Текст книги "Расколотое королевство (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Эйтчесон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Когда в полдень наконец прибыл гонец от ФитцОсборна, я купался в реке: пытался смыть накопившуюся за неделю грязь, пот и кровь с моей одежды и кожи, а вместе с ними память о битве и черную тоску по Турольду.

Я заметил посланника, когда он был еще далеко: ехал вдоль берега, будучи направлен в мою сторону группой мальчиков, упражнявшихся на краю лагеря на деревянных мечах. Он был немного моложе меня, с улыбчивым лицом и жестким взглядом.

– Танкред из Эрнфорда? – спросил он, останавливаясь и глядя на меня с высоты своего коня.

Глядя на него, я ладонью прикрыл глаза от солнца.

– Это мое имя, – ответил я. – Чего тебе надо?

– Лорд Гийом хочет говорить с тобой сейчас.

Не раньше, чем я закончу, подумал я, хотя ничего не сказал вслух. Вместо этого я кивнул, повернулся к нему спиной и плеснул в лицо горсть холодной воды.

– Немедленно, – добавил посланник, возможно решив, что я не понял его должным образом. – Он ждет тебя в замке, в своем зале.

Похоже, он был человеком, которому нравится звук собственного голоса, который привык, чтобы его слушали и подчинялись беспрекословно.

– Я услышал тебя, – ответил я, растирая подмышки лоскутом мокрой ткани. – Можешь передать своему господину, что я буду, как только смогу.

Гонец ответил мне неодобрительным взглядом; но если он думал, что я сейчас все брошу и поспешу в крепость, я был вынужден его разочаровать. Вскоре он уехал, наверное, для того, чтобы сообщить своему господину о моей дерзости.

Если ФитцОсборн хочет поговорить со мной, пусть наберется терпения. Он заставил меня ждать довольно долго, пусть немного потерпит сам. В любом случае, мне не следует являться ко второму человеку в королевстве с влажной кожей и мокрыми волосами, как едва не утопшая мышь. К счастью, утро было теплым, небо безоблачным, солнце ярким, и вскоре я высох. Накинув мою еще мокрую одежду для просушки на холст палатки, я надел свободную тунику и клетчатые штаны, и как всегда, затянул на поясе пряжку ремня с мечом в ножнах.

Вскоре я уже ехал через ворота замка. Над ними развевались шпалеры, окрашенные в белый и малиновый цвета ФитцОсборна, указывавшие, что он официально принял на себя командование замком взамен прежнего кастеляна Роже де Монтгомери.

Я оставил Найтфекса на попечение одного из замковых конюших и направился в дальний конец двора, где стоял Главный Зал. Слуги катили бочки со склада в кухню, другие, которым сегодня меньше повезло с работой, лопатами кидали конский навоз в большие корзины, над ними роились тучи золотистых мух. Из кузницы слышался равномерный стук железа по железу, на тренировочной площадке щиты трещали под деревянными дубинками, за забором ревели и фыркали волы.

– Лорд Гийом у себя в солярии, – сказал слуга у дверей внутренних палат, когда я назвал свое имя. – Он не привык ждать. Он звал вас полчаса назад и теперь, скажу вам, он в плохом настроении.

Я поблагодарил человека за его любезное предупреждение, потом он подвел меня к лестнице, где и оставил. Из приоткрытой двери солярия по полу тянулась длинная дорожка света. Я постучал и вошел.

Ставни были сняты, но в комнате все равно было душно. Толстые ковры покрывали половицы, а стены украшали богато вышитые гобелены со сценами, как мне показалось, свадебного пира. В длинном зале за длинным столом, уставленным всевозможными блюдами, сидел лорд; он широко раскинул руки, словно в знак приветствия, рядом с ним улыбалась его невеста в голубом платье. Вокруг них слуги разносили чаши с супами, блюда с дикой птицей и позолоченные винные кубки; жонглеры танцевали, а менестрель играл на арфе.

В дальнем конце комнаты, глядя в открытое окно и сцепив руки за спиной, стоял ФитцОсборн. К окну был придвинут круглый стол, а на нем стоял кувшин и кубок зеленого стекла, искусно украшенный золотой решеткой, наполовину полный, как мне показалось, вином. Он не пошевелился, даже услышав звук закрывающейся двери.

– Милорд, – сказал я. – Вы хотели меня видеть.

– Ты опоздал, – как всегда, он был краток.

– Я пришел, как только смог, – ответил я так же коротко.

Он не отвернулся от окна.

– Когда я вызываю тебя к себе, ты должен не упираться, а просто выполнять приказ. Ты понял?

Я прикусил язык, зная, что если только приоткрою рот, то выплесну все разочарование и неприязнь, которые могут мне дорого обойтись в будущем. ФитцОсборн не стал повторяться, вместо этого он молча ждал моего ответа. Когда стало ясно, что ответа не последует, он повернулся ко мне.

– Это сын Мале научил тебя дерзости? Сеньору лучше позаботиться о том, чтобы его вассалы понимали значение послушания. Истинный лидер должен следить, чтобы они не забывали своего места. Но теперь Роберту придется хорошо потрудиться, чтобы завоевать уважение своих людей. Если оно рухнет, нас уже ничто не спасет.

Последние слова он пробормотал почти себе под нос. Что он имел в виду?

– Милорд… – начал я.

– Предупреждаю тебя, Танкред Динан, – резко остановил он меня. – Опасайся сделать из меня врага. Я говорю с королем Гийомом. Если бы я захотел, я мог бы лишить тебя земель, изгнать за море и даже больше. Так что если собираешься сейчас что-то сказать, сначала подумай и выбирай слова с осторожностью.

Он посмотрел мне в глаза, его лицо выражало брезгливость, словно он смотрел на вошь: неприятную и надоедливую, но которую легко раздавить. Я уловил запах вина в его дыхании: острый и кислый, слабый, но достаточно заметный. Сколько он успел выпить до моего прихода?

– Нет? – Он приподнял брови в притворном удивлении. – Очень хорошо. – ФитцОсборн начал расхаживать по комнате. – Я не глупый человек, Танкред, но не настолько терпелив, чтобы прощать неуважение к себе. Считай, что на этот раз тебе повезло, но не рассчитывай, что я буду так же добр в следующий раз.

– Да, милорд.

Он кивнул, казалось бы, довольный, и когда заговорил снова, его голос звучал мягче:

– Я не возлагаю на тебя ответственность за то, что случилось в Уэльсе, и считаю, что Гуго не прав в свох обвинениях.

– Спасибо, – ответил я.

По крайней мере, хоть какое-то облегчение.

– Я не ищу благодарности. Я говорю это только для твоего спокойствия. – Он вздохнул. – В любом случае, все это дело прошлое, теперь нам предстоит решить более насущные вопросы. Мы должны сохранить свою ненависть для врага, а не тратить ее на друзей. Это не принесет нам ничего хорошего, только разрознит наши ряды, когда враг почти на пороге нашего дома.

– Есть вести о передвижении валлийцев?

– Пока нет, – сказал ФитцОсборн. – Я разослал самых быстрых разведчиков по всей долине Северна и устроил сигнальные костры отсюда до самого Вала; их зажгут при первом появлении врага. Однако, до сих пор никаких признаков вражеской армии на нашей земле не было.

Мы видели несколько таких маяков, когда спускались по долине Северна к Шрусбери. В лучшем случае они могли предупредить нас за два дня, в худшем – за несколько часов; так что часовые на башне, должно быть, проводили все время в ожидании черного дыма над западными холмами.

– Рано или поздно они явятся, – заметил я. – Они знают, что мы ослаблены и захотят воспользоваться своим преимуществом, прежде чем мы сможем получить подкрепление из Лондона.

ФитцОсборн покачал головой и повернулся к окну.

– Подкрепления не будет, – тихо сказал он.

– Что вы имеете в виду?

– Вчера утром к нам прибыл курьер из южных графств с сообщением, что люди в Девоншире и Сомерсете восстали и даже разослали своих посланников, чтобы бунтовать народ по всему Уэссексу. А наши враги в Бретани и графстве Мэн, как говорят, сговорились против нас с французами.

Он почти выплюнул имя моей родины. Многие уже позабыли, когда Бретань воевала с Нормандией в последний раз, но хотя войны давно прекратились, старая вражда между двумя народами не совсем умерла. Может быть, ФитцОсборн забыл, с кем говорит, а может быть, сделал это преднамеренно, чтобы напомнить мне о моем месте. Честно говоря, я давно уже перестал думать о себе, как о бретонце, так много лет прошло со дня моей юности, когда я поступил на службу господину, принесшему клятву верности нормандскому герцогу. Не то, чтобы мои враги забывали попрекнуть меня моим происхождением – я давно не обращал внимания на подобные оскорбления. Но знатные люди, вроде Гийома ФитцОсборна, позволяли это себе крайне редко.

– Мэн и Бретань всегда мутят воду, милорд, – сказал я. – Это ничего не значит.

– Может быть и нет, – ответил он. – Но это не все. Уже сейчас к нашим берегам направляется датский флот в три сотни кораблей.

– Три сотни? – повторил я.

Этот флот превышал наш собственный четыре года назад.

– Эти слухи принесли нам купцы, во всяком случае те, которым мы платим, так что они вызывают больше доверия, чем остальные.

Триста кораблей. Эта цифра казалась неправдоподобно огромной. Это означало, что на них может плыть около пятнадцати тысяч человек, и мы могли ожидать, что по крайней мере, половина из них будет воинами. По сравнению с ними наши собственные силы в Шрусбери казались песчинкой на берегу. И самым неприятным было то, что, судя по моему опыту, каждый датчанин стоил двух англичан, потому что они были родом с самого холодного и ветреного побережья Немецкого моря, где люди вынуждены сражаться с соседями за каждый клочок земли, чтобы не голодать. Они были известны своей звериной жестокостью в бою и держали в страхе весь христианский мир от ледяных островов к северу от Британии до иссохших под знойным солнцем земель восточного императора, где некоторые из их лучших воинов служили в его личной гвардии. В прежние времена они уже не раз завоевывали это королевство. Теперь они шли сюда снова: вторжение, которого мы ожидали больше года. Многие уже перестали верить, что это когда-нибудь произойдет. Всю зиму мужчины шутили о датчанах и их короле Свене, чьи угрозы всегда заканчивались пшиком.

Однако, теперь, когда угроза стала явной, я обнаружил, что в мою душу закрадываются сомнения, которые я не в силах побороть. Только не сейчас, когда у нас достаточно проблем здесь, в Марке. Кроме того, я не мог забыть, что где-то на Севере ждет Этлинг, о чьих планах можно было только догадываться, так мало нам было известно о нем.

– Они, скорее всего, высадятся на юге и попытаются захватить Лондон, как это сделали мы в свое время, – продолжал ФитцОсборн. – Король Гийом поспешил вернуться из Нормандии и сейчас разбил лагерь в Вестминстере. Он не может позволить городу пасть. Вот почему ему нужен каждый здоровый мужчина, которого он сможет завербовать в южных графствах, каждый шлем с кольчугой, топор и даже вилы, чтобы отбить датчан.

– Тогда нам следует сделать то же самое, – предложил я. – Мы должны поднять фирд не только вдоль Вала, но по всей Мерсии.

Фирдом называлось крестьянское ополчение, собранное графами и шерифами; боевые сотни в нем формировались из земляков и родственников. Конечно, эти мужчины были не воинами, а крестьянами, по большей части не способными отличить один конец копья от другого, и было бы глупо полагаться на их умение и стойкость со щитом в стене. Я предложил созвать фирд не ради их боевого умения, а только для увеличения нашей численности.

– Мы можем призвать их, но это не значит, что они придут, – сказал ФитцОсборн. – И у меня не так много людей, чтобы я мог разослать их по графствам для раздачи повесток, не сейчас, когда противник может появиться в любую минуту. Ситуация в Уэссексе отличается от нашей, там люди ненавидят и боятся датчан. Мерсийцы же не захотят воевать с соотечественниками. Если они и соизволят поднять копья, то только для того, чтобы перебежать на сторону Эдрика и воевать рядом с теми, кто уже присоединился к нему раньше.

– Что же тогда? Если король не пришлет нам людей, с кем мы будем защищать Шрусбери, не говоря уже обо всей остальной Марке?

Он не ответил. Конечно, он был близким другом короля и одним из самых доверенных его советников; эти двое знали друг друга еще со времен юности, потому что оба воспитывались при графском дворе в Нормандии. Раз король оставил без поддержки своего самого верного слугу, это было неоспоримым доказательством, насколько серьезной он считает датскую угрозу.

Около стола стоял стул, и ФитцОсборн упал на него, спрятав лицо в ладонях и испустив разочарованный вздох, больше напоминавший стон.

– Все так плохо, милорд? – спросил я.

– Враги наступают со всех сторон, а мы только и делаем, что лаемся и грыземся друг с другом, как стая дикий зверей. – Он показал головой и болезненно поморщился. – Как стая волков, – пробормотал он.

На мой взгляд, это замечание могло относиться только к одному человеку. Возможно, именно из-за него ФитцОсборн пребывал в таком плохом настроении.

– Вы говорите о графе Гуго? – уточнил я. – Я слышал, сегодня утром он вернулся в Честер.

Он резко вскинул голову, словно я подслушал его мысли. На самом деле, эту связь было очень легко установить.

– Гуго, – сказал он с тяжестью в голосе. – Он предпочитает воевать только за собственные интересы. Все его самомнение и вера в собственную исключительность не может скрыть того факта, что он всего лишь мальчишка, вздорный ребенок. Он всегда поступает по-своему, не принимая советов и не слушая никаких доводов. И все это в ущерб общему делу, как сейчас, когда он оставил нас без четырехсот копий, в которых мы так нуждаемся.

– Говорят, что некоторые из баронов собираются последовать его примеру, – я вспомнил слухи, переданные Беатрис. – Они хотят покинуть лагерь и вернуться в свои усадьбы.

– Думаешь, я этого не знаю? Думаешь, у меня нет людей в лагере, и я собираюсь полагаться на обрывки слухов, что ты можешь мне принести?

– Я не имел в виду, что вы не знаете.

– Ну, конечно, нет, – согласился он с легким сарказмом. – К счастью, я отлично знаю всех этих баронов, и в ближайшее время объясню им, насколько они заблуждаются.

– Но, милорд, – сказал я, пытаясь сдержать разочарование, – их наказание станет еще одной причиной отказаться от нас. Не лучше ли будет успокоить их обещаниями золота, серебра и всего остального, что они надеются получить от войны?

– Я разберусь с ними по собственному усмотрению, – отрезал он. – Я не нуждаюсь в твоих советах.

Тогда зачем он вообще вызвал меня сюда, если не собирался ни наказывать, ни искать совета и поддержки, подумал я? Может, он забыл?

– Всего этого можно было бы легко избежать, – с горечью произнес он. Его пальцы сжались в кулак, костяшки побелели. – Я надеялся, что отправив диверсионную армию за Вал, смогу справиться с Эдриком и валлийцами до того, как они соберут свои войска. Теперь вместо этого я вынужден сидеть здесь и ждать, когда они явятся к нам, и молить Бога, чтобы у нас было достаточно сил отбиться.

– Мы найдем способ, – сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. – Когда придет время, они побегут от нас за Вал с поджатыми хвостами. Мы устроим им такую бойню, какой они никогда не видели.

Возможно, я говорил это себе, потому что ФитцОсборн не слушал. Наверное, он полностью ушел в свои мысли, так как продолжал:

– Враги обложили нас со всех сторон, дразнят и готовятся наброситься на нас, а мы бессильны сделать что-либо вообще!

Его глаза вспыхнули яростью, когда он со всех сил хлопнул кулаком по столу так, что стеклянный кубок опрокинулся. Стиснув зубы, он схватил и кубок и кувшин и запустил их в стену, откуда они разлетелись осколками, разбрызгивая повсюду алые капли.

Впрочем, это его не удовлетворило. Он вскочил с места, ухватился за край стола и с треском опрокинул его, а затем, выругавшись, снова повернулся к окну.

В течение многих лет мне приходилось разговаривать со многими влиятельными баронами, но ни один из них не забывался настолько, чтобы потерять контроль в присутствии человека более низкого ранга, вроде меня. И хотя я уже наслышался рассказов о крутом нраве ФитцОсборна, я впервые стал свидетелем его проявления. Я во второй раз спросил себя, сколько вина он успел выпить за сегодняшнее утро? Естественно, он был зол на ситуацию, в которой мы оказались, но я подумал, что ему следует приберечь толику гнева для себя самого, за то, что недооценил силы противника и сам послал нас в эту безнадежную экспедицию. И все же я не мог не думать, что бой при Мехайне мог закончиться иначе. Если бы Итель не поддался жажде мести, если бы его брат не пошел за ним, то их жизни и жизни их людей не были бы растрачены впустую. Они могли спасти нас от разгрома и бегства. Жаль, что они так и не поняли, что в подобные моменты безумие, отчаяние и храбрость могут решить судьбу целого королевства.

Все эти мысли пролетели в моей голове, пока я ждал, когда же ФитцОсборн нарушит молчание. Наконец он заговорил, его голос звучал тише, и я подумал, не является ли это признаком, что буря миновала?

– Вся рушится прямо на глазах, – сказал он. – Все, что мы так упорно строили последние четыре года, рассыпается в прах: королевство подобно дому с гнилыми стенами, чья кровля обваливается под весом соломенной крыши. Мы пытаемся залатать прорехи, но все напрасно. Ветры воют все яростнее, дожди хлещут и день и ночь, и мы не можем ничего сделать, чтобы сохранить наше жилище.

Я снова не нашелся, что ответить, если, конечно, он вообще ожидал услышать мой голос. Его спина сгорбилась, и я был не совсем уверен, помнит ли он о моем присутствии.

Из окна доносились звуки команд с тренировочной площадки, а также визг пил и стук молотков строительных рабочих. По пути сюда я видел, как они устанавливают острые колья во рву, чтобы сдержать противника, который попытается с ходу захватить городские стены. Ничего не будет оставлено на волю случая. Конечно, ФитцОсборн должен был помнить, что произошло в прошлом году в Эофервике, когда Мале решил, что одних стен будет достаточно, чтобы не пустить осаждающих; но только горожане, пришедшие на помощь штурмующим ворота нортумбрийцам, заставили его вернуться в замок, потеряв по пути большую часть норманнского гарнизона. Мы не могли ни повторить ту ошибку, ни позволить себе успокоиться чувством ложной безопасности; именно поэтому так много усилий тратилось сейчас для устройства дополнительных укреплений.

И все же, если ФитцОсборн был прав, даже этого могло оказаться недостаточно, чтобы остановить Эдрика, валлийцев и всех остальных, кто угрожал нашему королевству. В минуты смятения люди обычно обращаются в поисках уверенности к своим лидерам, но даже этой поддержки я не мог сейчас получить от ФитцОсборна. Казалось, он утратил надежду защитить не только Марку, но и Англию в целом. В отличие от некоторых других вельмож, которых я знал на протяжении многих лет, я всегда считал его грозным бойцом, сильным соперником даже для первых князей христианского мира. Убежденный и непоколебимый лидер, он внушал уважение всем: от беднейшего рыцаря до самого короля Гийома, который, как говорили, обращался к нему за советом чаще, чем к любому из своих соратников. Однако сегодня я увидел его с другой стороны, и привычное восхищение исчезло, словно с моих глаз отдернули расшитую завесу. Стоя в той красивой комнате, я чувствовал странную неловкость, как будто стал свидетелем того, что не предназначалось для моих глаз.

Я осторожно прочистил горло.

– Милорд, если вы больше во мне не нуждаетесь, я должен вернуться к своим людям.

Он не соизволил ответить, просто рассеянно махнул рукой, и я понял, что могу быть свободен. Без лишних слов я оставил его уныло пялиться во двор в полном одиночестве, и тихо затворил за собой дверь. Как только я сделал это, беспокойные мысли вновь зароились в моей голове, и тихий голос в глубине сознания произнес: что, если он был прав?

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Рынок в Шрусбери стал тише. Вероятно, большая часть купцов предпочла отправиться в более безопасные порты, где они могли продавать свои товары, не опасаясь в один прекрасный день обнаружить у себя в животе валлийскую сталь. И все же, пробираясь обратно мимо тюков шерсти и клеток с курами и дикой птицей, я обрадовался, заметив в торговых рядах знакомое лицо.

– Бартвалд!

Эта повозка с алыми и зелеными вымпелами по бортам и задумчивый серый мул не могли принадлежать никому другому. При звуке своего имени купец посмотрел вверх. Сначала он не видел меня, но когда я, обогнув пару фургонов, подвел Найтфекса прямо к его повозке, по его лицу расползлась улыбка.

– Лорд Танкред, – сказал он, крепко пожимая руку, когда я наклонился к нему с седла. – Я слышал, вы пережили немало приключений. Значит, валлийцам не удалось убить вас.

– Пока нет. – Я улыбнулся в ответ. – И надеюсь, у них это никогда не получится. Что ты здесь делаешь?

– Продаю и покупаю, – ответил он. – А что же еще? Нет лучше места, чтобы делать деньги, чем город, в котором расположилась армия.

– И нет лучше места, где можно выгодно продать новости.

– Вы слишком хорошо меня знаете, – сказал он. – Честно говоря, я мало что могу добавить к уже известным новостям. И все же, я оказался прав насчет Дикого Эдрика с валлийцами, а?

– Да уж, – признал я. – Правда, не могу сказать, что это знание мне очень помогло.

– Я вижу, вы носите ковчежец, – заметил он, кивая на бронзовый крест у меня на шее. – Я думал, он найдет место на алтаре вашей церкви. Кажется, священник был заинтересован в нем больше, чем вы.

– Он попросил меня не снимать реликвию, чтобы святой мог защитить меня в бою, – сказал я. – И так как я все еще жив, то полагаю, он хранит меня.

– Должен сказать, что жалею об этой сделке. Моя жена очень огорчилась, когда я сказал ей, что продал святые мощи всего за фунт серебра. Она бы никогда не согласилась на эту цену. Она даже стукнула меня по голове. – Он потер затылок. – Я потом несколько дней ходил с шишкой.

– Значит, твоя жена теперь здорова?

– Ну, вполне, спасибо, – вежливо поблагодарил он. – Вообще-то она крепкая женщина, сильная, как бык.

– Надеюсь, болезнь к ней больше не вернулась?

– Болезнь, милорд? – Бартвалд нахмурился, а потом, кажется, вспомнил. – Ах, да, – поспешно сказал он. – Ужасное было время, слава Богу, теперь все хорошо. Честно говоря, я не видел ее в лучшем здравии, чем сейчас. – Он указал на ковчежец. – Но думаю, ее с нами не было бы, если бы не помощь благословенного святого Матюрена.

– Матюрен? – перебил его я. – Ты же говорил, что это святой Игнатий.

– Игнатий, конечно, – ответил он, внезапно покраснев до корней волос. – Я так и хотел сказать. Волосы святого Игнатия.

– То есть кость.

– Что?

– Ты мне сказал, что это косточка с его ноги.

– Точно! – воскликнул он, просияв, как будто только что доказал свою правоту. – Кость с ноги, в самом деле.

Разочарованный, я сдался. Я подозревал, что Бартвалд просто морочил меня, но не был полностью уверен. Бесполезно было пытаться вывести его на чистую воду. Несмотря на всю мою симпатию к нему, мне часто казалось, что мы играем в некую игру, правила которой я не совсем понимаю. Хуже того, в результате этой игры я всегда оказывался в проигрыше. Быстрый на словах и уверенный в манерах, Бартвалд имел вид человека, способного продать вам вашу собственную рубашку, если решит, что это может принести ему выгоду. И сумел бы убедить вас, что вы заключили хорошую сделку.

– Валлийцы придут, – сказал я. – Они знают, что мы ослаблены, а Бледдин, несомненно, захочет отомстить за смерть своего брата. Я не знаю, как скоро они будут здесь, но уверен, что ты не захочешь их дожидаться. Впрочем, мы могли бы обратиться к ФитцОсборну, чтобы он дал тебе копье и отправил на стену защищать город.

– За меня не опасайтесь, – успокоил Бартвалд. – Обещаю, что мы с Квилмендом, – он потрепал шею мула, – уберемся отсюда задолго до появления врага.

– Квилменд? – Мое знание английского было далеко от совершенства, но я уже знал достаточно, чтобы перевести это слово. – Ты назвал этого кабысдоха Мучителем?

– Выбирайте выражения в его обществе, – быстро сказал он, зажимая руками уши мула и с негодованием глядя на меня. – Он мой верный друг и очень даже сильный. Просто не любит выставлять напоказ свои достоинства. На прошлой неделе один человек попытался ударить моего мула, так он укусил его за руку так, что оттяпал все пальцы, кроме большого. Если бы он захотел, то наверное, мог бы и голову наглецу снести.

Не догадываясь, что мы говорим о нем, Квилменд продолжал печально жевать свое сено. Над его спиной жужжали мухи, и он иногда лениво взмахивал хвостом, чтобы отогнать их.

– Тогда постарайся, чтобы слухи о нем не дошли до ФитцОсборна, – предупредил я. – Если он узнает, что твой мул такой бравый вояка, он поставит его в первом ряду со щитом.

– Я никогда не говорил, что Квилменд убил кого-то вреднее мухи. Честно говоря, он совсем не кровожадный, просто не привык давать себя в обиду.

Он оставил меня на минуту, чтобы переговорить со своим соотечественником, седобородым стариком, который предлагал жареную на палочке курицу в обмен на горшочек мази, один из тех, которые купец расставил на скамейке перед своей тележкой.

Сделка была заключена, и Бартвальд вернулся ко мне, уже разрывая жареную курицу на куски.

– Извините меня, – сказал он между двумя глотками. – Я давно не ел. Не хотите ножку?

Я поблагодарил, отказался и уже собирался спросить, где он успел побывать после нашей последней встречи, как он махнул куриной ножкой в сторону церкви Святого Элмунда на другой стороне площади.

– Ваши друзья? – спросил он.

К нам направлялся отряд из пяти рыцарей во главе с Беренгаром. После возвращения из экспедиции я, как мог, избегал его, и сейчас у меня не было ни малейшего желания видеть его рожу.

– Не совсем, – ответил я.

Сказка о том, как Беренгар захватил в бою валлийское знамя, уже начала распространяться по лагерю, так что теперь все вокруг пели ему дифирамбы, чествуя как героя за его подвиги и количество убитых врагов. Кое-кто даже начал поговаривать, что именно он убил Риваллона, и хотя мы оба знали, что это неправда, он не делал никаких попыток отрицать это.

Толпа расступилась, чтобы дать дорогу ему и его свите. По лицам рыцарей я догадался, что все они вместе с Беренгаром были в моей диверсионной армии и сохранили непоколебимую преданность ему. Как обычно, Беренгар сохранял кислый вид: не припомню, чтобы я видел его с другим выражением лица.

– Болтаешь с нашим врагом, Танкред? – сказал он, останавливаясь перед нами. – Или собирался сказать мне, что ничего не знаешь?

– Не знаю чего? – спросил я.

– Мы должны арестовать всех оставшихся в городе странствующих торговцев и коробейников и конфисковать их товары. Сегодня утром был отдан приказ.

Я нахмурился.

– Это еще зачем?

– Чтобы помешать им продавать сведения о нашей численности и расположении на ту сторону Вала. Трое уже признались в шпионаже в пользу противника. Не сомневаюсь, что и остальные развяжут языки, когда мы правильно зададим им вопросы.

– Почему я не слышал об этом?

Беренгар пожал плечами.

– Откуда мне знать?

Он сурово уставился на Бартвалда, хотя англичанин всем своим видом показывал, что не замечает норманнов.

– А теперь, если у тебя больше нет вопросов, я намерен задержать этого человека и отвести его в замок.

Я не двинулся с места.

– Кто дал этот приказ?

– Сам ФитцОсборн дал мне это задание.

– Он не упоминал об этом при мне, – удивился я. – Я говорил с ним не больше получаса назад.

– И поэтому ты полагаешь, что я лгу? – усмехнулся Беренгар. – Думаешь, ты теперь такая важная персона, что он будет обсуждать с тобой все свои решения? После всего, что случилось, тебе повезет, если тебя не бросят в яму в собачьем ошейнике. По крайней мере, он должен был понять, что зря доверял тебе. Он и так слишком долго был слеп. Мы-то все давно уже поняли.

Он оглянулся на пятерых своих товарищей, которые согласно захихикали. Я уже успел привыкнуть к этим детским шуточкам и не реагировал на них. Беренгар спрыгнул с коня и, встав передо мной, вытянулся во весь рост.

– Если не желаешь присоединиться к своему английскому другу, я предлагаю тебе убраться с моего пути, – сказал он.

Мы смотрели друг другу в глаза. Он был немного выше меня и, как мне показалось, обладал более длинными руками, что давало ему некоторое преимущество в ближнем бою, но толстое пузо наверняка мешало ему двигаться быстро и уверенно держать равновесие.

– Ну, подвинь меня, если хочешь, – предложил я.

Он ответил мне вопросительным взглядом, словно ожидал, что одного его слова будет достаточно, чтобы заставить меня отступить. Как будто я должен был выполнить любой приказ, исходящий от этого сукина сына. Не зная, что делать дальше, он несколько мгновений удерживал мой взгляд, прежде чем неторопливая улыбка расплылась по его лицу; рассмеявшись, он повернулся к своим друзьям.

– Он думает, что сможет остановить нас. – Он повысил голос, чтобы все вокруг могли услышать его, и широко развел руки, как бы призывая толпу в свидетели моего упрямства. – Он думает, что может пренебречь приказом ФитцОсборна.

Кое-кто из продавцов и покупателей поворачивали головы, чтобы посмотреть на нас, но большинство предпочло отойти подальше. Даже не понимая французской речи, они уже догадались, что сейчас здесь произойдет нечто такое, в чем им не хотелось бы участвовать. Женщина поспешила отвести своих детей вниз по улице, тревожно оглядываясь на ходу через плечо. Фермер с сыном, гнавшие стадо свиней с другой стороны площади, решили не пытаться пройти мимо нас, а обойти более длинной дорогой по боковым улочкам.

– Это не имеет ничего общего с ФитцОсборном, – сказал я Беренгару. – Ты просто хочешь отомстить мне.

Он плюнул на землю, едва мне не на ногу.

– Я с тобой не ссорился, – заявил он не совсем убедительно. – Много чести для такого бараньего дерьма, вроде тебя. А теперь либо иди в овечью задницу, из которой вылез, либо увидишь, как я выпущу тебе кишки.

– Ты не сможешь убить меня, – ответил я. – Еще прежде чем достанешь меч, я насажу тебя на свой клинок, и квакнуть не успеешь.

Он подошел ближе, так что я уже чувствовал на лице жар его смрадного дыхания, и видел все оспины на щеках.

– А я тебя не боюсь, Танкред. Может, кто и дрожит перед твоей репутацией, но я вижу тебя насквозь. Ты ничем не лучше любого из нас и так же смертен. Если отойдешь в сторону, я остановлю свою руку. В противном случае, ничего не обещаю. Тебе решать.

Положив ладонь на диск, венчающий рукоять его меча, он другой рукой дал знак своим сопровождающим. Они спешились и, вынув из ножен мечи, встали полукольцом вокруг нас с Бартвалдом. Позади нас стояла телега к Квилмендом, который продолжал жевать сено, не обращая внимания на все происходящее.

– Не самое мудрое решение, милорд, – заметил Бартвалд.