355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеймс Рестон » Священное воинство » Текст книги (страница 21)
Священное воинство
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:07

Текст книги "Священное воинство"


Автор книги: Джеймс Рестон


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Глава 29
«ТАРАН ВЕРНЕТСЯ»
1. Отход

В речи о судьбе Крестового похода король Ричард жаловался, что Саладин заранее узнает о каждом движении крестоносцев. Действительно, у султана был свой агент среди вражеских командиров. В день, когда войско крестоносцев уходило из Бейт-Нубы, Саладин знал не только об этом решении, но и о том, когда и как оно было принято, и какую позицию занимал в споре на совете тот или иной вражеский военачальник. В донесении, которое он получил, был подробно пересказан и спор между королем и французами.

Когда мусульмане узнали об отступлении, а их разведчики в горах увидели печальную процессию рыцарей, покидавших лагерь, в их стане началось ликование. Сам Саладин поскакал полюбоваться на это зрелище. И все же радость его была неполной. Вторжения в Египет он боялся немногим меньше, чем осады Иерусалима.

Вскоре он вызвал к себе посла от Генриха Шампанского, который привез следующее письмо: «Король Английский передал мне все земли на побережье. Верни теперь мне мои остальные земли, и я заключу с тобой мир и буду тебе вместо сына».

Эта наглость возмутила Саладина, и он велел послу уйти, но тот не уходил и все повторял: «Граф желает знать, какую часть своих земель ты можешь ему передать». Саладин сделал ему выговор и напомнил, что граф вовсе не одерживал победу, чтобы претендовать на добычу.

Однако через день, после того как султан успокоился, он снова вызван посла и сказал ему: «Мы можем вести переговоры только о Тире и Акре. Разговаривать мы должны на условиях, которые принял маркиз Конрад, прежде чем он был убит. Мы можем заключить мир с графом Генрихом, как с владетелем Акры, которая была ему пожалована. Об остальных же владениях мы будем вести переговоры только с английским королем».

Через несколько дней после этого, когда крестоносцы уже шли из Рамлы в Яффу, посол самого Саладина Юсуф Сахиб аль-Мештуб воротился от короля Ричарда. В начале отступления Плантагенет попросил его прибыть к своему двору, чтобы передать Саладину новые мирные предложения. Аль-Мештуба сопровождали двое адъютантов Ричарда, очевидно, чтобы убедиться, что королевское послание передано по назначению. Оно гласило: «Скажи своему государю, что ни я, ни он не можем затягивать всего этого, и нам лучше всего было бы положить конец этому кровопролитию. Но не думай, что причина моих предложений – моя слабость. Это письмо послужит нашей общей пользе. Будь посредником между мной и султаном, и пусть тебя не обманывает маневр с нашим отступлением. Таран пятится назад, чтобы вернуться и нанести удар».

Должно быть, Саладина забавляла эта бравада. Он-то знал от своих шпионов о раздорах в армии крестоносцев и понимал, что «таран» Ричарда быстро теряет ударную силу и не сможет нанести никаких ударов в обозримом будущем.

Через три дня король Ричард достиг Акры и отправил еще одно посольство к Саладину с новыми предложениями: «Я хочу заслужить твою дружбу и расположение. У меня вовсе нет желания править этой страной, подобно фараону, и, я думаю, нет такого желания и у тебя. Как ты не имеешь права обрекать на гибель всех мусульман, так и мне не дано права обрекать на гибель всех франков. Я теперь передал все эти земли моему племяннику графу Генриху, чтобы он владел ими. Я поручаю ему вести дела с тобой. Если ты возьмешь его с собой в экспедицию на восток, он будет доволен. И еще об одном. Часто к тебе обращались монахи с просьбами передать им ту или иную церковь, и ты никогда не отказывал им наотрез. Теперь я прошу тебя передать мне храм Гроба Господня. Я обещаю тебе отказаться от всего, что было тебе неприятно во время моих прежних переговоров с Мелик-аль-Аделем, и больше не возвращаться к этому».

Эта скромная просьба короля об одной церкви в центре Иерусалима, по-видимому, тронула Саладина. В ноябре прошлого года Ричард высокомерно требовал все земли до реки Иордан, но теперь преимущество было на стороне Саладина. Он мог разговаривать с позиции силы и мог позволить себе быть великодушным. Кроме того, султан, как обычно, нашел подтверждение своим мыслям в Коране (8:61): «Если твой враг склоняется к миру, то прими мир и доверься Аллаху, ибо Ему одному ведома истина».

11 июля Саладин ответил королю: «Граф Генрих будет мне вместо сына, и церковь Воскресения будет вашей. Остальные земли мы поделим. Вам тогда достанется побережье и равнина, а мы сохраним за собой свои горные крепости. Аскалон должен быть разрушен, но его область вы можете взять себе».

Судя по ответу короля Ричарда, они готовы были договориться. Ричард прислал ответное письмо вместе с подарком Саладину – двумя лучшими охотничьими соколами. Он писал, что признателен за условия, предложенные Саладином, но просит разрешения разместить двадцать госпитальеров в иерусалимской цитадели.

13 июля Саладин ответил: «Из всех ваших в Святом городе гостеприимство будет предоставлено только паломникам. Аскалон и Дарум должны быть разрушены, но вы сохраните за собой побережье и крепости от Яффы до Тира».

Камнем преткновения оказался Аскалон. Для Саладина невозможно было допустить, чтобы эта крепость оставалась в руках крестоносцев. Это значило бы перекрыть связь между двумя частями его империи и свести на нет многолетние усилия султана по объединению Египта и Сирии, к чему стремились мусульманские лидеры до него, и что стало главным достижением самого Саладина. Именно благодаря этому удалось разгромить Иерусалимское королевство. Пребывание крестоносцев в Аскалоне разрушило бы драгоценное, с таким трудом завоеванное единство.

А для короля Ричарда восстановление Аскалона после их первого отступления из Бейт-Нубы означало восстановление морального духа его армии. Его люди вложили в это дело много тяжкого труда за те полгода, пока город был отстроен заново. Аскалон для Ричарда был форпостом на пути в Египет, средством обеспечить баланс сил между обеими сторонами, а королю Иерусалимскому это дало бы возможность нормально существовать.

Только 16 июля Ричард ответил султану обтекаемо, сделав вид, что не понял, в чем тут дело: «Если христиане могут быть довольны единственной церковью в Святом городе, то, конечно, три крепости для них – не слишком много. Пусть за ними останутся Дарум и Антиохия».

Саладин ответил на это резко: «Пусть жители Антиохии сами ведут переговоры о своих делах. Мы не можем говорить об этом во время наших переговоров. Города, о которых ты просишь, отдать нельзя, но вы можете получить Лидду в возмещение сил и средств, затраченных вами в Аскалоне». Именно в Лидде Саладин прежде разрушил собор Святого Георгия. Пусть теперь, думал султан, Ричард восстанавливает собор, а не крепости.

20 июля Плантагенет ответил не менее решительно: «О разрушении Аскалона не может быть и речи».

После этого Саладину оставалось только готовиться возобновить войну.

2. Яффа

Теперь преимущество в этой затяжной войне было на стороне мусульман. Саладин черпал силы в своем народе, а его более справедливая цель и военный талант давали ему возможность действовать гораздо эффективнее. Войско крестоносцев в беспорядке отступало, причем французы и части короля Ричарда ушли в разных направлениях. Таран действительно потерял ударную силу. Шпионы докладывали Саладину, что лишь самые измотанные и больные из воинов Ричарда остались в Яффе, а основная масса их отправилась за своим королем в Акру. А главное, из Акры пришло донесение, что король Англии готовит морскую экспедицию на север, на Бейрут. Значит, в ближайшие четыре дня на юге никаких неожиданностей не произойдет.

Теперь Саладин мог предпринять свои контрмеры. К концу июля он стянул в районе Иерусалима дополнительные войска из разных частей империи, как будто бы для защиты этого города. Это были свежие бойцы, готовые сражаться и ободренные известиями об отступлении противника. Сейчас наступил удобный момент для нанесения удара.

26 июля его войско появилось у стен Яффы, которую защищал небольшой гарнизон. Войско Саладина окружило город. Левым флангом командовал Мелик-аль-Адель, правым – сын Саладина Мелик-эз-Загер. Султан рассчитывал овладеть городом за сутки.

К его удивлению, защитники Яффы оказали упорное сопротивление. У мусульман было шесть катапульт и баллист, и они постоянно обстреливали крепость. На третий день усилиями саперов и военных техников, состоявших при осадных машинах, во внешней стене крепости была пробита брешь. Но крестоносцы быстро разожгли в этом месте огромный костер, закрывший дорогу для людей султана, которые не смогли пойти на штурм.

Обороной города командовал некий Альбер Реймский, не принадлежавший к цвету рыцарства. Когда обрушилась стена крепости, он уже приготовил судно, чтобы спастись бегством. Но Альбера задержали его же товарищи, как дезертира, и в цепях привели обратно. Сидя в башне под охраной и видя, что противник вернулся на исходные позиции, он театрально заявил: «Мы должны посвятить наши жизни делу защиты христианства». Историк, передавший эту фразу, невесело пошутил: «Даже при желании он не мог уклониться от этой задачи».

Теперь все решало время. Как всегда, едва король Ричард решил отказаться от непродуманной экспедиции на север, с тем чтобы возвратиться на юг, Саладин сразу узнал об этом. Он произнес речь перед своими курдами, которые вели осаду, заявив, что крепость надо взять сейчас, пока не вернулся Мелик Рич. Но те ссылались на крайнюю усталость и не рвались в бой.

Между тем защитники Яффы вручили командование вновь избранному патриарху (прежде он был епископом Вифлеемским). О нем хронисты писали, что это был человек стойкий и неустрашимый, презирающий опасность. Сначала он отправил послов к Саладину с предложением сдать крепость, если только султан согласится отпустить пленных, приняв за их жизни выкуп по старой цене, установленной в Иерусалиме четыре года назад: десять золотых бизантинов за каждого мужчину, пять – за женщину, три – за ребенка.

Саладин отверг эти предложения (о чем потом сожалел). Но в тот момент он исходил из того, что посольство само по себе мешает осаде и ослабляет боевой дух его людей (и так уже не слишком крепкий).

На пятый день осады были разрушены восточные ворота Яффы и начались рукопашные бои. Защитники крепости стали постепенно отступать в цитадель. И снова патриарх обратился с той же просьбой, добавив, что он готов предложить важных лиц в заложники в качестве гарантии мира. На этот раз Саладин принял предложение, и заложников, во главе со злополучным Альбером Реймским, передали мусульманам.

Наиболее стойкие из рыцарей удалились в цитадель на холме в центре города. Они хотели дождаться возвращения короля Ричарда, однако были готовы и принять мученическую смерть. А мусульмане, войдя в Яффу, предались грабежам. Даже сам Саладин не смог помешать этому: его люди были обозлены слишком длительной осадой такого слабо защищенного города. Все же султан расставил лучших из своих курдов у городских ворот, и те отбирали награбленное добро у солдат, проходивших через эти ворота.

На рассвете шестого дня с начала осады, в День святого Петра-узника, на горизонте появился флот Ричарда из тридцати пяти галер. Сам король находился на флагманском корабле, над которым развевалось огромное знамя с английским королевским гербом – тремя львами. На кораблях находились госпитальеры, храмовники, пизанцы и генуэзцы. Однако у короля были основания для огорчения. Он прибыл на место двумя днями позже из-за отсутствия попутного ветра на море. Рассказывали, будто Ричард воздел руки к небу и воскликнул: «Боже милосердный, отчего же Ты задерживаешь меня, когда я иду в поход ради Твоей славы?» В то же время, когда флот короля вышел из Акры, вдоль побережья на юг направились другие части храмовников и госпитальеров. Однако между Кесарией и Арсуфом их задержали и заставили отступить соединенные силы воинов Саладина и ассасинов.

В то субботнее утро около пятидесяти рыцарей уже заплатили выкуп – по десять бизантов с каждого – за свою свободу и были освобождены. Но когда обитатели цитадели услышали с моря звуки труб и увидели вдали красный королевский парус, в их рядах началось ликование. Процесс выкупа тут же прекратился, ворота цитадели снова затворились, а ее защитники вновь оделись в броню и поднялись на башню.

В это же время Саладин вел переговоры с патриархом о последних деталях сдачи города. Узнав о появлении флота, султан быстро выпроводил высокого гостя и велел отправить на берег моря сильный мусульманский контингент, чтобы предотвратить высадку вражеского войска.

С моря армия мусульман выглядела очень внушительно. Впереди стояли ряды лучников, осыпавших корабли Ричарда тучами стрел, а за ними находилась многочисленная конница, причем кавалеристы с трудом сдерживали рвавшихся вперед лошадей. Король Ричард не был уверен, находится ли городская цитадель по-прежнему в руках крестоносцев, потому что на всех городских стенах развевались мусульманские знамена. Если цитадель была взята противником, то Ричарду не было смысла торопиться со штурмом города. Поэтому на королевском военном совете возникли резкие разногласия по поводу того, что следовало делать дальше.

И в это время с высокой башни цитадели вдруг спрыгнул на берег какой-то человек, чудом уцелевший после смертельно опасного прыжка. Вплавь он добрался до флагманского корабля. Когда его втащили на борт, оказалось, что это был священник.

«Благороднейший государь, остатки твоего войска ожидают твоего прибытия», – объявил гонец.

«Что ты сказал, мой милый? – переспросил король. – Значит, они там живы?»

«Как сказано в одном из псалмов, „мы гибли целый день ради Твоей славы“. Мы были обречены на бойню, подобно овцам, если бы, по милости небес, ты не явился к нам на выручку».

«Так они живы?»

«Да, но окружены и переживают крайние испытания вон в той башне».

«Возблагодарим же Господа, который указал нам верный путь, – воскликнул король, – и отдадим наши жизни за наших братьев по оружию! И да будут прокляты колеблющиеся!» С этими словами он велел кораблям пристать к берегу, заполненному врагами.

Ричард первым спрыгнул в воду у берега и первым вышел на берег из воды – в короткой кольчуге, сжимая в одной руке меч, а в другой арбалет. За королем последовали его люди, чувствовавшие себя, словно библейские воины Саула, вдохновленные свыше.

Впоследствии рассказывали, что один вид этого царственного атлета наводил ужас на врагов. Передние ряды мусульман дрогнули и отступили. Началось побоище. Вскоре крестоносцы захватили на берегу плацдарм и соорудили из досок и бочек баррикаду, находившуюся под защитой команды лучников. Ричард обнаружил на берегу ход, который вел в приют тамплиеров, и вскоре он уже шел по улицам Яффы во главе отряда кровожадных монахов-воинов, которые сумели водрузить на одной из стен королевский штандарт, чтобы его можно было видеть из осажденной цитадели.

Узнав о быстром броске крестоносцев на город, об успехе их десанта, о панике среди его солдат на берегу, о том, как король Ричард прошел по улицам Яффы и практически беспрепятственно добрался до цитадели, Саладин не поверил своим ушам – неужели его люди настолько глупы или никчемны?

«Как же это могло случиться?! – воскликнул султан. – Благодаря каким преимуществам они смогли этого добиться? У нас же большое преимущество и в конных, и в пеших войсках».

Его эмиры пристыженно молчали.

«Государь, – заговорил наконец один из советников, – мне кажется, что этого их удивительного короля можно сейчас застать врасплох. Он один у себя в шатре и весьма утомлен после боя».

Ничего другого, кроме устранения короля, они придумать не могли. Саладин брезгливо поморщился, слушая их речи.

3. Пара арабских скакунов

В течение трех дней после возвращения Яффы король Ричард со своими людьми стояли лагерем на том самом холме, на котором прежде находился штаб Саладина. Действительно. Ричард чувствовал себя крайне утомленным после битвы и лежал у себя в шатре на диване, надеясь отдохнуть и отоспаться.

В эти дни он и Саладин несколько раз обменялись посольствами. Посланцы короля и султана так часто приезжали и уезжали, сменяя один другого, что переговоры между двумя великими полководцами велись уже почти лично.

При встрече с первым посланцем Саладина король Ричард решил позабавиться над своим великим противником. Он заявил: «Ваш Саладин – могучий воин, самый великий в землях ислама. Я-то думал, что ему и за два месяца не взять Яффу, а он овладел ею за пять дней! Но тогда почему он оставил ее при моем появлении? Клянусь, я даже не был готов к бою! Отчего вы отступили?»

На этот унизительный вопрос ответа, конечно, не последовало. Король с улыбкой продолжал: «Передай султану мой привет и скажи ему, что я, во имя Господа, прошу его даровать мне мир. Со всем этим пора кончать. Моя родина за морем находится в опасности. Ни он, ни я не заинтересованы в сохранении нынешнего порядка вещей».

Постепенно обмен сообщениями между двумя монархами приобрел полушутливый характер.

«Однажды ты уже просил мира, – писал Ричарду Саладин, – и тогда все дело было в Яффе и Аскалоне. Сейчас Яффа разрушена. Ты можешь получить все земли от Тира до Кесарии».

Ричард отвечал на это: «У франков есть обычай: если кому-то пожаловали город, то тот, кто его получил, становится другом и слугой дарителя. Так что, если ты пожалуешь мне Яффу и Аскалон, мои войска в этих городах будут в твоем распоряжении. Если же я сам тебе понадоблюсь, то поспешу на твой зов. Ты ведь знаешь, что я могу оказывать тебе услуги».

В ответном письме султана говорилось: «Если же ты мне так доверяешься, то не лучше ли нам поделить эти города: Яффа и все, что к северу от нее, пусть будет твоим, а Аскалон и все, что к югу от него, пусть будет моим».

Ричард поблагодарил султана за право владеть Яффой, но настаивал и на передаче Аскалона. В случае заключения мира в ближайшие шесть дней он обещал сразу уехать в Европу.

Теперь уже Саладин решил поддразнить своего противника. Он ответил: «Мы ни в коем случае не можем отдать Аскалон. Но, как бы то ни было, королю придется провести здесь всю зиму. Он ведь знает: стоит ему уехать, и вся эта страна легко попадет к нам в руки. Да это скорее всего случится, даже если он останется здесь. Если же король сможет провести всю зиму здесь, вдали от своей родины, до которой надо добираться два месяца, и притом будучи в расцвете молодости, когда человек склонен к удовольствиям, – то пусть он поймет, насколько легче находиться здесь мне, не только зимой, но и в любое время года. Я – у себя на родине, здесь – моя семья и дети, и я могу получить здесь все, что мне понадобится. К тому же я уже старик, и меня больше не привлекают мирские наслаждения. Некогда я изведал их и теперь от них отказался.

Воинов, которые служат мне зимой, летом сменят новые. А главное – я верю, что веду правый бой во имя Аллаха, и не прекращу борьбы, пока Господь не дарует победу тому из нас, кого сочтет достойным».

Ведя переговоры, Саладин не переставал и действовать. Прежде чем отправиться в Рамлу, он велел своему войску разрушить еще одно укрепление крестоносцев, Бейт-Дежан в окрестностях Яффы.

От разведчиков он узнал, что из Акры на помощь Ричарду идет новое подкрепление, и решил не допустить соединения двух войск противника.

«Лучше атаковать противника сейчас, – сказал султан на совете, – нежели ждать соединения двух армий, когда нам придется отступить в горы».

Теперь идея о том, чтобы внезапно захватить короля в плен, обрела некоторый смысл. Оставив всю кладь в Рамле, Саладин ночью отправился в поход налегке. Перед рассветом он и его люди набрели на лагерь всего из двенадцати палаток, включая королевский шатер. Крестоносцы в это время мирно спали.

Ряды мусульманских воинов тихо, крадучись, продвигались вперед, пока не оказались почти рядом с шатром Ричарда. Но тут между двумя военачальниками произошла шутовская ссора из-за того, кому именно следует захватить короля. Один высокомерно заявил: «Ты и твои люди пусть отправятся в пешем строю, чтобы пленить короля и его приближенных, а мы останемся на конях, чтобы не допустить их бегства в замок».

«Нет уж, – возразил другой, – это тебе надлежит спешиться, потому что я выше по положению. А наша обязанность – нести службу верхом».

Ни один из них, конечно, не хотел входить в шатер, чтобы пробудить от мирного сна величайшего врага арабов. Их спор стал слишком громким, так что его услышали крестоносцы и подняли тревогу.

Ричард выскочил из шатра и начал быстро отдавать приказы. Его солдаты, обладавшие удивительной выучкой и чувством дисциплины, тут же построились, чтобы начать отражать атаку. Их окружили несколько тысяч мусульманских конников, внезапно возникших из предрассветных сумерек.

Первый ряд защитников лагеря состоял из пехотинцев Ричарда, стоявших на коленях, плечом к плечу, прикрывшись щитами и выставив вперед пики. За ними сидели на корточках пары арбалетчиков, один из которых пускал стрелы, а другой подавал своему товарищу новые, чтобы можно было стрелять без задержки. Позади них находились около восьмидесяти рыцарей.

Сам король проскакал вдоль рядов своих воинов, чтобы их подбодрить. Слова, которые ему приписали историки, звучали слишком гладко, так что, возможно, он говорил вещи попроще. Но смысл его призывов был передан так: «Сражайтесь вопреки ударам судьбы! В сражениях род людской обретает славу! Храбрые воины достойно побеждают или гибнут со славой! Достойная гибель в бою кладет конец трудам, страданиям и битвам! Примем наше мученичество с открытым сердцем!..»

Хотя людей Ричарда было в четыре раза меньше, они нанесли нападавшим серьезный урон, перебив много людей и коней. Мусульманам так и не удалось окружить крестоносцев. Когда была отбита первая атака, Ричард сам бросился в гущу боя, сопровождаемый десятью рыцарями. Как писал хронист, «король был подобен исполину. Он появлялся то здесь, то там, в местах, где усиливали свой натиск неверные». Так продолжалось до тех пор, пока король Ричард не был спешен.

«Государь, смотри, он же пеший!» – закричал, обращаясь к Саладину, его вестовой. Но Саладин и сам видел это со своего командного пункта.

«Это не дело, – сказал султан, – чтобы король сражался пешим среди своих солдат. Так нельзя! – Обращаясь к брату, Мелик-аль-Аделю, Саладин велел ему: – Возьми двух арабских скакунов и поезжай к королю. Скажи, что это я их послал и что великий полководец, подобный ему, не должен сражаться пешим, как простой воин».

Таково было самое прославленное проявление рыцарского благородства в истории Третьего Крестового похода. Аль-Аделю удалось, несмотря на продолжавшийся бой, добраться до короля и вручить ему этот дар «в награду за все его доблестные деяния», как сказал гонец. Эмир лишь попросил Ричарда не забыть об этом даре позднее, если ему посчастливится уцелеть во время битвы.

Между тем бой продолжался, теперь уже и в самом городе. К этому времени в доспехах Ричарда застряло уже столько стрел, что он стал похож на ежа. Однажды его чуть не захватил в плен небольшой отряд противника, и все же королю удалось, сразив нескольких врагов, вырваться из окружения. Его сравнивали с образом воина из Книги Второзакония: «Мои стрелы и мой меч упьются кровью и плотью врагов, пока не исполнится отмщение». В другом случае один из эмиров осмелился бросить вызов этому воителю, наделенному, как многим казалось, почти сверхъестественным даром бойца. Он атаковал Ричарда, но тот отсек ему голову вместе с правым плечом. Это зрелище устрашило вражеских воинов, и сразиться с Ричардом никто больше не решался. К вечеру сражение завершилось ничем. Мусульмане потеряли в нем около семисот человек, а у крестоносцев было только двое убитых, но много раненых.

«В тот день, – писал хронист и друг султана Бега аль-Дин, – английский король с копьем в руке объезжал поле боя, и ни один из наших людей не решился бросить ему вызов».

Это была последняя битва Третьего Крестового похода.

Она запомнилась современникам и потомкам в равной мере как благодаря удали и доблести Ричарда Львиное Сердце во время боя, так и благодаря благородству Саладина, проявившего высокое уважение к своему достойному противнику.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю