Текст книги "Сладкие папики (ЛП)"
Автор книги: Джейд Вест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Глава 32
Кэтти
Слова, которые не хочет слышать ни один наездник. Перелом плато большеберцовой кости. Я имею в виду, я не дура. Я знала, что все плохо. Как только приземлилась, то сразу же услышала треск. Похожий на треск ломающейся ветки – самый сюрреалистический звук.
А потом была боль.
Так много боли.
И страх. Страх за меня, но главным образом за Самсона.
Мой бедный пушистый мальчик.
Меня доставили в какую-то шикарную больницу, любезно оплаченную моим отцом, и в кои-то веки я не стала спорить о том, чтобы принять от него что-то. Мне просто снова хотелось ходить, хотелось когда-нибудь вновь ездить верхом и, если это был мой лучший вариант, с радостью согласилась.
Меня продержали там больше недели. Первые дни были самыми тяжелыми. Я была прикована к постели и мучилась каждый раз, когда напрягался какой-нибудь мускул, каждый раз, когда ворочалась в полусне. Через три дня мне привезли инвалидное кресло, но садиться и вылезать из него стало настоящим испытанием, и все это ради того, чтобы Рик, Карл или мама катали меня туда и обратно по коридору. Однажды мы вышли на улицу, в маленький больничный садик, но мне не хотелось находиться там, не хотелось вдыхать запах травы или чувствовать дуновение ветерка на своем лице. Осознание того, что мой пушистый мальчик, скорее всего, заперт где-то, напуган и одинок, заставляло мой желудок сжиматься.
Первые несколько дней я постоянно видела его во сне, представляла каждый раз, когда закрывала глаза. Снова и снова переживая те ужасные мгновения, жалея, что не потратила больше времени на подготовку, жалея, что была такой безрассудной, такой чертовски глупой.
Я задавала так много вопросов о том, где он, как у него дела.
Порванные сухожилия на правой передней ноге. Как поверхностные, так и глубокие сухожилия сгибателя. Они лечили его с помощью холодного компресса, поддерживая копыто с помощью опорных скоб. Остальное сделает отдых. Много отдыха.
Было сомнительно, что я когда-нибудь снова сяду на него верхом.
Это разрывало мое сердце на куски.
Вряд ли они того стоили – ни экскурсии на инвалидных колясках, ни визиты, на которых ежедневно настаивали Рик, Карл и мама, – но я заставляла себя улыбаться, говорить «спасибо», заставила себя идти дальше. Папа тоже зашел с цветами и большой яркой открыткой «выздоравливай скорее». Но это будет не скоро. Даже и близко нет.
Хирург подождал, пока опухоль спадет настолько, чтобы можно было оперировать, и тогда появились штифты, винты и большой рваный шрам на моей икре.
Я старалась не смотреть на него. Старалась не думать о нем. Старалась не позволить мраку поглотить меня.
Режим был напряженным, а дни были длинными. Физиотерапия на колене, лекарства от боли, сканирования, обследования, и консультации.
И вот, наконец, после самых долгих десяти дней моей жизни, меня отпустили домой.
Я заплакала, увидев, на что пошли Карл и Рик. Они вкатили меня внутрь с «та-да», и столовой больше не было, вместо нее на первом этаже была спальня. Они перенесли свою кровать – нашу кровать – с верхнего этажа и поставили комод для моих вещей. Они даже повесили несколько фотографий: я и они, я и Самсон, я и мама.
– Чтобы поднять тебе настроение, – сказал Рик. – Круто, да? Номер для восстановления Кэтти. Будут массажисты и коктейли... полный роскошный комплект…
– Вам не нужно было все это делать, – всхлипнула я, но Карл поцеловал меня в макушку.
– Мы хотели, Кэтти, мы оба этого хотели.
– Не думай, что мы не скучали по тебе, красотка, – сказал Рик. – Без тебя здесь так пусто. Похоже, ты нас здорово зацепила.
Я улыбнулась сквозь слезы.
– Ну да, вы меня тоже здорово зацепили.
Мы должны были быть осторожны. Мое положение между парнями больше не было безопасным, и я была перемещена на внешний край, в то время как они оба спали на некотором расстоянии, чтобы не задеть меня, но они тянулись пальцами, чтобы коснуться моих. Это было утешением. Они стали моим утешением.
Они стали для меня всем на свете, даже глазом не моргнув.
Вы даже не представляете, как много вы принимаете как должное, пока каждая мелочь не станет невыполнимой задачей. Встать с постели, одеться, сходить в туалет. Попить, принять душ, немного перекусить.
Любое подобие скромности или личного пространства, которым я когда-либо наслаждалась, было предано забвению. Они купали меня, одевали, вытирали мою задницу. Они приносили мне еду, устраивали поудобнее и развлекали.
Они заставляли меня улыбаться, когда мне не хотелось улыбаться, заставляли смеяться, несмотря на боль. Они заставляли меня забыть о моей печальной ситуации, когда были рядом со мной, продолжая любить меня так же сильно, как и раньше.
И как же я их за это любила.
Я любила их так сильно, что плакала по ночам, пока они спали, оплакивала свое счастье иметь их, хотя все остальное превратилось в ничто.
Я любила их за все, что они делали, но больше всего за то, что они возили меня к Самсону, хотя и не думали, что я готова к этому.
– Где же он? – спросила я, когда машина повернула в противоположную сторону от конной больницы. – Разве он больше не в Сайренчестере?
Карл покачал головой, и вид у него был настороженный, хитрый.
– Что? – спросила я. – Где он, Карл? – Меня охватила паника. – Они не могут отправить его обратно в подворье! Там никого не будет! Никого, кто мог бы о нем позаботиться!
– Он не в Вулхоуп, – ответил Карл. – Он недалеко.
– Где это «недалеко»?
Карл, отвечая, смотрел прямо на меня.
– Он в доме твоего отца. У них есть все необходимое, Кэтти.
Я не могла отрицать, что мое сердце болело.
– А кто о нем заботится? Кто собирается быть рядом с ним?
– Верити, – просто ответил он. – Верити и команда конных физиотерапевтов. У него все хорошо, обещаю тебе.
– Верити?! – Я с трудом могла это понять. – Верити заботится о моем Самсоне?
Он кивнул.
– Ты сама все увидишь.
Они катили меня мимо стойл, которые я так ненавидела в детстве, и чувствовала, как колотится мое сердце, тошнота грозила превратиться в рвоту.
Рик и Карл были такими тихими, все подворье было тихое. Пара лошадиных морд высунулась, чтобы поздороваться, но ни одна из них не была моим Самсоном.
Они подкатили мое кресло к стойлу в самом конце. Я затаила дыхание. Едва осмеливаясь взглянуть.
И вот он был здесь.
Самсон высунул голову из-за перегородки, навострил уши, но я едва могла разглядеть его сквозь слезы. Облегчение, чувство вины и любовь – все смешалось воедино.
– Помогите мне встать, – попросила я, ерзая на кресле, и хотя Рик и Карл запротестовали, они все же помогли мне подняться, держа меня достаточно высоко и устойчиво, пока я обнимала руками шею Самсона. – Прости меня, – всхлипнула я, уткнувшись лицом в его гриву. – Мне так жаль.
Я наклонилась над перегородкой, чтобы посмотреть на него, но его передние лапы по-прежнему были перевязаны, опухшие и больные. Но он все еще оставался собой, счастливым, вынюхивающим мятные леденцы.
– С ним все будет в порядке, – сказал Карл. – У него все хорошо.
– Я сделала это, – плакала я. – Это моя вина. Это все моя вина.
– Не валяй дурака, – сказал Рик. – Ты была великолепна, вы оба были великолепны. Это просто несчастный случай, вот и все. Просто одна из тех гребаных ужасных вещей, которые иногда случаются.
Я отрицательно покачала головой.
– Мне хотелось победить, это было все, о чем я думала. Я была так глупа, эгоистична и безрассудна.
– Это была доля секунды, – сказал Карл. – Одна доля секунды невезения. Все на этом поле хотели победить, Кэтти. Каждый. Это была не твоя вина.
– Посмотри на него. – Голос Рика был таким теплым. – У него все в порядке. Он уютно устроился в своем стойле с бесконечным запасом сена и мятных леденцов. И, наверное, думает, что у него гребаный отпуск.
Эта мысль заставила меня рассмеяться, и немного сопливо и мокро и, без сомнения, совершенно непривлекательно, но эти парни крепко держали меня и целовали мои волосы, так что я чувствовала себя хорошо.
– Ты снова прокатишься на нем, – сказал Карл. – Просто дай ему время. Не отказывайся Кэтти, ни от него, ни от себя.
– Я никогда от него не откажусь, – сказала я.
– И от своей мечты. Не отказывайся от своей мечты.
– Я мечтала о соревнованиях с Самсоном. И владеть подворьем Джека. – Я вздохнула. – Теперь этого нет.
– На какое-то время, – сказал Карл. – Но это не навсегда. Это еще не конец.
– Харрисон Гейблс, стажировка, подворье… Самсон… все исчезло.
Они не произнесли ни слова.
Что они могли сказать?
Они опустили меня обратно в кресло, и я уже устала, но мне не хотелось уходить.
– Можно мне минутку? – попросила я. – Просто хочу немного посидеть с Самсоном.
– Конечно, – ответил Карл, и они оба взъерошили мне волосы, давая немного пространства.
Я поговорила с моим мальчиком, сказала ему, как сильно скучала по нему, как была счастлива, что он был в безопасности. Сказала ему, что найду ему новый дом, где-нибудь на пастбище, где можно будет поправиться, где будут другие лошади и люди, которые помогут мне хорошо о нем заботиться.
Сказала ему, что люблю его, как сильно я всегда любила его, как горжусь, что он так старался ради меня.
Я покраснела, услышав позади себя шаги, не в силах достаточно повернуться, чтобы увидеть, возвращался за мной Рик или Карл.
– Привет, Кэтти, – произнес голос, и у меня по коже побежали мурашки, а сердце бешено заколотилось.
Я затаила дыхание, когда моя сестра шагнула в поле моего зрения, готовая к злорадствам о том, какой глупой я была, что приехала сюда.
Но она этого не сделала.
Она вообще ничего такого не делала.
Верити тут же пустилась в объяснения по поводу нынешнего состояния здоровья Самсона. Она рассказала мне, как его лечат, какие обезболивающие тот принимает и каков план его выздоровления.
Говоря это, та прислонилась к перегородке его стойла, и мой пушистый мальчик боднул ее, будто она была кем-то, о ком он заботился, кого он знал.
Мне было трудно это осознать.
Она погладила его между ушей и улыбнулась ему.
– Он действительно хороший парень, – сказала Верити. – Самсон такой добродушный, Кэтти, и у него такие хорошие манеры. – Она посмотрела на меня. – Ты так хорошо с ним справилась. Он – доказательство хорошего наставника.
Я покачала головой.
– Он всегда таким был.
Она прочистила горло.
– Ты была великолепна там, на поле. Ты так хорошо справлялась.
Глаза запекло от слез.
– Нет. Я была безрассудна.
– Не повезло, – сказала она. – Тебе просто не повезло. Вот и все.
Я пожала плечами, меняя тему разговора.
– Не могу поверить, что он здесь, что ты заботишься о нем. Спасибо. – Я встретилась с ней взглядом. – Я знаю, что у нас были разногласия…
Верити рассмеялась.
– Ага, ну, можно и так сказать.
Я тоже тихо рассмеялась.
– Некоторые разногласия. – Я сделала паузу. – Но спасибо тебе. Он так важен для меня.
Она улыбнулась, и улыбка достигла ее глаз.
– Без проблем. – Верити переминалась с ноги на ногу, и я позавидовала, просто мне тоже хотелось стоять на своих двоих. – Кэтти, я просто хотела кое-что сказать. Мне нужно сказать, что прошу у тебя прощения.
– За что?
Она покачала головой, будто я сошла с ума.
– За все. Я была просто ребенком… но я была…
Мега сукой. Психичкой. Ужасной маленькой коровой, которая испортила все мои шансы узнать моего отца.
– …напугана, – продолжила она. – Я была напугана.
– Напугана? – Эта мысль показалась мне странной. Чуждой. Она никогда не выглядела напуганной. Ни разу.
Верити пожала плечами.
– Моя мама всегда учила нас, что нападение – лучшая форма защиты. Никакой пощады, покажи им и все такое. – Она вздохнула. – Потом появилась ты, и все только об этом и говорили. Все, о чем говорил папа. Кэтти такая милая, Кэтти такая красивая, такая добрая. Веди себя хорошо с Кэтти, присматривай за Кэтти.
У меня кровь застыла в жилах.
– И я испугалась. Боялась, что ты нравилась ему больше. Боялась, что ты заберешь мои вещи. А ты была такой милой и доброй. А я такой не была. Я ненавидела это. Ненавидела тебя.
– Ты ясно давала мне понять это, – сказала я, но в моем голосе не было враждебности.
– Мне просто хотелось извиниться. Я имею в виду, что на работе ты намного лучше меня… ты могла бы злорадствовать… и я бы не винила тебя, не винила бы за то, что ты унизила меня или выпендривалась… это было бы справедливо…
– Мне хотелось, – призналась я. – Несколько дней.
– Но ты этого не сделала.
– Нет, не сделала. Это не то, кто я есть.
Верити рассмеялась.
– Хотела бы я сказать то же самое о себе.
– Возможно ты сможешь, – сказала я. – Каждый день – это новое начало.
– Именно этого я и хочу, – призналась она. – Однажды, я имею в виду. Новое начало. – Она выглядела такой нервной. – Увидев тебя за работой, я все как-то переосмыслила. А потом с Самсоном, ты так хорошо шла по трассе. Действительно великолепно. У меня была лошадь, которая несла меня, но ты, ты действительно ехала… ты и он. – Она похлопала его. – Мне просто хотелось извиниться, не то что бы это чего-то стоило, но теперь, когда Самсон здесь, и вы с папой налаживаете отношения. Я просто решила сказать это.
– Спасибо. – Я не могла придумать, что еще сказать. – Я очень ценю твою помощь с Самсоном. Действительно ценю.
– Ты снова поскачешь на нем, – сказала она. – Просто дай ему немного отдохнуть.
– Много времени отдохнуть.
Она не стала спорить.
– Да и твоей ноге станет лучше…
– В конечном итоге. – Я улыбнулась, потому что она была права. Будет лучше. – Могло быть и хуже. У него получилось. Мы оба еще здесь.
– И вы все еще сможете делать что-нибудь вместе, и если ты захочешь ездить верхом, когда тебе станет лучше, я хочу сказать, что ты всегда можешь покататься на одном из моих, просто пока Самсон… – Верити перевела дыхание. – Мне бы этого хотелось.
Слишком много, слишком скоро, но я продолжала улыбаться. Эмоции клубком свернулись в животе, я снова почувствовала себя маленькой и слабой. Но и сильной тоже. Я чувствовала все это одновременно.
Я попыталась поднять настроение.
– Я так расстроена из-за Харрисона, – призналась я. – Это к разговору о всяком происходящем дерьме. Тебе придется сделать для меня несколько фотографий. Я хочу знать все. – Я рассмеялась. – Тебе придется думать обо мне, ковыляющей на костылях, пока ты будешь узнавать секреты от лучшего наставника, который когда-либо существовал. – Я щелкнула пальцами, но это было добродушно, настолько добродушно, насколько я могла сделать это. – Везучая сучка.
Похоже ей не показалось это смешным, и я почувствовала себя странно виноватой.
– Но я… – Верити прочистила горло. – Мы отменили встречу с Харрисоном. Я отменила встречу с Харрисоном. Не навсегда, просто пока тебе не станет лучше.
Кровь отхлынула от моего лица, а челюсть отвисла.
– Ты сделала это?
– Ага. – Ее глаза блестели. – Не только из-за тебя, конечно. – Она громко фыркнула, но это было забавно. – Я планирую остаться в офисе после стажировки. Думаю, что могу специализироваться на маркетинге. Мне это нравится.
Я совсем забыла про стажировку. Она кажется в таком далеком прошлом.
– Это очень много значит для меня, – сказала я. – Харрисон. Мне действительно хотелось…
– Я знаю, – ответила она. – Это и моя мечта тоже.
Я чувствовала себя подавленно и неловко.
– Ты должно быть очень занята, все время на работе и присматриваешь за Самсоном… очень много забот…
– Есть немного, но у меня так же есть люди, которые мне помогают. Я не могу взять на себя всю ответственность.
Я улыбнулась.
– Я найду ему другое подворье, заберу его, как только приду в себя и смогу что-нибудь придумать.
Она пощекотала ему нос, но не отрывала от меня взгляда.
– Тебе не нужно сильно напрягаться, – хихикнула она.
Я уставилась на нее.
– Что прости?
Верити посмотрела на меня так странно, будто я ударилась головой.
– Вулхоуп… – начала она. – Конечно же, он вернется в Вулхоуп? В конце концов, я имею в виду, он может оставаться здесь так долго, как ты хочешь.
Я вздохнула. И приготовилась произнести это.
– Подворье было конфисковано. И выставлено на продажу. – Мне все еще было больно. – Он туда больше не вернется.
Она выглядела такой растерянной, по-настоящему растерянной. А потом на ее лице появилась улыбка.
– Ты ведь не знаешь, да? Черт возьми, ты действительно не знаешь.
– Не знаю чего?
– Между прочим, это прекрасное место с огромным потенциалом. Я понимаю, почему ты так сильно хотела его, понимаю, почему это была твоя мечта. – Она вздохнула, но улыбнулась. – Черт, я не должна говорить. Действительно не должна.
Я покачала головой.
– Что? Я не… – И тут меня осенило. Ну конечно же.
Но я даже не осмеливалась надеяться.
– Карл, – сказала я, уже оглядываясь в поисках его. – Ты хочешь сказать, что Карл купил подворье? – Но я знала. Конечно, тот это сделал. Конечно, он купил подворье. – Боже… О Боже мой…
Меня трясло. Отчасти от эйфории, отчасти от головокружения от этой мысли, отчасти от страха, ошеломления. От злости, что он сделал это.
Но я была так благодарна, что едва могла дышать.
Я покатила обратно к машине, мои пальцы покалывало, а сердце бешено колотилось, но Верити выскочила передо мной.
– Подожди, – сказала она. – Это не…
– Что? – проговорила я. – Так оно мое или нет? Я просто не… – Я вздохнула. – Я не знаю, что и думать. Не знаю, что мне делать.
– О, оно твое, – ответила она, и ее глаза были яркими и счастливыми. – Только не Карл купил его для тебя. Это папа.
Глава 33
Кэтти
Жизнь такая странная штука.
Такая хорошая и такая плохая одновременно.
Верити оказалась права насчет подворья. Оно стало моим. Подписано, скреплено печатью и доставлено.
– Я как раз собирался сказать тебе, – сказал Карл. – Я бы и сам его купил для тебя, но твой отец не захотел отступать. – Он сделал паузу. – Мне хотелось позволить ему сказать тебе, когда ты будешь готова услышать это. Готова увидеться с ним.
– Но почему? Как он это сделал? – Я уставилась на него, и Карл встретился со мной взглядом, прежде чем вырулить на главную дорогу, и я поняла. – Как много ты рассказал ему?
– Достаточно.
– Ясно. – Я улыбнулась. – Ты рассказал ему о моем ужасном музыкальном вкусе? О моих дурацких кроличьих тапочках?
– О да, – ответил он. – Я все рассказал ему. Рассказал ему, что ты по утрам ешь яйца, что ты смотришь ужастики, только если потом можешь посмотреть детские передачи, как ты перепрыгиваешь через три ступеньки, когда спешишь утром.
– Больше нет.
– Ты будешь делать это снова. Ты просто должна верить в это. – Он потянулся к моей руке. – О, и я рассказал ему, что ты читаешь надписи на бутылочках шампуня, когда сидишь в туалете.
– Ты этого не сделал! – Я чувствовала, как горят мои щеки.
– Нет, – подтвердил Карл. – Не сделал, но это было бы забавно.
– Ты же понимаешь, что он разрушил твои маленькие планы узнать отца, – проронил Рик с заднего сиденья. – Он уже все ему рассказал. Больше нечего рассказывать. Скучно.
Я рассмеялась.
– Тогда мне придется придумать что-то новенькое, не так ли? Чтобы держать его в напряжении.
Что я и сделала.
Я действительно придумала кое-что новенькое. Совершенно новые мечты.
Они медленно выстраивались, как корни, уходящие под землю. Так медленно, что я не чувствовала их, эти мечты, растущие в моем сознании.
Вулхоуп всегда будет рядом, когда бы я ни захотела, папа ясно дал мне это понять, передавая документы.
У меня никогда не было такого долгого неловкого объятия, но, кажется, он не возражал.
Джек остался присматривать за домом, держа ферму и рабочие помещения за низкую арендную плату, пока его бизнес не встал на ноги, а все остальное ждало меня, с небольшим доходом от поступлений за постой других лошадей в подворье.
Это займет некоторое время. Много времени.
Прошла целая вечность, прежде чем мне разрешили ходить на костылях, несмотря на то, что я практически ничего не могла делать, не имея свободных рук.
К счастью, Рик был рядом, мой постоянный компаньон, и на самом деле моя придумка с «Кэт-Рик» оказалась не такой уж безумной. Рик позволял мне следить за тем, что тот делал, давая возможность заменить практику по маркетингу, которую пришлось оставить, и мне это нравилось. Мне нравилось работать с ним, нравилось подбрасывать ему идеи и наблюдать, как они обретают форму прямо у меня на глазах.
Некоторые из них были откровенно так себе, а некоторые в моей голове выглядели лучше, чем в реальности, и я знала, что Рик потакал мне. Но даже так, некоторые идеи все же были хороши. Некоторые из моих идей были очень даже хороши. И я улыбалась, наслаждаясь этим. Счастливая.
На костылях стало легче видеться с Самсоном, легче было делать все, тем более что моя нога становилась более дееспособной. Сначала на десять процентов, потом на двадцать. Чтобы стало пятьдесят, казалось, ушла целая вечность, а потом в один прекрасный день я снова набрала полную силу. И вновь смогла стоять самостоятельно.
Только потом мне снова пришлось учиться ходить, и это было сложнее, чем я думала. Гораздо сложнее.
Учиться снова трахаться получилось более органично.
Не думаю, что мои мышцы когда-нибудь позволят мне забыть это.
Даже когда моя нога все еще была бесполезна, когда я лежала в постели не имея ни малейшего желания двигаться, даже тогда, в самые мрачные моменты, когда казалось, что лучше никогда не настанет, мне все еще хотелось этих красивых парней.
Я не могла получить их, но отчаянно хотела.
Мне оставалось только смотреть, как они овладевают друг другом.
Такие трудности. Пришлось преодолевать такие ужасные трудности. Жизнь иногда такой отстой, верно?
Была одна приятная вещь, которая поразила меня больше всего во всей этой печальной реальности моего несчастного случая, через все это – всю боль и унижение от того, что я не могу ничего сделать для себя самостоятельно – эти два невероятных мужчины ни разу не колебались, ни разу не заворчали, не огрызнулись, не потребовали тайм-аут.
Они ни разу не посмотрели на меня так, словно я перестала быть той девушкой, в которую они влюбились.
Они не любили меня меньше, они не хотели меня меньше.
И они не стали брать меня меньше. Но я постепенно становилась готова к этому. Медленно, очень медленно, но верно.
И, может быть, именно это начало для меня все менять.
Уже наступила зима, когда я впервые почувствовала нежелание принимать по утрам противозачаточные таблетки. Сначала я отбросила эту мысль и все равно приняла ее, решив, что это глупый гормональный всплеск, и это желание снова пройдет.
Но этого не произошло.
На самом деле нет.
Возможно, это было в целом несущественно. Лишь дыра во временной шкале моих мечтаний. Вынужденный перерыв, пока я поправлялась, а Самсон отдыхал на пастбище. Я имею в виду, что у меня не было никакого интереса наполнять свое подворье новыми лошадьми, никакого интереса заменять Самсона другой лошадью, даже если бы могла это сделать. Мои мечты о школе верховой езды были сильными, но далекими, отдаленными во времени, и возможно это стало причиной, по которой я впервые задумалась о детях.
А, может быть, это было немного связанно с изменением моих отношений с собственной семьей. Моих собственных мыслей о семье, и раздумий о том, как это могло бы быть для меня при других обстоятельствах. Какой могла бы быть моя жизнь. Какой становилась жизнь с мамой и папой, которым я могла верить, без всякой лжи, гноящейся под поверхностью. С сестрой и двумя братьями, которых я по чуть-чуть узнавала, немного лучше с каждым днем.
Но в основном, думаю, это было связано с Карлом и Риком.
Все дело в том, что они были рядом со мной, любили меня, заботились обо мне и помогали мне, когда я в них нуждалась.
Может быть, это было связано с тем, что они всегда ставили меня выше себя, мое расписание по приоритету было выше их собственного.
Может быть, потому что они были такими сильными. Или то, как Карл помогал Самсону, когда я не могла, оставался рядом с ним, когда я не могла. Или то, как Рик крепко держал меня за руку в машине скорой помощи и ни разу не отпустил.
Может быть, потому что приближался день рождения Карла, и я знала, знала, как сильно тот хотел иметь полную семью, знала, как сильно тикали его внутренние часы. Знала, как много это для него значило.
Я уверена, это было связано с тем, как он крепко обнял меня, когда его день рождения, наконец, наступил, и тот сказал мне, что я в течение некоторого времени значу для него больше, чем все это, больше, чем его мечта, больше, чем стать папой к сорока годам, и быть достаточно молодым, чтобы наслаждаться всеми вещами, которые делают молодые папы.
То, как он сказал, что мы будем вместе долго, мы втроем, с малышом или нет.
Я была важнее его мечты.
Он поставил меня выше своей мечты.
Поэтому так легко было захотеть поставить его выше изодранных остатков моей мечты.
Но, несмотря на все это, все эти размышления, все причины, которые могли бы способствовать этому, я думаю, что это было действительно довольно просто, когда дело дошло до этого.
У меня были тело, сердце и разум, и, по крайней мере, двое из них отменили мое решение избегать тему детей всю мою жизнь.
По крайней мере, двоих из них хотели ребенка Карла. И Рика тоже. А другая часть, мой голос разума? Ну, в голову это желание тоже приходило.
Мои яичники начинали воспламеняться каждый раз, когда они входили в комнату, каждый раз, когда они улыбались и смеялись, и говорили мне, что это было оно, что это были мы. Надолго.
Навсегда.
Я чувствовала боль в животе при мысли о том, чтобы держать их ребенка на руках, моего ребенка. Нашего ребенка.
При мысли о том, что мы будем одной семьей.
И вот однажды утром я не выпила противозачаточную таблетку. Просто положила ее обратно в коробку и больше не доставала.
Я следила за своими месячными, подготовила на телефоне один из тех графиков рождаемости, и молчала, пока не стану готова поговорить об этом.
До тех пор, пока моя нога не стала бы в порядке достаточно, чтобы принять их обоих одновременно.
Я шлепнула Рика по руке, когда он попытался помочь мне подняться наверх.
– Я могу сделать это сама, – сказала я и высунула язык. – Теперь я снова на ногах.
– Попался, – сказал он. – Это просто предлог, чтобы полапать тебя, ты же знаешь.
– Конечно, так и есть.
Когда мы вошли в спальню, Карл уже был в ванной, голый, готовый лечь в постель, его член был наполовину тверд. Он улыбнулся нам, пока чистил зубы, и мой живот странно затрепетал. Я присоединилась к нему в ванной, Рик тоже, счастливо умываясь в тишине, а напряжение гудело между нами.
Я сбросила одежду и осторожно подняла ногу, изучая исчезающий шрам, как делала это каждый вечер.
Но Рик и Карл смотрели не на него, а на меня, не сводя с меня глаз.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Карл, указывая на шрам.
Я улыбнулась.
– Я в порядке. Очень даже хорошо. Так же хорошо, как и в последние двадцать раз, когда ты меня спрашивал.
– Просто хотел убедиться, – сказал Карл. Он умылся и вытерся полотенцем, а я ждала, опустив руки ему на талию, когда тот повернется.
– Вы оба, – начала я. Я посмотрела на Рика, на его легкую улыбку. – Я хочу вас обоих, сразу. Как мы делали это раньше…
– Делали раньше? – спросил Рик. – Я думал, мы уже достаточно занимались этим.
Я покачала головой.
– Не один за другим, не по очереди, а сразу оба.
– Уверена, что справишься с этим? – спросил Карл.
– Уверена. – Я взяла их за руки, обоих, и повела в спальню, где схватила телефон. Я открыла свое приложение, мои ладони стали липкими, а сердце бешено колотилось.
Я подняла свой календарь, но им потребовалось некоторое время, чтобы понять. Карл посмотрел на меня, потом на Рика, протянул руку к телефону и уставился на мои маленькие заметки на экране.
– Ты имеешь в виду…
– Ребенок, – сказала я. – Я хочу ребенка.
Я думала, что он упадет в обморок, думала, что они оба упадут в обморок. Прекрасный момент потрясения, когда пришло осознание.
Карл сел на кровать, притянул меня к себе, и я поняла, что сейчас произойдет.
– Ты не должна этого делать, Кэтти, как мы уже и говорили. Это не условие, мы прошли через это. Я прошел через это.
Я покачала головой.
– Дело не только в тебе, – сказала я. – Это и для меня тоже. Это то, чего я хочу.
Он поднял брови.
– Ты хочешь этого?
Я кивнула.
– Я думала об этом целую вечность, это не какая-то прихоть… я уверена, я убедилась, что уверена, определенно уверена, прежде чем сказать что-то…
– Ты действительно хочешь ребенка? – спросил Рик, широко улыбаясь. – Мы правда собираемся сделать это?
– Правда, – сказала я. – Правда, правда. Правда, правда, правда.
– Не знаю, что и сказать… – начал Карл.
– Тогда и не надо. – Я поцеловала его. – Ничего не говори. – Я улыбнулась. – Просто сделай мне ребенка.
Я осторожно приподнялась, стараясь не трясти ногой, и они вдвоем смотрели на меня достаточно долго, чтобы заставить меня покраснеть и хихикнуть.
– Ну же, – рассмеялась я. – Я плодовита максимум три дня, и никогда не забеременею, если вы оба будете только пялиться на меня.
Карл посмотрел на Рика, и тот пожал плечами. Затем он подошел ко мне, и уже был тверд. Прижался к моему бедру великолепным пирсингованным членом, а горячим ртом прижался к моей шее, скользнув пальцами меж моих бедер.
– Она не шутит, – сказал он Карлу. – Поверь мне, она в полном порядке. Киска не лжет, и она абсолютно гребанно прекрасно влажная. – Он раздвинул мои половые губки, просунул два пальца внутрь, и я застонала для него, глядя прямо на Карла, когда Рик покрутил пальцами и нашел то самое местечко.
– Пожалуйста, – сказала я. – Ну же, Карл.
Он двигался медленно, пока его глаза не сфокусировались и не ожили, остановившись на моих.
– Меня не нужно просить дважды, – сказал он.
Он занял позицию с другой стороны от меня, прижимаясь так осторожно, так нежно к моей ноге, но я была в порядке, так что обхватила его коленом и притянула ближе к себе.
Я взяла оба члена в руки, медленно двигая ладонями, наслаждаясь тем, как они ощущались, наслаждаясь тем, как парни двигались, как они толкались в моей хватке.
Я улыбалась, когда они целовали меня, один за другим, влажными поцелуями, пока те не стали размытыми – мы трое вместе, горячие рты и дыхание, пальцы Карла присоединились к пальцам Рика в моей киске.
Это заставило меня застонать, заставило меня работать над этими членами сильнее, быстрее, заставило кровать под нами скрипеть, когда мы передвинулись для большего.
Карл убрал от меня свои мокрые пальцы. Он сжал мою грудь, щелкнул по вершинке соска, затем опустил голову и втянул его в рот.
– Блядь, да, – проговорил Рик и взял Карла за волосы, а потом прошептал-прорычал такие грязные слова. – Соси и представляй себе те большие наполненные молоком сиськи, которые у нее будут, разве это не будет чем-то особенным? Это будет чертовски круто, Карл. – Он спустился с кровати, и его дыхание коснулось моей киски. – Я собираюсь наполнить тебя, – прошипел он, и его голос был таким грязным. – Я сделаю тебе ребенка, Кэтти. Я буду смотреть, как твой живот будет расти, и ты будешь такой красивой, ты будешь такой чертовски красивой. Все, что мы когда-либо хотели.
