Текст книги "Сидни Чемберс и кошмары ночи"

Автор книги: Джеймс Ранси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Сидни размышлял над тем, какова сфера практического применения теории, над которой работали Эдвард Тодд и Адам Кейд. Для обсуждения данной проблемы он обратился к своему приятелю, профессору теоретической физики Невиллу Мелдраму. Его интересовало, какую финансовую выгоду может принести теория в таких областях, как эпидемиология, распространение пожара и даже регулирование иммиграции. Насколько она носит всеобщий характер и как близко удалось Адаму Кейду подойти к ее коммерческой реализации? Выяснить, например, была ли у Адама Кейда возможность стать богаче Эдварда Тодда? Известнее? И могли ли эти факторы подхлестнуть между ними конкуренцию?

Профессора Мелдрама позабавили откровенные попытки Сидни задавать умные вопросы по поводу современных тенденций научных исследователей, но он понял, куда клонит его приятель.

– Предлагаю посмотреть на проблему с другой стороны, – предложил он, подаваясь вперед в кресле. – Человеческая кожа, например, является пористой субстанцией и пропускает вещества через отверстия потовых желез, волосяных фолликул, сальных желез, межклеточное пространство и даже сквозь связывающую все элементы решетку.

– Это и есть предмет теории просачивания?

– Кожа абсорбирует воду, микробы, ядохимикаты и, разумеется, электричество. Сопротивление человеческой кожи у людей неодинаково, оно зависит от времени дня. В сухую погоду электрическое сопротивление человеческого тела достигает 100 000 Ом. Во влажную может упасть до 1000 Ом.

– Применима ли данная теория к принципам электропроводимости? Можно смоделировать пробу электрическим током сначала воды, затем кожи?

– Тут нечего особенно моделировать.

– Ну, скажем так: рассчитать силу электрического тока, количество воды и время полного просачивания тока сквозь кожу.

– По данному вопросу уже проводились кое-какие опыты. Замерялась электрическая проводимость водомасляной микроэмульсии в присутствии небольшого количества токопроводящего электролита.

– Проделав такой эксперимент, можно установить вероятность…

– Вот именно – кластера с бесконечной токопроводимостью.

– Которым можно воспользоваться как орудием для поражения электрическим током.

– Да, но только учтите: есть разница между моделированием процесса и совершением убийства.

– Вопрос причины и следствия?

– Вопрос применения на практике того, о чем человек молится.

Это была безумная идея – взять Хильдегарду вместе с Чарли Кроуфордом, ведь их экспедиция с юридической точки зрения была незаконной. Но Сидни хотел показать ей, какие у него, помимо прямых служебных обязанностей, возникают дела и как серьезно он к ним относится. К тому же после трехчасовой службы ее сомнения по поводу профессора Ричардса возросли, и Хильдегарда хотела осмотреть и его комнаты. Ключ все еще находился у нее, а комнаты располагались на том же этаже, на той же лестнице. Если там имел место преступный умысел, все можно было быстро и легко скрыть, а настойчивое желание Орландо посадить Хильдегарду за свой инструмент – объяснить его намерением воспользоваться немкой как случайной приманкой.

Сидни не стал делиться с инспектором Китингом своими планами. Экспедиция ограничилась тремя участниками, прихватившими с собой фонарь и ящик с инструментами.

В комнатах Кейда по-прежнему лежали его книги и материалы исследований, были аккуратно сложены личные вещи. Но не гостиная вызвала особенный интерес Сидни. Ему не терпелось попасть в устроенную при спальне маленькую ванную.

Чарли осмотрел нагреватель воды и объявил, что старая проводка была смертельной ловушкой. Никакого заземления, автоматический выключатель на главном щитке не работал, у масляного радиатора поврежден провод и вставлен предохранитель не на ту мощность. По указанию Сидни электрик отодвинул ванну от стены и склонился над кранами.

– Удивительно. Как вы и предполагали, трубы и металлическая мыльница обмотаны проволокой. Если эта проволока соединяется с электросетью, мы попали в точку.

– Как это узнать?

– Придется постучать по стене. Будет шумно. Думаете, это не опасно?

– Трудно представить, чтобы сейчас кто-нибудь находился на этаже. Профессор Ричардс в колледже Святого Петра.

Стукнув по стене молотком, Чарли отбил штукатурку, и все увидели тянущийся по кирпичу провод. Электрик, втиснувшись в проем между ванной и стеной, посветил над головой фонарем.

– Идет вверх. А дальше либо по потолку к главному щитку, либо на следующий этаж. Надо еще немного отколоть. Все ванны и нагреватели находятся друг под другом.

– Кто живет этажом выше? – спросила Хильдегарда.

– Профессор Тодд. Я уже собирался приступить к замене проводки в его комнатах, но тут возник спор с доктором Кейдом.

– Следовательно, чтобы узнать, куда ведет этот провод, нам придется проникнуть в его квартиру?

– В этом нет необходимости, – раздался голос от двери. На пороге стоял профессор Тодд. – Можно узнать, какого черта вы делаете среди ночи в частном владении?

Электрик от удивления выронил фонарь и с невероятной быстротой принялся собирать ящик с инструментами. Хильдегарда наклонилась, чтобы помочь ему, словно эта возня могла спасти от вопросов возмущенного ученого.

– Мы расследуем смерть доктора Кейда, – ответил Сидни.

– От сердечного приступа?

– Не уверен, что он умер от сердечного приступа.

– Если у вас появились подозрения, вы должны сообщить о них полиции, хотя вам прекрасно известно, что только директор вправе позвать полицейских в колледж. Кроуфорд уволен, а этой женщине вообще здесь не место.

– Она – не «эта женщина», а мой друг – миссис Стантон.

– Меня не интересует, кто она такая. Уведите ее отсюда.

Хильдегарде не понравилось, что о ней заговорили в подобном тоне.

– Я гостья профессора Ричардса и каноника Чемберса, – произнесла она.

– В нашем учебном заведении установлен строгий режим. Вы нарушили его, мадам.

– Профессор Ричардс пригласил меня поупражняться в игре. Мы обсуждали с ним, как музыканты иногда перенимают друг у друга идеи.

– А мне до этого какое дело?

– Разговаривали также о влиянии на человека авторитетов и уважении предшественников. И о прямом воровстве чужих музыкальных идей. И еще о том, как можно зашифровать в музыкальном произведении послание. Например, предостережение или угрозу.

– На что вы намекаете?

– Предлагаю поразмышлять о музыке, которую мы слышали сегодня в часовне.

– Я в курсе, что, по мнению профессора Ричардса, мою фамилию надо приплетать всякий раз, когда речь заходит о немецкой музыке. Уже надоело. Но сейчас речь не о том. Я полагаю, каноник Чемберс, что официальная жалоба будет в порядке вещей.

– Мы уходим, – промолвил Сидни. – И глубоко сожалеем, что потревожили ваш вечерний покой.

– Неужели в эту святую ночь у вас нет более уместных занятий? – усмехнулся математик.

– Есть. Но бывают случаи, когда требуется пролить на темноту немного света. – Сидни посмотрел на Хильдегарду. Она ничего не сказала, только изогнула бровь, посылая ему одному понятный сигнал.

Проводив Хильдегарду домой, Сидни направился на поиски инспектора Китинга. До времени закрытия пабов оставалось несколько минут – идеальная ситуация, чтобы обсудить сложившееся положение и вероятность того, что доктора Кейда убили.

– Откуда в вас такая подозрительность? – начал полицейский. – Вы так печетесь о каждом умершем?

– Стараюсь молиться о каждой душе и в этом вижу свое предназначение. Но сейчас не хочу показаться ханжой – Адама Кейда я плохо знал. Однако он умер при невыясненных обстоятельствах, а колледж поспешил убрать Чарли Кроуфорда с глаз долой.

– И вы полагаете, что это не его рук дело?

– Нет ничего странного в том, что люди способны предумышленно совершать преступления, но в данном случае это маловероятно.

– Миссис Стантон выразила озабоченность по поводу профессора музыковедения. Рассказала о музыкальном шифре. Он просто рисуется или это нечто более страшное? Насколько мне известно, и Ричардс, и Кейд предпочитали женской компании мужскую.

– Не исключено. Однако дело, на мой взгляд, не в сексуальной ревности.

– Тогда в чем?

– Скорее в профессиональной зависти – страхе, что тебя оставят позади и опозорят.

– Это нас возвращает к профессору Тодду.

– Нам необходимо проникнуть к нему в комнаты.

– Уж слишком бы это было прямолинейно. Они постоянно ходили друг к другу в гости. Плюс велись работы по смене проводки.

– Тодд и назначил себя руководить ими. Но если и имелись улики, он успел избавиться от них. Я хочу посмотреть, не тянется ли провод в квартиру выше.

– К самому профессору Тодду?

– Да.

– Запутанный случай, Сидни. Человек поражен электрическим током в запертой ванной. Мы имеем шанс доказать вину Тодда в единственном случае – если он снова нанесет удар. Как вы думаете, он догадывается, что мы идем по его следу?

– Боюсь, что миссис Стантон сказала лишнее по поводу прозвучавшей в часовне музыки.

– Самому Тодду?

– Да.

– Вы хотите сказать, что, если Тодд виновен, она сознательно поставила жизнь профессора Ричардса под угрозу?

– Вряд ли.

– Сидни, я же вас предупреждал: нельзя делать из людей приманку.

– Миссис Стантон в игре новичок.

– Это не игра, Сидни. Тодд может проделать такую же штуковину с Ричардсом?

– Не исключено. Поэтому я и пришел. Хорошо бы установить наблюдение за Ричардсом и его квартирой.

– Не забывайте: чтобы начать действовать, мне необходимо получить вызов из колледжа.

– Мы можем действовать под покровом темноты.

– И вы хотите начать нынешней ночью?

– Время – решающий фактор. А утром я все объясню директору.

– Вы полагаете, это разумно?

– Доверьтесь мне, инспектор.

– Сидни, вы же знаете, я не люблю, когда вы меня об этом просите. Потом часто возникают неприятности.

– Но иногда нам удается поймать преступника, и он получает по заслугам.

После разговора Сидни вернулся в колледж, но, прежде чем успел начать действовать, к нему подошел привратник и сообщил, что его желает видеть директор и ждет в привратницкой. Глава колледжа был взбешен, узнав, что была подвергнута обыску квартира сотрудника и туда проникли уволенный рабочий и гостья.

– Хотите нажить себе врага в лице профессора Тодда? – строго спросил он Сидни.

– Я прекрасно сознаю степень опасности, – ответил тот.

– Что вам понадобилось в комнатах Кейда? Хватит нам неприятностей! Прекратите совать нос не в свое дело.

– Я стал беспокоиться по поводу того, как осуществляются работы по замене проводки.

– Чушь! И вообще: какое вам до этого дело? Вы прекрасно знаете, что вопросами электроснабжения занимается профессор Тодд.

– Я ему полностью в этом доверяю.

– Прекратите, Сидни! Вы не в курсе, как обстоят дела. Расходы на замену проводки намного превысили первоначальную смету.

– Однако они не выше стоимости человеческой жизни, – заметил священник.

– На что вы намекаете?

– Я бы предпочел, чтобы надзор за заменой проводки поручили кому-нибудь другому.

– Абсурд!

– Мне бы было спокойнее.

– Сидни, вас это не касается. Вы же не станете предлагать себя на место профессора Тодда?

– Чарли Кроуфорд профессионал. Он считает, что проводку специально испортили. Я прошу вашего разрешения вызвать полицию, чтобы она во всем разобралась.

– Опять?

– Да.

– Вы хорошо сознаете, что требуете?

– Да. И именно поэтому так долго тянул со своей просьбой.

– Можно надеяться на благоразумие полиции?

– Надеюсь.

– Не слишком успокаивает.

– Буду с вами откровенен – ситуация очень деликатная.

Сэр Джайлз плеснул себе неразбавленного виски.

– Когда состоятся похороны доктора Кейда?

– В среду.

– До того времени можете попытаться подтвердить свою версию, какая бы она там у вас ни была. Я не уверен, что смерть доктора Кейда наступила в результате злого умысла, однако предоставляю вам ограниченную свободу расследовать данный вопрос. Если окажется, что вы не правы, это последний раз, когда я соглашаюсь на подобную просьбу. А затем мы должны сделать так, чтобы похороны нашего коллеги прошли достойно.

Хильдегарда старалась не показать, насколько встревожена происходящим, и испытывала чувство вины из-за того, что возобновила занятия музыкой. «Эгоистично, – думала она, – уподобляться другим в колледже и так скоро после смерти человека возвращаться к нормальной жизни». Хильдегарда играла последнюю фортепьянную сонату Бетховена № 32, опус 111. Первую часть – один из самых страстных и пылких фрагментов композитора, написанный в до-миноре и в основе мелодии которой была тема из кантаты Баха на праздник Реформации «Господь – твердыня наша».

Разве в обязанности Сидни входит вмешательство в расследование обстоятельств смерти доктора Кейда? Если она станет приезжать к нему чаще или даже выйдет за него замуж, он так и будет играть в детектива, и эти игры превратятся в постоянную составляющую их отношений. Или все-таки бросит? Хильдегарда замечала, что ему доставляет удовольствие щекотать нервы перипетиями сыска, хотя он в этом не признавался. И, взявшись за расследование, не смог бы заставить себя довольствоваться обязанностями священника. Вера была не способна приглушить его любопытство к жизни.

Хильдегарда перешла ко второй части сонаты и занялась знаменитыми музыкальными переливами в восемьдесят один такт. Снизила темп вдвое, затем и вовсе остановилась, чтобы поработать над каждым тактом в отдельности. Убедившись, что техника на уровне, вновь стала наращивать темп. Третья вариация напомнила ей буги-вуги, и Хильдегарда, улыбнувшись, подумала, что надо сказать Сидни, как это место похоже на регтайм. Она даже представила, каким ужасом исказилось бы лицо Орландо Ричардса, если бы в его присутствии начали фантазировать на тему, что Бетховен и был родоначальником джаза.

Хильдегарда подумала, что если они с Сидни будут проводить больше времени вместе, ей придется переехать в Гранчестер. Сидни обладал и умом и талантом, чтобы подняться по ступеням англиканской церкви, если, конечно, успешной карьере не помешает его любовь к криминальным расследованиям. Он уже признался, что получил предупреждение от архидиакона. Но, наверное, стремление ко всем этим расследованиям отражало ту его неизбежную часть характера, которая свидетельствовала о стремлении изведать темную сторону человеческой натуры. И если отнять у него эту сферу деятельности, он уже не будет самим собой – станет не так интересоваться людьми, своим делом. Ее задача – помочь ему стать истинным священником. А задача Сидни – понять, что она может ему предложить и чего они сумеют достигнуть вместе. Но пока следовало разобраться в этой загадочной истории.

Закончив сонату, Хильдегарда вздохнула и закрыла инструмент. Она знала, что могла бы играть намного лучше, но для этого надо было больше работать.

Оставалось неясным, как быстро инспектор Китинг организует слежку на лестнице, и Сидни спросил у Хильдегарды, не нужно ли им предупредить Орландо Ричардса, что скоро начнется операция по наблюдению. Она напомнила, что, несмотря на все свое обаяние, профессор музыковедения не исключен из числа подозреваемых. Какими мотивами он руководствовался, шифруя музыкальные сообщения? Выставлял ли напоказ свою особу, чтобы самоутвердиться в качестве мэтра, или они что-то проглядели? Почему, например, Ричардсон с такой готовностью предложил Хильдегарде комнату для занятий музыкой? И не было ли какого-то тайного смысла в том, что он выбрал убежищем от шума колледж Святого Петра? Почувствовал, что в воздухе носится что-то преступное, или сам являлся злоумышленником?

Сидни пересек Новый двор и поднялся на второй этаж. Квартира Кейда была на замке, а вот профессор музыковедения не только не запер дверь, она была приоткрыта. Священник толкнул створку и увидел в дальнем конце комнаты профессора Тодда, который стоял на коленях у электрокамина Орландо. Он копошился возле розетки. Выразив удивление, что застал преподавателя колледжа в чужой комнате, Сидни поинтересовался, что он здесь делает.

– Это мой камин. Профессор Ричардс не удосужился вернуть его, и я его забираю.

– Тогда почему вы просто не выдерните штепсель из розетки?

– Именно это я и делаю.

– Сомневаюсь, что для подобной работы вам необходима отвертка, – заметил Сидни, разглядев в руке математика тонкий металлический предмет. – И вообще, почему вы оказались в этой комнате?

– Тот же вопрос я мог бы адресовать вам.

– Профессор Ричардс пригласил меня выпить. Он скоро придет, – солгал Сидни.

– А я забираю то, что принадлежит мне.

– Откуда вы знаете, что камин стоит у профессора Ричардса?

– Привратник на время попросил одолжить ему. Это был акт доброй воли с моей стороны. Хотя вас это не касается.

– Вы знакомы с привычками профессора Ричардса?

– Что вы имеете в виду?

– Знаете, что перед тем, как сесть играть, он опускает руки в теплую воду?

– Нет.

– А какую опасность представляет вода в сочетании с электричеством?

– Разумеется.

– В таком случае позвольте проверить подсоединенный к камину провод.

– Зачем?

– У меня есть подозрение, что вы соединили корпус камина с электрической сетью. Любой, кто коснется его влажными руками, получит сильный, возможно, смертельный удар током.

– Чушь!

– Не хотите вымыть руки и сами дотронуться до камина?

Эдвард Тодд отреагировал стремительно: сделал шаг вперед, подняв и выставив, как оружие, заостренный конец отвертки. Сидни понял, что ему предстоит либо увернуться от удара и вступить в драку, либо как можно быстрее убежать через дверь. Тодд загородил выход.

– Вы только сделаете хуже, каноник Чемберс!

Сидни хотел возразить, но понял, что от этих слов окажется в еще большей опасности.

– Опустите отвертку.

– Она мне нужна. И сейчас может пригодиться.

Сидни пытался выиграть время.

– Зачем вы все это сделали, Тод?

– Что именно?

– Вы убили Кейда.

– Ничего подобного. Он умер от сердечного приступа.

– Нет, причина смерти – удар электрическим током.

– Как вам пришло это в голову?

– Вы знаете гораздо больше об электропроводке, и у вас гораздо больше опыта, чем стараетесь показать.

– В таком случае мне придется сделать так, чтобы вы больше ничего никогда не увидели.

Тодд бросился вперед. Сидни схватил стул и швырнул в его сторону. Ему необходимо было прорваться к двери.

– Это вам не поможет, Тодд!

– Мне никто никогда не помогал.

– Но это неправда.

Математик на мгновение замер, но отвертки из рук не выпустил.

– Что вы хотите сказать?

– Вы воспользовались в своей диссертации результатами работы Кейда. Он помогал вам, хотя и не подозревал об этом.

– Отказываюсь признавать подобную глупость.

– Еще немного, и он обвинил бы вас в плагиате. Ведь так?

– Ложь.

– Нет, Тодд, не ложь. Поэтому-то вы его и убили.

– Никто не докажет.

– Когда вы объясняли свою теорию…

– Вот уж не думаю, что такой человек, как вы, способен ее понять! Назойливый святоша, подобное вам не по зубам!

Сидни находился далеко от двери и соображал, как выбраться из комнаты, когда она внезапно отворилась. Прозвучал свисток, и порог переступил инспектор Китинг с двумя сопровождающими его полицейскими.

– Как вы смеете? – закричал математик, но его тут же повалили на пол. – У вас нет прав вмешиваться в дела колледжа! – Тодда быстро обезоружили и надели на него наручники. – Вас сюда не вызывали!

Инспектор Китинг не обратил на его протесты ни малейшего внимания.

– Профессор Эдвард Тодд, вы арестованы за убийство доктора Адама Кейда и за покушение на убийство профессора Орландо Ричардса и каноника Сидни Чемберса. Вы имеете право хранить молчание, но предупреждаю, что все вами сказанное…

Хильдегарда узнала о ночных событиях не от Сидни, а от директора колледжа Тела Господнего, который лично пришел в дом Кроуфордов извиниться перед электриком и предложить вернуться на работу.

– Должен сказать, что для меня это большое облегчение, – произнес Чарли. – Я тоже дорожу своей репутацией, а этот человек пытался меня раздавить.

– Я думаю, он сам защищался, Чарли.

– Без оглядки на рабочего.

Кроуфорд не сразу согласился снова приступить к работе, а воспользовался возможностью поторговаться и выпросить побольше зарплату и сверхурочные в том объеме, какой считал справедливым.

– Такой талант переговорщика нашим бы дипломатам из министерства иностранных дел, – усмехнулся сэр Джайлз.

– Я только хочу получать деньги за выполненную работу.

– В вашей профессии хотя бы проще установить, что сделано, а что нет. В академических кругах определить, эффективен ли труд, гораздо сложнее.

– Поэтому вам и платят больше.

– Не уверен, Чарли, – грустно улыбнулся сэр Джайлз. – Разделив годовое жалованье ученого на количество часов труда, можно понять, что он зарабатывает меньше водопроводчика.

– Обещаю, что за этот час я ничего не потребую.

– В таком случае, – едко заметил сэр Джайлз, – и я обещаю, что ничего не вычту за то время, которое потерял с вами.

После того как он ушел, потрясенная Грейс Уорделл, накрывая на стол, накинулась на брата:

– Что это тебя понесло?

– Пусть знает, чего мы стоим. Таким нравится позубоскалить. Согласны, миссис Стантон?

– Не вполне уверена, что поняла значение слово «позубоскалить».

– Потрепаться, немного посмеяться.

– А по мне, так просто повыпендриваться! – буркнула миссис Уорделл, заваривая чай.

– Только англичане могут понять это, – объяснил брат. – У вас на континенте такого, наверное, нет.

– С чего ты решил? – воскликнула Грейс. – Садитесь, миссис Стантон, все готово.

Хильдегарда думала об убийстве доктора Кейда и о том, что ее визит в Кембридж получился совсем не таким, как она ожидала. Завтра Пасха, обед с Сидни, а у них едва ли выдалась минута, чтобы побыть наедине.

Хозяйка поставила еду на стол.

– Сосиски в тесте, миссис Стантон, – ворковала она. – Отлично запеклись.

– А мне вспомнился один профессор математики, который хорошо спекся, – улыбнулась Хильдегарда.

– Отлично сказано, – хмыкнул Чарли. – Я вижу, вы не без чувства юмора.

– Какое там чувство юмора – просто констатирую то, что случилось. Пробный шар.

– Браво! – рассмеялся Чарли. – Вот это и называется легкий треп.

В тот же день около полудня Сидни встретился с инспектором Китингом в полицейском участке на Сент-Эндрю-стрит. Он хотел выяснить, признался ли профессор Тодд в преступлении и подтвердились ли его подозрения по поводу причин убийства. Поначалу математик отказывался отвечать на вопросы, ссылаясь на древнюю хартию короля Генриха III 1231 года, которая присвоила университетскому сообществу право наказывать собственных членов, а о полиции говорил с высокомерным презрением.

– Эти университетские умники вообразили, будто ограждены от внешнего мира. Единственный способ противостоять им – отбиваться их же собственными средствами.

– Как вам это удалось?

– Обратились к законам и установлениям университета.

– Не знал, что у вас они есть.

– Чего у нас только нет, Сидни! – Инспектор Китинг открыл увесистый том и начал цитировать: «Ни один член университетского сообщества не должен воспрепятствовать работе всего университета, или его частей, или любого колледжа». По-моему, поражение электрическим током можно приравнять к воспрепятствованию деятельности университета. Согласны? Однако мы до сих пор не знаем, почему он это сделал.

– Адам Кейд грозил уличить Эдварда Тодда в плагиате.

– Нечто вроде вымогательства? Неужели плагиат настолько опасен, что человек решается на убийство, только бы все не выплыло на свет?

– Кража научной информации – повседневное явление в процессе обмена идеями. Музыканты и писатели постоянно воруют друг у друга. Хильдегарда рассказывала, что в последней сонате Бетховена присутствует скрытая тема из Баха, затем ее подхватил Шопен в «Революционном этюде», потом использовал Прокофьев во Второй симфонии. В поэме Элиота «Пустошь» много цитат и заимствованных мыслей. Но лишь поистине талантливым творцам такое сходит с рук. Надо обладать оригинальностью, чтобы признать источники. В противном случае автор оказывается на зыбкой почве, а мой друг профессор Мелдрам уверяет, будто нет ненадежнее территории, чем математические и научные исследования. Профессор Тодд в своей работе по теории просачивания многое позаимствовал у коллеги, но нигде в книге на это не ссылается. Однако Кейд как-то раздобыл копию рукописи и пригрозил Тодду, что выведет его на чистую воду. Научная репутация Тодда оказалась под угрозой.

– Кто вам рассказал?

– Профессор Мелдрам. Но с этими двоими он почти не общался.

Инспектор Китинг покачал головой:

– Хорошая бы у нас была полиция, если бы мы друг с другом не разговаривали. Я понимаю так: Адам Кейд решил поднять шум, и Эдвард Тодд заткнул ему рот. Но неужели нельзя было признать, что была использована работа Кейда, или как-то отговориться по-другому?

– В университете, если человека обвинили в плагиате, потом отмыться очень трудно. Стоило распространиться известию, и Тодду пришлось бы подать в отставку. Его репутация была бы растоптана. А он жил только своей наукой.

– В общем, не следует класть все яйца в одну корзину. Хотя не уверен, что миссис Стантон нуждалась в таком ярком напоминании о вашей двойной жизни. Кстати, как она? Судя по всему, прекраснейшая женщина.

– У меня на сей счет нет ни малейших сомнений.

– Для человека, который во всем сомневается, вы говорите на удивление категорично. Я заметил, что мисс Кендалл в последнее время куда-то исчезла.

– Приезжает на Пасху.

– И миссис Стантон тоже здесь? Немного рискованно? А?

– Ей пора познакомиться с Хильдегардой.

– На мой взгляд, лучше держать их подальше друг от друга.

– Хочу посмотреть, как они поладят.

– Нехорошо играть с женщинами и сталкивать их.

– Это не входит в мои намерения.

– Тогда каковы ваши намерения?

– Наверное, получить одобрение Аманды. Своего рода благословение…

– Но ведь вы остановили свой выбор на Хильдегарде, а не на ней?

– Аманда всегда говорила, что я должен одобрить ее выбор, если она соберется выйти замуж. Полагаю, будет справедливо предоставить ей такое же право.

– На месте миссис Стантон я бы не обрадовался подобной процедуре. Это неуверенность в себе. Я бы сначала совершил поступок, а потом требовал одобрения.

– Поздно. Аманда приглашена на ленч.

– Вы куда-нибудь идете? Наверное, в «Голубого вепря»?

– Нет. Хильдегарда решила приготовить сама. Будет жареная ягнятина и нечто вроде немецкого пудинга. Может, даже кекс с изюмом и цукатами.

– Значит, дело можно считать свершившимся фактом? Вы этого хотите, Сидни?

– Я сам не знаю, чего хочу.

– Решайте, иначе потеряете их обеих.

На Пасху Орландо Ричардс привел из колледжа музыкантов, чтобы те исполнили вместе с хором гранчестерской церкви духовную кантату Баха «Христос в пеленах смерти». Таким образом он решил извиниться за музыкальный шифр, который чуть не привел к чудовищной ошибке. Перед службой к Хильдегарде подошел Леонард и сообщил, что их прихожанин, назначенный первым чтецом, заболел гриппом. И попросил ее сделать одолжение заменить его. Но только начав читать отрывок из Книги Песни песней Соломона, она поняла, что прихожанина, видимо, вообще не существовало.

– «Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя», – читала Хильдегарда. Она была в изящной обтягивающей синей блузке и кардигане. Хильдегарда обвела взглядом паству и с тревогой посмотрела на Леонарда. Надо же, решился заставить читать ее такое! – «Искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: не видали ли вы того, которого любит душа моя?»

Сидни тронула ясность ее речи и чувственность исполнения. Произнося проповедь, он старался сосредоточиться, но волновался больше обычного. Несколько прошедших дней выбили его из колеи, но теперь, в Светлое Христово Воскресенье, он хотел приблизиться к сути веры.

– Христос воскрес! – провозгласил Сидни и посмотрел с кафедры на Хильдегарду.

Она, глядя на кристально-белый алтарь, отозвалась:

– Воистину воскрес!

Паства встала, чтобы прочитать «Символ веры», и Сидни повел прихожан к причастию. Вкусив хлеб и вино, Хильдегарда вернулась на место. А хор в это время исполнял псалом. В нем пелось о Духе огнезрачном, жизненной силе творения, фонтане святости и одеяниях надежды.

В конце Орландо Ричардс повернулся к Хильдегарде и кивнул. Она улыбнулась – ведь с первого такта узнала произведение: «Святой огонь» ее тезки Хильдегарды Бингенской.

Аманду ждали в воскресенье на обед, и она приехала за рулем своего автомобиля.

Леонард сходил за покупками и получил специальную священническую скидку на баранину от мясника и на картофель и капусту от зеленщика. Сидни он сказал, что им надо чаще бывать в магазинах – так можно сблизиться с паствой и продемонстрировать людям, что они такие же, как все, а не корпят целыми днями над книгами за закрытыми дверями. Сидни не хотелось выслушивать наставления кюре по поводу своих пасторских обязанностей, но он промолчал. Хватало более важных мыслей, и не в последнюю очередь – о двух женщинах, его самых больших друзьях.

– Она превосходная женщина, – говорил Леонард, провожая Хильдегарду в приходской дом, – но иногда бывает немного эксцентричной.

– Сидни рассказывал мне о ней, но очень волнуется, как пройдет наша встреча.

– И не без причин. – Леонард открыл перед гостьей дверь. – Она шумная, кажется категоричной, но из вас двух, уверен, она будет нервничать больше. Не забывайте, за рулем теперь вы.

– Только не знаю, куда мы едем. – Хильдегарда улыбнулась.

– Насчет этого я бы не беспокоился. Позвольте предложить вам чаю? Как только здесь появится мисс Кендалл, мы сразу перейдем на пасхальное шампанское.

– Традиция?

– Стало традицией. Мисс Кендалл любит делать экстравагантные подарки. Она считает, что нас необходимо взбодрить.

– А вы? – спросила Хильдегарда.

– Мы? От воздержания во время поста Сидни становился раздражительным, хотя в вашем присутствии заметно оживился. Но жизнь, знаете ли, иногда преподносит неприятные сюрпризы.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Аманда.

– Надеюсь, я не из их числа? – Ее волосы были зачесаны назад, ярко-красное, сшитое на заказ пальто сразу приковывало взгляд. – Вы миссис Стантон?

– Называйте меня Хильдегарда.

– Хорошо. Леонард, окажите любезность. – Она поставила сумочку на пол и стала снимать пальто с плеч. – Как вам Гранчестер? Леонард, пожалуйста, осторожнее. Повесьте на вешалку, не кидайте на спинку стула, как обычно делаете. Я купила шампанское. Надо выпить.

– Я завариваю чай, – произнес кюре.

– Боже праведный, Леонард, что с вами такое? Время за полдень. Где Сидни? Надеюсь, он задержится, чтобы мы с Хильдегардой успели познакомиться? Давайте присядем.

– Конечно, – кивнула Хильдегарда. – Хотя мне еще надо позаботиться об обеде.

– А что, миссис Магуайер куда-то делась?

– Я сама вызвалась приготовить.

– Значит, мужчины вас закабалили. Я-то считала, что вы в гостях.