Текст книги "Провальное дело мальчика-детектива"
Автор книги: Джо Мино
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Двенадцать
В школе, на следующий день, Гас Мамфорд – единственный из всего класса, кто пришел на уроки. Он сидит на своей второй парте в среднем ряду, прямо напротив учительского стола. Кроме него и мисс Гейл в классе нет никого. Окна открыты, и ветер гоняет пыль по углам. Бьют часы, звенит звонок на урок. Гас сидит, сложив руки на парте, и вопросительно смотрит на бледную и напряженную мисс Гейл.
– Похоже, сегодня мы будем одни, – шепчет она. – У всех твоих одноклассников, Гас, появилась какая-то странная сыпь. Видимо, это заразно. И все началось с дня рождения Мисси Блэкворт, на который, как я понимаю, тебя не пригласили.
Гас Мамфорд печально качает головой.
– Но мы все равно проведем урок, как запланировано по программе.
Гас Мамфорд кивает, и только теперь до него доходит, что он действительно единственный на уроке и кроме него в классе нет других учеников, и никто не будет тянуть руку, и не будет пытаться ответить на идиотские вопросы мисс Гейл. Он улыбается, глаза горят радостью и восторгом. Гас Мамфорд сидит, сложив руки на парте, готовясь к тому, что вот сейчас он поднимет руку, и его – наконец-то – заметят. Он так счастлив, что если бы мы были рядом, мы бы, наверное, услышали, как он тихонько смеется – пусть даже и про себя.
Мисс Гейл открывает учебник и начинает урок географии.
– Так, дети, кто мне скажет: столица США?
Гас Мамфорд уже предвкушает мгновение, когда этой женщине за учительским столом все же придется признать свое поражение. И это мгновение наступит уже сейчас. Кроме него, в классе нет никого, и она просто не сможет вызвать кого-то другого. Гас решил насладиться моментом и чуть-чуть потянуть время. Он оглядывает пустой класс, зевает, потягивается, а потом медленно, как бы нехотя поднимает руку.
– Неужели никто не знает?
Гас Мамфорд улыбается и размахивает рукой перед носом мисс Гейл, легонько постукивая по парте другой рукой.
– Никто не знает? Столица США – Вашингтон.
Рука Гаса Мамфорда падает, словно метеорит.
– А кто-нибудь знает, в честь кого Вашингтон получил свое название?
На этот раз Гас решает не медлить и тут же поднимает руку, чуть ли не подпрыгивая на стуле.
– Никто не знает? Этот человек был первым президентом нашей страны. Он говорил: «Я всегда говорю только правду. Я не умею обманывать». Кто-нибудь помнит, кто это был?
Гас Мамфорд тянет руку и едва не рычит от злости.
– Так, дети. Ответ: Джордж Вашингтон. Мы все его помним?
Гас Мамфорд опускает руку. Он пристально смотрит на свою ладонь и не может понять, она вообще существует в реальности или нет.
– А теперь, дети, кто скажет, через какую реку переправился Джордж Вашингтон перед битвой с британцами, в которой он одержал окончательную победу?
Гас закрывает глаза и роняет голову на руки, сложенные на столе. Он так зол, что даже не может заплакать.
В школьном автобусе, по дороге домой, Гас Мамфорд забивается в уголок на заднем сиденье и сидит тихо-тихо, а потом вдруг начинает кричать, подняв руки над головой. Радостный гул разговоров в автобусе тут же смолкает, дети оборачиваются назад и смотрят на мальчика, который кричит и не может – не хочет – остановиться. Этот крик напоминает им самый кошмарный из всех страшных снов: воплощение смертельного падения в пропасть с отвесной скалы.
В тот же день Гас Мамфорд делает еще одно страшное открытие: все обитатели муравьиного города мертвы. Все, кроме одного. Этот единственный уцелевший, ярко-рыжий мужественный представитель семейства членистоногих, собирает тела своих мертвых сограждан и хоронит их, сооружая могилы – одну за другой. Обстоятельно, неторопливо. Гас Мамфорд смотрит на это и вновь начинает кричать.
Тринадцать
На работе, мальчик-детектив и уборщица сидят в темноте на полу, застеленном мягким зеленым ковром, и смотрят телепередачу о нераскрытых преступлениях.
Там, на экране, ведущий, пожилой, явно второразрядный актер в черном костюме и галстуке читает текст прямо в камеру, покуривая сигарету и поглядывая через плечо на панораму Нового Орлеана. Он говорит:
– Среди нераскрытых поныне давних дел о серийных убийствах стоит упомянуть, в частности, дело маньяка из Нового Орлеана, расчленителя по прозвищу Топор. В 1919 году в Новом Орлеане произошла целая серия зверских убийств. Все жертвы были зарублены топором. Собственно, поэтому убийца и получил свое зловещее прозвище. Нередко случалось, что двери в домах убитых были расколоты в щепки тем же самым орудием. Маньяка так и не поймали, хотя убийства прекратились так же внезапно и странно, как и начались. Личность таинственного убийцы и по сей день остается загадкой.
Билли с уборщицей переглядываются и озираются по сторонам.
Им не то что бы страшно, но как-то не очень уютно – в темном пустом помещении.
Ведущий продолжает рассказ:
– Похоже, Топор из Нового Орлеана черпал вдохновение из статей желтой прессы, публиковавших «сочные» истории про Джека-потрошителя. Как и знаменитый лондонский маньяк, Топор рассылал в городские газеты письма устрашающего содержания, в которых иногда называл себя демоном, восставшим из ада. 13 марта 1919 года в городских газетах было опубликовано одно из писем Топора, в котором он сообщал, что собирается совершить очередное убийство в ночь на 19 марта, после полуночи, но не будет ломиться в дома, где играет джаз. В ту странную ночь с 18 на 19 марта все дансинги Нового Орлеана были переполнены народом. Люди собирались большими компаниями и приглашали джаз-банды к себе домой. Во всем городе, в каждом доме, музыканты играли джаз. И что самое удивительное, убийца сдержал обещание и в ту ночь никого не убил.
Досмотрев передачу, Билли возвращается в свой закуток и садится за стол. Смотрит на телефон и вдруг понимает, что ему страшно. Ему страшно взять трубку и с кем-то заговорить. Надо на что-то отвлечься. Он решает подумать над загадкой мистера Ланта. Всю ночь, при свете маленькой мигающей лампы, Билли пытается разгадать эту загадку – найти решение по подсказкам, данным ему стариком, которого он едва знал. И уже никогда не узнает получше. Отложив в сторону карандаш, Билли думает: «Если бы не было смерти – самой главной угрозы для жизни, – наверное, мы не ценили бы жизнь так, как ценим ее сейчас». Он думает: «Вот я живой, но при этом как будто мертвый – я боюсь жить. Не живу, а жду жизни. Все откладываю на потом, всего боюсь, никогда не рискую. Но ведь это не жизнь».
Билли принимает ативан. Таблетка действует быстро. Билли крутится в кресле. Крутится, крутится, крутится и уже ничего не помнит, а когда снова приходит в себя, он…
Четырнадцать
В «Тенистом доле» снова какая-то непонятная суета. Профессор фон Голум не пришел на завтрак. Как потом выясняется, он пропал. Вернее, сбежал – предположительно посреди ночи, – забрав все свои вещи. Он никому ничего не сказал накануне, и только записка, приколотая к двери в комнату Билли, дает единственный ключ к разгадке.
Билли,
я пришел к выводу, что в конечном итоге силы для поддержания Жизни дает неизвестное, и поскольку моя жизнь, похоже, близится к концу, я решил отправиться в путешествие – устроить себе последнее приключение. Да, это будет рискованное предприятие. Но это лучше, чем умирать в безопасном приюте от смертной скуки. Прими мою искреннюю благодарность за годы нашего великолепного противодействия. Ты всегда был – и по сей день остаешься – моим главным врагом.
С уважением,профессор Джозеф фон Голум
Билли внимательно изучает записку, потом сминает листок и швыряет его на пол, стараясь отбросить как можно дальше. Ударившись о пол, смятый листок взрывается вспышкой зеленого пламени в сопровождении едкого фосфористого дыма.
Мистер Плуто тихонько плачет, глядя на опустевшую комнату профессора. Великан печально склоняет голову и говорит:
– Наши миры – это доли секунды в масштабах вечности. Мы всю жизнь одиноки и так же уходим из жизни.
Мальчик-детектив ведет мистера Плуто, держа его за руку, в маленький парк. Туда, где памятник безрукому генералу. Они садятся на лавочку и молчат. Сегодня очень хороший день – день, когда солнце вернулось, – бледная белая точка на небе, за просвечивающей пеленой облаков. Сумрак унылого дня поздней осени отступает, разбавленный мягким прохладным светом. Два человека сидят на скамейке и наблюдают за тем, как детишки, одетые в зимние куртки, гоняют голубей. Просто сидят и молчат. А потом Билли говорит:
– Я никогда не был сильным. И никогда не был особенно храбрым. Мне всегда очень хотелось дружить с кем-нибудь по-настоящему сильным и храбрым.
Мистер Плуто молча кивает.
– Мне бы очень хотелось с вами подружиться. Потому что мне хочется, чтобы меня кто-то помнил. Кто-то, кто меня знал. И чтобы он вспоминал обо мне с любовью.
Мистер Плуто кивает.
– Вы хотите со мной дружить? – спрашивает Билли.
Мистер Плуто снова кивает и говорит, похлопав мальчика-детектива по плечу:
– Пока ты не появился в «Тенистом доле», я уже начал бояться, что у меня никогда больше не будет друзей.
– Я рад, что все так хорошо получилось.
– Я тоже рад, да. Очень рад.
Любознательный голубь подходит к скамейке и что-то клюет на земле под ногами у Билли и мистера Плуто. Мистер Плуто запускает огромную руку в карман своего необъятного комбинезона и, улыбаясь, бросает воркующей птице три хлебные крошки.
– Может быть, сходим куда-нибудь, – говорит Билли. – Я свободен до вечера. Куда вы хотите пойти?
– Я никогда не был в музее. Всегда боялся, что надо мной будут смеяться. Сходишь со мной в музей?
Билли кивает, и они с мистером Плуто идут в музей изобразительного искусства: белое здание странного вида, всего в паре кварталов от парка.
Вернувшись к себе, ближе к вечеру, мальчик-детектив находит еще одну зашифрованную записку. Как и две предыдущие, она лежит в белом конверте без адреса, на котором написано только: «Мальчику-детективу». Шифр тот же самый:
Ф-11
24-31-2-2-31,
23-24-7-23-1-23-27-23-24-7-23!
У Билли подергивается щека. Что-то в этой записке – в отличие от двух предыдущих – может быть, странная симметрия зашифрованных слов, похожих на удивительную маленькую пирамиду, – заставляет Билли сесть на кровать, взять карандаш и заняться расшифровкой. Поначалу у него ничего не выходит. Но потом, когда он понимает систему, все получается легко и быстро. Билли смотрит на расшифрованные слова, и ему очень не нравится то, что он видит, – совершенно не нравится. Смяв листок, Билли прячет его под матрас.
Он лежит на кровати и думает, кто мог передать ему эту записку. Зачем? Почему? Что это значит? Какой в этом смысл? Он достает пузырек с таблетками и принимает последний кломипрамин. Уныло глядит на пустой пузырек и решает принять еще и ативан. Но ативан тоже закончился. Можно, конечно, сходить к сестре Элоизе, и она даст ему все таблетки, но Билли решает, что лучше не надо. Он попробует справиться сам. Он больше не будет бежать от жизни, полной тайн и загадок. Билли думает о расшифрованном сообщении на смятом листе, спрятанном под матрасом. Переворачивается на бок и смотрит на стену, на газетные вырезки с фотографиями Кэролайн и Фентона. Смотрит и думает.
Пятнадцать
В предвечерних сумерках, на Готэмском городском кладбище, мальчик-детектив с удивлением узнает в двух фигурках, застывших среди могил, Эффи и Гаса Мамфордов. Эффи Мамфорд в своей неизменной красно-белой зимней куртке, с черными наушниками под капюшоном, держит в руках микрофон и направляет его на большой серый надгробный камень.
– Как продвигается эксперимент? – спрашивает Билли вполголоса.
– Сегодня мертвые ведут себя тихо, – отвечает Эффи. – Пока что нам удалось записать только какие-то странные звуки рядом с тем мавзолеем. Нам показалось, там кто-то поет. Но потом звук поплыл, и мы поняли, что это запись.
– Понятно. Может быть, кто-то потребовал в завещании, чтобы у него на могиле все время играла какая-то определенная песня.
– Вначале Гас испугался и убежал.
Гас Мамфорд, в теплом шарфе и вязаной шапке, с маленьким серебристым компасом в руках, смущенно кивает и передает Билли записку: «Было очень похоже, что это поет привидение».
Билли улыбается и говорит:
– Все понятно.
– А что ты здесь делаешь? – спрашивает Эффи Мамфорд.
– На самом деле не знаю. Шел мимо, увидел ворота, решил зайти. Я давно не был на кладбище.
– У тебя здесь похоронен кто-то из знакомых, да, Билли?
Билли смотрит на бескрайнюю гладь серых надгробий и хмурится.
– Да.
Не говоря больше ни слова, он поднимается на невысокий зеленый холм, спускается с той стороны, по дорожке, вымощенной серым камнем, и идет к большому надгробному камню, который сразу бросается в глаза. Эффи с Гасом подходят к Билли с двух сторон и молча берут его за руки. На камне выбита надпись: «ДЕЙЗИ ХОЛИЗ, любимой дочке». Склонив голову, Билли шепчет:
– Если вы ищете привидения, это место – не хуже любого другого.
– А кто она?
– Одна девочка. Но ее здесь нет.
– То есть как – нет? – удивляется Эффи.
– Тело так и не нашли.
– Ужас какой, – шепчет Эффи. – А вдруг она стала призраком и ждет, чтобы ее кто-то увидел?
Ветер колышет голые ветви деревьев, и кажется, что деревья – живые.
– Может быть, – говорит Билли. – Может быть, все это время она терпеливо ждала.
Начинается снегопад. Снежинки кружатся в воздухе, и от их мельтешения кажется, будто надгробные камни сердито хмурятся.
Шестнадцать
Уже вечером, на работе, мальчик-детектив сидит за столом и смотрит на маленькую золотую тетрадку – дневник Кэролайн. Он рассеянно листает страницы, потом пододвигает к себе телефон и звонит родителям.
Когда на том конце линии берут трубку, Билли сразу же понимает, что это отец. Хотя тот еще ничего не сказал. Билли знает, что это отец, по характерным звукам на заднем плане. Судя по частому, затрудненному дыханию, отец сейчас тренируется. Отрабатывает каратэшные приемы и разбивает деревянные доски голыми руками.
– Папа… это я, Билли.
– Билли, мой мальчик, как жизнь? Как вообще?
– Я… я хотел бы задать тебе пару вопросов, папа.
– Конечно-конечно. А в чем дело, сынок?
– Ну… я тут перечитывал дневник Кэролайн. И там, в самом конце, не хватает страницы.
– Разве мы с тобой не говорили, что тебе это вредно? Все эти воспоминания о прошлом, пустые домыслы…
– Да, но я… я не знаю… мне…
– Мое мнение ты знаешь. Нельзя жить только прошлым. Надо преодолеть свое прошлое и двигаться дальше. Кстати, я тоже хотел спросить: ты выполнял упражнения, которые я тебе посоветовал в прошлый раз?
– Нет, то есть я… я много думал… о Кэролайн. Перед тем как она умерла.
– Нет, Билли, не надо. Сколько можно зацикливаться на прошлом?! Ты прочел ту последнюю книгу, которую мы с мамой тебе прислали, «Скорбь – это нормально»?
– Нет, я уже не могу их читать, эти книги. Я просто хочу с тобой поговорить. Мне нужно знать, как все было на самом деле.
– Сейчас не самое подходящее время. Мы с твоей мамой… э-э… в общем…
В трубке слышится треск электричества. Билли сразу же представляется шипение горелок и бульканье химических реактивов. Это миссис Арго берет трубку на втором телефоне.
– Билли, это мама. Сейчас не самое удачное время, правда.
– Но я…
– Мы с твоим папой… в общем, у нас все плохо. Мы собираемся разводиться. Сам понимаешь, обстановка сейчас напряженная. Он целыми днями торчит во дворе и ломает доски.
– Ну… если бы меня пускалив дом, но ведь это не мой дом, да, милая? Всю жизнь я работал как проклятый…
– Пожалуйста, – перебивает Билли, – я вас очень прошу, послушайте меня. Мне нужно поговорить с вами обоими. О Кэролайн. Это важно.
– Билли, пойми. Сейчас с ней вообще бесполезно о чем-либо говорить. Твоя мама, она… она подумывает о том, чтобы оставить науку и посвятить себя исключительно живописи. И бросает меня ради посла из Заира.
– Но мне надо знать…
– Билли, ты уже взрослый мужчина, – говорит мама. – Быть взрослым, помимо прочего, означает, что ты умеешь справляться со страхом, что ты уже взрослый. Никто не знает, что будет с ним завтра. Но взрослые люди этого не боятся. Может быть, врачи ошиблись. Переоценили твои силы. Мы с папой были не очень уверены, что ты готов…
– Мама, папа.
– Нет, Билли. Не надо. Ты справишься, мальчик. Я в тебя верю. Расправь паруса и держи штурвал крепче. Вперед и только вперед!
– Но, папа…
– Ладно, сынок, ты звони.
– До свидания, Билли.
Билли кладет трубку на место и смотрит на дневник Кэролайн. Он рассеянно листает тетрадку и натыкается на страницу с фотографией из газетной вырезки. Это они, все вместе, втроем – Билли, Кэролайн и Фентон – такие юные и счастливые, так хорошо улыбаются…
Билли кладет палец на лицо Фентона на фотографии и легонько стучит по нему – медленно и печально. Потом поднимается из-за стола, убирает дневник в карман и идет к лифтам.
Семнадцать
В автобусе, по дороге с работы, мальчик-детектив открывает портфель и смотрит на дневник Кэролайн и ее набор для снятия отпечатков пальцев.
На крышке набора приклеена этикетка, на которой написано: «Собственность Билли Арго», – только «Билли» зачеркнуто, и сверху надписано «Кэролайн». Рядом с этикеткой – маленький отпечаток большого пальца Кэролайн. Билли смотрит на черный узор из тонких бороздок и вспоминает их нежную мягкость.
Мальчик-детектив стоит на крыльце, перед входом в маленький желтый домик, и звонит в дверь. Крыльцо скрипит у него под ногами. Дверь открывает необъятных размеров толстуха в желтом халате и синих пушистых тапочках. Она застывает с отвисшей челюстью и смотрит на Билли во все глаза. Ее губы дрожат.
– Это ты, Билли Арго? Правда, ты?!
– Здравствуйте, миссис Миллз.
– Он… он будет рад тебя видеть.
В данный момент – впрочем, как и в любое другое время – Фентон Миллз лежит в постели. Он явно страдает избыточным весом, причем в совершенно невообразимых масштабах. Его спальня похожа на комнату восьмилетнего мальчика: по стенам развешаны вымпелы и флаги футбольных команд, по полу разбросаны книжки комиксов. Одна стена сплошь покрыта газетными вырезками с репортажами о делах мальчика-детектива. Мама Фентона кричит из соседней комнаты, с волнением в голосе:
– Фентон, к тебе пришел Билли Арго!
Билли входит в комнату Фентона – медленно, словно с опаской. Смотрит на своего старого друга и улыбается нервной дрожащей улыбкой.
– Фентон, – говорит Билли. Фентон не отвечает, молчит. Он такой толстый, просто огромный, в белой с синем пижаме. В маленькой белой кроватке. Он ужасно смущается своей необъятной комплекции. Его взгляд нервно мечется из стороны в сторону, маленькие голубые глаза совершенно теряются на круглом, заплывшем жиром лице. Он боится смотреть в глаза своего старого друга.
– Билли, – говорит он наконец.
– Как я понимаю, это ты посылал мне шифровки.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты не посылал мне зашифрованные сообщения?
– Нет, не посылал.
– По поводу «абракадабры»?
Глаза Фентона блекнут, как будто подернувшись мутной пленкой. Он весь обмякает и тихо кивает.
– Мне надо было, чтобы ты ответил. И я не знал никакого другого способа, – говорит он. – Я пытался с тобой связаться. Я все время пытался… Почему ты ни разу не перезвонил мне, Билли? Я звонил тебе в больницу! Однажды я даже пришел туда, но мне сказали, что ты не хочешь меня видеть. Почему?
– Я… я вообще никого не хотел видеть. Вообще никого. Извини.
– Билли, ты хоть понимаешь, что со мной стало? Посмотри на меня, ради Бога. Посмотри на меня.
– Я… мне очень жаль.
– И на похоронах… Ты даже не стал со мной разговаривать. Я пытался с тобой поговорить, но ты не стал со мной разговаривать. А потом наорал на меня, что это я во всем виноват. Билли, ты обвинилменя. Я вообще офигел.
– Фентон, пожалуйста. Прости меня.
– А почему я должен тебя прощать? Ты хоть понимаешь, какой ты гад?! Из-за тебя я себя чувствовал последним дерьмом, потому что мне стало казаться, что я сделал что-то не то… или повел себя как-то не так. Ты сказал… ты сказал, что это я во всем виноват.
Билли морщится. Сердце бешено бьется в груди. Слова обвинения отдаются в ушах оглушительным звоном.
– Мне нужно было кого-нибудь обвинить. Я тогда был не в себе.
– Просто она не хотела взрослеть. Никто из нас не хотел взрослеть, Билли. Ну, может быть, кроме тебя.
– Посмотри, я тут принес… – Билли садится на краешек кровати, достает из кармана дневник и передает его Фентону. – Я подумал, что нам надо вместе его просмотреть.
Фентон смотрит на маленькую золотую тетрадку, а потом прижимает ее к груди. Его глаза загораются – они больше не мутные. Они живые.
– Это ее дневник, да? Спасибо, Билли. Я так по тебе скучал. Мне вас так не хватало, обоих.
Двое старых друзей берутся за руки, а потом обнимаются.
Билли закрывает глаза, чуть не плачет.
– И еще я принес… – он открывает портфель, достает набор для снятия отпечатков пальцев и вручает его Фентону. – Вот, это тебе. Я знаю, она бы хотела, чтобы он был у тебя.
– Это ее набор, Билли. Это был ее набор.
– Да. Она отобрала его у меня. Я уверен, она бы хотела, чтобы он был у тебя.
– Посмотри, – Фентон показывает на отпечаток пальца на крышке. Чернила по-прежнему влажно блестят, как будто они совсем свежие. – Это ее отпечаток. Я хорошо помню тот день, когда она его поставила.
– Я тоже помню. Я все помню, все. Как будто все было вчера.
– Я тоже, Билли. Я тоже.
Какое-то время они сидят молча.
– Знаешь, однажды я ее поцеловал, – говорит Фентон.
– Правда?
– Вернее, наверное, это она меня поцеловала. В первый год, когда мы перешли в старшую школу. Она сказала, что она уже старшеклассница, а у нее до сих пор не было первого поцелуя, вот и…
– Она мне не рассказывала.
– Она взяла с меня слово, что я никому не скажу. Это было одно из условий. Перед тем, как она меня поцеловала.
– Одно из условий?
– Их было два.
– А какое второе?
– Что я не буду пытаться поцеловать ее снова.
– И ты не пытался?
– Пытался. – Фентон поднимает глаза, полные слез. – Каждый день. – Он тяжко вздыхает. – Почему ты оставил меня одного?
Билли сидит, смотрит в пол.
– Почему, Билли?
– Наверное, мне трудно смотреть на тебя и не думать о ней.
– Мне тоже, Билли. Мне тоже трудно.
– Я знаю. – Билли сидит, смотрит в пол. В голове вихрем проносятся мысли. Вернее, одна мысль – безысходная и безнадежная. «О чем нам еще говорить?» Он отчаянно пытается придумать хоть что-нибудь, но у него ничего не выходит. Наконец он говорит: – Ну, рассказывай, Фентон, как жизнь. Чем ты сейчас занимаешься?
– Да ничем. Сижу дома, читаю комиксы. Так что жизнь у меня «никак». Я какое-то время работал. В копировальной конторе. Но как-то оно не сложилось. Потом обращался в бюро по трудоустройству. Заполнил анкету, встал в очередь на должность клерка, и мне даже звонили, предлагали работу. Но я отказался. Не хотел… не хотел никуда выходить. Не хотел, чтобы люди видели меня такого. Ну, ты понимаешь.
Билли кивает.
– Может, все-таки стоит хотя бы иногда выходить из дома. Тебе это будет полезно.
– Да, наверное. Не знаю. Там снаружи так страшно, Билли.
– А сидеть взаперти одному – не страшнее?
– Да, наверное. То есть, ты думаешь, мы могли бы… то есть я мог бы тебя навещать? Иногда?
– Я думаю, это будет полезно для нас обоих. Мне важно знать, что в мире еще остаются такие люди – такие, как ты.
– Да… э… спасибо. За все, – говорит Фентон, прижимая к груди набор для снятия отпечатков пальцев. – В смысле, спасибо, что заглянул ко мне в гости.
– Не за что, – Билли встает и идет к двери. И уже на пороге оглядывается и смотрит на золотистый дневник. – Фентон?
– Да?
– Мне надо знать, что случилось. Что произошло с Кэролайн перед тем, как… перед тем, как она умерла? Что ее так удручало?
Фентон печально кивает.
– Она пыталась самостоятельно раскрыть дело. Но, как я понимаю, у нее ничего не вышло. Она… мы… мы ведь не были такими умными, сообразительными и проницательными, как ты.
– Это неправда.
– Нет, правда. Но нас это не огорчало. Мы, в общем-то, и не стремились быть слишком умными. Мы были довольны и счастливы уже тем, что мы рядом с тобой, что мы – все вместе. А потом ты уехал – так было нужно, я все понимаю, ты не хотел нас бросать, – но она не смогла с этим смириться. Она не хотела смириться с тем, что все кончилось: детство кончилось. Понимаешь? Она хотела остаться ребенком. Если тебе так нужна причина, вот причина…
– Нет, не надо. Я знаю. Я просто подумал, что было что-то еще… я не знаю… какая-то тайна. Спасибо, Фентон. Спасибо за все. Что ты был рядом с ней. И вообще. Спасибо.
Билли опять обнимает Фентона, и тот улыбается. Его щеки горят.
– Наверное, у нее были какие-то тайны. Но я знаю только одну. Которую ты тоже знаешь.
– Какую?
– Про ваше секретное слово. Абракадабра. Про мертвую голубку. Как потом оказалось, это был наш последний разговор. И она рассказала мне эту историю. Как вы хоронили голубку у вас под крыльцом.
– Спасибо, Фентон. В ближайшее время увидимся.
Билли выходит из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
В автобусе, по дороге домой, мальчик-детектив сидит, опустив глаза, и хмуро рассматривает свои руки. Дома и деревья проносятся за окном как обрывки забытого давнего сна.








