Текст книги "Расколотое королевство (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Эйтчесон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– Дай его мне, – приказал я.

– Зачем? Собираешься отпустить его на свободу вместе с его шлюхой-матерью?

Я шагнул к нему, зная, что двадцать пар глаз сейчас смотрят на нас, и осознавая, какая мертвая тишина повисла над толпой. Он попятился и приблизил острие ножа к груди ребенка. Женщина забилась в тисках удерживающих ее рук и пронзительно закричала.

– Никто не должен умирать таким образом, – сказал я. – Ни эта женщина, ни ее ребенок, ни наши враги.

– Может быть, вы сделаете так, как он предлагает, милорд? – сказал один из друх крепышей, сдерживающих валлийку.

Его лицо было мне знакомо, потому что я уже видел его в компании Беренгара, хотя и не мог вспомнить его имя – если вообще его знал. Один из рыцарей Дома Беренгара, догадался я.

– Может, ты заткнешься, Фредерик, – огрызнулся Беренгар. – Ты принес свою клятву мне. Ты ничего не должен этому человеку.

Оскорбленный Фредерик замолчал.

– Мне надоели его приказы, – продолжал Беренгар, тыкая грязным пальцем в мою сторону. – Он ничем не лучше любого из нас, он наш командир только по милости ФитцОсборна. И что он сделал, чтобы заслужить эту честь?

Я сжал кулак, пытаясь сдержать свой гнев. Если он сомневался в моих силах, он должен был говорить со мной наедине. Высказывая свои сомнения принародно, он ясно давал понять, что стремится подорвать мое влияние.

– Танкред был при Эофервике, – крикнул новый голос из толпы. – Если бы не он, мы ни за что не взяли бы город.

Раздался согласный рев, и я заметил, как Фредерик обменялся взглядами с некоторыми из рыцарей Беренгара.

Но сам Беренгар не колебался.

– Да, мы постоянно слышим эти сказки, – заявил он, фыркнув. – Но кто-нибудь из вас видел его там своими глазами? Кто-нибудь видел, как он сражался с Этлингом, как он сам про себя рассказывает?

Я двинулся вперед, цедя сквозь зубы:

– Беренгар…

– Нет, – оборвал он меня. – Ты больше не будешь мне приказывать. Эти люди наши враги, и такова справедливость.

Он снова отступил, на этот раз повернувшись ко мне спиной, словно пытаясь защитить ребенка, хотя я знал, что он собирается сейчас сделать. Он поднял свой клинок, тускло поблескивающий в сером утреннем свете, его острие опасно сверкнуло.

Внезапно валлийка вскрикнула, и вдруг оказалось, что она сумела освободиться из рук своих мучителей, а может быть, они сами решили выпустить ее. В любом случае, это не имело значения, потому что она сразу бросилась к Беренгару, чуть не споткнувшись о рваный подол, но он заметил ее приближение. Обернувшись, он ткнул в ее сторону ножом, но оказался недостаточно проворен. Сталь прошла в дюйме от ее лица, зацепив щеку и нос и отбросив на землю посреди круга.

Однако, прежде чем он успел сделать что-то еще, я уже был рядом с ним. Пока его внимание было приковано к женщине, я бросился к нему и вывернул назад руку с ножом так, что ему не оставалось ничего иного, как выронить оружие. В тот же момент я левой рукой выхватил свой клинок, и обхватив Беренгара сзади, приставил нож к его горлу.

– Отдай мальчика матери, – тихо сказал я. – Сделай это медленно и осторожно, иначе, Богом клянусь, я вспорю тебе глотку.

Ошеломленная женщина успела встать только на колени. Кровь бежала по ее лицу, смешиваясь со слезами. Она неловко прижала руку к порезу, пальцы и ладонь окрасились кровью.

– Помогите ей, – обратился я к людям, стоящим в кругу. – Кто-нибудь, помогите ей.

Ни один не двинулся с места, и я понял, что никто сейчас не видит валлийку; все глаза были устремлены на меня, на мое лезвие, прижатое к шее их товарища. Человека, который был господином и защитником для многих из них.

Я проглотил комок, понимая, что только что совершил, но не мог отступить и не должен был колебаться.

– Серло, прими у него ребенка. Турольд, Понс, поднимите женщину на ноги.

Вопли младенца звенели у меня в ушах. Можно привыкнуть к крикам умирающих, но плач человека, только вступившего на жизненный путь звучит совершенно иначе. Честно говоря, я даже представить не мог, что услышу детский плач в подобном месте.

Этот ребенок был рожден во время бойни среди ненависти, кровопролития и жестокости. Даже если он переживет чуму, голод и меч, он будет расти среди рассказов о том, что мы совершили здесь и в других местах. Стремясь отомстить, он, скорее всего, закончит свою жизнь там же, где и начал. Так уже бывало раньше и будет повторяться снова, и снова, и снова в течение многих столетий до часа окончательной расплаты.

Но не это печалило мою душу: скорее ощущение хрупкости и уязвимости нашего тела, удерживающего душу на этой земле; как легко могла быть отнята жизнь этого младенца, какая тонкая грань отделяла его жизнь от смерти.

И среди этой тишины стоял я, Танкред Динан, несущий жизнь и смерть. Защитник слабых и убийца воинов. Щит и меч. Вершитель судеб. Одной рукой я давал жизнь и надежду, а другой отправлял на страдание и смерть.

Тьфу, чертовщина какая.

Пот катился с моего лба, щипля глаза и размывая зрение, и я моргнул, пытаясь смахнуть его с ресниц. Беренгар заворчал и только тогда понял, как близок мой нож к его горлу: едва на волосок от кожи. Не двигаясь, не говоря ни слова, он позволил Серло мягко принять ребенка из его рук, без сомнения, прекрасно понимая, как близко он подошел к вечной муке в аду.

Понс с Турольдом помогли валлийке подняться. Захлебываясь от плача, она схватила ребенка, крепко прижала к груди и ласково накрыла рукой крошечную головку.

– Теперь иди, – сказал я ей и посмотрел на остальных: – Расступитесь, пропустите ее.

На этот раз они сделали, как было сказано, без вопросов и колебаний. Мгновение женщина смотрела на меня, словно ожидая подвоха.

– Уходи, – повторил я более решительно, на мгновение отняв руку от Беренгара, чтобы махнуть вниз по склону в сторону Каэрсвиса.

Он уже понимал, что лучше не дергаться; он был бы действительно смелым человеком, если бы попытался освободиться сейчас, или очень глупым, что для меня было все равно.

Кажется, женщина наконец поняла, что я сказал. Опустив голову, она со всех ног поспешила вниз по дороге. Трое мужчин, занятых грабежом трупов поблизости, двинулись было к ней, но я крикнул им оставить ее в покое. К счастью, они послушались и вернулись обратно, чтобы продолжить спор из-за помятого шлема.

Я медленно отвел нож от шеи Беренгара и опустил его в ножны. Не успел я сделать это, как он вывернулся из-под моего локтя и повернулся ко мне с горящими от гнева глазами.

– Ублюдок, – выкрикнул он, его трясущаяся рука шарила в поисках рукояти меча. – Чертово семя, шлюхино отродье!

Он сжал меч, а потом отпустил его, и я понял почему: Эдо, Уэйс и другие уже ехали к нам, увидев, что происходит. Он сообразил, что если даже успеет ударить меня, то будет поднят на копья, и решил, что его жизнь стоит больше, чем честь.

– Я должен был бы убить тебя сейчас, – сказал он, его голос звучал глухо. – Тебе повезло, что рядом с тобой твои люди, но в следующий раз ты не будешь так осторожен, так что я подожду. Подожду, когда ты сделаешь ошибку, и когда я убью тебя, ты будешь знать, за что.

Он сплюнул на землю у моих ног, а потом со злобной улыбкой повернулся и двинулся прочь, махнув своим людям следовать за ним.

– Не попадайся мне больше, Беренгар, – крикнул я ему в спину. – Ты слышишь меня?

Конечно, он слышал, но не подал виду и даже не взглянул в мою сторону. Ему подвели лошадь, он вскочил в седло и поехал в сторону, а я остался стоять на месте, чувствуя, как постепенно уходит гнев и стихает кипение крови. Все вокруг меня молчали, бароны ждали моего следующего приказа: никто не хотел заговаривать первым, опасаясь вызвать мой гнев.

– Соберите людей, – сказал я им. – Давайте оставим это место.

Затем я повернулся и направился к чахлому ясеню, под которым валлийские братья Маредит и Итель обнимались и поздравляли друг друга с победой.

– Было ли это разумно? – спросил Уэйс, шагая в ногу со мной. – Угрожать ему в присутствии всех его людей, я имею в виду.

Мы это скоро узнаем, не так ли?

Я больше не хотел думать о Беренгаре. И о том ребенке тоже. После всей этой суеты он вполне мог, например, умереть от лихорадки на следующей неделе. Или от голода, ведь он казался таким худеньким.

– Ребенок не заслужил смерти, – сказал я. – И женщина тоже. Беренгар не остановился бы на ребенке.

Об этом легко было догадаться, и я вполне мог представить все дальнейшее. Он бы позабавился с ней, а когда закончил, ткнул бы ее ножом в грудь.

– Если ты будешь так его провоцировать, он просто должен будет выступить против тебя. Скоро у тебя будет столько врагов, что и сосчитать не сможешь.

– Он ненавидел меня с того самого момента, как увидел впервые, – заметил я. – И теперь я хочу знать, почему.

– И как ты собираешься это узнать?

– Хочу, чтобы кто-нибудь из твоих рыцарей или людей Эдо поговорил с теми, кто ближе к нему. Пусть выяснят, что им известно.

– А почему не твои собственные люди? – нахмурившись, спросил он.

В его голосе звучала нотка негодования.

– Они узнают моих парней, – ответил я. – Они слишком часто видели их рядом со мной и будут опасаться их.

Уэйс остановился, как будто что-то подсчитывая в уме.

– И что ты будешь делать, когда узнаешь?

Я покачал головой.

– Еще не решил.

– Ты не можешь ожидать, что все вокруг будут твоими друзьями, Танкред. Не стоит бередить эту ссору сейчас. Что бы этот Беренгар ни имел против тебя, он не сможет навредить тебе. Не теперь.

Уэйс был одним из моих самых давних друзей, я всегда доверял его суждению. Он был более уравновешенным, чем Эдо, и сколько я его знал, высказывал свое мнение прямо в лицо, что не нравилось очень многим и частенько доставляло ему неприятности, но я его уважал. Тем не менее, при всем благоразумии его совета, я не мог сейчас с ним согласиться, просто нутром чувствовал, что он неправ. Только поняв причину такой внезапной ненависти ко мне Беренгара, я был в состоянии справиться с этой проблемой.

– Ты сделаешь это для меня? – спросил я.

Он строго посмотрел на меня, как на упрямого ребенка, и поджал губы: знак, что его терпение на пределе.

– Думаю, тебе лучше забыть, что здесь произошло, и надеяться, что он сделает то же самое.

Он говорил медленно, словно обращаясь к слабоумному.

– Это не ответ.

Уэйс вздохнул.

– Если настаиваешь, я посмотрю, что тут можно сделать. Но что бы это ни было, тебе лучше оставить его в покое.

Он отошел, явно недовольный, и я почувствовал, что за его словами стоит нечто большее, чем недовольство, но не мог понять, что именно.

Теперь, после стольких лет оглядываясь назад, я понимаю, как мне повезло иметь такого друга, как он, хотя, возможно, я не всегда ценил его в то время. Действительно, Эдо с Уэйсом стали для меня братьями, ближе кровных родственников, которых я когда-то имел; годы, которые мы потратили на обучение ратному делу, на пиры в замке Коммин, на сражения плечом к плечу, были лучшими годами моей жизни. И все же я видел, что после смерти нашего лорда многое изменилось. Ведь мы уже были не просто рыцарями, поклявшимися в верности, а баронами в собственных уделах, теперь у нас были собственные слуги, и мы имели обязательства перед ними, а не только перед своим сюзереном и друг перед другом. И хотя никто из нас не собирался изменять старой дружбе, ни один из нас не мог отрицать, что она уже не так безраздельна, и потому я чувствовал странную печаль, глядя, как Уэйс идет по пустоши к своим людям.

Впрочем, одну вещь я не мог выкинуть из головы. Хотя я не признался бы никому, но угроза Беренгара заставила меня насторожиться. Сам не знаю, почему. Многие мужчины на протяжении долгих лет клялись убить меня, но обычно это происходило в пылу сражения, и они выходили против меня открыто и с обнаженным оружием. Та ненависть была совсем иной, и чем больше я размышлял об этом, тем большее беспокойство испытывал.

Дождь усилился. Я плотнее запахнулся в плащ и натянул капюшон на голову. И неожиданно для себя самого вздрогнул.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Перед уходом я приказал вытащить всех мертвых врагов из вереска и уложить кучей посреди дороги прямо на гребне холма, откуда их будет хорошо видно на много миль вокруг. Ветра почти не было, и над этим местом в воздухе висел гнилой смрад, густой запах крови и дерьма из распоротых животов. Рядом с этой грудой растерзанных тел и отрубленных конечностей я воткнул в землю мое копье с ястребом на красном от крови поле, в надежде, что кто-нибудь из их соотечественников пройдет мимо и узнает, кто это совершил. Слава Ястреба Эрнфорда еще не настолько распространилась в этих землях, чтобы каждый валлиец мог признать его. И все же, решил я, если они еще не слышали имя Танкреда Динана, то узнают его очень скоро.

Некоторые из врагов, которые предпочли сложить оружие, вместо того, чтобы сражаться или бежать, предстали передо мной. Их было всего десять, но мы и не стремились брать пленных. Среди них были люди разного возраста и телосложения. Все они стояли со связанными за спиной руками и одним и тем же обреченным выражением лица, словно утратили последнюю искру надежды на сохранение жизни. Одного взмаха меча было достаточно, чтобы оборвать их жизни и позволить присоединиться к погибшим товарищам. Мне достаточно было сказать слово, и это свершилось бы.

Но я не имел намерения убивать их. Во всяком случае, пока. Сначала они должны были рассказать нам, что знали о передвижении армии противника или хотя бы о местонахождении лагеря: несомненно, им было известно, куда направлялся их отряд.

– Mathrafal, – сказал Итель, переговорив с ними.

Он переводил для меня, в то время, как его брат выстраивал наше войско и готовился выступить дальше. Его лицо казалось румянее чем обычно, возможно, он еще не остыл после волнения и острых ощущений схватки. Он выглядел более крепким, чем большинство известных мне воинов, и хотя я не видел его в бою, был уверен, что он проявил себя хорошо.

– Матрафал? – повторил я, чтобы убедиться, правильно ли я расслышал.

Это вообще не было похоже на слово или имя, скорее звук, с которым можно сплюнуть мокроту. Зловещее название, надо признать.

– Место, где узурпаторы собирают свои силы, – ответил Итель. – По крайней мере, пленные так говорят.

У меня не было сомнений насчет их честности. Зная, что вся их жизнь зависела от правдивости их ответов, эти люди не стали бы нам лгать.

– Как далеко отсюда?

Он пожал плечами.

– Полный день марша по старой дороге, и раза в полтора дольше, если пойдем по холмам. Я много слышал о нем, но никогда там не был, и потому не могу сказать наверняка.

– Тогда найди мне того, кто знает, – предложил я.

Утренняя схватка не утолила моей жажды боя, и хотя я еще не признался в этом даже себе, мне хотелось добраться до этого Матрафала, хотя бы для того, чтобы увидеть лагерь и выяснить, насколько верны наши сведения о численности противника.

Вскоре ко мне подтащили одного из захваченных валлийцев. В отличие от большинства своих соотечественников, которые заботились о своей внешности и гладко брили подбородок, он носил окладистую бороду; кроме того, большая часть зубов в верхней челюсти у него либо отсутствовала либо была сломана, так что он сильно шепелявил и иногда брызгал слюной. Зато кольчуга на нем была нарядная, хотя и слишком широкая в плечах, и я догадался, что он снял ее с покойника, потому что сам не выглядел достаточно богатым, чтобы купить такие доспехи.

– Кто такой? – спросил я.

– Он называет себя Херарддуром, – ответил Итель. – Он был командиром этого отряда.

Я поднял бровь. Может быть, он и был командиром, но совсем никудышным, раз бросил свой меч, пока его соотечественники продолжали сражаться. Судя по тому, как он вздрогнул, когда был вынужден встать передо мной на колени, ему не стоило доверять места ни в стене со щитом, ни в передней линии атаки.

– Пусть расскажет мне, что это за Матрафал, – приказал я.

Я подождал, пока Итель задаст ему вопрос и получит ответ.

– Он говорит, что был там в последний раз несколько лет назад, – доложил румяный валлиец. – Как ему помнится, это поселение, чуть больше деревни. Оно находится на дне широкой речной долины в окружении лугов и пастбищ с большим залом в центре.

– Тогда почему они собираются там?

Я размышлял вслух. Это место не казалось подходящим для армейской ставки.

– Это оплот и прародина Бледдина и Риваллона. Сердце королевства Поуис, а может быть, и всего Уэльса.

Тогда все логично.

– Этот зал, – сказал я, в то время как перед моим мысленным взором возник мой Эрнфорд, – насколько хорошо он защищен? Есть вал, стена, частокол?

Он нахмурился.

– Ты ведь не думаешь о нападении, конечно?

– Просто спроси его, – сказал я, хотя понимал, что Итель прав.

Независимо от того, насколько надежна была оборона противника, нам не хватало сил, чтобы ворваться в сердце лагеря. Кроме того, где-то на севере армия графа Гуго уже вступила в валлийские земли, его разведчики не будут сидеть без дела и определят подходящий момент для атаки. Моей целью было отвлечь внимание врага настолько, чтобы запутать его и заставить изменить первоначальный план. Эту задачу поставил передо мной ФитцОсборн, и независимо от того, нравилась она мне или нет, я поклялся выполнить ее.

– Частокол, да, – Итель снова вернулся с ответом. – А вдоль него по всей длине канал, соединенный с рекой. Двое ворот: одни в южной и другие в западной стене, где спускается дорога из деревни.

Я внимательно посмотрел на Херарддура, пытаясь понять, говорит ли он правду. Он не упомянул ни о башне, ни о насыпи, ни о чем-то более существенном, чем ров с водой. Мне уже начинало казаться, что это не замок, а мирная усадьба, кратковременное убежище в случае необходимости. Ров, в зависимости от его глубины и ширины, мог оказаться сложным препятствием для банды злоумышленников, но не представлял большой трудности для нашей армии. Тем не менее, эти сведения, хотя и полезные, были недостаточны, чтобы соблазнить меня: там не было ничего, что заставило бы меня рискнуть нашим предприятием, если конечно, победа не обещала быть такой же легкой, как сегодняшняя.

– Очень хорошо, – сказал я Ителю. – Развяжите остальных, пусть уходят.

– А этот?

– Возьмем с собой. Если окажется, что он солгал, заплатит своей жизнью.

Итель кивнул, потом рявкнул на Херарддура, который неуклюже поднялся на ноги со все еще связанными руками. Он гордо поднял подбородок, словно бросая вызов любому, кто осмелится встретиться с ним взглядом, хотя не знаю, чем он мог гордиться.

Оставив его на попечение валлийцев под знаменем змея, я вернулся к своему отряду и Найтфексу. Над телами уже копошились вороны, их острые клювы копались в разверзнутых ранах, царапали кожу, отрывая плоть от костей, выдергивали глазные яблоки из глазниц с такой жадностью, словно птицы не ели больше месяца. Другие кружили над нашими головами, дружно каркая и призывая своих сородичей принять участие в пире, который мы устроили для них. Их доля в добыче была нашим прощальным подарком, они должны были закончить то, что начали мы; и если случайному путнику доведется подняться здесь на гребень холма, он не сможет узнать ни в одном из этих трупов тех мужчин, которыми они когда-то были. Смерть уравнивала всех.

Только когда Серло передал мне знамя, я смог оторвать взгляд от ужасного зрелища. Развернув ткань, я поднял ее высоко в небо, чтобы было видно каждому, Понс дунул в рог, и мы двинулись в путь. Тем не менее, даже много часов спустя мне все еще казалось, что смертный запах этого места остается со мной; он поднимался от капель крови, забрызгавшей мой шлем и волосы, казалось, кровь пропитала всю мою кольчугу, проникнув через звенья колец, просочившись сквозь поддоспешник, прилипнув к коже. Я всем своим существом ощущал, что теперь понадобится нечто большее, чем вода, чтобы очиститься от этого смрада.

Мы не пошли на Матрафал, во всяком случае, не сразу. Вместо того, чтобы следовать по старой римской дороге на север, мы свернули на запад к широким речным долинам, где по заверениям братьев наша охота будет удачной и мы сможем направить врагу дополнительное напоминание о нашем присутствии. Их слова полностью подтвердились, потому что где-то через час после того, как мы покинули Каэрсвис, мы наткнулись на скромную деревню в тринадцать-четырнадцать лачуг, что составляло чуть меньше, чем в Эрнфорде. Вокруг нее колосились поля густого ячменя, а выше на склонах паслись овцы: россыпь белых пятнышек на сочной зелени травы.

Возможно, они приняли нас за своих сородичей, или не могли поверить, что группа вражеских воинов рискнет зайти так далеко за пределы Вала; по крайней мере, сначала они ничего не предпринимали. Только когда мы спустились вниз с холма и подошли достаточно близко, чтобы они смогли разглядеть наши знамена, кольчуги и гербы на щитах, наконец поднялся крик. Мужчины по все долине позабыли о своих волах и стадах, побросали лопаты и ведра, в то время как их жены и дочери, подхватив на руки детей, врассыпную бежали по направлению к лесу или мельнице на берегу реки, туда, где они могли спастись от наших мечей.

Воевать с нами осталось не больше полудюжины – самых храбрых и безрассудных, все они были убиты быстро и деловито. Их было мало, а нас много, и в то время как они вооружились серпами, косами и топорами, мы встретили их мечами и копьями. В убийстве крестьян нет никакой славы и мало кто из наших рыцарей получил удовольствие от этой стычки. И все же, выбрав сопротивление вместо отступления в лес вместе со стариками и женщинами, они сами выбрали свою смерть. Какая-то часть меня восхищалась ими: несмотря на их скудное количество и беспомощность при владении оружием, они показали себя как бесстрашные воины, тем более, что им даже удалось сбросить с лошадей двух наших рыцарей и ранить одного в руку, что можно было признать маленьким подвигом.

Однако вскоре их перебили, и мы приступили к работе, разрывая солому на крышах и поднимая половицы в поисках скрытых ценностей, убивая свиней и овец в загонах, забрасывая факелами зернохранилище и мельницу. Деревня была небольшая, и обыск не занял много времени, так что вскоре на месте недавнего людского жилья валялись туши убитых животных, сломанные заборы и обрушившиеся почерневшие развалины. Ветер разносил вокруг струи дыма, швырял в лицо горячий пепел, вызывая кашель и жгучие слезы.

Люди, жившие здесь, больше не вернутся. Теперь, если у них есть хоть немного разумения, они должны были пойти в ближайшие деревни и передать своим сородичам вести о том, что произошло здесь, потом слово будет распространяться все дальше и дальше, пока однажды не дойдет до Риваллона, Бледдина и Дикого Эдрика. Пусть они и все их люди знают, что мы уже здесь.

* * *

Вскоре речные долины сменились крутыми холмами, которые в свою очередь превратились в высокие остроконечные горы, чьи вершины я не мог разглядеть за облаками. Идти стало труднее, и мы осторожно пробирались среди пучков длинных трав в перелесках низких сосен, цеплявшихся за склоны. За все время моих странствий по христианским странам я не видел земли, похожей на эту. Конечно, это было не то место, где я бы хотел сражаться в открытом бою, потому что здесь почти не было открытой земли, чтобы выстроить армию; земля на пустошах была либо слишком вязкой и заболоченной либо неровной, пересеченной бесчисленными ручьями и изрытой норами барсуков, сусликов и другого зверья. Я неустанно продолжал осматривать лес в поисках любого признака движения. Я не замечал ничего, но предпочитая соблюдать осторожность, старался вести нашу колонну подальше от деревьев.

– После того, как мы достигнем прохода в верхней части долины, идти станет легче, – заверил меня Маредит.

Голос Ителя звучал не так уверенно, но будучи младшим, он был рад сложить всю ответственность на брата. Я спросил бы Херарддура, который, казалось, знал эту местность хорошо, но с каждым днем я все меньше доверял его словам. Действительно, сейчас, когда угроза смерти больше не казалась неизбежной, он словно обрел былую уверенность. Его прежний страх уменьшился, и несмотря на то, что он оставался нашим заложником, он уже пытался завязать разговор со своими охранниками, и даже однажды отпустил шутку, после чего они долго не могли прекратить смех. Я положил конец этой неуместной дружбе, передав валлийца под охрану Эдо, рядом с которым, как я надеялся, он окажется менее разговорчивым.

Во второй половине дня мы миновали несколько других сел и по большей части оставляли их в покое, иногда изымая скот или забирая овец, которых могли вечером заколоть на мясо, но не более того. Армия из нескольких сотен мужчин постоянно нуждается в провианте, запасы, взятые в Шрусбери, быстро таяли, так что нам предстояло жить на то, что мы сможем добыть здесь. Кроме того, чем больше столбов дыма мы будем оставлять за собой, тем легче врагу будет нас обнаружить, а я надеялся избежать открытого столкновения, потому что их было заведомо больше, чем нас. Пока они знали, что мы хозяйничаем у них в тылу, меня все устраивало, но было бы лучше, если бы они не имели точных сведений о наших передвижениях и верили, что мы можем появляться везде одновременно.

Большую часть недели мы придерживались той же тактики, продвигаясь, как мне казалось, по широкой дуге к западу от Матрафала. Но на протяжении всех миль, которые пролегли под копытами наших лошадей, пока мы кружили по лесистым холмам и переходили вброд реки, мы так ни разу и не столкнулись с врагом. Среди наших людей росло недовольство; многим из них уже надоело бродить без всякой, как им казалось, цели по незнакомым землям, рискуя затеряться среди холмов вдали от Вала, к тому же без перспективы грабежа и хорошей пьянки. Ибо, как я знал, мужчина будет идти за тобой до тех пор, пока у него есть выпивка для веселья, мясо для желудка и вера в обещание серебра, которое наполнит его кошелек. Заберите одну из трех составляющих, и он станет беспокойным и непредсказуемым, а беспокойный союзник зачастую может быть опаснее закоренелого врага.

Так оно и оказалось. Хоть Беренгар все еще стремился разжечь недовольство в рядах моей армии, большинство баронов начало уставать от его замечаний и насмешек, за что я им был благодарен в душе. Всякий раз, как мы делали привал, чтобы наполнить свежей водой бурдюки, я слышал его голос. Он больше не пытался высказывать свое беспокойство у меня за спиной, но всякий раз убеждался, что я нахожусь в пределах слышимости, чтобы подразнить меня. Какое-то время после Каэрсвиса он едва ли утруждался произнести слово в моем присутствии, и я уж подумал, что он наконец взялся за ум. Очевидно, что я принимал желаемое за действительное.

– Из того, что я слышал, он был в большой милости и короля и ФитцОсборна, – сказал как-то Уэйс, подъехав ко мне поближе. – Он хорошо проявил себя при Гастингсе. Это он собственными руками убил брата узурпатора Гирта, когда тот сплотил силы англичан после смерти Гарольда.

Насколько я помнил, то была наиболее ожесточенная часть сражения. Это случилось в конце дня, все поле уже было залито кровью, но стена щитов еще держалась. Тысячи их соотечественников пали мертвыми, но Гирт со своими хускерлами[13]13
  Хускерлы – личная гвардия и ближайшие соратники датского ярла или английского тана.


[Закрыть]^{1} продолжали сражаться, защищая знамя Виверна[14]14
  Виверна, виверн – вымышленное существо, разновидность дракона, в отличие от классического геральдического дракона имеющее только одну, заднюю пару конечностей, а вместо передней – перепончатые крылья. Для него характерна длинная змеиная шея и очень длинный, подвижный хвост, оканчивающийся жалом в виде сердцеобразного наконечника стрелы либо копья. Был символом Гарольда II Годвинсона.


[Закрыть] и своей семьи до последнего. Только после того, как он пал на поле боя, линия обороны была разрушена и начался окончательный разгром. Но то, что это сделал возможным Беренгар – пузатый, щекастый Беренгар – в это мне было трудно поверить.

– Ты уверен? – спросил я.

– Все так говорят.

– Ты говорил, что король высоко ценил его. Что же случилось?

– Кажется, он был щедро вознагражден землями и следующие несколько лет безвылазно сидел у себя в имении, становясь все толще и ленивее. Когда его в последний раз призвали на войну, его задница оказалась настолько велика, что лошадь рухнула под его весом. А несколько месяцев спустя он каким-то образом во время учебного боя умудрился убить двух своих юных племянников и после выплаты штрафа лишился большей части земель. Все, что у него осталось на сегодняшний день, это небольшая усадьба вблизи Херефорда, совсем не богатая.

– И все же это не объясняет, почему он так сильно возненавидел меня.

– Это же очевидно, – возразил Уэйс. – Разве ты не видишь? Ты был не ровней ему, пока он не объелся баранины и не убил двоих сыновей своей родной сестры. Он терпеть не может всех, кто сейчас продвигается наверх мимо него. Теперь он считает, что перебив его на совете, ты занял его место. Конечно, он ненавидит тебя.

– За что?

Уэйс пожал плечами.

– Мужчины убивали друг друга и за меньшее.

Он был прав, но эти сведения ничего не говорили мне о том, как я смогу уладить ситуацию и возместить Беренгару воображаемый ущерб. Если бы он мог ограничиться одними неприятными словами, я бы не беспокоился, но он убил двух своих родичей и тон, которым Уэйс излагал обстоятельства этого происшествия, заставлял предположить, что эти смерти не были случайностью. Я так же не мог забыть, что он чуть не убил молодую мать с ребенком. Если даже их жизни ничего не стоили для него, то что же говорить о моей?

* * *

На следующий день я послал Эдо и Ителя вперед во главе партии из десяти человек с Херарддуром впридачу исследовать земли вокруг Матрафала и, если им удастся подобраться достаточно близко, установить местонахождение лагеря врага. Они отсутствовали дольше, чем я рассчитывал, и к моменту их возвращения уже несколько часов, как стемнело. Мы разбили палатки внутри древнего городища, и я ходил вокруг лагеря, с тревогой ожидая разведчиков, когда со стороны восточного вала услышал приветственные крики часовых. Я поспешил между палаток, чтобы увидеть, как из темноты поочередно возникают темные фигуры тринадцати всадников и начинают подъем к освещенному кострами входу. В ту ночь небо было плотно затянуто тучами, и я не сразу смог разглядеть их лица.

– Они ушли, – были первые слова Эдо, когда он подъехал ко мне. – И пусть кто-нибудь позаботится о моей лошади.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Мы хорошо видели и зал со рвом и деревню, но армии там уже не было, – со вздохом ответил он.

Его плечи были устало опущены, он выглядел совсем измученным, но тогда я подумал, что его измотала долгая дорога, так как он пробыл в седле почти сутки.

– Их костры еще тлели, значит, они оставили их незадолго до нашего прибытия. За несколько часов, но не больше половины дня.

Я уже не в первый раз пожалел, что с нами нет Эдды. Он бы сказал точно.

– Судя по всему, в гарнизоне осталось не больше пятидесяти копий, – добавил Итель, и в его тоне я расслышал незнакомое до сих пор волнение. – Мы могли бы штурмовать палисад и захватить крепость, это будет не трудно.