Текст книги "Дочь Лебедя"
Автор книги: Джоанна Бак
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Я представила себе Феликса и меня на поезде или в самолете.
– Как вы собираетесь туда добираться?
– Мне кажется, что Марк нанимает машину от Милана, а потом на самолете.
Прошел март, и начался апрель, и она так и не пригласила меня. В этом году была поздняя Пасха.
– Это не мой дом, – сказала она как-то. – Ты должна понять.
Когда я не могла спрашивать Розу или Сильви, я могла спросить свой внутренний голос. Правда, чтобы его вызвать, мне приходилось быть заранее очень дисциплинированной. Когда мне сильно хотелось чего-нибудь, когда я лежала на полу комнаты вся похолодевшая, потому что Феликс не приходил и не звонил, когда у меня горело лицо, потому что он был холоден со мной по телефону, я никогда не слышала внутреннего голоса. Только в редкие моменты, когда я, довольная, шла по улице, или когда была так занята на студии, что и не думала о Феликсе, тогда неожиданно приходил голос, спокойный, приятного тембра. Он мог сказать: «Сейчас же иди домой!», или же: «Он позвонит тебе сегодня вечером». Голос никогда не ошибался. Он был как зигзагообразный путь в моей жизни, невидимый, но тем не менее на который можно было положиться.
Я начала работать и с другими фотографами. Люк нанял меня на два дня, когда Делаборд принимал целебные ванны вместе со своей бывшей женой. Это была небольшая работа, но все дело было в том, что Люк начал подписывать свои работы и мог мне платить. Я даже почувствовала, что мы подросли и стали стоящими людьми. Мы смеялись по поводу мании Делаборда. Нас слушали модели и тоже смеялись. Как-то я снимала косметику в гримерной, и вдруг вошел Делаборд.
– Итак, ты работаешь потихоньку от меня? – сказал он.
– Вы сами говорили, что я могу работать с другими фотографами, – ответила я ему.
– С другими – да, но с бывшим моим помощником – нет! Я не потерплю подобного свинства!
Я промолчала.
– Если Андре не показал бы мне эти снимки, я бы так ничего и не знал. Рад, что здесь есть кто-то, кто на моей стороне! – сказал он и вышел.
Андре, этот маленький вонючка, дерьмо! Я слышала, как входная дверь захлопнулась, и пошла искать Андре в проявочную.
– Послушай, ты, проклятый педрило! – начала я, широко открыв дверь.
– Свет! Закрой дверь, ты что обалдела? Закрой сейчас же!
Я закрыла. В ванночке лежали фотографии, сделанные днем.
Он стоял ко мне спиной.
– Послушай, – начала я. – Я тебя ненавижу! – только и смогла я сказать.
– А, не только ты, – ответил он, наклонившись над ванночками.
– Другие тоже ненавидят тебя? – переспросила я, удивленная его ответом. Это было чудесно. Если он собирался и дальше говорить в подобном тоне, я с удовольствием его послушаю.
– Ну? – подтолкнула я.
– Ты думаешь, ты единственная? Да нет, есть еще, – произнес он.
Я скрестила руки на груди и прислонилась к двери.
– Если ты и похожа на мальчишку, это совсем не значит, что ты можешь иметь все, что хочешь.
– Андре, ты плохой друг. Я все время рассказывала отцу и Мишелю Дюпюи, какой ты талантливый и умный, а ты просто шпионил за нами?!
– Только тогда, когда ты не была вместе с Феликсом, – был его ответ. – Ты считаешь, что единственная и неповторимая, я прав? Так ты у него не одна! Я был у него первым! И скажу тебе больше – он предпочитает мальчиков.
Я не могла сдвинуться с места. Стук сердца отдавался в каждой частичке моего тела. Никто, кроме меня, не знал этого имени. Мне хотелось швырнуть чем-то в Андре и хотелось провалиться сквозь землю, и я быстро вышла из лаборатории.
Я побежала домой. И не знала, что же мне делать дальше. Я могла позвонить на студию и припереть Андре. «Ну-ка, скажи мне его фамилию», – могла потребовать я. Он может сказать какое-то другое имя, и это не будет мой Феликс. И все опять будет в порядке.
Но я не могла полагаться на это…
Феликс на улице в первый день. Феликс у входа в «Голденберг». Феликс ждал Андре! Феликс – часть чьей-то другой жизни, а совсем не подарок судьбы! Не мой божественный мужчина.
Я не могла ни о чем думать. «Сильви» – услышала я опять голос. «Сильви». Я посмотрела на часы – семь сорок пять. Я могу ее позвать. Я так хотела позвонить ей, но не стала, потому что мог позвонить Феликс, как раз в то время, когда я занимала бы телефон, разговаривая с ней.
Я не могла ни о чем думать и только представляла, как Андре произносит имя – Феликс. Он опоганил его. Это имя на его губах стало грязью. Я решила позвонить Розе.
– У меня клиент, – сказала она.
– Пожалуйста, пожалуйста! Я не могу ждать, мне так плохо! – умоляла я ее.
– Вот так всегда! Я уверена, что вы услышите его еще сегодня. Вот все, что я вам могу сказать, – заявила Роза и повесила трубку, прежде чем я могла сказать ей еще что-то.
Как мне хотелось бы обладать способностями заглядывать в будущее…
«Сильви», я снова услышала это имя. Ее совет, если даже и очень несложный, все равно мог быть здравомыслящим. И даже если она согласится прийти, он не будет у меня раньше одиннадцати, если вообще появится.
– Моя дорогая! – сказала Сильви. – Я рада, что ты позвонила, Марк отбыл в Женеву.
Я попросила, чтобы она пришла ко мне.
– Мне так нужно поговорить с тобой, – сказала я.
– Я принесу что-нибудь поесть.
– У меня все есть.
– Твой приятель будет там?
– Нет, – ответила я.
Было все еще светло. Окно было открыто, в маленькой вазочке стоял пион.
– Мы так давно не устраивали девишника, – сказала Сильви, садясь на пол и собирая вокруг себя все подушки.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила я. Я сама слышала, как напряженно звучал мой голос. Она только что приехала, и я уже как бы выгоняла ее отсюда. Мне не нужен был девишник, а хотелось избить Андре и убить Феликса. Мне было неприятно видеть, как Сильви устраивалась в комнате, где бывал Феликс. Ее темные очки, сумка и сигареты колонизировали всю мою комнату.
– Ну, что случилось? – спросила она и, не выслушав мой ответ, начала долго и нудно рассказывать о поездке Марка в Женеву.
– Так где моя выпивка? – поинтересовалась она. Я открыла бутылку белого вина, которое хранила для Феликса, подала ей бокал. Я прервала ее.
– Сильви!
– Да?
– Мне нужно поговорить с тобой.
– О твоем женатом мужчине?
– Он не женат.
– Ну, кто бы он ни был, у тебя с ним проблемы?!
– Да.
– Так, в чем дело?
Я начала рыдать.
– Боже мой! Он ушел от тебя к другой? – спросила Сильви.
– Я так не думаю. Нет, что-то вроде этого…
Сильви выпрямилась.
– Что? Что? В чем дело?
– Кое-кто сказал мне сегодня, что я у него не одна.
– Дорогая! А ты что думала?! Никто не может быть единственным в жизни другого человека. Это просто невозможно. В жизни все по-другому.
– Значит, ты не веришь в любовь? – Я была поражена.
– Я стараюсь подходить к жизни философски, – ответила Сильви. Чему иному могла научить ее мать за эти восемнадцать лет? «Ты должна долго существовать в жизни другого человека, чтобы быть уверенной, но и тогда… всегда есть телефонная будка на углу. Ты же понимаешь! Ты никогда не можешь быть ни в чем уверена».
– Сильви! Ты говоришь, как старая кокотка, к тому же очень циничная! На свете есть любовь. Это может случиться, когда двое людей существуют друг для друга.
– Как часто ты его видишь? – внезапно резко спросила она.
Я хотела сказать ей, что видела его шестнадцать раз. Но если быть слишком точной, можно выдать себя. Вспомни, сколько времени ты провела одна, пересчитывая свои встречи с ним.
– Много раз, почти каждую ночь, – ответила я.
– Где он бывает в остальное время? – продолжала спрашивать Сильви.
– Я не знаю.
– Кто его жена?
– У него ее нет. Сколько раз я должна повторять тебе это!
– Ты когда-нибудь звонила ему домой? Ты знаешь его друзей? Вот видишь! Он женат или живет с кем-нибудь.
Сильви хотела слышать только то, что она могла понять.
– Мне кажется, он ведет двойную жизнь. – Это было самое большее, что я могла ей сказать. – Сильви, послушай меня. Мне кажется, что он… педик.
Молчание.
– Боже мой, только не ты! – сказала она.
– Что ты хочешь этим сказать? – Я боялась, что она знает, о ком я говорю.
– Такое уже случалось в вашей семье. Твоя мать… – продолжала Сильви.
– Нет! – быстро возразила я.
– Что значит «нет!» А твой отец?
Я покачала головой. Это было не одно и то же. У меня все по-другому.
– Что бы ты стала делать в такой ситуации, а? – спросила я.
– Я бы на пушечный выстрел не стала даже приближаться к этому змеевнику, – сказала Сильви, поднимаясь с подушек, чтобы прекратить разговор – он совершенно не интересовал ее.
– Мы поедим что-нибудь?
У меня в кухне была еда для Феликса. Экзотические фрукты, вяленое мясо, творог и томаты.
«Я только съем помидор», – говорил он, и потом подчищал все копчености и другие деликатесы прямо из вощеных пакетов, где они лежали уже нарезанные тонкими кусочками.
– Что это такое? – открыв холодильник, спросила она, и начала перебирать пакетики.
– Что это такое? А это? Сколько времени все это лежит здесь? Никогда не ела ничего подобного!
Она трогала еду, приготовленную для Феликса, и мне стало так неприятно. Я была беспомощна в ее присутствии. Она меня просто вытесняла из моей крохотной кухоньки. Сильви представилась мне животным, в виде большого щенка, который разыгрался в моей комнате, загрязнявший мое одиночество своими идиотскими смешками и неприхотливыми заботами. Но я сама пригласила ее. Это была моя вина.
Мы сидели на полу и ели с бумажных тарелок. Сильви прикончила мясо, сыр и бутылку вина. Она сказала, что если мужчина тебя любит, то хочет жить вместе с тобой, если только он не отвел тебе роль любовницы. Тогда он захочет держать тебя на определенной дистанции, чтобы росло желание.
– Обычная рутина убивает любовь, – добавила она.
Мне стало интересно – включает ли это в себя и приготовление для него чая и завтрака по утрам? Я ничего не понимала.
Чем больше говорила Сильви, тем больше она припоминала разные случаи из жизни.
– Самая лучшая связь та, которая не может быть полностью реализована. Если ты хочешь обычной спокойной жизни, у вас должны быть общие вкусы и друзья, но если ты хочешь необыкновенную страсть, ты должна быть счастлива тем, что случайно перепадает тебе.
– Все это так сложно и непонятно, – ответила я. – Разве нет другого пути?
– А мне хочется и того, и другого. Я вижу, что Марк становится обыденной жизнью для меня, да и я для него. Но мне хочется сумасшедшей страсти!
– Я никогда не бываю уверена, когда я увижу его снова, – заметила я, чтобы она не завидовала так откровенно.
– Это же прекрасно! Здесь есть элемент сюрприза.
Я знала, что мне придется очернить мою связь для Сильви, убедить ее, что я очень несчастлива. Но в то же время у меня была гордость, и тщеславие, и желание так изобразить мою связь, чтобы она засияла.
– Спустя пятнадцать или двадцать лет, когда состарюсь, я буду вспоминать это состояние как самую огромную любовь в моей жизни!
Сильви вздохнула.
– Он хороший любовник? – спросила она.
Я как-то не думала о нем именно в этом плане. Каждое его возвращение вызывало у меня огромный прилив благодарности, и как только он появлялся, я чувствовала уверенность, что тебя хотят.
– Да, – ответила я.
Сильви сразу же выдала очередное клише.
– Быть хорошим любовником значит иметь огромную практику, так говорит моя мать. Это как игра на фортепьяно! Музыканты должны заниматься каждый день. И они не играют одну и ту же вещь. – Сильви вздохнула и спросила: – У тебя нет шоколада или пирожного?
Я встала, пошла на кухню и вернулась с печеньем.
– И это все? – спросила Сильви. Я сказала, что да.
– А как насчет шоколада, который он приносит тебе? Разве мы не можем съесть его?
– Нет! – ответила я. Мне хотелось обсуждать с ней только то, что интересовало меня.
– Я хочу, чтобы он любил меня, – сказала я. Как будто она что-то могла сделать.
– Он и так тебя любит, – заметила Сильви, поглощая печенье.
– Смотри на меня, когда ты говоришь это.
– Хорошо, я смотрю на тебя. Он тебя любит!
– Но откуда я знаю? О, Сильви, ты не можешь разложить карты или как-то еще погадать мне? Разве нельзя что-то придумать?
– Ты не должна его спрашивать. Мужчины ненавидят такие вопросы больше всего!
– Я знаю, ну и что мне делать?
Сидя на полу, я слушала трюизмы Сильви, как будто их было возможно применять ко мне и Феликсу. Ее советы было невозможно выполнить: брать, молчать, исчезать, быть таинственной, никогда ничего не показывать, и тебя станут любить? Подражать Дафне, мчаться по лесу, выглядывать из-за деревьев, исчезнуть, выть в ночи, и если тебя поймают – превратиться в дерево. Это же невозможно. Как вы сможете сделать это, если у вас две ноги в сабо, на вас надет комбинезон, у вас есть номер телефона и даже работа.
Советы Сильви не принесли никакого успокоения, но в них все же было что-то, что притупляло боль. Как будто у любви были какие-то правила, структура, форма. И если все это можно было изучить, то можно было понять инструкции и пользоваться ими. Но Сильви, конечно же, не знала того, что происходило между мной и Феликсом. И если я начну действовать по схеме, то все может быть мигом разрушено. Я знала это совершенно точно. Посмотрев на часы, я поднялась – было уже половина одиннадцатого.
– Он скоро придет, – сказала я. Сильви подложила руки под голову и развалилась на ковре.
– Может, мне стоит посмотреть на это животное, – проговорила она. Я почувствовала, что каменею, но она продолжала: – Сколько раз я приглашала тебя поужинать вместе со мной и Марком? Я показала тебе моего мужика, теперь пришла твоя очередь показать мне твоего.
– Твой, – сказала я, – это часть обычной жизни. Ты сама так сказала. Общие друзья, общие интересы. Мой – это секрет и что-то необычное. Не проси у меня, чтобы я познакомила тебя с ним.
Она перевернулась на живот и сказала:
– Ну подожди! Когда у меня в жизни тоже появится хорошенький большой секрет и ты станешь умолять меня, чтобы я поделилась с тобой, я этого не сделаю. Я буду держать его при себе и даже не скажу тебе, что он у меня есть.
«Не зли ее», – сказал мне внутренний голос. – «Почему? – подумала я. – Она просто поросенок. И ты ведь сама пригласила ее». Я помнила голос, который сказал «Сильви», нет, «позвони Сильви». Я посмотрела, где она оставила свою сумку и очки, чтобы я могла помочь ей собраться за минуту и проводить к двери.
Я начала задыхаться. Он скоро придет. Они могут встретиться. Этого не должно произойти.
– Пожалуйста, уходи!
– Хорошо, – сказала она, все еще лежа на ковре. – Так и скажи, что хочешь вышвырнуть меня отсюда после всего, что я сделала для тебя. Кто тебя отправил к Розе?
– Твоя мать! – заорала я. – Я знаю! Пожалуйста, уходи, Сильви!
Она скрестила ноги, медленно поднялась и стала дурачиться:
– Мои колени, – простонала она. – Ох, мой ревматизм! О Боже! Поднимаюсь, поднимаюсь, поднялась! Ну что, ты счастлива?
«Что она о себе думает, откуда у нее такая власть надо мной? – подумала я. – Почему она позволяет себе так вести себя со мной?» – Я сама дала ей повод – я ее слушала.
– Я твой хороший друг, Флоренс, – сказала она, медленно и нежно обнимая меня за плечи. – Никогда не забывай об этом.
Я поцеловала ее в обе щеки и решительно подала ей сумку и очки.
– Ты меня не проводишь? – спросила она. – Я так боюсь этих бродяг, которые живут у вас под лестницей!
– Они не опасны, – ответила я. – Там был кто-нибудь, когда ты поднималась?
– Нет.
– Тогда ты можешь спокойно идти, Сильви. Все в порядке. Никто не собирается нападать на тебя на лестнице. Я клянусь жизнью отца.
Я подтолкнула ее к двери, двери Феликса.
– Позвони мне завтра и расскажи, как все прошло, и все, что ты будешь делать, только не упрекай его, – сказала она.
Я закрыла за ней дверь, потом снова открыла ее и крикнула:
– Спасибо за советы!
Я попыталась привести комнату в прежний вид. Очистить ее, чтобы не оставалось никаких следов проведенного вечера. Я не хотела, чтобы он подозревал, что здесь был кто-то иной, кроме нас. Я выбросила бумажные тарелки и пустую бутылку из-под вина и очень сильно завязала пластиковый мешок для мусора, чтобы из него ничем не пахло. Я вымыла пепельницы и зажгла сразу две ароматические палочки, а потом еще и третью. Набросила темный шарф на лампу, стоявшую на полу. Я вымыла стаканы и надела на себя прозрачную индийскую рубашку.
Потом я внимательно осмотрела комнату. Несмотря на запах палочек и темный шарф на лампе, она выглядела какой-то дешевой, как будто в ней побывало много народу. Чтобы скоротать время, я приготовила новое гнездышко из подушек на полу и свернулась в нем калачиком. Я не хотела ложиться в кровать. Если я это сделаю, то признаю, что ночь уже закончилась. Что в этой ночи не было ничего, кроме разговоров Сильви и ее вмешательства. Если я лягу в постель, то покажу отсутствие веры. Он долженприйти! Эта ночь станет его ночью.
И я ждала, но он не пришел.
13
Я проснулась с чувством, что во время сна я потеряла все. Я лежала на полу, на подушках. На мне было наброшено мое зимнее пальто. Было солнечное утро. Лампа все еще светила. Я тихо лежала, ожидая, что раздастся телефонный звонок; меня не покидала уверенность, что не все еще потеряно.
«Все кончено», – сказал мне внутренний голос.
Я встала, зная, что должна позвонить Феликсу. Помешать тому, чтобы все было кончено, как-то вернуть его. Я пыталась снова услышать его голос. Мне показалось, что что-то произошло на улице. Я услышала: «На улице». Я стянула свою хорошенькую рубашку, которая мне так и не пригодилась, и натянула джинсы. Мне не нужно было принимать ванну. Я и так слишком долго сидела в ванне вчера. Я сбежала по лестнице, повернула за угол, мимо кулинарии, потом налево, мимо булочной. Я прислушивалась. Мне следовало получить инструкции. «Здесь, – услышала я. – Прямо здесь!» Я посмотрела вниз и увидела под ногами серую поверхность асфальта. Я пыталась прочитать его, как телефонную книгу. Я даже прищурилась.
Немного подальше, по направлению к Рю де Гренель, я увидела на мостовой небольшой листок бумаги серо-зеленого цвета – квитанция междугородных переговоров с номером телефона. Я подняла ее, она была вся мокрая и мятая. Я посмотрела на семь цифр на ней, поняла, что это номер телефона Феликса и побежала к себе домой.
Дома я набрала номер. Это точно его телефон. Он должен ответить. Он обязан это сделать!
– Алло? – Мужской голос, голос взрослого мужчины, и более низкий. Это не был голос Феликса.
– Это Элиза, – сказала я. – Мне нужно поговорить с Феликсом.
– Никогда не слышал о таком, – ответил голос, и на другом конце провода повесили трубку. Я сидела на полу и держала в руке трубку телефона.
«Никогда не слышал о таком». Именно так в фильмах отвечали воры, когда вы говорили им имя их сообщника. Так отвечали члены Сопротивления, когда гестапо пыталось узнать у них имя какого-либо подпольщика и подтверждение их связи с ним. «Никогда не слышал о таком». Это словно доказательство того, что есть что скрывать. Обычный ответ был бы: «Кто?» или же «Вы ошиблись номером!»
Я начала было снова набирать номер, и положила трубку на место. Я подожду, пока этот мужчина уйдет на работу, и позвоню снова. На этот раз должен ответить Феликс.
Я спустилась в кафе, чтобы позавтракать. Может, увижу его на улице? Он может зайти в мое кафе, хотя я больше его здесь не видела после того первого утра. Если я буду медленно идти, возможно, он и появится.
В кафе было мало народу. Было еще без пятнадцати восемь. Чистый прилавок, как бывало по утрам. Вошла группа алжирских рабочих. Запах от них шел совершенно невыносимый. Резкий запах пота, смешанный с запахом мочи и камня. Резкая жестикуляция только усугубляла этот оскорбительный запах. Застарелая моча на брюках. Одежда, которую носят каждый день, почти никогда не переодеваясь. Это было весеннее утро, и было уже жарко. Запах свободно проникал в зал и смешивался со свежим маслянистым ароматом только что испеченных булочек и рогаликов, лежавших на пластиковом подносе недалеко от меня. Два педика пили чай в углу. На них были темные очки, так как для педиков это был слишком ранний час.
Я расплатилась и вышла на улицу. Было слишком рано, чтобы идти в студию. Мне не хотелось оставаться там наедине с Андре. Я приду попозже. У меня ломило тело – я плохо спала ночью в неудобной позе, но была готова возликовать, если бы услышала шаги Феликса.
Если я поднимусь наверх, может, он позвонит?!
Я прошла мимо своего подъезда и пошла дальше по улице. Было так странно сознавать, что это был его номер телефона. Но абсурдным было абсолютно все.
Я даже не могла до десяти позвонить Розе. Я нахожусь на улице, и мне некуда идти. Только не домой. Я пошла к дому отца. К дому!
Нгуен открыл мне дверь.
– Вы будете завтракать? – спросил он.
Я сказала «да» и попросила кофе. Он сказал, что Мишель принимает ванну, а отец пьет кофе в постели. Я прошла мимо Куроса в холле и провела рукой по его груди.
Я подошла к спальне отца и постучала по притворенной двери. В ногах его кровати тонкое смятое мохеровое покрывало. Все было так знакомо, и теперь казалось мне таким роскошным. Все сияло чистотой. «Геральд Трибюн» лежала раскрытая перед ним.
– Флоренс! – Он похлопал по постели и автоматически подвинулся к краю.
Я села рядом с ним. От него еще веяло сном. На столике рядом ваза с цветами. У него была расстегнута пижамная клетчатая куртка ярко-синего цвета. Пуговицы на ней были пластиковые, сероватого цвета, круглые и очень блестящие.
– Мне не нравятся твои пуговицы, – заметила я. Он прищурился.
– Ты права. Эта пижамная пара из Лондона. Они совсем некрасивые, правда? Я должен сказать Нгуену, чтобы он поменял мне пуговицы. Перламутровые? Как ты думаешь?
– Обычные белые пластиковые. Матовые, и чтобы ободок был слегка приподнят, ты понимаешь меня? – спросила я.
– Как на куртках рабочих, понимаю. В чем дело, Флоренс?
– Я вышла на улицу, и было еще рано идти на работу, и я подумала, что было бы хорошо зайти повидать тебя. Ты рад, что я здесь, не так ли?
– Да, конечно! Тебе нужны деньги?
– Нет. Я просто хотела повидать тебя. У тебя все в порядке?
– Более или менее. Так в чем же дело, дорогая?
Я вздохнула. Если бы я могла все рассказать ему. Я могла бы рассказать Джулии.
– Отец, я влюбилась!
– Наконец-то, – сказал он и отложил газету. – Мы его знаем?
– Конечно, нет.
– Ну и кто же этот молодой человек, где он живет, чем занимается, сколько зарабатывает, что ему светит в будущем, кто его родители и так далее. Мне нужно быть внимательным отцом.
– Я не сказала, что собираюсь за него замуж. Я влюбилась. Ты знаешь, что это разные вещи.
– Гетеросексуальная связь, – продолжал он, – существует на земле для продолжения рода человеческого. Гораздо легче производить людей, если у вас существует частная компания, организованная именно с этой целью. Название этой компании – «Брак». Если ты влюблена, это значит, что твоя ДНК волнуется из-за его ДНК, и вы сможете произвести хороших детей. Вот в чем тут дело. Если вы влюблены, вам нужно выходить замуж или жениться.
– Как ты можешь быть таким старомодным?
– Ошибаешься, я – реалист.
– А как насчет связей, у тебя же они были. Что ты на это скажешь?
– Связи возникают, когда вы решаете больше не иметь детей. Любовные связи возникают тогда, когда самая главная задача уже выполнена.
– Что же было главной задачей у тебя?
– Ты!
Я приняла все на свой счет и была польщена.
– Я?
– Да, я подарил тебе жизнь и выполнил задачу воспроизводства. Ты не понимаешь, как это важно. Если ты любишь кого-то, если по-настоящему любишь, то всегда хочешь ребенка от этого человека. Это единственная цель любви. Это любовь! Остальное – это связи. Если ты влюблена, у тебя должен быть ребенок.
– Ну-у, у меня еще все впереди. Дети – это для обычных девушек. У меня будут дети, но позже.
Я подумала о Феликсе. Я могу вернуться сюда через два месяца, с полненьким животиком, и сказать: «Папочка, я тебя послушалась».
– Нет, тебе нужно сделать это сейчас. Тогда, когда тебе будет тридцать пять, у тебя будет ребенок-подросток, и ты будешь молодой мамашей. Кроме того, ребенок будет сильным и здоровым и будет долго жить.
– Продолжай, мне нравится, как ты говоришь, – попросила я.
– Тебе нравится секс? – спросил он вдруг, не отводя взгляда от газеты. Как он может это спрашивать, когда я лежу в постели рядом с ним?
– Конечно, мне нравится заниматься сексом, – сказала я, чувствуя себя храброй и немного похолодев.
– Это приманка. Приятное занятие, чтобы люди занимались воспроизводством себе подобных. Это как подопытные мыши – вы даете им награду, и они будут делать все, что вы от них потребуете, чтобы получить ее еще и еще. Очень просто. Это придумал Бог! Единственно, чего он хотел, – это заселить планету.
– Я не знала, что ты веришь в Бога!
– Может, я в него и не верю, но я внимательно прислушиваюсь к нему.
Желтая полоска блестела на ковре, на розовом бархатном кресле, где лежал клетчатый халат отца. Мне бы хотелось подарить Феликсу такой халат, и еще рубашку, часы, запонки, кольцо.
«Может, я смогу это сделать, у меня же есть еще время», – подумала я.
Отец внимательно посмотрел на меня.
– Кто-то все планирует. Мы можем назвать его – Бог.
– Ну а как насчет любви?
– Любовь может быть тут или там, чтобы делать детей и мечтать. Когда вы произведете свое потомство, вы можете начать мечтать.
– Но мечты должны куда-нибудь вести, разве я не права?
– Мечты просто существуют. Они выражают самое себя. Идеал того, что может быть. Но ты знаешь, что он становится грубой имитацией в повседневной жизни?! Начни вместе жить с мужчиной, в которого влюблена, и ты через некоторое время будешь видеть у него на подбородке засохший желток, и от него будет нести луком.
– Но это же ужасно!
– Поэтому ты должна рожать детей. От них идет что-то такое… что ты не будешь обращать внимания на засохший желток на подбородке твоего мужа…
– Но это же карикатура! Папа, скажи мне, что любовь совсем не такая.
– Раз мы затеяли такой серьезный и утомительный разговор, пожалуйста, прислушайся к моим словам. Существует цель, которой мы никогда не сможем добиться. Она всегда будет маячить впереди, и мы не сможем дотянуться до нее. Но мы также будем кое-что иметь при себе. Но то, что будет у нас всегда, будет таким, как будто мы его купили на распродаже.
– Поэтому ты так хотел заполучить эту этрусскую пару?..
– Да, я мечтал о совершенстве, но кончил тем, что продаю головы глиняных божков, – ответил отец.
Вошел Нгуен с кофе и тостами. Отец вдруг сменил доверительный тон на формальный.
– Прости меня, мне нужно позвонить, – сказал он и встал с постели.
Я намазала маслом тост и ждала, когда он вернется с телефонной книжкой и снова сядет на кровать, но он вышел из комнаты, а я подумала: «Почему?» Я села по-турецки и начала разглядывать комиксы в газете.
Тост и «Геральд Трибюн». Туфли стоят на полу. Как будто я никогда не уезжала отсюда.
Вошел Мишель, он был уже одет.
– Привет! У тебя появилась новая привычка?
– Я еще не вернулась, я только пришла навестить вас, – ответила я.
– Оставайся. Чем больше нас, тем веселее, – заметил он и наклонился, чтобы поцеловать меня. – Ну и что тебе сказал Джекоб?
– У нас была лекция по философии, много философии, и все о любви.
– Да, у него уже давно такой настрой. Мне кажется, что это возраст. Он говорил о невозможности любви?
– Откуда ты знаешь, Мишель?!
– Я же сказал тебе, он постоянно говорит об этом в последнее время. Где «Фигаро»?
– Я не знаю, я здесь не живу. И давно уже у него такое настроение?..
Мишель сел рядом со мной.
– Твой отец стал таким с тех пор… с тех пор как… – Неожиданно у него на глазах показались слезы.
– С тех пор, как умерла Джулия?
Мишель уставился себе под ноги.
– Флоренс, это не единственная причина. Да, это началось примерно в то время.
Секрет. «Не спрашивай!» – говорил мне голос.
– Мишель, – сказала я. – Ты должен рассказать мне. Я уже взрослая, и ты должен мне все сказать!
Я притянула его к себе и попыталась пощекотать.
– Ты очень взрослая, – сказал он, сев.
– Посмотри, как светит солнце и как оно сияет здесь на ковре.
Я прошептала ему в ухо:
– Мне нужно знать, расскажи мне.
– Ничего страшного. Просто фантазия, которая скоро пройдет.
– Юноша?
– Это случается время от времени со всеми нами. Только, чтобы провести время.
– Он влюбился? В мальчика?
Мишель промолчал.
«Если с ним такое случается, когда ему почти пятьдесят, то что же говорить обо мне», – подумала я.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – сказал Мишель. – Кстати, где он?
Я поняла, почему отец вышел из комнаты.
– Я не знаю, – сказала я, потом потянула Мишеля за руку.
– Я тоже влюбилась, Мишель, и это ужасно!
– Это мальчик или девочка? – спросил он.
– Почему ты думаешь что это девушка?
Мишель нежно погладил меня по голове.
– Это вполне нормально! Иногда девушки влюбляются друг в друга.
– Нет, это мужчина!
– Старый? – спросил Мишель.
– Почти тридцать, немного староват, но я не знаю, любит ли он меня.
– Ты никогда не будешь знать этого, пока не станет слишком поздно.
– Мне кажется, что у нас с ним все кончено, – сказала я.
– Так бывает в самом начале. Мне нужно идти на работу, – сказал он вставая.
– Правда? – спросила я. – Не уходи.
Я вдруг почувствовала себя, как Сильви – кокетливая, мягкая, обволакивающая, ленивая, и мне все надоело.
– А ты хорошенькая!
Я посмотрела на себя в зеркало.
– Ты считаешь меня хорошенькой?
– Если бы мне было почти тридцать, я бы бешено влюбился в тебя, – ответил Мишель и поцеловал меня в ухо. – Приходи в магазин, если тебе будет нечего делать. Ты помогла бы мне. – Я высунула язык. – Через несколько недель ты увидишь эту этрусскую парочку.
– Мне казалось, что ты был против? – сказала я.
– Но она так хороша! Я только надеюсь, что это приобретение не засадит Джекоба в тюрьму.
Я засмеялась.
Когда ушел Мишель, я вынула из кармана клочок бумаги с телефоном и проползла по постели на коленях, взяв трубку.
– Где ты был? – спрашивал мой отец.
Я также услышала, как кто-то перевел дыхание на другом конце линии. Я похолодела. Я понимала, что не следует слушать, но знала, что все равно буду это делать. И мой отец знал об этом, потому что я услышала:
– Флоренс, это ты взяла трубку? Пожалуйста, подожди, пока я не закончу разговор.
– О, – сказала я, надеясь услышать другой голос.
– Положи трубку! – приказал отец.
– Извини, – сказала я и положила трубку.
Но это не его номер. Какая глупость! Я посмотрела на измазанный клочок бумаги и снова положила его в карман. Ни в чем нельзя быть уверенной. Отец вошел в комнату.
– Клянусь, я не подслушивала.
Он выглядел таким усталым, гораздо более усталым, чем когда он встал с постели.
– Хорошо, а то я ненавижу шпионов.
– И я тоже! – добавила я и даже собралась рассказать ему об Андре. Но тогда мне нужно было рассказать ему все, а я не могла это сделать, не была еще к этому готова.