Текст книги "Триллер"

Автор книги: Джеймс Роллинс

Соавторы: Хизер Грэм,Ли Чайлд,Линкольн Чайлд,Дуглас Престон,Крис Муни,Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон),Дэвид Моррелл,Грант Блэквуд,Стив Берри,Кэтрин Нэвилл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)

– И? – нетерпеливо отозвался Оленков.

– Я никогда не делаю мокрую работу на людях. – Хищник прищурился, разглядывая кагэбэшника. – Никакой улицы. Никаких свидетелей, которые смогут потом меня опознать. Эти правила я соблюдаю неукоснительно. И вам это было известно. – Казалось, он дает Оленкову шанс одуматься. – Я работаю один.

На скулах Оленкова заиграли желваки. Лицо посуровело.

– Но не в этот раз! – резко воскликнул он. – Шефу позарез нужен труп Гарницкого. Отведите его!

На лице Хищника появилось выражение отвращения. Он плавно перевел пистолет с Гарницкого на своего нанимателя и выстрелил. Пуля прожгла в пальто дыру еще более черную, чем кашемировая ткань. Из раны хлынула кровь вперемешку с кусочками плоти.

Лицо Оленкова исказила ярость. Он пошатнулся и попытался прицелиться в наемника, однако Хищник сделал два быстрых шага и впечатал каблук в колено кагэбэшника.

Тот нечленораздельно хрюкнул и повалился на спину, распростершись черным пятном на сверкающем белизной снегу. Потянулся было за отлетевшим в сторону пистолетом, но Хищник с силой наступил ему на руку. Затем наемник подобрал пистолет и сунул в карман. Все это время Оленков отчаянно пытался высвободиться, сесть, дотянуться до противника. Но его лицо уже приобрело пепельно-серый оттенок, глаза закрылись, и он затих. Воздух с шумом вырывался из легких.

А Дмитрий боролся со страхом и тошнотой. Он ждал, что сейчас Хищник выстрелит и в него.

Однако тот только взглянул на Гарницкого и сообщил ровно, без эмоций:

– Контракт аннулирован.

После чего открыл калитку и исчез.

Рассказ был давно окончен, а Лиз все никак не могла прийти в себя. Во время холодной войны как правительства, так и частные лица по обе стороны железного занавеса то использовали Хищника в своих интересах, то пытались ликвидировать. Он превратился в легенду – жестокий и безжалостный убийца. Утверждали, что только деньги имеют для него ценность. Выполняя деликатные поручения, он всегда изменял внешность, поэтому никому в точности не было известно, как же выглядит Хищник на самом деле. Тем более никто не знал его настоящего имени.

Однако его участие в этой истории не могло быть простым совпадением. Не обращая внимания на Аркадия, который пристально наблюдал за ней, Лиз взяла голубой конверт и тщательно изучила в ярком свете напольной лампы. Следов так называемого французского вскрытия, когда конверт аккуратно надрезают с одной стороны, а потом снова заклеивают, видно не было, равно как и признаков того, что письмо открывали с помощью двух скрепленных вместе иголок – это уже изобретение Советов. Кроме того, для вскрытия конверта не использовали ни пар, ни одно из современных химических соединений.

Лиз положила письмо. Ее дыхание участилось – она вспомнила промелькнувшую на лице Аркадия странную улыбку.

– Вы знаете, что Хищник – мой отец, – заключила Лиз; это был не вопрос, а утверждение.

– Как вы поняли это?

Она не удостоила его ответом. Взор Лиз был прикован к правой руке мужчины, которая по-прежнему находилась под его курткой возле сердца. Что же он там прячет?

Словно прочитав ее мысли, Аркадий свободной рукой отогнул лацкан куртки.

На мгновение Лиз замерла, хотя и догадывалась, что ее ожидает. Под курткой Аркадий сжимал пистолет, и сейчас оружие было направлено на нее. Однако Лиз никак не могла предположить, что это окажется ее собственный «глок», который обычно был заперт в сейфе в спальне. Она медленно перевела взгляд на лицо человека, которого считала своим добрым другом, которого хотела бы видеть своим отцом. Теперь он скинул маску. В темных глазах полыхала неприкрытая ненависть.

Но сейчас не время было поддаваться эмоциям. Лиз прогнала прочь все посторонние мысли и стала быстро соображать, как одолеть противника или сбежать.

– Конверт, – пояснила она наконец. – Его никто не вскрывал до вас.

Мужчина склонил голову.

– Где Хищник?

– Если вам известно, что он мой отец, наверное, известно и то, что он мертв.

Тут она слегка покривила душой. Хищник мог быть и жив. Работая в ЦРУ, Лиз выяснила, чем на самом деле занимается отец – однажды она застукала его за «работой» в Лиссабоне. Ей удалось предотвратить убийство, и отец пообещал сдаться ей в руки. Но не успел – был убит, хотя труп так и не нашли.

– В вашей истории есть хоть толика правды? – осведомилась она.

– Дмитрий и Нина Гарницкие существовали на самом деле. Был там и Олег Оленков, и Хищник. Оленкова застрелили. Гарницкий спасся.

Мысли лихорадочно скакали в голове Лиз. Затем она вспомнила его собственные слова: «Олег Оленков. Большой мастер перевоплощения. Никогда не знаешь, что от него ожидать», и все происходящее обрело смысл, пусть и совершенно безумный. Отнюдь не случайно в январе «Аркадий Олбэм» подсел к ней на собрании факультета. Это было началом его тщательно разработанного плана: втереться к ней в доверие, привязать к себе. Затем он сочинил письмо, якобы от Нины Гарницкой, и в понедельник, прикинувшись больным, поехал в Лос-Анджелес, откуда послал письмо самому себе. Он сделал все, чтобы сегодня Лиз забеспокоилась, отправилась навестить «Аркадия» и угодила в ловушку. Сам он спрятал под курткой украденный у нее «глок» и ждал, когда она явится и займет свое обычное место.

– Вы Оленков!

Его тонкие губы искривились в усмешке. Мерзавец был удовлетворен тем, как сработала его хитрость. У Лиз все похолодело внутри – она услышала тихие шаги на лестнице. Оленков придумал эту затею с конвертом и письмом с целью отвлечь ее сколь возможно долго, потому что кто-то действительно должен был прийти. Но вовсе не затем, чтобы его убить.

– Я так понимаю, это Дмитрий Гарницкий, – предположила Лиз, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул.

Оленков вытащил из-за спины девятимиллиметровый «смит-вессон». Ни на нем, ни на «глоке» не было глушителя, и Лиз заключила, что Оленков не собирается таиться.

– Вы надеетесь выйти сухим из воды, – озвучила она свою догадку. – Бьюсь об заклад, полиция обнаружит, что и в моей квартире все перевернуто вверх дном. Стало быть, вы сможете дать им такие показания: я взяла с собой «глок» для обороны, поскольку каким-то образом обнаружила, что за мной следит Олег Оленков – он не смог отомстить моему отцу и теперь охотится за мной.

Постепенно Лиз начала понимать, что и письмо, и рассказ предназначались и для нее тоже.

Довольный тем, как сложилась задуманная операция, Оленков хихикнул.

– Вы угадали. Дочь стала достойной заменой отцу. Конечно, вам придется защищаться. И в итоге – какая досада! – вы с Дмитрием убьете друг друга. Поверьте, я буду очень убедителен перед полицией.

По спине Лиз скатилась струйка пота.

– Но ведь прошло столько лет! Все уже давно забыли про тот случай.

– Я не забыл! Я тогда чуть не умер. Два года я провалялся в больнице. А когда наконец вернулся на службу, меня понизили в звании из-за того, что Гарницкий сбежал. С карьерой было покончено. Вся жизнь пошла под откос. Надо мной смеялись!

Любому психологу известно: больше всех склонны к проявлению насилия люди, которых отвергли, оскорбили, унизили, сбросили со счетов. Такой человек начинает ощущать себя никому не нужным, незначительным и полным ничтожеством и пытается доказать всему миру обратное. Оленков, очевидно, страдал комплексом неполноценности и потому был опасен, как гремучая змея. В то же время порой он мог действовать иррационально и в ущерб своим интересам. События вечера подтверждали это – в рассказе о давних событиях Оленков выставил самого себя самонадеянным и не слишком умелым оперативником.

– Но вам нечего стыдиться, – попыталась успокоить его Лиз.

– Я все делал правильно! Это ваш чертов отец…

Тут в дверь постучали. В небольшой квартире стук показался грохотом отбойного молотка.

Проворно вскочив, Оленков бочком прошел к двери, тихонько отпер замок и вернулся на место. Все это время он держал Лиз на мушке. Усевшись обратно в кресло, он перевел на нее ствол «смит-вессона», а «глок» направил на дверь и крикнул:

– Войдите!

В открытую дверь ворвался поток свежего воздуха с привкусом соли. Горевшие на сером ночном небе звезды осветили стоящего на пороге человека.

– Лиз Сансборо? – произнес он с русским акцентом. – Я получил записку с просьбой прийти…

Тут он заметил пистолеты. Кроткие голубые глаза потемнели от страха. Квадратные плечи дернулись, будто мужчина собирался бежать.

Лиз узнала его – историк из Университета штата Айова, лет примерно пятидесяти. Одет в легкие брюки из китайки и желто-коричневую вельветовую куртку. У него было невыразительное усталое лицо и большие руки. Неужели это Дмитрий Гарницкий?

– Даже не пытайтесь, – предупредил Оленков. – Вы не успеете сделать и шага, как я пристрелю вас. Входите и закройте дверь.

Помявшись немного в нерешительности, Дмитрий осторожно переступил порог и, не сводя глаз с Оленкова, носком теннисной туфли захлопнул дверь. Страх на время сменился замешательством.

– Кто вы? Что вам надо? – спросил Дмитрий, мельком взглянув на Лиз.

– Не узнаете меня?

– Возможно, голос.

Оленков громко захохотал.

– Я тоже не сразу узнал вас – только когда увидел вашу походку. Важное правило: никогда не забывай, как человек ходит. – Он внимательно присмотрелся к Гарницкому. – В ЦРУ о вас хорошо позаботились. Мне тоже сделали пластическую операцию.

Своим поведением Оленков точно подтверждал предположение Лиз: у него явно имелся комплекс неполноценности. Сейчас все его внимание было устремлено на Гарницкого. Он упивался своим положением, смаковал каждое слово, наслаждался производимым эффектом. Это-то ей и требовалось. Лиз быстро обвела глазами комнату в поисках оружия и остановила выбор на массивной напольной лампе, находившейся позади маленького столика, как раз между ней и Оленковым.

Казалось, Дмитрий совершенно пал духом.

– Олег Оленков. – Он возвысил голос. – Ах ты, мерзавец! Где Нина? Ты ничего ей не сделал!

Хозяин квартиры снова рассмеялся.

– У меня есть для тебя кое-что поинтереснее. Это Лиз Сансборо, дочь Хищника. Помнишь Хищника, своего спасителя?

В надежде, что Гарницкий догадается о ее намерениях, Лиз наклонилась к лампе. Правым локтем она оперлась на подлокотник кресла. Из такого положения легко будет в нужный момент вскочить, взяться обеими руками за лампу и обрушить ее тяжелую ножку на голову Оленкова.

Однако Дмитрий никак не отреагировал на ее приготовления. Он посмотрел прямо в глаза бывшему кагэбэшнику и заявил:

– Хищник не спасал меня. Это все твоя тупость.

Дальнейшее произошло в считаные секунды. Оленков резко выпрямился, будто его ударили по спине плетью. Не вымолвив ни звука, он взглянул на мужчину, потом на женщину и прицелился из обоих пистолетов сразу.

Тут Лиз протянула руки и схватила лампу. Оленков уловил ее движение, пригнулся и начал стрелять. Комната наполнилась грохотом и дымом, а железная ножка с силой опустилась на его голову. Лампа выскочила из рук Лиз и тяжело грохнула на пол; абажур откатился в сторону. По левой щеке Оленкова потекла кровь.

Бок Лиз взорвался болью. Она была ранена. Пока убийца тряс головой, пытаясь прийти в себя, женщина вырвала у него пистолет. Но вдруг у нее закружилась голова, и, тяжело хватая ртом воздух, она упала обратно в кресло.

Напротив нее к стене тяжело привалился Гарницкий. Из раненого плеча струилась алая кровь. Широко распахнутые глаза светились каким-то неземным светом, будто он только что очнулся от долгого кошмара. Изрыгая поток русских ругательств, Гарницкий кинулся на врага.

Оленков уже поднимал «глок», но в этот момент Лиз ухитрилась пнуть его ногой по пальцам. Пистолет отлетел в сторону. Рука безвольно поникла.

Ребрами обеих ладоней Гарницкий ударил Оленкова по плечам. Кресло из-под Оленкова вылетело, и мужчины рухнули на пол. Оказавшись сверху, Гарницкий надавил коленом на грудь противника, пригвоздив того к полу, и сжал его шею своими могучими ручищами, словно тисками.

Бывший чекист попытался кулаком достать Гарницкого, но тот увернулся от удара и только усилил хватку. Оленков отчаянно вцепился в руки противника, намертво стиснувшие его горло. Он задыхался. Лицо налилось кровью и постепенно приобретало багровый оттенок. С него градом лил пот.

Сражаясь с болью в раненом боку, Лиз выдохнула и с усилием сосредоточилась на Гарницком. Перед ней был человек, многие годы живший в страхе за судьбу жены и копивший в себе ярость, человек, с ненавистью смотревший прямо в глаза Оленкова. Рот Дмитрия кривился, он вновь начал сыпать проклятиями. Тем временем руки все сильнее сдавливали горло врага. Гарницкий оторвал шею Оленкова от пола – голова того безвольно закачалась – и, увидев налившиеся кровью глаза, громко захохотал.

Лиз заставила себя приподняться в кресле, положила руку с пистолетом на подлокотник и прицелилась Гарницкому в висок.

– Остановитесь! Отпустите его! Теперь он ничего нам не сделает.

Но Гарницкий не реагировал. Осатаневший русский продолжал душить соотечественника, грудь которого судорожно вздымалась и опускалась.

– Да прекратите же, Дмитрий, черт бы вас побрал! Пусть его арестует полиция! А вы сможете поехать в Москву. Вернуться к Нине.

Услышав имя жены, Гарницкий напрягся. Поток ругательств обратился в бормотание. Однако он продолжал крепко сжимать горло противника и надавливать коленями на грудь. Оленков закрыл глаза, но, судя по хриплому дыханию, был еще жив. Эти звуки подсказали Лиз, что конец, возможно, близок. Насильственной смертью умерли ее муж, мать и многие коллеги по работе. Приходилось только удивляться, как ей самой удалось выжить. Или все вокруг лишь кошмарный сон?

Она покрепче зажала края раны и добавила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

– У вас с Ниной еще есть шанс. Мне бы такую возможность.

Тут Гарницкий отпустил горло противника, поднялся на ноги и отошел, не глядя на тело бесчувственного Оленкова. На лице Дмитрия застыла гримаса отвращения.

Лиз также отвернулась от поверженного русского. Он не вызывал у нее ничего, кроме тошноты и омерзения.

На улице завыли сирены. Гарницкий задрал голову, слушая, как они приближаются.

– Когда родилась Нина, я уже был в бегах. Ее вырастили родители жены. Сейчас ей двадцать три. – Он помолчал. – Это моя вина. Так хотелось узнать, как она там, и в прошлом году я не сдержался и написал ей. Вероятно, тогда он и вычислил меня.

У Лиз перехватило дыхание.

– Так Нина – ваша…

– Дочь. – Гарницкий ослепительно улыбнулся. – Спасибо вам.

С этими словами он направился к выходу и распахнул дверь. Ночное небо, еще недавно тускло-серое, теперь стало угольно-черным, украшенным множеством ярких звезд.

Он осторожно коснулся раненого плеча и заметил:

– Не смертельно. А вы как?

– Жить буду. Но Оленков утверждал, что Нина – ваша жена.

Рука Дмитрия бессильно повисла вдоль тела. Боль искривила черты лица.

– Ее звали Наталья. Оленков убил ее.

– Какой ужас. Мне очень жаль. – Значит, бывший чекист и в этом солгал. – Вы уверены, что это сделал не мой отец?

Гарницкий покачал головой.

– Когда Хищник нашел нас, Оленков первым делом прикончил мою жену. Хищник просто вышел из себя. Заявил, дескать, что его нанимали убрать преступников, а не инакомыслящих. А когда мерзавец попытался убить и меня, Хищник выстрелил в него.

Лиз недоуменно глядела на русского. Так его спас ее отец? От этой мысли ей стало даже не по себе. Власти всегда отзывались о Хищнике как о безжалостном убийце, и у нее не было причин в этом сомневаться. Ведь и сам он никогда не пытался развеять этот миф. Интересно, что еще она не знает об отце?

– Он и вытащил меня из Советского Союза, – продолжал Гарницкий. – Дважды нас едва не схватили. Мы трое суток пробирались сквозь ужасные сугробы в Финляндию. – Дмитрий судорожно сглотнул и отвел взгляд. – Говорят, что он убийца и все такое. Но ко мне он был очень добр.

И, словно это происходило только вчера, к Лиз вернулись воспоминания из детства. Вот она держит отца за руку, они перебегают через дорогу и заразительно смеются. Вот они удобно устроились за чаем и ведут долгие неспешные беседы. А как нежно откидывал он в сторону волосы с ее лица перед тем, как поцеловать в щечку. Что, если она ошибалась в оценке отца? Что еще она не знает о нем? Для Лиз все только начиналось.

Майкл и Дэниел Палмеры

В 1982 году Майкл Палмер, никому не известный врач «скорой помощи» с полуострова Кейп-Код, буквально потряс литературный мир своим дебютным романом «Милосердные сестры», который возглавил список бестселлеров «Нью-Йорк таймс» и был переведен на тридцать три языка. С тех пор Палмер написал еще девять романов в жанре медицинского триллера.

А взяться за перо его побудили произведения Майкла Крайтона и успех романа Робина Кука «Кома». С Куком Палмер учился в университете Уэсли, а затем они некоторое время работали вместе в Центральной больнице штата Массачусетс. Три этих автора и по сей день считаются признанными лидерами медицинского триллера.

По мнению Палмера, триллер значительно отличается от обычного детектива. Классикой жанра для него являются «Марафонец» Уильяма Голдмана и «Шесть дней Кондора» Джеймса Грейди. В его собственных произведениях главные герои отнюдь не детективы и не специалисты по распутыванию тайн. Это врачи, главная задача которых – как можно лучше делать свое дело. Как правило, заняться расследованием их побуждает именно профессиональная деятельность. Происходящее затягивает их помимо воли, словно водоворот. На их пути встречается много трудностей, они оказываются перед выбором: либо одолеть противостоящую им силу, либо погибнуть – но в конце концов успешно преодолевают все испытания. Безусловной заслугой Палмера является умение создать такую атмосферу страха, которая заставляет читателя задуматься: «А не может ли подобное приключиться со мной?»

Прежде Палмер никогда не работал в соавторстве, но в рассказе «Похищение» он объединил усилия с Дэниелом Джеймсом Палмером, средним из троих своих сыновей, профессиональным музыкантом и автором песен, а также специалистом в области программного обеспечения. Идея «Похищения» принадлежит именно Дэниелу. Хотя главная героиня истории, Мора, и не является врачом, «Похищение» – все тот же медицинский триллер. Подобно большинству персонажей Майкла Палмера, Мора против собственного желания вынуждена проявить все свои сильные черты характера. Иначе она потеряет самое дорогое.

Майкл и Дэниел Палмеры[43]43
  Copyright © 2006 by Daniel Palmer and Michael Palmer.


[Закрыть]
Похищение

«Ваш сын у нас. Фотография в письме настоящая, никакого фотошопа. Торговаться с нами бесполезно. Если хотите видеть сына живым, внимательно прочитайте инструкцию и точно ей следуйте.

Итак: 23 июня в четыре часа дня у вас назначена операция по подтяжке лица Одре Медоуз, проживающей в Бель-Эйр на Гленн-Черри-лейн, 144. Во время операции вы введете ей с обеих сторон от лицевого нерва по пять кубиков изопропилового спирта. Результатом должен стать не поддающийся излечению полный паралич лицевых мышц. Если вы ошибетесь и она сможет пошевелить хотя бы краешком рта, вы никогда не увидите своего сына.

Такое же письмо с такой же фотографией оставлено на кровати Дэвида. Оно предназначено вашей жене. Не пытайтесь обратиться в полицию или куда-нибудь еще. Тем самым вы подпишете Дэвиду смертный приговор».

Доктор Джордж Хилл, пластический хирург, клиентами которого были сплошь знаменитости, тяжело опустился прямо на холодный мраморный пол прихожей. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Несколько минут назад его разбудил настойчивый звон дверного колокольчика. На полу у входа он обнаружил конверт из плотной бумаги.

Хилл заставил себя подняться и принялся изучать присланную фотографию. Когда он последний раз встречался с сыном, волосы у Дэвида были длиннее. Сколько же времени прошло? Два месяца? Точно не больше трех. Глаза, всегда такие живые и смышленые, прикрывала повязка. Мальчик сидел на складном металлическом стуле и держал в руках табличку с надписью:

22 июня

02.00

Два ночи. То есть три часа назад. Весь дрожа, Хилл прошел к телефону в приемной и набрал номер своего менеджера.

– Привет, это я.

– Джи, – раздался голос Джойс Бейкер. – Можно было даже не смотреть на АОН, и так ясно, кто звонит. Кто еще это может быть в пять утра?

Вот уже пятнадцать лет Джойс вела дела Джорджа Хилла, одного из самых востребованных пластических хирургов юга Калифорнии или даже всей страны. Взобравшись на вершину, он намеревался оставаться там максимально долго, и Джойс уже давно привыкла к работе во внеурочное время и к тому, что ее личная жизнь может быть в любую минуту прервана таким вот звонком.

– Скажи, ты никому из наших не давала код доступа к этой новой программе-планировщику?

– Нет, – ответила она. – Пароль известен только мне.

– У тебя никто не интересовался временем операций наших клиентов? Неважно кто.

– Абсолютно никто, – удивленно отозвалась Джойс. – Да в чем дело? О ком из клиентов идет речь?

– Ерунда, – поспешил заверить Хилл. – Просто на вечер воскресенья в хирургическом центре назначена дополнительная операция миссис Дж.

– Знаю. Я лично ей назначила.

– Вот, и она подозревает, что об этом пронюхал один газетчик.

– Господи! Я действительно не понимаю, как это…

– Послушай, Джойс, не бери в голову. Увидимся позже.

«Это не может быть посторонний, – размышлял Хилл. – Это кто-то из своих, из сотрудников хирургического центра».

Конкретное содержание операций, а уж тем более точное время их проведения было более тщательно охраняемым секретом, чем формула кока-колы. Хотя Одра не относилась к числу голливудских суперзвезд, для доктора Хилла она была особенной пациенткой – его Моной Лизой, его Сикстинской капеллой. Обычно Хилл не скрывал от прессы свои достижения, однако никто из вездесущих журналистов и не догадывался, что именно доктору Хиллу Одра обязана яркой, неувядающей красотой.

Он мерил шагами особняк в Малибу, пока не успокоился настолько, чтобы позвонить бывшей жене Море. Кто, как не она, лучше других поймет стоящую перед ним моральную дилемму? И конечно, как мать Дэвида, она имеет право разделить с ним решение, от которого зависит жизнь их сына. До назначенного срока оставалось полтора дня.

Тяжело дыша, Мора Хилл бежала по Оверленд-авеню. Каждый шаг давался ей все труднее.

– Еще несколько минут, детка, – уговаривала она себя. – Еще несколько минут.

Много лет она вела сидячий образ жизни, а потом начала бегать. Довольно быстро она переключилась на длинные дистанции и в скором времени уже надеялась принять участие в лос-анджелесском марафоне. И не просто выступить, но и с неплохим результатом. Однако эта мечта могла подождать. В последнее время успеваемость Дэвида снизилась, изменилось само его отношение к учебе. Слишком много MTV и игры на гитаре – так объясняют учителя. Не говоря уже о бушующих в теле четырнадцатилетнего подростка гормонах. «И еще ему не хватает отца», – с грустью подумала Мора. Она хорошо знала потенциал сына и надеялась на собственном примере продемонстрировать, как упорный труд и настойчивость приводят к достижению цели. Возможно, уже в следующем году. А пока все, что ему нужно, – это родительская поддержка.

Мора подбежала по мощеной дорожке к коттеджу, в котором жила вместе с сыном. В доме царила тишина. Надо поднять сына в школу, а это, как всегда, потребует усилий. Впрочем, сегодня он должен встать побыстрее, если хочет, чтобы она подвезла его. С самого утра у Моры было намечено собрание на факультете в Калифорнийском технологическом институте, где она вела занятия в компьютерном классе.

От внезапного телефонного звонка она вздрогнула. На дисплее высветился номер Джорджа.

– Скотина, – инстинктивно пробормотала Мора.

Она уже примирилась с тем, что Джордж, открыв в себе талант пластического хирурга, превратился в эгоистичного самовлюбленного волокиту. Но как можно искренне считать себя хорошим отцом, когда встречаешься с сыном раз в два месяца, чтобы пообедать или погонять мяч? Это не укладывалось у Моры в голове.

– Привет, Джордж, – холодно произнесла она в трубку.

Но пока она слушала бывшего мужа, кровь от ее лица отхлынула. С телефоном в руке она бросилась по коридору в комнату сына. Нет, это просто невозможно! Накануне она, как обычно, поцеловала его перед сном. Не мог он никуда деться. Не мог… Мора открыла дверь, и у нее перехватило дыхание. Разобранная постель пуста, окно распахнуто настежь. В неярком утреннем свете, словно привидения, колышутся занавески.

– Кто она? – срывая голос, крикнула Мора, ворвавшись в изысканно отделанный офис бывшего мужа в Беверли-Хиллз.

Хилл, сгорбившись, сидел на стуле в приемной и пил виски из высокого стакана. При появлении жены он едва пошевелился.

– Ее зовут Одра Медоуз. – Он осушил стакан и налил новую порцию. – Она уже много лет моя пациентка. Мора, прошло всего несколько часов с исчезновения Дэвида. Может, нам позвонить в полицию?

– Ты же читал записку.

– Тогда что нам делать?

– Прежде всего мы должны перестать напиваться до потери пульса и начать хоть немножко соображать. Мне надо посмотреть медицинскую карту этой женщины.

– Но врачи клянутся…

– Господи! Джордж! Это же наш сын! Или ты дашь мне бумаги, или я переверну вверх дном твою контору и сама их найду!

Открыв несгораемый сейф, Хилл достал папку с материалами на Одру Медоуз и протянул жене. С широко раскрытыми от удивления глазами Мора листала сделанные на протяжении двенадцати лет записи и фотографии. Обычные для голливудских звезд складки и жировые отложения, восемь или девять операций по подтяжке лица. Причем еще до первой операции Одра Медоуз была поразительно красива. Ее от рождения высоким скулам позавидовало бы великое множество женщин. Темно-зеленые миндалевидные глаза очаровывали с первого взгляда. В сущности, она была почти идеальной. Однако с каждым новым хирургическим вмешательством – почти незаметным, если бы не фотографии – доктор Хилл совершенствовал эту удивительную, не имеющую возраста красоту.

– Зачем вообще ей понадобилось ложиться под нож? – недоуменно поинтересовалась Мора.

– Как и большинство моих пациенток, Одра видит в себе недостатки, которых не замечают другие.

Мора скорчила гримасу. Какое тщеславие!

– Ну хорошо. Кто же так жаждет навредить этой Одре, что готов из-за нее убить моего сына? Ой, прошу прощения, я имею в виду нашего сына.

– Кто-нибудь, кто завидует ее красоте? – предположил Джордж, пожав плечами.

– Или твоему таланту. Может, их цель – погубить тебя.

– Я думал об этом. В нашем бизнесе высокая конкуренция. Особенно здесь, в этом городе.

Глаза Моры сузились.

– Джордж, если от этого будет зависеть жизнь нашего сына, ты ведь сделаешь то, о чем тебя просят? Сделаешь инъекцию?

Несколько секунд Хилл колебался и наконец выдавил:

– В таком случае ее лицевые мышцы будут навсегда парализованы. Но даже если я сделаю инъекцию… не факт, что Дэвида оставят в живых.

– У нас нет выбора! – воскликнула Мора. – Неужели нельзя выполнить их просьбу, а потом все уладить? Ты ведь, мать твою, звездный хирург!

Джордж стукнул ладонью по столу.

– Да ты что, не понимаешь, Мора? Господи, если я сделаю это и меня поймают, мне конец! Меня навсегда лишат практики. Более того, тут пахнет еще и уголовным делом.

– Ах ты, самовлюбленный засранец!

– Я знаю, тебе это трудно уяснить, но я всегда, с самого поступления в университет, мечтал стать пластическим хирургом. Ты предлагаешь мне умышленно искалечить человека. Это идет вразрез со всем, во что я верю! Полагаю, нам надо обратиться в полицию.

Ее глаза полыхнули яростью.

– Только попробуй – и я лично добьюсь того, что тебя лишат практики! – Мора схватила папку с делом Одры. – Можешь не волноваться, я найду Дэвида, и тебе не придется решать, что для тебя важнее – репутация или жизнь собственного сына.

Она вышла и с такой силой захлопнула дверь, что матовое стекло разлетелось вдребезги.

Мора догадывалась, что за ней могут следить: не обратится ли она в полицию. Машин на улице было не много – час пик еще не наступил, – и ни одна не вызывала подозрений. Трясясь от страха и ярости, она пролетела около мили на запад и резко затормозила на красный сигнал светофора. Только сейчас, опустив голову на руль, Мора дала волю слезам. Она была типичной интеллигенткой, скромной преподавательницей, но никак не человеком действия. Теперь ей предстояло перемениться. И очень быстро.

Взяв себя в руки, Мора посмотрела в зеркало заднего вида: через несколько автомобилей стоял серый «кадиллак» с включенными фарами. Не эту ли машину она видела всего несколько минут назад у конторы Джорджа? Сердце бешено застучало. А если похитители подслушали ее телефонный разговор с мужем и сейчас ведут за ней наблюдение? Мора медленно влилась в движущийся поток машин. Спустя несколько секунд, сохраняя прежнюю дистанцию, «кадиллак» тронулся за ней. Номеров было не разглядеть. Мора судорожно вытащила из сумочки мобильник и нажала несколько кнопок.

– Алло, – раздался знакомый голос.

– Хакер, слава богу, ты на месте.

Тейлор «Хакер» Берджесс был ее аспирантом. Он специализировался в области нанотехнологий – создании микроскопических электронных сенсоров с неограниченными возможностями. Приятель по выпуску как-то назвал блистательного и совершенно антисоциального Берджесса «компьютерным Эйнштейном». Перед ним открывались безграничные перспективы – если, конечно, Господь убережет его от тюрьмы. Прозвище Хакер точно отражало страсть Берджесса, и Море регулярно приходилось наказывать излишне ретивого молодого человека за проникновение в сети, считающиеся недоступными. Сам он называл это исследованием.

– Хакер, слушай внимательно, – торопливо начала Мора. – Не требуй объяснений, просто разузнай для меня кое-что.

– Для вас что угодно.

Она продиктовала Берджессу адрес и дату рождения Одры Медоуз и пояснила:

– Мне нужна любая информация о ней, какую получится раскопать. Может, ее арестовывали. Привлекали к суду. Или она возглавляла какой-нибудь благотворительный фонд. Возможно, получала награды. Любая информация. Ищи везде, где только сможешь. Это срочно.

– Вы даже не попросите меня быть осторожным?

– Делай все, что сочтешь нужным.

Мора снова посмотрела в зеркало. «Кадиллак» сохранял дистанцию. Слепящее солнце мешало разглядеть лицо водителя. Мора остановилась на светофоре на Уилтшир. Пальцы, сжимавшие рулевое колесо, побелели от напряжения.

«Неужели я так и останусь в неведении?»

Она взяла мобильник, сделала глубокий вдох и, когда светофор сменил сигнал на зеленый, выскочила из машины. Вокруг возмущенно загудели клаксоны. Мора различила силуэт водителя «кадди», но отчетливо увидела только бейсболку и, кажется, солнцезащитные очки. Когда она подбежала ближе, шины «кадиллака» взвизгнули, автомобиль сорвался с места и врезался в «акуру». Та развернулась на сорок пять градусов и ударилась в «фольксваген».