Текст книги "Я сделала ошибку"

Автор книги: Джейн Корри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

У меня мелькнула мысль, что с тех пор, как я выписалась из больницы, Джок просто предоставил меня самой себе. Именно я вставала к ребенку по ночам, несмотря на то что швы еще не зажили. И хотя моя мать время от времени помогала, она, казалось, получала определенное удовольствие, напоминая мне, что у нее тоже есть своя жизнь. Она не может просто «бросить все». В конце концов, это ведь я «решила завести ребенка».

– Очень сочувствую, – вздохнула я.

Глаза Гэри увлажнились, и он жестом указал на кухню, где мы могли поговорить наедине.

– Она как будто превратилась в кого-то другого. Я надеялся, что будет лучше, когда мы вернемся домой. Увы. Акушерка говорит, что это должно пройти, но я все равно боюсь. – Он еще больше понизил голос, так что я едва могла его расслышать: – С ее матерью было то же самое после рождения Джейн. Депрессия – их семейная черта.

– Никогда бы не подумала, – тихо сказала я.

– Ну, это накатывает приступами. Бо́льшую часть времени с ней все было в порядке. И даже когда бывала немного подавлена, она всегда умела притворяться веселой, особенно если могла помогать другим.

Мы оглянулись на Джейн, неподвижно сидевшую у дверей, и меня внезапно охватила нежность и жалость к подруге. Что ж, теперь настал мой черед ее поддержать. Кесарево кесаревым, но я помогу Джейн. Я перед ней в долгу.

В этот момент Вайолет заплакала, и я поспешно вернулась в гостиную вслед за Гэри. Джейн сидела в прежней позе, глядя в сад невидящим взором. Элис, игравшая с головоломкой, теперь стояла над колыбелькой.

– Ее нужно покормить, – бодро произнес Гэри. – Ты хочешь сама это сделать, Джейн?

Она не ответила.

Гэри посмотрел на меня с выражением «Вот видишь?»

– Нам приходится кормить Вайолет из бутылочки, потому что Джейн не желает… по-другому.

Он выглядел смущенным, и я поняла, что он постеснялся произнести слово «грудь».

– Давай я покормлю, – предложила я. Стюарт крепко спал в своей коляске в холле.

– Покормишь? – Лицо Гэри просветлело. – Тогда я смогу провести время с Элис. Бедняжка совсем не понимает, что происходит.

– Конечно. – По правде говоря, мне не терпелось взять маленькую Вайолет на руки. (Теперь мне разрешили поднимать ребенка.)

Как же приятно было прижаться щекой к ее щеке. Когда я кормила ее из бутылочки у себя на коленях, то представляла, что она моя. Что у меня родилась девочка. Сестренка Стюарта.

После этого я стала приходить к ним каждый день. Все всегда оставалось так же. Джейн сидела в своем кресле с видом на сад или слушала многосерийную радиопостановку «Арчеры» или что-то еще на навороченном серебристом транзисторе «Робертс», который купил ей Гэри. Всякий раз, когда я пыталась заговорить с ней, она продолжала молча смотреть в пустоту, словно пребывала в собственном мире.

Я кормила Вайолет или пела ей колыбельные, чтобы успокоить ее, пока Гэри водил Элис гулять в парк. Иногда мы с ним менялись обязанностями. Слава богу, теперь я почти восстановилась после кесарева и могла помогать больше.

– Не знаю, что бы я без тебя делал, – часто повторял Гэри.

Честно говоря, мне это очень нравилось. Это давало мне причину сбежать из квартиры, казавшейся еще меньше теперь, когда там сушились развешенные подгузники Стюарта (одноразовые были слишком дорогими), а его манеж и стульчик для кормления занимали оставшееся место. А еще было приятно, что тебя ценят. То, чего я не получала дома.

К сожалению, наш «медовый месяц» после рождения Стюарта продлился недолго, и Джок вернулся в свое прежнее состояние. Он упрекал меня за запах подгузников, замоченных в тазах. Отчитывал меня, если ужин задерживался, хотя я пыталась объяснить, что была занята нашим ребенком. Особенно Джок разозлился однажды утром, когда не нашел отглаженной рубашки, которую мог бы надеть на работу.

– Моя мать справлялась с нами семерыми, – заявил он. – А ты, похоже, не способна сладить и с одним.

Естественно, я не могла сказать Джоку, что провожу все свои дни в доме Джейн. Иначе он пришел бы в ярость из-за того, что я ослушалась его приказа больше не видеться с ней. А еще обвинил бы меня в пренебрежении моими собственными домашними обязанностями. Швы уже зажили, и мое тело стало слушаться меня, как прежде. Так что я обычно делала уборку перед тем, как идти к Джейн, а вечером мчалась обратно, чтобы точно быть дома к тому времени, когда муж возвращался с фабрики.

Гэри все это давалось с трудом. Хотя были школьные летние каникулы, ему все равно приходилось иногда ходить на учительские собрания и готовить учебный материал к следующему полугодию.

– Я с радостью посижу с девочками, пока тебя нет дома, – заверила я его.

К тому времени Джейн уже принимала антидепрессанты. От них ее клонило в сон. Однажды, когда я находилась у них, она внезапно очнулась и протянула руки к Вайолет. Но бедняжка закричала так, словно ее собственная мать была ей совершенно чужой. В каком-то смысле так оно и было. Джейн молча вернула ее мне и закрыла глаза.

Мне показалось, что я должна рассказать про это Гэри, когда он вернулся в тот вечер. Выслушав меня, он покачал головой.

– Как я уже говорил, Джейн была такой и после рождения Элис – вот почему она потеряла своих подруг. Они не понимали, что с ней происходит. Но вскоре Джейн немного приободрилась, и хотя уже никогда не была такой, как раньше, я подумал, что все становится лучше. Что это лишь вопрос времени. – Гэри вздохнул. – Но сейчас ей хуже, чем когда-либо. Я не могу бросить работу, чтобы присматривать за ней целый день.

Неожиданно он заплакал. Машинально, не задумываясь, я обняла его. На мгновение он напрягся, словно не зная, как реагировать. Но потом расслабился.

– Все будет хорошо, – сказала я, отступая на шаг.

– Надеюсь, – тихо произнес он. – Я так скучаю по ней настоящей.

И я тоже скучала.

В ту ночь, когда Стюарт, как всегда, проснулся на рассвете, Джок возмутился:

– Ты не можешь заставить этого ребенка замолчать? – взревел он. – Как, по-твоему, мне целый день работать, не выспавшись?

– Ты мог бы поспать на диване в гостиной, – предложила я.

– У меня есть идея получше. Можешь сама убираться на диван. Более того, – добавил муж с прорвавшимся шотландским акцентом, как порой бывало, когда он злился, – ты, черт побери, можешь взять с собой и ребенка!

Я хотела возразить, но по опыту знала, что толку из этого не выйдет.

По крайней мере, я могла убегать в дом Джейн, чтобы отдохнуть от всего этого. Когда я шла туда на следующий день из нашей ужасной квартиры, подталкивая коляску со Стюартом вверх по холму, то невольно жалела, что не встретила такого мужчину, как Гэри. Тогда я не вышла бы замуж за Джока. Насколько же по-другому могла бы сложиться моя жизнь!

Одна из подруг моей матери недавно потеряла мужа из-за его преждевременной смерти от пьянства и теперь выглядела гораздо счастливее. «У нее новая жизнь», – мрачно сказала мама.

Как ни ужасно это признавать, но иногда я размышляла – может, я тоже стала бы счастливее, если бы что-нибудь случилось с Джоком…

Центральный уголовный суд, Лондон

– Поппи Пейдж, я хочу, чтобы вы вспомнили то время, когда являлись молодой студенткой театральной школы и состояли в отношениях с Мэтью Гордоном. Это правда, что он бросил вас ради другой студентки, известной тогда как Сандра Райт?

Женщина на трибуне заметно напрягается:

– Да.

– И правда ли также, что в то время вы были глубоко этим расстроены?

– Мне был всего двадцать один год, – запинаясь, произносит Поппи. – Мэтью был моей первой любовью. Так что да. Я была расстроена.

Каждый присяжный, кажется, сейчас внимательно следит за происходящим. Нет ничего, что суду нравилось бы больше, чем налет романтики. Это помогает высветлить наиболее темные аспекты. Или делает их еще более мрачными.

Обвинительница сверяется с каким-то документом. Судя по ее виду, в нем содержатся факты, имеющие жизненно важное значение. Это, конечно, может быть просто уловкой. Наверное, это такой юридический трюк – многозначительно размахивать листом бумаги (оппоненты ведь не знают, что там нет ничего серьезного). Допрашиваемый теряет самообладание, и это повышает вероятность того, что он скажет правду.

– До того как он разорвал с вами отношения, вас отобрали на престижную главную роль в студенческой постановке третьего курса вместе с Мэтью Гордоном, не так ли?

– Да, – тихо произносит Поппи Пейдж. Заметно, как присяжные недоумевают, какое это имеет отношение к делу. Прокурорская поверенная, судя по выражению ее лица и тону голоса, почти наслаждается всеобщим ожиданием.

– Верно ли то, что Сандра Райт, ваша дублерша, заменила вас в спектакле?

Поппи кивает.

– Пожалуйста, отвечайте вслух, миссис Пейдж.

– Да.

Это короткое слово будто вытаскивают из нее клещами.

– Может быть, вы объясните суду, почему это произошло?

Поппи Пейдж вцепляется в передний край трибуны.

– Накануне мне предстояла небольшая операция в больнице, и я там осталась, потому что возникли осложнения, – произносит она.

– Что за «небольшая операция»?

И тут что-то происходит. Несмотря на напряжение в зале, по лицам видно, что подобного никто не ожидал. Поппи Пейдж начинает плакать. Не просто роняет пару слезинок. А плачет так, словно выворачивается наизнанку. Несколько присяжных подаются вперед в своих креслах. Некоторые – с симпатией. Другие – с неприкрытым любопытством.

– Я делала аборт, – всхлипывает она.

Из публичной галереи раздается аханье. Молодая девушка встает и выбегает из зала, за ней следом – женщина постарше.

– От кого вы были беременны?

– От Мэтью, конечно! – Слезы все еще льются, но теперь ее глаза сверкают, а слова извергаются бешеным потоком. – Я не хотела забеременеть. Это произошло случайно. Я хотела оставить ребенка, но Мэтью сказал, что сейчас «неподходящее время». Я помню его точные слова.

Один из присяжных, молодой человек с болезненным выражением лица, резко втягивает воздух. Может, в его жизни была схожая ситуация? Его девушка решила избавиться от их ребенка? Вот в этом и суть суда присяжных. Как правило, в жюри находится по крайней мере один человек, который примеряет обстоятельства дела на себя по личным причинам. Это может оказаться полезным для защиты. Или фатальным.

Теперь слова Поппи Пейдж отчетливо звучат, словно она стоит на театральной сцене и стремится донести их до самого дальнего ряда зрителей.

– «Мы слишком молоды, чтобы иметь ребенка на данном этапе нашей жизни», – сказал он мне. – Она достает из рукава платочек и вытирает глаза. – «Нам нужно думать о своей карьере. Что, если тебе дадут крупную роль, Попс, – а я уверен, что так и будет? Как быть актрисой, имея маленького ребенка? Мы всегда можем подумать о создании семьи позднее, когда крепче встанем на ноги».

– «Попс», – тихо повторяет поверенная. – Он дал вам это прозвище?

– Да. – Поппи обхватывает голову руками.

– Но совместную семью вы впоследствии так и не создали?

– Нет.

– Вы можете объяснить нам почему?

Она поднимает голову. По ее лицу еще текут слезы, но она больше не плачет. На ее лице – ненависть.

– Потому что потом он бросил меня ради Сандры.

– У него в то время уже был с ней роман?

– Он сказал, что нет.

– Вы ему поверили?

– Да. Нет. Я не знаю.

– Но ведь есть еще кое-что, не так ли? Верно ли, что, когда Сандра вас заменила, ее заметил продюсер, искатель молодых талантов, который присутствовал в зале? Благодаря этому она заполучила агента и свою первую роль?

– Да. Но на самом деле Сандра так и не добилась успеха.

– Даже если так, ей представился шанс, который мог бы быть у вас. Наверное, это было несправедливо по отношению к вам, миссис Пейдж. Вы избавились от ребенка ради своей карьеры и из-за чувств к Мэтью Гордону. Но в итоге вы потеряли все.

На мгновение Поппи Пейдж задерживает взгляд на обвинительнице.

– Да, – натянуто отвечает она. – Вы правы. Потеряла.

– Вдобавок ко всему Мэтью женился на Сандре.

– Да.

– Вы, вероятно, были очень расстроены.

– Естественно. Но потом я встретила своего мужа, и у нас появились наши милые девочки. – Она смотрит на галерею. – Я оставила все это в прошлом.

– Неужели, миссис Пейдж? Разве не правда, что, когда вы столкнулись с Мэтью Гордоном на рождественской вечеринке «Ассоциации поддержки актеров и агентов», все ваше былое «расстройство» вернулось?

– Не совсем. – Теперь она успокоилась. Или, по крайней мере, с виду. Вероятно, поняла, что ее предыдущий гнев смотрится не очень хорошо. – Встреча оживила старые воспоминания, но я скорее была опечалена, чем разозлена.

– «Разозлена»? – Обвинительница цепляется за это слово. – Это несколько отличается от прежнего выражения «расстроена». Правда ли также, что вы переспали в отеле Уортинга с Мэтью Гордоном вскоре после встречи с ним на вечеринке? На двуспальной кровати в двухместном номере, который сами забронировали, а он оплатил?

Молчание.

– Пожалуйста, ответьте на вопрос.

Поппи Пейдж по-прежнему молчит.

Голос прокурорской поверенной полон сарказма:

– Может, вы хотите, чтобы я его повторила?

Поппи Пейдж качает головой. Является ли это ответом или упреком самой себе, не ясно.

– Я забронировала номер, потому что мне нужно было где-то остановиться после встречи с отцом, – объясняет она. – Оставалось только ограниченное количество номеров, поэтому мне пришлось взять двухместный.

– Но вы переспали там с Мэтью Гордоном? – нетерпеливо спрашивает поверенная.

– Да! – Голос Поппи звучит почти как стон. – Но сразу же после этого я поняла, что это была ошибка.

Обвинительница ухватывается за это с удовольствием.

– Вы с ним переспали, – повторяет она, словно для того, чтобы донести этот факт до любого в зале, кто мог его упустить. – Но он ведь не оставил вас в покое, правда? Постоянно приставал к вам и просил о новой встрече.

– Совершенно верно. Он сказал, что мы созданы друг для друга.

– Что вы при этом почувствовали?

Поппи снова бросает взгляд на галерею.

– Я испугалась, что он расскажет моему мужу.

Теперь голос обвинительницы гремит:

– А я полагаю, Поппи Пейдж, что вы были не просто «расстроены», как заявили ранее. Вы по-настоящему разозлились. Можно сказать, пришли в ярость. Рядом с вами находился человек, который вас предал. Он убедил вас избавиться от ребенка. Медицинские осложнения означали, что вы упустили важную возможность карьерного роста, которая выпала другой студентке. Он бессердечно, как сказали бы многие, бросил вас ради той самой студентки, на ком впоследствии женился. А потом он вернулся, много лет спустя, угрожая разрушить жизнь, какую вы для себя построили.

В зале такая тишина, что можно услышать, как на пол упала булавка.

– Поэтому прошу сказать суду правду. Вы были настолько разъярены и озлоблены, что хотели смерти Мэтью Гордона?

– Нет, – всхлипывает Поппи.

Но по лицам присяжных видно, что ей никто не верит.

Глава 15
Поппи

На случай, если оно мне вдруг когда-нибудь пригодится, я скрыла в телефоне наше постельное фото, используя специальное приложение для конфиденциального хранения данных, о котором читала в одной из воскресных новостных рассылок. Но у меня нет оснований надеяться, что Мэтью будет таким же осторожным. А если Сандра это увидит? Она имеет полное право заявиться ко мне домой и устроить скандал. Она может подать на развод, указав на меня как на любовницу мужа.

Я бы на ее месте так и поступила.

Что же, спрашиваю я себя, толкнуло меня в постель к мужчине, причинившему мне сильную боль много лет назад? Тоска по несбывшемуся? Утоление желания, которое никогда не исчезало? Разочарование в моем браке? Или – и я едва могу заставить себя это признать – стремление доказать Мэтью Гордону, что он совершил крупную ошибку, порвав со мной все эти годы назад? Как-то наказать его?

Какова бы ни была причина, все это возвращается, терзая меня.

Мэтью Гордон наконец-то сделал то, о чем я мечтала, когда мы были студентами. Он в меня влюбился.

И теперь не отстанет.

Сегодня я работаю дома без каких-либо внешних встреч. Однако не могу ни на чем сосредоточиться. Вздрагиваю всякий раз, когда звонит телефон или приходит сообщение – а вдруг это он?

Его слова преследуют меня со вчерашнего вечера. «Я позвоню завтра. Сладких снов».

Я постоянно прокручиваю в голове все моменты моих новых отношений с Мэтью. Мы даже не вспоминали об аборте, что заставляет меня задуматься – помнит ли Мэтью о нем вообще. Стыдно признаться, но в то время мне это не казалось таким уж большим делом. Я знала по крайней мере пятерых девушек, которые делали аборт, включая одну из моих соседок по квартире. Это совсем не то, говорила я себе тогда, как если бы я избавилась от сформировавшегося ребенка. Это был «просто зародыш».

Но годы спустя, когда забеременела Мелиссой и впервые почувствовала толчки в животе, я начала сомневаться. Когда она родилась и я держала ее на руках, то плакала и от радости, и от горя за ребенка, которого предпочла не иметь и который теперь был бы уже самостоятельным. Наверное, мне следовало рассказать об этом Стюарту в самом начале, когда мы встретились. Но я отчего-то застеснялась, несмотря на все мои самооправдания, а теперь, кажется, уже слишком поздно.

Если бы у меня была мать, с кем я могла бы посоветоваться, то стало бы легче. Но в моем случае этот вариант отпадает.

Мысль о матери напоминает мне и об отце. Папа! Мне нужно поговорить с доктором конфиденциально. Эта «ошибка» с бензином – еще один пример того, что память подводит отца. А если он оставит газ включенным? Или забудет ключ во входной двери? За последние пару лет на его улице произошло три кражи со взломом.

Доктора нет на месте, поэтому я разговариваю с той же женщиной, администратором клиники, с кем общалась раньше.

– Сами понимаете, мы не можем разглашать информацию из медкарты вашего отца по соображениям врачебной тайны. Но могу вам сказать, что это становится все более распространенным явлением – как потеря памяти, так и родители, не желающие, чтобы их дети «вмешивались». Если хотите, я попрошу доктора нанести ему визит в порядке планового обхода.

– Но когда вы делали так в прошлый раз, отец отказался от каких бы то ни было осмотров.

– Тогда, боюсь, мы больше ничего не сможем предпринять.

Я звоню папе, но он не отвечает. Наверное, пошел выносить мусор или сидит в саду. Он любит смотреть, как кормятся птицы. Я отправляю несколько электронных писем, в основном информируя клиентов о съемках и напоминая производственным компаниям об оплате (своевременные платежи всегда являются проблемой, если вы самозанятый), а затем снова пытаюсь дозвониться до отца.

Ответа по-прежнему нет. Может, он в социальном клубе. Иногда отец ходит туда обедать. Я снова проверяю сообщения. От Мэтью ничего. Вероятно, он поразмыслил и одумался. Какое это было бы облегчение! Уж я-то определенно усвоила этот урок. Больше такого не повторится. И пора полностью завязывать с алкоголем. Это большой шаг, но оно того стоит, хотя бы для того, чтобы сохранить ясность в голове на будущее.

Конечно, я никогда больше не позволю себе оказаться в подобном положении.

Я делаю небольшой перерыв на обед. Иногда я обедаю вместе с Бетти, съедая приготовленные ею тарелку супа или салат, но ее сегодня нет дома. Дверь в спальню свекрови закрыта, и ее уличной обуви нет. Скорее всего она на одном из своих занятий по медитации или изготовлению украшений. Стюарт говорит, что все эти увлечения начались после его поступления в университет, но Бетти еще больше погрузилась в них после смерти Джока. Я считаю, это хорошо, что она постоянно занята, вместо того чтобы горевать. А еще мне приятно думать, что, как бы Бетти ни помогала нам, мы тоже помогаем ей, вовлекая ее в нашу безумно суматошную, но полную любви семейную жизнь.

Не очень-то ты вспоминала об этом в отеле Уортинга, говорит мне тихий голос совести, пока я разогреваю ломтик пирога с сыром и брокколи, который Бетти приготовила ранее, и отношу его обратно на свой стол вместе с кружкой кофе без кофеина.

И что насчет Стюарта и этой Джанин? Или я понапридумывала себе всякого только для того, чтобы оправдать собственное поведение? Стюарт поцеловал меня в щеку сегодня утром, когда уходил. Он не всегда так поступает. Стал бы неверный муж утруждать себя подобным проявлением привязанности?

Что ж, его неверная жена тоже поцеловала его.

Папа по-прежнему не отвечает.

Тогда я звоню Реджу, его другу, который живет дальше по улице. Отец будет недоволен. Он дал мне номер Реджа только потому, что в прошлом году я практически выкрутила ему руки, сказав, что его телефон нужен мне на крайний случай. «Вдруг у нас что-нибудь случится, а ты не возьмешь трубку, хотя нам необходимо будет с тобой связаться?» – объяснила я, надеясь, что это станет более весомым аргументом для гордого отца, чем реальная причина моего беспокойства – мне нужно иметь способ проверить, все ли с ним в порядке.

Неохотно – и к моему облегчению – он сдался.

– Привет, девочка, – раздается голос Реджа. Мое имя записано в его телефоне. – Как у тебя дела?

Редж живет через четыре квартала от моего отца. Они с папой давно знакомы. Мама, я помню, не слишком-то его привечала, отчасти потому, что он дымит, как паровоз. Я быстро и деликатно расспрашиваю его о здоровье, поставив телефон на громкую связь, как часто поступаю, чтобы одновременно просматривать свою электронную почту, а затем перехожу к делу:

– Извините, что беспокою вас, Редж, но вы не могли бы сходить к папе, узнать, все ли с ним в порядке? Он не берет трубку.

– Хорошо, девочка. Вот только сначала занесу соседке свежую газету. Она ждет меня.

Да уж не сомневаюсь. Редж из тех мужчин, которые ведут себя скромно, пока не овдовеют, а потом пускаются во все тяжкие. И я стараюсь подчеркнуть срочность ситуации.

– Я очень беспокоюсь за него, Редж. Я ездила к нему на выходные и узнала о… – Я замолкаю, внезапно осознав, что, возможно, «закладываю» отца.

– Ты имеешь в виду полицию и бензин? – произносит он и смеется. – Это была просто дурацкая ошибка. Со всеми случается. Кстати, девочка, я видел, как ты выскочила из отеля в понедельник утром. Я ходил прогуляться с утра пораньше и заметил, что ты бежала, будто за тобой черти гонятся. Я окликнул тебя, но ты запрыгнула в такси. Все в порядке?

Редж заметил меня? А вдруг Мэтью выбежал за мной? Тогда Редж видел и его тоже. Он может сказать отцу – если уже не сказал, – а тот может потом передать Стюарту…

– Все хорошо, – быстро отвечаю я. – Я просто хотела успеть на ранний поезд домой, к семье.

Динь! Это входящее электронное письмо от моей помощницы Салли со вложенной фотографией.

«Нам нужно застолбить участие в этом новом фильме. Прикинь! Они ищут мужчину с по-настоящему длинной бородой. Идеальная роль для Ронни-викария, не находишь? Ты можешь позвонить ему и выяснить, свободен ли он: я тороплюсь на съемочную площадку».

Я пытаюсь написать ответ, одновременно разговаривая с Реджем:

– Вы сообщите мне, когда увидитесь с папой?

– Обязательно. Он приедет к вам на Рождество?

– Нет. Папа говорит, что хочет побыть один, как обычно.

Я чувствую себя ужасно из-за этого, но каждый год повторяется одно и то же. Отцу нравятся «тишина и покой», хотя этого у него и так в достатке каждый день. Втайне я думаю, это потому, что он до сих пор тоскует по маме.

– Не волнуйся. Я присмотрю за ним. И позвоню тебе сегодня позднее. Он, наверное, просто задремал.

Разумное предположение. Но у меня в голове крутятся всевозможные варианты. А если он упал и лежит там без сознания? А если подожжет дом? Снизу доносится лай – собака требует прогулки. Как будто мне больше нечем заняться! Честно говоря, эта учительница французского обнаглела. Но пока веду Коко в парк, закутавшись в стильную темно-синюю куртку, которую Бетти подарила мне на мой прошлый день рождения, я начинаю понимать, почему собачники всегда выглядят такими счастливыми и здоровыми. Это действительно приятно – выйти на свежий воздух, даже если он прохладный. А Коко – забавная. Она всякий раз приносит мне мячик, когда я кину!

– Вы, наверное, хотите это убрать, – неодобрительно замечает проходящая мимо женщина.

Я и не заметила, что Коко выложила «инсталляцию». Учительница французского снабдила нас пакетиками для экскрементов, но я никогда не делала этого раньше. Фу! Затем я направляюсь сразу домой, чтобы поскорее вымыть руки, хотя почти уверена, что ни к чему такому не прикоснулась. Коко бежит рядом, высунув язык, словно смеется надо мной.

– Может, я возьму тебя с собой встречать Дейзи из школы, – говорю я ей. – Она будет в восторге.

Звонит телефон. Это Редж. У меня замирает сердце. Если бы с отцом все было в порядке, он бы сам позвонил мне и отругал за то, что я связалась с его приятелем.

– Ты только не волнуйся… – начинает он.

– Что случилось?

– С твоим отцом все в порядке…

Благодарение небесам за это.

– Однако он был в некотором затруднении. Не отвечал на звонки, потому что пытался решить проблемы с кредитной картой.

– Но у него нет кредитной карты. Только дебетовая.

– В том-то и дело. Очевидно, он клюнул на одно из банковских предложений и взял такую. Тратил деньги, не осознавая, что должен возвращать определенную сумму каждый месяц. А теперь они прислали ему письмо с предупреждением.

– Это совершенно недопустимо! – возмущаюсь я. – Разве в банке не знают, сколько ему лет?

– Многие люди нашего возраста вполне способны следить за своими счетами, – сухо замечает Редж.

– Простите. Разумеется, вы правы.

– В любом случае, не дергайся. Я помог ему с этим разобраться. Он выписал чек за все сразу, и я заставил его разрезать карточку на кусочки.

– Огромное вам спасибо. Меня бы отец ни за что не послушал.

– Для того и существуют друзья, дорогая. А теперь расслабься и получай удовольствие от общения с дочерьми.

Расслабиться и получать удовольствие? Я – работающая женщина. Но множество людей вроде Реджа не понимают сути работы на дому. Они считают, что это такой эвфемизм для безделья. Тем не менее это все же дает мне определенную свободу для таких дел, как в компании одолженной собаки встретить младшую дочь из школы.

Я как раз собираюсь взять Коко на поводок, когда телефон снова звонит. Так оно всегда и бывает. Стюарт отказывается носить мобильник с собой без крайней необходимости. Он постоянно рассказывает мне об исследованиях, которые предполагают, что наш мозг будет совершенно изношен от излучения к тому времени, когда мы состаримся. «Это все равно, что курение для поколения наших родителей, – объясняет он. – Тогда никто не понимал, насколько это опасно».

Я смотрю на экран. Мэтью.

Я могла бы отклонить вызов, но какой в этом смысл? Он просто перезвонит. В любом случае я предпочитаю знать, что у него на уме.

– Привет, – холодно произношу я.

– Попс! Я соскучился по тебе.

Он говорит это так, будто мы встречаемся регулярно.

– Пожалуйста, не надо подобных глупостей.

– Но я действительно соскучился. Ты свободна сегодня вечером? Я вызвал одну из сиделок для Сандры. Не волнуйся, она ни о чем не знает. Мы могли бы пойти поужинать и обсудить, когда ты собираешься рассказать о нас Стюарту. Я присмотрел чудесную квартиру в перестроенном доме, которую мы можем арендовать. Там есть балкон в стиле Джульетты, и она недалеко от станции Килберн. Найдется и комната для твоих детей, чтобы они могли приезжать к нам на выходные…

– Прекрати! – восклицаю я. Что за нелепые планы! – Я тебе уже все сказала. Я не оставлю своего мужа. Это была ошибка. Мне не следовало спать с тобой.

– Но ты все-таки переспала, Попс. И это была волшебная ночь. Признай сама.

Коко скулит возле моих ног, словно понимает, что я расстроена. Я начинаю думать, что этот человек полоумный. Психопат, вероятно.

– Мне пора забирать дочь из школы, – говорю я, чувствуя, что мой голос дрожит от усилий сохранить спокойствие. – А потом я проведу вечер со своей семьей. Я не оставлю ни Стюарта, ни девочек, и на этом все закончится. Никогда больше не пытайся связаться со мной или с кем-либо из моих близких.

– Даже с твоей свекровью в этом потешном фиолетовом берете?

Откуда он знает о Бетти? Опять из «Фейсбука»?

– Ни с кем, – настаиваю я.

В трубке тишина. Он отключился или мы потеряли сеть?

– Ты все еще там? – спрашиваю я.

– Да, Попс. Я всегда рядом с тобой. Я уже говорил тебе об этом раньше. Что касается того, чтобы оставить тебя в покое, вряд ли я смогу это сделать. Извини.

Затем связь обрывается.