Текст книги "Расколотое королевство (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Эйтчесон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– Опять твой Беренгар, – возмутился Роберт. – Как ты думаешь, что меня беспокоит? Всем известно, что ты мой человек. Он быстро сообразит, с кем ты уехал, и доложит в замок. Я буду сильно удивлен, если ФитцОсборн не пошлет за нами в течение часа.

Мы гнали лошадей до рассвета, пытаясь уйти как можно дальше от города, пока покров темноты еще скрывал нас. Наконец, лучи солнца прорезали темное небо на востоке, и вскоре пришел новый день. Я оглядывался через плечо, не следует ли за нами кто-нибудь, не блеснет ли на солнце острие копья или макушка шлема. Однако, никого не было, и когда солнце начало припекать, мы сошли с наших боевых коней, передав их на попечение ехавших с нами конюхов и слуг, и пересели на запасных лошадей, менее быстроногих, но более подходящих для лежавшего перед нами долгого пути.

Вместо более известной дороги на Дерби и Ноттингем, мы обогнули самую южную из высоких гор и направились на север. Это будет самый короткий маршрут, сказал нам Роберт, чуть больше ста миль по его расчетам. Я не мог оспорить его слова, но знал, что этот путь под холодным и сырым ветром по каменистым долинам высокогорья, через крутые и безлюдные перевалы будет труден даже для самых сильных людей и животных. Честно говоря, я ждал от этого путешествия не меньше неприятностей, чем любой из людей Роберта. Усталость после битвы при Мехайне все еще сидела у нас в костях; даже через день отдыха в Шрусбери наши задницы болели от марша по Уэльсу и вынужденного отступления за Вал Оффы.

Солнце поднималось выше, день становился теплее. Когда к полудню так и не было замечено никаких признаков посланца от ФитцОсборна, мы постепенно начали сбавлять темп. Если Роберт почувствовал облегчение, он не подал виду, но остальные его люди, казалось, воспрянули духом впервые за последние несколько дней. Мы ненадолго остановились у ручья, чтобы наполнить фляги, напоить лошадей и дать им отдохнуть в первый раз после ухода из города.

Некоторое время назад примерно в миле за нами появилось небольшое облачко пыли, которое могло быть поднято копытами лошадей. Оно было слишком далеко, чтобы различить какие-либо очертания, но, казалось, все время держало дистанцию и не приближалось, так что казалось маловероятным, что эти всадники были посланы преследовать нас. Скорее всего, эту пыль подняли обыкновенные путешественники, хотя сейчас были не самые подходящие времена для дальних поездок. Действительно, в тот день мы встречали очень немногих людей из тех, кого обычно ожидаешь увидеть на дороге: пастухи и гуртовщики, ведущие своих животных на рынок; монахи, путешествующие из одного монастыря в другой; купцы и коробейники, вроде Бартвалда. Я спрашивал себя, где он теперь, и увижу ли его еще когда-нибудь.

* * *

Вскоре мы въехали в густые заросли дуба и граба, березы и вяза. Тот, кто владел этими землями, явно пренебрегал своими обязанностями, потому что дорога выглядела так, будто ее не расчищали много месяцев. Местами она была настолько заболочена и утопала в грязи, что ни одна телега не могла бы проехать здесь; в других местах дорога терялась под низкорастущими ветвями или в густых зарослях крапивы.

– Нам надо найти другой путь, – сказал я.

Без ощутимой пользы мы истратили почти час времени, вырубая ножами подлесок и обламывая ветви перед мордами лошадей. По мере углубления в лес дорога становилась все уже, пока я не начал подозревать, что это всего лишь оленья тропа.

– Должно быть, мы сбились с пути, – согласился Роберт с красным от напряжения и разочарования лицом.

Сначала мы двигались по одной из старых римских дорог, где в мирное время поддерживалось довольно оживленное движение, и где нетрудно было встретить местного жителя, способного указать нам направление. Но мало того, что сегодня на дороге было непривычно тихо, все, кто успевал заметить нас издалека, поспешно прятались при виде такого большого количества вооруженных всадников. Вот почему, когда дорога неожиданно раздвоилась, нам пришлось полагаться исключительно на собственное суждение. Вернее, на мнение Роберта, так как он решил, что знает дорогу лучше всех нас. Короче, барчук решил поиграть в следопыта и завел нас в эти дебри.

– Я видела усадьбу на холме, прежде чем мы въехали в этот лес, – Беатрис заговорила в первый раз за весь день. – Мы могли бы съездить туда и спросить, знает ли кто дорогу.

– А заодно дать их лорду пару советов, как управлять своими землями и содержать дороги в порядке, – пробормотал Понс.

Это вызвало ропот одобрения, так как идея Беатрис была действительно лучшей из всех предложенных. Роберт неохотно согласился. По нашему собственному следу, отмеченному пучками срезанной крапивы и кучами конского навоза мы двинулись назад, ведя наших лошадей друг за другом, но я так и не начал понимать, где мы находимся. Мы впустую потратили еще час или больше, но даже если бы смогли снова найти дорогу, это уже не имело значения.

Серло рассказывал какой-то скучный анекдот про прачку, монахиню и селедку, хотя я не мог расслышать большую часть истории, потому что он каким-то образом оказался позади меня. По его тону я догадался, что рассказ подходит к концу, как вдруг Роберт окликнул нас из головы колонны. Я вытянул шею посмотреть, что происходит.

Он стоял на краю тропы, держа в руках кожаную флягу.

– Кто-нибудь из вас потерял свою флягу?

Все мои вещи были надежно уложены в корзины нашей вьючной лошади. Когда мы наконец остановились, я еще раз проверил надежность узлов. Был небольшой шанс, что кто-то пил на ходу и уронил ее. Я посмотрел через плечо на двух моих рыцарей, оба пожали плечами.

– Никто? – в голосе Роберта нарастала тревога. – Анскульф? Танкред?

Теперь мы все стояли на месте, но отряд так растянулся вдоль тропы, что находившиеся позади еще не знали, что произошло.

Отдав поводья моей лошади подъехавшему Снеббу, я спешился и по грязи поплелся к Роберту.

– Где вы ее увидели?

– Здесь рядом, под папоротниками, – ответил он, указывая на место в пяти шагах от тропы.

Я повертел флягу в руках. Она казалась легкой, и когда я встряхнул ее, на дне забулькала жидкость, а ведь свои фляги мы наполнили совсем недавно. Может быть, кто-то очень хотел пить – в конце концов расчистка дороги была не самой легкой работой – но никто не признался в потере фляги.

И что-то странное было в воздухе. Внезапно стало очень тихо, я не слышал ничего, кроме слабого жужжания оводов и фырканья лошадей. Я оглянулся на лесную чащу в поисках неведомой опасности, и почему-то мне стало очень холодно.

– Не нравится мне все это, – сказал я. – Нам надо идти дальше. Надо как можно быстрее выбраться из этого леса.

Роберт кивнул и отдал приказ. С сильно бьющимся сердцем я поспешил обратно к Снеббу.

– Что такое? – спросил Серло, когда я взял уздечку.

– Смотрите в оба, – приказал я, готовясь сесть в седло. – Скажите сразу, если заметите что-то подозрительное.

Это произошло прежде, чем я закончил говорить. Вспышка стали за деревьями, и из-за кустов вылетела стрела; она глубоко погрузилась в грудь стоящего прямо передо мной Снебба. Он был мертв еще до того, как упал на землю. В один миг воздух наполнился свистом стрел, криками людей, ржанием лошадей. Мой испуганный мерин взвился на дыбы.

– Уходим, – закричал я и услышал, как Роберт впереди повторяет те же слова. – Быстро, быстро!

Копыта моего коня ударили в землю, я вскочил в седло и ударил пятками в лошадиные бока, жалея, что подо мной не Найтфекс, который все еще оставался на попечении конюхов Роберта. Еще один залп серебряных точек взвился у меня над головой, и я низко пригнулся в седле, пытаясь спрятаться от них. Остальные позади меня должны были поступить так же, но сейчас не было времени проверить.

Чуть впереди визжащая Беатрис пыталась удержаться на своей кобыле. Из конского крупа торчало оперенное древко стрелы; густая и темная кровь стекала по шкуре животного. Вдруг ноги лошади подкосились, и она с криком рухнула на передние ноги в грязь посреди папоротников. Похоже, мужчины вокруг Беатрис больше заботились о собственной жизни, потому что, не останавливаясь, бежали и скакали мимо нее, не замечая своей хозяйки.

– Беатрис! – крикнул Роберт, резко натянув поводья и повернувшись в седле.

Уже четверо из его рыцарей лежали мертвыми поперек тропы, и их могло стать намного больше, если мы задержимся хоть на несколько мгновений.

– Уезжайте! – закричал я ему, спрыгнул с лошади и бросился к его сестре.

Она упала очень неудачно, скорее всего, подвернула ногу и ушибла запястье, но нужно было срочно забрать ее оттуда. Чтобы привлечь внимание Беатрис, я громко выкрикнул ее имя.

– Возьмите мою руку, – сказал я ей. – Скорее.

Ее глаза были наполнены страхом, но она сохранила достаточно присутствия духа, чтобы сделать, как я сказал. Я помог ей подняться на ноги, одновременно перебросив висевший на спине щит на грудь, быстро продел руку в ремни и поднял его высоко над головой, чтобы защититься от новых стрел. Он не давал надежной защиты, особенно для двух человек, но это было лучше, чем ничего.

– Идемте, – сказал я и обнял за талию, чтобы помочь идти быстрее.

Через несколько шагов я понял, что это бесполезно. Беатрис слишком сильно ушибла ногу и почти не могла идти; она передвигалась, наполовину хромая, наполовину спотыкаясь, и мы рисковали остаться здесь на милость тех, кто напал на нас из лесной чащи.

– Беатрис!

Роберт пытался пробиться через бегущих ему навстречу людей, но тропа была слишком узкой, и даже его ближние рыцари не могли сплотиться, чтобы обеспечить его безопасность. Он был слишком далеко, и я не мог ждать, когда он до нас доберется.

Услышав за спиной стук копыт, я оглянулся и увидел мчащегося прямо на нас Понса. Я назвал свое имя, он остановился и посмотрел вниз.

– Милорд?

– Возьми ее и увези в безопасное место, – сказал я ему. Опустив щит, я взял его в ладони. – Быстро, – крикнул я ей.

Морщась от боли, она послушно подняла ногу и шагнула на приготовленную мной площадку. Несмотря на свой рост, она оказалась легкой, и я подкинул ее прямо в руки Понсу, который помог ей неуклюже усесться в седло позади него.

– Держитесь за Понса и перекиньте ногу через седло! – К счастью, ей удалось это сделать.

Не успела она обхватить Понса поперек груди, как я хлопнул его лошадь по крупу.

– Теперь вперед! – приказал я. – Скорее!

Ему не нужно было повторять дважды. Вокруг нас царил хаос. Трупы лежали, растянувшись в грязи, лошади разбегались во все стороны, и я увидел мою верховую, продирающуюся между деревьями через сломанный подлесок. Корзины свалились с седел, их содержимое высыпалось под ноги бегущим: завернутые в льняную ткань припасы, серебряные монеты, связки растопки, колышки для палаток, холсты. Я потерял из виду Понса, Серло и другие знакомые лица, мысли бешено кружились в голове, я пытался сообразить, что нужно предпринять в первую очередь. Обстрел прекратился, но из незамеченной нами канавы за деревьями уже поднимались вооруженные люди, сверкая шишками щитов и лезвиями копий, воя и ругая нас на чем свет стоит.

– К оружию! – закричал я. – К оружию!

Выше по тропе я видел Понса с Беатрис, Роберта рядом с ними и еще пару десятков уцелевших рыцарей. За ними, выстроившись поперек дороги и блокируя их возвращение, ощетинилась копьями стена щитов. Мы оказались в ловушке между этим отрядом и теми, кто надвигался на нас из темной чащи.

У меня осталось достаточно времени, чтобы поднять щит и выхватить из ножен меч. И тогда они бросились на нас, крича от восторга перед битвой, с горящими от жажды крови глазами, дико размахивая мечами и копьями: орда обезумевших валлийцев, судя по их внешнему виду. Я кричал, призывая людей Роберта сплотиться вокруг меня, но почти напрасно. Кое-кто достал оружие и присоединился ко мне, но многие пытались бежать, пока не поняли, что отступать им некуда. Даже когда они все наконец собрались и сомкнули щиты, я видел, что мы в безнадежном меньшинстве.

– Будьте рядом со мной! – призвал я всех, кто еще мог держать оружие, но это было бесполезно.

Они не могли противостоять такому напору и падали вокруг меня, пораженные копьями в горло или грудь, выплескивая на землю пузырящуюся кровь.

Я тяжело опустил клинок на незащищенную голову врага. Он пробил череп валлийца и раскрошил кость. Широкая малиновая полоса перечеркнула его лицо, когда я выдернул меч, и он, пошатнувшись вперед, рухнул на мой щит. С ворчанием я отшвырнул его безвольное тело в сторону; он соскользнул мне под ноги как раз вовремя, чтобы я успел отразить быстрые удары топором, которые обрушил на меня один из его товарищей, высокий широкогрудый мужчина с седеющими усами. При всей своей силе и опыте, он, однако, не смог блокировать мой удар прямо по ногам. Когда он сделал глубокий выпад вперед, чтобы, используя вес своего тела, сокрушить мой щит, я ответил, воткнув острие моего клинка ему в башмак и пришпилив ступню к земле. Взвыв от неожиданности, он наклонился вниз. Как только он это сделал, я хлопнул его краем щита по голове, а затем рубанул лезвием по руке с такой силой, что послышался треск разбитой кости.

– Ymau aelwch ef![22]22
  Возьмите его живым! (валл.)


[Закрыть] – крикнул тот, кого я принял за их предводителя.

Маленького роста с красными усами, он был увенчан шлемом с отделанными серебром нащечниками и гребнем из черных перьев, какой я уже видел у Риваллона в битве при Мехайне.

И тогда я все понял. Это был его брат Бледдин, король Гвинеда, который в том сражении обратил в бегство Волка.

– Ymau aelwch ef! – Повторил он, указывая на меня.

Нанося режущие и колющие удары, парируя, толкая, я старался сдержать их. Врагов было так много, а нас так мало, и становилось все меньше с каждой минутой. Вот упал Снокк, пораженный в грудь валлийской сталью. Через несколько мгновений мы уже были окружены: я и семь последних рыцарей встали тесным кольцом, прикрывая друг другу спины.

– Танкред!

Отбив шишкой щита удар одного противника и поднырнув под топор другого, я оглянулся в сторону, откуда донесся крик. Это был Роберт. Вместе с Анскульфом и тремя другими рыцарями он прорубал мечом дорогу в нашу сторону, попирая копытами коня тела пораженных врагов, вкладывая весь вес тела в силу клинка, которым крушил диски валлийских щитов. Но так как все больше воинов выходило из-за деревьев, чтобы отрезать им путь к отступлению, я уже видел, что все его усилия будут напрасны. Даже если ему и его людям удастся пробиться ко мне, мы все будем окружены без надежды вырваться из вражеского кольца, и я не мог принять такой жертвы. Не теперь, когда они еще могли спасти свои жизни.

– Уходите, – крикнул я во всю силу легких. – Спасайтесь, только это имеет значение!

Я не был уверен, услышал ли он меня через скрежет стали и крики умирающих. Противник собрался, образовав ряды и начал теснить Роберта, наставив на него острия копий. В этот момент я понял, что все потеряно, они не спасут меня; то была всего лишь горстка мечей против бесчисленного леса копий.

– Уходите! – снова крикнул я, отирая пот с глаз.

Француз справа от меня вскрикнул, пронзенный валлийским копьем. В кольце образовалась брешь, и враг хлынул в нее. В одно мгновение они оказались среди нас, рубя и кромсая тех, кто еще держался на ногах.

С бессловесным ревом, изо всех оставшихся сил я крушил головы врагов направо и налево. Если мой смертный час пришел здесь и сейчас, я встречу его не как трус, но с радостно звенящим мечом в руках.

– Сдохните, гады! – хрипел я. – За Эрнфорд и лорда Роберта!

Их крики и смех почти оглушили меня, когда я бросился вперед, но мой клинок встретил только воздух. Тоска сжала грудь и сердце похолодело, когда я оглянулся вокруг и увидел, что остался один в окружении валлийских щитов. Краем глаза я заметил хохлатый шлем, и на какой-то момент в голове мелькнула короткая мысль, что неплохо бы закончить жизнь над трупом валлийского царька, но он был слишком хорошо защищен своими teulu, и у меня не было никакой надежды добраться до него.

А потом без предупреждения они все бросились на меня. Я успел убить только одного коренастого воина, а другой уже сжимал мою правую руку, и третий тянул верхний край щита, пытаясь выбить меня из равновесия. Я не сдавался и продолжал бороться изо всех сил, решив принять смерть здесь, среди моих товарищей, которые останутся лежать посреди леса без могилы.

Тяжелый удар обрушился мне на затылок под основанием черепа, и мир внезапно затуманился и перевернулся перед глазами. Ноги, казалось, перестали держать меня, и я, шатаясь, шагнул вперед и выпустил рукоять меча из онемевших пальцев. Я смутно видел мужчин, толпящихся надо мной, когда я ударился о землю. Последним, что я запомнил, был широкий белоснежный оскал на лице Бледдина, когда он стоял, глядя на меня сверху вниз. Потом мое сознание померкло, и я погрузился во тьму.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Я проснулся с резким вкусом крови во рту. Мои губы пересохли, и тупая боль билась под сводом черепа, как птица в силках. Я лежал на боку на голой земле; моя кольчуга, шлем и щит исчезли, даже рубаха и башмаки куда-то делись, я остался в одних подштанниках. Камни впивались в тело, я попытался приподняться, но оказалось, что мои руки и лодыжки туго стянуты грубой веревкой, которая больно впивалась в кожу и не давала мне свободно двигаться.

Несколько мгновений я лежал, пытаясь оглядеться и сообразить, где я нахожусь, и что тут вообще происходит. Лошади, чуть больше дюжины, оседланные для верховой езды, но стреноженные, чтобы не разбежались, паслись на краю то ли рощи, то ли леса. Непонятно. Бледно-желтое знамя с изображением красного льва с синим языком, показалось смутно знакомым, хотя в тумане, все еще окружавшем мое сознание, я не мог вспомнить его владельца. Лев красный. Язык синий. Дурацкая идея.

Слабый ветер принес голоса, речь казалась английской или валлийской. Я перевернулся на другой бок и внезапно встретился со взглядом холодных голубых глаз. Мужчина сидел на корточках рядом, глядя мне в лицо. Его волосы, как и усы, были почти красными, а лицо испещрено оспинами и рубцами от неправильно заживленных ран. Шлем с черным хохлатым гребнем лежал на земле рядом с ним.

И тут я вспомнил.

– Ты проснулся.

По-французски он говорил с сильным акцентом, хотя не настолько коряво, чтобы не быть понятым.

Мое горло пересохло, я не мог вымолвить ни слова.

– Ты знаешь, кто я? – спросил он.

– Бледдин, – удалось произнести мне. Натужный кашель сотряс мою грудь. – Бледдин ап Кинвин. Так называемый король Гвинеда.

В руке он сжимал кожаный ремешок с прикрепленным к нему бронзовым крестом, который я узнал в одно мгновение. Только теперь я сообразил, что моя шея обнажена. Вместе с косточкой святого Игнатия с меня сняли и мой серебряный крест: тот самый, который я не снимал с груди много лет, который так часто целовал перед боем, который хранил меня в бесчисленных сражениях и стычках.

– Отличная вещь, – заметил Бледдин, глядя на ковчежец, потом открыл замочек и, щурясь, уставился на лоскуток пергамента.

То ли зрение у него было не очень, то ли его светлость не умел читать, но он сдался: быстро защелкнул крест и нацепил ремешок на шею.

– Увы, твой благословенный святой, кажется, оставил тебя, Танкред.

Я сглотнул, пытаясь смочить горло.

– Откуда вы знаете мое имя?

Он улыбнулся, демонстрируя волчьи зубы.

– Кто же не слышал о знаменитом Танкреде Динане под ястребиным знаменем? Я многое о тебе знаю. Например, что ты был в том бою, когда был убит мой брат.

Вот и познакомились. И снова моя слава бежала впереди меня. Постепенно воспоминания возвращались ко мне. Путь через лес, где нам пришлось повернуть назад. Нападение. Если бы только мы не сбились с дороги, или выбрали более длинный путь на Дерби. Если бы Роберт не был так упрям, возможно, я не лежал бы сейчас здесь в одних подштанниках.

– Что с остальными? – спросил я, желая и в то же время боясь ответа. – Они мертвы?

Он колебался, как будто не зная, что ответить, и я догадался, что означает его молчание. Если они живыми и невредимыми доберутся до Эофервика, у меня появится крошечная надежда на помощь.

– Мы получили то, что искали, и это все, что имеет значение, – сказал Бледдин. – На самом деле, я должен поблагодарить вас всех, за то, что не доставили нам хлопот.

– Не доставили?

– Мы шли за вами с той самой минуты, как вы оставили Amwythic, который вы называете Шрусбери. Когда вы свернули в этот лес, мы поняли, что Бог на нашей стороне.

Это нападение не было простым несчастьем и засада оказалась не случайной. То облачко пыли на дороге, должно быть, принадлежало их разведчикам. И мы подарили им прекрсную возможность подстеречь нас.

– Вы следили за нами? – спросил я.

Должно быть, их проинформировали, что мы собираемся уйти. И я знал, кто это сделал.

– Это дело рук Беренгара, да? Он нашел способ связаться с вами? Он предал нас.

– Я не знаю имя этого человека, – сказал Бледдин.

Для меня эти слова были равноценны признанию. В течение двух последних дней Беренгар однажды уже пытался убить меня, не преуспев в этом, он продал меня врагам, и вероятно, за приличное количество серебра. И не меня одного, но так же Роберта и леди Беатрис. Я знал, что у него холодное и мстительное сердце, но никак не ожидал, что он готов стать предателем. Но если он надеялся, что враг прикончит меня, то сильно просчитался. Да, я был в плену, но живой.

– Вы могли убить меня, – сказал я. – Почему не убили?

Бледдин рассмеялся.

– Твой труп ничего не стоит. Эдрик хочет, чтобы ты был жив, когда он повезет тебя на Север к тому, кого он называет своим королем. Иначе Этлинг не заплатит.

– Этлинг?

И тут я вспомнил о награде золотом и серебром, которую Эдгар обещал человеку, который доставит меня к нему. Бартвалд говорил мне о ней, когда в последний раз посещал поместье, кажется это было всего несколько недель назад, но с тех пор столько всего произошло, что тот день казался мне почти сном. Как и сам Эрнфорд: сном, который с каждым днем отступал все дальше и дальше.

– Он послал сказать, что уже идет за тобой, – сообщил Бледдин, поднимаясь. – Уверен, он уже с нетерпением ждет встречи с тобой. Уж я-то знаю Эдрика.

С этими словами он оставил меня, и отправился гавкать приказы своим людям. Кто-то подошел, чтобы развязать мои лодыжки, но я не успел насладиться вновь обретенной свободой, как рукоять копья больно ткнула меня в ребра.

– Kyuoda ty, – сказал дородный валлиец, от которого за милю разило мочой, и я догадался, что он хочет, чтобы я встал.

Все еще ошеломленный и плохо чувствуя свои ноги, я поднялся на колени и замер, чуть покачиваясь. Путы на моих ногах были тугими, но сквозь онемение я уже чувствовал острые уколы, с которыми кровь возвращалась к ступням; впрочем, я еще не был уверен, что ноги выдержат меня, когда я попытаюсь перенести на них весь свой вес.

– Kyuoda ty, – повторил мужчина, резко ударив меня по спине.

Я вздрогнул и подавил стон. Решив, что лучше продемонстрировать готовность подчиняться, я попытался встать, сначала на одну ногу, потом на вторую. Мне это удалось, правда, не с первой попытки.

Не успел я выпрямиться, как меня опять хлопнули копьем поперек спины. Я воспринял это как знак идти вперед, хотя одному Богу было известно, что ждало меня в конце того пути.

Мы шли весь день, направляясь на запад. Время от времени люди Бледдина развлекались, швыряя в меня камешки и пытаясь ругаться на том языке, который они принимали за французский. Я делал все возможное, чтобы снести это молча, стискивая зубы при каждом укусе боли, полностью сосредоточившись на том, чтобы переставлять ноги: раз-два, правой-левой. Плечи горели под солнцем, со лба бежал пот, а ушибленный затылок налился свинцовой тяжестью.

Уже давно стемнело, когда наше путешествие подошло к концу в небольшой деревне с полуразрушенными хижинами и Главным Залом, который теперь больше напоминал сарай, хотя когда-то знавал и лучшие времена. Остальные приехали раньше нас; если судить по количеству палаток и костров, это был настоящий походный лагерь армии. Я не мог сказать, сколько миль мы преодолели, но, вероятно, были недалеко от Вала. Какое-то время я лелеял смутную надежду, что Роберт с отрядом вернется за мной, надежду, что таяла с каждым шагом. Не то, что я стал бы обвинять его в бездействии. Здесь было несколько сотен мужчин, в то время как мы выехали из ворот Шрусбери с отрядом всего в пятьдесят человек, половина из которых теперь лежали мертвыми, обобранными, голыми, забытыми всеми, кроме диких зверей.

Если Роберт сохранил остатки здравого смысла, то он не попытается идти за мной. Независимо от его ответственности передо мной, как перед своим вассалом, прежде всего он обязан был защитить Беатрис.

Сопровождаемый двумя охранниками, я прошел через лагерь. Валлийцы и англичане бесились, как голодные псы, когда меня вели мимо них. Некоторые плевались, другие бросали комья земли, хотя любого, кто пытался подобраться поближе, охрана решительно отгоняла копьями. Позволив своим воинам немного пошутить в дороге, Бледдин, похоже, не хотел, чтобы меня ранили или покалечили до того, как передадут Дикому Эдрику.

Меня подвели к залу и на некоторое время оставили у входа в яму, которая когда-то была, скорее всего, винным погребом. Один охранник заставил меня встать на колени на землю, а другой снял ключ с кольца на поясе и открыл люк. Затем, приподняв за локти, они толкнули меня вниз. Мои руки были по-прежнему связаны за спиной, и потому я не сломал их при падении. Их смех раздался над моей головой, когда я с плеском растянулся в холодной луже на твердом каменном полу. Громко ругаясь, я попытался встать, но после стольких часов в дороге без воды и пищи, мои ноги ослабели, и прежде, чем я успел сделать что-нибудь, люк опустился, закрыв последний источник скудного света и оставив меня в полной темноте. Некоторое время я еще слышал, как охранники переговариваются друг с другом, их голоса все слабели и когда затихли совсем, я решил, что они ушли. Я остался один.

По крайней мере, я так думал. Но потом услышал за спиной нечто похожее на тихий стон.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил я темноту.

Она была черной, как смоль, я не мог разглядеть даже стен и потолка над головой. Я даже не знал, была ли моя камера длиной в пять шагов или пятьсот. Где-то с унылым постоянством капала вода, но больше я не слышал ничего, кроме стука собственного сердца. Однако, прислушавшись внимательнее, я через некоторое время начал различать дыхание: слабое и затрудненное, похожее на стон, с которым тянут тяжелый груз. Мужчина, не женщина, подумал я с тревожным предчувствием.

– Ты в порядке? – позвал я.

Он снова застонал, стон перешел в кашель.

– Кто здесь?

Очевидно, похитители с ним не церемонились. Решив, что это не принесет никакого вреда, я назвал свое имя.

– Танкред? Это действительно вы, милорд?

Только сейчас я узнал его голос.

– Бартвалд?

– Да, милорд, – тихо сказал он. – Это я.

– Что ты здесь делаешь?

Англичанин не ответил, я слышал только слабое хныканье. Не крик боли или гнева, но приглушенные жалкие рыдания. Поднявшись с колен, я сделал несколько шагов по мокрому полу в его сторону, ощупывая путь ногами и жалея, что охранники не развязали мне руки. Они могли бы, по крайней мере, связать их у меня не за спиной, а впереди, чтобы я мог чувствовать, куда иду. В воздухе висел густой запах разложения, что заставило меня предположить, что здесь сдохло какое-то животное, и, вероятно, не одно.

– Они поймали вас, – сказал он, давясь рыданиями. Его дыхание было прерывистым. – Простите меня, милорд. Я не хотел, чтобы так получилось, чтобы вы оказались здесь. Я бы ни за что не предал вас, я бы…

– Предал меня? – спросил я. – Ты о чем? Что случилось, Бартвалд?

Потребовалось время, прежде чем он смог достаточно восстановить душевное равновесие, чтобы рассказать мне, и даже тогда все произошедшее не укладывалось у меня в голове; но по мере его рассказа общая картина последних событий постепенно сложилась в моем сознании.

Валлийские разведчики перехватили его вскоре после того, как он оставил Шрусбери. Признав в нем коробейника и торговца новостями, они взяли его в плен, отвели к Бледдину и заставили рассказать все, что он знал о состоянии стен и рвов, о том, насколько хорошо укреплен замок, о настроениях среди армии, численности гарнизона, о том, сколько людей граф Гуго забрал с собой; он выболтал имена всех дворян, которые остались в городе и все еще поддерживали ФитцОсборна. Он не помнил, как долго его допрашивали, но в какой-то момент проговорился, что Роберт Мале вместе со мной собирается на следующий день уехать в Эофервик. Вот почему Бледдин следил за нами, и вот каким образом я очутился здесь.

– Простите меня, милорд! – снова всхлипнул англичанин. – Они все били и били меня, пока мне уже нечего было сказать им. Я не хотел, чтобы так получилось. Это все моя вина, моя вина.

Пока он плакал, я сидел молча с закрытыми глазами и чувствовал, как парализующий холод распространяется по всему моему телу, проникая до мозга костей. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы оправдались мои первоначальные подозрения, и виноват был один Беренгар. Одно дело быть преданным ненавистным соперником, но проглотить новость, что пострадал из-за человека, которого считал своим другом, было гораздо сложнее. Наверное, было бы проще дать волю гневу, проклясть англичанина и заявить, что он не должен был выдавать мой секрет. Но что толку? Что сделано, то сделано, ничего уже не изменишь. Мы сидели здесь, в этой гнилой яме, и мне полезнее было бы подумать о том, как отсюда сбежать. Все остальное не имело значения. В противном случае, мне придется отдать мою судьбу в руки человека, которого я когда-то поклялся убить. Того самого, который убил моего господина, и чье лицо преследовало меня в ночных кошмарах почти год. У меня не было ни малейшего желания встречаться с ним без меча в руках.

Честно говоря, я не мог ни в чем обвинить Бартвалда. Для спасения своей жизни человек может сказать и сделать что угодно, и я уже догадывался, какие страдания ему пришлось перенести. Ни разу за то короткое время, что я знал его, он не продал задешево ни свой товар, ни свое знание. Им пришлось хорошо потрудиться, чтобы выбить из него так много.

Я не знал, как скоро мы смогли заговорить снова. Возможно, прошел час, возможно, больше.

В конце концов именно Бартвалд нарушил молчание.

– Если бы только я не отдал вам этот ковчежец. Может быть, тогда святой продолжал бы хранить меня, и ничего этого не случилось бы. – Он издал хриплый смех, который быстро перешел в стон. – Он все еще у вас, милорд?