Текст книги "Раскаленный добела (ЛП)"

Автор книги: Джилл Шелдон (Шелвис)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

О, чувак, я великолепна в своей лиге.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он приподнял бровь.

– Правда? – мужчина подошел ближе. Слишком близко. Гриффин находился в ее личном пространстве. – Я чувствую вызов, и докажу, как от звука возникает боль.

– Н-нет необходимости.

– Хочешь испытать меня? – очень тихо спросил он.

– Ну, я…

Мужчина прижался своими губами к ее губам, и у Линди из головы вылетели все слова и мысли. Он долго-долго целовал ее, прежде чем поднял голову. Теперь его губы были просто слишком близко от ее губ, но не касались их, и она смотрела на них, желая, чтобы Гриффин сделал это снова. Нужно, чтобы он сделал так снова.

Когда он этого не сделал, она схватила его за рубашку и притянула к себе, сделав все сама, открыв свой рот и захватив в плен его губы, и внезапно двойные стоны из-за закрытой двери были не единственными в гостинице.

Когда на этот раз они оторвались друг от друга, она отступила на шаг назад, глядя в затуманенные глаза Гриффина и издавая дрожащий смешок. Либо так, либо умолять, а она никогда не просила.

– Я все еще грязная, Ас.

– Если бы ты не испугалась, то присоединилась бы ко мне в ручье.

– Твоя комната последняя слева.

– Значит, спокойной ночи?

Под непринужденным подтруниванием скрывалось что-то слишком реальное, чтобы играть с ним, и она знала, что он тоже это знал.

– Да, – прошептала Линди, и то же чувство облегчения промелькнуло в его глазах.

Кивнув, мужчина повернулся и пошел по коридору в своих мятых выцветших джинсах и поношенной рубашке-поло. Его волосы все еще были немного влажными после ручья. Он выглядел так хорошо, уходя от нее, что Линди даже потянулась к нему, но, к счастью, ее руки были недостаточно длинными.

Позади нее все еще слышались вздохи и стоны.

В ее собственной постели не будет таких звуков.

Черт подери!

– Гриффин.

Мужчина замер

– Я солгала, – прошептала она в его широкие плечи. – Мне больно. От твоих поцелуев стало еще хуже.

Он глубоко вздохнул. Она поняла это, потому что его плечи слегка поникли, а потом Гриффин повернулся к ней лицом. Вернувшись назад своей свободной походкой, мужчина поднял руку, чтобы погладить ее подбородок.

– Линди. – Он закрыл глаза, потом открыл их и посмотрел на нее. – Когда мы просто играем, флиртуем… с этим я могу справиться. Я могу справиться с этим, потому что знаю, что, если бы я попытался взять тебя прямо сейчас, ты бы, вероятно, сбежала.

Нет. Нет, она не станет, и сразу же потянется к нему, к черту гордость. Она позволила бы ему делать с ней все, что он захочет, лишь бы унять боль, которую Гриффин вызвал между ее ног, и в сердце. Но, черт бы ее побрал, если бы она призналась в этом.

– Да. Я бы убежала.

– Это освобождает от необходимости знать. Отпускает, чтобы понять, что все это просто игра, временное отвлечение от того, почему я действительно здесь, потому что, если это не… – он коснулся ее руки, провел пальцами по плечу женщины, затем медленно покачал головой, и убрал руку. – Тогда я не могу этого сделать. Я… не могу.

– Почему же? – услышала Линди свой вопрос, а потом захотела спрятаться. Или сделать, как она обещала, и убежать. – Нет, беру свои слова обратно, я не хочу знать, почему…

Гриффин закрыл ей рот своими пальцами.

– Когда я хочу, Линди, я склонен хотеть долго. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Да. – Она побледнела, и чувствовала это. Долгий путь. Два плохих слова в ее книге.

Мужчина мрачно кивнул.

– Я вижу, что ты не из тех, кто ездит на дальние расстояния.

– Нет.

– Тогда делай, как ты сказала, Линди, и беги. Потому что я облажался, но не настолько, чтобы не рисковать своим сердцем, и мне очень нравится учить тебя, как рисковать своим.

Ее желудок опустился и задрожал одновременно, и, не имея никакого бойкого ответа или какого-либо возмездия за это, она сделала, Линди ушла, как и предложил Гриффин.

* * *

В конце концов, в тот вечер Линди все-таки выбралась к ручью, и лишь изредка ее сопровождал крик койота или уханье совы. Было тихо и темно, а вода казалась холодной, и это действовало.

Слова Гриффина эхом отдавались в ее голове… о том, что он хочет научить ее рисковать своим сердцем. Это было последнее, чего она хотела или в чем нуждалась.

Но, Боже, как же ей было одиноко.

Прошло много времени с тех пор, как она чувствовала себя так, возможно, со школьных дней, когда ее дедушка обычно был занят своей работой до поздней ночи, с сожалением оставляя ее одну слишком часто. Тогда ей не к кому было обратиться за помощью, даже к домашнему животному, которое требовало стабильной домашней жизни, чего у них никогда не было.

Она привыкла к этому, имея только саму себя, и редко даже задумывалась об этом.

Но сейчас Линди думала. Она плескалась в воде и думала о Гриффине. По его собственному признанию он облажался. Она не знала его прошлого, только то, что мужчина явно столкнулся с чем-то ужасным, трагическим. С потерей.

И все же, он был готов рискнуть всем снова и быть с ней сегодня вечером.

В своей жизни она тоже сталкивалась с потерями. И не хотела снова рисковать своим сердцем, каким бы хорошим учителем он ни был.

Ей не нравилось то, что Гриффин говорил о ней, но отрицать было невозможно. Он напугал ее. Пожарный был другим, и хотя это было привлекательно, но также требовало хорошего расстояния. Конечно, это должно было быть ментальное расстояние, но она была хороша в этом, действительно хороша

 Глава 9

Нина Фаррелл сидела на краю ручья и ждала, когда Линди закончит свою ночную ванну. Ей не показалось странным, что ее подруга разделась в ручье, она сама делала так несколько раз. Нет, что ей показалось странным, так это то, что Линди все еще была на ногах... она посмотрела на свои модные часы, те самые, по которым тосковала, пока Линди не подарила их ей на прошлое Рождество, такие элегантные и американские на запястье... время было за полночь.

Интересно.

Все знали, что Линди не выносила поздних ночей, что вместо этого она предпочитала вскакивать с постели ни свет ни заря, готовая, конечно, к работе.

Все дело было в работе с Линди, но, несмотря на жесткий характер, Нина все равно любила ее.

Даже если работа была проклятием существования Нины.

Конечно, она была любимой дочерью Тома Фаррелла, человека, которого все в городе уважали, несмотря на его белую кожу и ужасные навыки ловли нахлыстом. И, конечно, у нее была относительно легкая работа по сравнению со многими женщинами ее возраста в сельской Мексике. Она управляла кантиной, которую основала ее двоюродная бабушка Лупе. Ее устраивали часы работы, люди, с которыми она встречалась, ее устраивала зарплата.

Она просто ненавидела быть двадцатитрехлетней и чувствовать себя так, словно вся ее жизнь уже была высечена на камне. Она жила не в ногу со всем остальным миром, а это означало выйти замуж, родить слишком много детей и работать как собака, пока не потеряешь все зубы и не станешь обузой для тех самых детей, которым она отдала свою жизнь.

Нет, спасибо. Она не хотела такой жизни, а хотела своей собственной. И дело было не в том, что Нина не любила детей. Любила. Она просто хотела воспитывать их, и не обязательно своих. Она хотела сделать это в Штатах, в стране, где можно было делать все, что угодно. Нина хотела все, на что имела право ее полуамериканская кровь: язык, музыку, фильмы, все. Она так любила все это, что много лет назад потребовала, чтобы отец научил ее английскому языку, и гордилась своей беглой речью.

Если бы только Нина могла читать по-английски так же хорошо, как говорила, она была бы свободна.

Всем сердцем девушка хотела поступить в колледж в Штатах, но пять лет назад, когда она закончила среднюю школу, то взглянула в полные надежды, ожидающие глаза своего отца и узнала правду. Он не отпускал ее.

Обычно это бы ее не остановило, но у Нины не было никаких связей, кроме как здесь, в Сан-Пуэбла, и тогда ее юное, наивное восемнадцатилетнее сердце сделало выбор.

Неправильный.

С тех пор она жалела об этом, а Нина не очень хорошо жила с сожалениями. Она хотела поехать в Штаты и остаться там, и она останется. Когда-нибудь.

Ее собственные темные руки сверкали в лунном свете, словно насмехаясь. Нина была только наполовину американкой и даже не выглядела так, но ей было все равно. Боже, жить в городе, где было больше, чем горстка людей, которых она знала, всегда, с шансом изменить ситуацию, и не из-за того, чьей дочерью она была, или сколько напитков могла смешать за ночь.

Нина вовсе не стремилась забыть наследие своей матери. Ведь она планировала преподавать испанский язык. Там были дети, которым она могла помочь, девушка просто об этом знала.

– Линди, – тихо сказала она, когда ее подруга вышла из воды.

Линди даже не подпрыгнула от неожиданности, женщина была слишком жесткой для этого. Она просто потянулась за полотенцем, которое повесила на ветку, и обернула его вокруг своего гибкого тела. Отбросив назад свои короткие волосы, которые горели, как огонь, в скудном лунном свете, она вздохнула, глядя на Нину.

– Почему я не удивлена, увидев тебя так поздно? С кем ты сегодня встречалась?

– Эй, я не всегда выхожу. Я давно уже перебрала всех здешних парней. – Нина драматически вздохнула. – Я готова к новизне, Линди. Очень готова.

– Ты всегда был такой. – Обсыхая, Линди опустилась рядом с Ниной на край ручья.

Вокруг них дым забивал большую часть ночи. Жужжали насекомые. Вода хлестала по камням, и это был единственный звук. Нина хотела услышать автомобили, грузовики, самолеты. Гудки, крики... она хотела, чтобы шум большого города был ее колыбельной.

– Так в чем дело? – Линди расчесала волосы пальцами. – Ты ищешь меня среди ночи, ты что-то задумал.

– Сейчас только полночь.

– И это в середине ночи, – заметила Линди своим рассудительным голосом, заставив Нину рассмеяться.

– Ладно, да, я что-то задумала, – призналась она. Девушка глубоко вздохнула и посмотрела на подругу – ее путь к отступлению. – Я хочу вернуться в Штаты вместе с тобой. Я хочу переехать туда и…

– Что? Зачем?

– Чтобы поступить в колледж.

– Здесь дешевле.

– Я не хочу дешевле. Я хочу в американский.

Линди уставилась на нее.

– Ты не можешь просто взять и уехать из Мексики.

– А почему бы и нет? – Нина вскочила, чтобы выплеснуть часть своей энергии. Господи, неужели никто не видит? – Потому что мне нужно ухаживать за кантиной? Потому что у меня есть будущее, все распланированное и уже гниющее? Потому что мне не позволено иметь такие надежды и мечты, как у тебя, а потом следовать за ними до самой реальности? Я говорю на этом языке так же хорошо, как и все остальные. Я наполовину американка, больше чем наполовину, если считать двоюродную сестру моей двоюродной бабушки по материнской линии, которая вышла замуж за парня из Бейкерсфилда и…

– Нина. – Линди покачала головой. – Ты молода, и иногда…

– Не вешай мне лапшу на уши, что я слишком молода. Ты не намного старше меня. Вы просто чувствуете себя старше, потому что ваша жизнь принадлежит вам, и живете так, как хотите. – Нина запустила пальцы в свои длинные волосы и медленно, разочарованно повернулась. – О, Линди, неужели ты не понимаешь? Ты сделал то, что хотела и когда хотела. Видела мир, и никогда, ни разу, не позволяла никому и ничему удерживать тебя.

Линди долго смотрела на нее.

– Да, но у нас был очень разный опыт.

– Может быть, я просто хочу немного опыта.

– Нина... – с пренебрежительным звуком она подняла руку. – Вся твоя жизнь здесь.

– Но мое сердце – нет. – Опустившись на колени рядом с Линди, Нина взяла руки подруги в свои и прижала их к своему бьющемуся сердцу. – Я хочу этого, – прошептала она. – Я так этого хочу. Возьми меня с собой. Пожалуйста. Я найду работу, я буду содержать себя, я буду…

– А как же Том?

– Он привыкнет к этой мысли.

– Ты ему ничего не сказала.

– Нет.

– Нина, ты должна сказать ему.

– Пока нет. Он попытается остановить меня.

– Нина. – Линди прижала пальцы к глазам. – Я не могу… не могу так поступить с ним, не могу помочь тебе убежать, не сказав ни слова, ничего не сказав.

– Понятно. – Нина снова встала, чувствуя, как сжималась ее грудь, а глаза блестели от слез, которые она ни за что не прольет. – Я найду другой способ. Самостоятельно.

– Нина…

Но Нина была не в настроении выслушивать пустые банальности, она была в чудовищном настроении. И к счастью для нее, ночь только началась.

* * *

Линди проснулась от запаха свежих лепешек и звяканья ошейника Таллулы, и села прямо в постели.

Было еще темно. Ее часы показывали пять часов. Собака Розы толкнула дверь, которая никогда не запиралась, и теперь сидела на полу у ее кровати, ожидая награды за такое очаровательное поведение.

– Уходи. – Линди потянулась и застонала. Каждая мышца болела. Долгая ночь не помогла. Она слышала, как Гриффин вставал каждые несколько часов. В последний раз, около четырех утра, она тоже встала и обнаружила его шепчущимся с Томом у входной двери

У Тома была рация, он связывался с людьми и узнавал о состоянии пожара, а затем передал эту информацию пожарному.

Преданность и забота Гриффина сдавили ей грудь, и Линди не знала почему. Не хотела знать почему.

Все еще лежа на полу у своей кровати, сладко дыша, Таллула добавила тихое скуление, требуя внимания.

– О, хорошо. – Наклонившись, Линди протянула руку, чтобы погладить ее. С блаженным ворчанием Таллула легла на спину, обнажив свой жалкий безволосый розовый живот, до которого Линди теперь не могла дотянуться. И она не собиралась вставать с постели, чтобы погладить собаку.

Ей хотелось лечь на спину и прикрыть глаза одеялом. Обычно она просыпалась рано по утрам, но прошлая ночь была долгой, и Линди смотрела на тонкие, как бумага, стены, сквозь которые она также часами слушала, как та влюбленная пара занималась этим… и они были особенно любвеобильными.

Это точно не сняло ее внутреннего напряжения.

– Проклятие. – Линди села. На тумбочке лежала записка от Розы: «Завтрак».

То, что записка была на английском, а не на испанском, заставило Линди покачать головой. Роза хотела убедиться, что она ее получила.

Она так и сделала. Но на этот раз она думала не о еде, а о костре и предстоящем долгом дне.

Линди вылезла из постели, споткнулась о Таллулу и присела на корточки, чтобы погладить ее. Потом схватила полотенце и направилась по коридору в ванную.

В гостинице "Рио Виста" не было никакого смысла запирать ванную. Там было две туалетные кабинки и два душа, и не было такого понятия, как уединение.

Отбросив в сторону большую футболку, в которой она ложилась спать, Линди повесила полотенце прямо перед одной из двух душевых кабин, которые представляли собой не более чем длинную кафельную стену и две более короткие кафельные стены не выше ее ключицы, выступающие вперед, чтобы создать две разные кабинки. Пластиковая занавеска была натянута позади, создавая четвертую стену. Прыгнув в душ, она задернула занавеску, окунула голову под горячую струю и задумалась, что же Роза оставила ей поесть.

Что-то хорошее, в этом она не сомневалась. Что-нибудь с яйцами, перцем, фасолью и большим количеством жира.

У нее потекли слюнки.

Роза всегда ужасно баловала ее, когда она приезжала, они все так делали. Линди держала глаза закрытыми, пока мыла голову и думала. Что же такого было в том, чтобы быть здесь, с этими людьми, что так на нее подействовало? Почему они так важны, когда всю ее жизнь главное было -видеть все и везде и никогда не оставаться на одном месте?

– И почему здесь, – пробормотала она, ополаскивая волосы кондиционером. – Зачем я здесь пускаю корни?

– Корни... где они, растущие из твоих ног?

Ее глаза распахнулись от этого низкого, уже очень знакомого голоса. И действительно, среди поднимающегося пара ее душа, выглядя вполне довольным собой, стоял один отчаянный пожарный – Гриффин Мур.

В расслабленной позе, он прислонился спиной к двери и медленно улыбнулся.

– Может, мне стоит подойти поближе и взглянуть на эти корни?

Ее сердце забилось быстрее при одном звуке его голоса, но Линди удалось изобразить скуку.

– Конечно. Заходи и посмотри поближе. На самом деле, подглядывай сколько хочешь, Мистер все-говори-и-не-ходи.

Мужчина поднял бровь, изучая ее. На нем была еще одна пара брюк пожарного из Диких Земель и простая белая футболка с логотипом пожарного поверх левой ноги. И это был хороший вид. Либо он проспал больше, чем она, несмотря на то, что проверил пожар, либо ему удалось хорошо это скрыть.

Она подняла одну бровь прямо на него, а затем почти проглотила язык, когда мужчина оттолкнулся от косяка и направился к ней.

– Эй! – она подняла мыльную руку и направила ее на него. – Ты не должен принимать этот вызов.

– Если бы ты знала меня немного лучше, то поняла бы, что я беру на себя все вызовы.

– Самое время тебе открыться и сказать мне об этом. – Гриффин все еще шел к ней, на длинных ногах, с крепким, поджарым телом и решительным, напряженным выражением лица. Его глаза сверкнули, и внезапно она почувствовала, что не могла дышать. Какие именно намерения у него были, и почему-о-почему это заставляло ее тело гудеть?

 – Ладно, хватит! – Линди хотела поморщиться от того, как дрожал ее голос, как тяжело она дышала. – Остановись прямо здесь, Ас.

На полпути между дверью и душем, всего в двух футах от нее, он остановился.

Воздух, казалось, потрескивал вокруг них, как это было уже несколько раз. Гриффин улыбнулся, совсем чуть-чуть, с изрядной долей злобы, когда пар закружился вокруг его головы.

– В чем дело? – тихо спросил он.

– Я не ожидала, что у тебя хватит духу подойти поближе, чтобы посмотреть, – призналась она. – Только не после вчерашнего вечера у ручья.

– Сюрприз.

– Ненавижу сюрпризы. – Она знала, что он ничего не видел, по крайней мере пока, но с ее телом происходили странные вещи в ответ на его вторжение.

Она таяла. Соски были напряжены, бедра дрожали, живот сводило, и все такое. Видимо, это было слишком долго.

– Ладно, шоу окончено. Теперь ты можешь выйти.

– Забавная штука – мыться здесь. Никакого уединения. Возьмем, к примеру то, когда я принимал ванну. – Он произнес это совершенно разумным тоном, словно они обсуждали то, что едят на завтрак, а не ее обнаженное тело. – На самом деле, ты толкнула меня в ту воду, а потом не сводила с меня глаз.

Да, но у него было на что посмотреть. Именно это привело ее к холодному ручью совсем недавно, когда она нуждалась в прохладном воздухе и воде, чтобы успокоить непрошеную боль и тоску.

– На случай, если ты не заметил разницы между прошлой ночью и сегодняшним днем, – сказала она. – Я здесь с совершенно голой задницей.

– Если ты ожидаешь, что это сработает как средство устрашения... – Гриффин тихо усмехнулся, и звук который показался ей невероятно сексуальным. – Снова подумай.

Вода начала остывать – предупреждение, которое она слишком хорошо знала. У нее оставалось меньше минуты, чтобы ополоснуться и выйти, прежде чем вода остынет.

– Почему ты здесь? – в отчаянии спросила она.

– Чтобы почистить зубы. – Мужчина размахивал зубной щеткой и тюбиком зубной пасты. Со злой улыбкой на лице, он неторопливо подошел к раковине, которая стояла всего в футе от нее.

Она прижалась к кафельной стене душа и впилась в него взглядом.

– О, не волнуйся. Я не вижу ничего такого, чего бы ты не хотела, чтобы я видел, – сказал мужчина дружелюбно и, отвернувшись от нее, включил воду.

Ее вода стала чуть теплее, только сильнее, предупреждая женщину о том, что времени осталось мало.

– Я не проглатываю ничего из этого, – предупредила она его, когда он склонился над раковиной.

– Не волнуйся. – Его слова были немного искажены из-за зубной щетки во рту. – У меня железный желудок.– Гриффин сполоснул рот, поднял голову и встретился с ней взглядом в отражении запотевшего зеркала перед собой.

Вода остыла еще больше.

Линди прижалась к плитке и, не обращая на нее внимания, наблюдала за ним. Она понятия не имела, что такого сексуального было в том, как мужчина чистил зубы. Она считала, что хорошо разбиралась в людях. Такой дар достался женщине от ее деда, который утверждал, что мог определить силу души человека по выражению его глаз.

Линди не сомневалась в силе души Гриффина. Он был здесь. Не важно, по какой причине, но мужчина был здесь, добровольно отдавая свое время, свою жизнь, так далеко от дома. Вчера она видела больше его характера, когда он автоматически, инстинктивно брал верх на каждом шагу, желая обеспечить ее безопасность, а также безопасность всех остальных.

А потом была прошлая ночь. Гриффин мог бы пойти на это, покопаться в том, что она была готова дать, но он не сделал так, и это очаровало ее. Она тоже испугалась, но до конца не понимала почему.

Гриффин закончил полоскание и встретился с ней взглядом в зеркале.

– Что происходит в твоей голове? – спросил он.

– Я просто стою здесь и удивляюсь, как я вообще оказалась здесь в эти выходные.

Он выключил раковину.

– Хм-м-м.

– Ты же знаешь, я застряла. Все, что мне нужно было сделать, это бросить тебя. – Она пожала плечом. – Бросить тебя и уйти. Таковы были мои инструкции. А потом я смогла бы улететь обратно в Сан-Диего.

– И все же ты осталась.

– И все же я осталась, – согласилась Линди и скрестила руки на краю плитки, чтобы можно было опереться подбородком на руки, когда вода хлестала по ней.

Холодная вода. И ей было все равно.

– Я осталась, когда все пошло наперекосяк.

– Почему было противозаконно – помогать деревне, которую ты любишь?

Линди не знала. Она хотела, чтобы все было черно-белым, и в своем мире она делала все возможное, чтобы было так. Гриффин, как и Сан-Пуэбла, был не черным или белым, а ужасающей смесью, которую она не могла понять.

– Помощь не противозаконна, – сказала она. – Остаться здесь.

Мужчина отложил зубную щетку и повернулся к ней лицом, и хотя он мог бы попытаться взглянуть на нее, но продолжал смотреть на нее своими голубыми глазами.

– Это еще почему?

– Я армейское отродье. Мы никогда не останавливались настолько, чтобы осесть где-нибудь, не говоря уже о том, чтобы влюбиться в это место. Но здесь… – она пожала плечами. – Я немного успокоилась, и это страшно.

– Почему же?

– Потому что если тебе не все равно, ты можешь пострадать.

Его голос вдруг стал пугающе нежным.

– Тебя кто-то обидел, Линди?

– Нет, не специально. Но… люди, в конце концов, уходят.– Поскольку это было шокирующее признание, она отвернулась, чтобы посмотреть на воду. – И я понятия не имею, почему только что сказала тебе об этом.

– Потому что вода остыла, и ты замораживаешь свой мозг, но, конечно, ты слишком упряма, чтобы признать это. – Мужчина протянул руку, коснувшись ее плеча и спины, повернул ручку и выключил воду.

Внезапная тишина казалась оглушительной.

Когда Гриффин поднял руку, она вытянула шею, чтобы встретиться с ним взглядом. Линди чувствовала себя окруженной им, и все же он едва касался ее.

О, Боже, о, Боже. Стянув полотенце с кафельной стены, она обернула его вокруг себя, убедившись, что все тело было скрыто, которое чувствовало себя поразительно, потрясающе, полностью проснувшимся и готовым действовать.

Тогда и только тогда она отдернула занавеску и вышла из душа, стоя перед Гриффином, вода стекала по ее рукам и ногам с волос.

Его дерзкая, озорная улыбка давно исчезла.

Линди была совершенно уверена в том, что сама не смогла бы улыбнуться, чтобы спасти свою жизнь.

Его голос звучал хрипло.

– Линди…

– Мне нужно спросить, – прошептала она в душную комнату. – Что за демоны заставили тебя встретиться с этим огнем вчера, когда ты этого не хотел, и что заставит тебя встретиться с ним снова сегодня?

Какое-то время мужчина даже не дышал, потом медленно покачал головой.

– Все очень сложно. – Протянув руку, он провел пальцем по ее влажному подбородку. На этот раз его улыбка была душераздирающе печальной. – Чрезвычайно сложно.

 Глава 10

Когда рассвет загорелся красным и оранжевым в небе, освещая лес, скалы, завесу дыма, Нина вошла в парадную дверь маленького, но ухоженного дома, который она делила с отцом —как раз в тот момент, когда он уходил.

Том почесал затылок и внимательно посмотрел на свою драгоценную единственную дочь.

– Я получил твою записку. Что значит, ты хочешь поехать домой с Линди? Линди дома.

– Нет, это просто остановка для нее. – Они стояли в открытом, выложенном плиткой коридоре, который ее прапрадедушка выложил сам. Стены были оштукатурены еще два столетия назад и уставлены полками, которые пылились, как витрина. Она огляделась вокруг и издала звук отвращения. – В этих проклятых горах так много пыли, что она постоянно оседает в моих порах.

– В других городах есть пыль, Нина. И даже в Штатах.

– Да, наверное, это более чистая пыль. И это не дом Линди. Она очень любит нас, но Сан-Пуэбла – не ее дом.

– Она здесь, дома, – настаивал Том, потому что ему так хотелось. Он хотел, чтобы все здесь были так же счастливы, как и он. – Теперь она владелица соседнего дома, не так ли?

– Да, потому что иначе Роза перевернулась бы животом вверх. Но мы оба знаем, что настоящий дом Линди – это воздух. Ее дом там, где ей вздумается.– Нина вздохнула. – Ты хоть представляешь, как меня привлекает свобода?

Том почувствовал, как его желудок сжался.

– Ты не хочешь так жить. – Пожалуйста, не позволяй ей так жить.

– Папа, я уже говорила тебе, что не хочу здесь жить. Ты меня не слушаешь.

Боже, помоги ему, он проигнорировал это, думая, что она перерастет потребность уйти. Но никогда еще ее голос не звучал так решительно, никогда.

До мозга костей она была дочерью своей матери, с чистой силой воли, бегущей по ее сильным, гордым венам. Мария была его сердцем, его душой с того самого момента, как он ступил на эти суровые, изолированные холмы. На самом деле сначала это был бред, потому что он приехал на рыбалку и свалился от ужасного гриппа.

Мария заботилась о нем, нянчилась с ним, баловала его в течение нескольких дней, и к тому времени, когда он выздоровел, он сильно влюбился. Слава Богу, это было взаимно. Он с радостью остался, любя широкие, открытые пространства, ритм жизни, ощущение, что время остановилось. Они поженились, провели несколько блаженных лет в такой любви, что смотреть друг на друга было почти больно. А потом в один трагический миг она отдала ему его драгоценную дочь и потеряла собственную жизнь.

Даже сейчас воспоминание схватило его за горло и угрожало задушить. Он стоял в больнице, держа на руках новорожденную Нину, не в силах принять то, что сказал ему доктор. Он получил ребенка и потерял жену.

С годами он смирился с потерей, и хотя по-прежнему ужасно скучал по Марии, у него была Нина.

И теперь она тоже собиралась уйти от него.

– Не смотри на меня так, – прошептала она. – Ты заставляешь мое сердце болеть. Папа, ты моя семья, ты все для меня, но мне... мне нужно больше.

– Что? Что тебе нужно? Просто скажи мне.

– В том-то и дело! Я не знаю, пока не выберусь отсюда и не заработаю немного денег. – Она обхватила его лицо ладонями и расцеловала в обе щеки. – Ты пришел сюда по своей прихоти, когда была моложе, чем я сейчас. Твои родители не остановили тебя. Твои друзья не остановили тебя. А теперь позвольте мне сделать то же самое.

– Мои родители уже мерли. Там у тебя никого нет.

– Мне все равно. Здесь для тебя тоже никого не было.

– Твоя мать.

– Но ты не знал этого, когда впервые остановился здесь.

Он долго смотрел на нее, не зная, как достучаться до нее, как сделать ее счастливой.

– Ты не знаешь, ЧТО ТАКОЕ Штаты, querida, – сказал он в отчаянии. – Это слишком опасно для красивой молодой женщины, которая одна бродит по улицам.

– Я не собираюсь бродить по грязным улицам Лос-Анджелеса или Нью-Йорка. Я собираюсь жить в солнечном пляжном городке Сан-Диего, по крайней мере на первых порах.

– Нина.– Господи, как до нее достучаться? – Мне жаль, что ты несчастна. Я ненавижу себя за это, но это пройдет. Твой дом здесь, твоя работа здесь, и переезжать…

– Нет. Папа, пожалуйста, послушай меня. Я не пытаюсь оставить тебя или даже забыть о своей культуре. Я все равно буду любить тебя. Это просто то, что я должна сделать. Линди вернется в Сан-Диего либо Сегодня вечером, либо завтра, ты же знаешь. Я тоже хочу поехать. Я хочу быть больше американкой, и иметь печать в паспорте. Я хочу жить этим. Как и ты.

– Не говори глупостей. Теперь я мексиканец.

Она посмотрела на его белую кожу, светлые волосы, веснушки и рассмеялась.

– В душе, – сказал он. – Я мексиканец по духу, а это самое главное. Твоя мать была мексиканкой. Поэтому ты чистокровная мексиканка.

– Нет. Я наполовину американка. Я говорю на безупречном английском, ты сам об этом позаботился. Я хочу поступить там в колледж.

– Ты сказала, что не хочешь учиться в колледже. Я пытался послать тебя.

– Мехико меня не интересует. Я уже говорила тебе, что ты не хочешь слушать.

– Потому что мне здесь нравится, я чувствую себя рядом с твоей матерью. Я не могу уехать отсюда, как не могу забыть ее, и меня пугает, что ты можешь это сделать.

– Я просто хочу увидеть остальной мир.

Том слегка поник, глядя на высокую, красивую, упрямую дочь, которую любил всем сердцем.

– Ты так на нее похожа. Я хочу, чтобы ты была счастлива, как она.

– Ты хочешь, чтобы я была счастлива здесь. Но я не могу. – Она взяла его руки и поцеловала. – Я рада, что похожа на нее, папа. Она была прекрасна. – Нина потерлась щекой о его костяшки пальцев. – Но я не могу быть счастлива здесь, не так, как она. Пожалуйста, пойми.

– Нет.

Она посмотрела ему в глаза.

– Тогда мне жаль тебя.

– Ты никуда не поедешь.

– Я люблю тебя, папа.

Том смотрел, как она уходила от него и выходила из комнаты, и гадал, сколько еще он сможет останавливать ее, прежде чем отпустит. Отпустит своего единственного ребенка.

* * *

Гриффин сидел снаружи под все еще темным, опустошенным огнем небом после душа Линди, сосредоточившись на дыхании и только на дыхании. Если бы он этого не сделал, то, возможно, удивился бы тому, как реагировал на женщину после всего того времени, женщину, не похожую ни на одну из тех, кого он когда-либо встречал. Что в ней было такого, что заставляло его хотеть чувствовать снова? Может быть, он устал чувствовать себя разбитым и раненым. Может быть, в глубине души он хотел большего и был готов бороться за это.

Поскольку это была трудная мысль, он стал думать о другом, думая о предстоящем дне, о необходимости быть там, чтобы справиться с огнем.

Его желудок сжался. Снаряжение лежало у ног, он был готов идти. Во всяком случае, настолько, насколько был готов. Он полагал, что Линди не из тех, кто задерживается на прическе, макияже или других загадках, которыми женщины занимаются каждое утро. Она торопилась вернуться на холм и посмотреть, что происходит.