Текст книги "Сидни Чемберс и кошмары ночи"

Автор книги: Джеймс Ранси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– За все отвечает Леонард, а я ему помогаю. Я заметила, что иногда они забывают, что делают.

– Успели их раскусить? – Аманда заговорщически улыбнулась. – Совершенно не способны ни на чем сосредоточиться. Тешут себя мыслью, что размышляют о «высоком», а на самом деле гадают, кто кого укокошил. Надеюсь, вы убереглись от этой чуши? Леонард, будьте добры, поторопитесь с шампанским. Я умираю от жажды! – Аманда явно нервничала. – Думаю, вам было нелегко сюда возвращаться?

– Да, у меня тяжелые воспоминания.

– А смогли бы снова поселиться тут?

В комнату вошел Сидни и, бросив плащ на стул, заметил:

– Задаешь провокационный вопрос, Аманда.

– Но важный. Можешь меня поцеловать.

Сидни послушался.

– Как считаете, есть шанс выпить чашку чаю?

– Чай по боку, – тараторила Аманда. – На подходе шампанское. Мне не терпится услышать ответ Хильдегарды.

Та сложила руки на коленях.

– Не знаю, не уверена, мы об этом не говорили. Все зависит от обстоятельств. Но мне, кажется, будет не по себе.

В кухне раздался хлопок, и на пороге появился Леонард с подносом, на котором стояли четыре бокала с шампанским.

– У вас же работа в Германии.

– Я слышала, вы учите игре на фортепьяно? – вмешалась Аманда.

– А вы играете?

– На кларнете, причем плохо. Для джаза бы сошло, но для Моцарта никак.

– Вы не любите джаз? – удивилась Хильдегарда.

– Терпеть не могу.

Леонард предложил всем шампанское, присутствующие поздравили друг друга с Пасхой, и после этого Сидни попытался объяснить:

– Аманда еще не поняла, что джаз – чудо.

– Ничего чудесного я в нем не вижу.

– А в Моцарте? – улыбнулась Хильдегарда.

– По-моему, концерт для кларнета – лучшее музыкальное произведение.

Хильдегарда повернулась к Сидни.

– Знаешь, как говорится? Когда ангелы на дежурстве, они играют Баха. А когда отдыхают – Моцарта. Прости, но не джаз.

– Дьявольская музыка! – воскликнула Аманда. – Ведь сами музыканты ее так называют.

– Ты не путаешь с блюзом? – уточнил Сидни. Кстати, как у нас дела с жареным картофелем?

– О, Сидни! – рассмеялась Аманда. – Ты сердишься, потому что мы поладили?

– Не ожидал, что меня начнут дразнить.

Хильдегарду удивило, что у него внезапно исчезло чувство юмора.

– Тогда не следовало нас сводить вместе.

– Мне хотелось, чтобы вы понравились друг другу.

– Мы понравились, – хором ответили женщины.

– Ей-богу, хочется спокойной жизни, – продолжил Сидни.

– Ничего подобного вы не желаете, – возразила Хильдегарда. – Вам сразу станет скучно.

– Никакой спокойной жизни мы тебе не дадим! – рассмеялась Аманда. – Отныне тебе придется иметь дело с нами двумя.

Леонард направился в кухню.

– Две по цене одной, – улыбнулся он, когда Сидни последовал за ним.

– Вы давно его знаете? – обратилась Хильдегарда к Аманде.

– Формально да, но закадычные друзья совсем недавно.

– Закадычные? – переспросила немка. – Не понимаю смысла этого слова.

– Стали близкими друзьями. Не знаю, можно ли перевести на немецкий.

– Наверное, Vertraut? Это больше чем Freund, но ненамного.

– Никогда не задумывалась, насколько полезно точно определять понятия, – кивнула Аманда. – Вот для «дружбы» существует очень много разных слов. Как вы считаете, в немецком языке больше, чем в английском?

Хильдегарда немного помолчала.

– Vertrauter – верный друг. Wegbegleiter – тот, кто идет с вами по жизни. Verbundeter – тот, кто ощущает с вами связь.

– Пожалуй, охватывает все аспекты дружбы.

– Есть еще общность мыслей – Geistesgeschwister или даже души – Seelenfreund. Немцы любят точность. Мы всегда хотим знать, как обстоят дела. У вас есть бойфренд?

Прямой вопрос застал Аманду врасплох.

– У меня есть поклонники, но ни одного из них я бы не назвала бойфрендом. Никто из них не сравнится с Сидни – все проигрывают, если я начинаю с ним сравнивать.

Хозяин вернулся с кухни в тот момент, когда она произносила эти слова. Подгадал так точно, что Хильдегарда подумала, уж не подслушивал ли он под дверью.

– Не сомневаюсь, что так оно и есть, но мы не должны ему льстить.

– Мне больше нравится подтрунивать над ним, – улыбнулась Аманда. – Ведь ему больше свойственно тщеславие, чем стеснительность. Вы знаете, у него тоже есть обожательницы.

– Хватит, Аманда! – Сидни хотел положить конец этому разговору. – Давайте лучше обедать.

Но Аманда продолжила:

– Я видела этих женщин, которые приходят помогать на церковных праздниках. Их всех зовут либо Вероника, либо Маргарет. А еще есть Агата Редмонд. Это она снабдила его лабрадором. Всякий раз теряет голову, когда видит его. Не удивлюсь, если даже миссис Магуайер тайно в него влюблена.

– Миссис Магуайер? – воскликнул Сидни. – Не смеши меня!

Вернулся Леонард с переброшенным через руку полотенцем:

– Это похоже на правду.

– Только не начинайте…

– Вполне возможно, – подхватила Хильдегарда.

– Миссис Магуайер в меня не влюблена, – возразил Сидни. Он хотел выйти из комнаты, но сообразил, что это будет невежливо. – Есть еще шампанское? – спросил он.

– То-то я смотрю, эта дама постоянно спорит, – вмешался Леонард, разливая напиток.

– Перестаньте! – взмолился Сидни.

– Вас никто не называет Хильди? – поинтересовался Леонард.

– Не припоминаю, – ответила Хильдегарда. – Но не стану возражать, если вы будете меня так называть.

– В фильме «Его девушка Пятница» героиню зовут Хильди Джонсон. Помните?

– Экранизация комедии Бена Хекта «Сенсация» с Розалиндой Рассел? – уточнила Аманда.

– Да. – Хильдегарда встала. – Надо посмотреть, как там наш обед. – Она положила руку Сидни на плечо. – Я – его девушка Воскресенье.

– Это было бы здорово. – Его голос прозвучал хрипло.

От Аманды не ускользнуло, как по-хозяйски выглядел этот жест, но постаралась подавить в себе недовольство.

– Думаю, что всегда сумею утешить себя ролью его девушки Субботы.

– В таком случае, – не удержался Леонард, – миссис Магуайер достаются обязанности девушки с понедельника по пятницу.

– Послушайте, – тихо произнес Сидни, – хватит вам про миссис Магуайер.

Его просьба была встречена общим смехом, но никто и не подумал послушаться. Он никак не мог решить, как поступить, чтобы овладеть ситуацией. Неужели ему изменило чувство юмора?

После обеда все пошли прогуляться к реке, и Диккенс, увязавшись за ними, радостно скакал вокруг компании. Сидни дал возможность Хильдегарде и Аманде поговорить друг с другом, а сам намеревался обсудить насущные дела со своим кюре. Но того больше тянуло побеседовать о Достоевском, чем вспоминать о нуждах прихода. У мужчин были свои посторонние увлечения, которые только подогрела случайная встреча с семейством инспектора Китинга, тоже пожелавшего пройтись по лугам.

Три юные дочери Китинга обрадовались возможности поиграть с лабрадором: бросали ему палки, гонялись за ним, а Кэти Китинг заметила, что у ее мужа это первый выходной за много месяцев.

– Да, он постоянно твердит, что все время находится на службе, – кивнул Сидни.

– Вы оба очень много работаете.

– Вы преувеличиваете.

– С вами-то, каноник Чемберс, вообще все ясно. Вы не только выполняете свои обязанности, но стремитесь выполнить работу за моего мужа.

– Поверьте, миссис Китинг…

– Называйте меня Кэти.

– Поверьте, я не ищу приключений.

– Но они вам нравятся.

– Если честно, то нет. Но я хочу, чтобы люди жили лучше и не прибегали к насилию и убийствам для достижения своих целей. Но если они становятся на такой путь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вашему мужу.

Хильдегарда взяла Сидни под руку, и это не ускользнуло от Аманды.

– Он просто не способен устоять. Такова его натура.

– Хорошая натура, – кивнул Китинг.

– Не уверен. – Сидни вдруг понял, что в светлый день Пасхи ему не хочется, чтобы над ним посмеивались, а также хвалили его.

Аманда уехала в Лондон вечером в воскресенье, на прощание поцеловав Хильдегарду и сказав, как она рада знакомству с ней. Сидни нашел ее манеры безукоризненными и радовался, что две самые близкие ему женщины поладили друг с другом.

– В ней есть искорка, – заметила позже Хильдегарда. – Она умнее, чем кажется. Аманда нарочно так себя ведет?

– Вряд ли. Она начисто лишена жеманства.

– Поскольку она из богатой семьи, людям кажется, будто ей не обязательно работать.

– К своей работе она относится очень серьезно, – заметил Сидни.

– Серьезнее, чем к вам?

– Она считает, что надо мной нужно подтрунивать.

– А вы?

– Предпочел бы, чтобы меня любили.

– Любовь надо заслужить, Сидни, – улыбнулась Хильдегарда. – А для этого – упорно трудиться.

Они провели второй и третий дни Пасхи вместе: гуляли в ботанических садах, ходили на концерт в часовню одного из колледжей, посетили Музей Фицуильяма. Иногда, разглядывая картину, Хильдегарда стояла совсем близко к Сидни, и ему это нравилось. Она была на пять или шесть дюймов ниже его, и он вспомнил, как однажды, прощаясь с ним, Хильдегарда поднялась на одну ступеньку, чтобы заглянуть ему в лицо и расцеловать в обе щеки. Вспомнил, как они впервые сидели вместе на диване, и ему пришлось сообщить ей, что найден убийца ее мужа. Потом они молчали, но ничего не могло быть естественнее. Никогда прежде Сидни не испытывал такой легкости, если находился рядом с человеком, но не говорил ни слова.

– Когда мы снова увидимся? – спросил он во время расставания на станции.

– Приезжайте летом, – ответила Хильдегарда. – Полюбуемся на Рейн. В Германии убивают не так часто. Там безопаснее.

– Не понимаю, что происходит с Кембриджем?

– Закрытая община, здесь сильнее дух соперничества.

– Фридрих Рихтер говорил, что ученому неведома скука. Он, конечно, имел в виду немецкого ученого.

Хильдегарда улыбнулась:

– А вам бывает скучно, Сидни? Иногда мне кажется, что меня вам недостаточно – вам нужны вот эти развлечения.

– Мне они не очень-то нужны, но они явно испытывают меня на прочность.

– Смотрите не обломайтесь.

– Что?

– Пошутила. И не очень удачно.

– Вы все делаете удачно, Хильдегарда.

– Вам надо начинать шутить по-немецки.

– О, до этого пока далеко. Герр Гюнтер бьется, не знает, как обучить меня основам. Я совсем начинающий.

Шум поезда заглушил тихое замечание Хильдегарды:

– И не только в немецком.

Она не понимала, почему человек, откровенно увлекающийся раскрытием преступлений и стремящийся проникнуть в человеческие характеры, так беспомощен с тем, кого любит. Когда же он хоть что-нибудь предпримет?

Шапочный трюк

В субботу в середине мая Сидни попросили судить на стадионе «Феннерз» крикетный матч между командами «Гранчестер» и «Уиттлфорд». Дождя не было, все складывалось удачно, и с утра на одной из самых идиллически-безмятежных площадок округа стала собираться толпа зрителей.

Сидни немного раздосадовало, что его пригласили только судить. В другой жизни он мог бы стать профессиональным игроком в крикет. В одиннадцать лет он был первым в классе, кто получил «цвета»[7]7
  Поощрительная награда за высокие достижения в командном виде спорта.


[Закрыть]. Затем в частной школе заработал своей команде важные семьдесят пять очков, и они принесли ей трудную победу над командой Веллингтона. Когда Сидни исполнилось тринадцать лет, родители привели его посмотреть, как на этом самом поле отражает подачи знаменитый Дональд Брэндман. Однако мальчику не повезло: не принесшего команде ни одного рана кумира вывел из игры мастер крученых бросков Джек Дэвис. Сидни сам играл за колледж Тела Господнего и мечтал выступить за сборную Кембриджа в ежегодном университетском матче против команды Оксфорда. Но началась война.

Сидни скучал по игре. Регулярно покупал ежегодный справочник по крикету «Уизден», слушал по радио репортажи с тестовых матчей и когда бы ни шел мимо площадки, где играли в крикет, останавливался и досматривал до конца овер. Ему казалось, будто игра создавала параллельный мир – драматический, возбуждающий, своеобразную метафору превратностей мира реального.

Крикет был типично английской игрой, думал Сидни: демократичной (существовали команды самого разного уровня мастерства), общинной (крикетные площадки зачастую находились посредине деревенской лужайки) и веселой (среди игроков попадались чудаковатые персонажи). В перерывах подавались типичные образцы национальной кухни: чай с молоком, сандвичи с огурцом, бисквиты, лились потоки пива. Игра была красочной и радовала глаз – пятнадцать одетых в белую форму мужчин перемещались по зеленому полю, образуя геометрические узоры, словно ими управлял некий небесный руководитель.

Приближаясь к стадиону, Сидни почувствовал сырость и капли влаги в воздухе. Самый подходящий день для начала матча с подач. Умеющему как следует закрутить мяч есть над чем поработать. И если «Гранчестер» выиграет жребий и найдется парочка ребят, умеющих управляться с мячом, можно надеяться на сбитые калитки и победу.

Сидни верил, что в крикете все происходит по науке. Здесь даже ученая степень по физике может пригодиться, поскольку подающий должен учитывать атмосферные условия: как влажность воздуха повлияет на траекторию полета мяча или поможет его закрутить. Бэтсман – тот, кто отбивает подачи, – обязан знать анатомию человеческой руки: как пальцы охватывают мяч, а запястье, вращаясь, способно пустить его по множеству траекторий. В этом мире соединялись знания естествоиспытателя и психолога. Бэтсман, чувствующий калитку и представляющий, как она может рухнуть, более подготовлен к хитростям подающего боулера, который, в свою очередь, держит в сознании каждый участок травы на игровой площадке – питче. В конце лета, как бы трава ни побурела и не пожухла, требуется проникнуться ботаникой и геологией игрового поля, прежде чем все двадцать два ярда земли на питче заснут на зиму, чтобы в следующем сезоне открыть крикетистам новые возможности.

На стадионе «Феннерз» Сидни чувствовал себя как дома. Площадку украшал внушительный павильон, отдельно было установлено деревянное табло, а дальше имелись два отгороженных сеткой участка для тренировок. Вскоре воздух заполнился знакомыми звуками: об пол шмякались сумки, биты со свистом разрезали воздух, по цементному полу скребли шипы крикетных туфель. В памяти живо промелькнули воспоминания о школьных днях: запах свежескошенной травы, столбики калиток, щелчки отсчитывающего очки табло. День, наполненный предвкушениями и чаяниями.

Сидни пригласил обоих капитанов в центр поля и подбросил монетку в полкроны. «Орел» угадал капитан соперников и принялся расставлять игроков. Этот человек хотел воспользоваться преимуществом, выиграть с самого начала несколько калиток, чтобы знать, сколько ранов должна заработать его команда для победы. Сидни взглянул через поле на двух энергичных боулеров, разминающихся на огороженном сеткой участке. Выглядели они великолепно.

Настроение Сидни упало, как только он заметил двух гранчестерских дам, пришедших с корзинами продуктов. Когда местная команда вышла на поле, они заулыбались и замахали руками, показывая на плоские термосы, завернутые в пергаментную бумагу сандвичи и бутылки с пивом. Как бы он хотел, чтобы Хильдегарда тоже здесь находилась – изящно сидела бы на коврике у границы поля, а перед ней стояла бы корзина из ивовых прутьев.

– Быстрее, Сидни, выходим на центр! Вы что, заснули? – Это был Роджерс Уилсон, второй судья, констебль для специальных поручений инспектора Китинга, который должен был бы нравиться Сидни, но священник не питал к нему симпатию из-за его вечной манеры делать вид, будто чрезвычайно загружен.

«Гранчестер» начал неудачно – проиграл две искусные подачи Горацио Уолша, и в павильоне сразу раздались голоса.

– Разве это справедливо? – возмущался капитан «Гранчестера» Эндрю Редмонд. – Почему игрок команды «Вест-Индианз» выступает за Уиттлфорд? Разве не должно быть, например, правила, согласно которому человек может играть за местный клуб, если прожил в здешней местности не менее пяти лет? И вообще, как этот иностранец оказался в Уиттлфорде?

Сидни заметил, что раз Горацио впустили в страну, пусть даже по колониальному паспорту, он имеет право играть за кого захочет. И не «Гранчестеру» жаловаться: ведь у них самих боулер – индиец Зафар Али, прославившийся убийственными закрученными бросками.

Процесс судейства оказался более утомительным, чем предполагал Сидни. Надо было не сбиться, считая число подач в овере, и для этого перекладывать шесть камешков из кармана в карман. Следить за ногами боулера, чтобы тот не совершал подачу из запрещенного места. Решать, справедливо ли обвиняют бэтсмана, будто он, защищая калитку, блокировал мяч ногой. Оценивать, как произошла поимка мяча игроком: в воздухе или после отскока о землю, и предвидеть, что случится дальше. В общем, похоже на работу детектива. Ничто не должно ускользнуть от его внимания.

Через двадцать минут после начала игры, когда счет «Гранчестера» был 8 и две проигранные калитки, Сидни определил у местного бакалейщика и четвертого бэтсмана блок мяча ногой перед калиткой. Когда еще через несколько ранов, без единого выбитого за пределы поля мяча, «Гранчестер» оказался в тяжелом положении: 15 очков и три проигранные калитки, требовалось, чтобы вновь вступающий в игру бэтсман (коронер Дерек Джарвис), становясь рядом с капитаном у криза, сделал все возможное и выровнял команду.

Сидни не ожидал, что коронер может так точно определять траектории и расстояния и безошибочно выбирать, с каким мячом играть, а какой пропустить. Удивительно, как крикет отражает характеры: терпеливый, нетерпеливый; методичный, невнимательный; смелый, опасливый. Вот, например, как люди рассчитывают удары: одни будто не делают никаких усилий, и мяч сам попадает на биту; другие, совершая дикие замахи, уповают на Бога, надеясь, что Он поможет встретиться бите с мячом. Какие разные люди, и как их различия проявляются в игре!

После шести оверов и двух подач, не принесших очков, при счете 15:3 Горацио Уолш отправился отдыхать, и его сменил не такой опасный боулер противника – он не закручивал мяч и кидал с отскоком влево. Дерек Джарвис и Эндрю Редмонд стали наращивать счет. Они хорошо понимали друг друга, и Сидни сиял от удовольствия, когда менее чем через час коронер заработал пятьдесят ранов.

Его покорила игра Джарвиса. Не бывает, чтобы игрок проявил себя, не приложив усилий – вышел на питч, сразу показав класс. Для этого требуются упорные тренировки. Безусловно, в игре случается непредсказуемое, и удача нередко норовит вмешаться. Но Сидни верил, что если у человека за плечами немалый опыт, то он сам кует победу в игре. Средний счет в крикете не обманывает, хотя бывают волшебные дни, когда путаются все прогнозы. Однако статистика помогает заглянуть в будущее. Как гласит известная поговорка: «Игрок может потерять на время форму, но класс – никогда».

Дерек Джарвис заработал свои законные 50 очков, но стоило чуть расслабиться, и его игра закончилась. Он послал мяч в поле и, оглянувшись, собрался бежать к противоположной калитке, но услышал окрик капитана: «Нет!» Послушавшись Эндрю Редмонда, коронер с середины питча повернул назад, но на место встать не успел: охраняющий калитку получил быстрый, точный пас, и Джарвису пришлось отправиться в павильон. При счете 140:3 «Гранченстер» покатился вниз. В половине четвертого Эндрю Редмонду пришлось наблюдать, как несильно отбитый мяч перехватили в воздухе. При заработанных 188 очках команда потеряла восемь калиток, причем две последние были сбиты одна за другой. Их мастер крученого броска, индиец Зафар Али, ушел с места бэтсмана ни с чем – Уолш перехватил отбитый им мяч.

Устроили перерыв на чай, и Сидни порадовался, что и миссис Магуайер принесла два сладких пирога и помогала раздавать сандвичи с мясным паштетом. Жена бакалейщика, Рози Томас, разливала кипяток из большого электрического чайника, а ее дочь Энни предлагала вспотевшим на поле игрокам домашний лимонад. Теплая обстановка стала еще более домашней, когда неожиданно появился Леонард Грэм. Он пошел выгулять Диккенса и завернул на стадион, чтобы посоветоваться по срочным делам прихода (один из звонарей упал с лестницы, и его надо было навестить, а церковный сторож не удосужился покосить траву перед кладбищем). Только мужчины принялись вполголоса обсуждать проблемы, как их разговор прервала миссис Магуайер:

– Держите проклятую собаку подальше от еды. Вы же знаете, что это за пес!

– Миссис Магуайер, он не причинит никакого вреда.

– Вреда? – всплеснула руками экономка. – Вред – его вторая кличка!

Как только она повернулась спиной, Зафар Али принялся кормить лабрадора сандвичем с яйцом.

– Хватит его баловать! – крикнула миссис Магуайер, но пес уже принюхивался к сладкому пирогу и приставал ко всем игрокам, которые ему давали хоть малейший повод принять горестный вид, ясно говоривший: «Смотрите: морят голодом несчастную собаку». Уж Сидни-то знал, как действует на людей его несчастная, терпеливо клянчащая морда. Сделав круг, пес успел отведать всего, что принесли женщины крикетистам.

После перерыва настала очередь отбивать Уиттлфорду. Первыми на подачу вышли Эндрю и Хардинг. «Настоящее семейное предприятие», – усмехнулся Сидни. Их сестра отвечала за доставку еды на поле, а ее муж Джеффри занимал позицию полевого игрока между калитками. Во время перерыва на чай священник заметил, с какой теплотой дочь Рози, Энни, смотрит на Зафара Али и как это смущает ее родных. Оставалось надеяться, что предрассудки не погубят зарождающуюся любовь.

«Уиттлфорд» начал после перерыва уверенно и без потерь заработал тридцать очков. Глядя на мастерскую игру их первой пары бэтсманов, Сидни стал опасаться, что победа останется за соперником. Однако в крикете трудно что-либо предсказать. Эндрю Редмонд взял подряд несколько калиток, и игра пошла с переменным успехом. «Уиттлфорд» добрался до сотни. И тут вышел Зафар Али продемонстрировать свой фирменный крученый – облизал пальцы и, зажав мяч в руке, обманным движением послал его с финтом: бросил по левой стороне, но тот, ударившись о землю, перескочил на правую. Игра продолжилась ровнее. При счете 160 и шести сбитых калитках гости стали терять инициативу, но «Гранчестер» этим не воспользовался. Громкий крик «Лови!» вывел Сидни из задумчивости. Бэтсман «Уиттлфорда» отбил мяч, послав его к правой границе поля. Джеффри Томас побежал следом, встал в точке, где завершалась дуга полета, подставил ладони чашей и… выронил мяч.

Сидни лишний раз убедился, как переменчиво счастье игры. Нельзя отвлекаться ни на мгновение, ведь в крикете, сколько бы ни длился матч и каким бы монотонным ни казалось действие, каждый мяч – новый шанс. Полевой игрок должен ждать момента, предвидеть его, верить, что он придет, и не упустить. Очень многое зависит от того, использован ли шанс или упущен, и от этих непредсказуемых мигов зависит судьба всего матча. Крикет во многом напоминает расследование преступлений – соединение терпеливого труда и счастливого стечения обстоятельств.

После подач с ближайшим отскоком Гари Белла капитан «Уиттлфорда» перехватил на срезе четыре мяча и два пропустил. При трех калитках гостям требовалось для победы четыре рана. Они наседали. В конце овера Сидни покинул место ближнего левого полевого игрока и занял позицию со стороны Грэшем-роуд. Он проверил шесть камешков в правом кармане и готовился переложить их в другой. А вместе с ними переместить мяч на противоположную сторону питча.

Солнце склонялось к горизонту. Тени удлинялись и переползали границы площадки. Оставался последний овер. Эндрю Редмонд попросил мяч, внимательно осмотрел и кинул своему опытному боулеру.

Единственная надежда «Гранчестера» была в том, что звезда противника – тот первый бэтсман, который заработал команде семьдесят три очка, – стоял на другом конце питча, и Зафар подавал номеру девять гостей. Зафар кинул, бэтсман сделал широкий замах – он хотел эффектно закончить игру – и промахнулся. К нему по питчу подбежал партнер, призывая играть спокойнее.

Эндрю Редмонд занимал положение слева от подающего, и игроки между бросками кидали ему мяч. Ему оставалось осмотреть его, вытереть о белую крикетную форму и отдать боулеру. Вторую подачу бэтсман «Уиттлфорда» отбил, но пробега не получилось. Полет третьего мяча Зафара был многообещающим – его так и хотелось отбить. И девятый номер гостей обманулся: кровь ударила ему в голову, и он сделал движение навстречу. Но по мячу не попал и заступил за криз. Уикеткипер не преминул воспользоваться случаем и разрушил его калитку.

На место девятки заступил новый бэтсман. Эндрю Редмонд потер мяч о бедро и кинул Зафару. Тот, прежде чем взяться за шов мяча, облизал пальцы. Сделал короткий разгон и с силой пустил мяч в ноги противнику. Мяч, отскочив от земли, пролетел между битой и наколенником и свалил перекладину калитки.

Вокруг ликовали. Дело шло к шапочному трюку – трем победам одного подающего! У противника оставалась одна калитка, и «Гранчестер» получил реальный шанс на победу. «Уиттлфорду», чтобы выиграть, требовались четыре пробега, а мячей было только два. Новым игроком на боулинговом кризе оказался силовой подающий из команды «Вест-Индианз» Горацио Уолш. Он был левшой, и Сидни подумал, что Зафар пустит мяч с правой стороны калитки, однако хитрый бэтсман неотрывно наблюдал за перемещением полевых игроков.

Зафар улыбнулся, размышляя, каким образом подать, чтобы обмануть противника. Наверное, оба удивлялись парадоксальной ситуации: два иностранца столкнулись в решающем противоборстве на матче английского деревенского крикета – одной стороне требовалось набрать четыре очка, противоположной – разрушить одну калитку.

Если бы они поменялись местами, Зафар знал бы, как подаст Горацио – прямо и сильно в ноги противнику, как он это делал в первом иннингсе. Сам Зафар подавал крученые, и это означало, что у него могли быть и другие сюрпризы в рукаве. Что он выберет: станет провоцировать Уолша на блокировку мяча ногой или бросит с финтом, подразумевая, что противник ожидает противоположного и мяч найдет лазейку и окажется у ловящего за калиткой или ближайшего полевого игрока? Все зависело от того, сумеет ли бэтсман по хватке мяча и движениям запястья определить намерения подающего. Сойдет ли Горацио с места, чтобы встретить мяч, пока он не начал менять траекторию полета, или останется стоять, внимательно наблюдая и готовясь к защите? Зафару предстояло решить психологическую задачу: каков по характеру противник – рискованный или осторожный? Если осторожный, то не полезет на мяч, будет ждать; если рискованный – попытается быстрее перехватить.

Эндрю Редмонд по-новому расставил полевых игроков: к ловящему за калиткой добавил троих в непосредственной близости, чуть подальше еще пятерых, оставшихся распределил по полю до самых границ. Зрители поднялись и замерли – кто у павильона, кто у ограничительной линии. Зафар получил шанс войти в здешнюю историю – стать, наверное, первым боулером-индийцем, кто сумел выполнить в Англии шапочный трюк.

Сидни поднял руку, останавливая игру и давая возможность игрокам занять новые позиции. Эндрю Редмонд, прежде чем отдать мяч подающему, в последний раз потер его о брюки.

Горацио Уолш встал на питче, чуть взмахнул битой, улыбнулся Зафару Али и принял стойку. Сидни опустил руку.

Зафар повернулся к бэтсману спиной, облизал пальцы и, стиснув мяч, закрыл его левой рукой, чтобы никто не понял, какую он задумал подачу. Повернулся. Посмотрел отбивающему в лицо. И побежал. Он сделал семь шагов. Крепко упер левую ногу в землю, поднял правую руку и бросил. Мяч вырвался из ладони и, оказавшись в воздухе, так изогнул траекторию полета, словно им управляла невидимая сила. Он метил в сторону от калитки. Горацио отклонился назад, собираясь отбить, но мяч, ударившись о землю, внезапно изменил направление и, нырнув вниз, сильно ударил в наколенник. Хотя нога бэтсмана была выдвинута вперед, она находилась на одной линии с калиткой. Последовала недолгая пауза, затем Зафар обратился к Сидни:

– Как это?

Исход игры зависел от решения Сидни. Он вынул правую руку из-за спины. Сначала показалось, будто он опустит ее себе в карман и переложит пятый камень в другой. Но нет – медленно, со спокойной властностью Сидни поднял палец, вынося приговор. Бэтсман, не коснувшись битой мяча, защитил калитку ногой. «Гранчестер» победил, и Зафар Али увековечил свое имя, совершив шапочный трюк.

Игроки сбились в кучу, пожимали друг другу руки и, поздравляя, похлопывали Зафара по спине. Шурин капитана Джеффри Томас – тот самый, который выпустил из рук такой важный для команды мяч, – вздохнул с облегчением, когда к нему подошли жена и дочь. Энни, поздравляя Зафара, коснулась его руки:

– Мы тобой гордимся.

– Ну, будет, будет, – охладил ее пыл отец. – Он просто занимался тем, чем положено. Пойдем-ка выпьем пива.

Вскоре все уже праздновали победу, и Сидни подумал, что только крикет способен так поднимать настроение у людей. Он выпил стакан пива и, извинившись, собрался уходить. Но перед этим подошел к Али, чтобы еще раз поздравить с успехом.

– Не любите пиво? – спросил он.

– Проблемы с желудком, – ответил индиец. – Не воспринимаю спиртное. Миссис Томас любезно приготовила мне лимонад.

– Наверное, вкусный?

– Ваш пес такого же мнения. Я немного налил ему в миску. Не возражаете?

– Нет.

– Жарко. Ему хочется пить.

– Я слышал, вы держите ресторан. Хорошо идут дела?

– Пока неплохо. Работаем допоздна, открыты по воскресеньям. Вам, англичанам, нравятся наши карри.

– Как-нибудь загляну.

– Приходите. И спасибо за ваше решение. Я не был уверен, что нога Уолша стояла на линии с калиткой.

– Нет, нет, – успокоил священник. – Все было предельно ясно.

– Очень бы не хотел, чтобы мне подсуживали.

– Стараюсь этого не делать, – улыбнулся Сидни. – Надеюсь увидеть вас как-нибудь в церкви.

– Я мусульманин, каноник Чемберс.

– Все мы дети Авраама. Если у человека есть Бог и крикет, ему мало что требуется.

– Разве что жена… – Зафар допил лимонад и налил еще стакан. – Не соблазнитесь?

– Нет, спасибо. Мне достаточно пива. Надо прогулять собаку. И лучше оставить этот разговор о женах. Если, конечно, вы сами не собираетесь вступить в брак.

– Сложная ситуация.

Сидни озабоченно посмотрел на собеседника:

– У ваших родных есть кто-нибудь на примете?

– Да.

– Но вы бы желали, чтобы выбор остался за вами?

– Я же сказал, что ситуация сложная. И речь не только о моей семье.

– Если захотите поговорить на эту тему, вы знаете, как меня найти.

– Вы знакомы с семейством Редмондов, каноник Чемберс?

– Не близко. Но часто прохожу мимо их магазина. Они поставляют продукты в ваш ресторан?

– Энни обеспечивает нас овощами и всякой бытовой утварью.

– Она и есть ваша проблема?

– Вы проницательны, каноник Чемберс.

– Я заметил, как она поздравляла вас и как ее осадил отец. Боюсь, вам придется вести себя благоразумнее, если не желаете афишировать свои отношения.