Текст книги "Врата Абаддона"

Автор книги: Джеймс С. А. Кори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 35
АННА

Она не застала Быка в отделе безопасности. Мускулистая молодая женщина с большим пистолетом в набедренной кобуре только пожала плечами на вопрос, можно ли его подождать, и вернулась к работе, перестав замечать Анну. Настенный экран был настроен на новости «Радио медленной зоны» – молодой землянин, склонившись к Монике Стюарт, что-то серьезно ей втолковывал. Кожа у него была такая розовая, что наводила на мысль о гриме. Или о том, что его ободрали.

– Мое мнение об автономии зоны совместных интересов Бразилии не изменилось, – говорил он. – Скорее, еще укрепилось.

– В каком смысле? – спросила Моника.

Она выглядела искренне заинтересованной. Талант. Румяный потыкал в воздух пальцем. Анна будто бы встречала его на «Принце», но вспомнить имя никак не могла. Вроде он был художником. Какой-то творческой личностью.

– Мы все изменились, – ответил он. – Здесь все изменились. Мы все прошли через испытание, которое перевернуло нас. Мы прилетим домой иными, чем были. Трагедия, потери, чудеса – для нас изменилось самое понятие человека. Вы меня понимаете?

Как ни странно, Анна его понимала.

Священник всегда среди людей. Анна давала своим прихожанам советы в любовных делах, скрепляла помолвки, крестила детей, а однажды ей довелось через год отпевать крещенного ею же младенца. Она привыкла к такому положению вещей, и глубокая связь с людьми в основном радовала ее. Вычерчивая карты чужих жизней, она отмечала, как меняет людей каждое событие, оставляя после себя другого человека. Пройдя в Кольцо, пережив катастрофу, они не могли остаться прежними.

Исход с кораблей на «Бегемот» развернулся в полный рост. По внутренней поверхности жилого барабана раскинулись палаточные города – как цветы на плоском стальном поле. Анна видела, как долговязые астеры поддерживают раненых землян, выбирающихся из картов скорой помощи, ставят им капельницы, подключают медицинское оборудование, взбивают им подушки и утирают пот со лба. Внутряки и внешники вместе разгружали контейнеры, и Анне это зрелище, вопреки недавнему горю, согревало душу. Пусть, чтобы заставить их сотрудничать, понадобилась настоящая трагедия, но они смогли. Смогли – и значит, надежда есть.

Осталось научиться приходить к тому же без крови и криков боли.

–  Ваши работы люди обвиняют в том, что они оправдывают насилие, —заметила Моника.

Румяный кивнул.

–  Раньше я возражал, – сказал он, – но сейчас прихожу к выводу, что критики, возможно, были правы. Думаю, вернувшись домой, я кое-что изменю.

– После Кольца?

– И после медленной зоны. И всего, что здесь произошло.

– Посоветовали бы вы другим художникам, затрагивающим политику в своем творчестве, побывать здесь?

– Безусловно.

Крис, тот молодой офицер, просил организовать на «Бегемоте» богослужения для смешанной группы. Она поначалу решила, что он имеет в виду представителей разных религий, но оказалось, говорит о прихожанах из марсиан, землян и астеров. Словно Бог разделил людей по силе тяжести, в которой они росли. Тогда Анне пришло в голову, что не бывает «смешанных» церковных групп. Как бы люди ни выглядели, как бы ни звали Его, – когда группа людей обращается к Богу, они едины. Пусть даже Бога нет, или Бог един, или их много разных – не важно. «Вера, надежда и любовь, – писал Павел, – но величайшая из них – любовь!»Вера и надежда много значили для Анны. Но теперь она понимала Павла не так, как прежде. Любовь не нуждается ни в чем, кроме себя самой. Не нуждается ни в единой вере, ни в единой нации.

Анна подумала о дочери, и на нее нахлынули тоска и чувство одиночества. Она как сейчас ощущала Нами у себя на руках, вдыхала пьянящий младенческий запах от ее головки. Угандийка Ноно и русская Анна слились воедино и создали Нами. Это не смесь, не так просто и грубо. Не сумма разных частей и предков. Новое создание, отдельное и уникальное.

Значит, никаких смешанных групп. Просто – группа. Новое создание, идеальное и уникальное. Она не представляла, что Бог может смотреть на происходящее иначе. И собиралась сказать об этом в первой проповеди. Она как раз набирала в черновике слова «В глазах Бога нет смешанных групп», когда вошел Бык. Его механические ноги при каждом шаге скрипели и взвизгивали. Анне подумалось, что это придает Быку важности. Он был вынужден обдумывать каждое движение, и его задумчивость легко принимали за напыщенность. Визг сервомоторов и тяжелый топот механических ног словно герольды возвещали его появление.

Она представила, как бы он разозлился, услышав об этом, и хихикнула про себя.

Бык разговаривал с кем-то и не сразу заметил ее.

– Мне все равно, что они подумают, Серж. Согласно договоренности, людям на корабле запрещается иметь оружие. Скафандры, даже не будь в них встроена чертова уйма пушек, сами по себе оружие. Конфискуйте или выбрасывайте их к черту с корабля.

– Си, шеф, – ответил его собеседник. – Как бы это, са-са? Консервным ножом?

– Очаруйте паршивцев. Если мы не можем договориться сейчас, пока мы все друзья, что мы натворим, если дружбе настанет конец? Если четверо десантников в боевой броне решат, что им нужен этот корабль, они его возьмут, и точка. Так что отбираем броню заранее. И чтобы ее в барабане не было – заприте в оружейной при рубке.

Сержа эта перспектива явно не вдохновляла.

– Кто-нибудь пособит?

– Берите людей на свое усмотрение, но, если в них не возникнет нужды, десантники только разозлятся, а если возникнет, охрана вам не поможет.

Серж замер с открытым ртом, потом резко сжал губы и вышел. Теперь Бык заметил Анну.

– Чем могу служить, пастор?

– С вашего позволения, я Анна. Пришла поговорить о Клариссе Мао.

– Если вы не ее адвокат или законный представитель…

– Я – ее духовник. Что с ней будет теперь?

Бык вздохнул.

– Она призналась в подрыве корабля. Ничего хорошего.

– Мне говорили, вы выбросили человека за борт только за то, что он торговал наркотиками. Говорят, вы жестокий человек. Холодный.

– Неужели? – удивился Бык, и Анна не поняла, было его удивление подлинным или наигранным.

– Прошу вас, не убивайте ее, – сказала она, склоняясь к Быку и заглядывая ему в глаза. – И не позволяйте никому ее убить.

– А почему бы и нет? – В его словах не было ни вызова, ни угрозы. Он как будто и вправду не знал ответа, не понимал. Анна скрыла ужас.

– Мертвой я не сумею помочь.

– Не обижайтесь, но это уж не моя забота.

– Я думала, вы здесь представляете закон и порядок.

– В первую очередь – порядок.

– Она имеет право на суд, а если все узнают о ней то, что известно вам, до суда она не доживет. Люди взбунтуются, убьют ее. Помогите мне хотя бы сохранить ее до суда.

Бык вздохнул.

– Вы и правда хотите суда или просто время тянете?

– Время тяну, – сказала Анна.

Бык кивнул, прикидывая что-то в уме, и жестом пригласил ее за собой в кабинет. Когда Анна уселась перед его потрепанным столом, он затопал по тесной комнатушке, занимаясь кофе. Кофе, если вспомнить о новых нормах выдачи воды, представлялся роскошью, но Анна вспомнила, что Бык теперь – второй по рангу человек в медленной зоне. У командования свои привилегии.

Кофе ей не хотелось, но, принимая протянутую Быком чашку, она давала ему возможность ощутить свое великодушие. Начав со щедрого поступка, он бы, вероятно, продолжил в том же духе и позже, когда великодушие действительно понадобилось бы.

– Когда Холден начнет рассказывать всем и каждому, кто на самом деле подорвал «Сунг-Ан», – а он начнет, на то он и Джим Холден, – ООН затребует выдачи Клариссы. И, если они в обмен предложат средство собрать всех здесь, в безопасности, я в обмен ее выдам. Не с корабля, а здесь, когда они прибудут.

– И что они с ней сделают? – Анна пригубила кофе, как в обычной беседе.

Напиток обжег ей язык, а на вкус показался кислотой.

– Возможно, соберут трибунал из старших офицеров, проведут короткое судебное заседание и бросят ее в утилизатор. В другом месте вышвырнули бы за борт, но при нашей нищете это было бы разбазариванием ресурсов. Из дома нам припасов не пришлют – через медленную зону они доберутся не скорее, чем от дома до Кольца.

Голос его звучал равнодушно и бесстрастно. Словно он обсуждал проблемы логистики, а не жизнь молодой девушки. Анна сдержала дрожь, спросила:

– Мистер Бака, вы верите в Бога?

К его чести, Бык постарался не закатывать глаз. И ему это почти удалось.

– Я верю в то, что позволяет пережить ночь.

– Не виляйте, – велела Анна и с удовольствием отметила, что Бык чуть подтянулся в своих ходунках.

Она по опыту знала, что у волевых мужчин, как правило, бывали такие же волевые матери, и умела при необходимости нажать правильную кнопку.

– Послушайте… – попытался перехватить инициативу Бык, но Анна его перебила:

– Оставьте пока Бога. Вы верите в идею прощения? В возможность искупления? В ценность человеческой жизни, даже самой оскверненной и испорченной?

– Ни черта, – ответил Бык. – Человек может дойти до такого, о чем в ваших писаниях не писано.

– Вы это по опыту знаете? Далеко ли заходили вы сами?

– Достаточно далеко за черту.

– И при этом беретесь судить, где она проходит?

Бык приподнялся на раме своих ходунков, поерзал в креплениях и завистливо покосился на недоступное для него кресло. Анне было его жаль – хуже времени, чтобы болеть, не придумаешь. Он, пытаясь сохранить порядок в своем крохотном мирке, безрассудно сжигал остатки сил. Синяки под глазами и желтизна кожи, как лампочки индикатора, предупреждали, что заряд батарей на исходе. Анна виновато подумала, что взваливает на него лишний груз.

– Мне не хочется убивать эту девушку, – заговорил он, глотнув свой ужасный кофе. – Собственно, мне глубоко плевать, жива она или мертва, была бы надежно заперта и не угрожала моему кораблю. Так что вам лучше обратиться к Холдену. Это он будет предводительствовать толпой с вилами и факелами.

– Но марсиане…

– Двадцать часов как сдались.

Анна моргнула.

– Они давно мечтали сдаться, – объяснил Бык. – От нас требовалось только придумать, как им сохранить лицо.

– Сохранить лицо?

– Мы дали им достойную причину уступить. Им только того и надо было. Не найди мы такого способа, они бы держались на своих постах до последнего вздоха. Ничто не губит такого множества людей, как страх показаться слабаками.

– Значит, Холден скоро будет здесь?

– Он уже в челноке под конвоем четверых десантников – и для меня это новая головная боль. Давайте так: я не стану вспоминать о вашей девице без веских причин. Ну, а за Холдена я не отвечаю.

– Хорошо, я поговорю с ним, когда он прибудет.

– Желаю удачи, – сказал Бык.

ГЛАВА 36
ХОЛДЕН

Когда за ним пришли марсиане – двое мужчин, две женщины, все в форме и при оружии, – пьяный от одиночества рассудок Холдена развернулся в десяти направлениях враз. Капитан то ли нашла для него свободных медиков, то ли хотела еще раз допросить насчет случившегося на Станции, то ли собиралась вышвырнуть его за борт, то ли узнала о гибели Наоми, то ли – что Наоми жива. Почудилось, что каждый нерв в его теле, от мозга до пальцев ног, искрил и загорался. Холден едва сдержался, чтобы толчком от клетки камеры не выброситься в узкий коридор.

– Прошу пленника назвать себя, – произнес один из мужчин.

– Джеймс Холден. Мне казалось, у вас тут не слишком много пленных? Я уже целую вечность, с тех пор как сюда попал, ищу, с кем бы поговорить, и вполне убедился, что кругом только комочки пыли бегают.

Он прикусил себе губу, чтобы замолчать. Слишком долго переживал страх молча и только сейчас осознал, как это на него повлияло. Если на «Хаммурапи» он прибыл еще в здравом рассудке, то при таких условиях скоро его утратит.

– Зафиксировано: пленный называет себя Джеймсом Холденом, – проговорил мужчина. – Идем.

Коридор был таким узким, что двое охранников перед ним и двое позади терлись плечами о стены. Выросшие при низком тяготении Марса, эти люди походили скорее на астеров, чем на Холдена, и все четверо немного сутулились, нависая над ним. Впервые в жизни Холден так вольно ощущал себя в узком и тесном коридоре. Но даже чувство свободы не вытесняло тревоги. Охранники не то чтобы подталкивали его вперед, но двигались так властно, что он невольно старался подстроиться к их шагу. До люка было всего пять метров, но после камеры они показались немалым расстоянием.

– С «Роси» вестей не было?

Никто ему не ответил.

– Что… э… что происходит?

– Вас эвакуируют, – ответил мужчина.

– Эвакуируют?

– Согласно условиям сдачи.

– Условиям сдачи? Вы сдались? Почему сдались?

– Политики нас обыграли, – сказала женщина за его спиной.

Его погрузили в скиф, тот самый, на котором доставили со Станции, или точно такой же. На сей раз в нем было всего четверо солдат, все в полной боевой броне. Остальные места занимали мужчины и женщины в стандартной флотской униформе. Сперва Холден решил, что это раненые, но даже пристальный взгляд выявил только мелкие травмы. Лица у всех были измученные, тела казались сломанными. Тяга не дала заметной перегрузки – только чуть повернулись на шарнирах амортизаторы. Марсиане спали или мрачно думали о чем-то. Холден почесал руку под жесткими гибкими наручниками, и никто не велел ему перестать. Пожалуй, это был добрый знак.

Он попытался прикинуть в уме: если новый скоростной максимум меньше скорости летящей гранаты, то в час они делают… от усталости он путался в вычислениях. С ручным терминалом работы было бы на несколько секунд, но не просить же вернуть ему терминал. Да и ни к чему это.

Он засыпал, просыпался и снова засыпал. Сигнал стыковки прервал сон, в котором Холден пек хлеб с кем-то, похожим одновременно на его отца Цезаря и на Фреда Джонсона. Они никак не могли найти соли. Очнувшись, Холден не сразу вспомнил, где находится.

Скиф был так мал, что Холден различил удары о шлюзовой люк. Со своего места он не мог расслышать, как открывается шлюз, так что ощутил только слабую перемену в воздухе. Запах был сочным и на удивление влажным. Потом в поле зрения показались четверо незнакомцев. Все – астеры. Широколицая женщина, плотный мужчина с ослепительно белой бородой и двое бритоголовых, похожих как близнецы. У близнецов на плечах виднелись татуировки – рассеченный круг АВП. И все четверо были с пистолетами.

«„Бегемот“, – понял Холден. – Они сдались „Бегемоту“. Очень странно».

Один из десантников, так и не снявший боевой скафандр, поплыл навстречу астерам. Те и глазом не моргнули – с уважением отметил Холден.

– Я – сержант Александр Вербинский, – заговорил марсианин. – Имею приказ передать вам скиф с командой и пассажирами согласно условиям сдачи.

Женщина переглянулась с белобородым. Холден словно услышал незаданный вопрос: «Кто им скажет, что в скафандрах мы их не впустим?» Женщина пожала плечами.

– Бьен алле, добро пожаловать на борт. Пусть проходят партиями по шесть человек, начнем сортировку, са-са?

– Есть, мэм, – отозвался Вербинский.

– Корин, – позвал один из близнецов и подбородком указал обернувшейся к нему женщине на Холдена. – Па кон еса парлан, си? [23]23
  Это о нем шла речь, да?


[Закрыть]

Женщина коротко кивнула.

– Холдена мы забираем сразу, – сказала она.

– Вы хозяева, – ответил десантник, и по его тону Холден заподозрил, что сержант предпочел бы пристрелить его на месте. Хотя, возможно, ему почудилось.

Астеры провели его через шлюз и длинный майларовый тоннель к машинному залу «Бегемота». Здесь собрались десятки людей с готовыми к работе ручными терминалами: их ждала долгая административная рутина по учету сдавшихся противников. Холдена пропустили без очереди, и он сомневался, что это почетный прием.

Женщина, встретившая его у тяжелой двери переходника от машинного отсека к барабану, выглядела слишком молодой для капитанских нашивок. Собранными «калачиком» волосами она напомнила Холдену учительницу из земного детства.

– Капитан Па, – обратилась к ней охранница, которую называли Корин, – вы хотели его видеть.

– Капитан Холден, – кивнула ему Па, – добро пожаловать на «Бегемот». Я предоставляю вам свободу в пределах корабля, но прошу учитывать некоторые условия.

Холден заморгал. Он ожидал в лучшем случае новой камеры. Свобода в пределах корабля и есть свобода, абзац. Дальше корабля идти некуда.

– А, хорошо, – выдавил он.

– Вы должны быть в любое время готовы к вызову на собеседование. В любое. И вы не должны обсуждать то, что случилось или не случилось на Станции, ни с кем, кроме моего шефа безопасности.

– Я знаю, как это отключить, – сказал Холден.

Лицо Па дрогнуло.

–  Чтовы знаете?

– Знаю, как заставить протомолекулу снять с нас этот блок, – уточнил он и принялся объяснять заново все, что уже рассказал капитану Джаканде, – о встрече с Миллером и о плане убаюкать станцию, чтобы мертвец сумел отключить ее. Он изо всех сил старался, чтобы рассказ звучал спокойно и взвешенно. Вторжения, уничтожавшего цивилизацию создателей протомолекулы, вовсе не коснулся – и без того сказанному трудно было поверить.

Па слушала внимательно, с застывшим лицом. Не хотел бы Холден встретиться с ней за покерным столом. С болью вспомнилось обещание Наоми научить его играть в покер. У него перехватило горло.

Белобородый сотрудник безопасности всплыл над ними, и вслед за ним двинулись двое рассерженных на вид марсиан.

– Капитан? – Астер еле сдерживал ярость.

– Минуту, мистер Гутмансдоттир, – остановила она и снова повернулась к Холдену. Наверняка ошеломленная, хотя это сказывалось только в желваках на скулах, да и те были не слишком заметны. – Я… должна обсудить услышанное, однако пока…

– Моя команда?

– Они в медотсеке для штатских, – сказала Па, и белобородый откашлялся – явно с намеком. – Следуйте по указателям. А сейчас извините.

– Капитан, пленные имеют при себе груз контрабанды, – заговорил Гутмансдоттир, выделив слово «пленные». – Думаю, вам лучше разобраться, пока не дошло до Быка.

Па глубоко вздохнула и толкнулась по направлению к своим подчиненным. Через несколько секунд Холден сообразил, что не только забыт, но и зачислен в список дел, которыми надо будет заняться как-нибудь потом, черт их возьми. Он прошел через переходник на платформу у вращающейся оси этого маленького мира. Отсюда вела длинная эстакада для картов, и, спускаясь по ней, Холден отмечал, как сила Кориолиса переходит в ощущение тяжести. Колени напоминали о слишком долгом пребывании в невесомости, и он подумал, что хорошо бы до медотсека оказалось не слишком далеко.

Хотя, будь он на дальней стороне системы, Холден бы схватил скафандр с ранцем, запасся бы воздухом и рванул туда. Лишь бы оказаться рядом с Наоми, с Амосом, с Алексом.

Только ведь капитан Па не говорила, что они все там. Она сказала «команда», а это могло подразумевать: «выжившая». Холден перешел на бег, но спустя пару минут выдохся и остановился перевести дыхание.

Перед ним простирался огромный барабан – мир, свернутый в трубку. Высоко наверху горела полоса поддельного солнца – «верх» был уже несомненным и тянулся на два километра над ним – до зеркального отражения эстакады, на которой стоял сейчас Холден. Вокруг слепящего «светила» плавали легкие облачка. Воздух лип к коже, жар давил на тело, но Холден мог представить, как зеленеет внутренняя поверхность барабана, как воздух наполняется сладким благоуханием яблочного цвета и испарившаяся влага выпадает прохладной росой. Или хотя бы превращает резкий свет в долгий, непреходящий летний вечер.

Мечта. Чужая мечта, обреченная остаться мечтой, – но достойная. Прекрасная даже в руинах.

– Капитан Холден? Можно с вами поговорить?

К нему обращалась маленькая женщина с тугими рыжими косами, одетая в простой коричневый костюм. И в том уютном возрасте, который всегда напоминал Холдену его матерей.

– Меня зовут Аннушка Воловодова, – с улыбкой представилась она, – но вы можете звать меня Анна.

– А меня можно звать Джим, – ответил Холден, протянув ей руку. Он уже почти отдышался. Анна без тени страха ответила на рукопожатие. Как видно, его репутация «самого опасного человека в Солнечной системе» до нее еще не дошла. – Восточная Европа?

– Россия, – кивнула она. – Родилась в Кимрах, но с молодости москвичка. А вы из Северной Америки?

– Монтана. Коллективная ферма.

– Я слышала, в Монтане хорошо.

– С плотностью населения хорошо. Там и сейчас коров больше, чем людей.

Анна кивнула и принялась перебирать пальцами ткань костюма. Холден догадывался, что женщина хочет что-то сказать и не знает, как перейти к делу.

– В Кимрах то же самое. Там, знаете, туристические места, озера…

– Анна, – мягко остановил ее Холден, – вы хотели мне что-то сказать?

– Да, – ответила она. – Я должна вас просить никому не рассказывать о Клариссе и о том, что она натворила.

– Ясно, – кивнул Холден, – только кто такая Кларисса и что она натворила?

Женщина удивленно наклонила голову.

– Вам не сказали?

– Со мной не слишком рвались поболтать, – признал Холден. – Так чего я не знаю?

– Ну, это трудный вопрос. Вскоре после катастрофы на ваш корабль напала девушка по имени Мелба, – ответила Анна. – Долго рассказывать… словом, я последовала за ней, попыталась что-то сделать. Ваш старший помощник… Наоми. Она получила ранения. Тяжелые.

Мир вокруг Холдена сжался. Пока он валял дурака на Станции, болтал с Миллером, Наоми ранили. Руки у него затряслись.

– Где она? – спросил он, сам не зная, говорит о Наоми или о ранившей ее женщине.

– Наоми здесь. Ее доставили на «Бегемот», – сказала Анна. – Она в медотсеке, лечится. Меня заверили, что она поправится. Остальные ваши люди там же. Они пострадали раньше, когда сменился предел скорости.

– Живы?

– Да, – сказала Анна, – живы.

Он покачнулся под напором горя и облегчения, гнева и чувства вины. Анна придержала его за плечо.

– Кто такая Мелба и почему она напала на моих людей?

– Это не настоящее имя. Моя подруга знакома с ней и ее семьей. По-видимому, вы для девушки – что-то вроде мании. Ее зовут Кларисса Мао.

Мао.

Таинственная и могущественная Джули. Джули, переделанная протомолекулой в преследующий его дух Миллера. Джули, нанявшая оператора Коэна для саботажа, Джули, выглядевшая на его модели чуточку не так. Джули, весь последний год манипулировавшая им, направлявшая к Кольцу и к Станции.

Так это была вовсе не Джули.

– Она не в себе, – говорила между тем Анна, – но я надеюсь до нее достучаться. Если мне дадут время. Но если ее убьют…

– Где Наоми? Вы знаете, где она?

– Знаю, – кивнула Анна и добавила: – Простите. Я за своими делами забыла о ваших. Вас проводить?

– Да, пожалуйста, – сказал Холден.

Через пятнадцать минут он входил в маленькую палату медотсека, выделенную в полную собственность его семейству. Наоми лежала на каталке, одна рука в твердом лубке. Лицо пестрое, в выцветших синяках. От подступивших к глазам слез Холден не сразу сумел заговорить. Его сжигал убийственный гнев. Это не катастрофа. Не случайность. Это кто-то сделал нарочно.

Наоми увидела его и улыбнулась ласково, весело.

– Привет!

Он мигом очутился рядом с ней, схватил за здоровую руку, все еще не в силах заговорить. В глазах Наоми стояли слезы, но не было гнева, и он поразился, как благодарен ей.

– Анна, – сказала Наоми. Она заметно обрадовалась приходу женщины, а это уже много значило. – Джим, ты знаком с Анной? Она спасла меня от той чокнутой в ремонтном мехе.

– И нас, надо думать, тоже спасла, – вмешался Амос. – Так что спасибо, Рыжик, мы, пожалуй, все у тебя в долгу.

Холден с трудом сообразил, что «Рыжиком» его механик назвал Анну. Та, кажется, тоже удивилась.

– Счастлива, что оказалась полезной. Боюсь, я тогда была под действием обезболивающих. Все могло бы обернуться совсем иначе.

– Бери карандаш, – вставил Алекс, – и, как прикинешь, на что тебе может пригодиться Амос, получай бесплатно.

– Паршивец, – проворчал Амос и кинул в пилота подушкой.

– Спасибо вам, – сказал Холден. – Если вы их спасли, я обязан вам всем, что имею.

– Счастлива, что оказалась полезной, – повторила женщина и обратилась к Наоми: – Ты с прошлого раза стала лучше выглядеть.

– Поправляюсь, – ответила Наоми и, морщась, шевельнула пострадавшей рукой. – Посмотрим, как она будет двигаться, когда кости срастутся.

Анна с улыбкой кивнула ей, но улыбка скоро погасла.

– Джим? Нам бы все-таки поговорить. Нельзя ли наедине?

– Нельзя. Я думал, что уже никогда не увижу этих людей. Я останусь здесь. Хотите говорить – говорите.

Женщина обвела глазами членов его команды. В ее взгляде была то ли надежда, то ли вежливое отчуждение.

– Мне кое-что от вас нужно, – наконец сказала она.

– Все что угодно, – заявил Амос, приподнимаясь на кровати.

Холден был уверен, что Анна не поймет его буквально – а ведь Амос имел в виду именно то, что сказал. Оставалось надеяться, что священнице не требуется никого убивать.

– Если у нас это есть, – добавил Алекс, – оно ваше.

Амос кивнул.

Анна обратилась к Холдену.

– Я поговорила с главой службы безопасности, и он согласился молчать о признании Клариссы. Обо всем, что она сделала. Мне нужно, чтобы вы тоже молчали.

Холден сидел, нахмурившись. Спросила Наоми:

– Почему?

– Ну, – ответила Анна, – Джеймс Холден известен тем, что всем обо всем рассказывает…

– Я не о том, почему ты просишь нас, – объяснила Наоми. – Почему ты не хочешь, чтобы люди узнали?

Анна кивнула.

– Если люди узнают, в нынешней ситуации они способны ее казнить.

– Хорошо, – сказал Холден.

– Она вроде как сама напросилась, – добавил Амос.

Анна крепко сжала ладони и кивнула. Не в знак согласия, а просто показав, что услышала. И поняла.

– Мне нужно, чтобы вы ее простили, – сказала она. – Если нет других причин, хоть ради меня. Вы сказали – все что угодно. Мне нужно вот это.

В паузе прозвучал протяжный вздох Амоса. Брови Алекса все выше задирались на лоб.

– Почему? – ровным голосом повторила Наоми.

Анна крепко сжала губы.

– Она не злодейка. Я уверена, Кларисса сделала все, что сделала, из любви. Это больная любовь, но это любовь. И, если она не умрет, для нее еще есть надежда. И я должна надеяться.

Холден видел, как слова омывают Наоми и в ее глазах возникает непонятная ему боль. Она растянула губы, оскалила зубы. Шепот ее был непристоен и так тих, что слышать мог только он. Холден стиснул ей руку, ощутив косточки пальцев.

– Ясно, – сказала Наоми, – я буду молчать.

В груди его вспыхнул гнев. Слова дались легко.

– Я не буду, – сказал Холден. – Речь идет о безумной представительнице клана Мао, который дваждыпытался погубить Солнечную систему. Она преследовала нас до самого Кольца, пыталась убить. Убить тебя. Она взорвала полный невинных людей космический корабль только ради того, чтобы испортить нам репутацию. Кто знает, сколько еще людей она убила. Если ООН решит вышвырнуть ее в космос, я сам нажму кнопку шлюза.

Молчание затянулось. Холден видел, как безнадежно понурилась Анна. Алекс вдруг захихикал, и все обернулись к нему.

– Ага, – с привычной растяжкой заговорил пилот, – подумаешь, Наоми избили до полусмерти. Пустяки, она готова об этом забыть. А вот у капитана пострадала подружка. Он – действительно жертва.

В тишине не слышалось даже дыхания. Кровь хлынула в лицо Холдену, залила уши. Ненависть, боль, ярость. Рассудок отключился, желание ударить оскорбившего его Алекса стало почти нестерпимым.

Потом сказанное дошло до него, он поймал взгляд Наоми, и все схлынуло. «Почему?» – хотел спросить он, но спрашивать не имело смысла. Это Наоми, и она уже приняла решение. Не ему здесь мстить.

Из него словно выпустили воздух. Захотелось свернуться на полу среди своих людей и проспать целую неделю. Он попытался улыбнуться.

– Ух ты, – выговорил он, – какой же я иной раз бываю дрянью.

– Да нет, – возразил Амос, – тут я тебя понимаю. Я бы сам прибил эту Клариссу за ее дела. Но Рыжик просит, а Наоми ее поддерживает, так что, думаю, надо соглашаться.

– Не поймите меня неправильно, – холодно обратился Холден к Анне, – я никогда не прощу ту женщину. Никогда. Ради вас я не стану сдавать ее ООН. Если Наоми решила оставить это дело, мне приходится соглашаться.

– Спасибо вам, – сказала Анна.

– Если что изменится, Рыжик, – сказал Амос, – дай нам знать. Я в любой момент с удовольствием сделаю из нее лепешку.