Текст книги "Демоны Боддеккера"

Автор книги: Джо Клиффорд Фауст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Спеннер откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.

– Кажется, такое решение таит в себе определенные возможности…

– Нет! – взвыла Линда Утконос-Хилл. – Мы требуем немедленного правосудия! Требуем немедленного удовлетворения!

– Что ж, тогда, – заметил Левин, – боюсь, это условие столь же неприемлемо.,

– Не знаю, не знаю, – снова вмешался я. – По-моему, когда мы подсчитаем все убытки…

– Стойте! – взвизгнул Хотчкисс. – Я все равно могу все уладить! Да-да, могу!

Мы снова уставились на него.

– Технически, – произнес он, с трудом заставляя себя говорить спокойно, – в этом преступлении повинны не все Дьяволы. Делал-то это только один Тараканчик.

Спеннер резко обернулся вместе с креслом.

– Ты предлагаешь…

– Отдать его ФБПЖ, – закончил Хотчкисс.

– Ушам не верю! – воскликнул Финней. – Ты предлагаешь бросить Тараканчика на милость этих…

– Никакой милости не будет! – провыла Утконос-Хилл.

– Ну и пожалуйста, – сказал я.

– Вы что, совсем рехнулись? – спросил Левин. – Мы же только что наняли парня. Вы хоть представляете, сколько денег потребуется, чтобы провести новый поиск, а потом еще объяснить публике, что да почему произошло?

– Нам все еще звонят по поводу Джимми Джаза, – закивал Абернати. – Хотя по поводу Шнобеля уже гораздо меньше.

– Зато у нас останутся трое Дьяволов, – сказал Спеннер. – Думаю, стоит рассмотреть это предложение поподробнее.

Линда Утконос-Хилл вскочила на ноги.

– Нет!

– Ничего более удовлетворяющего вашим требованиям мы предложить не можем, – сообщил ей Левин.

– НЕТ! – повторила она. – Одного убийцы и осквернителя нам мало! Нам надо наказать всех, кто повинен в этом злодейском, кощунственном акте насилия! Нам нужен режиссер! Нужен автор!

– Ой, Линда… – Моллен дернула Утконос-Хилл за один из виниловых рукавов. – Автор – мистер Боддеккер…

– И что?

– Тот самый, который помог нам с нашими агитками во время осеннего сбора средств, – зашептала Моллен. – Который помог собрать вдвое больше, чем мы ожидали…

Утконос-Хилл критически оглядела меня огромными глазами.

– Тот самый, который спит с твоей соседкой?

Я заерзал на сиденье так, точно эта информация и без того не была известна всему Пембрук-Холлу.

– Он помогал задаром, – сказала Моллен. – А если мы убьем его…

– Ну ладно. – Утконос-Хилл снова шамански замахала руками. – Его мы снимем с крючка. Но остальные! – Она вновь впала в неистовство. – Остальные ощутят на себе гнев Гайи!

– Не думаю, – возразил Левин. – Уровень смертности среди Дьяволов и окружающего их персонала достаточно высок и без того, чтобы мы бросали их толпе линчевателей.

– Ради справедливости! – завопила Утконос-Хилл.

– Еще какие-нибудь требования есть? – спросил Левин.

– Пятое, – прочла Моллен. – Сумма в один миллиард долларов на основание школы…

– Дальше, – покачал головой Левин.

– Шестое. Официальное извинение, текст которого будет дан нам на утверждение и которое появится одновременно во всех средствах массовой информации в день по нашему выбору.

Левин кивнул.

– Что ж, это по-честному.

– Выполнимо, – поддакнул Финней.

– Мы поручим текст нашему лучшему писателю, – заверил Спеннер.

– Которым будет мистер Хотчкисс, – заявил я, для пущей наглядности показывая на него. – Он занимается всеми мелкими деталями, связанными с Дьяволами.

– И седьмое, – продолжила Моллен. – Агентство «Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис» дает самое торжественное и нерушимое обещание более никогда не делать ничего подобного.

Левин, Харрис, Спеннер и Финней переглянулись между собой и, повернувшись к Линде Утконос-Холл, хором произнесли:

– Обещаем.

Левин поднялся, подавая пример всем остальным.

– Ну что ж, – заметил он, – не так и плохо. Я счастлив, что мы сумели встретиться и обсудить этот вопрос, как взрослые люди. Отличный способ избежать многих и многих неприятностей, вам не кажется?

– Постойте! – воззвала Линда Утконос-Хилл. – Вы же не согласились на все наши требования!

– Ну разумеется, – вскинул брови Левин. – Но на некоторые все-таки согласились. Вот что так замечательно в компромиссах. Кто-нибудь из наших сейчас проводит вас к выходу.

Облаченная в винил предводительница ФБПЖ задрала голову и снова завыла:

– Этого мало!

– Эй, – возразил Спеннер, – мы свернули рекламу, мы собираемся извиниться и пообещали больше никогда так не делать. Что вы еще хотите?

– Денег! – вскричала она. – Нашу школу! Рекламную кампанию! Наказания гнусных преступников! Мы не можем уйти отсюда, не добившись всего этого!

– Прошу прощения, – вмешался в разговор Мак-Фили из бухгалтерии, – но до меня только что дошло, что из-за стола переговоров вы уходите, добившись выполнения ваших требований на сорок три процента. Весьма, весьма достойный результат.

– В самом деле? – завопил Фостер Доликофф. – А мы хотим выполнения всех пунктов!

– Судя по всему, вы просто не понимаете, как ведутся переговоры, – сказал Абернати. – Вы приходите к нам с требованиями. Мы выполняем те, что можем. Вы уходите, имея при себе больше, чем имели, приходя. Вот как ведутся дела в этом мире.

Левин отворил дверь и широким жестом намекнул троице борцов за права животных, что пора выметаться. Моллен пожала плечами, взяла свой слейт и вышла. Доликофф последовал ее примеру пару секунд спустя, также неопределенно пожав плечами.

– Вы получили свой шанс, – прошипела Утконос-Хилл. – Вы позорите мать-землю, что родила вас. И вы заплатите за это! Вы будете платить, платить и платить. А когда решите, что больше вам платить уже нечем, заплатите снова. Но мы не остановимся! Не остановимся, пока не польем наши розы вашей кровью!

Доликофф со смущенной ухмылкой снова зашмыгнул в комнату, схватил Утконос-Хилл за руку и поволок ее прочь. Левин тотчас же закрыл за ней дверь.

Хотчкисс надул щеки и выдохнул.

– А что, неплохо прошло, да? Я покачал головой.

– Если ты думаешь, что все закончилось, ты просто Дурак.

Левин выглянул в щелку.

– Они уже в лифте.

Он повернулся к нам, беззаботно насвистывая.

– Ну конечно же они снимут нас с крючка, – сказал Абернати. – Разве ты не слышал? Мы выполнили почти половину их требований! И это очень здорово, потому что эти типы из ФБПЖ бывают страшно упрямыми.

– А вам не кажется, что они могут заупрямиться из-за того, что получили только половину того, что требовали?

– Это как посмотреть, – заявил Абернати. – Стакан наполовину пуст или наполовину полон?

– Они добились важных вещей, – согласился Финней.

– Согласен, – кивнул Спеннер. – Они выиграли идеологическую битву.

– Что для нас не менее замечательно, – проговорил Абернати. – Это единственная область, на которой мы можем позволить себе проиграть.

– Не знаю, – с сомнением произнесла Харрис. – По-моему, Боддеккер прав. Следующие пару недель нам лучше следить за тем, что у нас за, спиной. Эти люди непредсказуемы.

– Вздор! – отрезал Левин. – Увидев в печати наши извинения, они возликуют. Для них это будет огромной победой и они выжмут из нее все.

Он довольно закудахтал. Я покачал головой.

– У меня сложилось четкое ощущение, что эти ребята стремятся к большему…

Дверь открылась и на пороге появилась бледная и усталая Хонникер из Расчетного отдела.

– Кто-нибудь удосуживался посмотреть в окно? – с величайшим отвращением в голосе осведомилась она.

Ближе всех к окну стоял Спеннер. Он поглядел на улицу.

– Фанаты вернулись.

Я подошел к нему. Он был совершенно прав. У парадного входа снова толпился народ.

– Кажется, Тараканчик им и правда пришелся по душе, – заметил, в свою очередь, Финней.

Хонникер закатила глаза.

– Это не фанаты. Это манифестанты. Они хотят наколоть на шесты головы и прочие части Дьяволов в отместку за собаку.

– Да не может быть! – возмутился Хотчкисс. – Гребаная шавка была…

– Знаем! – закричал я.

– Как мило со стороны этой Утконосихи привести с собой несколько сотен ближайших друзей, – проворчал Левин.

– Вот гнусная старая корова! – выругался Абернати. – Я-то думал, мы заключили сделку.

– Заметьте, я не твержу: «А что я говорил», – сказал я. Харрис кивнула.

– Надо придумать способ выкрутиться, и побыстрее. Идеи есть?

– Давайте отправим вниз съемочную группу, если сможем сейчас найти, – предложил я. – Если начнутся беспорядки, заснимем их и используем для пропаганды. Будем тушить огонь огнем.

– Гениально! – похвалил Левин.

– Вот прямо сейчас и займусь, – сказал я, направляясь к двери.

– Нет, – возразила Харрис. – Вы нужны нам здесь. Она подала знак Хонникер из Расчетного отдела, которая

кивнула и вышла.

– Нам понадобятся наши адвокаты, – произнес Абернати.

– Пожалуй, лучше мне позвонить им лично, – решил Левин и тоже вышел.

– Еще надо провести срочную рабочую встречу, – продолжал я. – Лучший способ придумать выход – мозговой штурм.

– И еще – усилить охрану здания, на случай, если они решат штурмовать, – добавила Харрис. – Спеннер, созывайте встречу. Финней, попробуйте подергать за нужные ниточки и побыстрее взять напрокат наряд полицейских. Оба кивнули и исчезли.

– Какая-нибудь из новостных программ, – сказал я. – Вызвать сюда съемочную группу на цеппелине. Нам со всей определенностью потребуется поддержка средств массовой информации.

– Чудесная идея! – горячо одобрил Мак-Фили. – Надо как можно сильнее подпортить им рейтинг.

– У меня есть свои связи в «Эй-Би-Си-Дисней», – сказала Харрис, направляясь к двери. – Постараюсь поскорее вернуться. Боддеккер, пока составьте хоть какой-нибудь общий план.

– Я справлюсь, – пообещал я. Харрис кивнула и вышла. Я повернулся к Мак-Фили, Абернати и Хотчкиссу: – Ну, ребята, вы знаете ФБПЖ лучше, чем кто-либо из нас. И что нам теперь делать?

– Мы добились определенного взаимопонимания, – заявил Абернати, нервно глядя вниз на толпу. – А они нарушили слово.

– Да они и не собирались его держать. – Мак-Фили уселся за стол. – Привели с собой толпу, чтобы при любом развитии событий устроить большое представление. Если выйдет по-ихнему, трубить во всю мочь о полной и безоговорочной победе над алчными торгашами. А если не выйдет, предать нас анафеме и устроить добрую старую манифестацию протеста.

– Как оно и произошло, – добавил Абернати. Хотчкисс принялся нервно вышагивать взад-вперед по комнате.

– Нельзя забывать одно важное обстоятельство. Речь идет о ФБПЖ. Их никто не любит.

– По результатам опроса, проведенного сегодня утром, их любят двадцать пять процентов опрошенных, – заметил Мак-Фили.

– Это потому, что им удалось найти, кого выставить в еще более худшем свете, чем они сами, – объяснил я. – И этими кем-то стали мы.

Хотчкисс запихнул руки в карманы.

– Знаете, если немного обождать, все это само собой взлетит на воздух.

– Именно так говорили и про ураган Зельда, – мрачно промолвил Мак-Фили.

– Мак-Фили прав, – согласился я. – Надо вести себя так, будто мы проводим кампанию для какого-то товара, которому крупно не везет.

– Головидения, – проронил Абернати, не отводя взгляда от окна.

– Хуже, – покачал головой я. – Так что нам делать? Хотчкисс?

– Ну ладно. – Он остановился. – Я знаю что делать! Я справлюсь!

– Тогда заткнись и делай, – отрезал Мак-Фили.

– Ха! – вскричал Хотчкисс, обличающе показывая на Мак-Фили. – Я кое-что придумал! Такое, что никому другому и в голову не пришло! – Он развернулся ко мне. – Даже нашему местному гению! Почему бы не спросить Дьяволов, что они собираются сделать во искупление этого отвратительного злодеяния?

Отражаясь от стекла, голос Абернати звучал как-то металлически.

– А что, если они захотят содрать с Боддеккера шкуру живьем за такой сценарий?

– Не, это мы законным протестом не сочтем, – возразил Хотчкисс. – Они были в восторге от сценария. Даже Грегу Замзе понравилось. Они так и жаждали его еще приукрасить. Слава небу, шавка попала им в руки уже мертвой.

– А с чего ты вообще решил, будто Дьяволы собираются выступить с какой-нибудь соответствующей демонстрацией покаяния? – поинтересовался Мак-Фили.

– Они и не собираются, – заверил я. – По крайней мере не как группа. Может быть, сам по себе Тараканчик еще и сподобился бы, если в нем осталось что-то человеческое. Но как группа – никогда.

– Хорошая была идея, – вздохнул Мак-Фили.

– Но Хотчкисс прав, – продолжил я.

– Я прав?

– На все сто. Должно хотя бы казаться, что Дьяволы добровольно выступили с извинениями – над этим и надо работать. Нужен сценарий.

– Они ни за что не согласятся, – предрек Мак-Фили.

– Как миленькие сделают все, что мы велим, – возразил я, – потому что мы – Пембрук-Холл.

– Ну ладно. Ладно. – Хотчкисс опять принялся вышагивать по комнате. – Дайте подумать.

В дверь громко и настойчиво застучали. Я открыл – и разинул рот от удивления.

– Весельчак? Что ты здесь делаешь?

Весельчак схватил меня за руку и потянул за собой в коридор. Его брови были насуплены от тревоги, а глаза налились слезами.

– Мистер Боддеккер, – плачущим голосом начал он. – Это так ужасно. Я должен был вас предупредить. Но с вами все хорошо. Все хорошо.

Я заглянул в конференц-зал. Хотчкисс все так же расхаживал взад-вперед, размахивая руками, и что-то громко говорил, как будто диктовал Абернати.

– Ничего не понимаю. Что стряслось?

– Я тут слышал звериную леди, ну ту, с острыми зубами. Она сказала, вам плохо придется, а я подумал, о небо, только не это, я не позволю, чтобы с вами что-нибудь случилось, ведь вы мой друг и покупаете все мои…

– Весельчак, со мной все в полном порядке. Просто они обозлились, потому что не вышло по-ихнему.

– Но они говорили о…

– Весельчак! – закричал я. – Все в порядке. Люди, когда злятся, частенько говорят невесть что, а потом ничего такого не…

– Эй!

Это был Хотчкисс. Я сделал шаг назад, чтобы заглянуть в дверь. Он размахивал черным портфелем.

– Похоже, мисс Уткозад забыла свою сумочку.

В горле у меня пересохло. Из портфеля донесся какой-то треск.

– Жалкие человекоцентристские наземноживущие! – раздался надтреснутый голос, в котором отдаленно узнавался голос Линды Утконос-Хилл. – До последнего вздоха наших животных тел мы будем бороться за то, чтобы не позволить вам жить с вашим непростительным грехом, состоящим в эксплуатации, порабощении, унижении и уничтожении невинных созданий Гайи!

В желудке у меня перевернулось. На миг я подумал – не эти ли слова слышал Пэнгборн в последний миг жизни перед тем, как…

– Бомба! – закричал Весельчак. – Она говорила о…

– Хотчкисс! – Я повернулся, чтобы броситься в комнату, но что-то не пускало меня, тянуло назад.

– Так умрите, зачумленные издержки эволюции, безмозглые пузыри протухшей протоплазмы!

Я отчаянно вырывался, но что-то обхватило меня поперек туловища, утягивая подальше от малого конференц-зала.

А потом все вдруг стало слепяще белым и на краткий миг абсолютной тишины я взлетел в воздух.

Глава 12
Конец света

От Мак-Фили осталась только нижняя половина туловища и ноги, защищенные массивным мраморным столом конференц-зала. Абернати вышвырнуло в окно и падение его могла бы смягчить толпа манифестантов, если бы их не разогнали обломки камней и осколки стекла, летящие с тридцать девятого этажа.

А Хотчкисс… Бедный Хотчкисс! Должно быть, ему повезло сильнее всех. От него не нашли ни клочка тела, по которому можно было бы опознать – если не считать нескольких случайных кусочков ДНК, размазанных по обугленным стенам комнаты.

Если вы слышали отчеты о взрыве в новостях, то, безусловно, помните, что жертв оказалось больше трех. Это потому что стену конференц-зала вышибло в коридор и там задавило двух работников секретариата и художника из группы Бродбент. Кроме того, нескольких человек из толпы манифестантов побило и порезало падающими обломками кирпича и осколками стекла – общим счетом вышло шесть убитых и одиннадцать раненых. Если в отчетах вам встречались большие цифры, значит, туда присчитывались еще и погибшие во время начавшихся после взрыва беспорядков, затеянных борцами за права животных. Но я уже не считаю их непосредственными жертвами теракта в Пембрук-Холле.

Я стал одним из раненых. Когда портфель Линды Утконос-Хилл взорвался, Весельчак швырнул меня на пол и закрыл своим телом, так что я отделался лишь порезами, синяками, ожогами да парой треснувших ребер. Весельчаку повезло меньше: его так нашпиговало осколками, что он напоминал дикобраза. Но он был крепок и благополучно перенес операцию. Через тридцать шесть часов его брат притащил ему запас того белого материала, что добывал из своих завалов, и Весельчак спокойно занялся производством динозавров самого что ни на есть свирепого вида.

Первого из них получил я. Я настоял на том, что если уж лежать в палате на двоих, то пусть моим соседом будет Весельчак. Он настолько проникся этим проявлением дружбы – в сущности, таким пустяком, учитывая, что он-то и спас мне жизнь, – что попытался отдать жестяного монстра даром. Но я все-таки всучил ему деньги.

Следующую неделю я провел, болтая с ним и глядя по мультипликационному каналу бесконечные выпуски «Бей-Жги-шоу». В день выписки я как раз проводил испытание очередного весельчаковского летающего птеродактиля, когда в палату с ноутбуками в руках ввалились Финней со Спеннером. Я отправил ящера на кровать Весельчака. Заверил его, что все отлично, и нажал на кнопку пульта, чтобы задвинуть между нашими кроватями шторы.

Финней со Спеннером стояли, глядя на присланные мне цветы.

– «Маулдин и Кресс», – сказал Спеннер, сверившись с табличкой на одном из цветочных горшков. – Пусть и не пытаются переманить тебя.

– Ну, вряд ли, – просипел я. Голос у меня никак не восстанавливался – я здорово надышался дымом. – Это от Рингволд.

– Рингволд. – Глаза у Финнея сверкнули. – Насколько я помню, весьма себе…

Он обрисовал руками в воздухе внушительные формы Рингволд. Я кивнул.

– Неплохо-неплохо, – продолжил Финней. – На твоем месте, Боддеккер, я бы не упускал шанса.

– А я и не упускаю, – сказал я и показал на цветок. – Это знак благодарности на долгую память.

Со стороны от занавески донеслась странная музыка, и Весельчак произнес плохим театральным шепотом:

– Мистер Боддеккер, выпроваживайте скорее этих типов. В этом выпуске Бей и Жги летят на Луну!

– Сейчас, – отозвался я и снова повернулся к гостям: – Что вас привело?

Финней придвинул к моей постели стул.

– Ой! Я не могу дышать, – произнес хриплый голос. Спеннер уселся в ногах кровати и водрузил ноутбук на

столик.

– Хе-хе, Бей, это потому, что мы в вакууме! Смотри, щаз взорвешься!

Оба моих посетителя открыли ноутбуки и деловито застучали по клавишам.

Резкий свист, как будто баллон загорелся, а потом смачный хлопок.

Финней со Спеннером переглянулись и кивнули.

Слащавая мелодия, на ее фоне демонический смех – и немилосердное хихиканье Весельчака.

– Ты вообще следил за новостями? – осведомился Спеннер. – Особенно промышленными?

Я покачал головой.

– Сразу же после беспорядков, – сообщил Финней, – в дело вмешалось правительство и устроило нам арбитраж с ФБПЖ.

– Президент Барр был особенно недоволен, – вставил Спеннер. – Он-то рассчитывал, что Дьяволы раздуют кампанию в поддержку отправки войск в Голландию.

– А какое отношение… – начал я, но договорить не сумел, закашлялся. Схватил кусочек колотого льда и показал на грудь.

– ФБПЖ все наращивают требования по возмещению морального ущерба, – сказал Финней. – Несравненно больше, чем требовали на той встрече.

– Правда, собака-то скорее всего была не их, – пробурчал Спеннер.

– На что и упирал арбитр, – согласился Финней. – Так что после многочасовых препирательств и хождений по кругу с этой жуткой мегерой в виниле мы таки выяснили, что им больше всего надо. Козла отпущения.

Я с трудом сглотнул.

– Вот мы и решили дать им его, раз уж так приспичило, – продолжал Спеннер. – В конце-то концов это ты создал и ролик, и самих Дьяволов.

Я злобно уставился на него.

– Еще три попадания – и твоя голова у меня в кармане, – вскричал Жги.

– М-м-м, – замычал в ответ Бей. Снова демонический хохот.

– Однако, – произнес Финней, – члены ФБПЖ твердо стояли на своем. Подавай им Дьяволов. Всех разом.

– Сказали, с остального персонала хватит и бомбы, – добавил Спеннер.

По ту сторону занавески Весельчак залился истерическим гоготом. Я поймал себя на том, что жалею – и почему я сейчас не сижу с ним, заставляя себя смеяться над злоключениями Бей и Жги.

– А зачем им нужны Дьяволы?

– Уличный самосуд. Они планируют старомодное линчевание в Центральном парке.

Я пожал плечами.

– А почему бы и нет?

– По множеству причин, – отозвался Спеннер. – Во-первых, мы не до конца уверены, что «Стать Дьяволом» бесповоротно загубил возможность Дьяволов продавать товар. И второе, мы вычислили, что, проделав этот пустячок с Дьяволами, они непременно почувствуют: им мало.

– Ну разумеется, – сказал Финней. – Мы все знаем – в таких делах всегда мало.

И он сам хихикнул над своей же попыткой пошутить.

– Но мы, в смысле Финней и я, указали ФБПЖ, что они не там себе козла ищут. В конце-то концов, ну расправятся они с Дьяволами, но кто знает, какие еще отвратительные и философски неприемлемые идеи родятся в твоем плодотворном и богатом мозгу в будущем? Они быстро поняли, к чему это мы. Фактически мы неплохо постарались, чтобы продать им эту идею, если с моей стороны уместно самому себя хвалить.

Я отвернулся от них и закрыл глаза.

– А ну как щаз оторву твои губы от этой лунной девахи! ЧПООООК! Гы-гы-гы!

– К несчастью, – голос у Финнея стал чуть-чуть пристыженным, – Левин нам и этого не позволил.

Я открыл глаза.

– По крайней мере, пока он сам не предложил другой план.

– Вон! – заскрежетал я, показывая на дверь. – Убирайтесь вон!

– Боддеккер, – проговорил Спеннер, – ты только пойми. Есть отличный выход из положения.

– В мире Левина всегда есть выход, – поддержал Финней.

Я сложил руки на груди и стиснул зубы.

– Видишь ли, Левин хочет, чтобы ФБПЖ подали на тебя в суд по обвинению в заговоре с преступным намерением совершить убийство животного и осквернение смертных останков животного.

– А-а-а, – проговорил я. – Поблагодарите Левина от моего имени.

Гы-гы-гы!

– Ты не понимаешь, – возразил Спеннер. – Левинская идея состоит в том, чтобы они растратили все свои ресурсы и обанкротились, а тебя бы тогда оправдали.

– И каковы же шансы, что меня оправдают, – спросил я, – в свете того, что «Стать Дьяволом» вышло в эфир в девяноста шести целых шести десятых англоговорящего мира?

Финней со Спеннером снова переглянулись и оба расплылись в широких ухмылках.

– План Левина.

– Помнишь, мы тебе говорили, что есть отличный выход из положения?

– Он придумал абсолютно гениальную идею.

– Выйдешь сухим из воды, стопроцентно.

– А после суда сразу вернешься в свой офис в Пембрук-Холле и начнешь с того, на чем закончил.

– Вы меня утешаете, – сказал я.

Они обменялись очередными просветленными взглядами.

– План Левина, – произнес Финней, – состоит в том, чтобы кто-нибудь из наших поверенных доказал, что во время написания «Стать Дьяволом» ты находился в невменяемом состоянии. Был умственно неполноценен.

– А разве вы тем самым не подставляете всех, кто принимал ролик – к примеру, представителей «Мира Нано»? И всех прочих, кто снимал, редактировал, распространял, покупал для него рекламное время?

– Не важно, – отмахнулся Спеннер. – Сейчас неприятности грозят не им.

Финней застучал клавишами. Жги опять завопил:

– Ну вот, Бей! Прям как новенький. И вопль Бея:

– Ты мне бугы набоотор криплеил! – Что должно было означать «ты мне губы наоборот приклеил».

– Мы устроили общий мозговой штурм по поводу возможных причин твоего временного помешательства. Остается только выбрать, что тебе больше всего подходит, и мы уже наняли дипломированного психометриста и практикующего консультанта, чтобы они тебя поднатаскали по части всяких там тиков, особенностей поведения и подходящих для суда ответов.

– Меня это не интересует, – ответил я.

– Можно, конечно, провернуть суд и так, чтобы тебе не пришлось проходить освидетельствования, – проговорил Спеннер, – но хотелось, чтобы ты все-таки выслушал некоторые возможности. – Он провел по экрану пальцем. – Вот, например, синдром перезагрузки Норвежской войны.

– Я слегка староват для этой войны.

– Тебя вполне могли призывать в резерве, как Робенштайна, – предположил Финней.

– Не думаю.

– А как насчет похмельного синдрома? Все знают, сколько мы в Пембрук-Холле пьем.

– Нет.

– Феномен отказа от приема психотропов, – выдвинул новую гипотезу Финней.

– Нет.

– Сдвиг восприятия Куриана?

– Я бы остановился именно на нем, – заметил Финней. Гы-гы-гы!

– Запоздалый кризис подростковой асоциальное™?

– Вы не понимаете одной простой вещи, – начал я на максимально доступной мне сейчас громкости.

– Знаю! – просиял Финней. – Он хочет чего-нибудь уникального. Такого, чтобы подчеркивало его творческое начало, а может, даже было бы названо в его честь.

– Гениально! – вскричал Спеннер. – Ты такая творческая личность, Боддеккер!

– Нет! – прохрипел я. – Не нужно мне персональное психическое заболевание, да и ваши тоже не нужны…

– А что же тогда? – озадаченно спросил Финней. Я набил рот ледяной стружкой и проглотил.

– Хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Этот сценарий, «Стать Дьяволом»… Когда я писал его, то был абсолютно в своем уме, как любой из вас.

– Моральная агнозия! – восхитился Спеннер. – Разве не видишь, он начинает уже сейчас разыгрывать симптомы! Это еще гениальнее…

– Да нет же! – Голос у меня срывался от напряжения. – Ну как вы, идиоты этакие, не вобьете себе в головы? Я прибил эту гребаную собаку нарочно!

Оба старших партнера дружно разинули рты. На миг воцарилась благословенная тишина. Первым опомнился Спеннер.

– Зачем, Боддеккер? Я проглотил еще льда.

– Потому что хотел навредить Дьяволам. Хотел, чтобы их посадили за решетку или линчевали в Центральном парке! На случай, если вы не заметили – они ужасны. Шайка закоренелых преступников – и стерев записи в досье, вы их не измените и совесть в них не пробудите. Да коли на то пошло, мы лишь сделали их еще хуже, дав им столько денег и возможностей.

Финней покачал головой.

– Ушам не верю.

– И я не верю, когда слушаю вас, – сказал я. – Разве смерть Ранча Ле Роя для вас совсем ничего не значит? Или Чарли Анджелеса? Или Сильвестр?

– Сильвестр покончил с собой, – возразил Спеннер.

– Только потому, что Дьяволы изнасиловали его… Ее. Кем бы он или она тогда ни был. Ответственность за эту смерть на Дьяволах. А как насчет Нормана Дрейна и Гарольда Болла, Билли Хинда и Роддика Искайна? А тот факт, что Дьяволы взяли вполне разумного молодого человека, вроде Грега Замзы, и убедили его прибить мертвую собаку к чьей-то двери? Позвольте мне сказать вам кое-что, джентльмены… Я не вижу особой разницы между тем, что мистер Замза сделал с той собакой, и тем, что Пембрук-Холл последние несколько месяцев делает с потребительской аудиторией всего мира. И за это нас скорее всего следует линчевать в Парке. У Финнея отвисла челюсть.

– Гарфильдовское навязчивое желание смерти, – только и выговорил он.

Спеннер печально покачал головой.

– Нет, – произнес он. – Боюсь, Боддеккер говорит серьезно.

– Абсолютно серьезно, иди оно все к чертовой матери, – подтвердил я.

Из-за занавески раздался сдавленный возглас:

– Мистер Боддеккер! Вы сказали нехорошее слово!

– Что ж, – сказал Финней. – Если ты видишь ситуацию именно так…

– И просто в шоке оттого, что вы видите ее иначе, – перебил я.

Спеннер покачал головой.

– Боддеккер, если ты намерен и дальше так себя вести, мы просто не можем допустить суда. Стоит тебе сказать судье то же, что ты сказал сейчас нам, – и дело примет действительно плохой оборот.

– И глазом не успеем моргнуть, – подхватил Финней, – как ФБПЖ привлечет к суду весь Пембрук-Холл по обвинению в преступном сговоре и жестоком обращении с животными. Тогда их уже ничем не унять.

– Значит, у нас нет выбора, кроме как сдать тебя, – развел руками Спеннер.

Я одарил его широкой, натянутой улыбкой.

– Спасибочки.

– Таким образом все эти чудовищные показания, которые ты намерен дать, легко спишут на злопыхательство уволенного работника.

– Синдром отложенной мести, – кивнул Финней.

– К несчастью, – признал Спеннер, – поскольку ты получил ранения, еще находясь на службе в Пембрук-Холле, по федеральным законам ты можешь получить рабочую компенсацию в размере восемнадцати месячных окладов.

– Оставьте ваши деньги себе и проваливайте, – сказал я.

Финней и Спеннер слаженно, как единый механизм, захлопнули ноутбуки, отодвинули кресла и удалились – под сопровождение очередной серии ударов, гудков и взрывов от телевизора Весельчака. Гы-гы-гы!

Я раздвинул занавески.

– Мистер Боддеккер! – окликнул меня Весельчак. – Ну как гости?

– Отлично, – ответил я, не в силах стереть улыбку с лица. – А теперь разверни-ка телик, чтобы мне было видно, получит ли Бей губы назад.

Я выписался из госпиталя в самый час пик. Никто не ждал меня у дверей, так что я решил прогуляться к подземке пешком, но примерно через квартал совсем выдохся и понял, что до ближайшей станции не доберусь. Я прислонился к столбу и голосовал, пока не поймал велорикшу.

По пути домой я открыл пластмассовый мешочек с личными вещами и вытащил оттуда часы. С момента взрыва у меня накопилось добрых две дюжины сообщений, по большей части – угрозы ФБПЖ. Кроме них – письмо от некоего издателя, интересующегося, не захочу ли я написать для их издательства «Дьявольские мемуары», да еще – от агента по недвижимости, с которой я прежде имел дело, Джен. Судя по всему, сейчас у нее был выставлен на продажу домик подешевле в Лейкхерсте («чуть-чуть подальше Принстона»), и она спрашивала, не пожелаю ли я взглянуть. Это письмо я стер, не отвечая. Самое то, что мне сейчас нужно – жить в месте, известном только тем, что там сгорело в дыму и пламени нечто прекрасное и величественное.

Еще одно сообщение оказалось от Фермана. Ему очень жаль, что я угодил в больницу, и «знаешь, я прощаю, что ты чуть не убил меня». Они с Тараканчиком здорово сдружились, и коли до того дойдет, новый Дьявол даже станет следующим вожаком. «А ведь ничего этого не было б, не заставь ты меня с ним встретиться, а потом и принять в Дьяволы», – добавил Ферман. Затем снова благодарил и просил позвонить, как только выйду – у них с Тараканчиком, мол, возникло несколько отличнейших идей касательно следующих роликов.

Я вздохнул, стер сообщение и печально покачал головой.

Последнее письмо, гневное и печальное, было от Дансигер, которая узнала, что меня уволили, примерно за час до моей выписки. Она на чем свет стоит кляла «стариков» и выражала надежду, что когда-нибудь мы еще сработаемся. Я не понял – имеет ли она в виду отношения в профессиональном плане или же в личном – в том, что я потерпел крах, когда она завела роман с Деппом. На сей раз Дансигер не называла меня «Тигром», так что оставалось только гадать.