Текст книги "Сидни Чемберс и кошмары ночи"
Автор книги: Джеймс Ранси
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Согласен, не оставил бы, – отозвался Сидни. – Еще я хотел узнать, насколько хорошо вы знали мистера Мардена.
– Практически не знали.
– Он не просил разрешения сфотографировать вас, мисс Редмонд?
– С какой стати? – возмутился Гари.
– Я никому не позирую! – бросила Абигайл.
Проезжая на велосипеде по Кембриджу, Сидни с тревогой размышлял, что бы все это значило. Почему некоему человеку пришло в голову поджечь дом, который так мало стоит? Была ли это лишь махинация со страховкой или нечто более серьезное? Может, поджог совершили Гари и Абигайл, чтобы выдворить Дэниела Мардена со своей территории? Но в таком случае не проще ли было не продлевать с ним договор об аренде? Не существовало ли между Марденом и Абигайл романтической связи даже при том, что девушка совсем юная? А этот таксидермист Бенсон, судя по тому, что сказала Абигайл, похоже, тот еще тип. Насколько хорошо знал его Марден?
Сидни не сомневался, что даже если Мардену больше нечего добавить по делу о пожаре, из него можно вытрясти десяток-другой недурных историй, что само по себе любопытно. Не исключено, что во время работы в Голливуде он встречался с такими кумирами Сидни и героями джаза, как Юби Блейк и Нобл Сиссл. Сидни вспомнил Бенни Гудмана в «Отеле “Голливуд”», Беси Смит в «Сент-Луис блюз», Фэтса Уоллера в «Дождливой погоде» и даже «Дули» Уилсона в «Касабланке».
Дело было после полудня в понедельник, в начале сентября. Марден обрадовался возможности предаться воспоминаниям, но он не удостоился чести встретиться с легендарными джазовыми исполнителями, о которых жаждал услышать его гость.
– Боюсь, каноник Чемберс, что большинство из них пришли в кинематограф после меня. Я из плеяды тех, кто снимал немые фильмы. Звуковое кино меня угробило, как и многих других.
– Но вы же наблюдали его рождение!
– Разумеется. Однако нам слова были не нужны. Если посмотрите самый знаменитый из фильмов, которые я снимал, то поймете, что мы раскрывали содержание визуальными приемами. Заставки старались использовать как можно реже. В фильме Фридриха-Вильгельма Мурнау «Последний человек» есть единственный титр – это слово «Конец». Он считал, что все должна объяснять картинка. «Довольно слов!» – таков был наш девиз. Мы хотели, чтобы зрители смотрели ленту как сон или воспоминание. Воздействовать на только что открытый участок мозга. И были в этом отношении бескомпромиссны.
– Как назывался фильм? – спросил Сидни.
– «Восход солнца». О мужчине, который задумал убить жену. Но не убил. Действие происходит на озере. Тема картины – прощение. Мы использовали все черты сна: скачки вперед и назад, наложение изображений, комбинированные съемки, иллюзии, многократную экспозицию.
– Интересно было бы посмотреть.
– Сохранившаяся копия не очень хорошего качества. Пришлось делать печать с нового негатива, поэтому изображение не такое резкое, каким его видели первые зрители. Черное превратилось в серое, на звуковой дорожке посторонние шумы.
– Жаль.
– Но посмотреть все равно следует. Сразу поймете, что это шедевр.
– А что вы делали позднее?
– Взялся за режиссуру, хотя мне было далеко до Мурнау. А вскоре возникли проблемы.
– Вам вовсе не обязательно рассказывать, если неприятно.
– Обычная история. Работа пошла не так, как я планировал. Страсть к возлиянию и юным старлеткам завладела мной, и я оказался в самолете по пути домой.
– Вы храните свои старые фильмы?
– Не здесь. Если я их смотрю, у меня развивается депрессия. Они лежат в лаборатории, где были обработаны.
– В день пожара вы везли в Лондон какие-то коробки…
– Откуда вы узнали?
– Гари Белл сказал.
– Вот как? В них были пробы материала фильма, который я так и не доделал.
– И что же это за фильм?
– Я задумал создать новую версию «Весны священной» Стравинского. Люди решили, будто я свихнулся. Ролик длится всего полчаса, поэтому коммерческого успеха ему было не видать, если только я не напихал бы чего-нибудь в середину. У меня была прекрасная балерина по имени Наташа. Наполовину русская. Очень бледная, удивительно тонкая девушка. Широкоскулая, с потрясающими черными глазами… Но закончились деньги, и мне пришлось возвращаться в Англию. Мы обзавелись домом рядом с четой Оливье и притворялись, будто у нас все хорошо. Я воображал, что все еще в игре, но затем Эмма сделала свой ход, и я отрезвел. – Марден налил себе виски.
– Сделала свой ход?
– Я неожиданно вернулся домой и застал ее с мужчиной. Могли хотя бы как-то законспирироваться, но у Эммы никогда не хватало воображения. Тим был ее первым мужчиной, но Эмма тогда посчитала его недостаточно эффектным и стала искать себе более подходящую партию. Выбрала меня, однако я не оправдал ее ожиданий. А Тим упорно работал и превратился в приятного, принципиального и вполне успешного брокера.
– Ваш отъезд из Лос-Анджелеса никак не связан с юными девушками вроде Наташи?
– Считается, что бы ни случилось, в деле непременно замешаны женщины. Девушка была, но что бы обо мне ни судачили, я ничего дурного не совершал. Был для нее больше наставником, отцом. А люди сделали иные выводы, и ей, чтобы спасти карьеру, пришлось послать меня подальше.
– И потом никого не было?
– Я же не полный неудачник, каноник Чемберс. Однако после Эммы – ничего серьезного. С тех пор как она умерла – это был несчастный случай в бассейне приятеля, – я живу у родителей. И до сих пор у них. Полюбуйтесь: вот он я – в квартире своей покойной матери и без пенни в кармане.
– Значит, выплата по страховке вам кстати?
– Да. Но это не означает, что поджог совершил я.
– Разумеется.
– В момент пожара я находился в Лондоне.
– Да, – кивнул Сидни. – Полиция говорила с Гари Беллом по поводу канистры из-под бензина, однако я не представляю, чтобы он имел что-то против вас.
– И вы правы. Скорее против меня может быть настроен такой человек, как Джером Бенсон.
– Почему?
Марден закурил еще одну сигару.
– Он хотел посмотреть, как я фотографирую девушек.
– А вы ему не разрешили?
– Конечно, нет. Я должен быть осмотрительным и не позволять никому пялиться на моих моделей.
– Девушки, которых вы фотографируете, еще совсем юные?
– Должны быть не моложе шестнадцати, – вспыхнул Марден. – Хотя в наше время они рано развиваются. Но где-то так.
– Среди них есть и местные?
– Сомневаюсь, каноник Чемберс, что поступаю разумно, рассказывая о своих моделях, но все-таки отвечу: да, среди них есть и местные.
– Например, Абигайл Редмонд?
– Имя мне ни о чем не говорит, но многие изменяют имена. Девушки платят за съемку, а затем отсылают фотографии в модельные агентства. Всегда ждут от меня совета и просят похлопотать за них. Я помогаю, когда могу, но мои возможности невелики.
– За это вы берете с них дополнительную плату?
– Нет, каноник Чейберс, помогаю бескорыстно.
– И у вас нет любимиц?
– Я люблю их всех одинаково, как детей.
– Не было ли у вас каких-либо историй?
– Историй? Хотели спросить, не сделал ли я чего-нибудь такого, что сильно расстроило их родителей?
– Именно. Хотя признаю: меня это совершенно не касается.
– Тем не менее я отвечу: не сделал. Перерос этот этап.
– То есть вы признаете, что в вашей жизни был такой этап?
– Мне нравятся женщины, каноник Чемберс. Будете утверждать, что вам нет?
– Вашей жене пришлось несладко.
– Умозаключение правильное. Она даже заподозрила, что у меня была связь с Джейн Уинтон, актрисой, которая играла маникюршу в «Восходе солнца». Я говорил ей, что девушка только что вышла замуж.
– Вы сказали, что те дни позади. Так зачем же продолжаете?
– Деньги, каноник Чемберс. Деньги и тот факт, что я больше ни на что не способен.
– Я бы сказал, что это ступенька вниз: от немого кино и рекламных агентств к девушкам в откровенных нарядах.
– Откровенные наряды бывают не всегда. Случается, что на них вообще ничего нет. Но это не меняет дела. Моя работа хорошо оплачивается, а я нуждаюсь в деньгах. Я всегда нуждаюсь в деньгах.
Сидни смутил разговор с фотографом, но заинтересовало утверждение Мардена, что он знаком с Амандой. И он позвонил, чтобы проверить, сказал ли тот правду.
– Наверное, тот, кто фотографировал меня, когда я была дебютанткой. Довольно эффектный, однако уже стареющий повеса. Во что-нибудь вляпался?
– Пока не знаю.
– Помнится, у него прямо на лбу было написано, что он одно большое злоключение.
– Ты нашла его привлекательным?
– Это наводящий вопрос. Мужчины обычно такие не задают. Им ненавистна мысль о конкуренции. Он фотограф, Сидни, это не мой уровень.
– Я постоянно забываю, что твой будущий брак подразумевает социальный аспект.
– Не забывай о моих родителях и о моих деньгах. Я не хочу, чтобы меня обстригли, как овцу.
Сидни мог представить, как Марден растрачивает чужой капитал.
– Мудро поступаешь, Аманда.
– Не понимаю, почему ты меня об этом спрашиваешь? Мне не хочется ни о чем подобном говорить. Терпеть не могу, когда меня учат, кого любить, а кого нет. Отвлекает внимание и мешает работе. Ты-то ладно. У тебя хоть что-то есть на уме.
– Я бы не утверждал с такой категоричностью.
– Ради бога, Сидни, почему ты не покоришься неизбежному и не покончишь с этим? Хильдегарда – прекрасный вариант, и я вижу, ты постоянно думаешь о ней.
– Ситуация весьма запутанная.
К Сидни вернулись тревоги, связанные с его ухаживанием за Хильдегардой. Нужен ли он его возможной суженой? Что, если Хильдегарда приедет в Гранчестер, а потом все обернется для нее как и в первый раз – неудачей? Сумеет ли он помочь ей преодолеть боль и страдание, как она того заслуживает?
– Ситуация становится запутанной, если накручивать себя, – заявила Аманда. – Не существует подходящего и неподходящего времени. Взгляни на моего брата: не тянул с разводом – и премного доволен.
– Большая разница между разведенной женщиной и вдовой. Но есть и преимущества – они уже все повидали. Знают опасности семейной жизни и могут что-то исправить, пока все не распалось. Нужно пользоваться их опытом и учиться у них.
– Ты прав.
– Иногда, Сидни, надо действовать с надеждой, и будь что будет.
Жилище Джерома Бенсона было настоящей кунсткамерой. Стены передней комнаты украшали образцы искусства таксидермиста, в основном рыбы: пара окуней, три или четыре щуки, губастая кефаль, форель, карп, камбала, плотва. В следующей комнате все оказалось еще любопытнее – там чучела изображали целые сцены (лиса, поймавшая фазана, два дерущихся на шпагах горностая), дальше – настоящая жуть: двухголовый ягненок, мумия кошки, броненосец с мыльницей, в которой лежала модель человеческого глаза.
Диккенс испугался, увидев голову овчарки на деревянном щите и терьера под овальным стеклянным куполом. И поджал хвост, когда к ним приблизился Бенсон. Прежде Сидни не видел, чтобы его собака так оробела в присутствии человека.
– Полагаю, вы пришли по поводу совы? – произнес хозяин. – Но я ведь все разъяснил в прошлый раз. Уверяю вас, у полиции достаточно неотложных дел в городе, чтобы ехать за две мили в Гранчестер по поводу какой-то птицы.
– Я так не считаю.
– Не вижу причин, почему я должен оправдываться, тем более перед вами. У меня есть журнал регистрации, куда заносится каждая особь, и разрешение на занятия таксидермией. Я использую только тех животных, которые умерли. Друзья присылают мне экземпляры из-за рубежа, и я сотрудничаю с «Викторианой». Одно время работал для «Купера». Вы слышали о нем?
Сидни смутно помнил посещение в детстве музея Вальтера Поттера в Корнуолле с его странными антропоморфными диорамами: играющими в карты белками, котятами на свадебной вечеринке и вызволяющими друг друга из капканов крысами.
– Я не знаком с таксидермией. Вы специализируетесь на каких-то определенных видах животных?
– На птицах, – ответил Бенсон.
– Почему?
– Они красиво умирают…
– Не знал.
– Падают на спину, свернув голову набок, и получается форма сердца. Я стараюсь увековечить их красоту.
Сидни вспомнил фотографа Дэниела Мардена, мечтавшего продлить мгновение до вечности.
– Некоторым животным суждено исчезнуть. Вот в чем смысл моего ремесла, каноник Чемберс. Хохлатую пеганку в последний раз видели в 1916 году, медососа с острова Лейсон в 1923-м, кубинского попугая ара в 1864-м. Благодаря таксидермии мы знаем, как они выглядели.
– А как насчет совы?
– Я не убивал сову, каноник Чемберс. Птица умирала, а я ждал ее конца.
– В таком случае зачем вы носите ружье?
– Закон разрешает владельцам лицензии на оружие отстреливать хищников и вредителей. Кроме того, я ношу его для собственной защиты. Люди с подозрением относятся к моим прогулкам. Мне уже угрожали.
– В связи с чем?
– Многим кажется, будто меня интересует не дикая природа, а они сами.
– Вы говорите о влюбленных парочках?
– Я же сказал, что мне приходилось выслушивать угрозы, и теперь часто оставляю дома бинокль, потому что он вызывает еще больше подозрений.
– Но вы все-таки бродите в сумерках?
– Это лучшее время искать то, что мне нужно для работы. И еще: я ценю свободу.
Сидни заметил, что, кроме брошюр по таксидермии и прайс-листов на чучела, на столе лежал экземпляр журнала «Салтри». Уж в нем-то нет никаких мертвых птиц.
– Вы хорошо знакомы с Дэниелом Марденом? – спросил он.
– Марден делает фотографии для моей брошюры. Причем высокопрофессионально.
– Он ваш друг?
– Я бы не назвал его так, но у нас общие интересы.
– Например?
– Почему я должен перед вами отчитываться?
– Входит в эти интересы фотографирование юных девушек?
– В женской красоте нет ничего дурного.
– Я не утверждаю, что есть, но не говорил «женской», а сказал бы «юных девушек».
– Вряд ли вы в этом разбираетесь, каноник Чемберс.
– Верно, – раздраженно произнес Сидни и продолжил: – Не имеет ли это связи с идеей быстротечности времени? Животные застыли в одном вечно длящемся мгновении. Не играет ли фотография такую же роль? Вы видите нечто прекрасное и хотите сохранить?
Бенсон усмехнулся:
– Угадали.
– Вы взяли верх над разложением и распадом, любите красоту. У вас есть дети?
– Нет.
– Я провел много часов в беседах с родителями, которые никак не могут смириться с мыслью, что их отпрыски выросли, стали взрослыми и больше им не подвластны. Они бы, наверное, хотели, чтобы дети навсегда остались маленькими.
– Вероятно.
– Вы знакомы с Абигайл Редмонд?
– Кто она?
– У ее приятеля «Триумф-Роудстер». Она была с ним, когда мы с вами впервые встретились, и я решил, будто вы подстрелили сову.
– Ах, эта! Прекрасно известна. Постоянно обвиняет меня, что я ее преследую, хотя мы просто ходим в одну сторону. Она к бензоколонке, я к себе в мастерскую. Естественно, что мы частенько сталкиваемся.
– Согласен.
– Я пытался поговорить с ней, но ей взбрело в голову, что я готов на нее накинуться.
– А вы не хотели?
– Конечно, нет!
– Прошу прощения, – примирительно промолвил Сидни. – Я не знаком с вашими обстоятельствами.
– Особенно не с чем знакомиться. Я не самый легкий из людей.
– Наверное, проводите много времени наедине с собой? Наблюдаете, затаившись в лесу?
– На это требуется терпение.
– Глаз стал острым и способен различить признаки жизни и движения?
– Что вы хотите сказать?
– Поскольку живете близко от бензоколонки, хочу спросить, что вы делали в тот вечер, когда произошел пожар? Вы видели огонь?
– Прекрасно видел, но только после того, как дом запылал. – Бенсон немного помялся и посмотрел на священника: – Вы намекаете, что поджог совершил я? У Мардена висела лучшая из моих оленьих голов, и я ему уже заплатил за мой следующий каталог. С какой стати мне понадобилось бы уничтожать его жилье?
– Я этого не утверждал.
– Странная у вас манера разговаривать, каноник Чемберс.
– Напрасно я вам докучал.
– Да, – кивнул Марден, надел очки и зажег паяльную лампу, готовясь обжечь голову крокодила.
В этом человеке не было ничего привлекательного: он не следил за своей внешностью, и его не заботило, какое впечатление он производит на окружающих. А интересовали только животные и юные девушки.
Направляясь к выходу, Сидни прошел мимо сидящей на лугу очковой каравайки, размещенной вместе с лугом в прямоугольном коробе. Далее следовали панорамы с участием морских птиц: тупик, гагарка, кайра и краснозобая гагара. От этого выставленного напоказ безжизненного сборища Сидни пришел в уныние. Но хотя бы его собака бурлила энергией, и ее безграничный энтузиазм поддерживал хозяина. Диккенс тщательно обнюхал низенький столик с африканским серым попугаем.
При виде этой картины Сидни вспомнил одну из своих самых любимых историй. Однажды приятель рассказал ему о похоронах дяди. Его тетя настояла, чтобы среди скорбящих был и любимый попугай ее мужа. Но когда гроб незабвенного хозяина после службы стали выносить из церкви, птица завопила во все горло: «Вставай! Подъем!»
На следующее утро Сидни поддался странному капризу: покупая «Таймс», снял с полки экземпляр журнала «Салтри» и положил рядом с газетой.
– Вы уверены, что выбрали то, что хотели? – обратилась к нему продавщица. Печатной продукцией торговала тетя Абигайл Редмонд, Роузи.
– Провожу кое-какое расследование.
– В какой области, позвольте спросить?
– В области современной морали.
– И чтобы ее понять, собираетесь читать эту муть?
– У меня сложилось впечатление, что журнал «Салтри» популярен среди молодежи.
– Не только среди молодежи, вот в чем проблема.
– Тогда тем более я должен заглянуть в него, хотя не собираюсь вдаваться в детали – просто чтобы получить общее представление.
– Уверена, что вы можете представить все, что там есть, не глядя. Мы заказываем всего два экземпляра – в конце концов, у нас же приличная деревня. Один я оставляю для таксидермиста, а от второго, если хотите знать мое мнение, я только рада избавиться.
– Будьте любезны, никому не рассказывайте, что журнал купил я.
– Это будет нашим секретом, каноник Чемберс.
Сидни понимал, что никакие секреты в их деревне невозможны – к обеду новость облетит весь Гранчестер, и ему придется выкручиваться. Зачем ему понадобился этот журнал? Какое-то безумие. Вернувшись домой, Сидни заварил себе чаю.
Дожидаясь, пока закипит чайник, он пролистал «Салтри». Издание показалось достаточно безобидным. Но вдруг у него екнуло сердце: он наткнулся на фотографию знакомой девушки. Подпись утверждала, что это Кэнди Свит, но Сидни узнал в ней подружку Гари Белла Абигайл Редмонд.
«Я никому не позирую» – так она говорила.
Абигайл была единственной дочерью Хардинга и Агаты Редмонд – известной фермерской семьи, владевшей большими участками земли между Гранчестером и Бартоном.
Ее мать состояла в цветочной гильдии, и именно от нее Сидни достался лабрадор Диккенс. Сидни полагал, что Абигайл уже окончила школу, и задавался вопросом, одобряют ли родители ее связь с Гари Беллом, если вообще знают о ней. Он решил, воспользовавшись предлогом, зайти к ее матери и задать несколько вопросов.
Фермерский дом стоял на восточной стороне большого мощеного двора, где находились также навес для дойки, амбар с сеном и хозяйственные постройки разной степени ветхости. Как только они с собакой вошли к Редмондам, разогнав клюющих в тени кур, подбежали два черных лабрадора и джек-рассел-терьер. Из крана на камни под ногами лениво падали капли воды.
Только-только перевалило за полдень, и Агата Редмонд занималась выпечкой хлеба. Она предложила гостю чаю, ломтик бисквита и объяснила, что муж уехал на маслобойню, а Абигайл отправилась навестить кузину Анни. Агата доверительно сообщила, что уследить за дочерью теперь непросто, и Сидни подумал, уж не является ли этот визит к кузине отговоркой для чего-нибудь иного.
– Дочь поступает в сельскохозяйственный колледж, – продолжила Агата, – хотя я не вижу в этом смысла. Сама кого угодно научит – прекрасно знает, как ведется работа на ферме.
– Полагаю, здесь все сложнее, чем кажется на первый взгляд.
– Она могла бы изучать финансовую сторону дела, но у нее и самой голова на плечах.
– Так вы считаете, что она останется работать на ферме?
– А чем ей еще заниматься?
– И ничего иного не говорила?
– К чему вы клоните, каноник Чемберс?
Сидни попробовал бисквит: легкий, хорошо пропитанный, тающий во рту. В нем чувствовалась свежесть яиц.
– Ну, как вам сказать… Многие девушки устраиваются работать секретаршами, парикмахершами и даже моделями.
– Не представляю, чтобы наша Аби делала что-либо подобное. Она привыкла жить на свежем воздухе.
Сидни постарался, чтобы его голос звучал как можно невиннее:
– Молодые люди не слишком докучают?
– Гари Белл положил на нее глаз, но он ей не пара. Аби больше нравится его машина, чем он сам. Все-таки разнообразие после трактора.
– Полагаю, ей нравится шик?
Сидни был доволен тем, как повернул разговор и навел мостки к теме фотографии, но Агата Редмонд разочаровала его.
– Ничего не знаю про это.
– Модельный бизнес очень популярен в наши дни, а Дэниел Марден, этот несчастный фотограф…
– Тот тип, чей дом сгорел при пожаре?
– Он очень увлечен своим делом.
– Слишком увлечен, я вам скажу. А несчастным я бы его не назвала.
– Вы его хорошо знаете?
– И его, и его дружка Бенсона. Вечно косятся на юных девушек. Хардингу пришлось с ним серьезно поговорить. И Эндрю, дяде Аби, тоже. Они ему сказали: пусть только попробует приблизиться к Аби – тут же вышибут мозги. Неудивительно, что кто-то спалил логово фотографа. Таксидермист, или как его там называют, наверное, на очереди.
– Вы подозреваете, что это был поджог?
– Ходят такие слухи.
– Полиция не делала никаких заявлений.
– Этого и не требуется. Думаю, кто-то, наслушавшись разговоров, сам по-своему разобрался.
– А этот кто-то, случайно, не ваш муж?
– Мы не преступники, каноник Чемберс.
– Конечно, нет. Хотя, на мой взгляд, негоже угрожать людям.
– А что нам оставалось делать?
– Сообщить в полицию.
– Думаете, полицейские смогли бы нам помочь? Эти типы заявили бы, что просто прогуливаются и дышат свежим воздухом.
– Абигайл не позволяла снимать себя, не потворствовала им?
– Не говорите глупостей! Если бы случилось нечто подобное, отец бы ей показал!
– Дочь никогда не противится воле отца?
– Никогда, каноник Чемберс. Аби папина дочка. Если я хоть что-то точно знаю про свою дочь, так именно это.
Пока Сидни отсутствовал, миссис Магуайер обнаружила в доме викария номер журнала «Салтри» и остаток дня не работала, обдумывая свое будущее. Объяснения пришлось давать Леонарду Грэму. Зайдя в кухню за лечебной порцией виски, Сидни наткнулся на кюре. Леонард держал руки за спиной, его лицо подергивалось, взгляд блуждал, не в состоянии ни на чем сосредоточиться.
– Миссис Магуайер в отчаянии.
Сидни добавил в виски воды.
– С позволения сказать, это ее естественное состояние.
– Она нашла среди ваших вещей нечто такое, чего никак не должно здесь находиться.
– Когда она это нашла?
– Стирая пыль.
– О чудо – мисс Магуайер стирала пыль! Наверняка теперь все лежит не на своих местах. И что же она такое обнаружила?
Леонард показал ему номер «Салтри», который до этого держал за спиной.
– И что? – удивился священник.
– Она в вас разочаровалась. Видно, что журнал много листали. Полагаю, он принадлежит вам?
– Конечно, мне. Я купил его для расследования.
– Думаю, миссис Магуайер не одобрит изучение порнографии, даже если оно свершается в целях расследования. Уверен, изучая уголовные дела, можно опираться на воображение.
– Конечно, Леонард, но бывают случаи, когда требуется взглянуть на голые факты.
– И вы на них очень пристально взглянули. Даже поставили галочку против фото самой откровенной новой модели. Это ваша ручка, которой сделана пометка?
– Моя.
Леонард начал читать, и его тон с каждым словом становился все суше:
– «Эта сладенькая карамелька способна подсластить чай любого мужчины. Смазливая Кэнди Свит предпочитает свежий воздух даже в холод. Но не отчаивайтесь, читатели: она жаркая штучка!»
– Согласен, текст не на уровне Достоевского, – заметил Сидни. – Вам не кажется знакомой эта модель?
Лернард еще больше помрачнел.
– Не в моих привычках пялиться на семнадцатилетних девчонок.
– И не в моих тоже. Но вам ясно, что Кэнди Свит – псевдоним?
– Конечно.
– Девушку зовут Абигайл Редмонд. Она дочь Агаты Редмонд.
– Агаты из цветочной гильдии? Заводчицы лабрадоров? А фотограф наверняка Дэниел Марден?
– Именно.
– Это означает, что если какой-нибудь мужчина увидит снимок Кэнди, то есть Абигайл, и она ему понравится, он захочет, чтобы девушка «подсластила» чай и ему?
– Вы очень догадливы и теперь понимаете, почему я должен был приобрести журнал.
Леонард помолчал.
– Но почему вы решили приобрести данный номер? Откуда узнали, что внутри помещена фотография Абигайл?
– Интуиция, Леонард. Обыкновенная интуиция.
– И сколько же номеров журнала вы готовы были купить, чтобы проверить свою интуицию?
– Уверяю вас, меня нисколько не манила перспектива разглядывать целую галерею подобных красоток.
– Рад слышать. Вы сами собираетесь рассказать о своей находке миссис Магуайер или это сделать мне?
– Расскажите вы, Леонард. Хотя…
– Думаете, было бы забавно еще сильнее подогреть ее подозрения?
Сидни колебался.
– Пожалуй, не надо, как бы того ни хотелось. У миссис Магуайер в голове и без того опасные мысли. Не нужно, чтобы она распространяла слухи по всей деревне.
– У меня сложилось впечатление, что она уже начала, – произнес кюре. – Мол, вы с Бенсоном и Марденом одним миром мазаны. Снюхались-сдружились. Кстати, о друзьях – вам звонила Аманда, просила перезвонить.
Аманда позвала Сидни на концерт Исаака Стерна, начинавшего осенний сезон концертов исполнением Прокофьева и Мендельсона. Но приглашение было предлогом, чтобы спросить его об ученом Энтони Картрайте. Он был профессором физики в Лондоне, и хотя Аманда не сомневалась, что Сидни не знает о его существовании, она просила навести справки в колледже Тела Господнего. «Обещающий» вариант, назвала она его.
– Человек с большими возможностями – не то что этот твой Марден. Я как раз на днях думала о нем. Ты продвинулся в расследовании? Я бы не удивилась, если бы за всеми событиями стоял ревнивый муж. Вот с чего я бы начала. Ищи женщин, Сидни, тебе это понравится!
– Мне кажется, Марден скорее интересуется юными девушками.
– Это не означает, что на него не могут запасть и дамы постарше из вашего прихода. Для девчонок он староват, а беднякам, как говорится, выбирать не приходится. Уж ты мне поверь.
– Удивлен, что ты собираешься встречаться с ученым, Аманда. Тебе известно, что у этих людей почти никогда не бывает денег?
– Не важно. У Энтони есть статус. Это все, что волнует моих родителей.
– Ты не должна выходить замуж лишь для того, чтобы угодить родителям.
– Я пока вообще не планирую выходить замуж, Сидни. Сказала только, что Энтони – человек с возможностями. Девушка вообще не может позволить себе расслабляться. Как сказано в одной умной книге, ей не дано знать ни дня, ни часа.
– Полагаю, это намек на Царствие Небесное?
– Из Притчи о мудрых и неразумных девах. По-моему, там появляется еще и жених, и поэтому мое поведение нельзя не признать разумным.
– Ничего иного от тебя не ожидал.
– А я была бы благодарна, если бы ты воздержался от ехидных замечаний по поводу моей девственности.
– В мыслях не было.
Сидни пообещал, что постарается попасть на лондонский концерт и наведет справки о Картрайте, хотя это добавляло еще один пункт в его и без того длинный список дел. Он заварил себе чаю и перед тем, как лечь спать, решил прочитать главу из «Англосаксонских поз» Энгуса Уилсона. Но через двадцать минут понял, что не в силах сосредоточиться, и перешел в кабинет. Там он начал составлять список. Разделил лист линией сверху вниз пополам и с левой стороны стал вписывать свои обязанности настоятеля прихода, а с правой – соображения о поджоге. Закончив же, увидел, что дел у следователя вдвое больше, чем у приходского священника. Вот пример того, как изменились его приоритеты.
Надо было отставить все мысли о поджоге и заняться предстоящей проповедью. В одиннадцатое воскресенье после Троицы полагался текст из Евангелия от Марка. Сидни положил перед собой лист бумаги, открыл Библию, но, прежде чем начать писать о том, как накормили пять тысяч страждущих, задумался.
Гранчестерский приход
4 сентября 1957 г.
Дорогая Хильдегарда!
Я с такой радостью провел с вами время в Германии, что жизнь в Гранчестере без вас кажется очень странной. Понимаю, вам тяжело приехать туда, где сохранилось немного светлых воспоминаний, но повторяю: вы здесь всегда желанный гость. Признаю, тут все необычно, а я опять ввязался в очередное запутанное расследование. Выводя эти строки, вижу, как вы улыбаетесь и качаете головой. Когда все выяснится – а я уверен, так оно и будет, – вероятно, сумею выбраться вас навестить. Может, осенью или сразу после Рождества? Славно будет посмотреть на Рейн, провести время в вашем обществе и немного подправить мой убогий немецкий. Уехав отсюда, я бы передохнул от интриг моих прихожан!
Передайте мой самый теплый привет сестре, с которой я с таким удовольствием встречался, и больше пишите о себе: сколько учеников обучаете игре на фортепьяно? Переменился ли Берлин? Завели ли вы новых друзей?
Похоже, я веду две разные жизни: одну – когда рядом с вами, другую – когда вас не вижу. Надеюсь, вы не сильно встревожитесь, прочитав, что я скучаю без вас и хочу, чтобы вы приехали ко мне. Я вспоминаю о вас, когда слушаю музыку Баха и вообще любую музыку.
С наилучшими пожеланиями,
Всегда ваш
Сидни.
Инспектор Китинг пребывал в благодушном настроении, и его даже позабавили слухи о его приятеле. Когда они встретились, чтобы, как водится, поиграть в триктрак, улыбнулся и, поставив перед ним пенящуюся кружку пива, заметил:
– Я бы на вашем месте не воспринимал это серьезно.
– Но вы не на моем месте! – возмущенно воскликнул Сидни.
– Верно, – усмехнулся инспектор. – Вы совершенно из другого теста и рядом не стояли с этими ребятами. Кстати, чтобы вы знали, мы ими занимаемся. Бенсон несколько раз получал предупреждения, Гари Белл однажды зашел с девушкой чуть дальше, чем она того хотела, но затем обвинение сняли. Да и у Дэниела Мардена в прошлом всякое бывало. Мы даже разыскали его сына.
– Во Франции?
– Его зовут Джонатан. Мы нашли его при помощи телефонной трубки.
– Вот как?
– К вашему сведению, Сидни, по ту сторону пролива тоже есть телефонные аппараты.
– Я в курсе. И что вам удалось выяснить?
– Узнали, почему Джонатан Марден не разговаривает с отцом. Оказалось, что одна из его подружек положила глаз на его папочку.
– Хотите сказать, что отец увел девушку у сына?
– Не уверен, что зашло так далеко. Но Джонатан заявил, что ему осточертело смотреть, как папаша увивается вокруг его подружки, стараясь сбить ее с толку. Марден-старший наплел ей о своей жизни в Голливуде, и она решила, что такой влиятельный человек может сделать из нее кинозвезду. Подобное случается сплошь и рядом: женщины попадаются на удочку плотоядных старикашек.