Текст книги "Сидни Чемберс и кошмары ночи"

Автор книги: Джеймс Ранси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Принцип неопределенности

Был апрель 1961 года. Прошло две недели после Пасхи, когда Сидни, вернувшись с Диккенсом с прогулки под луной – такой полной и яркой, что можно было среди ночи читать «Таймс», – сел послушать по радио последние известия о полете Гагарина в космос. В одном из репортажей сообщалось, что русский космонавт пожаловался, что не сумел отыскать наверху Бога. Вглядывался, вглядывался, но не увидел никаких следов Создателя. Сидни почувствовал раздражение от такой неприкрытой пропаганды, зато Леонарда Грэма эти слова не тронули. Он заметил, что гораздо больше шансов наткнуться на армады кораблей инопланетян, чем разглядеть физические проявления Всевышнего во Вселенной.

– Вы слышали о парадоксе Ферми? – спросил он.

– Нет.

– Энрико Ферми…

– Итальянец?

– Кажется, натурализованный американец. Ферми предположил, что, учитывая возраст и размер Вселенной, жизнь на других планетах должна быть распространенным явлением.

– И получил подтверждение своей гипотезы?

– Ученые составляют различные уравнения, чтобы оценить математическую вероятность ее справедливости. Определяют показатели звездообразования в галактике, долю звезд с планетами и число планет на звезду с подходящими условиями для зарождения жизни, а также на какой части этих планет могла развиться полноценная жизнь. Далее – процент разумных цивилизаций, из них – технически развитых, чью активность можно наблюдать при помощи аппаратных средств. И наконец, в течение какого периода времени их можно наблюдать.

– Откуда вы все это знаете?

– Когда был в последний раз в Лондоне, слушал приятеля Аманды Тони.

– Ах, его, – усмехнулся Сидни.

Этот «приятель Аманды Тони» всегда находился где-то неподалеку, но они так и не познакомились, а вот Леонард посетил одну из его публичных лекций. Сорока лет, профессор лондонского университета Энтони Картрайт написал несколько книг о природе времени. С Амандой он познакомился в Лондоне на обеде несколько лет назад. Она даже просила Сидни навести о нем справки у своих коллег в колледже Тела Господнего, но потом интерес угас, и Аманда о нем больше не спрашивала. Недавно Картрайт сводил ее в оперу и на ежегодные скачки на «Золотой кубок» в Челтнеме.

Сидни знал, что у его приятельницы много поклонников, и думал, что ни один из них недотягивает до нужного уровня, чтобы чего-нибудь добиться. Аманда помнила, что если пообещает себя какому-нибудь мужчине, то рискует упустить другого, кто лучше первого. Хотя все мужчины, до которых она до сих пор снисходила, были, по ее свидетельству, сплошной безнадежностью. В разговоре с Сидни она признавалась, что ей комфортнее заниматься своей профессией, чем терпеть капризы и выходки особей противоположного пола. И у него сложилось впечатление, что, несмотря на все ее заявления на публике, Аманда предпочитает свободу незамужней жизни.

И вот вам новости. В одиннадцать вечера у Сидни зазвонил телефон; Диккенс поднял голову, справедливо опасаясь, как бы этот вызов не задержал его вечерний моцион. Леонард удивленно поднял брови. Сидни взял трубку, и Аманда без предисловий сообщила ему:

– Тони сделал мне предложение, и я согласилась.

Сидни был ошарашен и не сразу сообразил, что Тони – доктор Энтони Картрайт. После долгой паузы он произнес:

– Поздравляю. Это замечательно.

– Конечно. – Аманда ждала продолжения, но Сидни молчал.

– Мы хотим, чтобы церемонию провел ты.

– Вы намерены обвенчаться в Гранчестере?

– Нет. Это слишком далеко для моих друзей, а у вас мы больше никого не знаем. Церемония состоится в церкви Святой Троицы на Слоун-стрит.

– Там есть свой викарий. Кажется, его зовут Лайонел Тулис. – Сидни удивлялся, почему Аманда решила так поступить.

– Он не станет возражать. Мы даже назначили дату – восьмое июля.

– Аманда, это же церковь, там свои правила.

– Я с ним разберусь.

– Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала.

– Сидни, я надеялась, ты за меня порадуешься!

– Я радуюсь, – промолвил он. Сидни ломал голову, как бы выманить на эту церемонию Хильдегарду. А если не получится, придется упросить Китинга. – Давай я просто помолюсь за вас во время венчания?

– Нет, я хочу, чтобы обвенчал нас именно ты. Ты забыл, что мы договаривались?

– Не помню, чтобы мы о чем-нибудь договаривались.

– Тогда договоримся сейчас. Делай что хочешь, только соглашайся.

– У меня как будто есть право вето.

– Только не в этом случае. Мне не терпится спихнуть это дело. Меня столько лет уговаривали выйти замуж, что я решила: будет большим облегчением согласиться и разом со всем покончить.

Сидни покоробил ее практичный тон.

– Ты его любишь?

– Конечно.

– Ты так говоришь…

– Стараюсь не трепыхаться по этому поводу. Разумеется, люблю. У него потрясающий ум.

– В таком случае…

– Я ждала чего-нибудь больше, чем «в таком случае».

– Я с ним не знаком, Аманда. Все неожиданно.

– С кем-то из нас это должно было случиться. Ты все тянешь и тянешь.

– Речь не обо мне.

– Когда ты сможешь приехать и познакомиться с ним? Надеюсь, ты нас подготовишь к браку как положено.

Сидни заметил, что Леонард не ушел из комнаты и прислушивается к их разговору. Это действовало так же раздражающе, как сам телефонный звонок. Ему полагалось оставить Сидни одного и пойти гулять с Диккенсом.

– Пасторское наставление – обычное дело, когда пары готовятся вступить в брак.

– Тебе не нужно просвещать нас по поводу секса. Мы прекрасно справимся сами. А эти разговоры только будут смущать и нас, и тебя.

Сидни вспыхнул:

– Моя задача – побеседовать с вами о торжественности момента и о ваших планах обзаведении детьми.

– Тони сказал, что не хочет детей.

– Это не означает, что мы не должны это обсуждать. А ты, Аманда?

– Я не возражаю. Пусть все будет так, как пожелает Тони. Может, появишься в субботу на обеде у Найджела и Джульетты? Там и встретимся.

Когда Сидни в прошлый раз обедал с друзьями, у Аманды украли ее прежнее обручальное кольцо. Видимо, для нового в жизни мужчины она обзавелась другим.

– Не так просто выбраться из Кембриджа.

– Все ездят, а ты не можешь?

– Дел много навалилось.

– Должна же быть передышка от всех твоих убийств. И вообще: что может быть важнее, чем знакомство с человеком, с которым я собираюсь провести остаток жизни?

Найджел Томпсон с женой Джульеттой жили в Сент-Джонс-Вуд. На обед пригласили и сестру Сидни, Дженнифер, с ее приятелем Джонни Джонсоном. Джульетта, слышавшая про Хильдегарду, спросила Сидни, не желает ли он привести с собой кого-нибудь еще. Узнав, что знакомая гостя в Германии, сказала, что может сама позвать человека, чтобы за столом было восемь персон. Сидни отказался – он не хотел отвлекаться от беседы с Амандой и ее женихом.

Стол был в меру стильным и достаточно скромным (паштет из макрели с тоненькими ломтиками поджаренного хлеба, цыпленок, запеченный в горшочках с зеленой фасолью и подрумяненным миндалем, лимонный пирог) – ведь гости пришли оценить не изыски кухни, а Энтони Картрайта. И он их не разочаровал – весь обед говорил о себе.

Картрайт хоть и сумел получить привлекательную невесту, сам внешностью не блистал. Пришел на обед в твидовой тройке, которую, судя по всему, носил каждый день. Физиономию имел вытянутую, худую, с маленькими водянистыми голубыми глазками, плотно сжатым крошечным ртом, и только выдающийся вперед подбородок компенсировал мелкие черты лица. Сидни подумал, что ему бы неплохо отпустить бороду, чтобы сгладить линию скул, но вспомнил: важнее не наружность, а то, что говорит человек. А говорил он так, словно нисколько не сомневался, что умнее всех в этой комнате. Другим вопросов не задавал – ждал, чтобы спрашивали его. Никого не слушал – пока говорили другие, готовился к новому всплеску собственного красноречия.

В его присутствии Аманда стала похожа на девочку и старалась во всем угодить.

– Мы такие разные, что должны прекрасно дополнять друг друга, – смеялась она.

Картрайт заметил, что значительную часть свободного времени станет проводить по другую сторону Атлантики, занимаясь исследованиями в области природы движения, скорости, времени и пространства.

– Мне это очень подходит, – улыбнулась Аманда, дотрагиваясь до руки жениха. – Я буду продолжать вести в Лондоне независимую жизнь, пока Тони открывает тайны Вселенной.

– Каков характер ваших исследований? – поинтересовался Сидни.

– Священнику этого не понять, каноник Чемберс, – ответил Картрайт.

– Все-таки давайте попробую, – нахмурился Сидни.

Профессор покровительственно вздохнул и сообщил собравшимся, что их группа работает над экстраполяцией принципа неопределенности Гейзенберга – теории, которая гласит, что невозможно точно и в одно и то же время определить местоположение и скорость объекта.

– Почему? – спросила Джульетта.

Картрайт, хоть и раздосадованный, что его прервали, стал объяснять. Процесс измерения координаты и скорости субатомной частицы, например электрона, не может дать достоверных данных, поскольку на его корректность влияет сам наблюдатель – так называемый эффект наблюдателя. И профессор добивается финансирования для постройки сложного и дорогого шлейф-резонатора, способного не только точно произвести замеры, но и оценить то, что он называет принципом суперпозиции – состояния, когда частица существует одновременно в двух координатах.

– Шлейф-резонатора? – уточнил Сидни.

– Технический термин для обозначения генератора с диэлектрическим резонатором.

– Как один и тот же предмет может находиться одновременно в двух местах? – удивилась Дженнифер.

– Я доволен, что вы задали этот вопрос, – усмехнулся профессор. – Представьте полупосеребренное зеркало. Как известно, это стекло с такой степенью отражения, чтобы половина попадающего на него под углом в сорок пять градусов света проникала сквозь него, а другая половина отражалась под прямым углом. Таким образом, если отдельно взятый фотон натыкается на такое зеркало, у него пятьдесят процентов шансов пройти сквозь стекло и пятьдесят, чтобы отразиться.

– Понятно, – кивнула Дженнифер. – У света выбор: туда или сюда. Либо проходит сквозь зеркало, либо отражается.

– Обычный ответ.

– А разве не так?

– Не совсем. Предполагается, что фотон должен совершить либо одно, либо другое действие, но квантовая механика утверждает, что он способен совершить оба. Обнаружено, что объект может находиться одновременно в двух координатах, по крайней мере, это верно для субатомных частиц, таких, как электрон. При таком размере каждая крупинка массы и энергии находится в состоянии текучести, отчего объект получает способность находиться одновременно в двух или бесконечном числе мест.

– Вот это да! – восхитился Джонни Джонсон. – Потрясающе! Это относится только к мелким объектам, таким, как электроны? Не могу представить, чтобы люди находились одновременно в нескольких местах.

– Это помогло бы субъектам из преступного мира, – добавил Сидни. – Что еще пожелать? Совершаешь преступление и в то же время заручаешься алиби.

– Какой-то абсурд, – заметил Найджел.

– Вовсе не абсурд, – возразил Картрайт. – Это одно из наиболее перспективных направлений науки. К сожалению, мы пока не понимаем его значения.

– Что оно может дать людям? – спросила Дженнифер.

– Очевидно одно: мы не электроны, – заверил профессор. – Мир развивается по совершенно иным законам. Мне известно одно застолье в этой части северного Лондона, где на столе стоит один графин с вином и где, что мне особенно приятно, находится одна ни с кем не сравнимая Аманда Кендалл.

– Приятно слышать, – улыбнулась его невеста.

– Однако никто не может объяснить, почему Вселенная кажется расколотой на две несовместимые реальности. Если в мире все устроено по законам квантовой физики, почему мы не замечаем в повседневной жизни квантовых эффектов? Почему, например, каноник Чемберс, состоящий из квантовых частиц, не может материализоваться там, здесь и везде, где пожелает?

– Сидни на это большой мастак, – рассмеялась Дженнифер.

Картрайт не обратил на ее шутку внимания.

– Полагаю, дело в гравитации. Именно она укореняет нас в одном месте в каждый момент времени.

– Чтобы мы стояли ногами на земле?

– Именно. Но если попытаться снять гравитацию…

– И оказаться в невесомости, как в космосе…

– Тогда, пожалуй, мы сможем существовать одновременно в разных временах.

– Путешествовать во времени? – уточнила Аманда.

– Не исключено, что подобная возможность появится. В какой период прошлого ты хотела бы перенестись?

– В Эдем. В самое начало, дорогой, где будем только мы вдвоем.

Энтони Картрайт достал и раскурил трубку.

– Вряд ли Эдемский сад существовал, но не сомневаюсь, что у каноника Чемберса иное мнение.

– Да.

Сидни настроился на то, чтобы застольные научные разговоры не трогали его, и почти не принимал участие в обсуждении, кому в каком периоде истории хотелось бы жить. Аманда видела себя в образе королевы Елизаветы I, Джульетта – греческой поэтессой Сафо, Дженнифер – одной из героинь Джейн Остин. Под напором остальных Сидни решил, что мог бы быть викторианским священником в сельском приходе, таким как Гилберт Уайт, а Тони Картрайт заявил, что предпочел бы отдаленное будущее, когда можно было бы совершать путешествия во времени по своему усмотрению и всегда возвращаться куда нужно.

– А если бы жили в эпоху, когда не существовало путешествий во времени? – спросил хозяин дома.

– Постарался бы сделать так, чтобы одновременно находиться и в прошлом, и в будущем.

– Гениально! – восхитилась Джульетта.

– Правда не оставляет места для Бога, – заметил Джонни Джонсон.

Сидни хотелось домой, на следующее утро ему надо было рано вставать. Он допил вино.

– Богу неинтересно, в какие игры человечество играет с его идеями.

Воцарилось молчание.

– Извините, – произнес Сидни, – мне нужно возвращаться домой.

– Что-то не так? – забеспокоилась Джульетта.

– Все в порядке.

– Надеюсь, это не из-за еды?

– Или не устраивает общество? – рассмеялся Энтони Картрайт.

Сидни понял, что капризничает.

– Все было прекрасно. Прошу прощения, я не хотел никого беспокоить. Просто голова побаливает.

– Я подброшу тебя до станции, – предложила Дженнифер.

– Спасибо, не надо.

Дженнифер повернулась к хозяйке:

– Я скоро вернусь. Здесь недалеко.

– Я с вами, – подхватился Джонни.

– Зачем?

– Я настаиваю.

Аманда поднялась и поцеловала Сидни на прощание. Она хотела убедиться, что он по-прежнему готов провести ее через тернии подготовки к браку с Тони. Сидни слабо улыбнулся.

– Буду с нетерпением ждать этого события. – Он пожал Энтони Картрайту руку.

Когда они отъехали, Дженнифер произнесла:

– Будешь утверждать, что не ревнуешь Аманду?

– Нет.

– А сам в таком настроении. Что тебе в нем не понравилось?

– Уж больно он пыжится показаться хорошим.

– Среди мужчин такие попадаются. Ты должен радоваться за Аманду. Она встретила мужчину, который влюбился в нее.

– Согласен, но есть в нем что-то…

– Не смеши меня, Сидни!

– А ты что думаешь? – обратилась Дженнифер к Джонни.

– Мне не хочется тебе перечить, но кажется, что в словах Сидни есть резон.

На следующей неделе Аманда привезла Энтони Картрайта в Гранчестер. Невеста рассчитывала, что они расправятся с процедурой подготовки к браку в один прием – за обедом в «Синем, красном, белом». Но Сидни наотрез отказался – они должны прийти дважды в приходской дом, где с ними будут беседовать за утренним кофе.

Сидни заинтересовался, не потому ли такая спешка, что его приятельница забеременела. Он не сомневался, что сестра сообщила бы ему об этом, но уж больно Аманду обуял организационный пыл. Она успела заказать свадебный тур на юг Франции (признавшись, что станет за все платить сама – ее ученый жених получал не так много, а в ее планы входило остановиться в «Пале де Медитерране» в Ницце).

Удивляло и то, как Энтони Картрайт спешил разделаться с процедурой венчания до своей следующей поездки в Америку. Это выглядело странно: мужчина собирался покинуть молодую жену на шесть недель сразу после медового месяца, но его исследования, судя по всему, вступали в решающую стадию. Наука – новый передовой край, заявил профессор, а все интересные работы ведутся по ту сторону Атлантики.

– Ричард Фейнман из Калифорнийского технологического института разрабатывает графическую схему математического выражения, поведения субатомных частиц. Мне надо находиться там, иначе я вылечу из игры. Не хочу кончить, как бедный старый Мелдрам.

Профессор теоретической физики Невилл Мелдрам из колледжа Тела Господнего был близким другом Сидни, и никому бы не пришло в голову называть его ни «бедным», ни «старым».

– Я всегда говорила, что Кембридж – болото, – подхватила Аманда. – Не понимаю, почему Сидни так долго мирится с жизнью в провинции? И очень рада, что мы венчаемся в Лондоне.

Сидни налил кофе и предложил гостям тарелочку с песочным печеньем миссис Магуайер.

– Расскажите о своих родных, доктор Картрайт.

– Я единственный сын, отец давно умер, а мать живет на острове Скай. Так что сами понимаете: это прием скорее Аманды, чем мой.

Сидни попытался улыбнуться, предчувствуя, что их встреча гладко не пройдет. Он напомнил смысл церемонии: к венчанию следует относиться не легкомысленно, а благоговейно, сдержанно, обдуманно, рассудительно и со страхом Божьим.

– Мы все это знаем, – нетерпеливо произнесла Аманда. – Каждый из нас успел поприсутствовать на множестве свадеб.

– Но сами, насколько мне известно, не давали обетов перед Богом?

– Конечно, нет.

Сидни перевел взгляд на Энтони Картрайта и ждал, что ответит тот.

– Нет, – сказал математик. – Аманда – любовь всей моей жизни.

– В таком случае давайте начнем с рассуждений по поводу фразы: «Любовь всей моей жизни». У меня есть на сей счет свои взгляды, но будет полезно сначала выслушать вас. Как вы полагаете, что значит, если человек говорит: «Ты любовь всей моей жизни»?

Аманда недоуменно посмотрела на него:

– Я думала, ты даешь нам наставления перед вступлением в брак.

– Это подготовка к браку, – уточнил Сидни. – Наставления дают, если брак готов распасться. – Он снова попытался улыбнуться. – Надеюсь, до этого не дойдет.

– Я тоже надеюсь.

– Хорошо. – Сидни повернулся к Картрайту: – Вы оба должны понимать, что ваша связь на всю жизнь. Она должна продолжаться и после того, как утихнут первые восторги любви.

– Наши не утихнут, Аманда, ведь так?

– Конечно. Нас ждут долгие годы неподдельной страсти.

– Некоторым с этим везет, – кивнул священник. – Но моя обязанность предупредить вас о других возможностях: вы должны оставаться вместе не только в радости от обретения детей…

– Вряд ли у нас будут дети! – перебил математик.

– В этом мы согласны, – поддержала жениха Аманда.

– Но в болезни, горести и даже смерти.

– Сидни, ты очень мрачный, – заметила Аманда.

– Нисколько.

– Разве свадьба не радостное событие?

– Венчание – величайший момент торжества любви Христа к человечеству и вашей – друг к другу. Но мы можем наслаждаться им лишь в том случае, если соблюдена торжественность ритуала. Я недаром употребил слово «торжественность».

– В церкви на Слоун-стрит достаточно темно, – произнес Картрайт.

– Мама собирается украсить ее цветами, а день будет солнечным, я уверена.

– Не сомневаюсь, – кивнул Сидни. – Будем с нетерпением ждать этого события. Но пока счастливый день не наступил, я обязан вас спросить: вы истинно верующие христиане?

– Разумеется. Ты же знаешь, мы ходим в церковь.

– Это не всегда одно и то же. – Сидни не собирался делать молодым поблажки и снова повернулся к жениху Аманды: – Мы с вами виделись всего раз, и я хочу получить ответ: вы крещеный и прошли конфирмацию?

– Да.

– Верите в Бога Отца Вседержителя, творца неба и земли и Иисуса Христа Сына Божия?

– Я не стал бы это формулировать с такой решительностью.

– А как бы вы сформулировали?

– Сидни, ты слишком серьезен, – заволновалась Аманда. – Если и дальше будешь продолжать в том же духе, нам придется задуматься, не подыскать ли другого священника. Викарий той церкви в курсе, что церемонию проводишь ты. Он настаивает, что тоже должен сказать несколько слов. Только вот голос у него очень неприятный – интонации прыгают то вверх, то вниз.

– Если вы собираетесь венчаться в церкви, все священники отнесутся к вам одинаково. Если религиозный обряд вам не по силам, то позвольте напомнить, что существуют бюро записей актов гражданского состояния. – Сидни не собирался говорить так выспренно, но не мог позволить Аманде воспользоваться их дружбой и легко пройти свой путь.

– Бюро записей гражданского состояния? – воскликнула Аманда. – Это не для нас.

– Я только напомнил, что у вас есть выбор. А пока, Энтони, должен повторить свой вопрос. – Сидни сознательно употребил полную форму его христианского имени. – Вы верите в Святой Дух, католическую церковь, причастие, отпущение грехов, восстание из мертвых и вечную жизнь после смерти?

– Полагаю, верю.

– Полагать недостаточно.

– Ладно, верю.

В разговор снова вмешалась Аманда:

– Ты слишком суров, Сидни. Мне тоже собираешься задавать все эти вопросы?

– Конечно. И учти: когда дело дойдет до тебя, я могу показаться еще несговорчивее.

– Ты наказываешь меня за то, что я выхожу замуж за Тони, а не за тебя?

– Нет. – Сидни разозлился из-за того, что она упомянула об их дружбе. – Хочу убедиться, что ты понимаешь, что делаешь. Поверь, в итоге ты скажешь мне спасибо.

– Поживем, рассудим.

– Нет, – отозвался священник. – Судить будет Бог. – Сидни не понимал, почему так раздражен. Но не собирался поступаться верой ради того, чтобы показаться кому-то приятным.

В следующий вторник утром у Сидни были занятия в университете, и он отправился на велосипеде в колледж, чтобы помочь первокурсникам сделать первые шаги в теологии. Приближаясь к зданию, сообразил, что приехал слишком рано, и решил, что может сделать крюк и повидать своего коллегу – знаменитого астрофизика Невилла Мелдрама.

Профессор Мелдрам славился своей необычайной пунктуальностью. Он был самым элегантным мужчиной в колледже. Его изящные костюмы-тройки были сшиты на Сэвил-роу, он носил хрустящие белые рубашки с накрахмаленными воротниками и безукоризненно начищенные ботинки ручной работы. Профессор готовился к утренним занятиям – стирал с доски в аудитории формулы, которые Сидни и не надеялся понять: монохроматические коэффициенты поглощения, коэффициенты непрозрачности звездных недр.

– Сходи на несколько лекций, – посоветовал ему приятель. – Будешь в курсе космической гонки.

– Уж очень все сложно.

– Не сложнее теологии или древнегреческого. Мы можем давать друг другу уроки.

– Помнится, я остановился на периодической таблице.

– Что ж, придется начать сначала. А потом перейдем к обсуждению темной материи. Хотя… – Мелдрам сделал эффектную паузу и продолжил: – у тебя своей темной материи хватает.

Сидни прощал приятелю своеобразный юмор, зато ценил за удивительную точность. Невилл всю жизнь добивался ясности, и священник понимал, что нельзя тянуть и надо сразу переходить к сути дела. Коллега сказал, что лично не знаком с Энтони Картрайтом, но слышал о нем, поскольку в 1954 году оба претендовали на одно место – исследовательскую должность в Королевской Гринвичской астрономической обсерватории.

Сидни начал с вопросов, насколько совпадают их сферы научной деятельности и может ли его приятель пролить свет на намерение Картрайта построить шлейф-резонатор и на его работу в США.

– Американцы в данной области нас опередили – строят микроволновые усилители, квантовые излучатели, инфракрасные лазеры. Может, он что-то и нащупал. Но кто финансирует его поездки за рубеж и всю его лабораторию? Какой-нибудь американский университет вроде Колумбийского? Есть несколько физиков, получающих частные дотации.

– В данном случае это будет Аманда.

– Мисс Кендалл? Прости, Сидни. Я не сомневаюсь, что она выдающаяся женщина, но ведь явно не специалист в квантовой механике.

– Ты прав.

Невилл Мелдрам был настолько удивлен, что ему потребовалось привести себя в состояние душевного равновесия привычными, повседневными действиями. Он начал разбирать заметки, приготовленные для следующей группы студентов.

– Уверен, у Картрайта честные намерения, – тихо произнес он.

– Точно?

Физик поднял голову:

– Конечно, нет. Я сказал из вежливости. Не представляю, какой мужчина способен жениться на женщине только ради того, чтобы она платила за его научные исследования.

– Случается, что люди вступают в брак ради денег, Невилл.

– Да, знаю.

Сидни показалось, что приятель что-то недоговаривает.

– В чем дело, Невилл?

– Странно. Я считал, что Картрайт уже женат. Наверное, его жена умерла.

– Мне об этом не сообщили.

– А полагалось бы. Удивительно, что он об этом не упомянул. Я вспомнил: какое-то время они жили в Корнуолле. Его жена разводила собак. Корнуолка по рождению, она очень этим гордилась. Слышал даже, что желала своему графству независимости, говорила, что никогда оттуда не уедет. Картрайта это не устраивало – у астрофизика в Корнуолле мало перспектив. Когда Картрайт появился Лондоне, я слышал, что он купил жилье в Кингс-Линн. Наверное, потому, что жена не могла смириться с жизнью в столице. А что в Кингс-Линн, что в Корнуолле – одно и то же. Только, может, чаще приезжают гости.

– Очень тревожная информация. Как ты считаешь, трудно будет выяснить, не женат ли он до сих пор на ней? Очень бы не хотелось, чтобы Аманда вышла замуж за двоеженца.

– Вот уж действительно. – Профессор Мелдрам помолчал и добавил: – Поистине, в таком случае Картрайт должен будет находиться в двух местах сразу.

В субботу вечером Аманда пела в хоре Общества Баха в Фестивал-Холле, а после представления уговорила Сидни пойти выпить с ней и Энтони Картрайтом. Есть много тем, которые надо обсудить, сказала она, в частности, сколько времени им потребуется на религиозную подготовку перед свадьбой.

– Не понимаю, почему мы должны заниматься этим так основательно. Очень мило, что ты хочешь почаще видеться с нами, но не могут же все быть такими религиозными, как ты, Сидни.

– Подчас я чувствую, что недостаточно религиозен, но теперь речь не обо мне.

Картрайт отошел к стойке, чтобы заказать напитки. Впервые со времени свой помолвки Аманда осталась наедине с Сидни и поспешила заручиться его одобрением своего выбора.

– Он замечательный, правда?

– Безусловно, очень умен, – ответил Сидни. – Оригинальный выбор.

– А ты ожидал, что я выйду замуж за какого-нибудь богатенького из моих приятелей, которых ты всех подряд зачисляешь в тупицы?

– Я ничего не ожидал. Но ты нас всех удивила. Надеюсь, вы будете счастливы.

– Спасибо, что одобряешь.

– Мне кажется, Аманда, ты очень спешишь.

– Я не беременна, если ты на это намекаешь.

– Нет. Дело в ином.

– В чем? Ты что-то недоговариваешь.

– Вы хорошо узнали друг друга? Ты познакомилась с его родными и друзьями? Поняла, что у него в голове? Не было ли у него других женщин? Чего он ждет от отношений?

– Боже милостивый, Сидни! Столько вопросов – сразу не ответишь! Мы любим друг друга. Разве этого недостаточно?

– Я всегда считал, что для любви должны быть прочные основания. И прежде чем вступать в брак, необходимо убедиться, что они надежны.

Аманда видела, что Тони уже расплачивается за напитки и вот-вот вернется к ним.

– Сидни, все-таки странно, что ты раздаешь советы, как вести себя в браке, а сам не женат.

– Я правильно оцениваю свои скромные возможности.

– Думаю, скоро ты их расширишь. – Тон Аманды стал шаловливым. – Мы с Тони планируем через год или два посетить Германию.

– Ты рассказывала ему о Хильдегарде?

– Должна же я была убедить его, что ты мужчина с сердцем в нужном месте. – Вернувшийся с напитками Картрайт улыбнулся. – Он решил, что ты педик. – Аманда с обожанием посмотрела на жениха: – Правда, любимый?

Сидни нуждался в совете своего приятеля Джорджа Китинга, но когда они в очередной раз собрались поиграть в «Орле» в триктрак, тот оказался не в духе. У его старшей дочери Мэгги появился первый ухажер, и инспектор прилагал все усилия, чтобы с этим смириться.

– Ее детство закончилось, – жаловался он. – Мэгги больше не моя малышка. Хорошо бы ей снова было семь лет.

– Не в наших силах остановить время. Через год или два вы будете так же друг друга любить. И навсегда останетесь для нее отцом.

– Я больше не имею на нее влияния. Только и твердит: Дэви, Дэви, Дэви…

– Чем он занимается?

– Ничем таким, что могло бы приносить деньги. Хочет стать поп-звездой. Они попросили у меня денег на поездку в Ливерпуль. Ведь там заваривается вся эта музыкальная каша. Ей только шестнадцать лет, и я ответил «нет». Они хоть соображают, к чему это все может привести?

– Вы же не хотите, чтобы дочь убежала от вас? А она может это сделать.

– Предлагаете, чтобы я согласился и со всем смирился?

– Предлагаю не ссориться с ней – это не одно и то же. Ваша дочь зависит от вас больше, чем готова признать на людях или отцу. Старайтесь не возмущаться, будьте терпеливы. В конце концов, дети всегда возвращаются.

– Откуда вам это известно?

– У меня есть сестра.

– Та, что делит квартиру с мисс Кендалл? Как она, кстати?

– Вот о ней я и хотел поговорить.

Пока Сидни объяснял ситуацию, Китинг внимательно слушал. А когда допил пинту пива и принялся за вторую, произнес:

– Хорошо бы поговорить с родителями мисс Кендалл, выяснить, что они думают о Картрайте. Ни один отец не одобрит полностью выбора своей дочери, поэтому, если у него есть хоть капля здравого смысла, он не отдаст все деньги, а частично придержит. Вы знакомы с его адвокатом?

– Не думаю, что вправе заниматься финансами их семьи.

– А теперь представьте, что ее отец умирает. Или оба родителя. Например, погибают в автокатастрофе.

– Вы же не хотите сказать, что это часть преступного замысла?

– Разумеется, нет. Хотя…

– Вы становитесь еще более подозрительным, чем я.

– Подозрительность – основа полицейского сыска. Никому не доверяй, ничего не принимай на веру, все проверяй. И еще деньги – они непременно где-нибудь вылезут. Вы можете узнать у старика, сколько он собирается отстегнуть дочери после свадьбы (этот пункт часто оговаривается отдельной строкой) и сколько намерен придержать? Спросите насчет завещания: написал ли он его и видели ли дети данный документ? Ведь, насколько я знаю, у мисс Кендалл есть брат.

– Он женился на разведенной женщине и находится в немилости у родителей.

– И в силу этого лишен наследства? Было бы неплохо выяснить, является ли мисс Кендалл единственной наследницей и во сколько оценивается состояние сэра Сэсила.

– Скорее всего, он миллионер, – ответил Сидни. – У них большой дом в Челси и еще один в Монте-Карло.

– Хорошо бы узнать, сколько может потребоваться денег, чтобы построить научную лабораторию и финансово обеспечить уже имеющуюся жену.