катриона написала коротенькую записку:
«Тысяча благодарностей – но… спасибо, нет. Я знаю, что для женщины нет ничего милее бриллиантов, а эти просто прелестны, но я действительно не могу их принять. Извини. Насчет пятницы я позвоню. К.»
Катриона завернула браслет в записку и вложила то и другое в конверт, на котором на машинке напечатала имя своего любовника. Завтра, прежде чем отправиться в дорогу, она опустит его в почтовый ящик на дверях городской квартиры Хэмиша. Одна только мысль о том, что завтра она увидит Скай, на несколько градусов снизила уровень ее депрессии. Ей казалось, что она уже слышит запах островов!
ГЛАВА 9
Шина Стюарт как раз закончила прибирать после воскресного обеда, когда раздался телефонный звонок.
– Алло, мама? Угадай, где я?
Материнский инстинкт заставил Шину немедленно заподозрить худшее.
– Кэт! Почему у тебя такой странный голос? Ты заболела?
– Нет, мама. – В тоне Катрионы появились ироничные нотки. – Наоборот, это ты заболела. Позже все объясню. Я уже на острове, на переправе. Если не возражаешь, через несколько минут буду дома. – Обитатели Ская редко называли его по имени. Для них он был просто «остров».
– Разумеется, не возражаю, моя дорогая. Но я поражена! Неужели тебя уволили или что-нибудь в этом роде?
– Нет-нет, ничего такого. Это все та же болезнь, СДО. Ты сама поставила мне диагноз.
– Ах, вот оно что. Давай-ка быстренько сюда, только смотри, будь осторожна на дороге.
– Обязательно. Пока.
Катриона улыбнулась. Одна из милых слабостей ее матери состояла в том, что та все время опасалась, что ее близкие, направляясь к ней или уезжая от нее, станут жертвой дорожного происшествия. В остальное время они могли ездить где угодно, днем или ночью, покрывать тысячи миль, о которых она не имела понятия, но как только Шина узнавала, что они где-то недалеко от дома, она начинала беспокоиться.
Когда-то давно Шина Стюарт была обыкновенной Джейн Кларк. На протяжении первых двадцати лет жизни она жила в квартире, расположенной на первом этаже скромного домика неподалеку от Клайдского порта. Главными ее интересами были мальчишки, «Битлз», моды и кино – в перечисленной последовательности. Потом она встретила Джемми Стюарта, который (по ее мнению) был красивее, чем его голливудский тезка, остроумнее, чем Джон Леннон, и к тому же обладал неотразимой привлекательностью уроженца Хайлэнда, говорящего по-гэльски и хранящего в душе аромат вереска. Видный, симпатичный рыжеволосый парень, сын фермера, покинул Скай, чтобы стать моряком на северных линиях. В промежутках между рейсами он обычно жил у Кларков – мать Джейн, вдова, чтобы свести концы с концами, вынуждена была сдавать комнаты.
После женитьбы Джемми продолжал успешно продвигаться по службе и уже готовился получить квалификационный сертификат, когда лопнувший трос лишил его левого глаза, солидного куска черепа и доброй половины его внешней привлекательности. Чудом оставшись в живых, он ухитрился тем не менее сохранить чувство юмора и смекалку. После долгого изнурительного лечения Джемми Стюарт закрыл искалеченный глаз залихватской черной повязкой, поместил чек, полученный в компенсацию за увечье, в ежегодную ренту и, подхватив жену и двух крошечных дочерей, вернулся в Виг, на ферму своего отца.
Таким образом, в возрасте двадцати восьми лет Джейн Стюарт пришлось полностью менять образ жизни и не только учиться готовить на допотопном торфяном очаге и носить воду из колодца, но и приспосабливаться к особенностям местной жизни. Постепенно ей удалось убедить островитян принять ее в свое сообщество, и она сама не заметила, как при этом превратилась из Джейн в Шину.
Люди на острове жили тем, что давали им земля и море. Поселок Виг состоял из тридцати двух вытянувшихся цепочкой вдоль берега домов, к каждому из которых прилегал участок примерно в полгектара. Позади каждого окруженного садом дома на пологом склоне простиралось небольшое поле, а за ним – полоска пастбища, за которым земля вдруг резко вздымалась вверх, превращаясь в крутые окружавшие селение холмы. Наверху, в горных долинах, располагались другие маленькие сельские общины, а также залежи торфяника и общественные пастбища, на которые летом выгоняли стада.
Каждый мужчина, женщина и ребенок в Виге выполнял свою долю работы, каждый участвовал во вспашке, севе, уборке урожая, заготовках торфа, стрижке овец, уборке дома, приготовлении пищи, а также в рыбной ловле, поскольку практически каждая семья имела сети и небольшую лодку. Все – и трактирщик, и учитель, и доктор, и даже священник – владели фермой или хотя бы частью фермы и трудились на ней. Спустя какое-то время Джемми удалось получить место мастера в порту, и большая часть работы по ферме легла на плечи его жены и дочерей.
В этой обстановке Катриона росла и воспитывалась начиная с четырех лет. Ее окружали простые люди, много и тяжело работающие, сильные, умелые, добрые. Они исправно посещали церковь, но не чурались также ни доброй порции виски, ни хорошей соленой шутки. Они сами отвечали за себя. И именно в этом источнике душевного здоровья, уверенности в своих силах, спокойствия и надежности Катриона сейчас надеялась почерпнуть столь необходимую ей порцию старомодных нравственных ценностей.
– Моя дорогая девочка, у тебя очень усталый вид, – констатировала Шина, критически осмотрев свою старшую дочь после того, как приветствовала ее теплым объятием.
Со временем на ферму пришли вода и электричество и, поскольку в руках Джемми горела любая работа, очень скоро в доме появилось множество изменений, усовершенствований и пристроек. Одна из них, широкая светлая веранда с огромным окном тянулась вдоль всего дома, и Джемми Стюарт с женой очень любили сидеть там, ловя лучи зимнего солнышка или наблюдая, как пристают и отчаливают лодки и паромы.
Катриона слабо улыбнулась. Им не нужны слова, чтобы выразить взаимную любовь и внимание, достаточно взгляда, улыбки, объятия.
– Как хорошо дома! – с глубоким вздохом объявила Катриона, снимая жакет и привычным жестом вешая его на крючок возле входной двери. Она наклонилась, чтобы поднять свои сумки.
– Нет, не занимайся этим сейчас, – возразила мать, беря ее за руку. – Ты выглядишь не только усталой, но и голодной. Садись-ка вначале, поешь. Твой отец скоро вернется.
– А где па? – поинтересовалась Катриона, идя на кухню вслед за Шиной.
– В баре «Ферри-Инн», дорогая, где же еще? – В тоне Шины не было ни малейшего оттенка неодобрения. – Ты позвонила, едва он ушел. Скоро вернется, зато мы пока что сможем поболтать в свое удовольствие. Садись.
Катриона послушно уселась за стол, в то время как ее мать уже зачерпывала суп из кипящей на плите кастрюли.
– Суп из курятины! – с удовольствием принюхалась Катриона. – Я могу съесть всю кастрюлю!
Шина поставила перед ней тарелку и достала из печи каравай теплого хлеба с коричневой поджаристой корочкой.
– Похоже, это тебе просто необходимо, Кэт, – критически заметила она. – Наверно, ты плохо питаешься?
Катриона рассмеялась и начала намазывать хлеб маслом.
– Что ты, мамочка, наоборот. Я питаюсь гораздо лучше, чем можно предположить по моему виду. Например, вчера на обед я ела черную икру.
Неужели это было только вчера? Только вчера она поперхнулась от неожиданности, увидев Андро, только вчера разговаривала с Хэмишем? Здесь, в уютной безопасности родительской кухни, это казалось далеким прошлым или фантазией.
Шина удивленно приподняла брови:
– Икру? Ну, и хороша ли она на вкус, хотелось бы мне знать?
– Вкусная, но, по правде говоря, я предпочитаю икру сельди. – Наступила пауза, во время которой Катриона проглотила несколько ложек супа. – Ма, это нектар и амброзия. Пища богов!
– Ешь, ешь на здоровье, дорогая, – удовлетворенно кивнула мать. – Но не заставляй меня слишком долго ждать. В конце концов должна же я узнать, почему ты здесь. – Шина достала из буфета бутылку виски и поставила на стол. – То-то обрадуется Мария, когда узнает, что ты дома. Чуть позже мы ей позвоним.
– Угу, мне тоже не терпится увидеть ее и детей, – с полным ртом проговорила Катриона. – Кэти, наверно, уже ходит?
– Пока что не очень. Ленивая маленькая негодница! Но, конечно, она очень веселая и улыбчивая. Напоминает мне тебя, когда ты была в таком же возрасте.
– Чем, своей ленью?
– Нет, тем, что она такая солнечная, радостная. Сидит, смотрит на тебя и улыбается так, что сердце тает.
– Ах ты, сумасшедшая бабушка! – улыбнулась Катриона. – Так значит, это ты ее избаловала?
– Вовсе нет! – возмутилась Шина. – Я совершенно одинаково обращаюсь с обоими внуками.
– Марии повезло, что ты рядом. Полагаю, она этим пользуется.
– Что же делать, если там, в магазине, им совсем негде играть. Они, бедняжки, теперь уже совсем потеряли надежду купить себе дом.
– Почему?
Шина порозовела.
– Наверно, мне не следовало говорить тебе об этом. Мария захочет сама сообщить эту новость.
– Уж не ждет ли она третьего? – изумилась Катриона. – Неужели они до сих пор не поняли, отчего это бывает? Надо же – за пять лет трое детей!
– А что в этом плохого? – Шина сразу же встала на защиту младшей дочери. – Это как раз то, в чем нуждается наш остров – побольше детей и молодежи, а то в церкви, смотришь, сплошные седые головы.
Катриона рассмеялась.
– Не думаю, что Мария делает это из демографических соображений. Просто она любит детей.
Шина открыла было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказала. Она собиралась сравнить двух своих дочерей, но ее замечание могло показаться Катрионе обидным. Вместо этого Шина взяла в руки бутылку и налила понемногу в маленькие стеклянные стаканчики, а затем разбавила виски водой из кувшина. Ее спокойное лицо, несмотря на яростные ветры и ледяные дожди Ская, запечатлевшие на ее когда-то гладкой коже сложный узор морщин, по-прежнему несло печать красоты. Короткие густые кудри, когда-то солнечно-медовые, теперь стали пепельными, но глаза все еще оставались яркими и блестящими, как луговые васильки, совсем как в те годы, когда она, подрисовав их черным карандашом и надев мини-юбку, в субботу вечером отправлялась послушать записи «Битлз».
Шина вручила один из стаканчиков Катрионе и приподняла второй.
– Твое здоровье! – в унисон произнесли мать и дочь, и обе, сделав по хорошему глотку, замерли, дожидаясь, пока обжигающая жидкость достигнет желудка и по телу разольется знакомое приятное ощущение.
Шина, облокотившись о стол, вперила в дочь властный взгляд.
– А теперь, Катриона Стюарт, расскажи мне, что случилось.
Катриона обнаружила, что ей нелегко встретиться глазами с матерью.
– Это трудно объяснить, – уклончиво начала она. – Просто в последнее время я чувствую себя какой-то… потерянной. Как будто свернула не туда и не могу узнать дорогу.
– И кто же стоял на том повороте, где ты заблудилась? – требовательно спросила Шина.
– Несколько человек, но дело, я полагаю, в одном из них. – Катриона вертела в руках рюмку, чувствуя огромную неловкость. Она боялась говорить с матерью о Хэмише, боялась, что Шина, которую она всегда считала женщиной с широкими взглядами, необычайно практичной и шокирующе невозмутимой, вдруг окажется совсем не такой, когда речь пойдет об адюльтере. А что, если она будет шокирована и возмущена поведением дочери? В какой-то степени Катрионе даже хотелось, чтобы мать как следует отругала ее, разбранила за безнравственность, осыпала яростными упреками, пригрозила адским огнем, но пусть только не отрекается от дочери, пусть не считает ее неисправимо испорченной.
– И наверно, этот один оказался женатым мужчиной? – изрекла Шина, с первого выстрела попав прямо в цель.
– Как ты догадалась? – Катриона была поражена, несмотря на то, что знала, как сильно развита интуиция у ее матери.
Шина пожала плечами.
– Дело в том, что когда одинокая женщина достигает определенного возраста, вдруг оказывается, что мир полон женатых мужчин. Это известно даже на нашем отдаленном острове.
Катриона передернулась:
– До сих пор я не думала о себе как о «женщине определенного возраста»!
– Это потому, что ты всегда была яркой, способной, непохожей на своих ровесников, – объяснила Шина. – В классе ты была самой младшей, но зато лучше всех училась, быстрее всех бегала, красивее всех танцевала. Потом ты стала лучшей студенткой, самой многообещающей молодой служащей, потом – самым молодым управляющим. Ты всегда выделялась среди других, всегда блистала и добивалась успеха, как, впрочем, и сейчас, дорогая. Но ты не можешь всегда оставаться самой молодой и самой хорошенькой. Рано или поздно придется смириться с тем, что появились другие девушки, моложе и красивее тебя.
– Ма, ты говоришь так, будто я какая-то мерзкая, самодовольная особа, гнусная карьеристка. Капризная, ограниченная примадонна, которая не выносит никакой критики. – Катриона пришла в ужас. – Но ведь это не так, мама? Я же не такая?
– Нет, конечно, нет. Ты – милое и прелестное создание, только уже не девочка, а женщина, у которой есть не только будущее, но и прошлое. – Шина отпила глоток виски. – И, подозреваю, этот последний роман уже стал прошлым.
Катриона ответила неуверенным взглядом.
– Да, я тоже так думаю, только он-то думает иначе, вот в чем дело.
– Звучит достаточно запутанно. А как насчет любви? Посетила ли тебя эта гостья?
– Не знаю – нет, ты не сочла бы это любовью. Это совсем не так, как ты любишь папу.
Шина лукаво улыбнулась:
– Откуда ты знаешь, как я люблю его? Любовь бывает разная, и мы с твоим отцом тоже через многое прошли.
– Но твоя любовь тверда и непоколебима, как скала. Я никогда не любила так Хэмиша. Я никого никогда так не любила. – При этих словах глаза Катрионы погрустнели и затуманились.
– Но любовь не сразу становится скалой, моя милая. Ее нужно построить самим! У нас с Джемми это заняло годы, и я не уверена, что строительство завершено. А как началось у тебя?
– Как будто заводили непрогретый мотор. Несколько рывков, и вдруг – р-р-р? – полный вперед! – Катриона невесело рассмеялась. – Но мы несколько раз налетали на препятствия, и в двигателе начались перебои.
– Если продолжать сравнение, то мы с отцом – допотопные пыхтящие автомобильчики. Какие же вам встретились препятствия?
– Его жена, его сын, его деньги, – уныло перечислила Катриона.
– Первые два – действительно серьезные препятствия, я понимаю. Но деньги? – удивилась Шина.
– Дело в том, что он невероятно богат и считает, что может купить все, что захочет.
– Чем же он купил тебя? – Шина была заинтригована. Богатые люди не так уж часто встречались на ее жизненном пути.
– Ох, всем – подарками, обедами, поездками. – Лицо девушки потемнело. – Он был очень щедр, но не всегда добр, ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Он ожидал чего-то взамен? Того, что ты еще не готова ему дать? – тихо, но очень серьезно проговорила Шина.
– Да, но не того, о чем ты подумала, – Катриона вдруг залилась краской. – ЭТО я дала ему, так сказать, ни за что, просто так, с самого начала… Он ужасно привлекательный… – Ее голос сорвался на нерешительный шепот: – Ты очень шокирована?
Шина улыбнулась и покачала головой.
– Нет, я вовсе не шокирована. Да и с чего бы? Секс может быть очень сильным магнитом, особенно вначале. Возьми, например, Донни и Марию! Их поймали в стогу сена, когда им было по шестнадцать, так они заявили, что ничего не могли с собой поделать! Ты это имела в виду, когда говорила «р-р-р! – и полный вперед!»?
– Да. Теперь я точно знаю, что имели в виду Донни и Мария. Это как зажечь бенгальский огонь. Внезапная яркая вспышка – и море искр. Взрывоопасно, но очень захватывающе.
– Да, но только очень быстро затухает, – назидательно произнесла Шина. – Ты должна запомнить это на будущее. Итак, ты бежала от него?
Катриона подумала об Андро и об Элисон, и о том, какую роль они оба сыграли в ее внезапном отъезде, но предпочла о них не упоминать.
– Да, видимо, так. Но он будет там, когда я вернусь. Я знаю, что мне предстоит встретиться с ним лицом к лицу. Просто мне необходимо побывать на острове, восстановить свои силы и во всем разобраться.
Несколько минут Шина молча смотрела на Катриону, раздумывая, должна ли она высказать вслух то, что сейчас у нее на уме. Прямодушная и добропорядочная, абсолютно незакомплексованная, Шина терпеть не могла, когда кто-то начинал заниматься самообманом или позволял себе уронить свое достоинство, унизить себя какими-то поступками. Сейчас она считала, что ее дочь виновна и в том, и в другом. Шина была убеждена, что у Катрионы очень сострадательная натура, что в душе ее дочери таятся неисчерпаемые запасы любви, но, по мнению Шины, Катриона последовательно подавляла эту сторону своей личности, отдавая первенство развитию своего недюжинного интеллекта. И если сейчас позволить этому интеллекту подавить все остальные чувства, то со временем он превратит ее в сухую, бесплодную, так и не реализовавшуюся по-настоящему личность.
– Я думаю, тебе пора прекратить думать и начать чувствовать, дорогая, – наконец решилась Шина. – Не нужно постоянно спрашивать себя о том, правильно ли ты поступаешь. Все зависит от того, как ты себя при этом чувствуешь. В большом городе твои чувства атрофировались, инстинкты притупились.
У Катрионы слезы навернулись на глаза.
– Почти то же самое, слово в слово, мне сказал старый граф. Он сказал, что я не должна была покидать Скай, что я должна была жить здесь, рожать детей и возвращать что-то той земле, где я родилась и выросла. Но все это вздор. Я хочу совершить в жизни нечто большее, чем только это.
– Что, например? – мягко спросила ее мать. Всю жизнь она растила детей и работала на ферме и никогда не чувствовала себя ущемленной или обделенной. – Может быть, нечто большее – это спать с женатым мужчиной, подвергая тем самым опасности судьбу его сына? Если так, то это не кажется мне таким уж выдающимся достижением. И что самое печальное, это совсем не похоже на тебя.
– Как ты прекрасно знаешь, я работаю в банке, – сквозь слезы запротестовала Катриона. – Люди нуждаются в банкирах, может быть, не меньше, чем в детях. В твоих устах это звучит так, будто я разбивала семью, но ничего подобного: жена Хэмиша сама ему изменяет.
– Из двух плохих не сделаешь одного хорошего, – сурово напомнила ей Шина. – Но не это главное из того, что я хотела тебе сказать. Главное, тебе нельзя забывать, что следует жить по велению сердца, а мне кажется, ты к своему совсем не прислушиваешься.
– Здесь тоже не такой уж заповедник добропорядочности, – продолжала защищаться Катриона. – И на острове бывают любовные романы и измены. Помнишь, как жена хозяина гостиницы сбежала со стаффинским фермером?
– И ничего хорошего из этого не вышло, – подчеркнула Шина. – Фермер превратился в запойного пьяницу, и детьми пришлось заниматься социальным службам. Вот они, результаты погони за наслаждениями.
– Я не ищу наслаждений, я хочу… – ох, да я и сама не знаю, чего же я хочу! Все так запуталось, мама. – Катриона оторвала кусок от висящего на стене рулона бумажных полотенец и шумно высморкалась.
– Давай-ка еще выпьем, – ласково предложила Шина, переворачивая бутылку вверх дном и выливая остатки, – и ты расскажешь мне, каков собой этот Хэмиш и как ты с ним познакомилась. Я хочу побольше узнать о человеке, которому удалось настолько выбить из колеи мою разумную и уравновешенную дочь.
Часом позже, вернувшись из бара, Джемми Стюарт весьма изумился, обнаружив, что его жена и дочь вдвоем прикончили полбутылки виски. Не то чтобы он запрещал им пить или жалел виски. Шина очень редко соглашалась сопровождать его в ежедневных походах в «Ферри-Инн», но это вовсе не означало, что она не любит выпить иногда стаканчик-другой. Как и большинство обитателей острова, как мужчин, так и женщин, Шина время от времени с удовольствием согревала себя виски. Удивление Джемми было вызвано не столько неожиданным приездом Катрионы, сколько тем, что обе женщины сидели с заплаканными глазами.
– Чего это вы развели здесь такую сырость? – встревоженно спросил он. – Кто-нибудь умер?
– Нет, папочка, – Катриона робко улыбнулась. – Мы с мамой разговаривали.
Она встала, чтобы утонуть в медвежьих объятиях отца, и слезы вновь полились из ее глаз.
– Господи помилуй, о чем же вы говорили, что у вас обеих глаза на мокром месте? – Джемми растерянно провел ладонью по поредевшей и поблекшей шевелюре.
Поглядев на отца, Катриона поняла, что ее роскошным блестящим волосам не всегда суждено оставаться такими же, во всяком случае, без помощи парикмахера.
– О жизни, о любви и о погоне за счастьем, – загадочно ответила Шина. – Одним словом – женские разговоры.
– И только нужда в женских разговорах заставила тебя сорваться с места и приехать сюда? – спросил Джемми. – По крайней мере, родного отца ты можешь посвятить в свои тайны?
– Не волнуйся, па, – поспешно сказала Катриона. – Я не села на иглу, не забеременела и не потеряла работу. Просто мне необходимо хотя бы несколько дней побыть дома.
– Но это не связано ни с каким мужчиной? – продолжал настаивать Джемми, встревоженный таинственностью женщин, которая казалась ему стремлением утаить от него правду.
– Ну ладно, да, что-то в этом роде, но теперь уже все кончено.
Катриона умоляюще взглянула на отца, моля Бога, чтобы он прекратил расспросы. Напав на след, он превращался в терьера, а она чувствовала себя уже эмоционально выжатой и опустошенной длительной беседой с матерью. Кроме того, девушка знала, что во всем, что касается морали, Джемми придерживается гораздо более строгих взглядов, чем Шина. Он наверняка не сможет понять, как это поняла Шина, какой могучей притягательной силой могут обладать деньги и секс.
– Можно, я расскажу тебе как-нибудь в другой раз?
Пожав плечами, он кивнул, но все равно продолжал хмуриться. Джемми всегда ужасно гордился своей дочерью-банкиршей, хотя в глубине души не переставал удивляться, откуда в ней такие способности. Ни он, ни Шина никогда не проявляли склонности к математике, и пока Катриона училась, ее академические успехи были для Джемми неиссякающим источником радости. Само собой разумеется, когда Катриона стала подростком, ему пришлось с ней повоевать, например, когда она и ее сестра пытались посещать все дискотеки, которые только были в пределах досягаемости, да при этом еще и наряжались и красились, по его мнению, чересчур вызывающе. В те дни он был очень строгим, можно даже сказать, свирепым отцом, что, как известно, не помешало Марии согрешить и поспешно выскочить замуж совсем в юном возрасте. Тем не менее Катриона оправдала его надежды, в конце концов отказавшись от легкомысленных забав и превзойдя все, даже самые фантастические, помыслы отца, всецело сосредоточилась на своей блестящей карьере.
– Ну ладно, дочка, как хочешь, – неохотно произнес он по-гэльски. – Может быть, я заставлю твою мать рассказать мне, в чем дело. Осмелюсь предположить, тебе просто лень повторять свою историю дважды. Если это твои вещи в коридоре, то я отнесу их наверх, в твою комнату.
Он сделал шаг к двери, но Катриона спрыгнула со стула и бросилась к нему. Она услышала страдание в голосе отца и увидела, как печаль заволокла туманом его единственный глаз. А ведь ребенком к нему первому она бежала со всеми своими проблемами, а сейчас едва его не оттолкнула…
– Я пойду с тобой, па, переоденусь в джинсы. А потом, если ничего не имеешь против, прогуляемся вдоль берега.
– Отлично, – мгновенно просветлел Джемми.
– В твоей комнате ничего не изменилось, – заметила шина. – В шкафу даже найдется пара старых ботинок, раз уж ты собралась выйти.
Первоначально в доме Стюартов, как и в других фермерских домах, было только две комнаты и длинная, вытянутая вдоль всей задней стенки кухня, но, водворившись здесь, Джемми очень быстро пристроил над кухней второй этаж, где разместились ванная комната и третья спальня, которая в конце концов стала обиталищем Катрионы. Благодаря соседству кухонного очага там всегда было тепло, и, уединившись от домашнего шума и суеты, Катриона могла там спокойно заниматься. В свое время на нее большое впечатление произвела древнегреческая классика, и теперь, вернувшись в эту комнату и увидев веселые занавески в цветочек и свою детскую коллекцию тряпичных кукол, Катриона почувствовала себя аргонавтом, наконец-то нашедшим Золотое Руно.
– Нет-нет, Найел, не смей дергать Кэти за волосы! Это нехорошо.
Мария Макдональд, урожденная Стюарт, оттащила своего старшего сына, которому недавно исполнилось два с половиной года, от его младшей сестры, чьи золотисто-рыжие кудри едва прикрывали уши. Кэти скривила личико, готовясь разреветься.
– Посмотри, что ты наделал! Ты заставил ее плакать, гадкий мальчишка.
Малыш вывернулся из-под материнской руки:
– Найел хочет Кэтти! Хочет играть с Кэтти, – мятежно заявил он.
Катриона, державшая на руках племянницу, поспешно потерла и поцеловала больное место. Затем она спустила девочку на пол и стала наблюдать, как та, взяв игрушку, начала победно ею размахивать, добродушно улыбаясь во весь рот и демонстрируя все свои четыре зуба.
– Иди ко мне, Найел, – позвала Катриона мальчика, протягивая к нему руки. – Во что ты хочешь играть? В лошадки?
Мария подтолкнула сына по направлению к сестре и рассмеялась, глядя, как Катриона подбрасывает его на колене, приговаривая: «Фермер скачет по болоту, гал-лопом, гал-лопом!»
– Я так рада, что он не забыл тебя, Кэт, – сказала Мария.
Невысокая и полненькая по сравнению с Катрионой, она унаследовала чудесные материнские волосы и была очень хорошенькой, от природы незамысловато-прелестной, в то время как красота ее сестры была куда более утонченной и классической. На Марии был просторный свитер, который уже не мог скрыть ее обозначившийся живот.
– Но Кэти, конечно, тебя не помнит, – добавила она.
– Еще бы, она только начинала ползать, когда я была у вас в последний раз, – заметила Катриона, сделав перерыв в скачке и щекоча животик малыша, к его огромному удовольствию. – Теперь постараюсь навещать вас почаще, иначе у тебя появится еще один, который вообще не будет меня знать.
Мария чуть-чуть порозовела.
– Ты, наверно, считаешь меня сумасшедшей, раз я решилась на третьего? – нерешительно спросила она.
Пожав плечами, Катриона улыбнулась сестре:
– Пожалуй, это и впрямь немного легкомысленно, как ты считаешь? – мягко сказала она. – Тем более, когда у вас такая крошечная квартира.
Муж Марии, Донни Макдональд, работал в Виге в продуктовом магазинчике, которым владел местный кооператив, и вместе с семьей жил в двухкомнатной квартирке над магазином.
– Знаю. Конечно, я не собиралась так скоро заводить третьего, просто запуталась с этими пилюлями, – призналась Мария. Несколько секунд она покачала игрушку перед носом дочери, а затем, позволив малышке завладеть ею, шепотом продолжала: – Ты не представляешь себе, как бы нам хотелось иметь настоящий дом. Но теперь это практически невозможно.
Катриона кивнула:
– Я знаю. Это просто безобразие, что все дома, которые поступают в продажу, скупают приезжие для того, чтобы превратить в дачи.
– Они предлагают такие цены, которые для нас просто недостижимы, – вздохнула Мария. – А при том, сколько Донни зарабатывает, мы не можем рассчитывать на ссуду. – Она наклонилась, чтобы достать пластмассовый кубик, который Кэти забросила под диван. Подняв лицо, раскрасневшееся скорее от негодования, чем от физического усилия, Мария продолжала: – В Шедере есть заброшенная ферма, которую, как нам казалось, мы могли бы купить. Дом совсем разрушенный, но Донни мог бы отстроить его заново, и я уверена, отец бы ему помог. Но только мы не можем собрать денег, потому что строительные и страховые компании говорят, что работы должны быть выполнены прежде, чем они предоставят заем! Разве это не идиотизм? Откуда, по их мнению, мы должны взять деньги на ремонт и строительные материалы до того, как получим кредит? Если бы мы и так могли все сделать, то на кой черт нам нужна была бы их ссуда!