Текст книги "Пешка"

Автор книги: Джоан Виндж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Глава 22

Мне нужно поговорить с тобой, – сказал я, остановившись на пороге примерочной Аргентайн.

Не вставая с кресла, Аргентайн отвернулась от зеркала, висевшего над заваленным барахлом столом. Ее испуганный взгляд постепенно сменялся легкой рассеянностью – я ее отвлек.

– А! Это ты. Нельзя подождать? Мне нужно приготовиться к шоу.

Она наполовину была еще человеком, а наполовину – уже той самой богиней смерти: ее свободное платье ощетинилось ярко светящимися оптиковолоконными шипами.

– Нет.

Аргентайн хотела было развернуться обратно к зеркалу, но вместо этого замерла, удивленно глядя на меня.

– Ладно. Говори. – Она взяла со стола тонкую палочку и стала водить ею по волосам. Серебряные волокна, как язычники, следящие за солнцем, потянулись за ней и встали дыбом.

Я скинул одежду со стула и оседлал его, опершись подбородком об узкую и острую пластиковую спинку.

– Насчет Дэрика.

Аргентайн рассматривала себя в зеркале и головой не двигала, но ее отражение, множась и множась под разными углами в зеркальных створках, являло десятки одинаковых и одновременно разных ее лиц.

– Парниша, любовь моя, ты пытаешься спасти меня от самой себя? – сдержанно сказала Аргентайн. На самом деле это означало «оставь меня в покое».

Я нахмурился.

– Я пытаюсь сказать тебе правду.

Аргентайн как-то неопределенно повела плечом и подтянулась к уху, чтобы застегнуть кольцо-серьгу со свисающими с нее тяжелыми искусственными бриллиантами.

– Дэрик – псион.

Серьга брякнулась на стол. Я овладел вниманием Аргентайн.

– Шпик вонючий, – сказала она. Потом, не глядя на меня, подняла серьгу и тряхнула ею, наблюдая, как в луче яркого света стекло разбрызгивает разноцветные искры.

– Ты уверен? – наконец прозвучал вопрос.

– Да. Рыбак рыбака… Он – тик, телекинетик. Вот как он остановил Каспа. Я был там и почувствовал, как он это сделал.

Аргентайн посмотрела на мое отражение.

– Но он сказал… Он никогда… Я не…

– Никто не знает, кроме него и меня. Он никогда никому не рассказывал.

– Почему? – она и вправду не могла представить. Я рассмеялся.

– А как ты думаешь? Он потеряет все, если семья обнаружит, что он – выродок. Посмотри, что они сотворили с его сестрой.

Аргентайн медленно повернулась в кресле, и так же медленно менялось ее лицо. Ее отражение застыло в ожидании – застыло таким, каким Аргентайн его оставила, отвернувшись от зеркала.

– Зачем ты мне это рассказываешь? Ты хочешь узнать, важно это для меня или нет? Важно то, что он не доверяет мне… или что он – псион?

– Может быть. – Я опустил глаза.

– И ты думаешь, что теперь мои чувства изменятся? – За ее глазами разгоралась злость. – Итак, он не поверяет мне тайну, которая может разрушить его жизнь… Итак, он – псион. И что дальше? – Рука с серебряными ногтями махнула в мою сторону. – По крайней мере, он не фискал чертов!

«В отличие от тебя», – имелось в виду.

– Нет. Карманник-интеллектуал, – сказал я.

– Что?

– Карманник-интеллектуал – так называли меня другие псионы в Институте Сакаффа. – Встретившись взглядом с Аргентайн, я поднял голову. – Да. Я «взял» его мысли. И это далеко не все, что я получил. Ты знаешь Соджонера Страйгера?

Аргентайн задумалась.

– Неистовый боголюбец, жаждущий спасти человечество? Который хочет, чтобы отмена вето на наркотики прошла? Дэрик иногда упоминает его в разговоре…

– Страйгер хочет занять ту же самую должность в Совете Безопасности, что и Элнер. Центавр – одна из поддерживающих его корпораций. Говорил тебе Дэрик, что Страйгер псиононенавистник? – Она покачала головой. – Дэрик – агент Центавра по связям со Страйгером. Он дает Страйгеру инструкции… – помедлив секунду, чувствуя, как у меня внутри тлеет, будто угли, бешенство, я решился: – И Дэрик достает ему все, что тот ни попросит.

По лицу Аргентайн пробежала тень.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она раздраженно. Нетерпение выталкивало из нее любопытство. – Что, Страйгер делает наркотики?

– Нет, он «делает» псионов.

Аргентайн открыла рот, но не сказала ничего.

– Помнишь ту девочку, о которой ты мне рассказывала, ту, что привел Дэрик и которую избили так, что она не могла говорить? Псиона?..

Пальцы Аргентайн закостенели, вцепившись в спинку стула.

– Дэрик? – вполголоса проговорила она. – Дэрик сделал это? – Ее глаза умоляли сказать, что я лгу.

– И девочка – не единственная. Иногда он даже наблюдает.

– О Боже! – Аргентайн резко встала, опустив руки и сжав кулаки. – Почему? Если Дэрик – тоже псион, почему он делает это? – бросила она мне вызов, требуя, чтобы я нашел во всем этом смысл.

Целое утро я задавал себе тот же самый вопрос, пытаясь докопаться до смысла.

– Не знаю. Почему бы тебе не спросить его? – сказал я, вставая.

Аргентайн сорвала с крюка какую-то тряпку, ей хотелось швырнуть ее мне в лицо, но она просто бросила ее на пол.

– Зачем тебе понадобилось рассказывать мне об этом? Черт бы тебя побрал! И что прикажешь мне делать?

– Я уже сказал: хочу, чтобы ты знала правду. Больше ничего. А что ты будешь делать – меня не касается. – Я пошел к двери.

– Ты – ничтожный человечишка, ты это знаешь? Я оглянулся. Лицо Аргентайн покраснело, она готова была зарыдать.

– Стараюсь быть им, – сказал я и вышел.

Сев в клубе за стол, я потягивал вино, ожидая, когда появится Мика, и наблюдая, как комната заполняется людьми. Они наняли нового вышибалу. Я, в общем-то, после того, что сделал, ждал, что он придет и велит мне убираться вон; но он не пришел. В клубе было темно, как в пещере, и дымно. Разноцветные щупальца лазера неистово метались, изгибаясь, точно безумные, параболами, извиваясь змеями, дробясь и рассыпаясь над моей головой в клубах дыма под вскрикивания и причитания синтезаторной музыки. Я упал в подушки, растворяясь в этих черных дырах и звездных вспышках.

Наконец я почувствовал Мику, пробиравшегося через танцплощадку. Он сел за стол рядом со мной. Весь – от головы до пят – он был разодет в черное защитное снаряжение, которое прекрасно на нем сидело – словно раковина на улитке. На мне были старые джинсы и рваная рубашка; я принес их с собой в рюкзаке, зная, что мне придется выходить «в свет».

– Эй, выродок, – позвал Мика.

– Не называй меня так.

– Что тебя гложет? – удивился Мика.

Я перевел взгляд на свой пустой стакан.

– Ничего. Что у тебя за проблемы?

– Какое же я чудовище! – Мика усмехнулся уголком рта. – Кто-то ткнул тебя носом в дерьмо? Вытри лицо, малыш, и забудь об этом. Ты должен был давно уже к этому привыкнуть.

– Нет. Если б только это.

Я разжал пальцы здоровой руки и положил ладонь на прохладный стол. Мика заказал себе коктейль и слегка расслабился, облокотившись на кучу подушек. Поскольку я молчал, он спросил:

– Что случилось с рубашкой? У тебя вчера вышло бурное свиданьице?

Я посмотрел на длинный, с лохматыми краями разрез и чуть было не рассмеялся, вспомнив, как же все происходило на самом деле. Но затем вспомнил вчерашний вечер, огонь и усеянный звездами стол… Дотронулся до изумрудной сережки; я оставил ее в ухе не нарочно. И вообще, прошлым вечером все произошло как-то само собой.

В конце концов я признался себе, что Ласуль лишь использовала мое тело, чтобы забыть, как она ненавидит совместную жизнь с мужем; и даже, возможно, чтобы отомстить ему. А я разрешил. И так легко было меня использовать, словно мой единственный мозг болтается между ног. Я ощущал себя дураком и беспомощным: чувствовал, как вновь разбухает во мне вожделение – при одном лишь воспоминании о красном бархате и золотисто-сливочной коже…

– Ты должен нравиться, – сказал Мика. – Я слышал, что быть знаменитым – забавно.

– Ты выяснил, почему я так популярен, что абсолютно незнакомый человек хочет меня убить?

– Сплетен и слухов нет. Значит, тут замешана элита, и их тайны – за семью печатями.

Я удивился:

– Думаешь, что это как-то связано с Элнер?

– Понятия не имею. Но ты верно предположил насчет Смерта: начинка для овоща – его работа. Но дальше я наткнулся на стену. Выяснить, кто нанял его, чтобы укокошить леди, я не смог. Кажется, никто отсюда, снизу, не жаждет ее смерти – она на их стороне: они заинтересованы в дерегуляции не больше Элнер.

Интересно, что бы подумала Элнер, услышав такое?

– Вот черт, – сказал я. – Я думал, что знаю… Я думал, что это Страйгер. Но нет.

– Страйгер? – Мика хмыкнул. – Этот пластмассовый святой? Ты на самом деле думал, что он выбьет своего оппонента с помощью человека-бомбы?

– Да, – ответил я, чувствуя, как леденеет мой взгляд. – Именно так я и думал.

– Хм… Я слышал сплетни о нем. И думал, что это только сплетни, – сказал Мика с облегчением: я только что восстановил его веру в человеческую природу. Даже он мог бы просветить меня насчет парочки «добрых дел» Страйгера.

– Что бы ты там ни услышал – это все только цветочки. Но меня это не греет. – Я потер щеку. – Смерт может знать, кто его нанял? Да?

– Может, и нет. Док – параноик. Он предпочитает покрывать своих клиентов и свою задницу тоже. Он выполнит любой заказ, который питает его кредитный счет. Без вопросов… Без идентификационных кодов.

Никакой ответственности. Никакого риска.

– О Господи!.. – Я чувствовал, как внутри меня рушится надежда, подминая под себя и раздавливая отвращение. Это значило, что, даже если я смогу пробраться в мозг Смерта и обшарить его, это, возможно, не приведет меня никуда. – Но ведь где-то должна быть хоть какая-нибудь запись. Как насчет номеров кредитных счетов в модулях?

Мика подумал об этом.

– Да, могут быть… Но, коли уж его лаборатория г – капкан смерти, то его персональные счета должны быть сродни заповеднику. Никто, находясь в здравом уме, и станет пытаться там рыскать.

Я в сердцах стукнул по столу раненой рукой и, вздрогнув от боли, выругался.

– Проклятие! Но должен же быть на Рынке какой-нибудь умелец. Я хочу достать эти вонючие файлы! Кто?

Мика дернул вдетое в ноздрю серебряное кольцо.

– Уфф… Я же сказал: сумасшедших нет… – Мика улыбнулся. – Возможно, ты говорило» о Мертвом Глазе. Он делает то, чего не делает никто. Никто не знает как. Но только если он в духе. Настоящий цепной сукин сын.

– Мертвый Глаз? Он что, отстреливает визитеров резиновыми пулями? Или как?

Мика рассмеялся:

– Я слышал, он ухлопал парочку… но, возможно, это просто бредни и слухи. Не знаю, взломщик ли он… мертвый ли у него глаз или нет. – Мика пожал плечами, в его глазах плясали огоньки смеха.

– Мертвый глаз?

– Да. На вид – гниющее дерьмо. – Мика не шутил.

– Что ж он не исправит?

– Я же сказал тебе, что у него наполовину съехала крыша. Но в своем деле он – маг. Маг связи. Если, конечно, согласится.

Я встал:

– Пошли выясним.

– Эй, – сказал Мика с нескрываемым разочарованием. – Не хочешь остаться на шоу?

Я мельком взглянул на сцену – еще пустую, ожидающую в темноте над головами толпы начала действа.

– Видел.

Мика вздохнул и поднялся.

– Ну хорошо.

Уже не отвлекаясь, мы прошли сквозь толпу и отправились на транзите под воду.

Та часть города, в которой жил Мертвый Глаз, оказалась обшарпаннее и невзрачнее, чем гнездо Смерта, хотя Пропасть – везде Пропасть. Мы пробрались через бесчисленные кучи отбросов и мусора к бронированной железной двери – достаточно большой, чтобы проглотить трамвай. Это был вход во что-то вроде заброшенного особняка. Ни намека на охрану; ни даже намека на то, что здесь кто-то живет или жил.

– Откуда ты знаешь, что он здесь?

– Он никогда не выходит. – Мика поднял было руку, чтобы постучать в дверь, – и с проклятием отскочил назад, как только кулак ударил по металлу.

– Вот сука! Она электрифицирована. – Мика тряс кистью, глядя на меня наполовину с раздражением, наполовину в замешательстве. – У тебя есть какие-нибудь идеи? Ты – единственный, кто захотел встретиться с ним.

Я оглядел дверь и глухой, без окон, фасад – молчаливый и неприступный.

– Да. Я ему позвоню.

– У него нет телефона.

Я улыбнулся.

– Мне не нужен телефон.

Мика покрутил пальцем у виска.

– Почему ты думаешь, что это заставит его обрадоваться тебе?

– Мне нечего терять.

Мика хмыкнул.

– Прошу прощения, если я перейду на ту сторону улицы, – сказал он. В случае, если Мертвый Глаз решил меня поджарить. Он отступил, но всего на метр.

Я обхватил себя за локти, концентрируясь. Выпустил свою мысль в бесформенное черное пространство особняка, скрывающего в себе лишь одну-единственную хрупкую звезду – тепло и энергию живого человеческого мозга. Где-то…

Здесь. Контакт. Я проник в похожую на раскаленную паутину, испускающую сияние сетчатую оболочку электромагнитного поля, пробираясь глубже в узорчатую схему мыслей, и удивился, не найдя мертвых черных стен скрытого усиления. Вор, крадущийся по спящему дому, – я пошел дальше, даже не беспокоясь о том, чтобы ступать потише, – словно приготовился обрадовать Мертвый Глаз неожиданным и чертовски приятным сюрпризом.

Сгусток обнаженной, чистой энергии, выстрелив, смачно долбанул меня, раскалив нити контакта, как ток накаляет волосок лампочки.

Я удрал, поспешно запирая засовы, полностью обрывая контакт, прячась, как устрица в раковину, лихорадочно возводя стену между своим мозгом и лохматым жгутом спутанных извивающихся концов оборванной связи.

– О! – Мой собственный крик изумления все еще звенел у меня в ушах. Я снова очутился на улице, таращась на черную стену готовыми выпрыгнуть из орбит глазами. – Боже! Ты не предупредил, что он – телепат!

Мика спустился еще на несколько ступенек – чтобы и его не звездануло. Он с удивлением смотрел на меня, но выражение его лица менялось, по мере того как мозг регистрировал слова.

– Выродок? – в изумлении громко спросил Мика. – Я не знал, что он выродок.

Махнув рукой, чтобы Мика замолчал, я собрался с духом, решившись атаковать снова. Медленно, осторожно я вытянул щупальце, выслеживая Мертвый Глаз в темноте… Обнаружил его – напряженного, туго сжавшегося, как кулак, за своими оборванными проводами. Его страх был так силен, что я даже почувствовал, как, просачиваясь сквозь мозг, словно пот, вытекает из него паранойя. У него был живой, потрясающий Дар, но он не знал, в отличие от меня, как им пользоваться. Его защита светилась щелями – взять его будет легко. Но я мог видеть также и то, что, если ринуться, ломая все барьеры, внутрь, он шагнет с обрыва. Я едва дотронулся до Мертвого Глаза; щупальце моей мысли, как кисточка миниатюриста, прикоснулась к нему – только чтобы привлечь его внимание – и тут же отдернулась, давая ему почувствовать, что я ухожу, давая знать, что я не собираюсь возвращаться… оставляя его в одиночестве в темноте…

Я качнул головой, увидев в глазах Мики вопрос.

– Плохо. Ты был прав. Он настоящий сумасшедший. – Я посмотрел на запертую дверь, глухие неприступные стены. – Теперь, во всяком случае, я знаю почему. Пойдем. Давай сматываться отсюда.

Мика в легком недоумении пожал плечами. Когда мы пошли по улице, он ссутулился и, шагая сбоку от меня, старался держать безопасную дистанцию.

За нашими спинами вдруг раздался лязг и скрежет: железная дверь распахнулась. На пороге дома показался человек – бесформенный и безликий; он болтался внутри целого вороха разномастной одежды. Но мне не составило никакого труда опознать его в лицо: на месте правого глаза сидела гнойная слезящаяся язва. Я поспешно отвел взгляд.

– Кто? – спросил он. Голос его был хриплым, точно он не разговаривал уже несколько недель. – Который из вас?

На мгновение мне показалось, что он совсем слепой и не может нас видеть. Но потом я понял смысл его вопроса.

– Я, – сказал я и сделал шаг вперед. – (Я.)

Я вложил образ в слегка разжавшийся кулак его мыслей так бережно и осторожно, словно передавал хрупкий кристалл. Давно я так аккуратно не работал.

Мозг его судорожно сжал образ, раздавил и начал открываться снова – миллиметр за миллиметром, – пока одно из щупалец не разжалось совсем и не вытянулось, подзывая меня. (Подойди сюда.) Его настоящая рука, спрятанная в ветхой, почти превратившейся в лохмотья перчатке, вздрогнула, пытаясь продублировать мысль жестом – в случае, если я не понял.

Хотя подходить ближе у меня не было охоты, я пошел к нему, не видя другого шанса. Я старался смотреть ему прямо в лицо, но мой взгляд убегал каждый раз, когда сочащаяся гноем язва попадала в фокус. Интересно, и как, черт побери, он мог жить с невылеченным нарывом? И как давно он носит одну и ту же одежду? Я унюхал его, еще не приблизившись, настолько, насколько он того хотел.

Он стоял, пристально глядя на меня и щуря здоровый глаз, словно даже этот сумрак был для него слишком ярок. Так, мельком взглядывая на него снова и снова, я дорисовал его лицо, покрытое щетиной наполовину сбритой бороды. Он был почти лысый, да еще частично сбрил оставшиеся волосы. Голова его была бледной, с неровностями, словно ее вылепили из комковатого теста. Зубы – гнилые. Возраст его я не мог определить: может, средних лет, может нет. Здоровый глаз, как отличный изумруд, светился ярко-зеленым.

Одетая в перчатку рука поднялась к моему лицу. Мне удалось не отпрянуть назад, когда она пощупала меня, как любопытный паук, и опустилась снова. Он всего лишь доказывал себе, что я настоящий.

– (Телепат?..) – спросил он.

Я кивнул.

– (Что… что тебе надо?) – Неуверенное бормотание его мыслей внутри моей головы подсказало мне, что долгое время он и этим голосом не пользовался.

– (Мне нужна помощь. Хочу подключиться к системе.)

Его мозг захлопнулся, раскрылся снова.

– (Чьей?)

– (Он называет себя Доктор Смерть.)

Его пальцы с молниеносной быстротой вцепились в ворот моей рубашки, застав меня врасплох.

– Кто послал тебя сюда? – проскрежетал он, теряя контроль, обрывая тонкий волосок контакта.

Я с силой разжал его хватку и, когда он отступил, перевел дыхание. Я чувствовал Мику, который, переминаясь с ноги на ногу, держал наготове свою охранную систему.

– (Никто меня не посылал.) – Я опустил свою защиту настолько, чтобы он мог поглядеть сам и поверить. – (Мне нужна кое-какая информация; она есть только у Смерта. Я могу заплатить…)

– (Иди отсюда.) – Он повернулся и пошел, волоча ноги, к двери.

Я заскрипел зубами.

– (Подожди! Сколько времени прошло? С тех пор, как ты чувствовал это? С тех пор, как у тебя был собеседник, который мог говорить с тобой?)

Он остановился, развернулся. Мои зрачки съежились от страха. Я заставил себя смотреть сквозь него той, второй парой глаз, пока его телесная оболочка не растворилась. Я чувствовал, как он что-то вспоминает: прикосновение; слова, которые не прозвучали, но просто были, – давно, так невыносимо давно, что казались сном или мечтой… Его единственный глаз покраснел и заслезился; кадык передернулся. Наконец он кивнул – без слов и мыслей – и, направляясь к двери, махнул рукой, чтобы я шел за ним.

Я и пошел; Мика следовал за мной по пятам с безразличным лицом, но в его мозгу тревожно мигало: «готов».

– Кто это? – Мертвый Глаз вдруг резко остановился, загораживая дверной проем и глядя на Мику.

– Мой брат, – сказал я, и у Мики дернулся рот.

– Он не очень-то похож на тебя, – проворчал Мертвый Глаз и больше не сказал ни слова.

Мы шли через черное гулкое нутро особняка. Мика повис у меня на рукаве, потому что не мог видеть в темноте без своих ночных линз, и недоумевал, почему мы, похоже, можем, а он – нет.

Наконец впереди блеснул свет. В самой глубине особняка Мертвый Глаз устроил свою комнату, свое убежище. Его мир оказался не таким, как я ожидал. Освещенная одной-единственной ламповой тарелкой, торчащей из стола, как гриб, комната была аккуратной, аскетичной и чистой. Мрачная, приводящая в уныние, но добротная мебель; портативный кухонный блок; и всего лишь один терминал – всякий, у кого есть место поставить его, должен иметь такую штуку, чтобы жизнь могла продолжаться. Мика оказался прав – ни одного видеофона в терминал вмонтировано не было. У Мертвого Глаза не было и экрана. Мне стало ясно, что он не страдает из-за нехватки денег. Его так устраивало.

Он сел в старое кресло-качалку и что-то вынул из стоящего рядом ящика. Я увидел пару длинных толстых игл, воткнутых, как мне показалось, в лохмотья, оставшиеся от какого-то свитера. Мертвый Глаз распутал нитки. Его руки знали, что делали. Мика напрягся, пытаясь сообразить, не оружие ли это. Взглянув на Мику, я качнул головой, и он расслабился.

Мертвый Глаз, слегка раскачивая кресло ногой, принялся вплетать яркие нити в свитер. На моих глазах из ничего выходила одежка. Кресло скрипело, иглы щелкали. Мертвый Глаз ни разу не взглянул на нас – стоящих у дверей в ожидании. Ни один посетитель никогда сюда не заходил. Никогда.

Я прошел в комнату и сел, скрестив ноги, перед Мертвым Глазом.

– (Что это за штука?) – подумал я, фокусируясь на движениях его рук.

– (Вязание.) – Слово в моей голове часто-часто запульсировало, разворачиваясь в яркую картинку: мелькающие спицы, сливаясь с нитями в древнем танце, вытанцовывали сотни разных фигур и узоров.

– (Для чего ты это делаешь?)

– (Просто приятно.) – Секунду он смотрел на меня. Когда я, наткнувшись взглядом на язву, вздрогнул, он снова уткнулся в вязание.

– (Что, не по себе от моего глаза?)

Я кивнул.

– (Так и задумано. Держит их от меня подальше.) Всех остальных.

(Он может тебя убить.)

Лицо его начало само по себе выделывать гримасы, пока я не понял, что он улыбается. Так улыбался бы тот, кто только что налил клею вам в тапочки, а вы их надели.

– (Нет, если только не посмотрюсь в зеркало.) – Гниющая болячка исчезла с его лица. Язва оказалась косметической уловкой, шуткой, трюком.

– Нет дерьма, – сказал я, чувствуя, что начинаю облегченно улыбаться, хотя глаза все еще отказывались верить. Мика, сидевший у выхода, подскочил на своем диване, испуганный звуками, внезапно разорвавшими глухую тишину.

– (Кто ты?) – наконец спросил Мертвый Глаз.

– (Кот.)

– (Откуда ты?)

– (Ардатея. Куарро.)

Его раздражение ужалило меня. Я говорил ему ничего не значащие слова. Одни названия мало что проясняли.

– (Ты – потомок…)

Я кивнул.

– (Я так и думал), – он снова криво, словно через силу, улыбнулся. – (Почему ты не сумасшедший?) – Его единственный глаз пронзительно смотрел на меня.

Я уставился в пол.

– (Чертовская удача), – подумал я, вспомнив Зибелинга, и почувствовал, что Мертвый Глаз настойчиво ощупывает мои мысли, пытается зайти глубже, нажимает все сильнее… Я опустил еще несколько защитных барьеров, ослабил еще несколько узлов, разрешая ему просочиться в мой мозг, оглядеться там и найти ответы на его собственные вопросы, порыться в моем прошлом, как бездомный пес роется в отбросах. Мое тело – мускул за мускулом – напрягалось, каменея: я боролся с собой, стараясь держать мозг расслабленным и открытым.

Мертвый Глаз хмыкнул и прервал контакт. Рука его отложила вязание, вытянулась… отдернулась снова и поддела нить. После чего не раздалось ни единого звука – только спицы стрекотали. Ни единого движения, ни взгляда. Ничего, кроме стены спутанной связи и безысходности.

Я сидел, ожидая, и тяжело дышал.

– (Черт побери!) – швырнул я наконец в его щит. – (Ты получил от меня, что хотел! А что получу я?)

Он подпрыгнул в кресле, точно ударенный током. Посмотрел на меня. Его здоровый глаз покраснел и заблестел влагой. Он протянул ко мне руку. Я сжался, готовый отпрянуть назад. Но он только дважды похлопал меня по плечу – коротко и очень мягко и снова вернулся к своему свитеру. Я застыл в изумлении.

– (Ты получил работу и хочешь ее закончить), – подумал он, словно я сам не сказал ему об этом раньше.

Я кивнул.

– (Почему ты не сделаешь ее сам?)

Я дотронулся до своей головы.

– (Не подключен.)

Он снова улыбнулся той самой самодовольной улыбкой, будто ему известно нечто такое, что никому во всем универсуме неизвестно. Но задал один лишь вопрос:

– (Почему я? Это?) – он легонько постучал себя по черепу. Он думал, что никто не знает о его Даре. Он старался, чтобы никто не знал.

– (Нет), – я махнул рукой в сторону Мики. – (Он говорит, что ты – лучший. И единственный, кто может это сделать.)

Мертвый Глаз опять занялся вязанием; спицы щелкали в полнейшей тишине. Мика беспокойно ерзал на диване, ему ужасно хотелось испариться отсюда.

– (Можешь это сделать? Взломать систему?) Спокойная уверенность просочилась в мой мозг – вот и весь ответ. Мика не ошибся.

– (Может, сделаешь?)

– (Зачем?)

Мое тело напряглось снова.

– (Я же сказал, что могу заплатить…)

– (Зачем?..) – Не зачем он должен, а зачем мне это нужно – что я хочу знать?

Я показал ему. Он и слыхом не слыхивал про человека-бомбу. Я ждал, считая удары своего сердца, пока он поглощал образ.

Наконец Мертвый Глаз поднял голову.

– (Возможно, дело стоящее.)

Я усмехнулся, расслабившись.

– (А где твое подключение? Держишь в отдельной комнате?) – Оглядывая его берлогу, я заметил возле двери груду вязаной одежды, но никакой техники – даже для обычного телефонного звонка – я не нашел. И в его черепе не прятались биопровода. Даже если у него и было гнездо нейроподключения, я не мог его чувствовать.

Мертвый Глаз фыркнул и захихикал. Его смех прозвучал так, словно кто-то отхаркивался.

– (Мне это не нужно.)

Мать твою… – Я успел заблокировать связь до того, как он услышал меня. Он был сумасшедшим, старый ублюдок.

– Ладно, забудем… – Я начал вставать с пола.

– (Мне это не нужно.) – Образ затопил мои мысли – четкий, густой, настойчивый.

Я стоял и вопросительно глядел на него.

– Это невозможно.

– (Они хотят, чтобы именно в это мы и поверили… Они и сами верят. Я наткнулся на правду. Вероятно, наткнулись и другие.)

– (Но ты не передал никому.)

– (А зачем? Что это принесло бы мне, кроме неприятностей?)

Я задумался. Да, он был прав.

– (Почему ты рассказываешь мне?)

– (Потому что ты понимаешь, что это значит – быть псионом и жить воровством.) – Он покосился на вязание. – (И потому что ты парень что надо. И мне, возможно, понадобится твоя помощь.)

– (Ты имеешь в виду, что покажешь мне? Мы сделаем вместе?) – Радостное возбуждение и страх смешались внутри меня.

– (Может быть.) – Его здоровый глаз засветился сомнением. – (Как твоя память?)

– (Отлично.)

– (Хорошо.)

Он кинул вязание в ящик и поднялся.

– (Для начала следует просветиться.) – Он прошаркал через комнату к терминалу и включил его.

Я решил было, что мы прямо сейчас и займемся делом, но Мертвый Глаз вызвал лишь картотечные файлы.

– Ты готов? – резким нетерпеливым голосом спросил Мика, и мы оба подпрыгнули от неожиданности.

– Почти. – Я чуть было не забыл ответить ему вслух.

Мертвый Глаз повернулся, протягивая мне сетку – терминал-шлем.

– (Запомни эту информацию. Научишься разбираться в работе машинных мозгов. Это может спасти тебе жизнь. Не возвращайся, пока все хорошенько не переваришь. Тогда и увидимся.)

Я кивнул, засовывая сетку в карман.

– (Потом верни. У меня только одна.)

Я кивнул опять.

Он пошел к двери, намекая на то, что нам пора улетучиваться. Дойдя до груды вязаной одежды, он вдруг остановился и сгреб ее в охапку. Потом вышел, унося одежду в темноту.

Он проводил нас и, когда мы очутились уже на улице, швырнул свою ношу на тротуар возле дома.

– Он выбрасывает всю эту кучу? – удивленно вопросил Мика, словно это только лишний раз доказывало, что Мертвый Глаз выжил из ума.

Мертвый Глаз пожал плечами.

– (Что насчет него?) – спросил он меня, мельком взглянув на Мику.

– (Он мой брат), – снова ответил я.

Мертвый Глаз развернулся и, ни слова не говоря, захлопнул за собой дверь. Мика стоял и таращился на вязаную гору.

– Она ему не нужна, – объяснил я, поскольку должен был хоть как-то объяснить. – Кто-нибудь, кому нужно, подберет.

Облекать мысли в слова, а потом выговаривать их казалось мне теперь таким же тяжким трудом, как подниматься на крутую гору.

Мика бросил на меня взгляд и хотел было идти дальше, но любопытство склонило чашу весов в пользу его возбуждения. Роясь в груде вязаных вещей, он откопал длинный красный шарф и обмотал им горло. Я вытащил буро-зеленый свитер, который доходил мне до щиколоток, и натянул его поверх рваной рубашки. Свитер оказался уютным, тяжелым и теплым. А воздух был промозглым и холодным. Когда мы шли по улице, Мика сказал:

– Со дня твоего исчезновения с Синдера я в своей жизни не проводил более странных и отвратительных минут. – Он кашлянул, словно у него першило в горле: там, в доме, Мике неуютно было чувствовать себя глухим, немым и невидимым.

– Могло быть и хуже.

Мика покосился на меня.

– Можно чувствовать себя так всю жизнь. – Я дотронулся до кружка за ухом.

Мика на минуту задумался, потом спросил:

– Как работает та штука, что ты получил от Смерта?

– Делает свое дело. И прекрасно.

Мика кивнул, но не улыбнулся.

– Что твой местный ненормальный шурин? Он будет работать, в конце концов?

– Надеюсь. – Я облегченно вздохнул: у меня гора с плеч свалилась, когда я понял, что только что сделал самую тяжелую часть работы: пронял-таки его.

– Через пару дней я встречусь с ним снова. – Тут я замялся: – Не болтай, что он – выродок.

– Да. А что на том терминале, который он тебе отдал?

Я пощупал в кармане сетку.

– Не могу тебе сказать.

Мику разбирало любопытство, но он лишь пожал плечами:

– Без проблем.

Так или иначе, на этих улицах добрая половина того, что ты узнаешь, оказывается лишь мозаикой-загадкой, в которой отсутствуют кусочки.

Мы дошли до станции туннеля, болтая о погоде.

– Ты возвращаешься в клуб? – спросил Мика, когда мы поднялись вместе на площадку и ожидающий пассажиров транзит всосал нас и унес прочь от воспоминаний о Мертвом Глазе.

– Не сегодня. – После всего того, что я сегодня рассказал Аргентайн, я не представлял, когда я приду к ней и что скажу, если вообще скажу что-либо.

– А! Да, – Мика понимающе ухмыльнулся. – Я совсем запамятовал. Там, наверху, вас ждет одно горяченькое тело. – Его самодовольная улыбка стала еще шире, когда транзит фыркнул, останавливаясь у платформы следующей станции. – Меня тоже. Пока.

Мика отсалютовал и, насвистывая, стал спускаться с платформы.