Текст книги "Священное воинство"

Автор книги: Джеймс Рестон

Глава 17
ПЛОД АФРОДИТЫ

30 марта 1191 г. король Франции Филипп Август отбыл с Сицилии на Святую землю. Он отплыл без торжественных церемоний, так как не желал встречаться с принцессой Беренгарией, которая стала невестой Ричарда вместо сестры Филиппа. Король Франции сначала был не в лучшем настроении, но путешествие прошло гладко и мирно, без происшествий, и 20 апреля Филипп прибыл в Акру в хорошем расположении духа.

Как бывало и раньше, отбытие короля Ричарда прошло более пышно, но его путешествие оказалось более драматичным. Ричард вел большую часть флота крестоносцев, который за зиму возрос до огромных размеров. Снабжать такой флот всем необходимым было неимоверно трудно. Примирившись с Танкредом, король Англии символически разрушил свой вызывающий деревянный дворец, прежде чем попрощаться с монархом Сицилии. 10 апреля огромный флот крестоносцев из 219 кораблей отбыл на Восток.

Впереди шли три самых больших и мощных, хотя и не очень быстрых корабля, на которых находились Беренгария, королевская сестра Иоанна, гвардия и значительная часть королевской казны. Эти суда составляли вершину огромного треугольника, состоявшего из семи рядов кораблей, каждый из которых был длиннее предыдущего. Последний, седьмой ряд состоял из шестидесяти кораблей. Один историк отметил, что с расстояния эта армада была похожа на птичий клин. В первый день, когда на море дул легкий ветерок, флот сохранял это построение. Суда находились очень близко друг от друга, и моряки могли общаться с помощью сигналов труб или даже перекрикиваться между собой. Когда наступила ночь, суда могли ориентироваться по свету огромных свечей, установленных на ведущем корабле и на замыкающем, королевском.

Но легкий ветерок оказался недолговечным. На Великую Пятницу наступил штиль, а на следующий день поднялся свирепый ветер. Вскоре флот попал в сильный шторм. Весь геометрический строй армады Ричарда был разрушен, и непосредственное общение между кораблями стало невозможным. Капитаны уже не могли придерживаться курса и употребляли все свое умение просто на то, чтобы оставаться на плаву. Солдаты на кораблях думали о том, как сохранить свою жизнь, а корабельные священники вспоминали слова Иеремии о том, что «Господь извлек на свет ветры из своих кладовых».

Когда море наконец успокоилось, флот крестоносцев был рассеян, и Ричарду потребовалось несколько дней, чтобы снова его собрать. Один писатель даже сравнил его с курицей, собирающей цыплят. Но некоторых «цыплят» все же не хватало, и прежде всего – трех головных кораблей, на одном из которых находилась будущая королева Англии.

Проведя десять дней в плавании, потрепанный флот пристал к берегу у горы Ида на Крите, и крестоносцы утешали себя тем, что эта родина Зевса – традиционный пункт на полпути между Сицилией и Палестиной. Через несколько дней флот снова вышел в море, и снова поднялся сильный ветер, который не улегся и ночью. Наследующее утро крестоносцы причалили к скалистым берегам острова Родос.

Ричард провел десять дней среди руин этого острова, который ныне являл собой лишь тень былого античного величия. В ожидании отставших кораблей он снабжай свой флот запасами пиши, что было не так уж трудно сделать благодаря плодородным полям этого края. Кроме того, король отправил несколько самых быстрых галер на поиски своей нареченной. Эти разведчики вскоре обнаружили ее в нескольких сотнях миль, на Кипре. Из-за бури три головных корабля были отнесены к югу. Один из них разбился о скалы Афродиты недалеко от порта Лимассол, но корабль принцессы был цел и невредим и стоял на якоре. Беренгария пострадала только от несправедливости местной власти: византийский правитель Кипра Исаак Комнин неласково обошелся с крестоносцами, отбившимися от флота. Среди жертв кораблекрушения оказался вице-канцлер Англии, который всегда носил на шее королевскую печать. Кипрский император захватил этот знак королевской власти вместе со всеми деньгами, которые можно было извлечь с затонувшего корабля, арестовал всех, кто остался в живых, запретил Беренгарии высадиться в порту и даже не разрешил ее солдатам сходить на берег за водой. Но вскоре императору пришлось пожалеть о своем поведении. Узнав обо всем произошедшем, Ричард пришел в ярость. Это еще что за мелкий тиран? Как он смеет грабить паломников, направляющихся в Святую землю?! Похоже, Плантагенета не очень занимала Беренгария сама по себе, для него это было, скорее, делом принципа.

Советники короля доложили ему все, что знали. Исаак Комнин был племянником византийского императора. В юности он попал в плен во время войны в Армении, и европейцы много лет держали его в заточении скованным. С тех пор он всей душой ненавидит «латинян». Этот узурпатор, недавно перебравшийся на Кипр из Константинополя, сумел отторгнуть остров от Византии и теперь управлял им самостоятельно, ненавидимый населением за жестокость и вероломство. Многие из его подданных, купцов и промышленников, бежали с острова, а оставшихся он нещадно грабил. Вот что писал о правлении Комнина монах по имени Неофит: «Этот Исаак не только угнетал свою страну и грабил богатых граждан, он даже притеснял собственных чиновников, ежедневно налагая на них наказания и помыкая ими, так что все они были в отчаянии».

Те, кто уцелел после кораблекрушения, не были казнены злым императором только благодаря заступничеству одного благородного киприота, который позднее сам был обезглавлен за непокорность. Исаак пытался заманить будущую и бывшую королев на берег, но они мудро отказались от этого, ожидая прибытия короля Ричарда. Рассказывали, что Комнин побратался с Саладином, и они будто бы даже пили кровь друг друга, согласно какому-то варварскому ритуалу. Выслушав все это, Ричард тут же направил на выручку два самых своих быстрых военных корабля и сам отбыл на одном из них.

Вскоре он и его спутники оказались в бурном Анталийском заливе, где сталкиваются течения четырех морей и свирепствуют непредсказуемые ветра, именуемые «мельтеми». Это коварное место всегда считалось кошмаром моряков, и, по преданию, на нем будто бы лежали два страшных проклятия. По одной легенде, некая женщина отказывала в своей любви одному рыцарю всю жизнь, но, когда она скончалась, он пришел в ее дом и лег с ней рядом на ложе. Однако в ее тело вселился сатана, и через девять месяцев «женщина» родила мертворожденного ребенка. Рыцарь обезглавил порождение сатаны, а голову держал у себя в сундуке. Если на рыцаря нападали враги, ему стоило только поднять этот трофей над головой, и они сами покорялись ему. В свое время рыцарь женился, а его молодой супруге было очень любопытно, как это ее муж побеждает большие армии, не имея ни одного воина. Однажды в его отсутствие она пошарила в комнатах и нашла голову, спрятанную в сундуке. В ужасе женщина бросилась к морю и швырнула находку в воду. С тех пор, рассказывали моряки, когда голова эта плавает лицом вверх, на море поднимается страшная буря; если лицо ее обращено вниз, корабли могут плыть спокойно.

Согласно другому преданию, раз в год, на один месяц, в эти места прилетал огромный черный дракон, который погружал голову в море и выпивал неимоверное количество воды. Если моряки не хотят попасть в пасть дракона, все они должны в это время громко кричать и стучать палками, чтобы спугнуть чудовище, и тогда смогут спокойно пересечь залив.

То ли в тот раз голова плавала вверх лицом, то ли прилетел черный дракон, но корабли Ричарда превратились в игрушку волн и ветров. Как писал один из паломников, «видя ярость моря, мы делали все, что могли, чтобы уцелеть, пока волны швыряли наши корабли вверх и вниз».

Наконец английские суда прошли опасный район и вскоре повстречали большой корабль, возвращавшийся со Святой земли. От моряков Ричард узнал, что король Филипп благополучно прибыл в Акру, монтирует осадные машины и с нетерпением ждет его, Ричарда.

У гавани Лимассол он обнаружил корабль Беренгарии, действительно стоявший на якоре в открытом море. Его невеста была очень расстроена и подавлена. Гнев короля вспыхнул с новой силой. Императору он отправил сухое, презрительно вежливое послание. В нем говорилось, что если этот монарх – христианин и уважает истинную веру, ему следует освободить пленных, вернув их собственность, как и захваченную при кораблекрушении сокровищницу. Если он сделает это, выполнив долг христианина, то флот крестоносцев проследует дальше к Святой земле, ничего не предпринимая. На это Комнин ответил наглым отказом, присовокупив, что император не желает иметь дел с простым королем.

После этого Ричард надел боевые доспехи и велел всем своим воинам сделать то же самое. «Следуйте за мной, – приказал он им, – чтобы мы воздали по заслугам этому вероломному императору, который не только причинил нам зло, но и противодействует правосудию Божьему. Он осмелился заковать в цепи наших паломников!»

Глядя, как Комнин на берегу гарцевал на лошади перед своими воинами, которые укрылись за только что построенными баррикадами, король добавил: «Их бояться нечего, у них нет настоящего оружия, они скорее готовы бежать прочь, чем бежать в атаку». А вот императорская лошадь Ричарду понравилась.

Суда бросили якоря, и бравые крестоносцы сошли на берег. Их стрелки осыпали градом стрел защитников порта, далеких от рыцарской выучки. Сначала киприоты, хотя и плохо обученные, более или менее успешно отстреливались, но стрелы и дротики из более современных европейских луков и арбалетов косили местных воинов, словно траву. Ряды оборонявшихся дрогнули, и они стали беспорядочно отступать – сначала в город, а потом дальше, на равнину. Сам Ричард, верхом на коне, попытался настичь императора, чтобы вынудить этого негодяя к единоборству, но у того действительно был прекрасный конь, и догнать его королю не удалось.

Ночью крестоносцы свели на берег своих мощных скакунов, но животные очень устали от вынужденного заточения на кораблях и от качки и пока не годились для боя. На следующее утро чуть свет король с полусотней рыцарей, соблюдая осторожность, шагом проехали пять миль на восток до замка Колосси, где Исаак Комнин перегруппировал свое войско и приготовился к бою. В тусклом утреннем свете лагерь противника выглядел очень впечатляюще. Один придворный служащий осмелился даже шепнуть королю: «Государь, кажется, было бы мудро уклониться от сражения с таким многочисленным и сильным противником». Ричард оборвал его: «Молодой человек, займитесь-ка лучше своими бумагами, а дело войны оставьте нам. Держитесь подальше от свалки».

Бой у замка Колосси был коротким и жестоким. Внезапное нападение сравнительно небольшого отряда рыцарей на спящий лагерь привело к быстрому поражению его многочисленных обитателей. Позднее одни сообщали, что король Ричард заставил императора голым бежать из шатра, а другие – что Ричарду удалось спешить византийца, но в конце концов тому как-то удалось взобраться на своего прекрасного арабского скакуна и спастись бегством. Пока бежавший Исаак добирался до Никосии, Ричард воротился в Лимассол с богатой добычей, включавшей золотые чаши, шатры и роскошное императорское знамя. Но королю нужен был сам император, а еще больше – его замечательный гнедой конь.

В городе Плантагенет издал для сведения населения указ о том, что каждый, кто перейдет на его сторону, будет достойно принят, а его собственность будет защищена, а всякого, кто не сложит оружие, ждет суровое наказание. Он подкрепил эти обещания тем, что расположил свой лагерь за городом так, чтобы солдаты не могли причинить вреда населению. Киприоты охотно переходили на сторону англичан, и впоследствии местный историк с горечью писал, что для «этого злосчастного английского короля Кипр стал доброй кормилицей». Не будь киприоты столь покорны, рассуждал историк, с Ричардом бы случилось здесь то же самое, что с Фридрихом Барбароссой на Востоке. Но остров действительно стал приятным местом для короля-крестоносца.

Ричард, только что как следует отделавший негодяя императора, имел основания для хорошего настроения. А возможно, дело было в том, что он с особым вниманием думал сейчас о геополитических проблемах своих европейских владений. Во всяком случае, в тот день – а это было воскресенье, праздник святого Панкрата, и Великий пост давно закончился – король наконец женился на Беренгарии. На этом острове Афродиты и Адониса свадебная церемония имела романтический оттенок. Николас, личный капеллан Ричарда, обвенчал их в Лимассоле, в церкви Святого Георгия, победившего змея. Обряд прошел со всей пышностью, подобающей коронованным особам. Придворные поэты видели во всем этом главным образом романтическую сторону:

 
«Там, в Лимассоле, были венчаны
Лучшая из невест, когда-либо живших на свете,
Прекрасная и достойная,
И победоносный властитель,
Самый славный из королей,
Навеки соединивший с нею свою жизнь».
 

Восторженные почитатели короля не видели во всем происходящем ничего иного. Затем епископ Эврийский, епископ Байоннский и епископ Оксьенский короновали невесту и провозгласили принцессу из маленького Наваррского королевства королевой Англии.

Отчего Ричард поступил так, как поступать ему было несвойственно? Разве он не мог подождать с женитьбой до Святой земли или вообще отложить ее на неопределенное время под предлогом Крестового похода? Или он действительно хотел именно сейчас, среди ратных трудов и свершений, зачать наследника династии Плантагенетов?

Отчасти ответ на эти вопросы лежит в неромантической плоскости геополитики. Ричард действительно беспокоился о своих далеких владениях. В брачном договоре король передавал новой королеве права на все земли Гаскони за рекой Гаронной. Эта беспокойная часть его владений была некогда присоединена к ним силой и населена строптивой и самостоятельной знатью, которая не питала любви ни к Ричарду, ни к дому Пуатье. Однако Гасконь находилась по соседству с Наваррой, и вместе они могли служить противовесом юго-восточной провинции Тулузе, которая была традиционно враждебна герцогам Аквитанским. Если дело было действительно в геополитических расчетах, тогда для Ричарда имело смысл жениться именно сейчас, на Кипре, до встречи в Палестине с хитрым, завистливым, мстительным и фальшивым Филиппом Французским. Наследник же был бы для Ричарда и целью, и средством.

В день этого знаменательного события в гавань Лимассола прибыла основная часть английского флота с острова Родос. Возможно, именно это обстоятельство, а не брак по расчету, привело короля Ричарда в особенно хорошее настроение.

За три дня до свадьбы на Кипр с тремя кораблями прибыл король Ги Иерусалимский, покинувший поле битвы под Акрой. Несмотря на свадебные приготовления, Ричард нашел время, чтобы встретить союзника со всеми необходимыми почестями и предоставить ему резиденцию в Лимассолском замке.

Несмотря на царственный титул, Ги находился в жалком положении. Последние четыре года были для него тяжелыми. Около года он провел в плену у Саладина и был освобожден, лишь дав клятву никогда больше не воевать с мусульманами. Лузиньян нарушил ее уже через год, начав в июле 1189 г. осаду Акры, но за два года он так и не добился успеха. Многие по-прежнему относились к этому «королю без королевства» неприязненно, так как винили его за поражение при Хаттине. Теперь фактическим лидером европейцев в Палестине вместо него уже стал маркиз Конрад Монферратский. Вдобавок к этому Ги овдовел. Его жена Сивилла скончалась осенью 1190 г., а его права на престол были прямо связаны с этим браком. Лузиньян успел пожаловаться Ричарду, что Филипп Французский, явившись к месту битвы, объединился с Конрадом против него и подрывает его авторитет.

Незадачливый король нуждался в поддержке, и Ричард щедро одарил Ги, подарив ему две тысячи марок серебра (марка составляла две трети фута) и двадцать драгоценных чаш (две из них – из чистого золота). В благодарность Ги присягнул на верность Ричарду как сюзерену. Такой союз имел временные преимущества, но еще больше осложнял отношения в лагере крестоносцев. Уже существовали противоречия между храмовниками и госпитальерами, между старыми католиками-колонистами в Палестине, «пуленами» и новыми, «парвеню», между Ги и графом Раймундом, между самим Ричардом и Филиппом Французским. Теперь Ричард и Ги объединились против Филиппа и Конрада. Саладин должен был радоваться такому раскладу в стане противника.

На другой день после свадьбы Исаак Комнин обратился к Ричарду с просьбой о мире. Встреча короля и императора произошла на равнине за пределами Лимассола. Ричард снова проявил себя как устроитель блестящих церемоний. Он был в самых роскошных королевских одеждах и восседал на мощном испанском коне, причем седло было украшено золотыми блестками, конский чепрак – также декорирован золотом, и даже шпоры Ричарда были золотыми. На поясе короля висел огромный меч с золотой рукоятью. Он носил ярко-красную шляпу, расшитую изображениями животных и птиц, а в руке держал скипетр, знак королевской власти. Это было впечатляющее зрелище. Исаак при виде такого величественного властителя тут же поклялся ему в вечной верности. Он смиренно обещал послать в Палестину сто рыцарей, четыреста всадников и пятьсот пехотинцев, а также предложил к услугам крестоносцев все замки на своем острове. Он уплатил штраф за кражу кораблей и сокровищ – двадцать тысяч золотых марок и предложил в заложники свою единственную дочь.

«Милорды, – обратился Ричард к своему совету, – вы – моя опора. Не наносит ли этот мир урона вашей чести? Если он вас устраивает, будем считать, что он вступил в силу».

«Он нас устраивает, государь, – был ответ. – Это почетный мир».

Итак, мир вступил в силу и был скреплен поцелуями. Король воротился в Лимассол полностью удовлетворенным и даже вернул Исааку его шатер.

Но следующей ночью совершилось вероломство, подобное тому, которое произошло на Кипре в более позднюю эпоху (история Отелло и Яго). К Исааку явился некий рыцарь, заявивший ему, что английский король-де заключил мир только из притворства, а на деле он собирается той же ночью взять императора в плен и заковать в цепи. Комнин же еще со времени своего европейского плена панически боялся цепей. Этот рыцарь, Яго эпохи крестоносцев, был в тайном союзе с королем Филиппом и хотел, чтобы Ричард задержался на Кипре, занимаясь бессмысленной борьбой, а Капетингу в отсутствие соперника досталась бы вся предполагаемая боевая слава на Святой земле. Исаак тайком бежал из своего шатра, установленного на месте переговоров, в Фамагусту, а оттуда сообщил Ричарду, что передумал заключать мир и продолжает войну против иностранных захватчиков.

Возможно, Ричард втайне желал, чтобы император изменил решение именно таким образом. Теперь у английского короля был предлог, чтобы покорить весь остров и завладеть его богатствами. К тому же Кипр был расположен не очень далеко от Палестины и мог стать прекрасным плацдармом для армии Ричарда. Бедный остров! Теперь речь шла о похищении не Афродиты, а ее родины. Кипр, кажется, всегда был обречен становиться чьей-то добычей, одни видели в нем житницу, другие – стратегическую крепость. Сами же его жители и на этот раз ничего не выиграли. Более того, если верить монаху Неофиту, «высшим силам было угодно прогнать собак, чтобы их место заняли волки».

Ричард начал охоту на императора. Часть своего флота он послал на запад, в обход Пафоса, в Кирению с приказом присоединять к себе все встреченные по дороге корабли, а сам с другой частью отправился в сторону Фамагусты, велев королю Ги с армией также отправляться в Фамагусту по суше. После взятия султаном Акры город-крепость, одну из башен которой впоследствии прозвали «башней Отелло», превратился в один из важнейших портов Восточного Средиземноморья. В Фамагусту переселились многие жители Акры после ее взятия мусульманами. Здесь был лучший на Кипре порт, и сюда съезжались торговцы из Европы, Азии и Северной Африки.

Узнав о том, что флот Ричарда подходит к городу, император Исаак, пораженный проворством англичан, бежал из Фамагусты на Месаорийскую равнину в глубине острова, в край лугов и оливковых рощ. К северу от нее возвышались Киренийские горы, где у Комнина имелись три огромных замка – Буффавенто, Дьедамур и Кантара.

Прежде чем отправиться в погоню, Плантагенет ненадолго задержался в Фамагусте. Между тем Филипп Август решил навести справки о делах своего союзника. Он прислал епископа Бовийского и своего коннетабля, чтобы узнать, когда же Ричард прибудет на помощь жителям Святой земли. Филипп сообщал, что у него все готово к осаде Акры, но он не начнет ее до прибытия союзника. Встреча с посланцами французского короля прошла напряженно. Они едва ли не обвиняли короля в медлительности и нерадении. Что Кипр имеет общего с Палестиной? Не забыл ли английский король о своей цели? Как заметил один из поэтов того времени, «говорилось и такое, что нельзя здесь повторить». Ричард сдержал свой гнев и объяснил послам, что он не может не воздать здешнему негодяю правителю за его оскорбления.

Между тем Исаак в Никосии пытался собрать остатки своего войска. Императору было нелегко: многие из его людей перебежали к королю Ричарду, и даже гвардия не была вполне надежной. За ужином один из придворных осмелился сказать Комнину: «Государь, я бы советовал помириться с английским королем, чтобы не потерять все царство». Услышав такие слова, император, который в этот момент резал мясо, бросился к возмутителю спокойствия со столовым ножом в руке и отрезал ему нос…

Собрав человек семьсот, Исаак направился на Месаорийскую равнину. Встреча двух войск произошла поблизости от местечка под названием Трематуза. Сражение было коротким и запомнилось современникам прежде всего тем, что Исаак пытался использовать против Ричарда отравленные стрелы, чтобы сразу после этого скрыться с поля боя. Он пустил стрелу, но промахнулся, и ему пришлось действительно быстро уносить ноги в замок Буффавенто, полагаясь на своего прекрасного скакуна. На этот раз король Ричард был вне себя от гнева.

Замок императора считался очень надежным. Он стоял среди скал почти на вершине горы, второй по высоте среди Киренийской гряды. Когда облака, окружавшие замок, рассеялись, Исаак увидел внизу Месаорийскую равнину и свою столицу Никосию, которая теперь была в руках английского короля. Увидел он и английское войско, двигавшееся в направлении северных гор, где стояла его крепость. Гавань города Кирения, где находился один из лучших дворцов императора, также была блокирована английскими кораблями. В этом городе пребывала дочь императора. Она быстро поняла, что сопротивление превосходящим силам противника бесполезно, явилась к королю Ги и опустилась перед ним на колени. Это не могло не растрогать Лузиньяна, тем более что дочь Исаака была очень хороша собой. Он отправил принцессу в Лимассол, где она стала придворной дамой королевы Беренгарии.

Взяв без боя Кирению, Ги с частью войска отправился штурмовать горные замки. Увидев, что вражеское войско приближается к Буффавенто, император бежал из этого замка и отправился в другую крепость, Дьедамур, названную так в честь Купидона; молва связывала ее со сказкой о Спящей красавице. Но ни сказки, ни сам Купидон не могли теперь помочь императору Исааку – даже в этой крепости, которая считалась неприступной: вскоре после битвы на равнине его войско рассеялось. Не надеясь на своих потерявших разум гвардейцев, Исаак отправился на восток к своей последней крепости Кантаре. Но положение его оставалось безнадежным, остатки войска были деморализованы, а противник следовал за императором по пятам. Он попал в окружение на полуострове Карпас, по форме напоминавшем палец, указывающий в сторону Палестины. Здесь стоял известный монастырь Святого Андрея. На мысе, также носившем имя этого святого, куда некогда прибыл сам апостол, посетивший Кипр, император Исаак Комнин попал в плен к англичанам. Ричард наконец завладел желанным гнедым скакуном, которого, в честь его масти, переименовал в Фовеля. Император упал на колени перед английским королем, умоляя, чтобы его не заковывали в железные цепи. Его страх перед цепями был сродни безумию. Ричард велел изготовить для пленника серебряные оковы, после чего плененный Исаак был отправлен на корабле в Маргат, мрачный замок госпитальеров на сирийском побережье.

Это был последний византийский правитель острова Кипр.

Возмездие свершилось, и великий король-крестоносец теперь мог наконец обратиться к своей миссии. Святая земля взывала о помощи.

Палестина и злосчастный город Акра были изначальной целью Ричарда Львиное Сердце. Как писал историк Третьего Крестового похода, «если десятилетняя война прославила некогда Трою, а победа христиан еще более прославила Антиохию, то Акра наверняка обретет вечную славу, будучи городом, который приковал к себе внимание всего мира».