Текст книги "Пешка"
Автор книги: Джоан Виндж
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)
– Мика…
– Да?
– Правда все кончилось?
Посмотрев на трость, Мика ногой отшвырнул ее в дальний угол комнаты.
– Кончилось. Я отведу тебя домой.
Глава 34
Но сначала он отвел меня в клинику – одну из тех, где не задавали лишних вопросов. Целую ночь они складывали мое тело по кусочкам, да еще хотели, чтобы я остался. Но наступило утро, и меня ждали дела. Врачи, раз взглянув на Мику, спорить не стали. Мы вернулись в Пургаторий.
Аргентайн, увидев нас, встала как вкопанная прямо посередине коридора. Она обхватила себя за локти, вцепилась пальцами в рукава рубашки и стояла так, поджидая нас. Когда мы дошли до нее, она позвала:
– Аспен!
– Все в порядке, – замотал я головой. Напичканный седативами и облепленный анестетиками, я двигался словно в замедленной съемке. Аргентайн, глядя на мое лицо, не верила своим глазам.
– Уже позаботился, – сказал Мика, когда позади нее возник, словно из воздуха, Аспен.
– Переходник у Дэрика.
– Хрен с ним. – Голос Аргентайн дрожал. – Он сработал?
– Да.
– Дэрик выполнил все, что обещал?
– Все и даже больше, – мрачно ответил я. – Новостей от него не поступало?
– Нет, – произнесла она, недоверчиво глядя то на меня, то на Мику.
– Мне нужно идти в Конгресс.
Я должен убедиться, что Дэрик там, что Страйгер тоже там и что все устроено.
– Ты не можешь, – запротестовала Аргентайн, будто я был обязан все еще находиться в шоке.
– Вот только гнезда подключения нет. – Я коснулся головы. Его вытащили в клинике. Правда, Страйгер размолотил его и выбил из моей головы вместе с мозгами. – Мне нужно быть там, чтобы посмотреть, как все будет происходить.
– Да, тебе и еще парочке миллионов других людей, – вставила Аргентайн. – Они не допустят туда тех, у кого нет на это права.
Я выругался.
– У меня есть право…
– Кот, – перебил меня Мика, – ну подумай сам: кто знает, какой гром грянет, когда Дэрик пропустит эту запись через их систему? Ты же поднимаешь бучу во всей Федерации. Тебе лучше не высовываться, мальчик. Узнаешь от «Независимых».
Несколько минут я стоял и смотрел на них, пока, наконец, груз их совместных доводов и здравого смысла не раздавил меня.
– Да… – Я вдруг засомневался в своем желании быть там, когда весь Конгресс будет переживать то, что случилось со мной прошлым вечером. – Пожалуй, я останусь.
– Отдохни немного, – сказала Аргентайн, кладя мне на плечо ладонь. – Еще несколько часов в запасе.
– А раны на голове осмотрели? – спросил Аспен, пробежавшись взглядом профессионала по моему заклеенному-переклеенному лицу. Я пожал плечами, не вполне уверенный, не знаю я или просто не могу вспомнить.
– Он получил полный курс, – вмешался Мика. – В госпитале «Соул» знают, что делают. Через них много травм проходит.
– Тогда понятно. Через пару-тройку деньков ты почувствуешь себя как будто в новом теле, – сказал Аспен с таким довольным видом, словно лечил меня он.
– Но пока я еще в старом. – Я повернулся, чувствуя, как к горлу подступает желчь, и поплелся к лестнице.
Лестница показалась мне дорогой на Луну. С заплывшим глазом я даже не мог разглядеть, где начинаются ступеньки. Мика помог мне взобраться наверх и дойти до комнаты Аргентайн. Я лежал на кровати, закрыв глаза и не шевелясь, но где-то внутри, под слоем тумана от седативов и анестетиков, тело мое все еще дрожало, ожидая, когда на него обрушится очередной удар. Потому что последние три года я проживал не жизнь, а ложь, притворяясь, что я – свободный гражданин Федерации Человечества, обладающий мозгом, именем и правом чувствовать что-то вроде гордости… Но Страйгер содрал с меня все иллюзии, как много лет назад безымянный извращенец содрал с меня одежду и я усвоил урок: я – ничто, жертва в комнате без выходов.
Услышав, что Мика уходит, оставляя меня одного, я перекатился на живот, пряча лицо в душной темноте одеял и подушек. Но он, дойдя до двери и секунду поколебавшись, посмотрел на меня, тихонько вернулся назад и сел в кресло. Я приподнял голову и приоткрыл здоровый глаз, чтобы увидеть его – сидящего рядом со мной. Вытянув щупальце, я коснулся его мозга – не затем, чтобы позвать его, нет, просто так, для себя. И потом, почувствовав наконец, что я в безопасности, заснул.
Проснувшись несколькими часами позже, я обнаружил Мику все так же сидящим в кресле. Аргентайн тоже была здесь, она будила меня. Передача начиналась. Я чувствовал себя лучше, чем до сна, но тело мое по десятибалльной шкале – от одного до десяти – тянуло на отметку пять.
Я как-то ухитрился встать, и мы спустились в клуб. Внизу уже сидели, ожидая передачи, музыканты и еще несколько рабочих клуба. Войдя в комнату, я ощутил на себе их нездоровое любопытство, но никому не хотелось смотреть на мое лицо дольше одной секунды.
– Кому нужен терминал? – Швейцар протянул мне сетку, когда я проходил мимо него.
С сеткой картинки приблизятся, станут реальностью… Я покачал головой.
Когда я опустил свое тело на подушки возле стола, Зал Конгресса Федерации уже заполнил экран. Шандер Мандрагора вплывал и выплывал из реальности по ту сторону экрана, держа аудиторию на крючке ретроспективными перебивками кадра, прокручивая заново все «за» и «против» – настоящие и выдуманные, подготавливая зрителей к предстоящему действу, стараясь поддержать их интерес к голосованию, исход которого, как думал Мандрагора, они уже знали. Он объяснил все это миллиардам нынешних и будущих зрителей, которые никогда не поймут в происходящем больше, чем покажет им Мандрагора. Я наблюдал, как сменялись кадры и проплывали мимо лица. Позади Мандрагоры открылся второй план, и у меня закружилась голова. Я стал обшаривать зал в поисках знакомых. Камеры показали Элнер, она уже стояла на трибуне, получив, как член Конгресса, разрешение обратиться перед голосованием к присутствующим. Страйгеру было дано такое же право. Он тоже был в зале – живой, чистый, блистательный. Итак, два фрагмента мозаики встали на свои места. Но мне нужен был третий.
– Дэрик, – сказала Аргентайн, когда камеры выхватили из медленно проплывающей вереницы лиц его лицо. Только я успел его заметить, как он исчез. Но он сидел в зале. Кивнув, я зарылся обратно в подушки, расфокусировав свой единственный глаз. Аргентайн сунула мне в перебинтованную руку полную кружку какого-то безобидного напитка. Я выпил его.
Наконец, бесконечное шарканье, мельтешение и переключение кадров прекратилось, спикер Конгресса призвал делегатов подключиться к системе и объявил сессию открытой. Я подался вперед, когда спикер представлял выступающих гостей, разъясняя их точки зрения еще раз, словно они имели какое-нибудь значение. На парящий в воздухе подиум первой он вызвал Элнер, речь которой почти полностью повторяла ее выступление на открытых дебатах, поскольку сказать больше было нечего. Элнер пыталась пробиться сквозь глухую инерцию запрограммированных мозгов, и в ее голосе появились напряжение и сила, которых я не мог почувствовать внутри нее… А потом она закончила говорить, и Страйгер пошел к трибуне, чтобы занять ее место.
Я смотрел, как он идет прямо на меня, мимо мерцающих бело-голубых рядов респектабельного Конгресса Федерации, которые прямо-таки излучали одобрение и согласие. Трости у Страйгера не было. Но если вчерашнее и произвело на него какое-либо впечатление, то по его движениям горделивости и лоску этого не было заметно. Может быть, наоборот, он утвердится в мысли, что Бог на его стороне, что это его крестовый поход… что он вот-вот получит желаемое. Я наблюдал за ним, и меня не покидало ощущение, что Страйгер каким-то образом видит меня и что я тону…
Мика растормошил меня:
– Дыши, – сказал он.
Я втянул в легкие воздух. Страйгер уже был на трибуне. Он начал говорить, а Шандер Мандрагора снова напомнил нам, что устная речь для Страйгера – не рекламный трюк, но единственный способ общаться со своей аудиторией… словно это был символ его непорочности, залог его принадлежности к обычным людям.
– Потому что ему никогда не обрести Дара, – пробурчал я. – Потому что если он не может его иметь, то другого способа у него и не появится.
– Я думала, что он ненавидит псионов, – сказала Аргентайн, отводя взгляд от моего лица – доказательства своему предположению.
– Он и ненавидит, – ответил я. – Где ты найдешь причину основательнее?
Я наблюдал, как Страйгер благословляет членов Конгресса и называет гарантами мира и порядка… Говорит им, что он пришел сюда, чтобы в последний раз выступить перед ними от лица тех бесчисленных человеческих индивидуумов, которые и являются для Федерации единственной причиной существования ее, что именно их сила и численность делают ее существование возможным… Что они доверяют Конгрессу выбирать правильный путь…
Давай, Дэрик, – подумал я. – Давай же… Мне не следовало разрешать им удерживать меня; я должен был присутствовать там. Страйгер почти закончил, через минуту будет слишком поздно, начнется голосование…
– Я знаю, что вы согласитесь со мной, – говорил он, улыбаясь залу, – поскольку, в конце концов, мы все хотим одного и того же… в глубине наших сердец все мы так похожи.
Страйгер сошел с подиума и направился к своему месту.
– Нет, – сказал я. – Нет! Ты, ублюдок, лживая сука! – Я вскочил на ноги. Мика схватил меня за руку.
Но в молчаливых рядах Конгресса что-то происходило. По залу прокатился шепот, ряды заволновались как море, когда высоко в воздухе материализовались огромные – в несколько раз больше натуральной величины – фигуры: сначала Страйгер, потом – я. Дэрик подключился. Это происходило… Это и вправду происходило. Я рухнул обратно в подушки, пристально наблюдая, как камеры, которые только что крупным планом демонстрировали лицо Страйгера, переметнулись на экран, и показалось, что Страйгер, еще не успевший сойти со сцены, съеживается, превращаясь в лилипута. Его раздувшееся изображение открыло рот; я повторил слова Страйгера раньше, чем они достигли ушей зрителей.
Настоящий Страйгер остановился, на его лице появилось смущение. Аудиофоны новостей были внедрены в систему Конгресса через Сеть и синхронизировали звук и картинку. Не имея никакого усиления, Страйгер не знал, что видят все остальные на экране, что они слышат.
Он развернулся лицом к подиуму, ища взглядом спикера. Увидев над своей головой огромное изображение, Страйгер застыл, вытаращив глаза. Он стоял внутри картинки, как внутри облака, и не мог разобрать того, что показывают. Элнер и спикер за спиной Страйгера тоже застыли от изумления. Я увидел, как Элнер, узнав меня, зажала себе ладонью рот. Через секунду Страйгер стоял уже внутри своего собственного изображения, как бы превратившись в жертву, поскольку его двойник на экране замахнулся тростью.
Я хотел зажмуриться, когда трость нависла надо мной, но не смог. Я видел, как она ударила меня и как после этого сменилась картинка. Я слышал, как хрустнуло дерево, врезавшись в мою плоть. Потом я увидел, что со мною стало.
Из динамиков понеслись крики. Я слышал свой голос, продирающийся сквозь шум, говорящий Страйгеру, почему он ненавидит псионов, слышал, как он отвечает мне… Но вот изображение в воздухе раздвоилось, одна половина его показывала крупным планом сцену избиения, а вторая выдала общий план зала, где, охваченные паникой, члены Конгресса в суматохе, падая и сбивая с ног друг друга, крича, закрываясь от экрана руками и чуть ли не блюя, пытались как-то переварить или, наоборот, изрыгнуть из себя то, что им насильно скармливали через канал системы Конгресса, перекрыть который они не могли. Спикер, уже поднявшись на подиум, отодвинул Страйгера в сторону. Тот споткнувшись, отступил назад и, наконец, увидел то, что видели все остальные: самого себя – огромного, лепящего из меня кровавую котлету перед лицом миллиардов свидетелей.
И вдруг изображение исчезло – так же внезапно, как и появилось. Должно быть, одновременно оно исчезло и из системы Конгресса, поскольку орущее сборище начало утихомириваться. Члены Конгресса попадали обратно в свои кресла, проклятия и крики постепенно переходили в возмущенные требования и вопросы. На минуту в зале воцарилась звенящая тишина. И было непонятно, что они там делают, потому что даже камеры «Независимых» не смогли показать это. Я навалился грудью на стол, сжал кулаки, не обращая внимания на пронзившую тело боль… Я должен был знать, сработает ли это, а сидя здесь, я варился в неизвестности… Страйгер снова стал подниматься на подиум, в глазах его полыхал дьявольский огонь. Но его опередила Элнер: загородив ему дорогу, она жестом потребовала внимания камер и Конгресса. Спикер отступил в сторону, пропуская ее.
– Соджонер Страйгер, – сказала она, вздрогнув, когда он подошел ближе, словно боялась, что Страйгер нападет и на нее. – Ради всех святых, какую цель преследовали вы, заставляя меня… весь Конгресс смотреть эту отвратительную сцену? – Голос Элнер дрожал, лицо побелело, а пальцы вцепились в края трибуны. – Что вы сотворили с моим помощником?
– Я?! – спросил Страйгер, стукнув себя в грудь кулаком. С расширившимися от изумления глазами он напоминал огромного жука. – Это не я! – Я видел, как он отчаянно пытается сохранить самообладание. И ему это удалось. Он победил. – Я не в ответе за это! Это какой-то абсурд! Богохульство! Попытка дискредитировать меня!
Спикер встал между Страйгером и Элнер.
– Соджонер Страйгер, – пробормотал он, примиряюще вскидывая руки, – я уверен, что всему этому найдется объяснение. Но, учитывая то, что вы – лицо заинтересованное, думаю, что, возможно, было бы лучше, если бы объяснения исходили бы от вас. Леди Элнер. – Он отступил в сторону, пропуская Элнер к трибуне и предоставляя ей право задавать вопросы.
Страйгер рассвирепел, но тут же взял себя в руки, поняв, что у него есть только один выбор: броситься в наступление и осадить Элнер.
– Естественно, что ни один из вас, – Страйгер перевел взгляд со спикера на Элнер, – не воспримет всерьез то, что так легко может быть подделано – голографическую запись: двое актеров играют роли, их облики изменены так, чтобы они стали похожи на меня и псиона…
Слушая Страйгера и наблюдая за ним, я почти верил, что он говорит искренне. Но вот что я увидел, если бы заглянул в его мозг…
Элнер оцепенела, когда Страйгер произнес слово «псион».
– Конечно, – холодно произнесла она, – запись легко могла быть сфальсифицирована. Но никогда еще в своей жизни я не испытывала боли на демонстрации голографической записи. Вы…
– Леди Элнер, – с менторским спокойствием перебил ее Страйгер, – ну, разумеется, я понимаю, что вам неприятно видеть, как страдает тот, кого, как вам казалось, вы знаете…
– Я не об этом говорю, – обрезала его Элнер. – Я имею в виду физическую боль, которую я ощущала каждой клеточкой своего тела – точно жертвой была я и на меня вы обрушивали свои удары.
– Но это абсурд, – сказал Страйгер, глядя на Элнер как на сумасшедшую.
– Если бы. Но весь зал это чувствовал.
– Я ничего похожего не почувствовал, – выпалил Страйгер, оглядываясь на недоуменные лица членов Конгресса, словно посчитал, что все они лгут или сошли с ума.
– Ну естественно вы не чувствовали, – ядовито сказала Элнер. – Соджонер Страйгер, почему именно псиона вы выбрали своей жертвой?
– Я не выбирал псиона! – почти выкрикнул он, все так же глядя в зал.
– Но это вы так его определили. Не как моего помощника, знакомого вам, а как «псиона».
– И сцена и жертва кем-то выбраны, чтобы опорочить меня!
На лицо Элнер вернулся румянец, ее голубые глаза ожили и засветились решимостью.
– Зачем же им – кто бы это ни сделал – понадобилось показывать вас, избивающим псиона? В нашем обществе псионы вовсе не вызывают такого сочувствия и жалости. Почему не ребенок или не пожилая женщина?
– Я не знаю, – пробормотал он так, будто и вправду не знал. – Вероятно потому, что они глупы, как пробки. – Страйгер поднял глаза к потолку, словно спрашивая Бога, почему он попустительствует подобной несправедливости.
Элнер пристально смотрела на Страйгера.
– Мой помощник пытался сказать мне несколько раз, что вы патологически ненавидите псионов, – спокойно сказала она. – И до сегодняшнего дня я не верила ему.
Я выпрямился и стиснул зубы, напряженно ухмыляясь.
– Ваш помощник оболгал меня. Он хотел опорочить меня перед всей Сетью! – Лицо Страйгера пылало. – Он пытался заставить всех поверить, что я лгал…
– Вы и лгали. Насчет него, – настаивала Элнер. – Или вы забыли?
Страйгер захлопнул пасть.
– Это неправда. Бог свидетель, меня могли дезинформировать, но я никогда не лгу. Бог руководит моими поступками…
– Даже когда он ссыт? – пробурчала сидящая рядом со мной Аргентайн, и взрыв смеха заглушил последние слова Страйгера.
– Бог сказал вам, что псионы – от дьявола? – спросила Элнер, и камеры насторожились.
– Да… – пробормотал он. – Жизнь общества доказала, что они – выродки самого низкого сорта, что-то вроде деклассированных элементов, которые я надеюсь уничтожить путем широкого применения пентриптина.
– Самого низкого… – тихо повторила Элнер. – Вы действительно в это верите, Соджонер? Что распространители наркотиков все поголовно – псионы? Наши любители маленьких мальчиков? Наши наемные убийцы? Неужели псионы хуже тех, кто стремится погубить целый народ, как когда-то наши предки стремились уничтожить друг друга. И все – во имя Господа? Я ждал, что Страйгер тут же выдаст ловко скроенное опровержение. Но на этот раз его не последовало.
– Бог, – пробормотал он, – Бог открыл мне, кто они такие. Все, что я делал, – это следовал Слову Господню, как я его понимаю… – Страйгер прищурился. – Но это не значит, что я их преследую! Я только хочу ускорить то, на что обрекла их судьба.
Элнер сцепила пальцы в замок и, опустив голову, смотрела на них, кивая, как будто она сдалась.
– Почему у вас никогда не было усиления, Соджонер? – холодно спросила она. Вопрос, казалось, никак не был связан с предыдущим, но я этому не поверил.
Страйгер как-то странно посмотрел на нее, но ответил:
– Потому что я считаю его извращением человеческой природы, непорочности, чистоты, которая, как я верю, предназначена нам Богом как избранная форма существования. – Страйгер поднял голову, снова нащупав твердую почву.
– То есть Бог отвергает усиление как ложь? – искренне удивилась Элнер.
Страйгер рассмеялся, но руки его дрожали.
– Я не утверждаю, что это абсолютная ложь. Наше общество не может функционировать без технической поддержки. Бог предусмотрел нашу нужду в этих инструментах, иначе мы бы так и жили на одной планете. Но заходить так далеко, чтобы оспаривать Божье всеведение и власть, пытаться примерить на себя одежды Бога – вот зло.
– И вы уверены, псионы поступают именно так? Мне помнится, вы сказали, что цивилизация гидранов погибла именно потому, что они пытались занять место Бога?
– Да. Я уверен. Я… Я говорил это много раз.
По лицу Страйгера пробежала тень, когда он понял, что совершил промах, проговорился, почти признал, что он говорил эти слова мне.
– Тогда как же вы можете вместе со мной претендовать на вакансию в Совете Безопасности? – спросила Элнер. – Ведь это предел усиления, доступный человеческому существу на сегодняшний день. И конечно же, почти всеведение и власть, доступные члену Совета, значительно выступают за рамки ограничений, положенных нам Господом Богом.
Мои загипсованные пальцы нервно выстукивали на крышке стола код, словно с его помощью я мог добраться до Элнер, раз уж мне было не переплыть разделяющее нас море мозгов. Даже я не сразу догадался, не видел связи до этой минуты… Давай, Элнер, – подумал я. – Сделай это, Элнер.
Страйгер напрягся.
– Ну, это не одно и то же. Ради того, чтобы продолжать делать Божье дело здесь, в Федерации…
– Что же вы тогда планируете делать, если не играть роль Бога в сущности? – Голос Элнер стал острым, как меч. – Как те самые люди, которых вы так явно ненавидите?
Страйгер нахмурился, как собака, которая решает, какую блоху ей поймать в первую очередь.
– Как вы смеете…
– Соджонер, где ваша трость сегодня? – снова оборвала его Элнер. – Та самая, которую вы всегда носите с собой, которую вы называли «символом вашего пути к истине»?
– Дома оставил, – сказал Страйгер. – Это просто кусок дерева. Она мне мешает.
– Похоже, она вам не мешала, когда вы пытали моего помощника.
Страйгер побагровел:
– Я здесь не на суде! Это фальшивка, злостная ложь, чтобы уничтожить меня! Он был вашим помощником, может, вы вместе все спланировали, чтобы дискредитировать меня, а самой занять место в Совете! – Голос его становился все громче и громче, по мере того как идея захватывала Страйгера. – Так все было, не правда ли? Это вы – вы! – сделали эту запись, вы подослали его ко мне, потому что знали, что я… Я имею в виду, что это подлог, ложь, такого никогда не было… Голос его затих. И в Зале Конгресса, и здесь, в клубе, наступила тишина.
– Мы скоро это узнаем, – спокойно произнесла Элнер. Она помедлила, прислушиваясь к чему-то, чего Страйгер слышать не мог, и кивнула. – Спикер проанализировал запись. Ключевые идентификационные коды модулей двух действующих лиц принадлежат моему помощнику и вам. Имело место внедрение в систему Конгресса и ее искажение. В конечном счете мы доберемся до сути и тогда будем знать точно, как это произошло. Но я думаю, что все уже знают правду, Соджонер Страйгер. Даже вы. – Элнер взглянула на него, и в ее взгляде было больше печали, чем злобы.
– Нет, – сказал Страйгер, и губы его задрожали. – Нет, это неправда! Я не хочу причинять им никакого вреда. Я хочу делать добро, я пришел делать Божье дело. Я хочу спасти их. Дайте мне делать добро! Дайте мне власть, и я начну перемены. Мне нужна власть… – кричал он молчащему Конгрессу, нам, лицо его раздувалось, становясь все больше и больше – безжалостная Сеть наезжала на него крупным планом. Я закрыл глаза, но слышал его крики: – Вы не можете остановить меня! Я – Божий избранник, и только Бог может меня остановить!
Внезапно крики заглохли. Я открыл глаза. Кто-то загородил Страйгера щитом охраны. Теперь его окружало с полдюжины легионеров, они теснили его к выходу, а когда он начал сопротивляться, просто сволокли со сцены.
Элнер стояла, глядя ему вслед, лицо ее пылало, глаза блестели, но счастливой она не выглядела. Спикер подошел к Элнер и что-то субвокализировал ей. Камеры не могли распознавать такие сигналы. Потом спикер сказал вслух:
– Поступило предложение отложить голосование из-за этого несчастного…
Элнер резко повернулась, и вдруг на ее лице появилась нечеловеческая решимость, появления которой я ждал так долго. Поднявшись на подиум, она сказала:
– Вношу предложение приступить к голосованию немедленно, как и планировалось. И я прошу вас помнить, что Соджонер Страйгер – это человек, который хочет дерегулировать пентриптин, человек, который надеется, что вы проголосуете за, «потому что в глубине сердец все вы так похожи на него». – И Элнер сошла с подиума.
Дэрик Та Минг поддержал предложение.
Предложение прошло. И дерегуляция провалилась с перевесом в три голоса. Один из них был голосом Дэрика Та Минга.