Текст книги "Дочь Лебедя"

Автор книги: Джоанна Бак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Андре?..

– Да. – Как будто он ожидал того, что всем известно его имя.

– Андре Рутьер?

– Флоренс. – Маленький недоброжелательный рот раздвигается в улыбке. Кажется, он рад ее видеть.

Слышен удар гонга, перекрывающий шум толпы. Сильви хватает Флоренс за руку.

– Уже пора идти, а я все еще не нашла Бруно.

– Не беспокойся, – говорит Флоренс, все еще глядя на Андре, который стоит с подносом и, прищурившись, смотрит на нее, в то время как Сильви тащит ее в столовую. – В конце концов, он появится.

12

Сна нет и хочется шампанского. Взгляды, которые бросают на нее мужчины, доказывают ей, что им приятно ее общество. Она смотрит на маленькую карточку, на которой написано «Мисс X.», и ей кажется, что не так уж плохо быть одинокой женщиной в Нью-Йорке, заполнять пустые места на благотворительных обедах, принимать ухаживания…

Она откидывает голову назад, потому что знает, что у нее красивый изгиб шеи. Ей это говорил посол. Она проводит рукой по своим коротким волосам, чтобы мужчинам захотелось сделать то же самое. Она выгибает спину как кошка, ожидающая, что ее погладят. Если Пол беспокоится о том, чтобы увидеть ее, то все мужчины должны желать ее. Его интерес к ней как благословение. Она знает, что не будет использовать его, чтобы обольщать других мужчин, но кто может наказать ее? Кто устанавливает правила? Их нет, они разрушены. Она бросает взгляд через стол на Сильви и видит, что глупости и нарушению клятвы воздается должное. Она неотрывно смотрит в глаза грустного итальянца, который оказывается Бруно.

«Мне тоже все позволено, – думает Флоренс, – все».

Слева от нее Франклин, справа – Эспозито. Франклин владеет небоскребами, Эспозито сообщает, что только что переместил деньги в Нью-Йорк, и спрашивает, бывала ли она в Венесуэле.

– А где вы живете в Нью-Йорке? – спрашивает она.

– Я не живу здесь, – отвечает Эспозито.

– Мне показалось, вы сказали… – начинает она.

– Нет, я переместил сюда свои деньги. Нью-Йорк – хорошее место для помещения денег. А живу я в Лондоне.

Франклин спрашивает, есть ли у нее дети, и добавляет, одновременно глядя на молодую девушку за соседним столом, что она должна думать об отпущенном ей природой времени. Нет, отвечает она ему, она еще не думала об этом и с кокетством добавляет:

– И потом, мне всего лишь двадцать.

Франклину кажется, что он неверно расслышал, она выглядит молодо, но, в любом случае, ей не двадцать; он заплатил тысячу долларов за билет, и не собирается впустую тратить их, вступая в спор с женщиной, которая не знает, сколько ей лет. Мисс X.

– Я только что из Парижа, – гордо сообщает она Эспозито.

– У меня есть хороший друг в Париже, – говорит он. – Там так легко влюбиться. Это прекрасное место для женщин постарше.

Она не может понять, что он имеет в виду: она ли постарше, или его подруга, но не знает, как выяснить это.

Флоренс продолжает пить шампанское, следит чтобы ее бокал не пустовал.

– Я тоже влюбилась там, – говорит она так просто, как будто просит передать ей соль.

– А здесь, – замечает Эспозито, – никто не влюбляется. У всех нет на это времени. Я пытался, но бесполезно. Все женщины ищут чего-то лучшего.

– О, я уверена, что вы достаточно хороши.

Эспозито кашляет, нервно оглядывается по сторонам и говорит:

– У меня, конечно же, есть жена, но я люблю влюбляться.

«Что я сделала…» – удивляется она.

Франклин игриво улыбается ей. Она выпрямилась и слегка выдвинула одно плечо вперед, а он, уставившись в вырез, покачал головой.

– Как жаль, – говорит он.

– Жаль? Чего?

– У меня завтра утром встреча, мне нужно выспаться.

«А мне казалось, что вам хочется смотреть на мои груди», – думает она.

– Может быть, вы мне оставите номер своего телефона, я вам как-нибудь позвоню, и мы съездим за город, – предлагает Франклин. – Я пришлю машину.

Пришла ее очередь покачать головой.

– Нет, правда, большое спасибо… я…

Эспозито поворачивается к ней:

– Правда, что в Нью-Йорке часто болеют?

– Разве? – спрашивает она.

– Мне говорили, что люди здесь часто болеют, – повторяет он.

– Я слышала, что и у вас с этим тоже не все в порядке, – резко отвечает она.

– Ну, эта, как она называется?.. Сначала эту болезнь обнаружили у гомосексуалистов, потом у наркоманов и проституток. От нее никто не выздоравливает…

– Ах, эта. Да, здесь она тоже есть. Я слышала.

Эспозито смотрит на нее так, как будто она отравленное яблоко.

– Я должен быть осторожным, у меня жена.

Она понимающе кивает.

– Вы правы. – И по какой-то непонятной причине хочет извиниться.

Флоренс поворачивается к Франклину, который убирает базилик со своей тарелки.

– Эта трава вызывает рак, – говорит он.

– Что?.. – спрашивает она.

– Базилик. Я читал об этом в медицинском журнале.

– Кто-то, вероятно, пошутил. Базилик чудесен. Нью-Йорк хорош уже тем, что круглый год здесь есть базилик.

– На вашем месте я не стал бы его есть, – говорит Франклин, дотягивается вилкой до ее тарелки и выбрасывает на стол зеленый листочек.

Эспозито хочет что-то ей объяснить.

– Любовь сопряжена с таким риском, – говорит он, накрывая своей рукой ее руку. Она как можно более вежливо убирает руку. – В наши дни все очень опасно. Вы понимаете?..

«Но я не предлагала вам себя», – хочет она возразить. Нет. Предлагала! Все одно и то же: обольщение, дорогие платья, мисс X. на благотворительном обеде, уверенность… Ей нужно выбраться отсюда до полуночи, чтобы встретиться с Полом, его голос так приятно звучал сегодня вечером по телефону, но сейчас она видит Андре, а думать о Поле, когда рядом Андре, это все равно что вдыхать ядовитые испарения ртути. Нужно забыть обо всем, чего ей хочется, пока она дышит этой отравой.

Андре обслуживает не ее стол. Она оборачивается, чтобы посмотреть на него. «Интересно, – думает она, – сколько таких красивых официантов умирает от этой новой болезни?» В одиннадцать сорок пять по бронзовым часам – в Париже сейчас раннее утро – она протискивается между двумя стульями и идет к двери, а затем по коридору – в большой холл.

Она останавливается перед колонной между двумя дверьми. Она не знает, какую выбрать, правую или левую?

Наконец выбирает левую по неизвестной причине и выходит на улицу. Она оглядывается, чтобы взглянуть на здание музея и на ту дверь, в которую она не пошла, и видит на черном фоне красные буквы: «Врата ада». Она не видела этой надписи, когда входила. «Конечно, – думает она, – пусть Андре провалится в ад, и Сильви вместе с ним». Вот и ответ на все вопросы. Флоренс хихикает – она пьяна.

Флоренс безуспешно пытается поймать такси. Ей нужно доехать до отеля Сильви, но в этот час на Пятой авеню нет свободных такси. Каблуки слишком высоки, чтобы идти пешком.

Ей слышатся чьи-то шаги сзади, она оглядывается, чтобы убедиться, что это не вор, но это мужчина в темном костюме, высокий, со светлыми волосами, он идет за ней след в след, на его лице выражение удовольствия.

Пол!

– Что вы здесь делаете? – спрашивает она подозрительно и с испугом.

– Я искал кое-кого, но она уже ушла, – шутливо отвечает он.

– И куда же вы идете? – опять спрашивает она.

– Я должен встретиться с одной женщиной, – говорит он.

– Кто она?

– Я все еще не знаю.

Они продолжают идти, но он не подходит к ней ближе.

– Я думала, что вы будете ждать меня в отеле, – говорит она.

– Да, возможно. Хотя я вас совсем не знаю.

– Я не понимаю, – настаивает она.

– Я тоже, – отвечает он и берет ее за руку.

Все меняется после того, как соприкасаются руки. После этого вы перестаете лгать, притворяться. Вы сдаетесь после того, как соприкасаются руки? Нет, это приходит позже. После поцелуя или когда соприкасаются тела?

Они гуляют. Потом сидят где-то, между ними маленький столик, на нем высокие бокалы…

– Так какой же наукой вы занимаетесь?..

Он протягивает свои руки к ее, и после соприкосновения уже не нужно никакого ответа.

Его палец пробегает по ее щеке. Она видит, как слегка кривится его рот, верхняя губа обнажает белые зубы, она понимает, что это улыбка. Его голубые глаза больше, чем просто голубые, их радужная оболочка обведена темно-серым. Он наблюдает за ней.

Он не похож ни на кого из тех, с кем она была прежде знакома.

Он обхватывает руками ее запястья и чувствует, как бьется ее пульс под прозрачной кожей.

Она дотрагивается до его виска…

На ее лице внезапное замешательство.

– Что такое? – спрашивает он. Нерешительность очаровательна только в первый момент, но не более того.

– Все происходит очень быстро, – говорит она. – Но еще ничего не произошло, – возражает он.

– Все равно очень быстро, – повторяет она. – Мне кажется, это нехорошо.

– Перестань пытаться думать, – говорит он. – Это тебе не поможет.

Но она хочет рассказать обо всем, прежде чем что-либо начнется: ее отец и Феликс, Джулия и Феликс, Бен и посол… Она пытается:

– Я проснулась сегодня утром в Париже, я не дома, для меня сейчас не полночь, а более позднее время и я не знаю, где я живу. Я так устала, а теперь еще вот это… Я должна все объяснить. – В ее глазах стоят слезы.

– Почему ты думаешь, что должна объяснять что-то? Я же ни о чем тебя не спрашиваю.

– Я не даю тебе спать, ты можешь заболеть из-за меня, я слишком стара, чтобы иметь детей, а Париж для женщин постарше, а в Нью-Йорке ни у кого нет времени, чтобы влюбиться, – проговорила она на одном дыхании.

– И нас может сбить машина, – добавляет он, – а завтра может упасть бомба или случится землетрясение, да и мало ли что может быть! Чего ты боишься? Почему ты так напугана?

– А ты не боишься?

Он отрицательно качает головой.

Она сужает глаза. Он, может быть, бациллоноситель. Он, может быть…

– Ты гомосексуалист? – спрашивает она.

– Что? – уставился он на нее. Романтичный сумрак бара превращается в плотную темноту. – Ты хочешь спросить, нет ли у меня СПИДа?

– Нет, я хочу спросить, знаешь ли ты моего отца? – Вопрос настолько нелеп, что он не обращает на него внимания и продолжает:

– Ты хочешь знать, в порядке ли мой анализ? Да? – Он явно оскорблен; за кого она его принимает?

– Я хочу спросить: знаком ли ты с моим отцом? Это очень важно. – Ее рука лежит на его руке. Ее тон убеждает его в том, что для нее это действительно важно.

– Естественно, нет, – говорит он. – А должен?

– Ты должен понять! Это очень сложно, но попробуй меня понять… – Она начинает плакать, вытирая глаза салфеткой, потом сморкается. Неужели он не может ее понять? Или она неспособна ничего объяснить?..

– Ты хочешь, чтобы я все понял с самого начала или мне позволено узнать все по порядку? Я согласен на полную откровенность, но у событий должна быть последовательность.

Он любым путем хочет удержать эту женщину, похожую на мальчика, с походкой восемнадцатилетней девушки, которая нетвердо стоит на высоких каблуках, такую беззащитную и искреннюю.

– Я хочу, чтобы все имело смысл, – очень осторожно говорит она. – Что бы ни происходило между нами. Моя жизнь была очень сложной, и либо ты часть того, что уже было, либо ты что-то новое. Я должна знать это, понимаешь. Не может быть того или другого понемногу. Это невозможно. Мне бы хотелось тебя знать. Я не хочу слепо доверять, притворяться, что все, что происходит, замечательно.

Она замолкает, чтобы перевести дыхание. Он протягивает ей бокал, и она делает глоток, потом продолжает:

– Везде ловушки, везде! Все, до чего я дотрагиваюсь, отравлено, испорчено, искажено, понимаешь? Искажено настолько, что рассыпается в прах…

Пол сидит неподвижно. Он второй раз выступает в роли ее исповедника. Он может сказать, что готов ей помочь, но… но он любит ее. Непонятное чувство. Эта женщина явно полусумасшедшая, но такая необычная, такая притягательная.

Она хочет отдать ему себя и в то же время не хочет дать ничего.

– Ты не устал? Ведь уже поздно? – спрашивает она.

– Я в другом часовом поясе, так же, как и ты. Я прилетел сегодня из Калифорнии. Для меня еще рано.

– А для меня поздно, слишком поздно!

– Не хнычь, – говорит он.

– Я очень, очень плохая, – говорит она. И опять всхлипывает.

– Плохая в чем? – уточняет он. – В играх, в теннисе, в ведении домашнего хозяйства?

– Нет, плохая, – отвечает она. – Я убила человека. Я хочу, чтобы ты знал это.

«Может быть, ее няньки уронили в детстве на каменный пол, – думает он. – Строгое католическое воспитание, запуганность». Он знает, как ей помочь.

– Это не грех, – говорит он. В его голосе слышится сила.

– Убить кого-то не грех? – переспрашивает она.

– Нет, любить, – он все четко произносит. Он не хочет, чтобы все было просто. Всегда все было просто. И сейчас становится просто и совсем неинтересно.

– Я не об этом говорю. Я убила.

– Аборт не грех. Ты не должна беспокоиться об этом. – У католиков всегда так…

– Он был любовником моего отца и оставил меня из-за моей лучшей подруги. Я желала ему смерти; я убила его с помощью колдовства. Он упал с обрыва. Я плохая, – говорит она.

Ее лицо мокрое от слез, она переводит на него широко раскрытые странные глаза:

– Мне хотелось бы любить тебя, но я – плохая, и ты не можешь хотеть меня. Я могу причинить тебе вред, а ты был так мил.

Во всем, что она говорила, не было никакого смысла. Но именно это завораживает его.

Он сидит, наклонившись к ней, а она – откинувшись на стул. «Может быть, на сей раз, – думала она, – вред будет причинен мне».

– Если, – говорит она, – ты послан для того, чтобы наказать меня… – Но слова тонут в темноте.

– Ты расскажешь мне позже, – говорит он. – Хорошо?! – Его рука дотрагивается до ее руки, она вздрагивает от его прикосновения.

Она выглядит как мальчишка, он никогда не думал, что ему это нравится. Короткие волосы и гладкая кожа.

Их губы стремятся навстречу друг другу.

У них одно дыхание. Руки лежат спокойно. Все вопросы в движении губ. Но этого недостаточно для Флоренс. Она кладет руки ему на плечи, как бы проверяя стену: насколько она прочная и надежная. Она не может обнять его за плечи – они слишком широкие. У него сильное и крепкое тело.

И снова губы – они такие мягкие, неизвестно, чьи мягче. Она притягивает его к себе – она хочет…

…прыгнуть и раствориться в нем как в океане…

Внезапно она отстраняется от него. Он чувствует, как сопротивляются ее локти и плечи.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Я пожелала ему смерти, и он умер, – говорит она.

– Может быть, ты теперь пожелаешь мне жизни, – шепчет он.

Он играет очарованного принца. Именно этого ей и хочется.

– Нет, – возражает она. – Ты должен знать. Я не стремилась к тебе. Я никогда не думала желать тебя.

– Да? – говорит он. Он старается найти аргументы в свою пользу. – Я богат, – с беспомощной улыбкой говорит он, чувствуя нелепость своих слов. – Я разведен, свободен, меня считают, в общем, хорошим человеком, у меня двое детей, я много путешествую, в моей семье нет сумасшедших, я не употребляю героин и не сплю с мужчинами, не думаю, что тебе следует чего-то опасаться с моей стороны. Почему бы тебе не стремиться ко мне?

Она хмурится.

Он не понимает, что с ним, он никогда не говорил раньше таких слов, все сказанное им звучит как предложение руки и сердца.

– Ну и чего же ты хочешь?.. – спрашивает она холодно и немного смущенно.

Он с удивлением отмечает, что ему сдавило от волнения грудь. Его голова горяча, он боится сказать что-нибудь не то, боится потерять ее. Он, Пол, мог разгадать кого угодно. В этом секрет его успеха, но с ней он чувствует себя беспомощным.

– Уже поздно, – говорит он.

– Да, я хочу домой, – отвечает она.

Он провожает ее до дома, ждет на ступеньках, пока она откроет все замки: она пробует то один ключ, то другой. Это раздражает его, он вырывает из ее рук связку ключей и сразу же открывает дверь. Она смело входит в вестибюль и поворачивается к нему.

– Со мной все в порядке, – говорит она. – Мне просто нужно выспаться.

– А я не думал, что с тобой что-то не в порядке, – отзывается он игриво. – Спокойной ночи.

Он выходит на улицу.

– Ты… – начинает она, но он опережает ее.

– Я позвоню.

– У тебя есть мой номер?

– Ну, если это тот же, по которому я звонил чуть раньше, то есть, – отвечает он.

Она, конечно же, не может вспомнить, где выключатели. Включена лишь большая лампа в гостиной около телефона. Флоренс на цыпочках поднимается по лестнице, слышно, как громко тикают часы, днем их не было слышно. Она парализована страхом, сердце в груди почти не бьется, она боится дышать. На площадке Флоренс поворачивает, неслышно ступая по толстому ковру, быстро проходит мимо запертой двери. Еще один пролет. Слабый розовый свет падает из открытой двери, она оставила свет. Ей хочется в три прыжка долететь до комнаты и быстро закрыть за собой дверь. И вот она наконец в розовой комнате и задыхается от страха.

Сколько над ней этажей, еще два? И два внизу, и еще подвал. Закрыты ли окна, толстое ли стекло? Она напряженно вслушивается. Ей кажется, что кто-то уже проник в дом. В ее воображении этот «кто-то» способен карабкаться по стенам, спускаться с крыши.

Очень жарко. Она хочет открыть окно, но из соображений безопасности не делает этого. Флоренс приходит в ужас, замечая, что из ванной есть еще одна дверь, на балкон. Там мог кто-нибудь притаиться.

Она включает кондиционер, но он начинает работать с таким шумом, что это тоже пугает ее.

«Я могла бы быть дома, – думает она, – в безопасности, в постели рядом с Беном. Я могла бы быть с Полом». Но она не может вернуться домой. Непроизвольно она делает движение по направлению к телефону, но вспоминает, что у нее нет телефона Пола.

Она сидит на краю постели и глубоко дышит, чтобы успокоиться. Она выключает кондиционер и опять садится на край кровати. Когда ее дыхание успокаивается, она встает и смотрит на себя в зеркало.

Потом она, обнаженная, ныряет в постель и лежит там, прислушиваясь, предварительно выключив свет.

«Либо я в безопасности, либо нет, – думает она. – Что должно случиться, то случится».

13

– Три раза звонила Сильви, – сообщает ей Кармен, стоя у двери.

Утро. Яркое солнце. Поздно.

Флоренс выпутывается из простыней и откидывается на подушки…

– Я говорила ей, что вы спите, но уже полдень.

– Я могу позавтракать? – спрашивает Флоренс.

– Я принесу, – с улыбкой говорит Кармен.

Что ждет ее сегодня? Флоренс чувствует себя храброй, потому что была храброй ночью, и ночь прошла спокойно. Она замечает, что возле телефона мигает лампочка, и снимает трубку.

– Ну, – говорит Сильви низким, раздраженным голосом.

– Доброе утро, – отвечает ей Флоренс.

– Ты, похоже, счастлива. Как прошел вечер?

– Хорошо, – говорит Флоренс.

– Стало быть, он рядом с тобой?

– Не будь такой циничной, – говорит Флоренс. – А как ты?

Сильви шепчет в трубку:

– Подожди, я посмотрю, спит ли он.

Флоренс слышит в голосе Сильви напряжение и страх, что ее застанут за неблаговидным занятием.

– Сегодня приезжает Клаудия с отцом. Я так надеялась, что они приедут завтра. Бруно все еще спит, а мне нужно, чтобы он побыстрее уехал. Видишь, как все неудачно складывается. Они уже скоро будут здесь. Почему бы тебе не приехать ко мне? Мы можем поболтать, а потом ты познакомишься с Клаудией.

– Буду очень рада, – соглашается Флоренс. Она больше ничего не боится и со всем может справиться. – Я скоро буду, – обещает она.

Она принимает ванну и причесывается, насвистывая модный мотивчик и чувствуя себя превосходно.

Прежде чем уйти из дома, она звонит Бену. Просто потому, что надо выяснить отношения.

– Ты с Сильви? – спрашивает он. – Все суетишься.

– Нет, – отвечает Флоренс.

– Я так и знал, что это случится, – говорит он.

– Я давно хотела тебе сказать. Ты из тех, кто… – Она замолкает на полуслове. В них нет правды. Ей хочется найти повод сказать ему, что она его любит, но она не любит его.

Он знает, то, что случилось, – просто повод. Он знает, но повод дал ей он.

– Прошу прощения, Флоренс, – говорит он.

– Не сожалей, – отвечает она, – будь счастлив.

– Я хочу привести в порядок квартиру, – говорит он.

– Не стоит, – отвечает она. – Я не вернусь домой.

– Для себя, – говорит Бен, – для себя.

Они у черты. Можно повесить трубку.

– Ты хорошо поработал, пока я была в Париже? – спрашивает она.

– Да, – лжет он, – А ты хорошо провела время?

– Да, – лжет она.

– Что происходит? – спрашивает он ее. Он ошеломлен ее жестокостью.

– Я не вернусь домой, – говорит она.

– А я и не просил тебя.

– Хорошо, – говорит она и вешает трубку, не сказав даже «до свидания».

Ей не стоило звонить. Впрочем, она сделала то, что следовало сделать. Если даже она причинила Бену боль, ей не хотелось этого.

Флоренс прошлась до отеля Сильви пешком, чтобы подышать воздухом и… опоздала на два часа. Город показался ей новым и странно трогательным.

Когда она вышла из парка, то увидела, что впереди нее идет Марк. Она пошла быстрее, чтобы догнать его.

– А, Флоренс, – восклицает он. – Как приятно видеть тебя. А я только что вернулся.

– Я тоже, только вчера. Поездка была чудесна, вы сделали так много хорошего для меня.

Он хлопает ее по плечу и нежно смотрит ей в глаза.

– Я очень рад. Для чего же нужны деньги, если не для того, чтобы делать приятное людям.

Она идет рядом с ним.

– Сильви сказала мне, что ты ушла из дома, живешь у этой сумасшедшей миссис Рассел. Надеюсь, ты не очень боишься ночевать в ее доме.

– Боишься? Чего?

– Находиться в ее доме. Миссис Рассел боится спать там одна, она никогда не приезжает в Нью-Йорк без гостя. Я тоже останавливался там. Парадная дверь, сигнализация… это впечатляет.

– Да, – соглашается Флоренс.

– Если станет страшно, ты можешь ночевать в моем офисе. У меня там есть кровать. Только дай мне знать.

– Хорошо, – говорит Флоренс.

– И нет нужды говорить об этом Сильви. Пусть это будет нашей маленькой тайной, хорошо?

– Чудесно, – говорит Флоренс.

– Ты храбрая девочка, оставила мужа. Не каждая решится на такой шаг.

Флоренс кивает. Никогда не уходи от мужчины, пока не найдешь другого. Они все разделяют подобные взгляды.

Они уже у двери отеля. Он берет ее руки в свои, придвигается к ней ближе.

– Тебе может понадобиться помощь, почти наверняка. Обращайся прямо ко мне, не через Сильви, напрямую ко мне.

– Помощь? – спрашивает Флоренс.

– Деньги, – уточняет Марк. – Если тебе понадобятся деньги, обращайся ко мне. – Он достает пачку стодолларовых банкнот и протягивает ей.

Она смотрит на деньги. У нее в ушах звенит от стыда и позора.

– Спасибо, – говорит она. – Но я не нуждаюсь в этом. У меня все будет в порядке. – Она возвращает ему деньги и направляется к двери отеля.

– А разве ты не зайдешь? – вежливо спрашивает она.

– Нет, мне еще нужно кое-куда забежать, – отвечает Марк. – Увидимся позже.

– До свидания, – говорит Флоренс, – большое спасибо за Париж.

Портье кивает ей, лифтер улыбается, он тот же самый, что и вчера. За дверью Сильви она слышит смех, молодой смех. Она нажимает на звонок. Она ужасно опоздала.

– А это… – доносится до нее голос Сильви. Она делает грациозный шаг в сторону двери. Таких разлетающихся волос и такой улыбки Флоренс никогда у нее не видела. Она впервые видит Сильви счастливой.

– Не могу сказать, что ты не опоздала, – говорит Сильви, проводя Флоренс под руку в гостиную, где молодая темноволосая девушка стоит на коленях у открытого чемодана.

Девушка поднимает глаза. Круглое лицо, острый подбородок, брови, приподнятые у висков, лента в волосах. Длинноногая, в черных колготках и балетных туфлях.

– Клаудиа, это Флоренс, моя старая подруга, – говорит Сильви, и ее голос теплеет от гордости.

Клаудия поднимается. Сердце Флоренс неровно бьется. Девушка подходит – она такая же высокая, как и Сильви, на ней белая мужская рубашка, под которой, похоже, еще одна, – у нее большие миндалевидные глаза прекрасной формы.

– Добрый день, мадам, – говорит она по-французски и протягивает руку.

«Пожалуйста, не делай реверанса, – думает Флоренс, – пожалуйста, не приседай».

В ее руке маленькая мягкая рука. Может быть, только когда становишься старше, ощущаешь кожу ребенка как нежный лепесток, потому что твоя собственная становится дряблой и сухой.

Флоренс очарована нежным овалом лица Клаудии, ее узкими плечами.

– Ты выглядишь чудесно, – говорит Сильви Флоренс, чтобы привлечь ее внимание.

– Я только что видела внизу Марка, – говорит Флоренс, не в состоянии оторвать от девушки взгляда.

– О, он уже вернулся? – спрашивает Сильви.

– Она так похожа на тебя, – замечает Флоренс.

– О нет, она вся в отца, – смеясь, возражает Сильви.

Из спальни слышится какой-то шум, положили телефонную трубку, и Флоренс понимает, что до этого там кто-то разговаривал по телефону.

Сильви поворачивается к открытой двери и говорит:

– Выходи, это Флоренс пришла.

В проеме двери, против света, появляется силуэт высокого мужчины; сам он весь в тени. Она видит темные волосы, тонкую шею в расстегнутом вороте рубашки. Высокий худощавый человек, загорелый, с глубокими морщинами на лбу, на запястье – темный браслет, лицо нервно подергивается, когда он сначала смотрит на Сильви с насмешкой, а потом на Клаудию с улыбкой соучастника.

Клаудиа подходит к нему и спрашивает по-французски:

– Папа, ты дозвонился?

А Сильви говорит, пряча глаза:

– Феликс, это Флоренс, помнишь, я рассказывала тебе о своей подруге?

Флоренс пристально смотрит на него с расстояния в двенадцать футов, и, пока она пытается сосредоточиться, его образ расплывается у нее перед глазами, образ всегда расплывается, когда вы пытаетесь сосредоточиться во сне.

– Тебе лучше поторопиться, скоро придет Марк, а мы знаем, что обычно случается, когда вы оказываетесь вдвоем… – говорит Сильви.

Но Феликс стоит неподвижно, опершись о косяк двери. Он весь в напряжении, глаза беспокойные… обведенные темными кругами.

Флоренс до такой степени испугана, что не может пошевелиться.

Феликс делает резкое движение и идет в ее сторону. На нем серый костюм из хлопка, но он кажется ей зеленым. У него короткие редковатые волосы, зачесанные наперед, а она видит их длинными, спадающими на плечи.

Она в упор смотрит на приближающегося к ней немолодого мужчину. Он идет нетвердой походкой, слегка прихрамывая. Его рот крепко сжат от напряжения.

– Привет, Флоренс, – говорит он и протягивает ей руку.

Она машинально протягивает свою. Перед ней тень, серо-зеленая тень, в ее ладони коллекция костей, которые когда-то были ей знакомы.

Конечно же, он мертв!

Ее ладонь готова почувствовать могильный холод, но у него горячая и сухая рука.

Сильви смотрит на обоих широко открытыми глазами, а Клаудиа вернулась к своему чемодану, но не опускается перед ним на колени, а наблюдает за отцом и лучшей подругой матери.

У Флоренс такой вид, как будто она сейчас закричит.

Сильви никак не может сообразить, что сказать.

– Вы знакомы? – закашлялась она.

– Но ты же умер! – восклицает наконец Флоренс. – Мой отец сказал мне, что ты умер.

Она не собирается говорить ему, что это она его убила. Он может этого и не знать.

– Я не умер, я просто уехал, – отвечает он.

– Ты знаешь Феликса? – удается наконец пробормотать Сильви.

Флоренс даже не смотрит на нее. Она смотрит на девочку возле чемодана и на ее отца. «Она могла бы быть моей», – думает она.

– Я бы хотела, чтобы ты оставила нас одних, – говорит Флоренс твердым голосом.

– Пойдем, Клаудиа, пойдем разбирать вещи в твою комнату, бери чемодан, – говорит Сильви, странным образом понимая, что должна уйти отсюда. Клаудиа колеблется, Сильви подхватывает чемодан и идет к двери.

– Иду-иду, – послушно говорит дочь и следует за матерью.

Она боится опять дотронуться до него. В этом вся суть: они вытащили его, чтобы остановить ее сердце, причем тогда, когда ей казалось, что одно она уже завоевала.

Если он будет дышать на нее, она умрет. Она отодвигается, чтобы чувствовать себя в безопасности.

– Элиза, – произносит он мягким голосом, – Элиза.

– Я Флоренс, – говорит она.

Он коротко смеется.

– Я знал это.

– Куда ты уехал, Феликс?

– Флоренс, – говорит он. Его акцент слегка изменился, но кто помнит голоса мертвых?..

На нем, как и раньше, зеленый костюм, у него длинные волосы, его лицо гладкое и молодое – мертвые не стареют.

– Мне нужнобыло уехать, – говорит он.

Я пытаюсь заглянуть в его глаза, но в них нет никакого выражения, это не те глаза, которые я видела во сне до того, как он умер. Они подведены черным карандашом.

– Ты подкрашиваешь глаза?

– Немного. Я был в Марракеше. Это краска для век.

– Ты живешь там?

– И в других местах тоже.

Но где и как? Я протягиваю руку к черному браслету на его запястье.

Он смотрит на свой браслет или на мою руку? Не знаю.

– Сувенир из Кении.

Он не изменился. Смерть должна улучшать людей.

Он вздыхает, кашляет и поворачивает лицо к окну, к яркому свету. Он сдвигает брови, его глаза блестят, он идет к окну странной, незнакомой походкой.

Дневной свет очень яркий – теперь я вижу, что его лицо покрыто морщинами, зубы пожелтели, а кожа на шее обвисла и задубела. Он постарел. Должно быть, он действительно жив. Это не тот Феликс, которого я знала.

– Я знал, что это когда-нибудь произойдет, – говорит он. – Сильви говорила мне, что ты здесь.

Он смотрит в сторону, не хочет смотреть на меня.

– Сильви все время знала, что ты не умер?!

– Да.

– И она видела тебя все эти годы…

– Я для нее ничего не значу, но есть Клаудиа.

– Но почему она мне никогда не говорила, что ты жив?

Он смотрит в окно. Молчание.

Он оглядывается с хитрой улыбкой.

– А что она говорила, когда ты ее спрашивала?

– Я никогда не спрашивала ее, я не могла…

– Почему?

«О Господи, Феликс. Потому что я думала, что убила тебя. Нет, я не могу сказать этого. Ты – доказательство того, что мое желание не убивает, но я не могу сказать об этом».

– Потому что… – говорю я вслух. А я-то думала, что я храбрая.

– Флоренс, – говорит он, – если бы ты только сказала мне свое настоящее имя, когда мы познакомились, все было бы иначе.

14

Я зашла домой за кольцом; Бена не было. Оно лежало в маленькой желтой коробочке в спальне. Кровать была заправлена, а на прикроватном столике стоял цветок в вазе. Никогда раньше у нас здесь не было цветов.

Возник внезапный порыв: положить, как обычно, ключи на кухне, включить телевизор, приготовить чашечку чаю, лечь на кровать и посмотреть вечерние новости… Притвориться, что последних дней и последних недель не было, а когда вернется Бен, поболтать с ним за обедом. Не о темных волосах Кейти на подушке рядом с ним и не о том, как я хотела уйти. Я пыталась осознать: что следует делать и куда следует идти, и есть ли вещи, которых можно избежать. И что правильно, а что неправильно?! Ответа, конечно же, не было, не было внутреннего голоса, не было ничего знаменательного даже в книге, которую я взяла с полки и открыла наугад. Я точно знала, что хочу уйти.

И я ушла, не оставив записки, мне нечего было сказать. Привратник передал мне посылочку из Парижа; отец, должно быть, послал ее в тот же день, когда я уехала. Я машинально положила ее в сумку. Сейчас мне не хотелось знать, что там. Что в ней такого срочного, что стоило отправлять ее следующим самолетом? Может быть, деньги? Мне не нужны деньги от Джекоба.