Текст книги "Священное воинство"

Автор книги: Джеймс Рестон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 30
«ВОТ МОЯ РУКА»

Сразу же после битвы за Яффу Ричард почувствовал себя скверно и слег. Несколько дней он страдал от сильной лихорадки. Врачи определили болезнь короля как скоротечную малярию и предупредили, что выздоравливают после нее нечасто. Ричард был не одинок. Множество трупов на поле боя провоцировали эпидемию, и солдаты обеих войск заболевали и умирали десятками.

Когда по лагерю крестоносцев поползли слухи, что король «вот-вот покинет этот мир», Ричард осознал опасность своей болезни не только для него самого, но и для всего своего предприятия. Часто только его участие в военных действиях спасало его армию от разгрома. Как выразился английский хронист Ричард Девайз, «если бы Саладин узнал о кончине короля, он бы просто закидал французов коровьим навозом, а лучших английских пьяниц опоил бы дурманящим зельем». Теперь, в случае новой атаки противника, король Ричард был бы беспомощен. Кроме того, французы, удобно устроившиеся в Акре, в очередной раз отказались прийти на подмогу к англичанам.

Саладину быстро стало известно о болезни Ричарда, и он прислал к нему в качестве посла своего дворецкого Абу Бекра. Ричард предпочел увидеться с ним за пределами Яффы, чтобы посол не видел жалкого состояния обороны города. Король, по словам одного из очевидцев, «был бледен, как смерть». Конечно, вскоре разговор зашел о заключении мира.

«Сколько же еще уступок Саладину могу я делать? – спросил посла Ричард. – Прежде всего мне хотелось бы быть в состоянии вернуться на родину. Но скоро зима, и уже идут дожди, поэтому я решил остаться здесь. О чем же нам теперь говорить?»

Абу Бекр передал этот разговор султану, подробно описав тяжелое состояние короля. Саладин тут же созвал совет эмиров и сказал: «Король Англии тяжело болен, а французы уже готовы вскоре вернуться домой. Теперь противник исчерпал свои возможности и мощь его сокрушена могучей дланью Аллаха. Теперь время нам благоприятствует, и мы могли бы либо взять Яффу внезапным ударом, либо, устроив поход под покровом ночи, напасть на Аскалон. Если мы будем мужественны, как должно, то добьемся своей цели. Нам не привыкать вести джихад».

Этот новый призыв к оружию был встречен возгласами одобрения, как того требовал обычай. Затем заговорил один из эмиров: «Государь, поступай, как считаешь должным, ибо ты всегда принимал верные решения, и только то, что установлено тобой, остается прочным. Милость Аллаха помогает тебе во всех твоих начинаниях. Служа Аллаху, ты стяжал доблесть и славу, ты всегда трудился ради нашего успеха, чураясь праздности и презирая высокомерие. Благодаря твоей нерушимой вере ты приводил нас к желанным победам».

Это была прелюдия к тому, чтобы высказать несогласие с султаном, но на Востоке принято так выражаться.

«Моя обязанность, с помощью Аллаха, вести вас твердым путем, – отвечал Саладин. – Кто может переменить всю свою жизнь? Мы умеем лишь воевать, и что же мы стали бы делать, оставив ратный труд? Если мы оставим надежду победить врага, на что нам останется надеяться?»

Однако эмир, засвидетельствовав почтение султану, теперь мог выразить несогласие с ним. Он сказал: «Но взгляни, государь, на состояние страны, она лежит в развалинах. Взгляни на своих подданных. Они изнурены и упали духом. Взгляни на свою армию. Люди страшно утомлены, и многие больны, кони лишены ухода и также нездоровы. У нас мало продовольствия и фуража, наши склады и запасы далеко отсюда, а здесь предметы первой необходимости очень дороги. Все, что мы можем получить, приходится везти из Египта через опаснейшую пустыню. И собранные здесь войска могут однажды решить разойтись, а твоя речь и твои веления не смогут их остановить в дни, когда провизии нет, дороги перекрыты, богатые разорены, бедные голодают, сено стоит дороже золота, а овса не достанешь ни за какие деньги. Если же армия получит перемирие, то наши люди сделают все, чтобы нарастить свою мощь и укрепить свое положение для дальнейших военных действий. Они будут сражаться с еще большим мужеством, и их преданность вере не позволит им смириться с унижением. Сейчас, государь, самое время обратиться к стихам священного Корана: „Если враг твой склоняется к миру, то прими мир“».

Обращение к Корану было последней надеждой для эмиров. Подобно противнику, они также исчерпали свои возможности. Султан сообщил им о болезни короля Ричарда, но они не считали того обычным человеком. Как сказал один из эмиров, «он не знает себе равных в искусстве войны и на поле боя. Мы пытались взять его в плен, но тщетно, ибо никто не может уцелеть в сражении с ним. Сражаться с ним – смерти подобно. Его сила и искусство – не людские».

Саладина в отличие от его советников пугал не король Ричард.

«Я боюсь заключать мир, – сказал он, обращаясь к своему другу Бега аль-Дину, – я не ведаю, что станет со мной. Враг может увеличить свою мощь, и, не довольствуясь землями, которые мы ему оставляем, снова захватить и те, которые нам удалось у него отобрать. Каждый из их рыцарей соорудит себе крепость на горе. Я не могу отступить, потому что для мусульман наступят черные дни, если я заключу мир».

Но в ближайшее время король Ричард вовсе не проявлял агрессивных намерений. Он даже обратился к Саладину с просьбой прислать фруктов (особенно груш и персиков), а также льда, чтобы подкрепить силы. Будучи человеком, щедрым от природы, а также имея свои тактические соображения, Саладин согласился на это. От своего разносчика фруктов султан узнал, что крестоносцы занялись ремонтом внутренней цитадели, не заботясь о разрушенных городских стенах, а также о том, что графу Шампанскому так и не удалось уговорить французов прийти на подмогу. В Яффе оставалось еще около трехсот здоровых рыцарей. Чтобы проверить последнюю информацию, Саладин велел отряду своих людей сделать ложную вылазку, чтобы выманить рыцарей из города и сосчитать их. Действительно, около трехсот человек выехали из города, стремясь держаться с достоинством, хотя все они сидели не на конях, а на мулах. Рыцари на мулах – вот до чего дошло дело!

Вскоре Абу Бекр снова был приглашен к королю, и Ричард сообщил, что желает вновь встретиться с братом Саладина для серьезных переговоров. Король уважал Мелик-аль-Аделя как человека разумного и широко мыслящего. «Пусть он, – попросил Ричард, – подумает, как можно убедить султана заключить мир. Если он теперь согласится оставить за мной Аскалон, я обещаю уехать, оставив там лишь малое число людей. Султан же может получить остальные земли. Для меня важно сохранить свое положение среди франков. Если же Саладин не откажется от притязаний на Аскалон, то пусть его брат договорится о выплате мне возмещения тех средств, что я затратил на восстановление тамошних укреплений».

Внешне позиция короля как будто бы не изменилась, но Саладин видел, что его знаменитый противник действительно «склонялся к миру».

Он помнил эти стихи Корана. О чем-то подобном говорили и эмиры на совете: «Если наступит мир, крестьяне и все мирные жители вернутся на свои земли. Они соберут обильный урожай хлеба и плодов, а армия сможет отдохнуть и перевооружиться. Когда же возобновится война, мы к ней лучше подготовимся и будем с новыми силами наносить удары по врагу. Мы вовсе не оставляем нашей службы во имя Аллаха. Мы только хотим стать сильнее и полезнее для этой службы. Франки же недолго выполняют клятвы и договоры. Так заключи с ними мир, государь, и пусть они станут слабее, когда с ними не будет того, кто один может нам противостоять».

Саладин видел и то, что Ричард уже оставил былое непреклонное упрямство в деле об Аскалоне. Он сказал брату: «Если они согласятся отдать Аскалон, мы заключим мир, потому что наши войска изнурены длительной кампанией и не имеют свежих ресурсов».

Когда аль-Адель прибыл к королю для переговоров, перед ним предстал человек, которого он не привык видеть. Состояние его ухудшилось, так что Ричард и сам уже опасался, что не выздоровеет. Не было у него и иллюзий в отношении своих воинов. Они потеряли желание сражаться, и их еще можно было заставить воевать, лишь посулив хорошую добычу или плату. Как настоящий полководец, Ричард знал, что одна выгода – ненадежная вещь на войне. Сейчас он не был склонен к браваде и, лежа на своем ложе, рассуждал философски, как человек, который, может быть, останется жив, а может, и нет.

«Приближается время, – сказал он, – когда на море начнутся бури, и отплыть отсюда будет трудно. Если мы сейчас заключим с вами мир, то я смогу уехать, как давно собирался. Если же вы будете продолжать войну, то я останусь здесь. Но силы обеих сторон – на пределе. Я уже отказался от Иерусалима и готов отказаться от Аскалона. Меня не обманывает множество собранных здесь войск противника. Я знаю, что они разбредутся, когда придет зима. Продолжение нашей жалкой ссоры будет означать для нас самоуничтожение. Итак, выполните мое желание и рассчитывайте на мою дружбу. Примите заверения в моем уважении».

Затем они перешли к обсуждению конкретных вещей. Ричард отказался от прав на Аскалон, а также от притязаний на компенсацию. Наконец-то они могли договориться о мире!

По новым условиям перемирия, которые создали советники султана, Аскалон следовало разрушить совместными силами европейских и мусульманских инженеров и не отстраивать заново три года. После этого тот, кто будет в силах, мог занять и восстановить этот город. Яффа и ее окрестности оставались за крестоносцами, а Рамла, Лидда и Меджед-Яба – за мусульманами. Франки также контролировали города побережья – Кесарию, Арсуф, Хайфу, Акру и Тир, однако города-крепости Назарет и Ла-Сафури по дороге к Галилейскому морю оставались за мусульманами. На территории как франков, так и мусульман другой стороне гарантировалась свобода передвижения и торговли, а христианским паломникам был разрешен свободный доступ в храм Гроба Господня в Иерусалиме.

Саладин написал обо всем этом Ричарду, добавив тайное послание: «Здесь указаны границы наших земель. Если ты принимаешь наши условия мира – вот моя рука в знак того, что клятва наша будет нерушима. Пусть тогда король пришлет к султану человека, уполномоченного принять клятву от его имени, например, послезавтра. Иначе мы сочтем, что ты не ищешь мира, а лишь хочешь выиграть время».

Когда посол Саладина явился к королю, он чувствовал головокружение и жар. Он спросил, где же здесь говорится о компенсации за Аскалон, но советники осторожно напомнили Ричарду, что несколько дней назад он сам отказался от этого требования.

«Если так, я не откажусь от своего слова, – слабо ответил Ричард, опустив голову на подушку. – Передайте султану, что я согласен на эти условия мира. Я отдаю все дальнейшее в его распоряжение и знаю: если он сделает еще что-то полезное для меня, то этим я буду обязан его доброте».

Королю вручили договор, но он отвернулся и добавил шепотом: «Я не чувствую сил прочесть его. Но я торжественно заявляю, что заключаю мир. – С этими словами он снова повернулся к послу и сказал еще: – Вот моя рука».

Глава 31
ТОНКАЯ НИТЬ

1. Отбытие

В сентябре 1192 г. оставшиеся в живых участники Третьего Крестового похода прибыли в Акру, собрали свое оружие, осадные машины, трофеи и стали готовиться к отъезду из Палестины. Нет точных данных о том, сколько этих людей уцелело после всех испытаний. Обращали скорее внимание на число погибших. Было подсчитано, что лишь примерно двенадцатая часть из прибывших сюда в начале находились теперь в порту, ожидая, когда можно будет сесть на корабль, и глядя на крепостные стены, которые они штурмовали пятнадцать месяцев назад. Главный христианский историк Третьего Крестового похода подсчитал, что только при осаде Акры погибло около ста тысяч человек, а всего за время этого похода – до трехсот тысяч. Эти цифры выглядят абсурдно высокими, но потери крестоносцев действительно были поразительно большими, причем от эпидемий и голода погибло больше людей, чем во время сражений.

Были ли все эти жертвы, с их точки зрения, напрасными? Нет, потому что их мученичество открыло перед ними двери рая. Именно мученичество считалось главным смыслом их дела.

«Каждый из них, – писал историк и о погибших, и о живых, – по-своему совершил акт мученичества. Все эти люди, смелые и верные, проявили свою любовь к Господу во время этого дальнего паломничества. Кто мог бы усомниться в том, что столь славные и благородные люди спасли свои души? Несомненно, они заслужили место на Небесах!»

Но опасности еще не кончились – долгое путешествие на родину также могло быть чревато смертельным риском. Вскоре после того как корабли вышли из Акры, началась буря, во время которой многие суда сбились с пути и блуждали долгие месяцы, пока не достигли желанной цели, а некоторые из них потерпели кораблекрушение.

Короля Ричарда бережно доставили в Хайфу, а оттуда – в Акру, где его выходили и вылечили королева Беренгария, его сестра Иоанна и преданный ему менестрель Блондель де Несле. В последние недели лета Плантагенет страдал от сознания бессилия и оттого, что не справился с миссией паломника, не меньше, чем от своего недуга. Он все время повторял, что возвращается домой лишь на три года перемирия, чтобы спасти свое королевство, а затем вернется сюда с новой, более сильной армией, чтобы освободить Святой город.

Немного оправившись от болезни, Ричард через своих послов сообщил Саладину о намерении в будущем вернуться. У султана эта бравада вызывала, должно быть, лишь улыбку. Со щедростью победителя Саладин отвечал на это, что если уж Аллаху будет некогда угодно лишить его владений, то лучше пусть они в таком случае достанутся именно королю Ричарду, славному государю, человеку чести и большого великодушия. Впрочем, оба полководца питали друг к другу взаимное уважение.

Сообщая об этом последнем обмене письмами между ними, даже преданный королю историк заметил, что никто не может заранее предсказать свою судьбу. Слишком много неожиданностей и опасностей ожидало английского короля в будущем. Ричарду следовало помнить слова поэта: «Помни, судьба каждого из нас подвешена на тонкой нити».

Обе королевы вместе с трубадурами отплыли домой 29 сентября, но самого Ричарда неотложные дела задержали еще на 11 дней. Следовало, в частности, решить судьбу благородного рыцаря Вильяма де Про. Именно он за год до того спас от пленения короля в окрестностях Лидды, выдав себя за него. Теперь Вильяма обменяли на десять важных мусульманских пленников, за которых можно было бы получить богатый выкуп.

Короля, садившегося на корабль, воины-франки провожали жалобами: «О Иерусалим, теперь ты остаешься поистине беззащитным без такого великого воина! Кто защитит тебя, если вдруг мир будет нарушен?»

На это можно было дать верный ответ: защитой городу служило честное слово Саладина, и Ричард знал, что этому слову можно верить.

Когда берег был уже едва виден с королевского корабля, король сказал: «О Святая земля, вверяю тебя воле Господа. Да подарит Он мне, по своей милости, достаточно долгую жизнь, чтобы я смог освободить тебя! Ибо я желал бы помочь тебе в будущем».

С этими словами оборвалась тонкая нить, доселе связывавшая Ричарда с Палестиной, и он обратил взор на Запад.

2. Одиссея

С тех пор как король Ричард покинул Святую землю и обратил взор к родной Англии, его история перестала быть эпической и превратилась в личную драму. Теперь уже не столько историки, сколько беллетристы интересовались его жизнью и делами. В это время главным образом и рождается легенда о Ричарде Львиное Сердце. Он превратился в нового Одиссея, только место сирен, цирцей и циклопов в его истории заняли брат-изменник, мстительные герцоги, глупые приспешники и жеманные девицы. В рассказе о его приключениях появились маскарады, темницы, неприступные замки, коварство и ужасы, чудесные перемены и, наконец, гора золота.

Веками складывалась повесть о Ричарде Львиное Сердце, обрастая легендарными подробностями, пока не превратилась в своего рода сказку, которую рассказывают детям перед сном. Нам известны об этом немногие определенные факты и множество занимательных вымыслов, и в нашем дальнейшем повествовании мы должны довольствоваться тем, чем мы располагаем.

Шесть недель бушевали на море, сменяя друг друга, горячие южные и холодные северные ветры, и королевский корабль стал игрушкой для них и волн. Ричард сделал краткую остановку на Кипре, чтобы дать свое благословение королю Ги, но после этого корабельщики сбились с пути. Какое-то время корабль блуждал вдоль Магрибского побережья, а потом Ричард и его спутники достигли южного берега Франции у Марселя. Они оказались перед необходимостью тяжелого выбора.

Буря была далеко не худшей заботой короля и его людей. Они понимали, что в Европе нет земли, которая была бы для них надежной и безопасной. Глядя на карты, они везде видели те или иные ловушки. На континенте против них в это время выстраивалась коалиция разнообразных врагов Англии, включая Францию, Германию, Италию и Византию. В Марсель Ричард и его спутники заходить не стали: от моряков со встречных кораблей им стало известно, что граф Тулузский, старый враг английских королей (эта вражда между династиями родилась еще до Крестовых походов), собирается обманом взять их в плен, а Филипп Август делает все, чтобы создать для англичан трудности и неприятности не только во Франции, но и за ее пределами. Этот враг был очень хитрым и мстительным и всегда хорошо владел оружием дипломатии.

Кроме этого, король Филипп владел еще оружием клеветы и порочил Ричарда перед всеми, кто только готов был слушать эти россказни. Французский король, движимый мстительностью отвергнутого любовника и злобой дезертира, возводил на соперника самые дикие обвинения, рассказывал повсюду, будто Ричард с самого начала хотел предать его, Филиппа, Саладину, что, взяв Тир, Ричард якобы убил Конрада Монферратского и отравил герцога Бургундского и даже… нанял ассасинов и поручил им убить кое-кого из монархов Европы, своих соперников!

Многие в Германии и Италии охотно прислушивались ко всей этой дичи. В Пьемонте в эти обвинения готовы были поверить родичи маркиза Конрада, возмущенные его убийством, а по всей Италии имелось множество врагов узурпатора Танкреда, короля Сицилии, с которым Ричард вступил в союз. Это обстоятельство плохо воспринималось и в Германии, поскольку новый император Священной Римской империи Генрих VI в свое время поддерживал Танкреда и теперь раскаивался в совершенной ошибке. Император даже объявил во всех городах империи, что вознаградит тех, кто сумеет захватить английского короля, если он там появится, и доставить его к императорскому двору. Византийская знать по-прежнему негодовала на Ричарда за то унижение, которому он подверг Исаака Комнина. А на Дунае господствовал самый худший враг Плантагенета – герцог Австрийский, чье знамя англичане бросили в грязь после взятия Акры и который считал Ричарда лично ответственным за этот акт святотатства.

В путешествии на родину короля Ричарда сопровождали его ближайшие товарищи. Среди них были Балдуин, его вассал еще со времени междоусобной борьбы в Анжу, придворный порученец Филипп, королевский капеллан Ансельм, юный слуга короля и отряд закаленных в боях тамплиеров.

Через шесть недель после отплытия из Акры король со своим отрядом высадился в Корфу. Предстоял опасный путь в Англию через Адриатику и Германию. Наиболее приемлемой целью для короля и его спутников была Саксония, где его шурин герцог Генрих по прозвищу Лев открыто провозгласил свое неповиновение новому германскому императору. В прошлом Ричард не раз помогал Генриху и мог рассчитывать на ответную поддержку. Но Виттенберг, столица Саксонии, находился далеко на севере, и попасть туда можно было, лишь пройдя через враждебные земли Австрии и Баварии. Теоретически английский король со своей свитой мог добраться до Англии морем, в обход европейского материка, но в ноябре морское путешествие было еще опаснее сухопутного. На суше по крайней мере Ричарду противостояли обычные люди, а сверхъестественные силы морской стихии были ему неподвластны.

Остров Корфу находится у западных берегов Греции. В то время Адриатическое море кишело пиратами, и на этом острове также имелось пиратское гнездо, но это обстоятельство не очень беспокоило короля. Сейчас для него представляли проблему законные государи, а не те, кто был вне закона. Ричард покинул свой корабль и нанял два пиратских судна, чтобы они доставили его и его спутников к берегам Далмации. (Позднее возникла легенда о том, что король сначала вступил в бой с пиратами и так поразил и восхитил их своей храбростью и боевым искусством, что они сами вызвались ему помочь.)

Известно, что следующую остановку король и его свита сделали в Дубровнике. По некоторым данным, корабль Ричарда потерпел крушение у островка Лакрома по соседству с Дубровником, и король был так рад своему спасению, что велел построить церковь в бенедиктинском монастыре, который стоял на этом островке. По другим сведениям, кораблекрушение будто бы произошло севернее Лакромы. Случилось ли оно там, или в другом месте, или его вовсе не было – не так уж важно. В любом случае известно, что следующая остановка у Ричарда и его отряда была в Аквилее, севернее Триеста.

Оценив свое положение, Плантагенет понял, что дальше ему двигаться практически некуда. На севере лежали владения его главного личного врага Леопольда Австрийского, на западе находилась Венеция, чьи купцы были готовы за хорошую цену продать кого угодно кому угодно, а дальше начинался Пьемонт, владение родичей Конрада Монферратского.

Землями Северной Адриатики владел в то время некий граф Майнхард из Герца, также родственник маркиза Конрада, и Ричарду от него не приходилось ожидать ничего хорошего. Считая, что здесь все еще действует Божий мир, он решил провести своих людей через эту область под видом отряда возвращающихся на родину крестоносцев под начальством Балдуина Бетюнского и богатого купца Гуго. «Гуго» послал графу в подарок дорогой золотой перстень с рубином, но этот роскошный подарок показался получателю подозрительным. Он тут же решил, что купец – не кто иной, как «этот вероломный Ричард», и придумал, как ему казалось, хитроумный план. Чтобы заманить Ричарда в ловушку, граф сказал его посланцам: «Я поклялся задерживать у себя всех паломников и не принимать от них подарков, но в благодарность за щедрость вашего господина я хочу вернуть ему его дар и дать разрешение покинуть мои земли».

Король Ричард тут же почуял обман и под покровом ночи скрылся верхом на своем коне, переодетый рыцарем-тамплиером.

Теперь враги английского короля знали, что он где-то поблизости, и его путешествие стало еще опаснее. Попав в Фриули, отряд короля Ричарда оказался во владениях Фридриха Петау, брата графа Майнхарда. Этот князек также был не прочь захватить в плен знаменитого монарха. Он велел своему человеку, некоему нормандцу Роджеру Аргентону обшарить все гостиницы, в которых останавливались паломники, обещая ему за захват в плен короля Ричарда полгорода в управление.

Увидев короля в наряде храмовника, Аргентон стал приставать к нему с расспросами, пока Ричард не обнаружил себя. Но Роджер, вместо того чтобы выполнить поручение, благоговейно упал перед знаменитым монархом на колени. Он сообщил английскому королю о степени угрожавшей ему опасности и не только не попытался его задержать, но и дал ему свежего коня. Вернувшись к господину, нормандец сообщил, что-де не нашел короля, а встретил только группу тамплиеров во главе с каким-то Балдуином. В ярости Фридрих велел арестовать всех паломников в своих владениях, и, нужно думать, преданный королю Роджер отправился в тюрьму вместе с ними. В это время Ричард скакал по альпийским дорогам на север, в Каринтию. С ним оставалось только три человека.

Трудно сказать, почему король избрал именно такое направление. По преданию, он три дня ехал по горам, не имея еды. Возможно, голод повлиял на рассудок Ричарда, а может быть, дело было в чем-то другом, но он направился прямо к Вене, логову герцога Леопольда. Оказавшись на окраине Вены, Ричард, конечно, понял всю опасность своего положения и решил укрыться в маленькой гостинице. Он послал на базар за едой юного слугу, но глупый паренек тратил деньги слишком уж щедро, да еще хвастался, что его хозяин – человек не простой. Это вызвало любопытство и подозрения. Во время повторного визита паж гордо проследовал между овощными лавками, заткнув за пояс королевские перчатки с вышитой эмблемой. Его схватили и пытали.

Когда стража ворвалась в гостиницу, в которой жил король, Ричард, накинув старый плащ, незаметно прошел на кухню и стал жарить кур на вертелах, выдавая себя за помощника повара. Но королю не так легко преобразиться в простолюдина. Когда начальник стражи увидел эту забавную сцену, он повел себя так, словно ему было стыдно за короля.

«Встаньте, государь, – сказал он насмешливо. – Вы и так уже здесь слишком задержались».

Через несколько часов король Ричард был доставлен к Леопольду и вручил герцогу свой меч. Герцог, который не мог забыть обид, нанесенных англичанами в Акре, велел отвести царственного пленника в замок Дюрнштейн на западном берегу Дуная, где ему и предстояло находиться под стражей.

Конечно, заточение короля Ричарда было грубым нарушением и тогдашних европейских законов, и Божьего мира. Ни один крестоносец не мог быть задержан, поскольку считался «слугой Господним». Обо всем этом Ричард напомнил тем, кто его заточил в замок. Но теперь король представлял собой, с их точки зрения, весьма ценный залог – и в политическом, и в торговом смысле. Император Священной Римской империи Генрих VI вскоре приказал своему вассалу Леопольду доставить короля к нему. На встрече в Вюрцбурге 14 февраля 1993 г. они договорились о цене сделки, и предприимчивый герцог, сумевший пленить Ричарда, получил шестьдесят тысяч фунтов серебра.

Генрих не любил Ричарда из-за того, что при нем Сицилия, бывшая провинция империи, досталась узурпатору Танкреду. К тому же император тоже был родичем маркиза Монферратского. Но это было еще не все. Император Генрих являлся традиционным противником папы – борьба между церковной и светской властью в Европе шла веками. В то время в Льеже был убит один архиепископ, и папа считал виновным в этом императора. Часть провинций империи были на стороне папы, а на севере эту ситуацию использовал мятежный Генрих Лев. Поэтому император Генрих счел пленение короля Ричарда чудом, совершившимся в его интересах. Он рассматривал английского короля как важного заложника в своей борьбе с Римом.

Вдобавок к этому германский император сообщил французскому королю Филиппу Августу приятную для него весть, что задержан король Ричард, «чье коварство и вероломство в Палестине известны всем и который доставил тебе столько бед и тревог». Однако император не сообщил, где именно содержится в заточении король Англии.

Король Филипп щедро одарил гонца, принесшего столь приятные новости, и немало посмеялся над обстоятельствами пленения Ричарда, который выдавай себя за кухонного слугу.

Весть о пленении короля Англии постепенно стала известна во всех европейских столицах. Его брат принц Джон обрадовался этому, пожалуй, не меньше Филиппа Августа. Он тут же отправился в Нормандию, объявил себя наследником брата и потребовал присяги от нормандских баронов, однако договориться с ними столь же быстро, как и с королем Франции, не удалось: бароны подтвердили свою верность законному правителю Англии.

Совсем иначе отнеслись к этим известиям в Риме. За то, что герцог Австрийский заточил царственного паломника и получил от императора Иудины сребреники за темную сделку, он был тут же отлучен от церкви. Папа Целестин III пригрозил той же карой императору Генриху, если тот не освободит английского короля. Филиппа Августа в Риме считали заведомым клятвопреступником – такое впечатление французский король произвел на папу восемнадцать месяцев назад, когда просил разрешения напасть на владения Ричарда. Если бы теперь французский король осмелился сделать хоть шаг к захвату земель Ричарда, он бы также был немедленно подвергнут анафеме.

Прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Сторонники короля Англии обвиняли Рим в пассивности. Кто-то сочинил даже насмешливые стишки: «Что же благородный Рим так долго не обнажает свой священный меч? Что с ним случилось?» Не скрывали своего возмущения всем этим и нормандские епископы. Они вспоминали о примере Симона Петра, обнажившего в Гефсиманском саду меч против слуги первосвященника, дерзнувшего задержать Христа, и писали папе Целестину: «Это неправое деяние отвергается всеми существующими законами, порицается всеми людьми, возмущает провинции и заставляет нашу церковь воззвать: „Простри свою длань, всемилостивый отче, и обнажи меч апостола“».

Но понтифик оставил свой меч в ножнах. Он не был готов немедленно обнажить его против императора Священной Римской империи.