Текст книги "Сладкие папики (ЛП)"
Автор книги: Джейд Вест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
– Этого всегда было достаточно! – Ее боль отзывалась в моем животе, я чувствовала ее, как свою собственную. – Ты научила меня быть сильной и верить в себя. Научила меня тому, что ценность человека находится внутри, в его сердце и душе. Научила меня сосредотачиваться на том, что важно, и не обращать внимания на то, что неважно. Ты научила меня упорно трудиться и тому, что нужно прикладывать усилия, если хочешь получить результат. – Я сжала ее руки. – Я именно такая, какая есть, благодаря тебе, мам. Как я могу ненавидеть тебя? Ты верила в меня, несмотря ни на что.
– Но я удерживала тебя от твоего отца, который мог бы предложить тебе так много. – Она всхлипнула. – От возможностей, которые могли бы быть у тебя, как и у Верити. Школы, и каникулы, и лошади. Я ненавижу себя за это. Как я могла оставить тебя без этого? Только потому, что мне было страшно? Только потому, что это был слишком большой риск? Потому, что ты казалась такой молодой?
– И я не хотела этого, ничего из этого. И вовсе не поэтому мне так грустно. – Я закрыла глаза. – Мне грустно из-за того, что я провела все свое детство, думая, что он не хотел меня. Мне грустно, потому что, возможно, я не дала ему шанса узнать меня, а не потому что упустила что-то из этих вещей. Все это ничего не значит.
– Мне жаль, милая. Мне так жаль.
Я покачала головой.
– Я не злюсь, мама. Не могу злиться. – Я вздохнула. – Это не только твоя вина. Он тоже должен был сказать мне. Но ничего не сказал, просто отвез к себе домой и попытался впихнуть не на мое место. Он мог бы мне все рассказать. Он должен был мне рассказать.
– Мы оба должны были рассказать тебе.
– Но теперь это в прошлом. Дело сделано, то сделано. К тому же, ты научила меня и тому, как сосредотачиваться на самом важном, что не нужно плакать над пролитым молоком или тем, что мы не можем изменить.
– Я старалась учить тебя всему, что знала. Не то, чтобы мне было чему тебя учить, малыш. Я и сама была не так уж мудра, знаешь ли. – Мама откинула волосы с лица и выглядела такой подавленной.
– Но ты была! Ты научила меня быть той, кто я есть. Я сильная, счастливая, я стараюсь изо всех сил. Всегда. Как ты и учила меня.
– Но я же не была честна! Я не научила тебя этому. – Она все еще была бледной. Все еще печальной. – У нас не должно было быть никаких секретов, Кэтти. Секреты всегда выходят наружу, и они всегда разъедают людей изнутри. Секреты разрывают семьи на части, вызывая трещины, которые невозможно залатать. Это может случиться сейчас, и это будет только моя собственная вина. Это то, чего я заслуживаю. Это всегда было бомбой замедленного действия, ожидающей своего часа, чтобы взорваться. Я только успокоилась. Спустя столько лет, казалось, что самое страшное уже миновало.
Секреты.
Иногда их легче оставлять таковыми.
– И что теперь? – спросила мама. – Что будет теперь?
Я пожала плечами.
– Я подумаю. А потом подумаю еще. – Я вздохнула. – Не знаю, мам. Но я с этим разберусь.
– Мне так жаль, Кэтти. Может быть вы еще сможете навести мосты… может быть, еще не слишком поздно.
– Я в замешательстве, мам, и все равно думаю, что он придурок. Это ничего не меняет. Он все равно обращался с тобой как с дерьмом. Его дети все еще остаются отвратительными для меня. И я все еще чувствую себя никем в его шикарном, роскошном поместье.
– Не надо ненавидеть его, милая. Он не такой уж плохой человек. И никогда не был плохим человеком. Просто жизнь иногда бывает… сложной. Не все всегда идет по плану, не все получается так, как ты ожидаешь или хочешь… Все не так просто. Люди не так просты.
Я прочистила горло.
– Секреты, – проговорила я. – Так много секретов.
Мама кивнула.
– Слишком много. Их было слишком много. Но больше ничего нет, обещаю. Больше никаких секретов. С меня хватит секретов. Мне надоело прятаться, бояться правды. Всегда лучше знать, даже если это трудно. Даже если говорить правду пугает тебя.
Я посмотрела в окно, сквозь шторы была видна большая часть Range, и мое сердце внезапно заколотилось.
Слова просто вырвались наружу.
– Говоря о секретах, – начала я. – Пора рассказать тебе один из моих.
Глава 27
Карл
Я не спускал глаз с окна в гостиной, хотя сквозь шторы почти ничего не было видно. Мои ладонь вспотели, в горле пересохло, и я испугался, что мое откровение принесло больше вреда, чем пользы. И все же я не мог спорить со своей интуицией, с той непреклонной частью меня, которая настаивала на том, чтобы говорить правду, говорить ее такой, какая она есть, черт бы побрал последствия.
Черт бы побрал мой длинный гребаный язык.
Я закрыл глаза и позвонил Рику, готовясь получить по заслугам. Его голос был бодрым, блаженно веселым, пока я не рассказал ему, что сделал.
Долгий вздох, и я представил себе, как он качает головой, ходит туда-сюда, вполголоса проклиная меня.
– Мистер «Длинный гребаный язык» снова наносит удар. Господи, Карл.
– Ей нужно было это знать. Это было несправедливо, ни для кого. Ни для нее тем более.
– Я чертовски надеюсь, что она думает также.
Я откинул голову на сиденье.
– Как и я.
– И что теперь, хм? Каков твой грандиозный план?
Я пожал плечами, хотя он и не мог меня видеть.
– Я подожду, привезу ее домой, выслушаю. Мы выслушаем. Ей самой решать, как поступить дальше в этой ситуации.
– Из твоих уст это звучит так просто. – Он вздохнул. – Будем надеяться, что ты ничего ей не испортил. Она была счастлива, Карл. Не уверен, что она оценит твои добрые намерения, особенно в краткосрочной перспективе.
– Оценит, – сказал я и был в этом уверен. – Кэтти сильная, она твердо стоит на ногах. У нее есть голова на плечах. – Я снова посмотрел на окно, все еще без изменений. – Она справится с этим, Рик, я знаю, что справится.
– Ты не оставил ей выбора. – Он застонал. – Только будь осторожен, ладно? Больше никаких грандиозных откровений, мои нервы этого, блядь, больше не выдержат.
– Я уже раскрыл все карты, – сказал я. – Нечего больше раскрывать. Я уже все выложил.
– Спасибо тебе, блядь, за это. – Я услышал, как он прикурил сигарету. – Ты хочешь, чтобы я приехал?
– Не нужно, – ответил я. – Нет смысла сидеть здесь обоим. Я создал этот беспорядок.
– Просто привези нашу прекрасную девочку домой, когда она будет готова. Мы со всем разберемся вместе, все втроем.
– Привезу.
– Позаботься о ней, ладно? И обязательно позаботься о себе тоже.
– Хорошо, мамочка. – Я вздохнул и заставил себя сказать еще одну правду. Ту, которую обычно произношу не так легко. – Я люблю тебя, Рик.
Я услышал удивление в его голосе.
– Я тоже люблю тебя. – Он слегка рассмеялся. – Даже твой гребаный болтливый рот.
– Не притворяйся, что любовь к моему рту для тебя тяжкое испытание, Ричард. – Я улыбнулся. – Увидимся позже.
Я занялся рабочими электронными письмами, но усилия были наполовину бесполезными. Мне не хватало мотивации, и нервы мои были на пределе. Час превратился в два, а два – в три. Наступил теплый вечер, а моей голубоглазой девочки все еще не было видно. Я просто надеялся, что с ней там все в порядке, надеялся, что она получит ответы, которые так долго отрицала. К тому времени, как Кэтти снова появилась, я уже бросил свой планшет и телефон, наслаждаясь последними лучами солнца, когда наступили сумерки. Она задержалась на пороге, обмениваясь прощальными словами с мамой, и они, казалось, были в полном порядке. Улыбки. Крепкие объятия.
Я выпрямился на сиденье и с замиранием сердца смотрел, как она приближается к машине.
Она скользнула на пассажирское сиденье, и ее щеки были опухшими и заплаканными, хотя глаза были сухими.
– Все хорошо? – спросил я.
Она кивнула.
– Поехали.
Ее мама помахала, когда я отъезжал, и Кэтти подняла на прощание руку.
Я подождал, пока мы отъедем подальше от ее дома, прежде чем решился заговорить, но Кэтти опередила меня.
Она вздохнула, громко и глубоко, и еще глубже вжалась в спинку сиденья.
– Мои мысли в полном беспорядке, – объявила она. – Сплошное месиво.
– Мне жаль, – ответил я. – Это из-за меня.
– Нет. Это не так. – Она протянула руку и взяла мою. – Ты сказал мне правду, спасибо тебе. Я имею в виду, это отстой, но спасибо. Похоже, мне чего-то не хватало – людей, которые скажут все как есть.
– Всегда, – сказал я. – Я всегда буду говорить тебе правду.
Я чувствовал на себе ее взгляд, хотя мой был обращен на дорогу.
– Я была там очень долго. Спасибо, что подождал.
Я улыбнулся.
– Я всегда буду ждать, если понадоблюсь тебе, Кэтти. Это еще одна вещь, на которую ты можешь рассчитывать.
Она сжала мои пальцы.
– Я могу рассчитывать на тебя, – сказала она. – И я благодарна. Я действительно благодарна.
– Даже несмотря на то, что я причина беспорядка в твоей голове?
– Особенно потому что ты причина беспорядка в моей голове. – Она сделала глубокий вздох. – Я не знаю, что теперь будет. Я имею в виду, что может произойти? Что мне с этим делать? Что я могу с этим сделать? Но, по крайней мере, у меня есть шанс, да? У меня есть шанс сделать собственный выбор, узнать вещи такими, какими они являются на самом деле. – Она засмеялась странным тихим смехом. – Черт, Карл, я даже не знаю, с чего начать. Все это кажется мне безумием. Все, что я когда-либо знала, кажется мне… зыбким.
Я бросил на нее взгляд, и желание остановить машину и обрушиться на нее с объятиями угрожало овладеть мной.
– Почему бы тебе не начать сначала? И мы можем разобраться в этом вместе.
Она кивнула, снова вздохнув. Она дышала глубоко и ровно, не отрывая взгляд от дороги, когда мы выехали из Муч Арлока и повернули в сторону Челтенема.
И потом она начала с самого начала.
Я внимательно слушал, пока она говорила. Слушал рассказ о молодой девушке, которую бросил мужчина, которого она любила. О молодой девушке, которая была напугана и одинока, боясь, что власть имущие сочтут ее неподходящей матерью, потому что она не могла позволить себе вести более богатый образ жизни. Боялась, что отец ее ребенка, заберет его и увезет – еще одна украденная мечта. Она не могла позволить себе потерять его.
О молодой девушке, которая должна была сказать правду, но у нее не хватило смелости. О молодой девушке, которая упорно трудилась, чтобы дать своей дочери все, но не могла позволить себе вытащить голову из песка, чтобы дать ей отца.
– Не думаю, что она когда-нибудь сказала бы мне об этом, – призналась Кэтти. – Если бы он не узнал обо мне, я имею в виду. Я также не думаю, что она когда-нибудь сказала бы ему.
– И как ты к этому относишься?
Она пожала плечами.
– Я не знаю, что чувствую. Часть меня думает, что я должна злиться, но я не злюсь. Я имею в виду, я понимаю, почему она испугалась, почему солгала. Мне грустно, что она это сделала, но я понимаю. – Она помолчала. – Я так сильно люблю свою маму. Она – все для меня, она всегда была для меня всем. Она всегда была рядом, всегда видела во мне самое лучшее, всегда старалась изо всех сил. Я знаю, что она хотела как лучше.
– А как ты относишься к своему отцу?
Она снова пожала плечами.
– Это сложнее. Я просто не знаю. – Она вздохнула. – Я имею в виду, он все еще придурок. Он все еще бросил мою маму, все еще уволил ее. Он все еще тот парень с избалованными надоедливыми детьми, которые были чертовски злы со мной, он все еще тот парень, который пытался сделать меня той, кем я не являюсь, пытался сделать меня частью его семьи, а не узнать меня такой, какая я есть.
– А там есть какое-то «но»?
Она кивнула.
– Но он не бросал меня. Нет так, как я думала. Он даже не знал о моем существовании. Так как же он мог отказаться? Итак, как он мог быть рядом? Как он мог попытаться? Как я могу злиться на то, что он ворвался в мою жизнь, когда мне было десять лет? Он появился, как только смог. – Она уставилась в окно. – Я не знала его, да и не хотела знать. Я не хотела знать его, потому что не думала, что он хочет знать меня. Но я ошибалась. Я просто не знаю, к чему это приведет, как это все изменит. Это все такое… большое… такое… расплывчатое…
– Слишком много всего, что нужно осмыслить, Кэтти. Дай себе передышку.
– Как ты думаешь, Карл, что мне теперь делать? Что бы ты сделал?
– Это серьезный вопрос.
– Я знаю… но… – Она помолчала. – Я тебе доверяю.
– Я рад, но это не значит, что у меня есть правильные ответы. У тебя есть правильные ответы для тебя, Кэтти.
– А мне так не кажется.
Я протянул ее руку к своим губам и поцеловал пальцы.
– Ты умная, ты сильная. У тебя доброе сердце. Ты сделаешь правильный выбор.
– Все решения, которые я когда-либо принимала, были основаны на лжи.
Я покачал головой.
– Это не так. Твое сердце – это твое сердце, твоя душа – это твоя душа. Все это дерьмо с твоим отцом не меняет того, кто ты внутри, того, кем ты всегда была внутри.
– Ладно, значит большинство решений, которые я когда-либо принимала, основаны на лжи.
– Возможно, но сейчас это не имеет большого значения. Ты принимала самые лучшие для себя решения в то время и с теми фактами, которые у тебя были.
– Целый новый мир…
– Если ты этого хочешь.
Она вздохнула.
– Сейчас я не очень понимаю, чего хочу.
– Тогда начни с того, что ты действительно знаешь, и работай оттуда.
Я почувствовал, как она потянула меня за рукав, и у меня перехватило дыхание.
– Съезжай на обочину, – сказала она. – Впереди есть стоянка для грузовиков.
Я включил поворотник, направляя Range в сторону от дороги. Я поставил машину на нейтральную скорость и повернулся к девушке лицом.
– Что? – спросил я. – В чем дело? Что такое?
Ее глаза блеснули в последних лучах солнца, выразительные и смущенные.
– Я не знаю, чего хочу, Карл. Я не знаю, хочу ли я знать своего отца, или буду ли я разочарована, если узнаю, что он такой же придурок, каким я его и считала. Я не знаю, потеряла ли я что-то в детстве, потому что моя мама боялась позволить мне любить кого-то, кто не любил ее, и я не знаю, что это значит для моего будущего. Я не знаю, подрезала ли я себе крылья потому что поняла, что это нормально – довольствоваться тем, что не заставляю себя, не бросаю себе вызов, потому что бунтовала. Бунтовала против семьи, против которой была с самого начала. Я не знаю, хотела бы я того же, знала бы то же самое, делала бы то же самое, если бы знала больше, если бы знала, что я не нежеланная дочь.
– Тогда что же ты знаешь? – Я уставился на нее. – Почему мы здесь? Припарковались в такой глуши?
– Потому что я знаю тебя. – Она расстегнула свой ремень, и мой живот скрутило. – Потому что я знаю, что хочу тебя. Потому что ты единственное, что имеет для меня смысл прямо сейчас, ты и Рик. – Она потянулась ко мне, и я закрыл глаза. – Потому что ты такой прямолинейный, Карл. Потому что ты не уклоняешься от того, что ждет впереди. Потому что ты всегда рядом.
Я ухмыльнулся.
– Меня редко называют прямолинейным, Кэтти. Это вносит новые изменения.
– Рик прав насчет тебя, когда говорит, что ты лучший человек, которого он когда-либо знал. Ты лучший человек, которого и я когда-либо знала. Ты и Рик – лучшие мужчины, которых я когда-либо знала.
– Хватит, – проговорил я. – Тебе не нужно говорить все это.
Она улыбнулась.
– Ты будешь лучшим отцом, Карл. Ты именно такой, каким должен быть хороший отец. Преданный, честный и сильный. Добрый. Трудолюбивый. Поддерживающий.
От ее слов у меня по коже побежали мурашки. Мне пришлось сменить тему разговора. Я не мог этого вынести, даже мысли. На всякий случай. На тот случай, если это была ложная надежда.
– Твой отец не так плох, Кэтти. Честное слово. Я действительно думаю о том, что ты должна дать ему шанс. Начать все заново, с самого начала. С начала, которое у вас должно было быть.
Она была близко, так близко. Ее колени были на сиденье, ее дыхание на моей щеке.
– Поцелуй меня, – сказала она. – Именно этого я хочу. Это единственное, что я знаю.
– Рик дома, – проговорил я. – Он в нескольких минутах отсюда…
Она покачала головой, а потом ее губы коснулись меня, мягко прижавшись к моей щеке.
– Пожалуйста, – сказала она. – Поцелуй меня, Карл, прямо здесь.
Кэтти
Мое сердце бешено колотилось, а желудок весь сжался. Ноги у меня подкашивались, в горле пересохло, а жизнь казалась шаткой и словно чужой.
И все, чего я хотела, – это он.
Мужчину, который поставил на карту все, который шел дорогой истины и чести, куда бы она его не привела.
– Пожалуйста, – сказала я. – Поцелуй меня, Карл, прямо здесь.
Он повернул голову, и его губы оказались так близко от моих.
– Мы кончаем вместе или не кончаем вообще, – прошептал он. – Вот какие мы.
Я погладила его по лицу.
– Но ведь теперь нас трое, да?
– Да. Именно.
– Значит все должно измениться, не так ли? Двигаться вперед? Эволюционировать?
– Что ты имеешь в виду?
Его горячее дыхание коснулось моих губ, и я вдохнула его.
– Я люблю тебя, Карл.
Он перестал дышать, широко распахнув глаза.
– Я люблю тебя, и я люблю Рика. Я люблю вас обоих. Я люблю вас обоих вместе, и люблю вас обоих по отдельности. Иногда я хочу любить Рика, а иногда я хочу любить тебя, а иногда, большую часть времени, я хочу любить вас обоих вместе. – Я позволила ему осмыслить мои слова. – А иногда мне хочется, чтобы вы любили друг друга без меня. Вот как должно работать с тремя, Карл. Вот, как я хочу, чтобы это работало. Естественно, это кажется мне правильным.
– Кэтти… я не знаю…
Я прижала к его губам палец.
– Ты любишь меня, Карл? Я знаю, ты не любишь говорит это, но я спрашиваю тебя. И я знаю, что ты скажешь мне правду, потому что…
Он убрал мою руку от своего рта, и его губы прижались к моим. Он глубоко вздохнул, обхватил мое лицо и поцеловал меня. Он поцеловал меня так, словно любил меня.
А затем он сказал это.
– Да, я люблю тебя, Кэтти. – Он замолчал. – И Рик тоже, и он ждет нас дома.
Я представила себе Рика, его добрую улыбку, его прекрасное тело. То, как легко он любил.
Я кивнула.
– Ладно, – сказала я. – Поехали домой.
Его пальцы оказались в моих волосах прежде, чем я успела пошевелиться, удерживая меня крепко, удерживая меня неподвижно. На этот раз его рот был настойчив, его язык искал мой, его дыхание было неровным. Он низко застонал и притянул меня ближе, его тепло обжигало меня.
А потом он отпустил меня.
– Мы поговорим об этом, – сказал он. – Все мы. Мы заставим это работать втроем, вместе и по отдельности. Самое время.
Он выехал со стоянки грузовиков.
– Это по-настоящему, – произнесла я. – Я рассказала о нас маме.
Он приподнял брови, продолжая переключать скорости.
– Сегодня вечером вы действительно обсудили много вопросов. Что она сказала?
Я слегка рассмеялась, вспоминая этот момент. Шок, удивление, неловкие вопросы. И ты… с ними обоими? В одно и тоже время? И разве они…? Неужели они…? Как это работает, Кэтти? Как это вообще работает?
А как насчет будущего, Кэтти? А как же брак? А как же дети?
А потом мой шок, шок от того, что я ничего не отвергала, не говорила свое обычное объявление «я даже не хочу детей», которое я использовала с подросткового возраста.
Я сократила историю.
– Она сказала, что хочет встретиться с тобой. Должным образом. – Я улыбнулась. – Она хочет встретиться с вами обоими.
– Это уже что-то, – ответил он. – По крайней мере, она не убежала с криками. – Он ухмыльнулся. – И где же она хочет, чтобы это произошло? Мы могли бы пригласить ее куда-нибудь, хорошо, вкусно покушать. Поразить ее кулинарными изысками.
– Мы уже все решили. – Я посмотрела на него. – «Челтенем чейз». Я имею в виду, вы же придете, да? Вы ведь придете посмотреть на меня и Самсона?
Он сжал мое колено.
– Конечно, мы придем. Ни за что на свете не пропустим.
Так мы и решили.
Мама встретиться с моими парнями на «Челетенем чейз».
Сразу после того как мы с Самсоном отбросим мерзкую маленькую задницу Верити на обочину.
Глава 28
Кэтти
В офисе Страуда была та же высокомерная секретарша, которая осудила меня, когда я приезжала на собеседование. И обнаружила, что мне очень не хватает той детской футболки с надписью «укуси меня, детка». Однако этим утром она не бросила на меня укоризненного взгляда – ни в этом шикарном костюмчике и в моих шикарных туфлях.
– Дэвид Фэверли, – произнесла я, мой голос пронизывала уверенность, требовательность.
Она без колебаний набрала его номер.
– Мистер Фэверли, здесь ваша дочь. – Пауза. – Нет, сэр, мисс Смит…
Потом улыбнулась мне, когда закончила разговор.
– Он пришлет за вами кого-нибудь.
– Я сама дойду.
Та даже не попыталась остановить меня.
Я смотрела на свое отражения в зеркальных стенах лифта, такое непохожее на ту девушку, которая смотрела на меня в прошлый раз. Неужели я действительно так сильно изменилась? Как внутри, так и снаружи?
Я не была в этом уверена. Я ни в чем не была уверена. Потом глубоко вздохнула и заставила свое сердце успокоиться, когда двери со перезвоном распахнулись, и снова оказалась на административном этаже, среди кабинетов директоров и конференц-залов уровня совета директоров.
Еще один член бригады шейных платков направлялась вниз по коридору.
– Мисс Смит, я как раз шла за вами. Ваш отец ожидает в кабинете дальше по коридору и налево. Я провожу вас.
– Не стоит, – ответила я и ушла.
Я нашла его кабинет в самом конце коридора. Мистер Дэвид К. Фэверли. Генеральный директор.
Я постучала один раз, потом открыла дверь и сделала последний глубокий вдох, прежде чем протиснуться к его кабинет, словно слон в посудную лавку.
У него даже не было времени встать и поздороваться.
– Я знаю, – начала я. – Знаю, что мама соврала. Знаю, что она сказала тебе, что сделала… аборт. Я знаю, что ты не знал обо мне.
Его лицо стало бледным, очень бледным.
Точно таким же, как я представляла себе свое.
Точно такое, как было у моей мамы.
– Кэтти… Боже мой, я… – Он жестом пригласил меня сесть. Подняв телефон, тот кашлянул и набрал номер. – Отмени на сегодня все… да, все… мне все равно, он может подождать… спасибо. – Он положил трубку.
Я посмотрела в его окно. Небо было голубым. И всего лишь одно небольшое облачко. Просто хороший обычный летний день.
Он снова закашлялся.
– Это была… твоя мама? Она…
Я покачала головой.
– Карл.
Тот едва заметно кивнул.
– Карл, да. Конечно.
– Почему ты не сказал мне? – спросила я. – Ты мог бы сказать мне.
Он сцепил руки.
– Твоя мама переживала о том, как это отразиться на тебе. Она не хотела ворошить прошлое и была непреклонна с самого начала. Сказала, что мы должны начать все с чистого листа, чтобы не запутать тебя еще больше, чем это было уже сделано. – Он вздохнул. – Я согласился с этим.
– Почему ты согласился? Она же врала тебе больше десяти лет.
– Потому что я уважал твою маму, Кэтти. Уважал ее суждения. Я и сейчас это делаю.
Я не смогла сдержать смех.
– И поэтому ты ее уволил? Бросил ее, как бездомную собаку? Это было твое уважение?
– Такого никогда не было. – Он посмотрел прямо на меня. – Я совершил ошибки. Я поступил неправильно по отношению к твоей маме, Кэтти. Господь знает, что это было неправильно, и Господь знает, как я сожалею об этом, но с тобой… – Он сделал паузу. – Я был бы рядом с ней, был бы рядом с тобой. Но было уже слишком поздно. Я уже причинил ей вред. – Он обхватил голову руками. – Я любил твою маму, и Бог мне свидетель, я очень любил твою маму, но проиграл битву. Для нее все было кончено.
– Ты не очень сильно боролся, папа. Ни ради любви. Ни ради ребенка, которого она носила!
– Она сказала, что уже слишком поздно. – Его глаза были такими грустными. – Сказала, что не хочет иметь со мной ничего общего.
– И ты принял это? – Я старалась не сверлить его взглядом.
– Дома было все достаточно сложно. У меня были мальчики, а Оливия была беременна Верити. Я старался сделать лучший выбор, но все, что делал, было неправильно, Кэтти. Я был неправ, когда снова попытался быть с Оливией, был неправ, когда бросил твою маму, был неправ, когда принял ее заявление об увольнении, зная, что она уже однажды соврала мне о тебе.
Я удивленно подняла брови.
– Она ушла, не сказав, что беременна. Ни слова об этом. Я узнал все от ее подруги.
– И она сказала тебе, что уже слишком поздно?
– Да, сказала, что уже слишком поздно. И я поверил ей.
Я встретилась с ним взглядом, он говорил правду. Я чувствовала, как бурлят эмоции внутри меня, но продолжала дышать, стараясь сохранять хладнокровие.
– Мама любила тебя.
– И я любил ее.
– Но ты все еще спал со своей женой? Должно быть так и было.
Он покачал головой.
– Всего лишь один раз. Это была последняя попытка сохранить хоть что-то ради мальчиков.
– Как удобно, – усмехнулась я.
– Я и не жду, что ты поверишь мне.
– Я не знаю, чему верить. – Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Я думала, что все знаю, думала, что все понимаю, но нет. Это оказалось не так.
– Мне жаль.
Я улыбнулась, сдерживая слезы.
– Ага, тебе и всем остальным.
– Я должен был сказать тебе.
– Да, должен был. Может быть, все могло бы сложиться иначе. Возможно, у нас было бы больше шансов. – Я вздохнула. – Я никогда не давала тебе шанс. У меня никогда не было причины дать тебе шанс.
– Это моя вина, – сказал он. – Я все сделал неправильно. И сейчас я знаю это. – Он смотрел на меня остекленевшим взглядом. – Я просто был так… ошеломлен. И отнесся к этой ситуации так, как относился ко всему в жизни – просто нырнул в омут с головой, стараясь извлечь максимум пользы, но это был неправильный выбор.
– Мне там было не место… не с тобой… никогда…
– Это не так, Кэтти, – возразил он. – Я просто так плохо с этим справился, что ты не чувствовала себя там своей.
– Возможно, ты так думаешь, – усмехнулась я. – Но не Верити! Не Оливия! Не мальчики! – Я вытерла угрожающие сорваться слезы. – Они ненавидели меня!
Он поднял руки вверх.
– И это тоже моя вина. Я не подготовил их, не предупредил, а просто попытался собрать вас всех вместе. Они были так же потрясены, как и ты, так же потрясены, как и я.
– Но я не это имела в виду! Я не была злобной, противной и жестокой.
– Я не знал, что они все настолько усложняли, – сказал он. – Пока не стало слишком поздно. К тому времени ты уже не хотела знать их, не хотела знать меня. – Он протянул ко мне руки. – Я не мог достучаться до тебя, Кэтти.
– Но ты и не пытался!
– Ты бы не позволила мне.
И он был прав, я бы не позволила. Этого было бы слишком мало, слишком поздно.
– Вся эта ситуация хреновая, – произнесла я. – Все эти извинения.
Он тяжело вздохнул.
– Нет, Кэтти. Это только так кажется. Это может стать началом. Новым началом. – Он протянул руки еще дальше через стол. – Именно этого мне и хочется. Больше всего на свете. Это то, чего я всегда хотел.
– Мы совсем не знаем друг друга…
– Мы можем лучше узнать друг друга. В этот раз постепенно. Как и нужно было, Кэтти. Только ты и я.
– Я не знаю…
– Ты ведь здесь, не так ли? Это начало…
Я пожала плечами.
– Столько плохих эмоций… столько ненужных плохих эмоций.
– Теперь это уже не имеет значения. Теперь это не должно иметь значения.
– Ты мог бы быть с моей мамой, – сказала я. – Если любил ее.
Он снова вздохнул.
– Любовь – сложная штука, Кэтти. Я любил твою мать так сильно, что у меня перехватывало дыхание, но я любил и Оливию. Она была матерью моих мальчиков, хорошей женщиной, на которую я мог положиться. – Его плечи были напряжены. Так напряжены. – Понимаю, что ты можешь не видеть их такими, но Оливия и Верити – хорошие люди. Они просто очень не уверены, они очень робки. У них колючие сердца. Не то, что у твоей мамы, да и у тебя тоже.
– Это что, комплимент?
Он улыбнулся.
– Ты всегда заставляла меня гордиться тобой, Кэтти, с самого первого момента, как я тебя увидел. Я просто сожалею, что ты так и не поняла этого.
Слезы жгли глаза, но я не позволяла им пролиться.
– Это должно быть постепенно, – проговорила я. – Я просто… не знаю, как это должно сработать… после всего этого времени…
– Как ты хочешь. Ты сама решаешь. Не как в прошлый раз, в этот раз все будет в твоем темпе, Кэтти, как ты захочешь.
– Я не думала, что в прошлый раз тебе было не наплевать.
– Ты и понятия не имеешь, насколько мне было не наплевать. Вообще не представляешь. – Его голос был грубым и сдавленным.
Я снова почувствовала себя неловко – неуклюжей в своем костюме, маленькой в большом кожаном вращающемся кресле.
– Я лучше пойду, – сказала я. – Я сказала Карлу, что меня не будет час.
Он улыбнулся.
– Я слышал, как хорошо ты справляешься. Узнаю каждый день.
– Знаю, – призналась я. – Он рассказал мне.
– Рассказал?
– Я лучше пойду. – Я встала на ноги, протянула руку и почувствовала себя глупо. Но он все равно принял ее. – Мне жаль, – сказала я. – Что касается меня. За то, что не дала тебе шанса.
– Тебе не за что извиняться. Не за что. Только я должен извиняться. – Он крепко сжал мою руку. – Прости меня, Кэтти.
У меня перехватило дыхание. Я кивнула. Улыбнулась. Пожала его руку.
А потом отстранилась и пошла к двери, смахнув слезы прежде, чем выйти в коридор, но тут послышались шаги, и рука опустилась на мое плечо.
– Кэтти… – произнес он, и больше ничего не сказал. Он притянул меня и крепко прижал к себе, я была так напряжена, так напугана. – Мне так жаль. Я сожалею о твоей матери, сожалею о том, что сделал, и сожалею о том, что меня не было рядом.
Я кивнула и задержала дыхание, чтобы остановить слезы.
– Я люблю тебя, Кэтти, ты – моя дочь. Я всегда любил тебя.
Но я не могла сказать ему то же в ответ. Как бы мне этого ни хотелось, как бы ни хотелось верить ему, верить, что у меня есть папа и что этот папа любит меня, всегда любил. Как бы сильно ни колотилось мое сердце, как бы ни ныло в животе от той боли и всех забытых мечтаний, я просто не могла сказать этого в ответ.
Я не знала его достаточно хорошо, чтобы любить.
Я совсем его не знала.
Но возможно когда-нибудь.
Я обняла отца за плечи и стояла так достаточно долго, чтобы принять это.
И этого должно быть достаточно.
На сегодня.
Когда я подъехала к офису в Челтенеме, слезы снова начали жечь глаза, а мысли были в беспорядке. Печаль, потрясение и проблеск надежды.
И злость. Еще была злость.
Не на мою маму, которая сделала все возможное, несмотря на несколько неверных решений. Даже не на моего отца, который подвел ее и сам принял несколько неверных решений. Грандиозного масштаба.
Моя злость была на Верити.
Холодная стальная решимость в моем животе стала горячей, она брызгала и бурлила. Может быть, если бы она не была такой жестокой. Может быть, если бы та не заставляла меня чувствовать себя такой ничтожной, такой нежеланной. Может быть, тогда я смогла бы остаться, хотя бы настолько, чтобы узнать его, чтобы понять, что он не ненавидит меня.
Может быть, все было бы по-другому.
Я вздохнула про себя. Какое это теперь имело значение?
Я выдохнула всю свою боль, всю свою злость, выдохнула всю горечь, смятение и страх. А то, что осталось, – это я, та, которой была всегда.
