Текст книги "Пропавшие"

Автор книги: Джейн Кейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Ты же так не думаешь.

Блейк вздохнул.

– Он вел себя как самоуверенный самец, Сара, не принимавший отказа. Тебя обижают со всех сторон. Пора научиться защищаться.

Шмыгнув носом, я попыталась загнать внутрь слезы, от которых уже щипало в носу. Блейк схватил с соседнего столика коробку бумажных салфеток и протянул мне.

– Это твое профессиональное мнение?

Я не потрудилась скрыть сарказма.

– Прошу прощения, – натянуто отозвался он. – С тобой мне трудновато вести себя профессионально.

Последовало краткое, неловкое молчание, так как оба мы вспомнили о последней нашей встрече, когда он вел себя в моем присутствии абсолютно непрофессионально. Я не смела поднять на него глаза.

– Я обещал себе, что не стану этого делать, – сказал Блейк в основном самому себе, – но я просто тебя не понимаю. Не знаю, откуда у тебя эта хромота и этот синяк на лице – сегодня утром я его увидел, поэтому нет смысла скрывать его теперь. Я не понимаю, как это, – он обвел рукой комнату, – сочетается с твоим появлением у меня в квартире в тот вечер.

Прежде чем ответить, я высморкалась, решив начать со второй части вопроса.

– Я прошу за это прощения. Мне не следовало приходить. Просто я… мне нужно было сделать нечто спонтанное. Хоть раз что-то почувствовать. В тот вечер у меня возникло ощущение, будто меня затягивают зыбучие пески. И ты казался опорой, за которую можно было ухватиться. – Я рискнула взглянуть на него. – По-моему, ты не возражал.

Он пожал плечами.

– Да нет, не возражал. Но дело-то не в этом.

– Послушай, то, что случилось в тот вечер… было великолепно. Но это не моя жизнь. Моя жизнь – день за днем ходить в школу, надеясь, что я достаточно хорошо выполняю свою работу. Вечерами возвращаться домой, никогда не зная, что меня там ждет. В хорошие вечера я сижу дома и проверяю тетради, пока мама напивается до отключки. В плохие вечера… ну, я делаю в основном то же самое. Может, мне это и не нравится, но таково положение вещей. Несколько дней назад я на минуту почувствовала необходимость сделать перерыв и оказалась достаточно храброй и глупой, чтобы это осуществить. Вероятно, мне следовало найти кого-то другого, чтобы переспать, а не человека, который связан с этим делом, но я просто…

Я умолкла. Я не могла произнести следующие два слова в этой безликой, безжизненной комнате. «Хотела тебя». Это было выше моих сил.

– Я уже сказал, что не возражаю. – По голосу Блейка стало ясно: мыслями он где-то далеко.

Я откинулась на стуле.

– Наверное, лучше оставить все как есть.

Я имела в виду: «Не пытайся меня понять. Не пытайся меня излечить. Я погибла безвозвратно».

Он же явно подумал, будто я говорю о Джеффе.

– Ты же не собираешься возвращаться туда и изображать из себя падающую в обморок невесту? – с отвращением спросил он. – Я был лучшего мнения о тебе, Сара. Все медсестры думают, будто для тебя это большая трагедия, а на самом деле ты просто любишь внимание.

– Нет, – гневно возразила я. – Я просто хотела…

– Тебе просто нужен еще один повод, чтобы убежать от собственной жизни. А когда он очнется, ты станешь его главной сиделкой? Будешь за ним бегать и позволишь ему решать, как тебе жить, чего он и хотел с самого начала? И он будет помыкать тобой вместо твоей матери?

– Я сама делаю свой выбор! – Я в гневе встала. – Ты можешь не понимать моих решений, но это мои решения. Никто не заставляет меня так себя вести. Я вот такая. И поступать так я считаю правильным.

Он тоже поднялся и, быстро обойдя стол, остановился так, что его лицо оказалось совсем рядом.

– Ты просто продолжаешь лгать мне и себе, и однажды, возможно, убедишь себя в том, что счастлива. Но рано или поздно ты об этом пожалеешь.

– Это моя проблема, а не твоя.

Глаза у него были темными. У меня, как при падении, закружилась голова.

– То, что случилось той ночью, – решительно произнес он, – это настоящее. Так тебе следует жить. Вот этим. – И его пальцы скользнули по моей груди, как раз над сердцем.

Он бесил меня, я злилась на себя, но при его прикосновении забыла обо всем, прижимаясь к нему, нуждаясь в том, чтобы почувствовать его, подставляя лицо его поцелуям. В его поцелуях я не ощущала тепла, только досаду и гнев.

Но мне было все равно. Это было не важно. Все было не важно.

В следующую секунду раздался формальный стук в дверь, и она открылась. Мы одновременно отскочили друг от друга, зная, что нас уже засекли, но было слишком поздно.

– Простите, что помешала, – с глубоким сарказмом произнесла медсестра, уроженка Вест-Индии. – Вас к телефону ваш босс.

Блейк тихо ругнулся, схватил стопку своих бумаг, включая газету, и поспешно вышел, ничего не сказав ни ей, ни мне. Я посмотрела на медсестру, остро ощущая, какое красное у меня лицо, и тоже ничего не сказала.

Она многозначительно и неторопливо хмыкнула и удалилась.

После этого я уже никак не могла сидеть у постели Джеффа. Я украдкой вернулась в его палату за своими вещами и, выскальзывая за дверь, вполголоса извинилась перед ним. Несмотря на все сказанное Блейком, я не могла отделаться от мысли, что придется добавить Джеффа в свой список обязательств – у меня имелось перед ним обязательство, нравилось мне это или нет. Отсутствия здравого смысла в этом не было. Тут Блейк ошибался. И в типичной для него манере полагал, будто знает, что для меня лучше. Я не только стеснялась сестры, заставшей меня в его объятиях, но и досадовала на себя за отсутствие самоуважения, поскольку снова кинулась на него. И даже теперь мое тело-предатель ныло от возбуждения и неудовлетворенности.

Пару раз я сбилась с пути, выбираясь из больничного здания, теряясь без указаний долговязого врача. Найдя наконец дверь, ведущую во внешний мир, я выскочила наружу с ощущением освобождения, радуясь возвращению на свежий воздух. День был прекрасный, ясный и теплый. Заслонив глаза, ослепленная солнцем, отражающимся от лобовых стекол машин на больничной автостоянке, я гадала, в какую сторону идти, и поначалу не заметила автомобиль, остановившийся рядом со мной.

– Сара, – донесся с водительского сиденья бодрый голос, – куда вы направляетесь?

Я наклонилась и увидела смотревшего на меня старшего инспектора Викерса. От него меня отделял Блейк, который сидел рядом с ним и смотрел прямо в лобовое стекло, подчеркнуто не поворачиваясь ко мне.

– Э-э… да просто домой, – нерешительно ответила я.

– Мы едем в ваши края, поэтому позвольте подвезти вас, – сказал Викерс. – Садитесь.

Я просто не могла придумать, как отказаться. Примерно около двух миль пришлось бы идти вдоль шоссе с двухсторонним движением; ничего общего с приятной прогулкой на природе это не имело. Викерс не поверил бы мне, если б я сказала, что предпочитаю вернуться пешком.

В итоге я поблагодарила и села на заднее сиденье, за Викерсом. Уши у Блейка порозовели, но он не обернулся ко мне. В зеркальце заднего вида я встретилась глазами с Викерсом. Я узнала этот оценивающий взгляд, который наблюдала, когда мы разговаривали сегодня ранним утром.

– Стало быть, мне следовало рассказать вам о моем брате, – спокойно произнесла я.

Вокруг его глаз углубились морщинки, и я поняла, что он улыбается.

– Совершенно правильно. Но я уверен: у вас были свои соображения.

– Я не собиралась ничего скрывать. Мне показалось, вам это не нужно.

– Собственно говоря, я уже знал, – сказал Викерс, затем в течение по меньшей мере двадцати секунд безудержно кашлял. – Простите, – наконец выдавил он. – Курение. Никогда не курите, моя дорогая.

Сегодня у меня явно был день бесплатных советов от полиции. Я вежливо улыбнулась, мысли неслись вскачь.

– Значит… вы знали?

– Я навел некоторые справки, – ответил Викерс, снова бросив на меня иронический взгляд в зеркало заднего вида. – После ваших свидетельских показаний я вас проверил. Узнать все об этом оказалось не трудно. Очень печальный случай.

– И… и вам все равно, что я об этом не упомянула?

Мне не хотелось говорить о Блейке, когда он сидел тут же, но ведь он раздул такого слона из мухи. Почему же Викерсу все равно? И почему он не потрудился сообщить об этом своим сотрудникам?

Старший инспектор прохрипел:

– За все эти годы, Сара, я понял одну вещь, а именно: у каждого есть секрет-другой, которым он не хочет делиться с полицией. Часть этих секретов необходимо раскрывать, другие того не стоят. Только опыт может подсказать, какие из них важны. Многое не имеет значения, и я стараюсь отделить зерна от плевел, стараюсь отсортировать ту информацию, которую моей команде нужно знать. Я думаю, дело вашего брата не имеет отношения к нашему расследованию.

– И я так подумала, – сказала я с огромным облегчением.

– Однако вы сказали бы нам, – продолжал Викерс, выруливая на главную дорогу, – если бы имелось что-то еще. Больше никаких секретов, хорошо?

Я снова встретилась с ним глазами в зеркальце, и на сей раз первой отвела взгляд я. Этим утром я не ошиблась. Несмотря на всю сердечность и внешнее дружелюбие, доверия в этих холодных голубых глазах я не увидела. Викерс в чем-то подозревал меня, и я понятия не имела, что это могло быть. Я ему не ответила, и остаток пути в машине царило молчание. Более громкой тишины я в своей жизни не слышала.

1994 год

Год восемь месяцев после исчезновения

– Миссис Барнс! Миссис Барнс!

Я знаю этот голос у нас за спиной – он принадлежит моей учительнице миссис Хант. Я смотрю на маму, гадая, слышит ли она, а если слышит, то остановится ли. Она с неохотой оборачивается.

– Да?

Миссис Хант запыхалась.

– Не могли бы вы… вернуться… у меня к вам… небольшой разговор… всего на секунду? – Она смотрит на меня, прижав руку к груди. – И к тебе тоже, Сара.

Мама разворачивается и идет за ней по спортивной площадке, а я тащусь следом за ними, не отрывая взгляда от маминых ног. Левая, правая, левая, правая. Я знаю, что скажет миссис Хант. Седовласая и пухлая миссис Хант уже несколько месяцев преподает в моем классе – достаточно, чтобы составить мнение обо мне. Я уже получила пару предупреждений и не буду об этом думать, очищу голову от любых мыслей. Вот какому фокусу я научилась. Просто могу отключиться, когда чувствую, что с меня хватит. Я постоянно так делаю.

Вернувшись в класс, в свое царство, миссис Хант выдвигает стул для мамы, а мне знаком велит сесть в первом ряду. Я медленно усаживаюсь, размещаясь на месте Элеоноры Прайс. Я представляю себя Элеонорой, в очках с толстыми стеклами и с ярко-рыжими волосами. Элеонора – любимица учительницы. Ей нравится сидеть на первой парте, достаточно близко, чтобы показывать миссис Хант, на какой странице мы остановились в нашем учебнике истории, и чтобы вызваться отнести записку другому учителю.

– Миссис Барнс, я хотела поговорить с вами о Саре, так как меня очень беспокоит ее нынешнее поведение. Я поговорила с теми из моих коллег, которые ее учили, и у нас всех сложилось впечатление, что она просто не старается, она не выполняет домашние задания, миссис Барнс. Мечтает в классе. Может очень грубо вести себя с товарищами по классу и часто дерзит мне.

Именно это и раздражает ее, думаю я с долей удовлетворения. Миссис Хант – любимая учительница в школе, сердечная и веселая, со всеми дружит. Я ей не доверяю. Не прошу ее помощи. Ускользаю из класса, прежде чем она успевает со мной заговорить.

Мама с усилием поддерживает беседу.

– Это очень неприятно. Однако я уверена: теперь она будет прикладывать больше стараний. Правда, Сара?

Я таращусь в пространство. Я Элеонора Прайс. Это меня не касается.

– Она кажется такой погруженной в себя, – шепчет миссис Хант, жадно всматриваясь в мамино лицо. – Нет и дома каких-то сложностей, о которых мне следует знать?

«Скажи ей, – хочу крикнуть я. – Скажи ей о пьянстве и ссорах по этому поводу».

Мама непринужденно поднимает руку, чтобы убрать волосы со лба. При этом рукав задирается, и на лице миссис Сайт отражаются потрясение и любопытство. Мамино предплечье черно-синего цвета из-за синяков. Мне известно и о других синяках и отметинах. Мама плохо владеет собой,  когда напивается. Она часто падает.

Я хочу объяснить это учительнице, но не успевает мама заговорить, как учительница наклоняется к ней.

– Знаете, есть места, куда вы можете пойти. Убежища. Я могу дать вам адрес…

– В этом нет необходимости, – говорит мама.

– Но если в доме насилие… если ваш муж…

– Прошу вас, – произносит мама, жестом заставляя ее замолчать. – Не в присутствии Сары.

Теперь я вся – внимание. Она не может позволить миссис Хант думать, будто в ее травмах виноват папа. Она не позволит.

– Есть вещи, с которыми мне приходится мириться, но я скрываю их от нее, – негромко говорит мама. – Она представления не имеет…

– Но она должна! – восклицает миссис Хант, впиваясь пальцами в свое лицо, словно ее щеки сделаны из теста. – Как вы могли скрывать это от нее?

Мама качает головой.

– Мы стараемся, миссис Хант. В конце концов мы добьемся результата. Наши отношения действительно улучшаются. И Сара тоже изменит свое поведение. Спасибо, что нашли время поговорить со мной о ней. – Она встает и берет сумку. – Уверяю вас, Сара для нас на первом месте.

Миссис Хант кивает, ее глаза становятся влажными.

– Если я смогу вам чем-нибудь помочь…

– Я к вам обращусь. – С отважной улыбочкой мама поворачивается ко мне: – Поднимайся, Сара. Идем домой.

Я ничего не говорю, пока мы не покидаем здание школы и не выходим на дорогу, подальше от толпы у ворот.

– Почему ты не сказала миссис Хант правду?

– Не твое дело, – коротко отвечает мама.

– Но она подумает, что папа… то есть она сказала, что подумала, будто это он виноват в этом.

– И что? – Мама поворачивается и смотрит на меня. – Ты знаешь, твой отец не идеален, что бы ты ни думала.

– Этого он не делал, – говорю я, показывая на ее руку. – Ты сама себе это сделала.

– Однажды, – тихо произносит мама, – ты поймешь, что твой отец нанес мне огромную травму, даже если не видно синяков.

– Я тебе не верю.

– Думай что хочешь. Это правда.

Глаза у меня наполняются слезами, сердце колотится.

– Я хочу, чтобы ты умерла, – говорю я, и это правда. На секунду мама приостанавливается, затем смеется.

– Если тебе что-нибудь и следует знать, Сара, дорогая, так это то, что желания не исполняются.

И я это точно знаю. В этом она права, даже если ошибается насчет абсолютно всего остального.

Глава 12

Когда мы прибыли в Керзон-клоуз, во второй раз за этот день, заполоненный полицейскими машинами, я вскрикиваю от удивления.

Не поворачивая головы, Блейк спокойно говорит:

– У нас есть ордер действовать.

– Ордер? Я думала, вы обычно занимаетесь такими делами в пять утра.

– Только когда считаем, что можем застать кого-то врасплох, – бросил через плечо Викерс, паркуясь у края дороги. – Мы вполне уверены, что сейчас дом пуст.

Меня охватило противное чувство: я знаю, о каком доме он говорит.

– Нашим сотрудникам не открыли, когда они стали обходить окрестные дома, расспрашивая о том, что случилось прошлой ночью, – продолжал Викерс. – Хотя, честно говоря, ни от кого мы особой помощи не получили. У всех на этой улице хороший сон, но они постарались ответить на наши вопросы. Это часть наших правил – проверить всех местных жителей, нет ли кого-то, представляющего для нас… интерес, скажем так. И таковым оказался ваш сосед через дорогу, некий Дэниел Кин. Знаете его?

Я покачала головой, помолчала.

– Немного, – в конце концов сказала я. – Я давно с ним не общалась. Нет, по-настоящему я его не знаю. Раньше знала. – Я прекратила этот бессвязный лепет и прикусила губу.

Викерс и Блейк смотрели на меня. Одинаковое выражение их лиц позволяло предположить, что им это интересно.

Я вздохнула.

– Послушайте, он был другом Чарли, понятно? После исчезновения Чарли мне больше не разрешили с ним разговаривать. Мы выросли. Я с ним не общалась. Время от времени я его вижу, но не могу с полным основанием сказать, будто знаю его.

– Понятно, – с удовлетворенным видом сказал Викерс. – Что ж, в таком случае вы можете не знать о прошлом мистера Кина. Несколько лет назад у него были самые разнообразные проблемы. Его неоднократно признавали виновным в нападениях, которые заканчивались драками у пабов, очень много раз… мелкие кражи, нарушения Правил дорожного движения, в таком духе. Злобное хулиганство. Его арестовали после случая с нанесением очень тяжелых телесных повреждений, когда одному бедняге проломили череп, но для обвинения против него не набралось достаточно улик. Затем произошло чудо. Больше никаких правонарушений. Он перестал доставлять нам хлопоты, нашел работу, и мы прекратили следить, чем он занимается. До сего момента. Мы позвонили в гараж, где он работает, но его сегодня там не видели – его ждали, как обычно, этим утром – и связаться с ним не удалось. Между прочим, претензий у них к нему нет. Прежде он никогда не опаздывал на работу.

Блейк беспокойно шевельнулся на переднем сиденье.

– Надо бы пойти. Ребята ждут.

Я поняла, что задерживаю их. Смутившись, я взяла сумку и куртку и невнятно поблагодарила Викерса за то, что он подбросил меня до дому. Поспешив к своей двери, я не оглянулась на Блейка, машинально отметив группу мужчин у дома Дэнни. Вставляя ключ в замок, я вдруг вспомнила о Поле. Даже будь он дома, наверняка не открыл бы полиции – испугался бы. Скорее всего он находился там в эту самую минуту. Я повернулась, потом заколебалась, не зная, следует ли мне рассказать кое-что. Если Дэнни сбежал, как, похоже, считает полиция, не забрал ли он с собой и брата?

Пока я медлила у порога, события через дорогу развивались быстро. По кивку Викерса небольшая группа полицейских в форме выстроилась в линию перед входной дверью. Один из них крикнул:

– Полиция! Откройте дверь!

А затем, не дожидаясь ответа, он ударил в дверь красным тараном. Она прогнулась под ударом полисмена, целившего в петли. После нескольких ударов дверь наконец поддалась, и первый полицейский отошел назад, позволив дожидавшимся позади него мужчинам ворваться внутрь с громкими криками:

– Полиция!

Я побрела назад по дорожке к своей калитке, обхватив себя руками, меня слегка знобило, несмотря на яркое солнце. Викерс и Блейк стояли снаружи и ждали. Внутри дома слышался топот, выкрикиваемые приказы и треск распахиваемых дверей. Затем наступила пауза. Кто-то задергал окно на фасаде, открыл его и крикнул:

– У нас тут небольшая проблема – не можем открыть одну дверь, сержант.

– Ну так вышибите ее! – крикнул в ответ Блейк.

Удары возобновились. Я колебалась, но потом приняла решение и пошла через дорогу, направляясь к Викерсу.

– Инспектор, вы должны узнать одну вещь, – сказала я, подходя к нему сзади. – У Дэнни есть младший брат…

Пока я говорила, из дома крикнули:

– Кто-нибудь, вызовите «скорую»!

– Подождите здесь, – сказал Викерс и вслед за Блейком побежал к двери. Я осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу, наблюдая за фасадом дома – нет ли там объяснения происходящему. «Если что-то случилось с Полом…» – подумала я и не смогла закончить фразу.

Казалось, прошла вечность, прежде чем прибыла бригада «скорой помощи» и поспешила мимо меня, направляемая полицейским, который при звуке сирены появился в дверях. Когда они входили, Блейк протолкнулся на улицу им навстречу и подошел прямо ко мне.

– Ты знала его брата, да? Можешь его опознать?

– Что случилось? – прошептала я; страх сдавил мне горло. – Он не…

– Умер? Нет. Во всяком случае, пока. Как он выглядит?

Я сглотнула комок в горле, соображая.

– Темные волосы, карие глаза. Ему двенадцать лет, но выглядит он старше.

– Телосложение? – нетерпеливо спросил Блейк.

– Он крупный. В общем, он тучный. – Мне было неприятно это говорить.

Блейк вздохнул.

– Ну, тогда похоже. Двенадцать? Господи. Как можно довести себя до такого состояния в двенадцать лет? Это надо было постараться.

– Ему непросто жилось, – резко отозвалась я, желая защитить мальчика. – Не думаю, что ему самому это нравилось.

– Это совершенно очевидно. Он попытался убить себя.

– Как? – удалось спросить мне.

Один из полицейских в форме, который в этот момент проходил мимо, ответил мне.

– Повесился на двери. Вот придурок. Неудивительно, что мы не могли ее открыть. – Он посмотрел на Блейка. – Знаешь, мы выяснили, почему у него не получилось. Бельевая веревка растянулась, понимаешь? Он взял веревку с пластиковым покрытием, и завязанный узел ослаб. Парень оказался слишком тяжелым для него, поэтому веревка растянулась и его ноги достали до пола. Слишком жирный, чтобы повеситься. Боже мой, а мне казалось, что я уже все видел.

– Он выживет? – спросила я, ненавидя полицейского за пренебрежение, с которым он говорил о Поле.

Мужчина пожал плечами:

– Может быть. Ему оказывают помощь. Он был без сознания, когда мы его нашли.

В доме послышалось несколько ударов, и Блейк сказал: Его выносят.

– Держи свой край выше, приятель, сказал один из парамедиков, когда они показались в дверях. Двое полицейских помогали им нести носилки, на которых лежал Пол. Лицо его прикрывала кислородная маска, но вздымавшийся горой живот и копна волос, видневшаяся на носилках, узнавались безошибочно. Одна пухлая рука безжизненно свисала из-под одеяла.

– Поднатужьтесь, – раздалось позади меня. Там, прислонившись к своему автомобилю, усмехался разговаривавший со мной полицейский.

– Помоги нам, – попросил один из несущих носилки.

– С моей-то спиной? Да ни в жизнь. Еще нанесу себе непоправимый ущерб.

– Он не предмет для шуток, – с жаром обратилась я к Блейку, желая, чтобы он велел им заткнуться. – Он не животное или какая-то неодушевленная вещь. На этих носилках ребенок.

Блейк проигнорировал мое замечание, и я с досады стиснула кулаки.

Бригада «скорой» вынесла носилки к дорожке и разложила под ними колеса. Носилки торопливо провезли мимо меня. Вблизи Пол выглядел ужасно. Кожа у него стала синюшной, и я подумала, сколько он находился там… и сколько еще пробыл бы, если б туда не вломилась полиция. О чем думал Дэнни, оставляя его в таком состоянии?

Блейк прошел за бригадой «скорой» и заглянул в машину, как только Пола туда погрузили. Вернулся он мрачный, но информация, принесенная им, обнадеживала.

– Они сказали, он с ними разговаривает. Он то приходит в себя, то опять отключается. Медики считают, с ним все будет в порядке, но здесь они не останутся.

В это время «скорая» тронулась с места с включенными огнями и сиреной.

Блейк повернулся ко мне.

– Значит, Дэнни ты не знаешь, но знакома с Полом.

Я поморщилась от его тона.

– Не очень хорошо. Я лишь один раз с ним пообщалась. В любом случае о Поле ты меня не спрашивал.

– Я не знал о Поле, – мягко заметил Блейк.

Я пожала плечами.

– Я впервые увидела его вчера, понятно? Я пришла сюда… – Помолчав, я продолжила, пытаясь объяснить, почему захотела поговорить с Дэнни, и надеясь, что он сможет рассказать мне о Чарли. – Пол милый ребенок. Добродушный. И не надо недооценивать его из-за тучности. Он очень умный. Готова поспорить, что о компьютерах и технике он знает больше любого из нас.

Мне было важно, чтобы Блейк осознал: Пол – человеческое существо, а не просто гора жира.

Блейк смотрел на меня без всякого выражения.

– Итак, до вчерашнего дня ты никогда не бывала в этом доме.

– Нет.

– Ты просто вбила себе в голову выяснить, что случилось с твоим братом.

Я кивнула.

– Думаю, эта история с Дженни снова все во мне всколыхнула. Я стала ловить себя на мыслях, что строю догадки, размышляю о произошедшем с ним. Обычно об этом постоянно не думаешь. По большей части просто живешь с тем, что есть.

Блейк посмотрел мимо меня, и я, повернувшись, увидела Викерса, который, спотыкаясь, выходил из дома, даже более посеревший и унылый, чем обычно. В правой руке он что-то держал, серебрившееся от кисточек, и мне как никогда почудилось, будто я грежу наяву, поскольку предмет у него в руках казался мне полной бессмыслицей.

– Это же моя сумка!

Это была сумка, висевшая у меня на плече три дня назад, сумка, которую отнял таинственный нападавший. Я устремилась к Викерсу, протягивая за ней руку. Он отвел сумку в сторону, и я поняла, что за мной подходит Блейк.

– Это моя, – повторила я. – Где вы ее взяли?

Викерс выглядел усталым.

– Она лежала в гостиной, Сара. Там, где вы ее оставили.

Я покачала головой.

– Нет. Вы не знаете, я потеряла эту сумку. То есть не потеряла – ее у меня отняли.

– Новая история, – сказал Блейк. – У вас всегда на все находится ответ, не так ли?

– Это правда, – с достоинством возразила я, обращаясь только к Викерсу. – Ночью во вторник на меня напали. Толкнули меня на землю и забрали сумку. Поэтому я и не на машине, у меня нет ключей. Вы же видели, я хожу пешком, вы только что сами меня подвезли. С какой стати я не поехала в больницу, если бы могла?

Викерс расстегнул «молнию» и заглянул в сумку. Меня захлестывало совершенно неуместное желание захихикать. Было что-то нелепое в том, что седовласый мужчина в сером костюме рылся в сумочке из серебристой кожи как в своей.

– Ключей нет, – наконец объявил он, и внезапно смеяться мне расхотелось.

– Что? Они должны быть там. Вы проверили внутренний карман?

Викерс взглянул на меня с упреком.

– Там я посмотрел в первую очередь. Именно там держит ключи и моя жена.

– Могу я посмотреть сама?

Он подал мне сумку, ничего больше не говоря, и я стала в ней копаться, чувствуя себя неуютно под взглядами наблюдающих за мной двух мужчин. Я пошарила рукой среди бумажек и счетов, скопившихся на дне сумки, разыскивая ключи. Я нашла карандаш для глаз и бальзам для губ, шариковую ручку, которая давным-давно перестала писать, и скрепки, но ключей там не оказалось, как и много чего другого. Мне пришлось признать поражение.

– Да, но ключи там были, когда ее украли. Как, впрочем, и другие вещи – мой ежедневник, фотографии.

Я пыталась припомнить, чего еще лишилась.

– Идемте, – сказал Викерс и посторонился. – Идемте, и посмотрите сами.

Блейк кинулся вперед, желая перехватить меня.

– Шеф, эксперты, мы не можем…

– Она призналась, что уже была в доме, – спокойно возразил Викерс. – Думаю, эксперты так или иначе ничего не докажут. Но на всякий случай мы не позволим ей ни к чему прикасаться.

Блейк прикусил губу, но больше ничего не сказал и отступил назад, пропуская меня.

Я шагнула мимо него в прихожую и огляделась.

Со вчерашнего дня здесь ничего не изменилось, кроме сломанной полицейскими двери. Хлопья краски усеивали вытертый ковер там, где дверь ударилась о стену. В нос мне снова ударила вонь потных носков, которую я отметила раньше, и чего-то еще, более резкого. Страха.

В отличие от прошлого раза дверь в гостиную оказалась приоткрыта.

– Вы нашли сумку там? – спросила я. – Могу я войти и посмотреть сама?

– Пожалуйста, – сказал Викерс, – это не займет у вас много времени.

Я поняла, что он имел в виду, когда, толкнув, распахнула дверь. Запах тел, пропитавший дом, здесь чувствовался еще сильнее, вызывая тошноту, и я начала задыхаться, стараясь делать неглубокие вдохи через рот. В комнате стоял полумрак, окно, выходящее на фасад, закрывали дешевые жалюзи. Пока Викерс не нажал на выключатель у двери, единственным светом был солнечный, просачивающийся по краям этих хлипких жалюзи. Я заморгала от неожиданно резкого света голой лампочки на потолке, прежде чем мне удалось разглядеть освещенное ею убожество.

Комната оказалась практически пустой. Двуспальная кровать, застеленная грязной, в пятнах, простыней, упиралась изголовьем в противоположную от меня стену. Панель изголовья была обита замызганным бледно-зеленым бархатом, оставшимся от семидесятых годов. На полу по одну сторону от кровати стояла коробка бумажных салфеток, использованные салфетки валялись вокруг нее. По другую сторону лежала небольшая стопка затрепанных журналов – порнографических, догадалась я с отвращением. В изножье кровати я увидела тонкое комковатое одеяло, которое сползло на пол, покрытый темно-коричневым акриловым ковролином, блестевшим на свету и слегка поскрипывавшим у меня под ногами. Стены были оклеены кремовыми обоями с выпуклым перламутровым узором, чрезмерно строгими и приличными обоями, совершенно не сочетавшимися с комнатой, которую они украшали. Длинная грязная полоска на одной из стен позволяла предположить, что некогда там стояло нечто большое – может быть, диван.

Я повернулась к Викерсу.

– Но ведь это дом с тремя спальнями. Почему они использовали эту комнату в качестве спальни, живя здесь только вдвоем?

Викерс не ответил прямо, но знаком предложил мне пройти дальше, чтобы я смогла увидеть то, что прежде было скрыто от меня дверью. Другим предметом мебели в комнате оказался маленький, обшарпанный книжный шкаф, если не считать мебелью видеокамеру на треноге. Я озадаченно посмотрела на камеру и обернулась к Викерсу за разъяснениями. Но вместо этого он указал на книжный шкаф.

– Ваша сумка лежала там, на нижней полке. Вы больше ничего не узнаете?

Я осторожно шагнула на ковер, не желая думать о том, кто мог в нем обитать и когда его в последний раз пылесосили. При виде того, что стояло на верхней полке, по спине у меня пробежал холодок.

– Это мои фотографии. Они лежали в моей сумке.

Кто-то расставил их, прислонив к стене. Маленькие карточки размером на паспорт. Здесь им было совсем не место. Детективы подошли и посмотрели поверх моего плеча, пока я, в свою очередь, объясняла:

– Чарли. Чарли и я. Папа и я. Мама и папа.

Мой ежедневник лежал раскрытый, обложкой вверх, и я потянулась за ним, возмутившись измятыми страницами. Блейк поднял руку, останавливая меня.

– Пока ничего не трогай, – тихо сказал он.

– Ладно, хорошо, но это же мой ежедневник. – Я пригляделась. – А это моя ручка… ой!

– Что? – быстро спросил Викерс.

– Ну просто это странно, только и всего. Я думала, что потеряла ее. Должно быть, она все это время лежала в моей сумке.

– Когда вы ее потеряли?

– Несколько месяцев назад. Я повсюду ее искала. Эта ручка принадлежала папе. – Ручка была серебряной, с его инициалами, выгравированными на корпусе, и с ясно различимым крестообразным узором, оттиснутым на металле. – Я думала, обронила ее в школе. Я там все вверх дном перевернула, разыскивая ее. Не могу поверить, что все это время она лежала у меня в сумке.

Полицейские никак не комментировали мои слова, и я бегло осмотрела остальные полки, разглядывая собрание случайных вещей – камешек с дыркой, потрепанный кожаный шнурок с тремя нанизанными на него бусинами, череп крохотного животного – возможно, землеройки. Лежали тут старые монеты и другой хлам. Ни к чему не прикасаясь, я методично все осмотрела, стараясь увидеть, что еще тут спрятано. Край брелока моего кольца для ключей торчал из-за прислоненной к стене открытки из Шотландии, и я указала на него Викерсу, который сдвинул кончиком своей ручки открытку и кивнул, когда сам увидел ключи. На одной из полок пониже я заметила заколку для волос, которую точно не видела по меньше мере полтора месяца, и дешевый браслет, надетый мной в школу и в середине дня снятый, поскольку он раздражал меня, стуча и цепляясь, когда я писала на доске.