Текст книги "Пропавшие"

Автор книги: Джейн Кейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 13

Фримен повез нас окольными путями – по боковой улице и узким переулкам, – и мы подъехали к задним воротам. Ни один из полицейских не сказал мне ни слова. Только когда автомобиль остановился перед заграждением и мы, не выключая мотор, ждали, пока поднимется шлагбаум, Смит кашлянул.

– Не удивляйтесь, что во дворе так людно: по связи передали о вашем прибытии. Все хотят посмотреть. Вы становитесь знаменитостью.

Я сначала не обратила внимания на толпу людей, но, бросив взгляд в проем между двумя передними сиденьями, увидела полицейских в одинаковой форме, которые, образуя небольшие группы, глазели на машину. Выражение лиц у всех тоже было одинаковое: в основном отвращение, смешанное с открытым любопытством и долей удовлетворения. Их работа была сделана. И эта работа получила отличную оценку. Среди полицейских попадались и гражданские служащие, выглядевшие столь же самодовольными. Более жестокой толпе не противостояла даже Мария Антуанетта при своем последнем публичном появлении.

Фримен тихо выругался, и я поняла, что столь обширная аудитория при въезде во двор его нервирует. Он переключил скорости, выехал на территорию участка и чуть сильнее, чем следовало, ударил по тормозам.

– Спокойнее, – проворчал Смит и повернулся ко мне. – У вас там все в порядке? Готовы для фото крупным планом?

Инспектору не удавалось мне понравиться. Он арестовал меня за то, чего я не совершала – даже в мыслях, – и это мешало мне говорить. Я не ответила ему, а просто сжала руки на коленях. Мне было холодно, и я чувствовала какую-то отстраненность, как будто все это происходило с кем-то другим.

– За той дверью, – показал Фримен, – находится сержант, оформляющий задержанных. Вам нужно пройти следом за констеблем Смитом и встать там, где он вам скажет.

Я лишь кивнула, выбралась из машины, когда Смит открыл дверь, как мне велели, последовала за ним по пандусу и вошла в дверь с табличкой «Оформление задержанных». Я не осмеливалась поглядеть ни влево, ни вправо, не отрывая глаз от его широкой спины, и старалась приспособиться к его шагу. Откуда-то сзади раздался свист, пронзительный и неожиданный, и я вздрогнула. Он прозвучал сигналом для молчавшей толпы во дворе, и дверь закрылась за мной под нарастающий вал глумливых выкриков и замечаний. Я уловила свое отражение в стекле внутренней двери, когда мы проходили через нее, и слегка пожалела молодую женщину в веселой полосатой футболке и потертых джинсах, молодую женщину со светлыми кудрями, густой волной спадавшими ей на спину и казавшимися слишком тяжелыми для ее маленькой головы, молодую женщину с застывшим бледным лицом, с расширившимися и потемневшими от страха глазами.

Первое, что я отметила, – это запах. Сладковатая вонь рвоты накладывалась на хвойный аромат дезинфекции. Пол был чуточку липким, и мои босоножки отставали от ног при ходьбе. Я так нервничала, что почти не чувствовала под собой ног. Желудок сводило.

Большую часть помещения, куда мы пришли, занимала внушительная стойка. Констебль Смит с важным видом приблизился к ней. За стойкой находилась женщина-сержант с внешностью матери семейства, с чистым свежим лицом. Она посмотрела на меня, затем на Смита и покорно спросила:

– Что тут у нас?

– Давай записывай, – кивнул Смит и встал чуть прямее, как ребенок, собравшийся ответить катехизис. – Я детектив-констебль Томас Смит, имеющий право производить аресты, а это Сара Финч. Она арестована в двенадцать двадцать пять сегодня днем в доме номер семь по Керзон-клоуз по подозрению в убийстве Дженнифер Шеферд и по указанию старшего инспектора Викерса.

За спиной у меня раздалось шарканье, и рядом со мной внезапно появился Викерс. Я посмотрела мимо него и увидела стоявшего у стены Блейка – руки в карманах, взгляд устремлен в пространство. Я переключила внимание на Викерса, который подтвердил обстоятельства ареста. Моего ареста.

Сержант по оформлению задержанных наклонилась через стойку.

– Несколько вопросов к вам, мадам.

Голос ее звучал сухо, по-деловому.

Все вопросы касались моего физического состояния, а мои ответы были едва слышны. Нет, я не считаю себя слабым человеком. Нет, у меня нет никаких особых потребностей. Нет, я не принимаю никаких лекарств и не чувствую необходимости во враче.

– И – хотите ли вы встретиться с адвокатом? – спросила сержант с видом человека, который завершает давно навязшую в зубах речь.

Я помедлила, а потом покачала головой. Адвокаты нужны виновным, тем, кому есть что скрывать. Я ничего плохого не совершила. Без участия адвоката я смогу оправдаться легче и, вероятно, быстрее.

– Значит, нет, – сказала она, делая пометку на бланке. – Поставьте фамилию на записи об аресте и свою подпись в этой графе.

Я взяла ручку, которую она мне подала, и подписалась там, где она указала. Все сделано в соответствии с правилами и нормами.

У меня немедленно вывернули карманы, найдя старую поблекшую квитанцию, немного мелочи и пуговицу, которую я собиралась пришить на блузку. Мои сумка и пояс исчезли. Ни шнурков, ни каких-то других предметов, с помощью которых я могла бы причинить себе вред, у меня не имелось. Хуже всего почему-то оказалось остаться без вещей. Это было унизительно и оскорбительно. Я стояла перед ними с пылающим лицом, и мне хотелось плакать.

Сержант, оформляющая задержанных, достала связку ключей и вышла из-за своей стойки, рассеянно напевая себе под нос.

– Сюда, пожалуйста.

Следуя за ней, я миновала обшарпанную дверь, за которой находился ряд камер, часть их, видимо, были заняты, тяжелые двери других оказались открыты. Вонь стояла невыносимая – моча, блевотина, и поверх всего держался тяжелый дух человеческих экскрементов. В самом конце коридора сержант остановилась.

– Вам сюда, – указала она.

В открытую дверь я посмотрела на совершенно пустую камеру, где имелся лишь бетонный блок, размером и формой напоминавший лежанку, и туалет в углу, на который я не хотела и смотреть, не то что им пользоваться. Я вошла, остановилась в центре камеры и огляделась. Голый пол. Кремовые стены. Окно под потолком. Абсолютная пустота. Позади меня со стуком захлопнулась дверь. Металлический звук поворачивающегося в замочной скважине ключа резанул по моим чрезмерно натянутым нервам. Я обернулась и увидела глаз женщины-сержанта, смотревшей в отверстие. Судя по всему, она осталась довольна увиденным, поскольку без дальнейших замечаний закрыла глазок, оставив меня в покое.

Когда через несколько часов за мной пришли, я успела с комфортом, насколько это возможно, устроиться на голом бетоне и сидела, прислонившись к стене и подтянув колени к груди. Мне потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть нежелание прикасаться к чему-либо в этой камере. Хотя она была чистой, судя по виду, и в ней стоял сильный запах дезинфекции, я невольно думала обо всех ее предыдущих обитателях. Я подозревала, что в этой камере случались все мыслимые физиологические отправления за исключением, возможно, родов.

Ждала я долго. Всякий раз, когда сержант по оформлению задержанных звякала в коридоре ключами, сердце у меня болезненно подпрыгивало, а затем страх и предчувствие медленно отступали. После заключения в камеру меня побеспокоили только однажды, предложив чай (отказалась) и воду (согласилась). Вода оказалась тепловатой и немного тягучей, и дали ее в маленькой бумажной чашке. Этого было недостаточно, но я не осмелилась попросить еще.

Сидя там и стараясь не паниковать, я начала планировать, что буду говорить во время беседы. Викерс меня знал. Я могла бы апеллировать к нему или даже к Блейку. Я – приятный человек, хороший человек, и они совершили ужасную ошибку. Я наверняка сумела бы их убедить.

Я еще не дошла до того, чтобы считать кирпичи в стене или ходить взад-вперед, но уже серьезно устала сидеть взаперти к тому времени, когда в замок сунули ключ и дверь моей камеры распахнулась. За ней стояли сержант, оформляющая задержанных, и мужчина, которого я до этого не видела: невысокий и щуплый, с очень прямой спиной и темным мрачным лицом. Одет он был в безупречный темно-синий костюм с серебристым галстуком.

– Это детектив-сержант Грейндж, – представила его сержант. – Он возьмет вас на беседу. Живей, вставайте. Не задерживайте нас.

Я медленно слезла с лежанки, ощущая прилив адреналина; кровь стучала в ушах. При ближайшем рассмотрении у сержанта Грейнджа виднелись ниточки серебра в темных волосах, и я решила, что ему за сорок. Великолепная осанка помогала ему выглядеть выше, чем он был на самом деле; я привыкла быть ниже абсолютно всех, с кем сталкивалась, но в отличие от большинства мужчин ему не хватало превосходства роста. Сержант оказалась на добрых два дюйма выше.

– Сюда, – коротко сказал Грейндж, и я последовала за ним в дверь в конце сырого коридора, вдоль которого тянулись камеры. Затем еще один сумрачный коридор, и Грейндж быстро прошел его, проверяя, иду ли я за ним, и придерживая для меня дверь пожарного выхода. Вел он себя вежливо, но без теплоты, и я довольно сильно забеспокоилась, когда мы добрались до двери с табличкой «Комната для бесед 1». Он открыл ее, и я шмыгнула внутрь.

Обстановку я узнала сразу же по всем виденным мной полицейским сериалам и фильмам на документальной основе. В центре комнаты находился стол и два стула по обе стороны от него. Один конец стола упирался в стену, там стоял очень большой магнитофон, прикрепленный металлическими скобами и к столу, и к стене для того предположительно, чтобы помешать взбешенным допрашиваемым запустить им в следователей. Под потолком, в противоположных углах комнаты, были укреплены две видеокамеры, направленные на стол. Разные ракурсы давали полную картину происходящего в помещении. Над магнитофоном склонился другой мужчина. Когда я вошла, он поднял голову, оценивая меня наметанным взглядом. Он оказался моложе Грейнджа, чуть за тридцать, примерно на голову выше и стоуна на три тяжелее его. На мой взгляд, он походил на игрока в регби. Рубашка натянулась на его мускулистых плечах, а воротничок впился в шею, оставив побелевшую отметину на загорелой коже, когда он повернул голову.

– Это детектив-констебль Купер, – сказал Грейндж и указал на один из стульев. – Садитесь, Сара.

Я заколебалась.

– Подождите минуту… кто вы такие? Где старший инспектор Викерс? Или сержант Блейк? Или мужчины, которые меня арестовали? – Я уже забыла их имена.

Грейндж сел на другой стул. И прежде чем ответить мне, разложил блокнот и ручки.

– Нас вызвали для беседы с вами. Мы специалисты в этой области, члены группы, ведущей данное расследование. Задание нам дал старший инспектор Викерс. – На мгновение он поднял глаза, затем вернулся к выстраиванию ручек в ряд с математической точностью. – Не волнуйтесь. Мы все о вас знаем.

Ничуть не успокоенная, я опустилась на стул, который он мне указал. Купер закончил возню с магнитофоном и сел рядом с другим детективом, ударившись при этом о ножку стола. Все сооружение содрогнулось, и Купер пробормотал извинения, так как строй ручек Грейнджа нарушился. Последний неодобрительно поджал губы, но кивнул Куперу, который включил магнитофон и заговорил. Голос у него был резкий и низкий, а еще он совершенно не к месту шепелявил. Обрадовавшись возможности отвлечься, я предположила, что у него сломаны два передних зуба. Это мешало ему правильно произносить свистящие и шипящие звуки, пока он наговаривал вступление к записи – время, дату, номер комнаты, в которой мы сидели, полицейский участок, где проходила беседа, их имена и звания. Дойдя до конца вступления, он посмотрел на меня.

– Этот допрос записывается на магнитофон и на видео, вам ясно?

Я откашлялась.

– Да.

– Не могли бы вы назвать свое имя и дату рождения?

– Сара Анна Финч. Семнадцатое февраля тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.

Купер зашелестел лежавшими перед ним бумагами, что-то разыскивая.

– Хорошо, – сказал он. – Я собираюсь снова зачитать вам предупреждение о праве хранить молчание.

Он стал читать предупреждение по лежавшему перед ним листку, останавливаясь для объяснения каждого пункта. Я не могла сосредоточиться. Мне хотелось уже перейти к самой беседе и объяснить, что я абсолютно невиновна, и как можно скорее убраться отсюда. Это никак не могло дойти до суда. Я просто не могла предстать перед судом за то, чего не совершала. Это было немыслимо. Почти не слушая, я пропустила момент, когда Купер задал мне вопрос.

– Простите, что вы сказали?

– Вы отказались от права на консультацию юриста. Вы можете объяснить почему?

Я пожала плечами, а затем покраснела, когда он указал мне на магнитофон.

– Э… мне показалось, я не нуждаюсь в адвокате.

– Вы достаточно хорошо чувствуете себя для беседы?

Я нервничала, устала, меня подташнивало и хотелось пить, но откладывать разбирательство еще на какое-то время я была не намерена.

– Да.

– Сейчас я только хочу подтвердить обстоятельства вашего ареста. Вы были арестованы сегодня, то есть десятого мая, в доме номер семь по Керзон-клоуз за убийство Дженнифер Шеферд.

– Да.

– Вам зачитали предупреждение о праве хранить молчание, и вы ничего тогда не сказали.

– Правильно.

Стараясь сохранять спокойствие, я подняла подбородок и ответила, глядя детективу прямо в глаза.

Пока Купер писал что-то на бланке, Грейндж наклонился вперед.

– Вы знаете, почему вас арестовали, Сара?

Говорил он тихо, неторопливо, но я, непонятно почему, испугалась его.

– Я считаю, что произошла ошибка. Я не имею никакого отношения к смерти Дженни. Я не имею отношения к происходившему в том доме. Внутри дома я была лишь однажды, а именно – два дня назад.

Грейндж кивнул, но у меня не сложилось впечатления, будто он со мной соглашается, – скорее я сказала то, что он ожидал услышать.

– Поэтому вы не понимаете, почему мы заинтересованы в разговоре с вами.

– Не совсем так. Я знала Дженни – я ее учила. И это я нашла ее тело и сообщила об этом полиции. Я разговаривала со старшим инспектором Викерсом. И объяснила все это. Мне известно, что в том доме оказались мои вещи, но я не знаю, как они туда попали. Я не оставляла их там.

Я говорила все более высоким голосом, все быстрее, потом резко умолкла, расстроившись из-за того, что так разволновалась.

Грейндж поднял руку.

– Об этом мы поговорим через минуту, Сара, если можно. Сначала мне бы хотелось объяснить вам, как мы видим вашу роль в этом деле, а затем вы сможете сказать мне то, что думаете.

– Мне кажется, ваша первая ошибка – предполагать, будто я вообще причастна к этому делу, – спокойно произнесла я.

Никак не отреагировав на мои слова, Грейндж перевернул страницу блокнота. Он читал, и я догадалась, он освежает в памяти дело против меня. Я в упор смотрела на него, пылая гневом, горя желанием услышать, как им удастся притянуть меня к смерти Дженни. По лицу Грейнджа я ничего не поняла и взглянула на другого полицейского. Круглые, немного выпуклые глаза Купера были устремлены на меня, а его ручка замерла над блокнотом, готовая зафиксировать любую мою реакцию в ответ на то, что они скажут. Я откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. Я испытывала к этим полицейским враждебность и не пыталась это скрыть.

– Вы с самого начала были на подозрении у следственной группы, – начал наконец Грейндж, и я испытала физический шок от его слов. Следственная группа включала старшего инспектора, Вэлери Уэйд и Энди Блейка. Они не могли думать, будто я причастна. Он не мог.

– В отношении человека, который находит тело при расследовании убийства, часто ставится знак вопроса, особенно если он каким-то образом связан с жертвой. Это предполагает, что обнаруживший тело знает его местонахождение, в особенности если тело искали, и обеспечивает готовое объяснение наличию в том месте улик, связанных с означенным человеком: трасологические доказательства, отпечатки пальцев, следы обуви – вещи такого рода. Это сбивает нас со следа. Ваше присутствие на том месте в лесу помешало нам, мы не можем доказать, что вы были там в другое время – например, когда оставляли там тело.

Я перебила:

– У меня рост пять футов два дюйма, и я, предполагаю, всего фунтов на пятнадцать тяжелее Дженни. Я просто не способна донести ее до того места, где нашли тело. Это укромный уголок… пересеченная местность. Я физически не смогла бы этого сделать.

– Ну зачем одна. Мы считаем, в этом деле вам помогал кто-то еще и вы взяли на себя труд по удалению следов этого человека, зная, что любые ваши следы вы объяснить сможете.

– Какого другого человека?

– Я дойду и до этого, если можно, – с упреком посмотрел на меня Грейндж. У него был сценарий, и он планировал придерживаться его, а я забегала вперед. Я умолкла.

Мне искренне хотелось услышать, что, по их мнению, я сделала.

– С момента обнаружения тела вы постоянно привлекали внимание полиции. Вы приложили все усилия, чтобы оказаться причастной к расследованию, поспешив поговорить с подругами Дженнифер раньше следственной группы. Ваше любопытство отметили, и подозрения группы усилились. Мы считаем, вы передавали информацию о ходе расследования вашему сообщнику, поэтому, когда стало ясно, что над ним нависла опасность ареста, он смог сбежать.

– Дэнни, – прошептала я.

– Дэниел Кин, да, – с некоторым удовлетворением произнес он. – Однако вам нет нужды переживать за него. У нас о нем много информации. Мы его поймаем.

– Надеюсь на это. Он сможет сказать вам, что все это чистая выдумка. Я много лет с ним не разговаривала, не то что вступала в какой-то сговор или что вы там предполагаете.

– Все равно вы были потрясены, – сказал Грейндж, наклоняясь через стол, – когда сообразили, что полиция не просто подвозит вас до дома. Это означало отсутствие возможности послать короткое сообщение Дэнни или Полу с предупреждением о полицейском обыске. Не оказалось времени и для уничтожения файлов и очистки жестких дисков, то есть сокрытия улик. Вы не смогли забрать свои личные вещи из дома.

– Я не знаю, как эти вещи туда попали, – с запинкой произнесла я. – Я же вам говорила. И старшему инспектору Викерсу тоже.

– Он проинформировал нас, что это был спектакль, достойный «Оскара», – заметил Купер. – Но это никого не убедило.

Снова вступил Грейндж:

– Затем вы защищали Пола, уверяя полицейских, что им не следует его допрашивать, поскольку он слаб. Всем стало ясно: вы боитесь, не забудет ли Пол версию, которую вы согласовали с ним, когда были в этом доме два дня назад. Пол всего лишь ребенок. Вы не могли рассчитывать на прикрытие с его стороны.

– Это смешно…

– В самом деле? – Грейндж походил на хищную акулу, приближающуюся к своей цели. – Однако нам это смешным не кажется. Вы слишком хороши, чтобы быть настоящей, Сара. Вы живете со своей матерью, день за днем преподаете в этой модной школе, смотрите на вещи, которых не имеете. Для этих девочек все легко, и они этого даже не замечают. Мы обыскали ваш дом… разговаривали с вашей матерью. Суровая жизнь для молодой женщины, вы не находите? Ужасающе скучная. В ней мало радости.

Я с трудом осмыслила слова о том, что они обыскали дом – обыскали мою комнату, мои вещи. Лицо у меня запылало при мысли о чужих руках, копающихся в моей одежде, перебирающих мои письма и книги. Осуждающих меня. А еще хуже – вдруг эти руки были не чужие? Я как наяву увидела Блейка, сидящего на краю моей кровати, с лицом, на котором написано презрение с оттенком жалости. Меньше всего я хотела от него жалости.

Я вернулась назад в маленькую душную комнату.

– Если вы поговорите с мамой, она скажет вам, что я не могла быть к этому причастна. Я находилась с ней, когда исчезла Дженни.

Грейндж и глазом не моргнул.

– Сожалею, но такой помощи она оказать не сумела. Если в отношении алиби вы рассчитываете на нее, вам придется поискать в другом месте.

Я откинулась на стуле с ощущением, будто мне отрезали все пути. Конечно, не сумела. От нее как от свидетеля не было бы пользы – враждебная по отношению к полиции и не помнящая толком ни дат, ни времени. Почему это я решила, что из данного кошмара можно найти выход?

Грейндж продолжил загонять добычу.

– Вы и Дэнни Кин – оставшиеся. Всю жизнь вам обоим приходилось выживать. Такого рода вещи сближают людей. Вы знаете подобные случаи: Бонни и Клайд… разве что грабить банки в наше время немодно, гораздо легче раздобыть девочку, вскружить ей голову лестью и фальшивой дружбой, а затем насиловать ее перед камерой.

Я сжалась на стуле, невольно испугавшись. Грейндж заглянул в свой блокнот, затем снова наклонился вперед.

– Мы считаем, что вы с Дэниелом Кином вступили в сговор, прежде всего для растления Дженнифер Шеферд, затем – чтобы избавиться от нее, когда узнали о ее беременности.

Я покачала головой:

– Нет. Ничего подобного.

– Да, – настаивал Грейндж. – Вы увидели ее в школе и поняли, что она уязвима. Она была единственным ребенком. Доверяла взрослым, не так ли? Она привыкла постоянно рядом с ними находиться, поэтому с ней легко оказалось сблизиться и сдружиться. Жила она недалеко от вас, и значит, могла под выдуманными предлогами приходить туда по вечерам и в выходные дни. Она лгала своим родителям, вы помогали ей придумывать отговорки, ведь так? А Дэниелу Кину удалось очаровать ее, и она уже не отличала черного от белого, и не успела опомниться, как ее уже использовали незнакомые люди, снова и снова, ради вашей финансовой выгоды, и она же благодарила вас за эту привилегию.

Он повернулся, и Купер, не дожидаясь просьбы, подал ему папку, содержимое которой Грейндж перелистал, прежде чем снова посмотреть на меня.

– Мы получили эти снимки из компьютеров в том доме. Их может быть больше, когда мы завершим наше исследование, но данные фотографии – достаточные улики, чтобы предъявить обвинение в причастности к насилию над этой девочкой.

Он открыл папку и опять перебрал ее содержимое, прежде чем что-то вытащить.

– Вам известно, что у нас есть система градации снимков, содержащих материалы по педофилии? Она имеет пять уровней – от первого до пятого; первый уровень наименее агрессивный. Вот снимок первого уровня.

Он через стол толкнул ко мне фотографию, и я, опустив глаза, увидела Дженни: она улыбалась в камеру, глядя через плечо. На ней было нижнее белье, майка и трусики в розовый цветочек, стояла она на коленях, упираясь одной рукой в бедро. Ткань майки облегала ее грудную клетку, показывая совершенно плоскую и неразвитую грудь. В волосах виднелась заколка с цветком, и выглядела девочка очень юной и очень невинной.

– Первый уровень – это сексуальное позирование, – сказал Грейндж, придавая вес каждому слогу. – Не обязательно обнаженной. Ничего больше не происходит. Можно назвать его возбуждающим.

Я сглотнула, испытывая крайнее отвращение. Мысль о том, что кому-то этот снимок может показаться эротичным, была выше моего понимания.

– Второй уровень. – Грейндж подтолкнул ко мне через стол еще одну фотографию, глянцевый снимок отчетливо выделялся на ламинированной поверхности. – Мастурбация в одиночку. Или сексуальные действия между детьми без проникновения. Но в данном случае мастурбация в одиночку.

Я на долю секунды опустила взгляд, затем отвела глаза, чувствуя подступающие слезы.

– Прекратите, – выдавила я.

Я не хотела этого видеть. Не хотела знать, что подобные вещи существуют.

– Третий уровень. – Новая фотография скользнула по столу. – Сексуальные действия между детьми и взрослыми без проникновения.

Я закрыла глаза и отвернулась, уже плача навзрыд.

– Лицо мужчины размыто, – задумчиво проговорил Грейндж, – но мне кажется, мы можем утверждать, что это Дэниел Кин. Ведь у него есть татуировка на правой руке, верно? Вот такая? Кельтский узор?

– Понятия не имею, – сказала я, не глядя на снимок. Есть вещи, которые мне не нужно видеть, вещи, которые я никогда не забуду, если увижу. У меня текло из носа, и я беспомощно шмыгала. – Можно салфетку?

– Затем четвертый уровень, – сказал Грейндж, игнорируя мои слова. – Сексуальные действия всех видов с проникновением – детей с детьми, детей со взрослыми. Это включает оральный секс, как вы видите.

Еще две фотографии проехались по столу, и одна слетела на пол, упав в поле моего зрения. Я увидела изображение, прежде чем успела заставить себя отвести взгляд, и моя реакция оказалась мгновенной, идущей из подсознания. Я наклонилась, отвернулась в сторону, и меня вывернуло наизнанку; рвота разлетелась по всему полу. Со сдержанным восклицанием Грейндж отодвинул свой стул и отскочил в сторону, но недостаточно быстро. Брызги блевотины запятнали его безупречные брюки и туфли, хотя я была слишком несчастна, чтобы переживать.

– Останови запись, Крис, – бросил Грейндж.

– Допрос приостанавливается в шесть двадцать пять вечера, – пробормотал быстро Купер, прежде чем выполнить распоряжение.

Я словно во сне видела, как Грейндж выходит из комнаты, а женщина-полицейский в форме входит. Купер вместе с еще одним полицейским перевели меня в другую комнату для бесед и дали чашку воды. Я прополоскала рот, чувствуя себя мерзко. Голова болела, а горло горело от рвоты. Я не ела много часов, поэтому стошнило меня почти чистым желудочным соком.

Подождав минут двадцать, они возобновили беседу. Я невольно посмотрела на манжеты брюк Грейнджа, когда он вошел в комнату, заметив темные пятна там, где пытались замыть ткань. Он стиснул зубы от напряжения, но заговорил со мной достаточно вежливо.

– Вы чувствуете себя способной продолжить разговор? – Да.

Вышло хрипло, и я прокашлялась, сморщившись от этого.

– Хотите еще воды? – спросил Купер.

– Не нужно, – прошептала я.

Грейндж откинулся на стуле.

– Что ж, хорошо, продолжим с того места, где мы остановились.

– Не надо больше фотографий, – быстро сказала я. – Ваша мысль мне ясна.

– Есть еще пятый уровень. Вы не хотите узнать о пятом уровне?

Я стиснула кулаки, стараясь не выходить из себя. Этот детектив явно страдал комплексом Наполеона. Кричать на него, бросать вызов его власти – бессмысленно. Приходилось взывать к его любезности.

– Пожалуйста, не показывайте мне больше фотографий.

– Хорошо. Не хотелось бы еще раз менять комнату, – сказал он с потугой на юмор.

Купер громко засмеялся. Я изобразила подобие улыбки.

– Давайте вернемся к вам и Дэниелу Кину, – сказал Грейндж, его хорошее настроение испарилось. – Я готов поверить, что вы не были связаны с насилием напрямую. Я готов поверить, что раньше вы не видели фотографий подобного рода. Но я по-прежнему убежден: вы входили в сговор по растлению Дженнифер Шеферд ради личной выгоды.

– Ничего подобного, – сказала я со всей силой, на какую была способна.

Глаза Грейнджа сузились.

– Должно быть, беременность Дженнифер стала для вас катастрофой. Может, вы не знали, что у нее начали приходить месячные. Она все еще выглядела как ребенок, но на самом деле менструации у нее начались уже несколько месяцев назад. Вы поняли: все выйдет наружу, когда родители узнают о ее беременности, и вам грозит судебное преследование. Вы получили бы очень серьезный приговор за то, что подобрали девочку с целью растления, зарабатывали на этом, и со временем, по выходе из тюрьмы, пребывание в которой, уверен, оказалось бы не самым приятным опытом, как вы можете себе представить, вам запретили бы снова работать с детьми. Строго говоря, вы просто стали бы безработной. Ставки были очень высоки для вас. Достаточно высоки, чтобы понять: девочка, которая все равно уже исчерпала свою полезность, девочка, с которой вы обращались как с товаром, эксплуатировали ее ради своей финансовой выгоды, являлась, в сущности, предметом разового использования.

– Нет, – сказала я, качая головой. – Здесь нет ни слова правды.

– Нет? И это неправда, что вы с Дэниелом Кином договорились: если вам сойдет с рук убийство Дженнифер Шеферд, вы поищете новую жертву, когда пыль уляжется? Для вас двоих это весьма прибыльное дело, слишком выгодное, чтобы совершенно его забросить, учитывая хорошо налаженный процесс и требования клиентов к новым материалам.

– Это в высшей степени смешно.

– Значит, Дэниел Кин напал на Джеффа Тернбулла не по этой причине? – Грейндж смотрел очень пристально, наблюдая за моей реакцией при упоминании имени Джеффа. – Джефф болтался поблизости, не так ли? А к вам должны были прийти люди, завсегдатаи, если так можно выразиться, организованного вами маленького клуба. Пока что мы нашли фотографии четырех разных мужчин, участвовавших в насильственных действиях, они несколько старше вас и Дэниела Кина, и мы точно не знаем, где он их нашел… может, вы сумеете нам в этом помочь? Нет? Им могло очень не понравиться, что в любое время дня и ночи здесь появляется какой-то учитель, который может догадаться, что происходит, узнать жертву, когда она приезжает или покидает это владение.

– Почему вы думаете, что на Джеффа напал Дэнни? – спросила я, задержавшись на первой части сказанного Грейнджем.

– При обыске владения мы нашли металлический прут – его засунули под кровать в черном мешке для мусора. На нем есть пятна крови и другие вещества – например волосы, – которые визуально совпадают с волосами Джеффа Тернбулла, хотя для подтверждения будет проведен анализ ДНК. Мы вполне уверены: именно это оружие было использовано для нападения на мистера Тернбулла.

Я в недоумении откинулась на спинку стула. Джефф, конечно, мешал бы, если бы Дэнни организовал это недоброе дело в своем доме. Но способ от него отделаться представлялся слишком уж экстремальным. И, как сказал Викерс, нападение казалось проявлением личной ненависти. Я убрала это в папку «подумать потом» и сосредоточилась на словах Грейнджа. Тон его смягчился.

– Послушайте, Сара, мы знаем, в жизни вам пришлось несладко, принимая во внимание исчезновение вашего брата и смерть отца. Понимаем и причины, которые могли привлечь вас к Дэниелу Кину, – он один-единственный во всем мире мог представить, как вы росли. Мы не исключаем, что вся эта идея принадлежала ему. Может, он и вас обманул. Вы, вероятно, думали, что все пойдет по-другому. Не осознавали, во что ввязываетесь, пока не стало слишком поздно.

Грейндж казался искренним. Однако я ни на секунду не поверила его сочувствию.

– В данный момент у вас большие неприятности, но мы посодействуем вам, если вы поможете нам. Скажете, что в действительности случилось с Дженнифер… заполните наши пробелы… мы сможем заключить с вами сделку. Вам будет предъявлено менее серьезное обвинение. Мы проследим, чтобы вы меньше времени провели в тюрьме… вполне возможно заключение в тюрьме открытого типа.

Я была не настолько глупа, чтобы поверить Грейнджу, но догадалась, что это означает. У них оказалось полно идей, но не имелось реальных доказательств. Они хотели, чтобы я признала себя виновной и в то же время помогла составить дело против Дэнни. После фотографий со сценами насилия над Дженни я ничуть не возражала, чтобы Дэнни надолго отправился в тюрьму – предпочтительнее навсегда, – но я должна заставить их понять: какой бы сообразительной я ни казалась, я не замечала происходящего через дорогу от моего дома.