Текст книги "Священное воинство"

Автор книги: Джеймс Рестон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

3. Наименьшее зло

На другой день после Пасхи на Восток из Европы начали прибывать путешественники, отправившиеся в путь полгода назад. В их числе был и приор Херефордский, который привез Ричарду письмо от его бывшего канцлера Лонгчэмпа, сообщавшего о беспорядках в Англии и о притязаниях на престол его брата Джона. Лонгчэмп умолял Ричарда вернуться домой и навести порядок, иначе будет поздно.

Пораженный полученными известиями, но, как обычно, настроенный решительно, король созвал своих баронов и ознакомил их с мрачным посланием экс-канцлера. Теперь, сказал он, ему придется возвращаться в Англию. Триста рыцарей и две тысячи оруженосцев останутся здесь, чтобы продолжать борьбу за его счет. Нужно решить, кто останется, а кто вернется в Европу со своим королем.

Бароны покинули королевскую резиденцию в состоянии крайнего волнения. Как им решить этот вопрос? Найдется ли среди них кто-то, одинаково искусный и в деле войны, и в деле дипломатии, чтобы взять на себя руководство Крестовым походом? Они как будто снова возвратились на пять лет назад. Снова приходилось делать негодный выбор между пустым местом и отступником. Король Иерусалимский Ги был верным, но пустым человеком, а маркиз Конрад был слишком коварен и уже пытался сговориться с Саладином в ущерб общему делу.

В должное время вассалы возвратились в штаб-квартиру короля. Их ответ был единогласным: они объявили, что все до одного готовы вернуться вместе с королем в Англию, если ему не найдется достойной замены. Под предводительством короля Ги успеха им все равно не видать, поскольку его никто не уважает и повиноваться ему не будут. Маркиз же Монферратский все-таки сильный, искусный военачальник, имеющий огромный опыт, пользующийся авторитетом, в том числе, что особенно важно, среди французов. Ричарду такой выбор был не по нраву. Недаром есть пословица: «Держись за землю, трава обманет». И все же он нехотя уступил своему окружению. В Тир отправилась делегация во главе с Генрихом Шампанским, Балианом Ибелинским и Рено Сидонским, чтобы пригласить на царство нового короля Иерусалимского.

Тем временем Ги, проигравший в политической борьбе, пришел к королю Ричарду за утешительным призом. За год до того орден тамплиеров выкупил у Ричарда остров Кипр за сорок тысяч золотых слитков. Этот остров должен был стать житницей для крестоносцев. Но высокомерие храмовников и их нежелание вести хозяйство, а также слишком высокие налоги, которыми они обложили киприотов, привели к тому, что на острове начались беспорядки и мятежи. После второго за год восстания рыцари вернули Кипр королю Ричарду. Теперь же Ги предложил купить остров у Ричарда уже за шестьдесят тысяч золотых слитков. Ричарду это предложение пришлось по нраву: оно помогало решить сразу две задачи. Ги, счастливый обладатель острова, отплыл в Фамагусту, а армия крестоносцев была рада, что от него избавилась. Ги, конечно, не прогадал: он стал основателем кипрской династии Лузиньянов, которая правила там триста лет.

Между тем в Тире Конрад, обычно человек жесткий, узнав о том, что выбор пал на него, опустился на колени и, воздев руки к небу, произнес: «О Господи, создавший меня и вдохнувший в меня душу, Судья справедливый и милосердный! Молю Тебя, даруй мне корону, если Ты полагаешь, что я достоин быть королем. Если же Ты судишь иначе, то яви свою волю».

Затем маркиз встал и торжественно прошествовал по улицам города, принимая поздравления от подданных. Теперь он превращался в будущего спасителя всего королевства.

Но недолго пришлось ему торжествовать, а его подданным – поздравлять его с победой.

Глава 25
КИНЖАЛ НА ПОДУШКЕ

Через несколько дней после того, как Генрих Шампанский отправился в Акру, Конрад по-прежнему пребывал в благодушном настроении. Предвкушая ужин в приятном обществе епископа Бовэ, маркиз был недоволен своей женой, которая слишком долго принимала ванну, и наконец отправился на встречу с прелатом один. К его разочарованию, добрый епископ уже успел отужинать, а Конрад не хотел садиться за трапезу в одиночестве. Еще более недовольный медлительностью своей супруги, маркиз отправился домой.

В изложении мусульман судьба их старого врага приобрела мистико-романтический оттенок. По словам мусульманского хрониста, «он был обречен попасть в ад, и ангел смерти давно ожидал его. В самых глубоких кругах преисподней пылало адское пламя, готовое поглотить его. Пропасть разверзлась, настал час страшной мести, и семь адских ворот раскрылись перед ним».

В реальности все произошло так. Конрад, пройдя базарную площадь, свернул на узкую улочку. Примерно на середине этой улицы, по обе стороны ее, сидели два человека, которых маркиз узнал. Это были монахи, уже работавшие полгода в его хозяйстве и усердным трудом заслужившие доверие хозяина. Когда Конрад их приветствовал, один из них встал, сказав, что должен передать ему письмо. Маркиз протянул руку, но «монах» вдруг выхватил нож и ударил хозяина в бок, а второй «работник» вскочил на лошадь позади Конрада и также стал наносить ему удары ножом, пока маркиз не рухнул на землю.

Поднялась суматоха, в которой оба нападавших бросились бежать. Один из них был схвачен и убит на месте, а другой сумел укрыться в той же церкви, куда принесли еще живого маркиза Монферратского. Тут убийца снова бросился вперед и нанес своей жертве последний удар. Его схватили, вытащили из церкви и допросили. Сначала «монах» стал кричать, что их обоих подослал английский король, это было похоже на правду – все знали о конфликте между Ричардом и Конрадом. Но при дальнейших допросах выяснились обстоятельства более страшные, чем кто-либо предполагал.

Эти двое оказались членами секты убийц (ассасинов), которая была ответвлением «религии» мусульманских сектантов-исмаилитов. Самое имя этой секты наводило ужас на жителей Палестины – как христиан, так и мусульман. У этих убийц был свой «имам» Рашид ад-дин Синан, которого христиане прозвали Старцем Горы. Этот «истинно правоверный», как его именовали приспешники, был родом из Ирака и появился в Сирии за сорок лет до описываемых событий. Ему удалось создать «общину» тысяч в шестьдесят человек и сеть неприступных укреплений в диких Аснарских горах Северной Сирии. Главными из них были бастион Масиаф, охранявший поселение сектантов на краю Сирийской пустыни, и аль-Кафа – «Орлиное гнездо» – крепость в горах на высоте десяти тысяч футов, куда Старец уходил от преследователей.

Старец Рашид был умным, одаренным, хитрым, коварным и жестоким человеком, слыл аскетом и мистиком, пользовался славой целителя и при этом, по сути, был тираном, направившим свои способности на разрушение и уничтожение. Ходило множество легенд о его сверхъестественных способностях. Рассказывали, например, что дар ясновидения позволяет ему отвечать на письма, не читая их.

За десятилетия Старец Горы сумел превратить политические убийства в своего рода искусство. Это было очень действенное средство для того, чтобы отстоять его независимость и предотвратить объединение Сирии под властью одного правителя. Рашид имел в своем распоряжении команду молодых неофитов, именуемых «фидаинами», чья личная преданность своему учителю была абсолютной. Они верили, что только его мудрость приведет их к «очищению, просветлению и раю», как выражались сектанты. Среди фидаинов высшим знаком их преданности своему «мессии» считался акт самоубийства. Однажды, чтобы продемонстрировать эту преданность одному военачальнику крестоносцев, Рашид велел двум фидаинам выпрыгнуть из окна высокой башни аль-Кафа, стоявшей над горным ущельем. Его приказ был немедленно исполнен, и оба фанатика разбились на глазах у потрясенного европейца. Рассказывали и другую историю – о том, как Старец Горы собрал в своей палате фидаинов и показал им лежавшую на золотом подносе голову их товарища, погибшего во время выполнения очередного кровавого поручения. Обращаясь к этой голове, Синан спросил, желает ли мученик за истинную веру вернуться на землю. Голова отвечала, что не желает променять радости рая на этот мир: «Этот мир – ничто, и те, кто тешит себя обманчивыми радостями здесь, потом раскаются, но будет поздно. Я – из тех, кто презрел блага этого мира». Когда же фидаины ушли. Старец отделил «поднос» от головы, и из подполья вылез молодой человек, разыгравший это представление. Тогда Рашид действительно отрубил ему голову, отправив его в обещанный «рай».

Само название «ассасины» происходило от слова «гашиш». Дело в том, что во время церемонии «обучения» неофитов им давали еду с подмешанной в нее дозой гашиша, потом они засыпали, и их переносили в роскошный сад «учителя». Пробудившись, молодые люди полагали, что действительно оказались в райском саду. Отуманенным гашишем юношам Старец Горы вручал кинжалы с наставлением, например, такого рода: «Иди и убей Конрада Монферратского, а когда ты вернешься, мои ангелы доставят тебя в рай. И если даже ты погибнешь, я велю моим ангелам доставить туда твою душу».

Хотя сам Рашид происходил из Басры, его учение уходило корнями в Иран, к одной из ветвей шиизма. Старец Горы проклинал Саладина за то, что тот разгромил шиитов и изгнал их династию из Каира, насадив там суннизм. Дважды Рашид покушался на жизнь Саладина. В первом случае, в 1174 г., ассасинов схватили и убили буквально в нескольких шагах от султана. Саладин пришел в ярость. Уладив свои дела на севере Сирии, султан послал войска против этих горных террористов. Второе покушение было следствием этого похода. В тот раз убийца, притворявшийся одним из телохранителей султана, нанес ему удар кинжалом по голове. Застигнутый врасплох и раненый, Саладин все же сумел отразить несколько новых ударов, пока не явились настоящие охранники, которые расправились с убийцей. Султан остался жив благодаря тому, что носил под тюрбаном кольчужный наголовник.

Едва не погибнув, Саладин должен был постоянно остерегаться этой злонравной и непредсказуемой секты, особенно после того, как ассасины, не решившись на третье покушение, оставили у него на подушке свою «визитную карточку» – кинжал и горячие лепешки. Каким образом посторонним удалось пробраться в спальню султана незамеченными?! С той поры Саладин путешествовал в специальном деревянном шатре и никогда не разговаривал с незнакомцами в своем лагере.

Горная территория, контролируемая ассасинами, находилась поблизости от провинций, управляемых воинствующими монахами. Цитадели госпитальеров Маргат и Крак-де-Шевалье и оплоты храмовников Красный замок и Белый замок на юге защищали провинцию Триполи и город Тир. Рашид Синан не считал крестоносцев главными врагами, сосредоточившись на «неверных мусульманах» в Алеппо и Мосуле, а потому Старец Горы одно время уживался с иноземцами. В чем-то воинствующие монахи и ассасины даже понимали друг друга, поскольку и те и другие были отъявленными фанатиками, а убийства в рядах этих орденов имели для ассасинов мало смысла, потому что великие магистры избирались из числа членов орденов. Однако, когда крестоносцы вторгались в пределы земли ассасинов, создавая угрозу для секты, те прибегали к своему смертоносному «ремеслу». В 1154 г., во время пограничного конфликта, они убили Раймунда II Триполитанского. В ответ храмовники устроили резню мусульман. В дальнейшем между ними было достигнуто что-то вроде перемирия, и ассасины платили тамплиерам большую дань, чтобы их оставили в покое.

За десятилетия связь Старца Горы с далекими персидскими имамами ослабла отчасти и потому, что они не одобряли его притязаний на положение «божества». Он перестал считать себя верным шиизму, его последователям было разрешено есть свинину и пить вино. Рашид даже начал изучать Библию и заявил, что он-де готов принять христианство, если тамплиеры освободят его от ежегодной дани.

«Благородное христианское учение, – писал в связи с этим епископ Тирский, – выигрывает от сравнения с тем, с помощью которого Мухаммед, этот жалкий искуситель, обманул своих последователей. Знакомство с истиной заставило Синана презреть те заблуждения, которые он впитал с молоком матери». Храмовники явно радовались интересу Старца Горы к их вере, имамы же отвергли его. Один мусульманский путешественник того времени, Ибн Джубаир, писал: «Их „пророк“ – это дьявол в человеческом облике по прозванию Синан, который обманывает своих последователей с помощью лжи и химер, заставляя их действовать, как ему выгодно. Он околдовывает их с помощью темных чар, так что они поклоняются ему, словно божеству. Они унижаются перед ним и дошли до такой степени покорности, что любой из них бросится в пропасть, если Синан им это прикажет. Аллах по воле своей допускает заблуждения для одних, а других ведет прямым путем. Нет Господа, кроме Него, и лишь Его следует почитать».

Отпавший от шиизма, провозгласивший себя божеством и проявлявший притворный интерес к христианству, Синан стал еретиком во всех смыслах. При этом Старец Горы сделался особенно опасным. Страшная репутация этой секты фанатиков и самоубийц быстро распространялась по свету. Некоторые, по иронии судьбы, увидели в ней объект для поэтического воспевания, прославляя в стихах насилие, подогретое наркотическим безумием. Слепую преданность ассасинов своему вожаку сравнивали с верной любовью. Один стихотворец писал: «Ваша власть надо мной больше власти Старца Горы над своими людьми». Другой утверждал: «Я служу нашей любви так же верно, как ассасины служат своему повелителю». Третий провозглашал: «Я – ваш ассасин, чающий достигнуть рая, выполняя ваши приказы».

В 1191 г. высокомерный Конрад, маркиз Монферратский, граф Тирский зашел слишком далеко в своих авантюрах. Отколовшись от короля Ричарда, он заплатил дорогой ценой за независимость. Маркиз остро нуждался в деньгах, чтобы платить французским и иным перебежчикам. Однажды во время бури в гавани Тира укрылся корабль ассасинов с ценным грузом. Конрад захватил судно, заточил его команду в тюрьму и велел убить капитана. Когда Старец Горы потребовал вернуть корабль и команду и заплатить компенсацию за гибель своего человека, Конрад с презрением отверг это предложение. Рашид же был не из тех, кто повторяет требования дважды. Он просто собрал фидаинов и объявил им свою «фетву» («высшую волю»). Не прошло и года, как Конрад свернул на узкую улочку, которая привела его в глубь мусульманского ада…

Как записал по этому поводу мусульманский историк Ибн аль-Атир, «в этом году, 13 числа месяца райиля был убит франкский маркиз, правитель Тира, величайший нечестивец среди франков Конрад Монферратский, да проклянет его Аллах».

Глава 26
ПРИТЧА О ПЛЕВЕЛАХ

1. После убийства

Убийство Конрада Монферратского означало возвращение общей сумятицы. Саладин не получил от смерти маркиза никаких преимуществ, поскольку он хотел использовать Конрада для создания раздоров между крестоносцами. Всякий раз, когда Конрад предлагал сепаратный мир, Ричард узнавал об этом от своих шпионов и присылал людей с более выгодными предложениями. Всего за четыре дня до убийства в лагерь султана явился посланник Конрада с очередными предложениями. Независимый правитель Тира, не участвовавший в Крестовом походе, давал султану большие возможности маневрировать.

Еще меньше это убийство было на руку королю Ричарду. Оно расстроило его план немедленного отъезда из Палестины. Конрад мог обеспечить порядок в стране, а теперь на это нельзя было надеяться; к тому же французы заподозрили Ричарда в причастности к этому убийству. Отъезд пришлось отложить. Ричарду надо было искать новую возможность политического маневра.

Тут на первый план выступил Генрих Шампанский. Этот молодой, но смелый и талантливый военачальник, родич как английской, так и французской династий, был бы хорошим выбором. Он пользовался авторитетом и уважением в армии крестоносцев; о нем даже сложили песню: «И один лишь граф Шампанский вселяет в сердца надежду. Верный сын Иерусалима, подобный новому Гераклу, он сражается силою меча и веры». Франки уважали его как полководца, а мусульмане считали разумным и умеренным человеком, противником, с которым вполне можно вести переговоры. Генрих, как уже говорилось выше, даже однажды посетил Старца Горы и был свидетелем того, как два фидаина пожертвовали своими жизнями, чтобы доказать преданность «пророку».

Но король Ричард настаивал, чтобы Генрих, для подтверждения прав на престол, женился на вдове Конрада Изабелле, которая была в это время беременна от маркиза. Это предложение вызвало крупный разговор между дядей и племянником. Генрих понимал: если у Изабеллы родится мальчик, именно он будет наследником престола. Кроме того, связав себя с этой женщиной, он, Генрих, застрянет в Палестине и не сможет вернуться в Шампань.

«Я дам тебе больше, чем ты мог бы получить, вернувшись в Шампань, – отвечал Ричард. – Я обещаю, что если, Бог даст, вернусь в Англию, то оттуда снова прибуду к тебе на помощь с такой мощной армией, что покорю для тебя все это королевство. Я рассчитываю приобрести такую военную мощь, чтобы захватить даже Константинопольскую империю. Ты получишь от меня также Кипр, поскольку король Ги не заплатил за него полной стоимости».

Генриха все это не очень убедило, но выбора не было, и оставалось принять предложение Ричарда.

Через четыре дня Генрих женился на Изабелле и стал правителем Тира. Этот брак вызвал неодобрение среди мусульман. «Она беременна, – писал один хронист, – и все же Генрих женился на ней, а это хуже прелюбодеяния. Я спросил одного из придворных, кто же будет считаться отцом ребенка, и он ответил: „Это будет ребенок королевы“. Таково нечестие этих неверных!»

Несколько месяцев после происшествия не стихали сплетни и слухи насчет того, кто же подлинный его виновник. Многие рассматривали ассасинов лишь как орудие и шептались о том, что его вдохновителем был Ричард или Саладин, а французы вообще вслух называли Ричарда заказчиком. Когда эти рассказы достигли Франции и дошли до Филиппа Августа, они обросли еще более невероятными слухами. Теперь уже говорили, что король Ричард не только использовал ассасинов для убийства Конрада, но собирается-де таким же образом поступить и с французским королем. Филипп тут же усилил личную охрану и стал шарахаться от каждого нового человека, появлявшегося в Фонтенбло.

Чтобы описать ситуацию, один английский историк вспомнил о притче о плевелах из Евангелия от Матфея – о том, как добрый человек сеет семена пшеницы, но когда он спит, его враг, прокравшись на его поле, сеет там семена плевелов. Когда же взошли и злаки, и плевелы, хозяин дал им вырасти, а потом, когда пришло время жатвы, собрал плевелы и сжег, а затем сжал пшеницу, отделив таким образом злаки от плевелов.

Теперь, продолжал историк, притча о плевелах обернется против короля Филиппа. Он посеял семена плевелов на добром поле короля Ричарда: теперь они взошли и душат добрые всходы. Но когда наступит время жатвы, все плевелы будут сжаты и сожжены, а добрые плоды королевства Иерусалимского будут спасены.

2. Речь капеллана

В мае снова наступило благоприятное время для ведения военных действий, но обе стороны выжидали, что предпримет противник. Король Ричард колебался. Как прирожденный воин, он хотел продолжать сражаться, но как опытный политик ждал результатов от своих дипломатических усилий. Между тем из Европы прибывали все новые посланцы с противоречивыми сведениями. Одни рисовали мрачную картину происходившего в Англии и заявляли, что королю следует немедленно вернуться домой, другие заверяли, что с беспорядками удалось справиться, и просили его завершить паломничество. Ричард то готовился к отъезду, то решал остаться в Палестине.

Саладин мог позволить себе быть более пассивным. Он выжидал, что произойдет в стане противника после убийства Конрада, и какие события последуют на дипломатическом поприще. Происходящие события могли тревожить султана, но в душе он сознавал, что находится на своей земле, вместе со своим народом, и время работает на него, а не на Ричарда.

Ранней весной по пути в Иерусалим Мелик-аль-Адель снова встретился с Ричардом и передал его письмо брату. Король писал: «Мы согласны на раздел страны. Каждая из сторон пусть оставит за собой нынешние владения, но тот, кто имеет больше половины земель страны, по справедливости должен сделать уступку другому. Пусть нам принадлежит Святой город, а побережье пусть будет вашим».

Эмирам Саладина понравилось это предложение. Но еще больше им пришлось по душе новое послание короля, которое аль-Адель принес в шатер Саладина две недели спустя. Речь шла о новых уступках. Теперь Ричард был готов уступить мусульманам цитадель Иерусалима, храм Скалы и мечеть Аль-Акса, а остальную часть Святого города предлагалось поделить поровну. Также поровну между обеими сторонами предлагалось поделить пригороды Иерусалима.

Вместе с тем Саладин получал и новости, не вызывающие оптимизма. Например, ему доложили о налете крестоносцев на лагерь мусульман под Дарумом. Это была самая южная из приморских крепостей, которую султан не разрушил и удерживал как свою базу для снабжения армии в этом районе. Налетчики убили охранников и угнали из мусульманского лагеря около тысячи овец. Саладин послал специальный отряд, чтобы найти и покарать мародеров. Эта провокация показала, что Ричард еще не готов отказаться от военных действий.

Не только у английского короля, но и у султана были внутренние трудности у себя в империи. Его внучатый племянник Мелик-аль-Мансур, весьма амбициозный молодой человек, объявил, что считает своим царством земли за Евфратом и требует себе в удел несколько крупных городов, включая Эдессу. Саладин пришел в ярость от вероломства и тупого эгоизма этого юнца, выбравшего самый трудный для страны момент, чтобы затеять подобную авантюру. Он был готов преподать проходимцу суровый урок, но этому воспротивился совет эмиров. Один из них так выразил общее настроение: «Великий султан, мы все твои верные слуги, но дело в том, что молодые люди, особенно если они чувствуют опасность, склонны искать союзников. Мы не можем вести сразу две войны: одну против неверных, а другую – против мусульман. Если султан желает воевать с аль-Мансуром, мы должны помириться с неверными, если же он желает продолжать джихад, то ему следует даровать прощение юному принцу».

Остальные эмиры рукоплескали, услышав эту речь, и Саладину пришлось уступить. Он отправил брата вести переговоры с внучатым племянником и решил заняться более неотложными делами. Он разберется с этим негодяем позже.

В это время к султану прибыл посол от византийского императора с интересными предложениями. Прежде всего он предлагал купить Истинный Крест за двести тысяч золотых слитков. Это были огромные деньги, которые могли очень пригодиться Саладину для военных нужд. Затем посол попросил Саладина передать храм Гроба Господня православному духовенству. Это означало бы, что Рим утратил власть над главной церковью христиан, что также было бы полезно для целей султана. Наконец, посол просил Саладина помочь организовать военную экспедицию на Кипр, чтобы вырвать этот остров из-под власти крестоносцев и вернуть его к естественному союзу с Византией, частью которой он традиционно был. Несмотря на привлекательность этих предложений, Саладин все же не принял их. Зато теперь он понял, что недооценивал значение Истинного Креста.

Между тем король Ричард досадовал, что ему приходится зря терять время. Наступила середина мая, а он так и не принял определенного решения. Набег на Дарум показал, что это важная стратегическая крепость, которая пока достаточно уязвима. Взять этот южный аванпост противника, пусть и во время переговоров, значило бы укрепить позиции короля в Палестине.

Французы и на этот раз отказались принять участие в новой авантюре, и Ричард решил атаковать Дарум в одиночку. Так как нужно было охранять Аскалон и другие захваченные районы, король не мог взять с собой большое количество воинов и отправился в поход с двумя сотнями людей из своих владений, по большей части из Нормандии и Пуату. Однако взять Дарум было не так уж легко. Эта крепость имела семнадцать башен, высокие стены, широкие рвы и хороший гарнизон во главе с опытным командиром Алемом ад-Дин Кайсаром.

17 мая отряд Ричарда прибыл под стены этого укрепления. Король спешился и стал помогать своим людям перетаскивать тяжелые осадные машины от берега моря к стенам города. Его талант стратега проявился с самого начала осады. Он сконцентрировал своих людей и сосредоточил катапульты напротив главной крепостной башни. Король велел непрестанно обстреливать из баллист территорию крепости, а его саперы тут же начали делать подкоп. Бомбардировка продолжалась три дня, пока не были разрушены главные ворота. Тогда появилась депутация из трех арабских командиров с белым флагом, которые предлагали сдать город под гарантии их безопасности, безопасности их семей и сохранности имущества. Ричард не принял этого предложения. Капитуляцию, заявил он, можно принять когда угодно, но только не накануне полного поражения, которое и так близко. Через несколько часов после этого была обрушена главная башня, и на стенах крепости появились флаги крестоносцев – англичан, генуэзцев и пизанцев, участвовавших в походе. Дальнейшее сопротивление было бессмысленно.

Защитники города, прежде чем вернуться в свои дома, перерезали сухожилия лошадям, чтобы они не достались врагу.

Через день после взятия города появился отряд французов во главе с самим Генрихом Шампанским. Ричард понимал, что в истории победителем останется именно он, и только посмеивался над союзниками, пришедшими, по сути, лишь праздновать победу. Он был в благодушном настроении, тем более что наступил большой праздник – Троица. Триста мусульманских пленников, обращенных в рабство, Ричард подарил своему племяннику как новую компенсацию за его власть над беспокойным королевством. После этого оба короля отправились на север, мимо «Замка Фиговой Рощи», из которого за день до того поспешно ушли около тысячи мусульман. Им обоим предстояло принять окончательное решение.

Пока они ехали на север через Ибелинские равнины, мимо Хеврона, где родилась святая Анна, эйфория, вызванная взятием Дарума, рассеялась, словно дорожная пыль. По пути Ричард получил новые скверные известия с родины и был погружен в мрачные размышления. Казалось, все бароны Англии сейчас были уверены, что их король проводит в Святой земле последние дни.

Между тем его рыцари и их товарищи по оружию были полны решимости идти на Иерусалим независимо от того, останется король или уедет домой. В этом отношении были едины англичане и французы, нормандцы и жители Пуату, генуэзцы и пизанцы. Никогда за время Третьего Крестового похода не было подобного единодушия. Палестинские бароны собрали собственный совет и приняли решение продолжать поход.

Подобное решение не могло не вызвать в войске крестоносцев энтузиазма: солдаты пели и плясали, как на большом празднике. Но этот подъем духа, похоже, поверг короля Ричарда в еще более мрачное настроение. Одолеваемый внутренними противоречиями, он так и не принял окончательного решения. Словно в наказание за такое поведение короля, его войско внезапно поразило нашествие жуков-прыгунов. Мириады этих насекомых кусали людей в лицо и руки, пока те не стали похожими на прокаженных.

4 июня вернувшееся из похода войско соединилось в Аскалоне с главными силами крестоносцев. На другой день Ричард бесцельно бродил по саду в окрестностях этого города и случайно встретил скромного войскового священника из Пуатье, который печально смотрел на короля, роняя слезы.

«Отец капеллан, умоляю, скажи мне, что заставило тебя заплакать, особенно если я – причина этого?» – обратился к нему Ричард. Тот ответил: «Я не могу говорить свободно, если не буду уверен, что ваше величество не разгневается за мои слова». Ричард дал ему свое позволение, и священник заговорил: «Милорд, я плачу оттого, что в войсках о вас думают плохо из-за вашего решения вернуться домой. Не дай Господь, чтобы ненадежные донесения из-за моря помешали вам спасти эту несчастную землю. Пусть никто не сможет сказать, что вы вернулись, не завершив своей миссии. Бойтесь, государь, чтобы ваша слава, заслуженно заработанная вами, теперь не была бы утрачена».

Священник напомнил Ричарду о его прежних победах: о том, как он, будучи еще графом Пуату, одолел всех своих врагов, как добился королевской власти, победив других претендентов, как его боялись во всей Европе, как позднее он взял Мессину и завоевал Кипр. Наконец, он напомнил королю о его славных победах под Акрой, Арсуфом и Дарумом.

Он сравнил короля Ричарда с античным богатырем Антеем, который черпал силу от земли, а мусульман, его врагов, с многоголовой змеей Гидрой, у которой на месте отрубленных голов вырастают новые.

«Теперь же, – завершил капеллан свою тираду, – сам султан боится вас и все неверные в Египте и других краях трепещут перед вами. Что еще я могу добавить? Все согласно считают вас отцом и защитником истинной веры. Покинуть этих людей – значит оставить их на произвол их врагов. О государь, не оставляйте этих людей, у которых на вас вся надежда, и Господь поможет вам вновь добиться успеха».

На другой день Ричард вызвал к себе герольда и велел ему объявить, что он, король, не уедет на родину, а останется здесь до следующей Пасхи и продолжит борьбу за освобождение Святой земли. Следует готовиться к походу на Иерусалим.

Услышав об этом, его солдаты, встав на колени, стали читать благодарственную молитву: «О Господи, благодарим Тебя за то, что мы скоро будем в Иерусалиме, который слишком долго находился в руках неверных. Мы долго ждали этого и много страдали, но теперь Священный город вознаградит нас за все».