Текст книги "Сомнительные ценности"

Автор книги: Джоанна Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 7

Однако Хэмиш Мелвилл был не из тех, кто позволяет о себе забыть.

– Где, черт возьми, ты пропадала? – раздраженно-обиженным тоном спросил он, когда в этот же день вечером позвонил Катрионе домой. – Я звонил тебе не меньше ста раз!

– Мне неожиданно пришлось уехать, – ответила Катриона, удивляясь его резкости.

Она провела несколько часов за рулем, потом до семи часов работала в банке, чтобы нагнать упущенное, и теперь чувствовала себя очень уставшей и до сих пор не пришедшей в себя после похмелья.

– С кем? – отрывисто спросил Хэмиш. Он был совершенно не подготовлен к тому, что ее неожиданное отсутствие так сильно на него подействует. Его раздражала невозможность узнать, где она: Катриона не имела отношения к его счетам, поэтому Хэмиш не мог справляться о ней в банке.

Катриона нахмурилась. Он не должен был задавать этот вопрос. «Куда ты ездила?» или «Ты хорошо провела время?», но уж никак не «С кем ты была?» Она не была расположена отвечать.

– Катриона? Ты меня слышишь? – настаивал Хэмиш.

– Да, слышу. Как ты поживаешь? – Она говорила с обычной теплотой, но заметила, что кое-какие критические симптомы исчезли. Куда подевалось дикое сердцебиение, горячая волна, которая заливала ее всякий раз при звуке его голоса? Где то необъяснимое чувство благодарности, которое она испытывала раньше, когда он ей звонил?

– У меня все в порядке. Почему ты не ответила на мой вопрос? – В голосе Хэмиша, всегда такого сверхсамоуверенного, вдруг прозвучала растерянность.

– На какой вопрос?

– Ладно, не имеет значения. – Недоумение уступило место раздражению. – Во всяком случае, ты благополучно добралась до дома.

– Да, но только сегодня вечером… A-а, ты имеешь в виду из Лондона! Да, конечно. Это была чудесная поездка – просто фантастическая. Я так тебе благодарна.

Ее благодарность подействовала на Хэмиша, как бальзам. Его голос тотчас же понизился до интимного полушепота:

– В следующий раз мы поедем в Париж. Опера, обед у «Максима», «Георг Пятый», все, как и было обещано.

– М-м-м. С нетерпением жду этого дня, – пробормотала Катриона.

Что это с ней? Куда подевались восторг, возбуждение, нервная дрожь, которые она испытывала до сих пор при одной только мысли о нем?

Не догадываясь о ее смятении, Хэмиш пылко продолжал:

– Я бы рванул к тебе прямо сейчас, но должен быть на обеде в клубе, в знаменитом Нью-Клаб. Впрочем, он продлится не так уж долго. Я могу прийти сразу же после этого, ведь я ночую в городе…

– Нет. – Это слово вырвалось само, раньше, чем Катриона успела что-либо сообразить. – То есть, я хочу сказать, конечно, это было бы прекрасно, Хэмиш, но сегодня я абсолютно вымотана. К девяти я, наверно, уже буду спать.

– Оставь ключ под ковриком – я разбужу тебя. Догадываешься, как?

– Могу себе представить. Но я не в форме и не понравлюсь тебе.

– Это невозможно, – тоном дамского угодника отозвался Хэмиш. – Я могу вытерпеть самый скучный обед с любым количеством старых нью-клубменов, если буду знать, что на десерт получу мою Катриону.

– Старые нью-клубмены – это звучит довольно странно, – заметила Катриона.

– Да, хоть он и называется «новым», но клуб этот уже очень древний, как и его члены, за одним, впрочем, исключением.

– И это исключение – ты?

– Конечно! Так что ты мне ответишь? Разрешишь ли предоставить им наслаждаться бренди и трубками без меня, в то время как я сразу после обеда вскарабкаюсь на этот ужасный холм к твоему дому? – с юношеским пылом настаивал Хэмиш.

– О-о, Хэмиш, честное слово, я слишком устала. Мы не можем перенести это на завтра? – Катриона надеялась, что он почувствовал в ее тоне искреннее сожаление. В конце концов, она говорит только правду, одну только правду, ничего, кроме правды.

– Конечно. Все нормально, не беспокойся. – Но в его голосе явственно прозвучали обида и разочарование. – К сожалению, на этой неделе это единственная ночь, когда я могу располагать собой.

– Да, я понимаю. – Катриона не знала, что сказать.

Часть ее существа еще хотела его та необузданная, импульсивная часть, которая тогда, в первый раз, бросила ее в его объятия, но другая половина Катрионы, та, что заставляла ее испытывать чувство вины из-за его сына, та, что увидела в ее отношениях с Хэмишем темный бесплодный тупик, уже отшатнулась от него.

– Что ж, значит, придется нам подождать до следующей недели, – наконец добавила она после длительной паузы.

– Катриона! – недоверчиво воскликнул Хэмиш. – Что с тобой? Мне казалось, что между нами нет недоразумений. Нам было так хорошо в Лондоне! У тебя появился еще кто-нибудь? Ты была с ним? Я понял, ты уезжала с другим мужчиной!

Он говорил грубо, сердито, и был совсем не похож на того учтивого, сдержанного, обаятельного Хэмиша, к которому она успела привыкнуть.

– О, Господи, ну конечно же, нет, – ответила Катриона. – Почему ты так резок?

Он издал нервный смешок.

– Извини, дорогая. Просто я расстроился. Признаюсь, мне ненавистна даже мысль о том, что ты можешь быть с кем-нибудь другим – с другим мужчиной. Ты осуждаешь меня?

– Нет. Наверно, нет. – Но она знала, что это не так. В конце концов, сам он продолжает жить с Линдой.

– Послушай, в субботу скачки Файф-Поинт-ту-Пойнт. Ты будешь там? – Судя по голосу, к Хэмишу вернулась былая самоуверенность.

– Наверно. Мы идем целой компанией из банка.

– А мы разместимся неподалеку от финиша, перед последним препятствием. Будем пить шампанское, есть омаров и так далее. Присоединяйся к нам, и там мы сможем договориться о более приватном свидании. Кстати, у тебя будет время подумать насчет увеселительной поездки. Я предложил Париж, но, может быть, ты предпочитаешь Флоренцию или Венецию – ночь в «Даниэлли», прогулка по Лидо, обед в «Ля Капанна»…

Катриона не могла не улыбнуться. В каком розовом свете он видит жизнь!

– Ты так это расписываешь, что устоять невозможно. Обещаю, что подумаю на эту тему. Значит, увидимся в субботу. Буду высматривать машущего клешней омара.

– Да. Из темно-синего «рейндж-ровера». Между прочим, меня только что ввели в попечительский совет Национальной галереи Шотландии. Кто из художников, после Пикассо, тебе нравится? Тициан? Тинторетто? Рембрандт? Теперь ты сможешь выбирать.

– Прими мои поздравления. Это большая честь. Но мне казалось, ты не выносишь мысли обо мне рядом с другим мужчиной, даже если это старый мастер.

– Нахалка! Ты уверена, что не передумала насчет сегодняшней ночи? Судя по голосу, ты не так уж устала.

– Ужасно устала, поверь мне. В этом вашем клубе есть холодный душ?

– Нет, душа нет, но я давно подозреваю, что они кладут в кофе тазепам. Иначе почему бы все засыпали сразу после обеда?

– Выпей две чашки!

– При том, что ты будешь меньше чем в полумиле от меня, мне понадобится гораздо больше. Увидимся в субботу, моя прелестная умненькая банкирша. Я сравню тебя с тем тюком сена, о котором мы говорили в Лондоне. Пока.

– Звучит сверхсоблазнительно, но опасно! Пока.

Не успела Катриона положить трубку, как раздался пронзительный звонок.

– Добрый день, Катриона. Это Фелисити Финли, жена Брюса. Вы работаете у «Стьюартса» уже три месяца и до сих пор еще ни разу у нас не обедали. Я чувствую себя ужасно неловко. Что вы скажете насчет вечера пятницы? Вы свободны?

Катриона, не подозревавшая об истинных мотивах приглашения, с удовольствием приняла его:

– Да, свободна. Спасибо. Я обязательно приду.

– Прекрасно. Никаких формальностей. Будет только несколько друзей, в том числе и из банка. Приходите около восьми вечера.

– Отлично. Большое спасибо.

Катрионе было очень интересно, осведомлен ли Брюс о том, что она приглашена, и получит ли он удовольствие, увидев ее за своим семейным столом, учитывая, что она знает о его отношениях с Линдой. Вот он, риск от игр на стороне!

Поговорив по телефону, Катриона поставила варить суп из моркови, лука, фасоли и петрушки, и, пока он медленно закипал на плите, наполняя квартиру аппетитным, напоминающим о доме ароматом, углубилась в размышления. Запах супа пробудил в ней приступ глубокой тоски по дому, по относительно простой деревенской жизни, зависящей в основном от капризов погоды и смены сезонов, столь далекой от аморальности большого города и уж тем более от высоких финансовых сфер. При ее нынешней жизни перспективы выглядели довольно туманными, а ситуация – весьма проблематичной. Какие чувства она в действительности испытывает к Хэмишу? Почему существование Макса, его сына, так все осложнило? И, наконец, почему она так мучительно завидует Элисон?

На короткое время события, связанные с Каррузерсами, отодвинули все эти проблемы на второй план, а затем короткая интерлюдия с Андро вернула ей обычную жизнерадостность. Однако Андро оставался еще одной загадкой. Он появлялся и исчезал со своей ошеломляющей улыбкой, совсем как Чеширский Кот. Может быть, подобно Алисе в Стране Чудес, ей не следует придавать ему особого значения? Да, на короткое время между ними установилось полное взаимопонимание, и им было очень хорошо вдвоем, но, в общем-то, она ничего о нем не знает, не знает даже, каково его актерское амплуа. Их застольная беседа носила скорее философский, нежели личный характер. Они говорили о бедах этого мира вообще и Шотландии в частности. Он проявил обостренное чувство национальной гордости, не оставившее Катриону равнодушной. Конечно, это был не более чем пьяный разговор. И все-таки он оставил ей номер телефона. Почему бы ей им не воспользоваться? Клочок желтой бумаги был наколот на специальный крючок возле кухонной двери. Переносной телефон стоял у нее под рукой. Повинуясь внезапному импульсу, Катриона набрала номер.

Она услышала четыре гудка, затем раздался щелчок, и записанный на магнитофон женский голос четко произнес:

– Говорит «Пресипитос Сити Продакшнз». В данный момент никто не может вам ответить, но если вы оставите свое имя и номер телефона, мы постараемся связаться с вами при первой возможности.

Катриона услышала тонкое попискиванье, означавшее, что автоответчик готов принять ее сообщение. Немного подумав, Катриона, не говоря ни слова, нажала на рычаг. Она-то думала, что он дал ей свой домашний телефон. Кто эта женщина и что это за «Пресипитос Сити Продакшнз»?

Деревянные часы все еще лежали на столике в холле, куда она положила их, войдя в дом. Порывшись в ящике с инструментами, Катриона нашла гвоздь и молоток и, прихватив часы, направилась в гостиную. Оглядывая стены в поисках места для часов, она натолкнулась взглядом на висевший слева от каминной полки пейзаж Виг-Бэй. Симметричное место справа от камина было свободно, и Катрионе показалось вполне логичным разместить обе эти вещи, часы и картину, рядом, – два неожиданных дара, каждый по-своему настойчиво напоминающие ей о скоротечности бытия, о том, что ее время уходит и развеивается, как дым!

Вешая часы, Катриона как следует рассмотрела их. Часы были сделаны из двух половинок, срезанных с одной стороны ствола и склеенных посередине. Смутные воспоминания, вынесенные со школьных уроков работы по дереву, подсказали Катрионе, что одиночный поперечный срез ствола со временем искривляется, в то время как две половины, срезанные с одной стороны и склеенные по линии диаметра, сохраняются целыми и прямыми, одна половина компенсирует искривление другой. Это как в счастливом браке, подумала Катриона, вспомнив длительный счастливый союз своих родителей, связанных не только законом, но и любовью, и научившихся прощать друг другу маленькие слабости и недостатки. Разве достигла она в своей жизни чего-нибудь, что может с этим сравниться?

При мысли о родителях Катриону вдруг ужалила такая острая, жгучая тоска, которую она могла обозначить только одним шотландским словом, которым иногда пользовалась ее мать: werch, что означало слабость, хандру, состояние подавленности. В чем Катриона сейчас нуждалась, так это в хорошей старомодной дозе материнской болтовни.

Шина Стюарт была не из тех, кто долго ходит вокруг да около.

– Что случилось, дорогая? – спросила она, услышав голос дочери. – Ты что, потеряла фунт и нашла пенни?

– Неужели мой голос производит такое впечатление? – Катриона попыталась весело рассмеяться. – Извини!

– Тебе не удастся обмануть меня, моя девочка. Я могу подолгу не видеть тебя, но, слава Богу, я по-прежнему всегда могу сказать, когда моя Кэт не в порядке. Однако ты не из тех, кого легко свалить с ног. Что стряслось?

Они говорили по-английски, поскольку гэльский не был родным языком для выросшей в Клайде Шины, но низкий, протяжный, музыкальный голос матери, даже искаженный телефоном, сразу заставил Катриону вновь почувствовать себя девочкой. Слезы жалости к себе самой потекли по ее щекам.

– Меня еще не свалили, ма, только чуть-чуть подрубили. Кажется, я подцепила «городскую лихорадку».

Ее мать коротко вздохнула.

– О-о! Это тяжелая болезнь. Но я скорее назвала бы ее Синдромом Дефицита Острова. – В тоне Шины Стюарт отчетливо прозвучали заглавные буквы. – У меня эта болезнь начинается уже через несколько часов пребывания на «большой земле», а ты прожила там уже почти десять лет.

Несмотря на угнетенное настроение, Катриона не могла не рассмеяться.

– Ты, как всегда, со своим СДО! Раньше я тебе не верила, но теперь начинаю думать, что, пожалуй, ты права.

– Что ж, Кэт, против этой хвори есть только одно лекарство. Тебе надо на несколько дней приехать домой. Ты сумеешь вырваться, любовь моя? Я жажду тебя увидеть, отец просто страдает, так он по тебе соскучился, а малышки, дочки Марии, уже почти не помнят свою тетю.

Катриона отчетливо представляла свою мать: скорее всего, она сидит на своем обычном месте, в кухне, за дочиста выскобленным сосновым столом, и заполняет ежедневник или составляет очередную картину из сухих разноцветных трав. Летом туристы с удовольствием раскупали эти картины в местной лавке, как память о дикой, пряной, специфической красоте Ская. Отец, должно быть, сейчас внизу, в баре местной гостиницы «Ферри Инн», куда он, как и большая часть мужского населения острова, ходит на часок-другой каждый вечер после обеда.

– Я приеду на Пасху. Осталось всего около трех недель.

– Хм-м. К тому времени твой СДО может перейти в хроническую форму. – Шина шутила только отчасти. Меланхолическая тоска по родине очень распространена среди уроженцев Хайлэнда и зачастую передается из поколения в поколение. Отсюда обычай собираться кланами даже в таких отдаленных местах, как Новая Шотландия или Новая Зеландия.

– Расскажи мне, что там у нас нового. – Катрионе хотелось послушать голос матери, повествующий о простых, обыденных вещах. В ее нынешнем состоянии это была своего рода первая помощь, накладывание пластыря на кровоточащую рану.

– Школьную учительницу видели, когда она покупала в лавке бутылку «Блу Нан», и в следующее воскресенье священник разразился проповедью на стих из Послания апостола Павла к эфесянам: «Не упивайтесь вином, от которого бывает распутство».

Катриона хихикнула.

– Да ну?! А сам небось после проповеди направился прямиком в «Ферри Инн»?

– О нет, дорогая. Только не в воскресенье.

– Раз уж речь зашла об учительнице, как продвигается ее роман с Донни Дж.?

«Дж.» добавлялось, чтобы отличить этого Донни от его многочисленных тезок, один из которых, Донни Б., был женат на Марии, сестре Катрионы.

– Все так же, ни шатко ни валко. А у тебя на горизонте есть кто-нибудь?

Шина вроде бы случайно задала этот вопрос, но Катриона знала, как беспокоит ее мать неустроенная личная жизнь дочери.

– Ох, ты же знаешь, мама. Как всегда, у дверей топчется дежурная очередь.

– И ни одного принца?..

– Но ведь и я не принцесса.

– Только не говори об этом отцу. Он-то думает как раз наоборот.

– Он в порядке?

– Да, такой же, как всегда. Здесь ничего особо не меняется.

– Кроме прилива.

– И погоды – она-то сейчас меняется каждые пять минут. Уж эти мне сумасшедшие мартовские ветры!

Когда речь зашла о погоде и о делах на ферме, Катриона сразу же почувствовала себя лучше. Где-то еще существовала простая, обычная, нормальная жизнь, без этой суеты и ухищрений, без сиюминутных уловок и обманов. Катриона начала понимать, что в словах старого графа был какой-то смысл. Может быть, она просто была ужом, попавшим в гадючье гнездо: внешне такая же, как они, но по природе своей совсем другая?

Когда деревянные часы показали десять часов, Катриона съела фасолевый суп и отправилась спать, не оставив ключа под дверным ковриком.

Ист-Ньюк-оф-Файф – прекрасная тайна, ревностно охраняемая теми счастливцами, которым удалось в нее проникнуть. Нефтяные магнаты пролетают над этим местом, направляясь в Абердин; иностранные туристы, нацеленные на полные лосося реки и заводы по производству виски в Спейсаде, проезжают совсем рядом; страстные любители гольфа огибают его, чтобы поскорее попасть прямиком в Сент-Эндрюс. Мало кто знает, что при этом теряют шанс увидеть одно из красивейших мест Шотландии.

Как следует из названия, Ист-Ньюк – укромный уголок, лежащий позади восточной оконечности Файф-Несс и состоящий из нескольких необычных, но привлекательных обрывистых бухточек, окаймленных цепочкой белых домиков с красными черепичными крышами, в которых живут рыбаки. Домики кажутся нанизанными на узкую песчаную полоску пляжей, позади них возвышаются эффектные скалистые берега, а еще выше – холмистые поля и пастбища. Несмотря на соблазны Греции или Испании, летом эти места становятся Меккой для семей среднего достатка из центральной Шотландии, жаждущих спокойного и простого отдыха. Ибо по какому-то капризу природы Ист-Ньюк, как правило, нежится на жарком солнышке, в то время как остальная часть восточного побережья изнывает под тучами. Пляжи заполняются детьми, их родители тем временем развлекаются гольфом, теннисом и барбекю, на которых подают свежие бифштексы и розовое шампанское.

Ранней весной те же семьи, усевшись в соответствующие своему статусу автомобили, приезжают снова. Преодолев полосы пахотной земли и прошлогодней стерни, они выстраиваются правильными рядами вдоль трехмильной полосы препятствий, чтобы полюбоваться ежегодными скачками, устраиваемыми охотничьим и скаковым клубом Файф-Хант.

Катриона встретилась со своими коллегами из банка на условленном месте возле смотрового круга. Она предпочла воспользоваться своей машиной, чтобы ни от кого не зависеть и иметь возможность уехать, как только ей этого захочется. Мойра, помощница Катрионы, привезла в своем автомобиле Джиллиан и Дональда, чем последний был очень доволен, поскольку это давало ему возможность «немножко расслабиться», не волнуясь о том, как потом вести машину на обратном пути. Как и Катриона, они воспользовались пятифунтовой платной стоянкой, откуда им пришлось идти пешком примерно четверть мили до скакового круга. Поставить машину у самого ограждения стоило двадцать пять фунтов, а расположиться недалеко от финиша могли только члены клуба.

– Что-то я не вижу стоящих рядами зрите лей, – с удивлением заметила Катриона, обозревая редкие тенты и порталы вокруг скакового поля.

Ее знания о скачках были весьма поверхностны и базировались в основном на ежегодных телетрансляциях с розыгрышей двух главных кубков: Дерби и Большого национального. Здесь, кроме ряда моторизованных фургонов с лошадьми, мало что напоминало о скачках.

Дональд рассмеялся.

– Меня тоже всегда удивляло, что люди сидят там, где полагается стоять. Убежденные любители скачек предпочитают взбираться на крыши своих автомобилей, чтобы получить хороший обзор.

Мойра купила программу скачек и обсуждала ее с Джиллиан.

– До первого забега еще масса времени. Давайте пройдемся, может, встретим кого-нибудь из клиентов, кто захочет угостить нас.

Катриона тихонько улыбнулась. Конечно, встретим, подумала она. Девушка никому не говорила о приглашении Хэмиша, поэтому размахивающий клешнями синий «рейндж-ровер» должен был оказаться для них сюрпризом.

– Да, банк в достаточной степени занимается благотворительностью, так что его клиенты могут в кои-то веки вернуть нам хотя бы часть того, что задолжали, – заявил Дональд, сунув программку в карман и потирая руки то ли от холода, то ли в предвкушении бесплатного угощении. – Наши клиенты здесь кишмя кишат, и я всегда готов выпить с ними за поддержание деловых контактов.

Посмеиваясь и поддразнивая друг друга, они пошли дальше, но вдруг Мойра потянула Джиллиан в сторону большой шумной компании, толпившейся возле открытого багажника серого «вольво».

– Это же полковник Бьюкенен из полка моего отца! – обрадовалась она. – Пойдемте к ним!

Катриона и Дональд, переглянувшись, одновременно покачали головой.

– Идите, девочки, увидимся позже, – предложил Дональд. – Вперед!

Хотя дождя не было, тяжелые тучи низко нависали над четко очерченными, покрытыми короткой травой вершинами холмов, пологие склоны которых окружали широкую лощину, где располагалось скаковое поле. Приехавшие на скачки зрители охотно пили и закусывали, холодный северо-восточный ветер способствовал резкому понижению уровня жидкостей в их бутылках и фляжках, и побагровевшие носы и щеки встречались ничуть не реже, чем бинокли и твидовые кепи.

– Ты только посмотри! – ахнул Дональд, хватая Катриону за локоть.

На привилегированном месте, как раз посередине между последним препятствием и финишным столбом, стоял синий сверкающий «рейндж-ровер» Мелвиллов с открытым багажником. Рядом с ним небольшая толпа оживленно болтающих людей группировалась вокруг двух накрытых белоснежными скатертями и в изобилии уставленных тарелками и бутылками столов. В безупречно строгом наряде обслуживавшего столы дворецкого не было ни малейшей уступки ни погоде, ни спортивному характеру мероприятия: на нем были черный фрак, белоснежная манишка, галстук-бабочка, полосатый жилет и белые перчатки. Непогрешимый, полный достоинства Минто с мрачным видом обходил «нахлебников» своего хозяина, предлагая им шампанское.

Оживленный, улыбающийся Хэмиш, одетый в бежевое ворсистое пальто с поясом, в коричневой фетровой шляпе, стоял посреди гостей, потихоньку руководя действиями своего дворецкого с помощью едва заметных кивков и жестов.

Линда Мелвилл закуталась в белоснежный кашемир, многочисленные слои которого облегали ее длинные стройные ноги, оборачивались вокруг гибкой талии и обвивали голову и плечи в виде своеобразного головного убора со свисавшим вниз длинным норковым шарфом. Своим экстравагантным видом, сверкающими зубами, яркими темными глазами, специфической позой манекенщицы с расставленными длинными ногами она, как показалось Катрионе, напоминала какого-нибудь удалого русского казачьего атамана. Сходство довершали блестящие высокие черные сапоги, к которым оставалось только приделать шпоры.

По сравнению с этой экзотической птицей Катриона в своем простом сером пальто из мягкой ворсистой шерсти и твидовых брюках почувствовала себя бесформенной, безвкусной колодой. Положение спасала только новая зеленая фетровая шляпа.

– Непохоже, что Линда Мелвилл приехала сюда ради лошадей, – шепнула Катриона Дональду.

– И уж, наверное, она здесь не ради пива, – согласился он. – Тогда ради чего же?..

В это время на противоположной стороне дорожки показались Брюс и Фелисити Финли. Компания Мелвиллов с энтузиазмом приветствовала их радостными криками, слышными на расстоянии пятидесяти метров.

– Возможно, у меня есть ключ к этой тайне, – цинично хмыкнула Катриона. – Пойдем, Дональд, выпьем и поедим за здоровье и за счет Их Величеств.

На номерной табличке «рейндж-ровера» значилось ХМ200. Когда Линда Мелвилл ездила по городу, ни у кого не должно было возникать сомнений, чья это супруга.

– О, я вижу, «Стьюартс» здесь мощно представлен! – воскликнул при виде них Хэмиш, приветственно помахав рукой. – Вы, если не ошибаюсь, Дональд Камерон? – уточнил он, когда они подошли поближе. – Мы уже встречались в банке. Прошу вас, выпейте с нами.

Мелвилл пожал руку Дональда и с видом заботливого хозяина повернулся к Катрионе:

– Катриона, ты выглядишь замерзшей. Может быть, тебе лучше выпить чего-нибудь более крепкого, чем шампанское?

– Нет-нет, шампанское – как раз то, что нужно, – ответила Катриона, обменявшись с Хэмишем, как это было принято в светских кругах, поцелуем в щеку и ощутив многозначительное пожатие на своем локте.

Улыбнувшись и поблагодарив Минто, Катриона взяла предложенный бокал с серебряного подноса. В этот момент к ней сквозь толпу пробралась Фелисити Финли.

– Привет. Надеюсь, вы довольны вчерашним вечером? Я боялась, не было ли вам скучно.

Фелисити не видела, как в этот момент за ее спиной Брюс с плохо скрытым энтузиазмом приветствует Линду Мелвилл.

– Вовсе нет, – с искренней теплотой ответила Катриона. – В особенности мне доставило удовольствие знакомство с вашей приятельницей Элизабет, э-э, кажется, Николсон?

Большую часть вечера Катриона и брызжущая энергией Элизабет провели, обсуждая возможные способы добывания денег на постройку детских приютов с помощью спортивных мероприятий.

Фелисити кивнула:

– О, да. Она звонила мне сегодня утром. Элизабет в восторге от ваших идей, в особенности от предложения привлечь к нашим соревнованиям знаменитостей. Она уже ищет способы ее осуществления. Вы ее просто очаровали!

Однако Элизабет – не единственная победа, которую накануне одержала Катриона. Фелисити, поглощенная идеей поймать мужа на том, как он будет оказывать своей обворожительной подчиненной какие-то особые знаки внимания, к концу вечера пришла в замешательство, поняв, что, хотя Брюс и обращается с Катрионой чересчур по-дружески, сама она тоже весьма расположилась к девушке. Ей уже хотелось, чтобы ее подозрения оказались ошибочны, хотя она еще не могла полностью сбросить их со счетов.

– Правильно ли я понял, Фелисити, что вчера вечером Катриона была у вас в гостях? – забавляясь, с улыбкой поинтересовался Хэмиш. – Чем же провинились бедные Мелвиллы, что их не пригласили на это пиршество веселья и забав?

– Вот уж кого никак нельзя назвать бедным, так это вас, Хэмиш, – без тени раскаяния отозвалась Фелисити. – Кстати, если память мне не изменяет, вы были у нас всего недели три назад. Правда, боюсь, что наше скромное угощение нельзя даже сравнивать с этими гастрономическими изысками, – она махнула рукой в сторону уставленного деликатесами стола. – Здесь, пожалуй, больше икры, чем ее загружают на яхту королевы на весь карибский круиз!

И в самом деле, посреди стола в ледяном гнезде красовалась огромная хрустальная чаша, доверху наполненная крошечными черными шариками – теми самыми, что стоят двадцать фунтов за унцию, как будто компания действительно собралась на первоклассном круизном лайнере, а не на продуваемом ветрами пятачке. Рядом громоздились чудовищных размеров блюда с креветками, омарами и истекающим розовым соком гигантским ростбифом, уже нарезанным тонкими ломтиками.

– Мне кажется, я уже вижу клешню, которая машет лично мне, – прошептала Катриона, вскользь улыбнувшись Хэмишу.

– Разве это не восхитительно? – вздохнула Фелисити. – Вы развращаете нас, Хэмиш. Я уже и не помню, когда в последний раз ела омара.

– А как вам удалось устроиться в такой близости к финишу? – осведомился Дональд, как следует глотнув шампанского. – Это самое привилегированное местечко. Разве вы член клуба?

– Нет, не я. Сам я предпочитаю держать своих лошадей на стене, в рамах. Желательно, чтобы они были нарисованы Стаббсом или Маннингом. Но Минто – член клуба. Он регулярно ездит на охоту, не так ли, Минто?

– Да, сэр, – пробормотал из-за плеча хозяина похожий на печального черного ворона дворецкий. – Когда обязанности позволяют.

– Он содержит в конюшне двух лошадей, – продолжал объяснять Хэмиш. – Видите, как хорошо я ему плачу.

– Да, сэр. Прошу прощения, – смущенно покашливая, пробормотал дворецкий и удалился, поскольку с другого конца площадки его позвала Линда.

– Я слышала, что вас назначили попечителем Национальной галереи, Хэмиш, – вставила Фелисити. – Брюс прямо-таки позеленел от зависти. Он удостоился такой чести только в Галерее изящных искусств.

– Боюсь, это зависит не от того, кто больше понимает в искусстве, а от того, у кого туже набит денежный мешок. Человек, который соглашается быть попечителем, должен быть готов к тому, что ему постоянно будут выкручивать руки, – с несвойственной ему самокритичностью вздохнул Хэмиш.

– И как, вы уже это на себе почувствовали? – поинтересовалась Фелисити.

– Еще как! Мой денежный сундук уже зарос паутиной.

– Ну, уж в это верится с трудом, – усмехнулась Фелисити.

– Ладно, давайте просто скажем, что я немного подустал от живописи. Я собираюсь немного сменить курс и начать вкладывать деньги в другие виды искусства.

– Вы хотите сказать, что собираетесь освободить место, чтобы кто-нибудь другой с помощью денег мог стать мафиози от искусства? – с усмешкой подсказал Дональд.

– Вот именно, – бесстыдно ухмыльнулся Хэмиш.

– В какие именно другие виды искусства? – заинтересовалась Катриона.

– Я еще не решил. Просто у меня создалось впечатление, что живописи и скульптуре достаются слишком большие куски пирога, они того не заслуживают. Так что я пока думаю. Но в любом случае, это должно быть что-нибудь шотландское.

– Скоро у ваших дверей выстроится очередь просителей, – сказала Фелисити. – Все бездари и графоманы, мнящие себя гениями, начнут охотиться за вашими пенни и фунтами.

– Нет, это не пройдет, – невозмутимо пожал плечами Хэмиш. – Я не меценат, я инвестор. Мне нужно, чтобы мои денежки приумножились и вернулись ко мне.

В этот момент к ним подплыла Линда.

– Я сказала Минто, что можно начинать, – объявила она. – Через сорок минут – первый заезд, и Брюс говорит, что уже умирает с голоду.

Катриона подумала, что еще никогда не видела, чтобы кто-нибудь так откровенно демонстрировал свои отношения. Брюс постоянно терся возле Линды, и просто удивительно, что Фелисити ничего не замечает.

Минто, поставив поднос, откашлялся и торжественным тоном провозгласил, что кушать подано. Тотчас же, как по волшебству, появились Мойра и Джиллиан.

– Ага, – засмеялся Дональд, дружески обнимая их за плечи, – саранча слетелась, почуяв омара.

– Как можно вилкой есть целый ломтик ростбифа? – жалобно спросила Фелисити Финли, первой отходя от стола с доверху наполненной тарелкой.

Дональд моментально отреагировал на это замечание, подцепив с помощью упомянутого инструмента кусочек мяса с ее тарелки и отправив его себе в рот.

– Вот так! – невнятно проговорил он, пытаясь одновременно жевать, говорить и смеяться.

– Бессовестный воришка! – возмутилась Фелисити, поспешно засунув в рот другой ломтик и выставив вилку, чтобы оградить свою тарелку от дальнейших посягательств. – Руки прочь от моего омара, сэр!