Текст книги "Священное воинство"
Автор книги: Джеймс Рестон
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
20 апреля 1191 г. король Филипп Август прибыл в район Акры. С ним было шесть кораблей, груженных провизией, боеприпасами и лошадьми-тяжеловозами из Фландрии и Нормандии, предназначенными для того, чтобы возить тяжеловооруженных рыцарей. Разумеется, осаждающие очень обрадовались французскому королю. Филипп держался весьма картинно, как будто стараясь «подменить собой» знаменитого английского собрата, Ричарда, пока тот не явился сам. Он гарцевал на лошади, и на руке у него сидел великолепный белый сокол редкой породы. Его сопровождала свита с развернутыми знаменами и трубачами. Генрих поставил палатку так близко к крепостным стенам, что, как писал очевидец, «неверные часто стреляли по ней излука с близкого расстояния». Осмотрев укрепления и осадные машины, уже устроенные Генрихом Шампанским, Филипп бестактно заявил: «Странно, что здесь столько воинов, а город до сих пор в руках врага». Однако благодаря своим способностям администратора и дипломата французский король сумел поддержать усилия племянника по соединению разномастных союзников в единую силу.
Вскоре после прибытия Филиппа на место великолепный сокол покинул своего царственного хозяина и, не обращая внимания на зов самого короля и сокольничего, вдруг уселся на городскую стену Акры. Защитники города немедленно изловили белоснежную птицу и решили, что это для них благоприятный знак. Королю Филиппу вовсе не понравилось все это, тем более что ему пришлось обращаться к врагам с просьбой о выкупе сокола, за которого была предложена круглая сумма в тысячу золотых. Но мусульмане не удостоили ответом это предложение.
Оценив стратегическую ситуацию в целом, Филипп решил устроить штаб-квартиру прямо напротив угловой Проклятой башни. Это была самая укрепленная, но в то же время по-своему самая уязвимая часть крепости. Король установил здесь еще несколько метательных машин, хотя их имелось уже немало, и велел создать для них каменную и металлическую защиту, чтобы обезопасить орудия от вражеских лазутчиков-поджигателей. Среди этих машин самой мощной была огромная каменная катапульта, которую солдаты прозвали «Злой соседкой». Мусульмане, в свою очередь, расположили напротив нее с внутренней стороны стен свою катапульту, которую прозвали «Злой родней». После этого «Злая соседка» и «Злая родня» стали обмениваться ударами, посылая каменные снаряды в сторону противника. Еще одну катапульту, находившуюся в ведении герцога Бургундского, именовали «Пращой Господней».
Французский король велел также насыпать вал и устроить наверху его брустверы, укрепленные железом. Под их прикрытием французские лучники и арбалетчики принялись обстреливать стены. Вырыли также и ров, наполненный водой. Между тем французские саперы решили использовать особую машину, прозванную «Кошкой» за некоторое внешнее сходство с этим животным, чтобы подрывать городские стены. «Кошка» представляла собой род крытой повозки, в передней части которой имелись колеса и лемех, словно у плуга. По приказу короля Филиппа солдаты начали обстреливать каменными снарядами из катапульт находившиеся за стенами улицу ля Бушери и так называемую Бычью площадь (место, почитаемое христианами, мусульманами и иудеями, поскольку здесь, по преданию. Господь даровал быка Адаму, праотцу рода человеческого).
После этих военных приготовлений король Филипп Август решил обратиться к политическим проблемам. Он поддержал своим авторитетом притязания Конрада Монферратского на иерусалимский престол, признав его законным наследником. Трон несуществующего королевства ничего не стоил, но тем не менее и Конрад, и король Ги жаждали этого титула. Однако, даже рассуждая формально, королевство по европейским обычаям должно было управляться по праву королевской крови. Ги в свое время стал королем только благодаря браку с королевой Сивиллой, и так как ее уже не было в живых, его права на трон были весьма спорными.
Теперь право наследования имела младшая сестра Сивиллы, Изабелла, но она уже была замужем. Еще в очень юном возрасте ее выдали за трусливого содомита Хэмфри Торонского, который был пасынком Шатийону. Теперь же, с помощью различных уловок, включая даже подкуп духовных лиц, Конраду удалось аннулировать брак Изабеллы с Хэмфри, и маркиз сам женился на ней. Король Ги так разозлился, узнав об этом, что даже вызвал Конрада на поединок, но тот проигнорировал этот вызов. Кончина архиепископа Кентерберийского не внесла изменений в создавшуюся ситуацию, но поддержка, которую Филипп Август оказал Конраду, подорвала шансы экс-короля Ги, поэтому последний поспешил втянуть в свои дела английского короля Ричарда.
Все это привело к углублению соперничества в рядах крестоносцев. Ричард был против Филиппа, Конрад – против Ги, пизанцы соперничали с генуэзцами, а храмовники – с госпитальерами. Руководить Крестовым походом при таких условиях было трудно. Все же, в период между Пасхой и Троицыным днем, Филиппу удалось организовать несколько атак на город. Его постоянные бомбардировки уже нанесли серьезный ущерб защитникам крепости. Дважды удалось пробить стену около Башни Иуды, но оба раза мусульманам вскоре удавалось ее починить.
Пусть Филипп был хорошим организатором и дипломатом, но ему не хватало качеств настоящего главнокомандующего. Он мог подготовить почву для прибытия короля Ричарда, но не мог довести дела до конца без своего английского соперника. К тому же за неделю до приезда Плантагенета произошло событие, которое отвлекло короля Франции от главной цели. 1 июня 1191 г. погиб в бою благородный граф Фландрский. Его фламандские воины с самого начала составили опору армии крестоносцев, а сам граф был выдающимся военачальником. По словам современников, он был «богат не только землями, но и честью, умен, силен духом, крепок в своих убеждениях, храбр и искусен в бою».
При всем том граф был сторонником тактики «выжженной земли» и тотальной войны. Он говаривал: «Начав войну, сначала уничтожь землю, а потом уже врагов». Граф побывал паломником в Святой земле задолго до того, как Иерусалимское королевство перестало существовать, и он одним из первых принял знак креста, когда архиепископ Тирский сообщил европейцам о катастрофе. Ему удалось собрать много денег на экспедицию и организовать сильное войско. Граф командовал не только своими людьми, но и датчанами (в числе его воинов был Жак д'Авеснэ, один из самых храбрых рыцарей среди крестоносцев). При всей своей жестокости он обладал и чувством такта, а также проявил настоящие дипломатические способности, чтобы урегулировать конфликт между Ричардом и Филиппом из-за Алисы.
Теперь этого человека не стало. Его гибель была ударом для всей армии крестоносцев, но хитрый ум Филиппа тут же прикинул, какое значение эта смерть может иметь для его европейских владений. У графа Фландрского не было наследника, и теперь король Франции получал право на его владения, которых давно добивался. Одно было плохо: он находился далеко от дома, на Востоке, и не мог сразу воспользоваться этим обстоятельством.
Глава 19
«ЖЕРТВЫ НЕ НАПРАСНЫ»
1. Королевское путешествиеРичарда все больше раздражали вести о достижениях короля Филиппа под Акрой. Еще немного, и слабый соперник добьется полного успеха и похитит у него славу!
5 июня 1191 г. король Англии отплыл из Фамагусты на самом быстром из своих кораблей, который прозвали «Морским скороходом», приказав флоту следовать за ним как можно быстрее. На следующий день перед мореплавателями возник в туманной дымке Маргат на высоком сирийском берегу. Горную крепость госпитальеров со всех сторон окружала территория врага. Проплывая мимо Триполи, Сидона и Бейрута, англичане знали, что все это вражеские земли. Так было, пока они не достигли Тира. Но даже здесь «друзья» повели себя, скорее, как враги: Конрад не открыл перед королем городских ворот, и Плантагенету пришлось стать лагерем на берегу, словно безродному страннику.
7 июня Ричард снова был уже на корабле. В это время, южнее Бейрута, им повстречалось в море огромное трехмачтовое судно, борта которого были красно-желтого цвета. При первом контакте выяснилось, что неведомый корабль принадлежит французскому королю. Ричард тут же приказал своим морякам подойти поближе в надежде узнать последние новости, но команда странного корабля на этот раз объявила, что он генуэзский и следует в Тир.
Арабский шпион на борту королевского корабля отметил, что эта громадина напоминает подобный же корабль, который он видел недавно в бейрутском порту, и на борту которого находилось сто верблюдов, груженных оружием, бутылями с «греческим огнем», и ампулами, в которых находились двести ядовитых змей. Вскоре наступила ясность. Огромный «морской верблюд» двигался к Акре, видимо выжидая подходящее время, чтобы пробиться через кольцо блокады. Он вез достаточное количество еды и боеприпасов, чтобы истощенный город смог продержаться несколько месяцев.
Когда «Морской скороход» приблизился вплотную, на него обрушился шквал стрел, дротиков и «греческого огня» с высокой палубы неприятельского судна. Эта неожиданно яростная атака напугала крестоносцев, и они отступили. Ричард с гневом и презрением отчитал своих людей: «Как, неужели вы хотите дать этому кораблю уйти невредимым? Позор! Слишком большая удача и частые победы над слабым противником сделали из вас трусов! Всему миру известно, что вы служите кресту!»
Эти гневные слова пристыдили англичан. Несколько человек бросились в воду, чтобы, поднырнув под неприятельский корабль и спутав канатами руль, замедлить его ход. Другие попытались взять судно на абордаж, но были отбиты.
Не вполне ясно, что произошло вслед за этим. По одной версии, Ричард, поняв, что на абордаж этот корабль взять нельзя, приказал своим людям его протаранить. По другим сведениям, сам арабский капитан, видя, что их дело безнадежно, приказал затопить судно. Как бы то ни было, громадный арабский корабль утонул. Так же по-разному рассказывали и о реакции Саладина на гибель этого судна, двигавшегося на помощь осажденным. По словам одного католического автора, султан воскликнул: «О Аллах, я потерял Акру! Я потрясен этой нашей неудачей». Но уныние и жалобы были не в его характере. Арабский летописец утверждает, что султан не горевал, а снова обратился к Корану и нашел там следующую строку: «Аллах не позволяет жертвам тех, кто творит добро, пропасть даром».
8 июня Ричард Английский с двадцатью пятью боевыми кораблями прибыл наконец под стены Акры. Стены осажденного города, изнуренного блокадой, были повреждены, но по-прежнему стояли на пути вражеского войска. Башня мух и Проклятая башня также пострадали от обстрела, но продолжали служить бастионами для защитников города. Во многих местах высились огромные метательные машины, тут и там возле них полыхало пламя, вызванное «греческим огнем». Мусульманские войска напирали на позиции крестоносцев, а на холмах, окружающих поле битвы, повсюду виднелись вражеские абрикосовые знамена, палатки и шатры, включая командный пост Саладина на Холме рожковых деревьев.
Прибытие короля Ричарда было, конечно, торжеством для крестоносцев. В лагере напротив Проклятой башни запылали огромные костры, и началось веселое празднество. Гремели трубы, звенели цимбалы, и крестоносцы хором распевали по-латыни свою боевую песню «Под знаком креста мы вслед за вождем идем», а также песенку на стихи Вергилия «Побежденные пусть оставят упования», а затем плясали при свете многих тысяч факелов. Мусульманам, которые наблюдали за этим с ближайших холмов, казалось, будто горит вся долина. Они были наслышаны о «короле из королей» Ричарде и его подвигах; теперь же он сам явился под стены Акры, и они опасались худшего. Саладин же сохранял спокойствие духа. Он полагался на милость и помощь Аллаха и был уверен в правоте собственного дела.
Филипп, конечно, сердечно приветствовал прибывшего царственного собрата и проводил его в приготовленный заранее королевский шатер. Они горячо обсуждали планы скорого взятия истощенного неприятельского города. Но вскоре у монархов начались разногласия на денежной почве. Филипп, постоянно чувствовавший себя ущемленным, был склонен к принятию неверных решений, когда речь шла о земле и о деньгах. Теперь он имел глупость потребовать от Ричарда половину кипрской добычи, сославшись на соглашение в Везелэ. Ричард насмешливо ответил, что в таком случае он может претендовать на половину Фландрии. Соглашение это, напомнил он, касалось только земель, покоренных совместными усилиями здесь, в Палестине. Кое-как им удалось уладить этот спорный вопрос и перейти к более серьезным делам.
Но склонность короля Филиппа принимать неверные решения в финансовых вопросах проявилась и позднее. Когда его верный вассал и племянник Генрих Шампанский попросил у Филиппа помощи в снабжении своего войска, тот предложил ему сто тысяч французских золотых, но при условии, что племянник уступит французской короне свой домен в Шампани. Потрясенный и разочарованный Филипп Шампанский воскликнул: «Я делал то, что должно, теперь же делаю то, что вынужден делать! Я хотел служить моему королю, но ему нужен не я, а мое достояние. Я пойду к тому, кто примет меня ради меня самого и кто склонен скорее отдавать, чем получать». Ричард с удовольствием принял его, подарив новому вассалу четыре тысячи фунтов серебра, четыре тысячи мер пшеницы и четыре тысячи свиных туш.
Филипп был слаб, и Ричард очень скоро сумел отодвинуть его на второй план. Узнав, что французский король платит своим солдатам три золотых бизанта в неделю, Плантагенет объявил через герольда, что он сам будет платить четыре. Филипп не мог тягаться с Ричардом в умении привлекать людей. Английский летописец писал по этому поводу: «Когда приехал Ричард, французский король ушел в тень и потерял свое значение, подобно тому как Луна гаснет в лучах Солнца».
Поскольку король Филипп выбрал целью для своих атак Проклятую башню, Ричард расположил осадные машины против северных ворот города. Арабский историк XIII столетия Абульфараки впоследствии написал, что у обоих королей к этому времени было на вооружении триста катапульт и баллист. Поскольку генуэзцы считались вассалами Филиппа, Ричард принял под свое командование пизанцев. На третий день по прибытии он воссоздал в лагере деревянную походную резиденцию «Матегрифон», привезенную с Сицилии. Стены ее были укрыты шкурами, пропитанными уксусом, чтобы предохранить их от «греческого огня». С этих деревянных стен английские арбалетчики и лучники стали, в свою очередь, обстреливать Проклятую башню, а саперы начали готовить подкоп стен. Метательные машины Ричарда были поменьше машин французского короля, но его гранитные снаряды из Сицилии были гораздо разрушительнее ядер из местного известнякового камня, которые использовали люди Филиппа. Теперь этими гранитными каменными ядрами англичане обстреливали северные ворота Акры. Сам Ричард оставался по-прежнему деятельным и, по словам хрониста, «постоянно был среди воинов, подбадривал одних, отчитывал других, хвалил третьих. Он успевал повсюду».
Надо думать, противник английского короля, готовившего решающий штурм Акры, немало его удивил. Вскоре по прибытии Ричард получил от Саладина не стрелы и снаряды, а подарки. Ему и Филиппу передали от султана груши, дамасские сливы и еще разные приятные мелочи. То был знак доброй воли и готовности к переговорам. Заинтригованный этим поступком, Ричард отправил к Саладину посольство с предложением встретиться наедине.
Саладин ответил: «Не в обычае царей встречаться, если только они не заложили основ соглашения. Ведь если они уже встретились в знак взаимного доверия, негоже им было бы вернуться, чтобы снова воевать друг с другом».
2. ТоржествоВ том же месяце случилось солнечное затмение, на три часа погрузившее поле битвы во тьму. Это событие, считавшееся сверхъестественным, вызвало смятение в рядах крестоносцев. Оно казалось тем более зловещим, что пришлось на День святого Иоанна Крестителя. Случилось так, что за этим событием действительно последовали большие неприятности: тяжелая болезнь приковала короля Ричарда к постели. У него началась горячка, и при этом страшно болели десны и весь рот. Через несколько дней у Ричарда начали выпадать волосы и сходить ногти. Вскоре та же хворь поразила и Филиппа Августа. Их врачи определили эту болезнь как «леонардию», хотя более известна она как цинга. Считается, что этот недуг был вызван недостатком витамина С в их питании.
Во время болезни Ричарда дипломатические контакты между двумя сторонами и переговоры о возможности встречи между ним и Саладином некоторое время продолжались. Последний все-таки решил, что такая встреча может состояться на нейтральной земле – на Акрской равнине. До мусульманского лагеря дошли слухи, будто в католическом воинстве многие противятся этой идее, но от Ричарда пришло новое послание, в котором говорилось: «Не верьте доходящим до вас сведениям о причинах отсрочки. Только я отвечаю за собственное слово и за свои дела. Но в последние дни болезнь не дает мне делать что-либо. У королей есть обычай одарять друг друга. У меня теперь есть дар, достойный Саладина, и я прошу позволения отправить его султану».
«Он может передать свой дар, если сам примет от нас равноценный», – заявил брат Саладина Мелик-аль-Адель.
«Мы могли бы подарить ему соколов, но они пока слишком слабы, – ответил посол Ричарда. – Было бы хорошо, если бы вы подарили нам нескольких цыплят, чтобы мы могли подкормить наших соколов и прибавить им сил, и тогда сможем их подарить вам».
Это предложение было встречено насмешливо.
«Королю, видно, самому нужны цыплята», – заметил аль-Адель.
После этого переговоры зашли в тупик, и посол Ричарда сказал: «Если у вас какие-то предложения, я готов их услышать».
«Это ведь вы обратились к нам, – был ответ. – Если вам есть что сказать, говорите, а мы готовы вас выслушать».
На этом встреча закончилась. Посла проводили, вручив ему в качестве подарка королевскую мантию. Мусульмане решили, что цель переговоров состояла лишь в том, чтобы прощупать противника.
Поскольку Филипп не участвовал в переговорах, а цинга у него протекала лете, чем у Ричарда, французский король был готов возглавить войска к 1 июля. Ричард, все еще сраженный болезнью, просил Филиппа не начинать генерального наступления еще несколько дней. Б о льшая часть английского флота вместе с нормандским войском застряли в Тире из-за шторма, и король надеялся на их прибытие и свое скорое выздоровление. Но Филипп не согласился. По-видимому, он желал, чтобы вся слава ожидаемой победы досталась ему. Он усилил подкреплениями войска, находившиеся в траншее, и выделил многочисленное войско для штурма Проклятой башни.
Крестоносцы знали об отчаянном положении осажденного города, поскольку в Акре находился их шпион, регулярно посылавший из-за стен донесения. Но даже это не мешало защитникам города упорно оборонять его. До блокады их было около девяти тысяч человек. В ходе тяжелых боев они несли потери, но продолжали храбро сражаться за Акру. Обороной руководили два видных эмира, известных европейцам только под их короткими именами Каракуш и Маштуб. Каракуш (по-тюркски «Орел») начал командовать обороной два года назад, с начала осады. Это был евнух, бывший раб Саладина, ныне удостоенный его особого доверия за свои таланты и верность. Каракуш в свое время хорошо проявил себя как строитель каирской цитадели, именуемой «Замком Горы», а также путепроводов, которые вели к пирамидам. Он держался с великой важностью, и над ним иногда посмеивались даже его люди, но все же это был способный и достойный доверия эмир. Маштуб считался первым среди эмиров Саладина. Это был курд, известный благородством и силой духа. Его прозвище означало «Меченый», поскольку на лице эмира был большой шрам. Их с Саладином связывала близкая дружба, и когда у Маштуба родился сын, султан написал ему: «Мы радуемся восходу этой новой звезды и надеемся, что этот плод принесет счастье». Маштуб был единственным человеком, имевшим титул великого эмира, и стал командующим обороной Акры только в феврале предыдущего года.
Оба эмира отправили письма Саладину, извещая его, что город на грани гибели, его гарнизон поредел и силы воинов истощены, а укрепления во многих местах разрушены постоянными бомбардировками. В городе эпидемии, не только из-за большого числа убитых, но и из-за трупов палых лошадей и коров, которые крестоносцы забрасывают внутрь с помощью своих катапульт. Часть солдат в отчаянии кончают с собой, а иные перебегают к врагу и даже принимают крещение. Если Саладин не сломит осаду, то городу придется капитулировать.
Султан предложил им попытаться продержаться еще неделю. Из Каира отплыла на помощь египетская военная флотилия, а из Багдада к Акре направилось новое войско.
Как только Филипп начал штурм Проклятой башни, из города с помощью дыма костров и барабанного боя подали сигнал на командный пункт мусульман за стенами. Он означал, что враг начал новую атаку и войска Саладина должны выйти к траншее, защищаемой крестоносцами. Вскоре это было сделано, и воины султана попытались в нескольких местах засыпать траншею и пробиться в тыл противника. Нескольким группам храбрецов удалось это сделать: они опрокидывали палатки крестоносцев, сея панику. Но в целом эта попытка десанта была пресечена. Правда, мусульманам удалось поджечь несколько «Кошек» Филиппа, используемых для подрыва стен, забросав их горящим хворостом, пропитанным «греческим огнем». В результате Капетингу пришлось отказаться от единоличной атаки. Выходило, что ему не судьба делать что-то, не дождавшись короля Ричарда.
День 2 июля выдался ясным и жарким. В этот день в район Акры прибыл английский флот, на кораблях которого было немало умелых английских и нормандских боевых командиров. Для крестоносцев прибытие флота было очень кстати, тем более что в тот день мусульманское войско под командованием племянника Саладина снова приблизилось к их траншее, повторив попытку десанта в их тыл. Саперам Филиппа в это время удалось сделать подкоп под стены Проклятой башни, но оказалось, что мусульманские саперы прорыли там встречный туннель, и на большой глубине завязался страшный рукопашный бой. Этот встречный подкоп заставил французских саперов отступить, несмотря на то что стены башни были частично разрушены и в них образовались пробоины.
К этому времени король Ричард уже не мог выносить своего бездействия. Его отнесли на носилках к северным воротам Акры, и с высоты Матегрифона он стал стрелять из своего арбалета в защитников крепости, находившихся на ее стенах. Между тем все боевые подразделения англичан были приведены в действие. Саперы Ричарда делали подкоп под ворота башни, его воины с помощью тарана пытались пробить брешь в стене, а катапультисты бомбардировали крепость сицилийскими гранитными снарядами. Ричарду было трудно выкрикивать приказы, поэтому он через герольдов объявил, что каждый солдат получит недельное жалованье за каждый разрушенный камень в стенах вражеской крепости. Наконец башенные ворота наклонились и обрушились. При этом многие храбрецы-мусульмане бросились вперед, чтобы защитить пролом. Ни призывы епископа Солсберийского, ни лихость гвардии графа Лестера, ни свирепость пизанцев не могли сломить стойкости этих защитников Акры.
К 4 июля оба эмира решили искать пути к перемирию. Маштуб и Каракуш явились к английскому королю в сопровождении конвоя тамплиеров. Они предложили Ричарду свои условия: город может быть сдан с выплатой контрибуции золотом и серебром, если король гарантирует им жизнь и неприкосновенность имущества и если их людям будет позволено уйти в безопасное место. Великий эмир сказал: «Когда мы захватывали ваши города, если даже брали их штурмом, то давали возможность людям найти убежище там, где они пожелают, и обращались с ними милостиво. И мы готовы сдать город на тех же условиях».
«Те, о ком вы говорите, были нашими слугами и рабами. И вас мы также считаем своими рабами», – отрезал Ричард.
«Тогда мы лучше убьем себя, чем сдадим город, – отвечал Маштуб. – И никто из нас не погибнет, не погубив полсотни ваших лучших людей».
На Ричарда это не произвело впечатления.
«Считайте, что вы заложили свои головы», – сказал он холодно.
Но для Филиппа предложение эмиров было искушением. Капетинг был рад возможности закончить войну миром: за последний год он устал от пренебрежения со стороны Ричарда, и нервы его были расшатаны после шести недель этой адской осады. Филиппу надоело играть вторую роль, он был утомлен войной, хотел поскорее использовать свои новые возможности во Франции и искал скорого выхода из положения.
Ричард был не таков. Воин по природе, он видел смысл войны в победе силой оружия. Не для того он столько времени добирался сюда из Европы, рисковал королевской властью на родине, потерял часть своих рыцарей, чтобы теперь войти в опустевший город, особенно когда его войско было уже так близко к настоящей победе.
И все же король Ричард сделал эмирам ответное предложение. В обмен на собственную безопасность и сохранность имущества они должны будут восстановить Иерусалимское королевство в том виде, как оно существовало сорок четыре года назад. Также им следует вернуть Истинный Крест, захваченный в битве при Хаттине.
Эмиры пришли в ужас.
«Без согласия нашего владыки Саладина мы не можем согласиться на эти неслыханные требования, – отвечали они. – Дайте нам три дня перемирия, чтобы мы смогли переговорить с султаном».
Вернувшись в город, эмиры составили письмо султану и послали его с голубем на командный пункт. Они писали об отчаянном положении защитников города, о бессмысленности дальнейшего сопротивления и сообщали, что готовы капитулировать просто на условии сохранения их жизни, если он не сможет в ближайшее время помочь им.
Но Саладин не был готов сдаться: он ожидал прибытия подкреплений с юга и с востока. Султан велел эмирам держаться и сообщил, что если через несколько дней он не поможет им, то санкционирует почетную капитуляцию. Султан немедленно велел своим людям усилить натиск на траншею крестоносцев и сам возглавлял наступление. По словам мусульманского хрониста, Саладин «носился верхом от отряда к отряду, не зная покоя, словно мать, разыскивающая потерянное дитя, и взывал к воинам: „Вперед во имя ислама!“»
Но франки заняли глухую оборону. Воины Саладина, возвращаясь после атак, рассказывали чудеса о храбрости крестоносцев. Говорили, например, будто какой-то рыцарь огромного роста держался за бруствер, даже когда в него уже попало пятьдесят стрел, и пал лишь тогда, когда один из мусульман бросил в него бутыль с «греческим огнем». Рассказывали также про некую женщину-лучницу в зеленом плаще, вооруженную луком в человеческий рост, которая убивала нападавших, пока ее саму не сразил чей-то меткий выстрел. Ее лук принесли Саладину, который был изумлен, услышав эту историю.
После дня бесплодных боев Саладин воротился в свой шатер подавленным и неустанно молился Аллаху. Он снова нашел утешение в стихе Корана: «Аллах не позволяет жертвам тех, кто творит добро, пропасть даром».
На следующее утро, начав снова готовиться к атаке, Саладин натолкнулся на сопротивление собственного окружения. Ему говорили: «Ты ставишь под угрозу все дело ислама, о султан. Подобный замысел не может иметь успеха». И Саладин остался в лагере.
8 июля вражеское войско разрушило внешнюю крепостную стену с восточной стороны и приступило к разрушению внутренней стены. В ответ Саладин, словно понимая, что Акру уже не удержать, велел сжечь поселок Хайфа, находившийся с южной стороны Акрского залива, чтобы порт и корабельные верфи не достались противнику. Его отчаяние возросло, когда воин-пловец, прорвавшийся сквозь кольцо вражеской блокады, доставил письмо от великого эмира: «Мы поклялись погибнуть вместе и не отдадим города, пока мы способны дышать. Сделай же все возможное, чтобы оттянуть силы врага и не дать ему вновь напасть на нас. Наша решимость – залог того, что ты не будешь унижен в глазах наших врагов».
Решившись совершить коллективное самоубийство, защитники Акры уже завернулись в зеленые плащи мучеников за веру.
Когда загорелась Хайфа, Саладин представил Ричарду свое встречное предложение. Он предложил вернуть крестоносцам Истинный Крест и совершить обмен один к одному – трех тысяч христианских пленных на мусульман, находившихся в городе. Король отказал. Его устраивало лишь возвращение всех христианских пленных и, главное, всех городов, входивших прежде в Иерусалимское королевство. Саладина неприятно удивили жадность и упрямство Плантагенета. Он понял, что имеет дело с человеком, далеким от искусства дипломатии. Султан процитировал Коран: «Они ведут свою игру, и Аллах ведет свою, однако Он – сильнейший игрок».
Воспользовавшись удобным, как ему казалось, моментом, король Филипп снова предпринял яростный штурм Проклятой башни, поскольку в ее стене уже была сделана пробоина. Но его атаку снова отбили, и это стоило ему сорока человек. Как сообщает видный историк этого Крестового похода Роджер из Хоувдена, крестоносцам, находившимся у башни Иуды, явилась Дева Мария и сказала: «Не бойтесь, ибо Господь послал Меня ради вашего блага. На утренней заре идите и скажите вашим королям, во имя Христа, моего Сына и Владыки, чтобы они перестали разрушать стены этого города. Через четыре дня Господь сам отдаст его им». Когда Богородица вновь стала незрима для них, началось землетрясение. Оно устрашило многих мусульман, но один из воинов нашел ему объяснение. Он сказал, что видел тысячу всадников, появившихся внезапно. От копыт их коней земля задрожала, и одеты они все были в зеленые одежды мучеников ислама. Но значение этого знамения не было вполне ясным для защитников города.
Через четыре дня, 12 июля 1191 г., город Акра пал. Эмиры снова встретились с королями в шатре тамплиеров. Условия сдачи были достаточно жесткими. Вместе с городом крестоносцы должны были получить пятьсот своих пленников и двести тысяч золотых бизантов. Две тысячи мусульман должны были оставаться в плену, и еще сотня богатых и знатных граждан города, включая Маштуба и Каракуша, становились заложниками. Эмиры также пообещали вернуть Истинный Крест в течение месяца. Сразу по выплате денег и по заключении в тюрьму заложников все остальные жители города могли покинуть его, взяв с собой детей, жен и имущество.
Через день началась эвакуация. Отряды крестоносцев с обеих сторон сторожили дорогу, по которой из Акры уходили беженцы. Они ожидали увидеть сломленных, опустившихся людей, однако мусульмане покидали город, полные достоинства и мужества. Крестоносцев это поразило.